Текст книги "Принцесса и принц"

Автор книги: Анитта Нетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

14

Амалия, спотыкаясь, брела по замерзшему озеру. Время от времени она пыталась проломить лед, подпрыгивая на нем, но безуспешно. В безрассудном отчаянии она шла вперед и вперед. Озеро кончилось, и она оказалась в лесу. Совершенно окоченев, Амалия пробиралась сквозь чащу. Стало смеркаться. В полном изнеможении она присела под деревом, не имея ни малейшего представления о том, где находится.

– Зачем идти дальше, – слабо лепетала она, – я так устала. Мне надо отдохнуть.

Амалия опустилась на холодную землю и прислонилась к стволу большого дерева. Она прикрыла глаза и почувствовала, как блаженное тепло окутывает тело.

Ральф вскочил на коня и пустил охотничьих собак. Взволнованный, он поскакал к замку старой графини – надо дать собакам понюхать какую-нибудь вещь Амалии, чтобы они могли взять след.

Лаура вместе со слугами, с Пири и служанкой Амалии уже ушла на поиски. Лаура молилась, чтобы Господь сподобил ее найти сестру еще живой. Только бы она не утонула в озере, этого Лаура боялась больше всего.

Свора собак с громким лаем понеслась вниз, к озеру. Ральф скакал вслед за ними. Между тем начало смеркаться. Он в страхе поглядывал по сторонам, как и Лаура, надеясь, что поспеет вовремя. Еще он надеялся, что Лаура подняла ложную тревогу. Может быть, Амалия преспокойно сидит сейчас у соседей за чашкой кофе. Но он тут же отмел это предположение.

Еще издалека Ральф увидел, как собаки носятся вдоль кромки озера. Сердце его на секунду остановилось. Мысленно он уже видел свою любимую лежащей на дне. Но вот вся свора рванула по льду, а Ральф направил коня вдоль берега.

Лаура крепко сжимала ручку племянницы и продолжала молить Бога, чтобы Он спас ее сестру.

– Амалия, милая, хорошая моя, – шептала Лаура, – я никогда не хотела тебе плохого. Не умирай, прошу тебя, только не умирай!

Ральф уже следовал за собаками в глубь леса. Конь стал вязнуть в снегу, и Ральф спешился. Заснеженные ветки хлестали его по лицу, но он не чувствовал ни боли, ни сыплющегося за шиворот снега. Страх и тревога за Амалию гнали его вперед.

Лай послышался совсем рядом.

– Амалия! – крикнул он. – Отзовись!

Наконец Ральф добрался до собак, сбившихся в кучу возле дерева, и увидел Амалию, прислонившуюся к стволу. Она была похожа на спящего ангела. Ральф вскрикнул и нагнулся к ней. Никаких признаков жизни. Он в страхе схватил ее за запястье – пульс еле угадывался.

Дорога каждая минута. Ральф поднял женщину на руки и понес сквозь чащу к тому месту, где оставил коня. Потом завернул Амалию в свой плащ, положил поперек седла, вскочил на лошадь и послал ее в галоп. Пытаясь согреть неподвижное тело своим теплом, он крепко прижимал Амалию к себе и всю дорогу нашептывал ей нежные, ласковые слова. Но Амалия оставалась безжизненной.

Домчавшись до замка старой графини, Ральф первым делом позвонил врачу, затем отправил слугу в лес, чтобы вернуть домой Лауру и остальных ушедших на поиски.

Врач приехал быстро и сразу приступил к обследованию.

– Графине повезло, – заключил он, – она будет жить. Придется соблюдать строгий постельный режим в течение нескольких дней. Завтра утром я загляну снова.

Вскоре Амалия открыла глаза и увидела склонившегося над ней врача, который ободряюще подмигнул. Ральф хотел было проводить доктора до двери, но тот отмахнулся:

– Лучше побудьте возле своей подопечной.

Ральф благодарно кивнул и присел на краешек кровати.

– Я так за тебя испугался, милая, – говорил он, осыпая ее бледные щеки поцелуями. – Я люблю тебя и больше никогда с тобой не расстанусь.

Амалия печально улыбнулась.

