Текст книги "Истребитель ведьм (сборник)"
Автор книги: Анджей Сапковский
Соавторы: Еугениуш (Евгений) Дембский,Марек Хуберат,Анджей Джевиньски,Марчин Вольский,Эдмунд Внук-Липиньский,Гжегож Бабула,Кшиштоф Коханьский,Анджей Зимняк,Адам Холланек,Рафал Земкевич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 28 страниц)
Они ехали вдвоем на коне Висенны лесной просекой, заросшей, в рытвинах. Она впереди, в седле, Корин сзади, на крупе, обнимая ее за талию. Висенна давно уже привыкла без стеснения утешаться случайными связями, время от времени жертвуемыми ей судьбой; и сейчас с удовольствием прислонилась к груди мужчины. Оба молчали.
– Висенна, – почти через час решился Корин.
– Слушаю.
– Ты ведь не только целительница. Ты из Круга?
– Да.
– Судя по тому… зрелищу, ты из Мастеров?
– Да.
Корин убрал руки с ее талии и взялся за луку седла. Висенна зажмурилась от гнева. Он, понятно, этого не увидел.
– Висенна?
– Слушаю.
– Ты поняла что-нибудь из того, что она… что это говорило?
– Не так уж много.
Снова молчание. Пестрокрылая птица, пролетая над ними в листве, громко закричала.
– Висенна?
– Корин, сделай одолжение.
– Да?
– Не болтай. Дай мне подумать.
Просека спускалась вниз, в ущелье, где неглубокий ручей лениво струился среди черных пней и валунов; остро пахло мятой и крапивой. Конь оскальзывался на камнях, покрытых илом и глиной. Чтобы не свалиться, Корин снова обхватил талию Висенны. Отогнал навязчивые воспоминания о том, что слишком долго странствует в одиночестве по лесам и дорогам
IIIДеревня состояла из одной улочки, приткнувшейся к горному склону и вытянувшейся вдоль тракта – солома, дерево, грязь, покривившиеся заборы. Едва они подъехали, псы подняли гвалт. Конь Висенны спокойно стоял посреди дороги, не обращая внимания на вившихся вокруг него собак.
Сначала никого не было видно. Потом из-за заборов по ведущим с гумна тропкам к ним осторожно приблизились жители, босые и хмурые. С вилами, кольями, цепами. Кто-то наклонился, поднял камень.
Висенна подняла руку. Корин увидел, что она держит золотой ножик, маленький, серповидный.
– Я – врачевательница, – сказала она ясно и звонко, хоть и негромко.
Крестьяне опустили оружие, переглянулись. Подходили все новые. Те, ко стоял ближе, сняли шапки.
– Как называется деревня?
– Ключ, – раздалось из толпы.
– Кто над вами старший?
– Топин, милостивая госпожа. Вон его дом.
Сквозь толпу протолкалась женщина с младенцем на руках.
– Госпожа… – робко коснулась она колена Висенны. – Дочка у меня… Горячка…
Висенна спрыгнула наземь, потрогала головку ребенка, зажмурилась.
– Завтра будет здорова. Не кутай ее так.
– Спасибо вам, милостивая… Уж так спасибо…
Староста Топин был уже здесь; казалось, он раздумывал, что ему делать с зажатыми в руке вилами. Наконец сбросил ими с крыльца куриный помет.
– Здравствуйте, госпожа, и вы, рыцарь, – сказал он, поставив вилы к стене. – Извините, времена нынче такие смутные… прошу в дом, окажите такую честь.
Они вошли.
Жена Топина (за юбку ее цеплялись две светловолосые девочки) подала яичницу, хлеб и простоквашу. Висенна, в отличие от Корина, ела мало, сидела тихая и угрюмая. Топин не находил себе места и говорил, говорил:
– Смутные времена. Ох, смутные. Беда у нас, благородные господа. Мы овец разводим, на шерсть, и шерсть ту продаем, а купцов теперь не стало, вот и приходится овец резать, это рунных-то овец, да что делать, есть что-то надо. Раньше купцы за яшмой, за зелеными камнями ездили в Амелл, за перевал, где копальни. Там яшму копают. А как проезжали они, то и шерсть у нас брали, платили хорошо, добро разное оставляли. Да не стало теперь купцов. Даже соли нет, убоину теперь за три дня съесть нужно, чтоб не пропала.
