Текст книги "Истребитель ведьм (сборник)"
Автор книги: Анджей Сапковский
Соавторы: Еугениуш (Евгений) Дембский,Марек Хуберат,Анджей Джевиньски,Марчин Вольский,Эдмунд Внук-Липиньский,Гжегож Бабула,Кшиштоф Коханьский,Анджей Зимняк,Адам Холланек,Рафал Земкевич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 28 страниц)
Довольный тем, что успел до сирены свернуть в ответвление, соединяющее главную эстакаду с входом в здание, он пробежал еще немного и резко остановился. Прямо на него шел Патруль. Четверо молодых плечистых мужчин в черных мундирах. Они, вероятно, только что вышли из дома. Он’ медленно шел, пытаясь угадать, что, собственно, могло привести Патруль именно в этот дом. Увидев перед собой их ноги, остановился.
– Куда?
– Домой, – показал он вперед.
– Почему так поздно? Не знаешь, что вот-вот сирена?
Тон вопроса был острым и агрессивным. Шеннон стал оправдываться: говорил о мастере, дневной норме?.. Они слушали недолго.
– Фамилия?
– Шеннон. Джордж Шеннон, С-4.
– Как?
– Джордж Шеннон, С-4.
Тишина.
– Семья есть?
– Жена. Анна Шеннон, С-4.
– Брюс, это же…
Внезапно они рассмеялись, и Шеннон увидел, что их ноги отступают в сторону, освобождая проход.
– Ладно, возвращайся к ней. Она там, наверное, дождаться тебя не может.
Он бросился вперед, слыша за спиной их веселые голоса, но не разбирая слов. Когда он был уже у входа в здание, завыла сирена. Шеннон вбежал в лифт и нажал на кнопку. Анна будет смеяться, когда узнает. Сколько раз он ее поучал, чтобы избегала Патруля, а теперь сам попал к ним в объятия. Почему они смеялись? Лифт мчался вниз. Шенноны жили на одном из самых нижних этажей, но Джорджу в ближайшее время обещали новую работу, тогда они смогут переехать выше, туда, куда не доходит смрад гниющих на Начальном Уровне отходов.
Автомат разблокировал замки, и Шеннон хотел уже войти в квартиру, когда заметил торчащую из ящика на двери белую бумажку. Это был сложенный пополам листок с надписью “Уведомление”. Выше, с краю, название учреждения: “Легион Закона и Порядка”. Внутри у него все сжалось. Он шагнул за дверь, лязгнувшую за ним автоматическим замком, сбросил ботинки и босиком вошел в комнату. Пусто.
– Анна? – крикнул он в сторону кухни.
Тишина.
– Анна!
Он ворвался в ванну, потом побежал на кухню, снова в ванну. Никого. Шеннон остановился посреди комнаты с белой бумажкой в руке.
Прошло два часа. Он лежал на полу и перечитывал уведомление. В сотый раз. “Анна Шеннон, С-4, сегодня в 15.35 совершила преступление против Новых Законов, была задержана Патрулем № 18 Легиона Закона и Порядка, отдана под суд и осуждена. Приговор приведен в исполнение. Командир Патруля Брюс Харрис”. Буквы впивались в мозг.
Еще минуту назад он извивался на полу, теперь же затих. Он знал, что ему нужно делать. Его жена лежит где-то на Начальном Уровне, на куче отходов. Одна. Он должен ее найти. Он должен быть там, возле нее. Шеннон встал и вышел из комнаты. Спустившись на несколько этажей, отделявших его от Начального Уровня, он открыл дверь наружу.
* * *
Эндрью Маккаллиген, 68 лет, категория А-2, шагал от стены к стене, погрузившись в размышления. Сегодня в Институте, позволив Хейни смотреть на себя, он принял решение. Теперь же его вновь терзали сомнения. Он готовил побег около двух лет и, опрометчиво доверив свою тайну не тому человеку, утратил бы не только шанс на его осуществление, но и то положение в обществе, которое занял в результате десятков лет работы. Однако Хейни был ему нужен. Как выдающийся конструктор ракетной техники и специалист по современным двигателям, он был незаменим. Кроме того, он единственный из всех, кого Маккаллиген знал, не боялся. Да, совершенно не боялся. Маккаллиген чувствовал это при каждой встрече. Хейни умен, воспитывался на Марсе – его не может удовлетворить жизнь в том мире, каким стала Земля после введения Новых Законов. Решено. Он взглянул на вырванный из блокнота листок, на котором записал адрес. Это недалеко. До сирены оставалось еще достаточно времени, чтобы добраться туда без спешки. Маккаллиген направился к двери, решившись действовать дальше без оглядки.