– Ах, Ральф – Голос у нее был еще очень слабый. – Лаура любит тебя, не бери грех на душу. Ты должен на ней жениться, обещай мне это!

В комнату вбежала Лаура, которая услышала последние слова Амалии.

– Он не сделает этого! – сказала она ясным, твердым голосом. – Мы расторгли помолвку.

Она села рядом с Ральфом на край кровати и нежно погладила любимую сестру по щеке.

– Мама, мамочка! – подбежала маленькая Пири. – Почему ты лежишь в чужой кровати?

Девочка протиснулась между Лаурой и Ральфом, вскарабкалась к матери на кровать и обвила ее шею своими ручонками. Амалия не выдержала и разразилась рыданиями.

– Мамочка, а почему ты плачешь? – допытывалась Пири. – Я не люблю, когда ты плачешь. Разве кто-нибудь умер?

Амалия улыбнулась сквозь слезы:

– Никто не умер. Я плачу оттого, что люблю тебя.

Пири кивнула. Это она могла понять.

– Амалия, – осторожно начала Лаура, – прошу, поверь мне. То, что связывало нас с маркизом, было вовсе не любовью, а чудесной дружбой. Если ты не против, мы и впредь останемся друзьями. Ты поможешь нам в этом?

Амалия, растерянно переводя взгляд с одного на другого, неуверенно кивнула.

Лаура встала и взяла Пири за руку:

– Давай оставим маму и дядю одних. Ты мне поможешь сварить какао?

– О, конечно, я ужасно хочу пить!

Ральф неподвижно сидел возле своей любимой. То, что сделала Лаура, заслуживало восхищения. Он осторожно взял руку Амалии и заговорил охрипшим голосом:

– Любимая моя. Я не могу жить без тебя. – Он задохнулся от сильного волнения. – Хочешь ли ты стать моей женой? Прошу тебя, не говори «нет»!

Она посмотрела на него долгим взглядом:

– Да, Ральф, но не так скоро.

Он облегченно рассмеялся:

– Об этом уже позаботилась Лаура.

И он рассказал, что Лаура просила подождать со свадьбой, пока она не вернется из турне по Европе. Амалия села на кровати и залилась слезами счастья.

Спустя полгода Лаура вышла замуж за князя Эберхарда фон Раушенбаха, Амалия стала маркизой де Ровуа. Обе сестры долгие годы были счастливы в браке, пока не овдовели. Правда, Амалия осталась богатой вдовой и жила в Милане, а Лаура вела спокойную и размеренную жизнь в Раушенбахе, но это не мешало ей чувствовать себя счастливой и любить сестру не меньше прежнего.

Однажды, приехав погостить к сестре, Амалия подружилась с семьей де Ториак и стала крестной матерью новорожденной Кристины, у которой на пути к счастью тоже встала сестра.

15

Конечно, в замке Арнемлинг заметили исчезновение Кристины, и все были подняты на ноги.

Мать девушки только и делала, что стенала и плакала. Впервые за долгие годы виконт оказался сильнее супруги. Он согласился остаться в кавалерском доме еще на два дня, но не дольше. При этом он категорически запретил жене показываться на людях.

– Не хватало еще, чтобы об этой истории раструбили на весь свет, – сказал он. – И ни в коем случае не пытайся говорить с княгиней.

Возможный скандал интересовал Лотара куда меньше, чем судьба Кристины. Воображение рисовало ему жуткие картины, и он упрекал себя, что не сумел защитить и успокоить невесту. Но терзания молодого человека стали совершенно невыносимыми, когда родители Кристины, вернувшись в Раушенбах, позвонили и с тревогой сообщили, что Кристины нет и там. Не было ее и у крестной матери в Милане.

В конце концов истинное положение дел уже нельзя было дольше скрывать от больного князя. По просьбе княгини Катарины Теодор взял эту трудную миссию на себя.

Старый князь долго рассматривал снимок в газете.

– И кому же, интересно, пришло в голову, что Арнемлинг рухнет из-за этой картинки? – спросил он после гнетущей паузы. – Разумеется, я не приветствую такие вещи. Но ведь времена меняются.

– Я тоже так считаю, – поддакнул Теодор. – О подробностях тебе лучше спросить Катарину.