– Караваны здесь больше не ходят? Почему? – Висенна, задумавшись, касалась ремешка на лбу.
– Ох, не ходят, – сказал Топин. – Закрыт путь в Амелл, на перевале расселся проклятый Кащей, ни одной живой души не пропускает. Что ж купцам туда идти? На смерть?
Корин не донес ложку до рта:
– Кащей? Что за кащей?
– А я откуда знаю, господин? Говорят, Кащей, людоед. На перевале будто бы засел.
– И караваны не пропускает?
Топин бегал по избе:
– Смотря какие. Свои. Свои, говорят, пропускает.
Висенна нахмурилась:
– Как это – свои?
– Свои, – сказал бледный Топин. – Людям в Амелле еще горше, чем нам. Нас хоть чащоба спасает. А они сидят на своей скале и тем только живут, что им кащеевы меняют на яшму. Обдирают как липку, но что им, в Амелле, делать? Яшму есть не будешь.
– Какие такие “кащеевы”? Люди?
– Люди, и Вороны, и другие. Стража его, стало быть. Они в Амелл возят что отберут у нас и меняют там на яшму да на зеленый камень, а у нас все силой отбирают. Грабят по селам, девок позорят, а кто упрется, убивают, дома жгут. Стражники Кащеевы.
– Сколько их? – спросил Корин.
– Кто бы их там считал, благородный господин. Сильные они, друг за дружку держатся. Не дашь – налетят ночью, избы сожгут. Лучше уж дать им, чего требуют. А то говорят…
Топин еще больше побледнел, задрожал.
– Что говорят, Топин?
– Говорят, Кащей, если его разозлить, слезет с перевала и пойдет сюда, в долину.
Висенна рывком поднялась. Лицо ее изменилось. Корина пробрала дрожь.
– Топин, – сказала чародейка. – Где тут ближайшая кузница? Конь у меня потерял подкову.
– За деревней, у леса. Там кузница, и конюшня там.
– Хорошо. Теперь иди узнай, где есть больные или раненые.
– Висенна, – сказал Корин, едва за старостой закрылась дверь. Друидесса обернулась к нему. – У твоего коня все подковы целы.
Висенна молчала.
– Зеленый камень – это, конечно, жадеит, им славятся копальни в Амелле, – сказал Корин. – А в Амелл можно попасть только через перевал. Дорога, откуда не возвращаются. Что говорила покойница на поляне? Почему хотела меня убить?
Висенна не ответила.
– Молчишь? Ну и не надо. И так все начинает проясняться. Бабулька ждала кого-то, кто остановится перед дурацкой надписью насчет того, что идти на восток нельзя. Это было первое испытание – умеет ли путник читать. Потом другое – ну кто сейчас поможет голодной старушке? Только добрый человек из Круга Друидов. Любой другой, голову даю на отсечение, еще и клюку бы у нее отобрал. Хитрая бабка начинает говорить о несчастных людях, которым нужно помочь. Путник, вместо того, чтобы ублаготворить ее пинком да грубым словом, как сделал бы любой здешний житель, развешивает уши. И бабка понимает – это он и есть, друид, идущий расправиться с теми, кто грабит эти места. А поскольку бабка наверняка сама из тех грабителей, она хватается за нож. Ха! Висенна, я ведь не глуп?
Висенна не ответила. Смотрела в окно. Мутная пленка рыбьего пузыря не препятствовала ее взгляду, и она видела пестрокрылую птицу, сидевшую на ветке вишни.
– Висенна?
– Слушаю, Корин.
– Что это за Кащей?
Висенна резко обернулась к нему:
– Корин, ну что ты лезешь не в свое дело?
– Послушай, – Корина ничуть не смутил ее тон, – я уже влез в твое, как ты говоришь, дело. Так уж вышло, что меня хотели убить вместо тебя.
– Случайно.