Через полчаса он нажал кнопку звонка под пластмассовой табличкой с фамилией Хейни. Нажал еще раз. Дверь открылась, и его встретил удивленный взгляд Хейни.
– Можно войти? – спросил Маккаллиген.
Хейни отодвинулся, сделав рукой жест приглашения. Он был обнажен до пояса, пиджак и рубашка валялись на полу. Маккаллиген, не дожидаясь, пока хозяин предложит ему сесть, опустился в подушки кресла. На столе он заметил открытую бутылку водки и стакан рядом; Хейни проследил его взгляд.
– Выпьете? – спросил он.
Маккаллиген покачал головой.
– Нет, спасибо.
Что-то тут было не так. Ему трудно было представить себе Хейни пьяницей, осушающим в одиночестве очередную бутылку. Вернулись сомнения. Еще есть время.
– Я пришел к вам с определенным предложением, – сказал он. – Сегодня я ухожу. И хочу, чтобы вы летели со мной.
Маккаллиген наблюдал за реакцией, ожидая расспросов – где? как? – но Хейни даже не удивился. Он сел на край свободного кресла и потянулся за стаканом с водкой. Выпил почти половину.
– Хорошо, – сказал он. – Сегодня?
Маккаллиген стал подробно объяснять план побега. Хейни сидел и слушал. Он уже надел рубашку, а остатки водки слил назад в бутылку. Когда Маккаллиген замолчал, он спросил:
– Почему именно я?
– Вы тоже, как я вижу, сыты этим по горло. И вы не боитесь.
Хейни встал с кресла и зашагал по комнате.
– Да, с меня хватит, – сказал он. – И до сих пор я думал, что не боюсь. Кстати, вы знаете, какой звук издает голова женщины при ударе о бетон?
* * *
Они впервые видели город ночью. Он раскинулся перед ними тихий и темный. Сирена, возвестившая конец дня, смела с эстакад роящиеся толпы, загнала в гаражи автомобили и геликоптеры, и город застыл в тишине. И так каждую ночь. Мертвый, подобно машине, которая имитирует жизнь миганием индикаторов, старательной и четкой работой, но после щелчка выключателя превращается в бездушную глыбу металла. Город. Включаемый утренней сиреной, кишащий в течение двенадцати часов людьми-шестеренками и выключаемый при первом же признаке сумерек.
Вверху, там, где заканчивались металлические плоскости стен, мерцали лампы, но их молочный свет был слишком слаб, чтобы добраться до нижнего уровня. Он рассеивался на паутине эстакад, опутывавшей стерильные кубы зданий, истощался в тысячекратных отражениях от гладких поверхностей стен и посадочных площадок, разбивался о сотни углов и выступов. Здесь, на этой помойке, которую называли самым нижним уровнем или иначе – Начальным Уровнем, господствовала темнота. И вонь. Они стояли на многометровом слое всякого рода отходов – упаковок, бумаги, остатков еды, банок, бутылок и черт знает чего еще, что сбрасывалось сюда сверху из квартир. Или из окон автомобилей, или попросту через барьеры пешеходных переходов. Темно и тихо. Им предстоял долгий путь, и они не хотели света.
Они пробирались сквозь мусор медленно, очень медленно. Каждый шаг надо было контролировать, чтобы не треснула под ботинком бутылка, не сползла банка, не хрустнуло стекло. Их окружила тишина, пропитанная затаившейся опасностью. Они почти чувствовали на своих щеках ее прикосновение, как чувствуется липкая, влажная мгла. Любой звук, вторгшийся в эту тишину, был бы немедленно уловлен локаторами какого-либо из Патрулей. Они шли, а точнее, ползли на четвереньках, осторожно исследуя дорогу перед собой. Иногда, когда замечали на какой-либо из эстакад свет машины Легиона, замирали, не смея даже дышать. Когда свет исчезал за поворотом, они вытирали со лба холодные капли пота и делали следующий шаг. Спешить не стоило, ночь была длинной.