– А при чем здесь Катарина?

– Пусть она сама тебе расскажет. Но одно ты должен знать: твоя жена мечтает сделать наследником Бернарда. А поскольку из-за болезни ты выпустил бразды правления из рук…

– Бернарда? – перебил князь. – И еще эту занудную донну Айседору в качестве его жены?

Теодор кивнул. Старый князь задумался.

– Я хотел бы поговорить с Катариной. Не будешь ли ты так любезен прислать ко мне дворецкого? Хочу дать ему соответствующие указания.

– Только прошу тебя, не особенно волнуйся, – тревожась за брата, попросил Теодор. – Вся эта суета не стоит твоего внимания.

О чем говорили между собой за закрытой дверью князь и княгиня фон Арнемлинг, осталось тайной. Известно только, что после этого разговора княгиня несколько дней пролежала в постели якобы с тяжелой простудой.

Огласки никто не хотел, поэтому розыски сбежавшей невесты наследника Арнемлингов должны были проводиться самым неприметным образом. К счастью, подвернулся подходящий случай. Из расположенного неподалеку дома для престарелых исчезла психически больная обитательница. Начались поиски. Лотар предложил помощь, обещая привлечь своих людей.

Полиция с собаками прочесала ближний лес, обшарили и дно пруда, местами глубокого. Сумасшедшая старушка вскоре обнаружилась – целая и невредимая. Кристины же и след простыл. Лотар понял, что все его возможности исчерпаны, и в конце концов вернулся в Милан, где его ждали неотложные дела.

Кристина и в самом деле не переступала родительского порога. Она даже не ночевала в своей квартире: Лаура постелила ей на диване в своей гостиной.

Наутро Кристина, пребывая в самом спокойном расположении духа, сообщила гостеприимной старой даме, что отправится сейчас в родительскую квартиру – ей нужно принять душ и переодеться. Однако когда Лаура позвонила в дверь квартиры де Ториаков, чтобы пригласить Кристину к обеду, ей никто не открыл. Квартира оставалась точно в таком же виде, в каком ее покинули де Ториаки перед отъездом в Арнемлинг.

Разумеется, Лаура встревожилась бы не на шутку, не найди она записку, в которой Кристина сердечно благодарила ее за гостеприимство и намекала, что уезжает к жениху – хочет «поправить дело». Девушка еще раз настойчиво просила не сообщать родителям о ее коротком пребывании в Раушенбахе.

Поскольку и сама чета де Ториак не особенно стремилась посвятить Лауру в свои дела, старая дама не видела причины вмешиваться в чужую жизнь.

Несколько дней спустя к виконту и виконтессе де Ториак неожиданно приехала их старшая дочь Ада. Она подкатила на роскошном спортивном автомобиле с английскими номерами и своим появлением несказанно взволновала окрестных жителей.

Не успела она торжественно оповестить родителей о грандиозном событии, свершившемся в ее жизни, ради чего она, собственно, и приехала, как мать бросилась к ней с вопросом:

– Ада, где Кристина?

– Разве она не в Арнемлинге? Насколько мне известно, там празднуется ее помолвка с наследным принцем. Даже в английской газете было сообщение об этом.

– Твоя сестра бесследно исчезла.

Ада побледнела и испуганно взглянула на мать.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ада, что это за ужасный снимок в газете?

– Снимок? – Ада удивленно подняла брови и попросила рассказать всю историю подробнее. – Этого я не хотела, – сказала она, дослушав до конца.

– Чего ты не хотела?

– Чтобы из-за глупого снимка Кристина решила наложить на себя руки. Я только хотела, чтобы она почувствовала, каково это – потерять человека, за которого собираешься выйти замуж. Ведь она увела у меня Лотара. И с магараджей мне все испортила. Он вовсе не был мошенником, мама! Я ее тогда готова была убить. – Ада закурила длинную коричневую сигарету. – Разумеется, я бы никогда этого не сделала, – добавила она в глубокой задумчивости. – Ведь все-таки она моя сестра. И уж, конечно, у меня и в мыслях не было убивать эту старую развалину, князя. Но я была в ярости!

– Ада!