– А я – то думал, что чародеи не верят в случайности – только в магическое притяжение, стечение обстоятельств и все такое прочее. Висенна, мы ведь ехали на одном коне. Давай уж, смеха ради, продолжать. Я тебе помогу в твоей миссии, о которой, похоже, догадываюсь. Если ты откажешься, я посчитаю это спесью. Говорят, вы там, в Круге, очень уж высокомерно относитесь к простым смертным.
– Это ложь.
– Душевно благодарю, – Корин блеснул зубами. – Ну, не будем зря тратить время. Поедем в кузницу.
IVМикула крепче ухватил железный прут клещами и сунул его в огонь. Приказал:
– Качай, Чоп!
Подручный повис на рукоятке мехов. Его толстощекое лицо блестело от пота. Несмотря на распахнутые двери, в кузнице стояла невыносимая жара. Микула положил прут на наковальню, несколькими сильными ударами молота расплющил конец.
Колесник Радим, сидевший тут же, распахнул кафтан и вытянул рубашку из штанов.
– Хорошо вам говорить, Микула, – продолжал он. – Вам драки не в новинку. Все знают, что вы не только за наковальней стояли. Успели и по головам постучать, не только по железу.
– Вот и радоваться должны, что есть я в деревне, такой, – сказал кузнец. – Я вам еще раз говорю – не буду я им в пояс кланяться. И работать на них не буду. Если вы со мной не пойдете, начну сам: найду таких, у кого в жилах не пиво, а кровь. Засядем в лесу и будем их перехватывать по одному. Ну сколько их всего? Десятка три? Может, и того меньше. А сколько здесь, в долине, молодцов? Качай, Чоп!
– Качаю!
– Сильнее давай!
Молот бил о наковальню ритмично, почти мелодично. Чоп качал что было сил. Радим высморкался в руку, вытер ладонь о штаны.
– Хорошо вам говорить, – повторил он. – А кто из здешних решится с вами идти?
Кузнец опустил молот. Долго молчал.
– Вот я и говорю, – сказал колесник. – Никто не пойдет.
– Ключ – маленькое село. В Порогах и Кочерыжке народу гораздо больше.
– Нет уж. Сами знаете. Без солдат из Майены люди с места не сдвинутся. Сами знаете, как они думают: Воронов да Коротышей нетрудно взять на вилы, но что делать, если на нас пойдет кащей? Убегать в лес? А избы, вещички? Дома и поля на спину не взвалишь. А уж с кащеем нам не совладать.
– А откуда мы знаем? Кто его вообще видел? – крикнул кузнец. – Может, никакого кащея и нет? Только страху на нас нагоняет эта банда? Видел его кто?
– Не глупите, Микула, – понурился Радим. – Сами знаете: с купцами ходили те еще вояки, все по уши в железе. А вернулся кто из них с перевала? Ни один. Нет, Микула, говорю вам, нужно ждать. Правитель округа из Майены пришлет помощь, а это совсем другое дело.
Микула отложил молот и вновь сунул прут в пламя.
– Войско из Майены не придет, – сказал он понуро. – Господа воюют меж собой. Майена с Разваном.
– Зачем?
– А зачем воюют благородные? По-моему, со скуки, жеребцы стоялые! – крикнул кузнец. – Чтоб ему провалиться, правителю! За что только мы ему, гадюке, дань платим?
Он выхватил прут из огня, только искры брызнули, помахал им в воздухе. Подручный отскочил. Микула схватил молот, ударил, еще и еще.
– Как только правитель округа прогнал моего парнишку, я послал парня просить помощи у Круга. У друидов.
– К чародеям? – спросил колесник недоверчиво. – Да ну?
– К ним. Но не вернулся еще парень.
Радим покрутил головой, встал и подвернул штаны.
– Ну, не знаю, Микула, не знаю. Это уже не мое дело. Но все равно получается, что надо ждать. Вот если…
Во дворе заржал конь.
Кузнец замер с занесенным молотом. Колесник побледнел, стуча зубами. Увидев, что дрожат руки, Микула отер их о кожаный фартук. Не помогло. Он проглотил слюну и пошел к двери – там виднелись всадники. Радим и Чоп пошли следом, держась к нему поближе. Выходя, кузнец поставил прут за дверью.