Через час, а может быть, два, решили передохнуть. Они лежали на куче бумаги, показавшейся им не такой грязной, как другие. Маккаллиген смотрел на фонари вверху и повторял про себя, что через несколько часов его здесь не будет. Он сбросит, наконец, с себя бремя страха, гнетущее и его и всех, кого он знал здесь с незапамятных времен. Пора идти дальше. Он приподнялся и сполз со своего лежбища. Пощупал рукой перед собой: нужно убрать с дороги все, что может быть опасным. Пальцы ткнулись в шелестнувший обрывок пленки, скользнули мимо, отложили в сторону несколько бутылок и банок и, двигаясь дальше, остановились на чем-то холодном и влажном. Он с огромным трудом удержался от крика, когда понял, что дотрагивается до двух рядов ровных крепких зубов, выступающих из полуоткрытого рта. Следовало ожидать, что, двигаясь через Начальный Уровень, они наткнутся на трупы.
– Что случилось? – почувствовал он на плече руку Хейни.
– Ничего, ничего. Идем.
И опять шаг за шагом. У Хейни разболелась голова. Он пытался сообразить – это от вони гниющих отходов или от выпитой водки? Хейни шел за Маккаллигеном, стараясь не отклоняться от проторенной им тропинки. Внезапно ему показалось, что он слышит шорох. Сбоку, в нескольких метрах от них. Он остановил Маккаллигена, приложил губы к его уху и шепнул:
– Там кто-то есть.
– Где?
– Там, сбоку.
Шорох повторился. И вдруг кто-то громко и отчетливо произнес:
– Кто здесь?
Они прижались к мусору. Лежали, ежесекундно ожидая, что вот-вот их накроет сноп света. Ничего. Тишина. Хейни поднял голову и попытался проникнуть взглядом сквозь темноту. Там, откуда донесся голос, маячил силуэт, чуть темнее фона. Они поползли в том направлении. Мужчина. Сидит, нагнувшись над чем-то лежащим на его коленях. Он не может быть полицейским. Почему этот Тип говорит так громко? Хейни посмотрел вверх. По одной из эстакад ползло пятно света. Остановилось точно над ними. Маккаллиген видел это тоже. Мужчина сидел в той же позе, согнувшись и не двигаясь с места.
– Анна… – громко сказал мужчина.
Имя взмыло вверх и, как будто в ответ, в их сторону ударил прожектор. Маккаллиген сорвался с места. Крикнув: “Беги!” – он прыгнул и исчез из круга света. Хейни хотел бежать за ним, но посмотрел на ярко освещенного теперь, сидящего человека. Тот не подозревал, казалось, об опасности и смотрел на лежащую на его коленях голову молодой женщины, чье тело безжизненно покоилось на куче бумаги. Хейни сразу же узнал ее.
– Снова встречаемся, – сказал он.
Сверху бесшумно подлетал Патруль. Хейни сидел рядом с незнакомцем и ждал, подложив ладонь под голову женщины.
ПереводВладимира Аникеева
Роберт М. Фальтцманн
КОСМОПОЛ
– Не трогайте, это опасно… – Томмс отбил вверх руку профессора.
Станков с недоверием присмотрелся к серому камню, возвышающемуся над скользкими губчатыми мхами цвета ржавчины. Его взгляд обежал синюю, пузырящуюся поверхность болота и уперся в понурые густые заросли, окружавшие долину.
– Эта каменная глыба? – Он неуверенно повернулся к вездеходу. – Но ведь это обычный сланец.
– Конечно… сланец-поганец… – Томмс стоял, положив руку на рукоять висевшего у бедра излучателя, и, казалось, к чему-то принюхивался. – Сланец-поганец… – Он ходил по болоту и прислушивался к чему-то, что заставляло подрагивать кустики мха. – Минимум пять тысяч вольт… С пяти тысяч вольт начинается напряжение, которое дает этот камешек, натуральный разрядник, – лицо его побледнело. – И меньше не бывает, даже в дождь, а дождя тут давненько не было, настолько давно, что меня это не на шутку тревожит!..