– Убожество нашей жизни отравило мне все детство и юность, и я твердо решила выбраться из этого болота. Когда же Кристина перешла мне дорогу, я возненавидела ее. Но теперь все в прошлом.

– В прошлом? Потому что ее нет в живых?

– Что за глупости? Ее самоубийство мне ни к чему. Джон во многих отношениях упрямый и узколобый.

– Что за Джон? – Виконтесса никак не могла понять, о чем говорит старшая дочь.

– Джон Стоун – настоящий лорд. У него замок в Англии и несколько домов на континенте, а еще рудники в Южной Африке, так что, возможно, он еще богаче Лотара. Тем более что ему не нужно дожидаться, когда старый дядя отправится к праотцам.

– Хорошо, только какое отношение все это имеет к Кристине?

– Никакого. – Ада взмахнула рукой, словно отгоняя назойливую муху. – Лорд Джон Стоун – мой муж, а я теперь леди Стоун.

– Как, ты вышла замуж, не поставив нас в известность и не представив нам своего жениха? – Услышав о подобном пренебрежении обычаями и традициями, растерявшаяся виконтесса даже начала сомневаться в собственном рассудке.

– Так уж получилось. – Ада откинулась на спинку стула, упиваясь своим триумфом. – Мне пришлось убеждать Джона, что мы должны пожениться как можно скорее.

– Ты что, ждешь ребенка?

– Ну, во всяком случае, мне удалось его в этом убедить.

– Значит, ты сознательно пошла на обман?

– Мама, но ведь в столь деликатном деле можно и ошибиться, не так ли?

– Да, ты действительно идешь напролом, забыв про стыд и совесть. А что же будет потом?

– О, потом все будет великолепно. Либо мы будем жить вместе в мире и согласии, либо каждый пойдет своей дорогой. А на развод Джон никогда не решится. По счастью, в число его пуританских предубеждений входит идефикс, что развод – вещь недопустимая.

16

Кристина с испугом новичка озиралась в столпотворении нью-йоркского аэропорта. Еще в самолете она пожалела о своем скоропалительном решении. Что за безумная идея пришла ей в голову? Для чего она сюда приехала? Что ей здесь нужно?

Дома она была во власти одной мысли: скорее, скорее прочь отсюда и как можно дальше. И вот она очутилась лицом к лицу с реальностью.

Денег у нее очень мало. Хорошо еще, она не успела истратить то, что отец выделил на покупку свадебного платья. Большая часть этой суммы ушла на билет.

Разумеется, Кристина была не настолько наивна, чтобы отправиться в такую даль наобум в расчете на счастливый случай. Усевшись на скамью в зале ожидания, девушка достала письмо от своей подруги Лизхен, хотя и без того знала его почти наизусть. Это письмо стало для Кристины чем-то вроде талисмана, призванного охранять ее в Новом Свете.

Они с Лизхен вместе учились в школе, пока отец подруги, высокопоставленный чиновник, не получил новое назначение. Но связь между девушками не прерывалась, они по-прежнему делились всеми радостями и горестями. Теперь Лизхен жила в качестве компаньонки в одной семье в Гринвуде, предместье Нью-Йорка.

«Если бы ты не была наполовину принцессой, – писала Лизхен, – я бы предложила тебе приехать сюда! Это просто фантастика, как много здесь нового и необычного. Не верь тем, кто утверждает, будто европейцев здесь используют в качестве дешевой рабочей силы. Ричардсоны относятся ко мне лучше, чем мои собственные родители, и предоставляют полную свободу. У меня нет никаких особенных обязанностей, кроме как играть с детьми и заниматься с ними немецким.

Корни Ричардсонов в Германии, поэтому они до сих пор живут идеализированными представлениями об этой стране: все там прилежны, умны и всегда добиваются успеха. У них не сохранилось никаких связей с немецкими родственниками, и они даже не знают, есть ли таковые. И я для них стала чем-то вроде немецкой родни. Кстати, здесь много семей, которые с удовольствием приняли бы в свое лоно девушку-немку».

Это место в письме Лизхен и стало определяющим для Кристины. Она позвонила по номеру, который подруга предусмотрительно сообщила в письме, и – о чудо! – к телефону подошла сама Лизхен.