Он увидел шестерых конных, в кольчугах и кожаных шлемах со стальными стрелками, прямыми полосками металла меж огромных красных глаз, занимавших половину лица. Они сидели неподвижно, вольно, Микула, окинув их взглядом, оценил их оружие – короткие копья с широкими остриями.
Мечи со странными эфесами. Секиры. Зазубренные протазаны. Прямо напротив двери стояли двое. Высокий Ворон на сивом коне, покрытом зеленой попоной, с золотым солнечным диском на шлеме. И другой…
– Мамочка… – прошептал Чоп за спиной кузнеца и всхлипнул.
Второй всадник был человеком. На него надет темно-зеленый плащ Ворона, но из-под шлема смотрят светло-голубые, а не красные глаза. Но в этих глазах было столько отчужденности, холодной жестокости, что Микулу охватил нешуточный страх. Стояла тишина. Кузнец слышал, как жужжат мухи, кружащие над кучей навоза за забором.
Человек в шлеме заговорил первым:
– Кто из вас кузнец?
Бессмысленный вопрос – кожаный фартук и стать Микулы позволяли обойтись и без него. Кузнец молчал. Он увидел, как голубоглазый сделал одному из Воронов почти незаметный жест. Ворон тут же перегнулся с седла, наотмашь взмахнул протазаном. Микула сгорбился, пряча голову в плечи. Но удар предназначался не ему. Острие глубоко вошло Чопу в шею. Подручный кузнец сполз по стене на землю.
– Я задал вопрос, – сказал человек в шлеме, не спуская глаз с Микулы. Перчаткой он коснулся висевшего у седла топора. Два Ворона, стоявшие поодаль, спешились, высекли огонь, запалили смоляные факелы и роздали их остальным. Спокойно, не торопясь, не суетясь, они окружили кузницу и подожгли стреху.
Радим не выдержал. Закрыл лицо руками, завопил и побежал вперед, прямо меж двух коней. Едва он поравнялся с высоким Вороном, тот с размаху всадил ему копье в живот. Колесник, взвыв, упал, встрепенулся раза два и замер, раскинув ноги.
– Ну вот, Микула, – сказал голубоглазый. – Ты остался один. Ты что это задумал? Бунтовать народ, искать где-то помощи? Глупец… Есть в ваших деревнях и такие, что доносят. Хочется им к нам подольститься…
Стреха кузницы трещала, повалил желтоватый дым, потом взметнулось пламя, сыпались искры, потянуло жаром.
– Твоего парня мы сцапали, и он нам все выложил, – сказал человек в шлеме. – И того, что придет из Майены, мы уж встретим. Ну что, Микула? Ты сунул свой паршивый нос куда не следовало. За это я тебе обещаю серьезные неприятности. Думаю, лучше всего будет посадить тебя на кол. Найдется тут поблизости подходящий? Или лучше повесить за ноги на воротах и содрать шкуру, как с угря.
– Хватит, – сказал высокий Ворон с солнцем на шлеме и бросил свой факел в распахнутую дверь кузницы. – А то вся деревня сюда сбежится. Кончаем с ним быстренько, забираем коней из конюшни и поехали. Откуда в вас, людях, такая страсть к палачеству, причинению мук? Таких, которые и не нужны вовсе? Давай, кончай с ним.
Голубоглазый и головы не повернул в его сторону. Наехал конем на кузнеца.
– Ну, давай, – сказал он. В его бледных глазах горела радость палача. – Иди внутрь. У нас нет времени разделаться с тобой как подобает. Но я все же хочу потешить душу.
Микула сделал шаг назад. Спиной он ощущал жар пылающей кузницы. Споткнулся о тело Чопа и о железный прут, который тот, падая, свалил.
Прут.
Микула молниеносно наклонился, схватил тяжелую железную полосу и, выпрямляясь, со всей силой, какую будила в нем ненависть, вогнал прут прямо в грудь голубоглазому. Длинное острие незаконченного меча пробило кольчугу.