Адамс, опершись на приоткрытый люк, замерял концентрацию излучаемого болотом потока ионов. Результаты ему явно не понравились – он зло захлопнул крышку датчика, показал в сторону гор и сказал:
– Не везет тебе, проф, погорели наши планы. Через несколько минут начнется карусель, бежим!!!
– И побыстрее! – Томмс бесцеремонно подтолкнул Станкова к люку. – Чтобы не было с тобой хлопот…
– Это так страшно? – Профессор неохотно влез в свой гамак. – Стоит ли пугаться какого-то дождя… и за каким чертом эти путы?
Сопя от напряжения, Томмс втиснул экзобиолога в переплетение эластичных захватов и тяжей.
– Счастливы те, кто не знают истины, – сказал он, заползая в такую же сетку; лицо его было испуганным. – Готовы! – крикнул он, обернувшись.
Герметические переборки системы биологической защиты, урча поршнями, захлопнулись, разделив вездеход на несколько автономных отсеков.
– Только под себя не делать, сменного белья у нас мало, – раздался из интерфона голос командира группы Калины.
– О чем он? – Спутанный профессор с трудом повернул голову к Томмсу.
– Мать-Земля, неужели тебе ничего не растолковали перед высадкой? – Сержант, обычно собранный и улыбчивый, сейчас дрожал всем телом, по лицу у него ползли крупные капли пота.
– Говорили, что это единственная планета, где живое и мертвое сплелось для экзобиолога в гордиев узел.
– Идиоты! – пытаясь побороть страх, Томмс строил гримасы, рассмешившие профессора.
– Ты выглядишь так, словно с тебя сейчас живьем станут обдирать кожу, – Станков позволил себе улыбнуться. – Что, этот дождь в самом деле такой страшный?
– К черту, поговорим, когда распогодится! – крикнул Томмс, и в тот же самый миг экзобиолог протяжно завыл, словно сирена “Титаника” перед самым столкновением с айсбергом.
– Это только увертюра, – выдавил сержант, плюясь слюной во все стороны. – Подожди финала, браток, и приготовь легкие, чтобы спели на “бис”…
Оба, скрученные ужасной болью, разразились истошными воплями людей, которых пожирает заживо медведь.
– Это… меня убьет… – простонал экзобиолог, чувствуя, как набухает потом его белье.
– К сожалению… нет… – Голос сержанта прервался, на смену ему пришли мрак и невыносимый грохот молота, колотившего что есть мочи по наружной обшивке вездехода.
Все вибрировало, тряслось и голосило. Мертвые металлические и пластиковые детали вездехода вдруг ожили голосами механических жалоб, словно старались выплакать свою боль разрушавшейся, пытаемой кристаллической сети. В этом ужасном, нарастающем крещендо визга и скрежета тысячи скребущих стекло ножей голоса людей стали лишь блеклым эхом подлинной оргии воплей и дребезга, издаваемых вездеходом. А потом настала тишина. Может быть, она была даже горше, чем тот адский рык, который им суждено было услышать. Душная и горячая тишина. Глотки людям стиснула стальная лапа перегрузки. Они не дышали, не стонали, не в состоянии были уловить стук собственного сердца. Словно погружены были в застывающий расплавленный свинец, обжигавший и раздавливавший одновременно… а когда думали уже, что это конец, агония, – тишина с хихиканьем уступила место братцу шуму, обычному шуму. Вспыхнула аварийная лампочка.
– Что это было? – Экзобиолог глубоко вздохнул.
Хотя физически он был едва ли не раздавлен, с психикой все обстояло хорошо, даже чересчур.
– А кто его знает! – Томмса вырвало. – Официально это называют молекулярным резонансом, неофициально – дискотекой святого Витта. И всегда это связано с дождем.
– А экранировать это нельзя? – Станков перевесился через край гамака и последовал примеру Томмса.
– Конечно, можно – километровой толщей скалы или бегством на стационарную орбиту, где кружит “Гефест”, – в открывшемся люке стоял Калина, поддерживая Адамса.
– Ну вы тут и напаскудили… – брезгливо сказал он, поскальзываясь, прошел к креслу и осторожно положил на него пилота.
– Шок? – Томмс дрожащими пальцами пытался распутать сеть, в которую был упакован.
– Хуже. Выпал из гамака, – Калина задумчиво посмотрел на профессора. – Как профессор по внезапным формам жизни вы должны разбираться и в людях… – начал он медленно.