– Ты в Нью-Йорке? – восторженно вскричала она и перешла на немецкий язык. – Невероятно! Как раз вчера я говорила о тебе с миссис Ричардсон, и вот ты легка на помине. Мы, конечно, увидимся?

– Я пока не знаю, где остановлюсь.

– Знаешь что? Приезжай сюда, Ричардсоны будут очень рады. Не бойся, ты никого не обременишь. У нас есть несколько комнат для гостей. Здесь довольно часто кто-нибудь живет и подолгу.

– А как мне добраться?

– Я бы за тобой приехала, но сейчас не могу: нужно отвести Инес к зубному врачу. Возьми такси и приезжай.

– Такси мне не по карману.

Лизхен от души рассмеялась.

– Ох уж эти принцессы! Ладно, если ты такая экономная, садись на автобус. – И она подробно объяснила Кристине, откуда отправляется автобус и на какой остановке следует с него сойти.

Повесив трубку, Кристина еще долго стояла в телефонной будке и не могла собраться с мыслями.

У нее было два чемодана и дорожная сумка, в которые поместились все ее нехитрые пожитки, взятые из родительского дома. Ее лучшие наряды, чудесное белье и дорогие туфли остались в Арнемлинге. Должно быть, она действительно была не в себе, сбежав куда глаза глядят.

Примерно в это время в Раушенбах, Милан и Арнемлинг пришли письма, отправленные, судя по почтовому штемпелю, из Мюнхена.

Виконтесса де Ториак долго проливала над письмом горькие слезы, прежде чем отважилась показать его мужу.

«Мне очень жаль, что я вас так огорчила. Даже ты, мама, мне не поверила, как же я могла рассчитывать на понимание чужих людей? Я больше никогда не вернусь. Не беспокойтесь обо мне. Кристина».

Амалия де Ровуа в Милане на своей роскошной вилле недоверчиво качала головой, разбирая торопливые закорючки крестницы.

«Ты всегда помогала мне, тетя Амалия, и я тебе очень благодарна. Но я допустила непростительную ошибку, когда бросилась спасать жемчуга Ады, и осрамила и тебя, и Лотара. Я не хочу быть причиной вашего позора. Больше вы обо мне никогда не услышите».

Лотар вначале просиял, обнаружив в почте письмо от Кристины. Но как же омрачилось его лицо, когда принц прочитал послание!

«Поверь, я люблю тебя больше всего на свете и именно поэтому оставляю тебя навсегда. Ты не должен из-за меня лишиться наследства. Ведь княгиня ясно дала мне понять, что, если ты на мне женишься, наследником станет Бернард. К сожалению, я успела испортить тебе жизнь тем, что наша помолвка все-таки состоялась. Но ты можешь всем сказать, что я умерла, скажем, от оспы. Если хочешь, можешь, конечно, сказать и правду: я не гожусь тебе в жены. Будь счастлив, Лотар. И постарайся забыть меня как можно скорее».

В конце следовала неразборчивая и местами размазанная приписка: «Неужели тебе придется жениться на этой донне Айседоре? Уж лучше бы на Аде. Это хотя бы утешило моих родителей. К.».

Лотар, обычно спокойный и рассудительный, ударил кулаком по столу. При этом по чистой случайности слетел на пол некий роскошно отпечатанный документ, на который он еще не успел взглянуть. Лотар поднял его: это было уведомление о бракосочетании из Англии. Какой-то неизвестный ему лорд Стоун сообщал о своей женитьбе на Аде де Ториак.

То ли в Америке люди гораздо богаче, чем у нас, думала по дороге в Гринвуд Кристина, то ли в этом месте живут исключительно миллионеры. Судя по всему, пешком здесь не ходят. На улицах ни одного пешехода. Кристина с трудом тащилась от автобусной остановки, сумка с каждым шагом становилась все тяжелее. Оград, как в Германии, здесь не было, но дома утопали в садах, больше похожих на парки.

Дверь дома Ричардсонов открыл негр, сияя белозубой улыбкой.

– Я Кристина де Ториак, – назвалась она и стала подыскивать английские слова: – Не могу ли я поговорить с мисс Лиз?

– Милости просим, ваше высочество, – огорошил ее негр своим плохо заученным немецким с неправильными ударениями.