Кузнец не ждал, пока человек рухнет с коня. Припустил бегом через двор. Сзади кричали, стучали копыта. Достигнув дровяника, Микула схватил прислоненную к стене дубину и ударил что есть силы, не глядя, с полуоборота. Дубина угодила прямо в грудь сивому. Сивый встал на дыбы, сбросив в пыль Ворона с золотым солнцем на шлеме. Микула увернулся, и короткое копье вонзилось в стену дровяника. Ворон, доставая меч, уворачивался от свистящей дубины. Трое других гарцевали, крича и размахивая оружием. Микула широко размахнулся, снова зацепил коня, тот заплясал на задних ногах, но Ворон удержался в седле.
Со стороны леса показался конь – вытянувшись в струнку, преодолел забор и сшибся грудь в грудь с сивым в зеленой попоне. Сивый попятился, опрокинув пытавшегося его оседлать хозяина. Микула, не веря глазам своим, увидел, что вновь прибывший всадник раздвоился: на пригнувшегося к конской шее паренька в капюшоне и сидящего сзади светловолосого мужчину с мечом.
Длинный, узкий меч, блеснув молнией, описал два полукруга. Двух Воронов вынесло из седел, они полетели на землю в облаках пыли. Третий, доскакавший до дровяника, обернулся к странной паре и получил лезвие в горло, повыше стального нагрудника. Светловолосый спрыгнул с коня и побежал через двор, отсекая высокого Ворона от его коня. Ворон выхватил меч.
Пятый Ворон крутился посреди двора, пытаясь успокоить испуганного пылавшей кузницей коня. Справился наконец, завопил, ударил коня шпорами и с занесенной секирой понесся прямо на парнишку в капюшоне. Микула понял свою ошибку, увидев, как тот сбрасывает капюшон. Девушка. Она встряхнула рыжими волосами, рассыпавшимися по плечам, крикнула что-то непонятное, вытянув руку ладонью вверх навстречу налетающему Ворону. С ее пальцев метнулась узкая полоска света, блестевшего как ртуть. Ворон вылетел из седла, описал в воздухе дугу и рухнул в песок. Его одежда дымилась. Конь, роя землю копытами, ржал и тряс головой.
Высокий Ворон с золотым солнцем на шлеме, теснимый светловолосым, медленно отступал к пылающей кузнице. Обе руки вытянул перед собой, меч – в правой. Клинки скрестились. Меч Ворона отлетел в сторону, а сам он повис на пронзившем его лезвии. Светловолосый вырвал меч. Ворон упал на колени, рухнул лицом в землю.
Всадник, выбитый из седла молнией, поднялся на четвереньки и шарил вокруг, ища меч. Микула очнулся, сделал два шага, взметнул дубину и опустил ее на голову Ворона. Все было кончено.
– Все в порядке, – услышал он.
Девушка оказалась вблизи веснушчатой и зеленоглазой. На лбу у нее блестел удивительный самоцвет.
– Все в порядке, – повторила она.
– Благородная госпожа, – охнул кузнец, держа свою дубину, как гвардеец держит алебарду. – Кузницу вот… Сожгли. Мальчишку убили. И Радима зарубили, разбойники. Госпожа…
Светловолосый перевернул ногой труп высокого Ворона, посмотрел ему в лицо, потом отошел, пряча меч.
– Ну что, Висенна, – сказал он, – вот теперь я вмешался как раз вовремя. Вот только тех ли я порубил, кого нужно было?
– Ты и есть кузнец Микула? – спросила Висенна.
– Я. А вы из Круга друидов, благородные господа? Из Майены?
Висенна не ответила. Она смотрела в сторону леса, откуда бежало к ним множество людей.
– Это наши, – сказал кузнец. – Из Ключа.
V– Мы троих завалили! – гремел чернобородый из Порогов, потрясая насаженной на жердь косой. – Трех, Микула! Прискакали на поле ловить девок, вот мы их там… Один только и ушел, успел на коня вскочить, сукин сын!