– Я не врач, не хирург, – Станков с беспокойством отметил, что левая рука пилота безжизненно повисла, а комбинезон неестественно бугрится над предплечьем.
– И все же… – Калина отстегнул сеть и помог экзобиологу вылезти из гамака.
– Я постараюсь, конечно… но лучше было бы вернуться на базу… и раненого туда отвезти… – Он прервался, видя в глазах командира решимость и злость.
– Как везти? На чем? Это, – Калина пнул стену, – теперь металлолом. Моторы рассыпались.
Адамс со стоном пошевелился:
– На будущее – нужно выключать все, даже часы. Этот проклятый резонанс только и дожидается чужого ритма… промедлишь на секунду, и механизм рассыпается… – Он вскрикнул: Станков, нерешительно задрав ему рукав, коснулся перелома.
– Простите, у меня еще дрожат руки… – попытался профессор оправдать свою неуклюжесть.
– Ну? – спросил Калина, когда Станков ощупал руку пилота.
– Нужно бы сделать рентген… – Станков безрадостно смотрел на открытый перелом и подсохшую толстой коркой кровь.
– Может, еще операционный стол, ассистента и анестезиолога? – кряхтя от боли, Адамс положил руку на подлокотник.
– Но ведь… – Профессор покосился на Томмса, словно ожидая от него помощи.
– Браток, делай что тебе говорят! Никто из нас не умеет поправить такого сложного перелома. Соедини кости…
– Голыми руками? Без обезболивания? – Профессор старался побороть сотрясавшую желудок рвоту.
– Возьми себя в руки и поправь кость! Через час она будет как новенькая, тут нет никаких хлопот с выздоровлением и регенерацией… – Адамс, постанывая, взял левой рукой свою безжизненно висящую кисть, и попытался сам все поправить.
При общем молчании профессор наклонился над креслом. За десять минут, измазав руки в крови по локоть, он очистил рану, соединил переломанные кости и замотал все эластичным лоскутом, вырванным из собственной рубашки. Адамс даже не крикнул, – постанывал сквозь стиснутые зубы, смотрел на Станкова невидящими, полными слез глазами.
– У вас здесь нет аптечки? – Измазанный кровью профессор напоминал то ли мясника, то ли ацтекского жреца, уставшего от вырывания сердец у живых людей во славу Бога Солнца.
– Нет. А зачем? – Томмс с Калиной подняли Адамса и пошли к люку.
Профессор двинулся следом. Они вышли наружу, обогнули скалу и углубились в потрескивавшие заросли кристаллических квазикусов, усеявших берег болота.
– Гей, гоп!
По команде командира они отпустили тело. Адамс, не издав ни звука, исчез в поросшем мхом болоте.
– Вот это и есть наша домашняя аптечка, – пояснил Томмс, вытирая руки.
– Лучшей в известном мне мире нет, – Калина прыснул, увидев на лице Станкова ошеломление и страх.
– Когда выздоровеет, болото его само выплюнет на берег! – Томмс уселся на мох и, отщипывая маленькие белые шарики, принялся высасывать из них сок.
Калина вернулся к вездеходу, стал выбрасывать из люка приборы и инструменты. На вопрос профессора он ответил коротким эпитетом; чувствуя себя лишним, экзобиолог подошел к Томмсу и сел рядом. Тот спал, зажав в горсти белые шарики. Из любопытства Станков сорвал такой шарик, попробовал. По вкусу это напоминало недозревшую бруснику. Потом показалось, что шарик имеет привкус ананаса. Не раздумывая долго, Станков разгрыз еще одну ягоду, еще…
– Эй, сони, вставать пора!
Профессор почувствовал, как его трясут, словно кружку для пожертвований, на что ему было глубоко наплевать. Он открыл глаза, лишь услышав голос пилота:
– Здесь надо начала спрашивать, что можно, а что нельзя! – Адамс бесцеремонно разжал ему челюсти, запихал в глотку пальцы левой руки и заставил извергнуть проглоченное.
– Еще бы пригоршню, и можно проспать собственную смерть… – хмуро сказал Калина, принес из болота горсть жижи. – Глотай-ка! – запихнул он в рот профессору скользкую, подрагивающую, омерзительно выглядевшую массу.