И тут же в просторный холл, который, собственно, был не прихожей, а гостиной, набежала целая толпа. Лизхен бросилась подруге на шею. Дама с фиолетово-седыми волосами присела, изобразив что-то вроде книксена. Две маленькие девочки таращились на Кристину широко раскрытыми глазами. Мальчик лет трех-четырех теребил ее за юбку.

На заднем плане улыбались две молодые горничные в черных платьях с белыми воротничками.

– Что все это значит, Лизхен? – спросила Кристина. – Вы кого-то ждали? Я помешала?

– Разумеется, ждали. Тебя.

К подругам приблизилась дама с фиолетовыми буклями в ярком шелковом платье и, к ужасу Кристины, схватила и поцеловала ее руку.

– Добро пожаловать, – произнесла она по-немецки и добавила уже на родном языке: – Мы просто счастливы, ваше высочество, приветствовать вас в нашем доме.

– Кажется, вы меня с кем-то путаете. – Кристина с трудом подбирала слова на чужом языке. – Я Кристина де Ториак и хотела всего лишь поговорить с мисс Лиз.

– Им прекрасно известно, кто ты такая, – сказала Лизхен, сияя от гордости. – Миссис Ричардсон чуть не упала, когда услышала, что ты к нам заедешь. Ты первая живая принцесса в этих краях.

– Какая же я принцесса?! Что ты мелешь?

– Ну, без пяти минут принцесса. Как раз в эти дни сообщение о твоей помолвке появилось в самом престижном иллюстрированном женском журнале. Кстати, выглядела ты превосходно. – Лизхен засмеялась: – Не то что сейчас. Миссис Ричардсон еще, чего доброго, разочаруется в европейских принцессах. Она ожидала, что ты появишься в горностаевой мантии, увенчанная диадемой.

– Боже мой! – простонала Кристина. – Ну и влипла же я в историю… Как же теперь выпутываться? Ведь я тоже хотела подыскать себе место компаньонки, а не разыгрывать из себя принцессу, каковой вовсе не являюсь. Ты не могла бы объяснить все это миссис Ричардсон?

– Ни за что! – Лизхен критически оглядела подругу. – У тебя что-нибудь стряслось?

– Да. Все пошло наперекосяк.

– Ну, про это совсем не обязательно говорить Ричардсонам. Для них это стало бы тяжелым разочарованием, а я прослыла бы обманщицей. Попозже мы все не спеша обсудим. К счастью, миссис Ричардсон ни слова не понимает по-немецки. А дети, надеюсь, не сообразят, о чем идет речь.

– Принцесса, – повторил по-немецки маленький мальчик. – А где корона?

– Корону принцесса оставила дома. – Лизхен без усилия перешла на английский. – Видишь ли, корона вещь тяжелая, к тому же мешает во время путешествия в самолете.

– Ее высочество нас понимает? – осведомилась миссис Ричардсон.

– Да, я вас очень хорошо понимаю, миссис Ричардсон. – Кристина начала понемногу осваиваться, хотя заметила, что оксфордский английский, которому ее учили в школе, здесь воспринимается как иностранный. – Прежде всего хотелось бы сердечно вас поблагодарить за радушный прием.

– Это большая честь для нас, ваше высочество.

– К сожалению, я не имею права на подобное обращение.

– Оставь, – шепнула Лизхен. – Какая разница, как к тебе обращаться? Доставь хорошим людям удовольствие, пусть называют тебя высочеством, это же не обидно.

– Просто какое-то безумие, – простонала Кристина, когда подруги наконец остались вдвоем с Лизхен. – Зачем ты подложила мне такую свинью? Как мы теперь выпутаемся из этой истории?

– Все получилось само собой. Я тебе уже говорила: в журнале появилось сообщение о твоей помолвке.

– И тебе обязательно нужно было всем доложить, что ты меня знаешь?

– Разумеется, не обязательно. Но мне приятно было похвастаться, я же не представляла, что за этим может последовать.

– Ты хотя бы предупредила меня об этом по телефону.

– Я же не знала, что с тобой стряслось. Да и сейчас не знаю. Что, сказочный принц тебя бросил?