Отряд разместился на равнине, в кругу костров, выбрасывавших в ночное небо снопики искр; люди кричали, гомонили, размахивали оружием. Микула поднял руки, успокаивая их, – хотел послушать другие донесения.
– К нам вчера вечером прискакало четверо, – сказал старый, худой как жердь староста Кочерыжки. – За мной. Кто-то им донес, что я с вами. Залез я на крышу овина, лестницу за собой втянул, вилы взял: ну, говорю, заразы, лезьте ко мне, кто смелый. Взялись они овин поджигать, тут бы мне и конец, да наши не подвели, пошли на них кучей. Те прорываться верхами. Наших парочку положили, но и мы одного с седла сдернули…
– Жив? – спросил Микула. – Я же вам наказывал – непременно живого брать.
– Эх… – только рукой махнул староста. – Не сберег я его. Бабы как налетели, как начали первые…
– Я всегда знал, что в Кочерыжке горячие бабы, – буркнул Микула, почесывая в затылке. – А тот, что доносил?
– Отыскали и доносчика, – кратко сказал староста, не вдаваясь в подробности.
– Хорошо. А теперь слушайте, люди! Где засела эта банда, мы уже знаем. В предгорьях, возле пастушьего становища, есть в скале пещера. Там они засели, там мы их и достанем. Возьмем с собой сена да хворосту, довезем на телегах, выкурим их как барсуков. Дорогу завалим засекой, и никуда они не денутся. Так мы порешили с Корином, вот этим рыцарем. Да и мне, сами знаете, воевать приходилось. Я с вождем Грозимом ходил на Воронов, это уж потом осел в Ключе.
Снова раздались воинственные крики, но тут же замолкли, оборванные одним-единственным словом, произнесенным тихо, неуверенно. Потом оно зазвучало все громче. Наконец настала тягостная тишина.
Висенна встала рядом с Микулой, не доставая ему даже до плеча. Толпа зашумела. Кузнец воздел руки.
– Пришло время сказать правду, – прогремел он. – Когда правитель округа из Майены отказался нам помочь, я обратился к друидам из Круга. Знаю, что многие из вас косо на это смотрят…
Толпа затихла, но кое-где раздавалось сердитое бормотанье.
– Вот это госпожа Висенна из майенского Круга, – сказал Микула. – По первому зову она поспешила к нам на помощь. Те, кто из Ключа, уже ее знают, она лечила там людей, исцеляла своей силой. Да, мужики. Госпожа невелика ростом, но сила ее велика. Выше нашего понимания эта сила, страшит она нас, но для пользы нашей послужит!
Висенна не произнесла ни слова, не сделала ни одного движения в сторону собравшихся. Но скрытая мощь невысокой, веснушчатой чародейки была невероятной. Корин с удивлением ощутил, что его охватывает удивительный энтузиазм, а страх перед тем, что кроется на перевале, страх перед неведомым – исчезает напрочь тем быстрее, чем сильнее сияет самоцвет на лбу Висенны.
– Видите, – сказал Микула, – и на кащея найдется управа. Мы не одни, мы вооружены. Пусть эта банда только попробует вылезти навстречу!
– Прав Микула! – крикнул бородач из Порогов. – Плевать, чары там или не нары! Вперед, мужики! Прикончим кащея!
Толпа завопила, как один человек, пламя костров играло на остриях кос, пик, секир и вил.
Корин пробрался сквозь толчею, подошел к висящему над огнем котелку, достал миску и ложку. Положил себе чуточку подгоревшей каши со шкварками. Уселся, пристроил миску на коленях, ел медленно, выплевывая ячменную шелуху. Почуял чье-то присутствие рядом.
– Садись, Висенна, – сказал он с набитым ртом.
И продолжал есть, косясь на ее профиль, водопад волос, красных, как кровь, в свете костра. Висенна молчала, глядя в пламя.
– Слушай, Висенна, что мы сидим, как две совы? – Корин отставил миску. – Я так не могу, сразу делается грустно и холодно. Куда они спрятали самогонку? Ведь был где-то жбан. Ну и леший с ним. Темно, как в…
Друидесса повернулась к нему. Ее глаза светились удивительным зеленым сиянием. Корин примолк.