Профессор глотнул и вскочил на ноги, икая. Казалось, в желудке потрескивают электрические разряды.
– Помогло, да? – захохотав, Томмс хлопнул профессора по плечу. – Ничего, сейчас полегчает. А совсем хорошо станет, когда пройдешь километров сто пешочком – именно столько отделяет нас от Базы.
– А как насчет дождя? – спросил Станков, растирая живот. – Без вездехода у нас нет никаких шансов справиться с этим… – Он не закончил: навалились воспоминания о пережитом кошмаре. Остальные даже не заметили, что с ним происходит.
– У нас есть сетки и крючья. Если потребуется, прикрепимся к скалам. Главное – чтобы ты был спутан на совесть.
Калина поднял с земли контейнер с ремнями – импровизированный рюкзак.
– Это для тебя, – буркнул он, бесцеремонно надев контейнер на плечи Станкову.
– Ну и как тебе все это нравится? – спросил Томмс, когда они двинулись к скалам.
Экзобиолог прижимал ладонь к животу. Рюкзак давил на плечи, перехватывал дыхание. Профессор огляделся, посмотрел на унылый горный пейзаж, на низкую пелену желто-фиолетовых облаков, наконец – на Томмса с лазером под мышкой и тюком на спине. Кивнул, спросил:
– Данте Алигьери – тебе что-нибудь говорит?
Томмс плюнул на ближайший камень, и тот выстрелил голубой искоркой.
– Это семечки по сравнению с тем, что нам может еще попасться на дороге… Окажись здесь этот тип, ручаюсь, он свой ад назвал бы раем… и вообще я сомневаюсь, что он написал бы хоть строчку. – Сержант вновь сплюнул. – Здесь, браток, никуда не годится, вся наша техника. Только человек может тут что-то сделать, открыть, исследовать. Любая машина, робот или андроид метров через сто погибнет, как муха в паутине. Вот что хуже всего! То, что делает с нами дождь, больше всего напоминает электрошок… Тебе не приходилось видеть ’бедолаг, которые тут задержались чуточку дольше, чем следует? Запеленутых в смирительную рубашку? Если нет, тем лучше… по крайней мере, не представляешь, как будешь выглядеть после проведенного здесь года…
– А что, кто-то здесь был целый год? – Станков поддернул тяжелую ношу.
– Тебе этого не говорили, – сержант понизил голос. – Было несколько, и все свихнулись.
– Да? Прямо-таки ни с того ни с сего? – Профессор был исполнен скептицизма и неверия. – На Земле говорят совсем другое…
– Увидели упырей! Увидели духов! Увидели нечто, что превращает душу и рассудок в клубок страха!
– Ну, вера в существование души – чистой воды заблуждение.
– Я бы поостерегся заявлять это так уверенно, – хохотнул Томмс. Со значением хлопнул Станкова по плечу. – Совсем недавно ты не верил, что можно залечить перелом…
– Хочешь сказать, что здесь возможно все, даже упыри? – Профессор с насмешливой улыбкой оглянулся через плечо и вдруг неожиданным рывком обогнал Адамса и запыхавшегося Калину, с трудом взбиравшегося по откосу.
– Горный козел прямо-таки, – хмыкнул Адамс, горбясь под грузом.
– Смотрите! – вскрикнул Станков, указывая в сторону брошенного ими вездехода.
Двое мужчин обернулись без особого любопытства и двинулись дальше. А позади, в белой мгле болотных испарений, два темных предмета приплясывали вокруг вездехода и полосовали его струями огня на куски.
– Что это, во имя Матери-Земли? – схватил Станков за плечо проходящего мимо сержанта.
– Кто знает? – Томмс поскользнулся на влажном мху и выругался.
– Но они уничтожают вездеход?! – Профессор подхватил сержанта и пошел впереди, спускаясь по склону. Обернулся. – А вдруг они атакуют нас? – неуверенно спросил он.
– Не было случая, чтобы Плазмяки бросались на людей.
Томмс не оглядывался подобно Станкову, но его тяжелый лазер внезапно оказался в боевой готовности, предохранители отведены; и воображение профессора связало эту картину с чем-то неясным и грозным, все это время оплетавшим людей невидимой сетью.
Когда они взобрались на седловину и, тяжело дыша, опустились на липкую, влажную траву, Калина показал на темно-коричневую громаду голой скалы и клубок змеедревов перед ней.