Наконец-то Кристина получила возможность выговориться. Лотар в ее рассказах был не только сказочным принцем, но самым лучшим, самым любимым и самым тактичным человеком на свете. А княгиня Катарина, напротив, выходила настоящим драконом, пожирателем невинных девушек. Далее следовали, конечно, самобичевание, слезы и трагизм утраченной любви.

– Ну, одно-то я знаю точно, – заявила Лизхен. – Я бы ни за что не вышла за принца. Вначале я тебе завидовала, но теперь вижу, что это сущий ад. Все эти придворные интриги, хитрости… А замок – настоящая тюрьма.

– Я бы тоже предпочла, чтобы Лотар сам зарабатывал себе на хлеб, – мечтательно вздохнула Кристина. – Тогда бы я помогала ему – вела бы переписку, штопала носки…

– Что касается меня, – рассудительно сказала Лизхен, – я хотела бы иметь такого мужа, который мог бы купить себе новые носки, когда старые протрутся.

Впервые за долгое время Кристина от души рассмеялась.

– А у тебя есть кто-нибудь, чьи носки ты хотела бы выбрасывать?

Лизхен вздохнула и повертела на пальце узкое золотое колечко с крохотным бриллиантом.

– В Америке обручальные кольца, как правило, с бриллиантами.

– Значит, ты обручена?

Лизхен ответила не сразу. Ее хорошенькое личико стало задумчивым и даже печальным.

– Дэвид не прочь на мне жениться. Но его мать… Она овдовела, когда Дэвид был еще ребенком, и сын для нее все. Она его безмерно балует, исполняет все его прихоти, тем более что может себе это позволить. – Последние слова прозвучали особенно горько. – И Дэвид чувствует себя в неоплатном долгу перед ней. Как можно идти наперекор воле человека, который всю жизнь делал для тебя только добро?

– И она что-то имеет против тебя?

– Да она меня даже не знает. Дэвид до сих пор не осмелился и заикнуться о моем существовании. Он утверждает, что дело не во мне лично. Его мать всегда найдет повод отвергнуть любую возможную невестку. Она хочет сохранить сына для себя.

– Значит, у тебя тоже есть своя старая княгиня.

Лиз подняла голову.

– Она не княгиня, хоть богата и происходит из семьи, о которой здесь ходят легенды.

– Что ж, значит, обеим одинаково не повезло: нам достались мужчины, которые вынуждены оглядываться на старую самодурку. – Кристина обняла подругу. – Бедняжки мы с тобой.

Кристина жила у Ричардсонов как у Христа за пазухой. Ее баловали, во всем угождали и, хотя она то и дело предлагала свою помощь, не позволяли ударить палец о палец. А о скором отъезде не хотели и слышать.

Миссис Ричардсон собиралась продемонстрировать «ее высочество» не только всем друзьям и знакомым, но и местной прессе. Для этого был задуман пышный праздник, приготовления к которому шли полным ходом.

Миссис Ричардсон заказала себе брючный костюм из золотой парчи, расшитый блестками. Для «милой Лиз» купили в модном салоне вечернее платье. Само собой разумелось, что и центральная персона празднества – Кристина должна предстать перед гостями в роскошном туалете. Но где же его взять? Только Лизхен знала, что у Кристины нет с собой ни одного вечернего платья. И денег у обеих кот наплакал.

Кончилось тем, что подруги, оказавшись в Нью-Йорке, присмотрели в недорогом универмаге скромное белое платье. Когда Кристина примерила его, Лизхен восхитилась:

– Сшито будто на тебя.

В праздничный вечер Кристина надела свое единственное украшение: рубиновое ожерелье, подаренное крестной. Вечер удался на славу. Кристина не видела такой сутолоки даже на собственной помолвке в замке Арнемлинг. На празднике у Ричардсонов было гораздо оживленнее, веселее и в то же время, как ни странно, церемоннее – как-никак среди гостей настоящая принцесса.

Во время праздника Кристину не раз спрашивали, от кого из знаменитых парижских кутюрье у нее платье. Кое-кому даже хотелось узнать, сколько оно стоит. Вначале Кристина старалась уклониться от ответа, но в конце концов решила говорить правду:

– Купила в Нью-Йорке, в универмаге.