– Ну да. Верно, – сказал он потом, откашлялся. – Ну да, я разбойник. Наемник, Вмешался, потому что люблю драку, и мне все равно, с кем биться, лишь бы биться. Знаю, сколько стоят яшма, жадеит и все другие камни, какие добывают в копальнях Амелла. И хочу добыть их побольше. Ну да, мне чихать, сколько из этих людей завтра погибнет. Что еще? Я сам все скажу, не нужно прикасаться к тому камешку, под змеиной шкуркой. Не собираюсь ничего скрывать. Ты права, меня не колышут ни ты, ни твоя благородная миссия. Вот и все. Доброй ночи. Иду спать.
Но не встал. Только схватил палку и принялся ворочать головешки.
– Корин, – сказала Висенна тихо.
– Что?
– Не уходи.
Корин повесил голову. Березовое полено в костре брызгало искрами. Корин глянул на девушку, но не смог вынести взгляда нечеловечески светившихся глаз. Отвернулся к костру.
– Что ж, нельзя от тебя требовать слишком много, – сказала Висенна, кутаясь в плащ. – Так уж повелось, что сверхъестественное вызывает страх. И омерзение.
– Висенна…
– Помолчи. Да, Корин, людям нужна наша помощь, они благодарят за нее, платят, иногда весьма щедро, но брезгуют нами, боятся нас, не смотрят нам в глаза, плюются за нашей спиной. А самые умные, вроде тебя, режут правду в глаза. Ты не исключение, Корин. Многие заявляют, будто недостойны сидеть со мной у одного костра. Но случается, что как раз нам требуется помощь от… нормальных. Или их дружба. Корин молчал.
– Конечно, – сказала Висенна, – легче было бы, будь у меня седая борода до пояса и нос крючком. Тогда омерзение ко мне не привело бы в такое замешательство твои мысли. Да, Корин, омерзение. Этот камешек у меня на лбу – халцедон, ему я во многом обязана своими магическими способностями. Ты прав, как раз с его помощью я без труда читаю мысли. Твои тем более. Но не думай, что мне это приносит удовлетворение. Я чародейка, ведьма, но я еще и женщина. Я пришла, потому что… хотела тебя.
– Висенна…
– Нет. Теперь уж не хочу.
Они замолчали. Пестрокрылая птица в глубине леса, в темноте, сидя на ветке, ощущала страх. В лесу были совы.
– Насчет омерзения – ты чуточку ошиблась, – сказал наконец Корин. – Но скажу честно – ты будишь во мне что-то вроде… беспокойства. Ты должна была избавить меня от того зрелища на полянке. Помнишь труп?
– Корин, – сказала чародейка спокойно, – когда ты возле кузницы воткнул тому Ворону меч в горло, меня едва не вырвало. Не знаю, как в седле удержалась. Каждый по-своему переносит разные… Ну, довольно об этом.
– Довольно, Висенна.
Чародейка еще плотнее закуталась в плащ. Корин подбросил хвороста в огонь.
– Корин?
– Да?
– Я хотела бы, чтобы тебе не все равно было, сколько людей погибнет завтра. Людей и… других. Я надеюсь на тебя.
– Я помогу.
– Это еще не все. Остается перевал. Нужно его освободить От того…
– С нашей армией все пройдет гладко.
– Наша армия разбежится по домам, едва я перестану отуманивать людей чарами, – сказала друидка. – А я перестану. Не хочу, чтобы они погибали за чужие интересы. Кащей – не их дело. Это дела Круга. Мне самой придется идти на перевал. Одной.
– Нет. Одна ты туда не пойдешь. Мы пойдем вместе. Я, Висенна, с детства знал, когда самое время убегать, а когда еще рано. У меня было много времени, чтобы усовершенствовать это знание. Благодаря этому я и прослыл храбрецом. Так что меня не нужно отуманивать чарами. Сначала посмотрим, как этот Кащей выглядит. Кстати, как, по-твоему, что он такое, Кащей этот?
Висенна понурила голову.
– Боюсь, что это – смерть, – шепнула она.