– Там начинаются пещеры. Если профессор Берт не ошибся – здесь единственное место по эту сторону Драконьих гор, где можно встретить упыря.
Станков припомнил короткий разговор со своим предшественником и вздрогнул. Вспомнил изолятор, кровать и человека с белыми, как снег, волосами – молодого ученого, связанного, как рулет, бормотавшего что-то бессвязное о мести за осквернение могил. Придя в больницу, Станков попросил его о помощи. Берт, вначале спокойный и совершенно нормальный на вид, связно отвечал на вопросы – но, едва услышал о некрополисе, превратился в рычащий вулкан гнева и покаяния. Три санитара с трудом удержали его, не дали выпрыгнуть с тридцатого этажа.
– Он был дельный парень, этот Берт, – сказал Томмс, – только вот чертовски рассеянный. Наладился проехать на вездеходе мимо змеедревов у входа в пещеру. Понятно, те чертовы заросли только и ждали такого подарка, куска металла. Через пять минут наш парень сидел голый и босый в самом клубке змеюк. Даже металлические зубы изо рта у него вытащили эти голодные кустики… – Сержант угрюмо хохотнул, схватил Станкова за шею и притворился, будто хочет высосать кровь. – Но это ерунда по сравнению с вампирами, – шепнул он. – Эти нетопыри огромные, как орлы, жизнь готовы отдать за каплю человеческой крови. Берту бы оставаться снаружи, а он побежал вглубь пещеры. Без фонаря, без комбинезона, без шлема. И угодил из огня да в полымя. Когда мы его нашли, он был буквально завален телами вампиров. Если бы не то болото в долине, до утра бы он не дожил. Нетопырю довольно глотка крови, но их там было чуть не с сотню. Бедный Берт! Когда мы несли его к болоту, он напоминал выжатый лимон…
– Если эта планета так неприветлива к человеку, не могу понять, за каким чертом Земля решила направить сюда нашу группу, – сказал Станков. – Есть более приятные миры. Мы открыли почти двести планетных систем…
– Да, но есть подозрение, что эта – единственная, где имеется – или имелся – высокоорганизованный разум.
Адамс с аппетитом грыз клубень какого-то растения, похожий на морковку.
– Ты, наверное, слышал о той картине на стекле, что Берт нашел в некрополисе?
Станков кивнул:
– Я ее даже видел. Но картиной это назвать трудно. Обычный кусочек вулканического стекла, и в него словно вплавлено изображение существа с горящими глазами, в рясе и капюшоне. Но это – вольная интерпретация. С тем же успехом это может оказаться капризом природы. В геологических музеях на Земле можно увидеть и не такое.
– Конечно! – Калина тоже грыз корень. – Но здесь нет вулканов. И некрополис – не результат геологического процесса, а искусственно созданный объект. Он выглядит словно прекрасная коллекция сталактитов и сталагмитов, только вот в каждом под коркой из кремния и известняка имеется пустая внутри сердцевина, изготовленная из железо-никелевого сплава с примесью изотопов тяжелых металлов. И все они соединены меж собой сетью графитовых жилок.
– Хотел бы я увидеть это сам, – Калина протянул корень и ему, но Станков мотнул головой. – Кроме экзобиологии я занимался еще бионикой и биохимией, получил звание специалиста второй степени…
– Твоя аппаратура осталась в долине, и Плазмяки, похоже, скушали ее на десерт… – Томмс беспокойно озирался. – А что до пещеры, так все мы туда наведаемся, и наверняка – галопом…
– Дождь!!! – Станков распростерся на земле, вцепившись в тугой ковер мха.
– Хуже! Гораздо хуже! Буря! Буря! – Томмс еще кричал, но Адамс и Калина уже вскочили, вскинули на плечи рюкзаки и бегом кинулись в сторону темно-коричневой горы, обросшей змеедревами.
– Возьми оружие и стреляй, куда покажет командир, – крикнул сержант ошеломленному Станкову, сунув ему в руки лазер.
– А это? – Экзобиолог показал на свою поклажу.
– Я понесу, беги! – Томмс сильно толкнул его в плечо.
– А ты? – спросил Станков, увидев, что сержант упал на колени и лихорадочно распаковывает свой контейнер.