Это вызывало всеобщий смех и предположения, что, скорее всего, для принцессы шьют придворные модельеры.

Все мужчины были очарованы красотой Кристины, ее шармом и умением вести беседу. Высокую гостью ни на минуту не оставляли одну, каждому хотелось обменяться с ней хоть несколькими словами или потанцевать.

На вечеринке Кристина познакомилась и с Дэвидом, другом Лизхен, который показался ей совершенно неинтересным, бесцветным и скучным. Он прямо-таки окаменел от ужаса, когда подошла его мать – как раз в тот момент, когда он нежно поглаживал руку Лизхен.

– А вы, видимо, миссис Слайтон? – светски осведомилась Кристина, заметив испуганный взгляд подруги. – Позвольте представить вам мою самую близкую подругу Лиз. Я только что попросила вашего сына взять ее под свою опеку.

Миссис Слайтон присела в книксене и от волнения порозовела.

– Это большая честь для меня, ваше высочество.

– Доставьте мне огромную радость, миссис Слайтон, позвольте вашему сыну принять как-нибудь мое приглашение на чай в компании с моей чудесной подругой Лиз и другими нашими знакомыми.

– Разумеется, ваше высочество.

Впоследствии подруги тайком посмеялись, словно две заговорщицы.

– Думаю, теперь эта дама смотрит на тебя совсем другими глазами, – уверяла Кристина. – И не будет возражать, чтобы ее сын появлялся с тобой на людях.

– Надо же, что значит титул! И не где-нибудь, а в Штатах. А я-то считала, что здесь все люди равны, – удивлялась Лизхен.

– Возможно, но только есть и такие, которые понимают равенство по-своему.

В тот вечер Кристина познакомилась и с Ричардом Салливеном, господином лет пятидесяти с блестящими манерами и изысканным вкусом, добрым знакомым Ричардсонов. Салливен играл с главой семьи в гольф в каком-то клубе для избранных и часто по-свойски бывал в доме. Дети называли его дядей Ричардом.

Как узнала впоследствии Кристина, он был бизнесменом, разбогатевшим на одном гениальном изобретении. В Соединенных Штатах пользуются большой популярностью так называемые «Пятидолларовые магазины». Заходя в «Пятидолларовый магазин», человек заранее знает, что стоимость его покупки будет кратна пяти долларам. Мелочь вроде зубной щетки или колготок Ричард Салливен, разумеется, не мог предлагать по пять долларов. Но такие вещицы продавались либо партиями, либо в наборе с другими мелочами, что придавало им оттенок сюрприза. Именно эти сюрпризы и делали «Пятидолларовые магазины» столь привлекательными для покупателей. Даже если человеку не особенно нужна жевательная резинка или дешевые часы, ему приятно обнаружить их в упаковке, к тому же остается ощущение, что довесок получен бесплатно.

В личном потреблении мистер Салливен был куда разборчивее, предпочитая самые дорогие и лучшие вещи. Как оказалось, у него наряду с прочим была и собственная картинная галерея.

Кристина привязалась к этому господину, часто и охотно с ним беседовала и воспринимала его, как и дети Ричардсонов, родным человеком, дядей. Она не особенно удивилась, когда в один прекрасный день Салливен преподнес ей большой плоский пакет: он любил делать подарки. Кристина уже не раз получала от него то коробку конфет, то цветы, то другие знаки внимания.

Но к такому повороту событий и к подарку, который вручил ей мистер Салливен на сей раз, Кристина не была готова.

Когда пакет развернули, взорам присутствующих открылась старинная картина в раме необычной формы. Верхняя часть рамы образовывала причудливый золоченый свод. На полотне прелестная Мадонна мечтательно улыбалась своему Младенцу. Кристина не сомневалась, что это бесценное произведение искусства, хотя ей никогда не приходилось видеть репродукций этой картины.

Поначалу она онемела и только молча поглаживала пальцами драгоценную раму.

– Должно быть, это стоит целое состояние, – наконец произнесла она. – Таких подарков не делают.

– Она принадлежит вам. Я хочу, чтобы когда-нибудь вы отвезли эту картину на родину и вернули прежнему владельцу.