– Бегом марш! – схватился за лазер Томмс. – Это приказ! – Глаза его стали такими злыми, что профессор невольно стал навытяжку, крутнулся волчком и побежал в сторону змеедревов.
Подбежав к подножию темно-коричневой скалы, он застал Адамса и Калину над распакованным контейнером, в котором были эластичные тонкие комбинезоны из силиконовой фольги и такие же складные шлемы. Завидев его, Адамс молча вытащил из кучи комбинезон, а Калина – шлем; бросились на него, как спятившие гардеробщики, вмиг обрядили в черную скользкую материю, безжалостно колотя им оземь во время этой процедуры, заставляя охать и прыгать на одной ноге, когда натягивали штанины.
– Мать-Земля! – охнул Станков, когда ему повесили на плечо оружие и пихнули в самую гущу лениво извивавшихся зеленых щупалец толщиной с пожарный шланг. – Хотите, чтобы они меня придушили и высосали?
– За работу, экзобиолог! – крикнул Калина, держась на безопасном отдалении от хищных ненасытных зарослей. – Упал в воду – плыви!
– Но что же мне делать? – крикнул Станков, чувствуя, как нечто цепкое и скользкое исследует его шею и руки.
– Найди корень этой зеленой анаконды и жахни туда пару раз. Поставь лазер на “единицу”. Это их не убьет, но усыпит. На них избыток фотонов подействует, как на тебя нейролептик. Впадут в ступор…
Задание выглядело простым, но зеленые анаконды, видимо, были чертовски голодными – пытались добраться до металлического лазера, хотя он и был завернут в силиконовую фольгу.
Сделав несколько шагов вперед, профессор увидел огромное вздутие корня. В гуще все оживленнее шевелившейся массы живых ветвей и щупалец почти невозможно было прицелиться и выстрелить. Ему едва удавалось удержать в руках оружие, опутанное сотнями белых ниточек – органами чувств змеедрева. Тело профессора было для обожавшей металл твари словно бы неприкасаемым. Мощные щупальца со свистом рассекали воздух у самой его головы, у самых рук, но ни разу не коснулись черного комбинезона. Это был шанс, и его следовало использовать. Он упал на землю, прикрыв своим телом лазер, и, будто на учениях, ползком преодолел три метра, отделявшие его от корня.
Захваченный врасплох его маневром живой куст замер на миг. До сих пор профессор был неприкасаем, но сейчас, закрыв собой лазер, превратился в конкурента. А змеедрев знал, как следует поступать с конкурентами. Тяжелые и толстые, как слоновьи ноги, главные щупальца сомкнулись над человеком. Сеть лианоподобных жгутов опутала его.
Станков почувствовал, что его поднимают вверх. Прямо перед его глазами зеленое щупальце целеустремленно обвилось вокруг лазера.
Последний шанс, подумал он и, не целясь, нажал на спуск. И поразил цель с первого выстрела.
Взмывшее над его головой гигантское щупальце пронзительно вскрикнуло и, цепенея, стало спускаться.
“Задавит”! – подумал он в панике и выпустил лазер, оставив его в коченеющем щупальце.
Задавить его не задавило, но втиснуло в зеленое пекло опадающих щупалец, веток, жгутиков.
– Отличная работа, браток! – услышал он где-то сзади голос. Станков почувствовал, что его схватили за ноги и вытаскивают из-под душившей кучи дрожащих кустов. Ошеломленный, оглушенный, он встал на подгибающихся ногах, с удивлением глядя на узкую расщелину в скале, только сейчас показавшуюся из-за клубка живых ветвей.
– Лезь! – Томмс бесцеремонно толкнул его в сторону черного тоннеля.
Он послушно шагнул на скопище зеленых веток и, спотыкаясь, почти на четвереньках преодолел двадцать метров, отделявших его от входа в пещеру. Сзади он слышал проклятья и сопенье Томмса, тащившего два контейнера.
Когда они достигли скалы, что-то тяжелое рухнуло возле Станкова, разлетелось с хлюпаньем.
Крича нечто невразумительное, сержант прыгнул вперед, забросил поклажу вглубь прохода, потом схватил профессора, каким-то шальным приемом дзюдо швырнул его в черный зев пещеры и сам покатился рядом по сыпучему песку, устилавшему ее.
