Текст книги "Спой мне колыбельную (ЛП)"

Автор книги: Анджела Моррисон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

Глава 29. Реальность

Я просыпаюсь. В комнате еще темно. Дерек лежит на боку, подложив под голову руку. Он обводит контур моего лица, едва касаясь. Он достаточно близко для поцелуя, что я и делаю. Сейчас он не такой горячий.

– Привет.

– Привет. – Я снова его целую.

– По утрам ты не самая вкусная.

Я отрываюсь от него и прикрываю рот.

– Достаточно выздоровел, чтобы прерваться в шалопая. Беспомощным ты мне нравился больше.

Я целую его в лоб. Он поднимает лицо и ловит мои губы. Он тоже не самый приятный по утрам.

– Как насчет того, чтобы почистить зубы?

Я бегу в ванную. У меня есть зубная щетка и еще кое-какие вещи в концертной сумке. Я быстро чищу зубы. На голове бардак, но у меня нет времени на прическу. Я нахожу зубную щетку Дерека на раковине в наборе для бритья и выдавливаю на неё зубную пасту. Я наливаю в стакан воду, мочу полотенце под теплой водой, отжимаю его и возвращаюсь к Дереку.

Я ловлю его за отсоединением трубки, воткнутой в живот.

– Ты сам это делаешь?

– Половину своей жизни. – Он прикрывает полоской пластиковое отверстие в животе. – Раньше трубка проходила через мой нос и спускалась вниз по задней части горла. Это легко.

Я иду, чтобы положить зубную щетку ему в рот.

Он выхватывает её у меня.

– Я не парализован. – Он нажимает на кнопку, и спинка кровати начинает подниматься, пока ему не становится удобно. Он невыносимо долго чистит зубы. – Куда я должен сплюнуть?

Я хватаю пластиковый стаканчик с тумбочки и передаю ему. Он отдает зубную щетку. Я бегу в ванную, чтобы промыть её, так что не вижу, как он сплевывает. Действительно не заводит. Ни одна дырка в животе. Ни один шприц, прикрепленный к груди.

Я возвращаюсь, когда он делает глоток воды. Я беру полотенце, хорошо, что оно еще теплое, и протираю его лицо. Медленно. Быть командиром возбуждает. Компенсирует все остальное.

– Так намного лучше.

Я вытираю его шею и двигаюсь к плечу.

– Об обтираниях полотенцем…

Он тащит меня к себе и наши губы соприкасаются. Мне удается забраться на кровать не прерывая поцелуй. Изголовье кровати плавно опускается, наш поцелуй становится страстнее.

Я лежу на боку, половина кровати его, половина моя. Я стараюсь быть осторожной. Он все еще слаб и я не хочу наткнуться на шприц, прикрепленный к потру в его груди, уходящему под кожу.

– Ты до жути хорошо делаешь это на больничной койке.

– Преимущество жизни в берлоге.

Его губы снова сливаются с моими. Его рука скользит под медицинскую футболку, которую мне дали и он ласкает мою спину. Я спала без лифчика. Я наслаждаюсь его прикосновениями к моей коже, целую его сильнее, поворачиваюсь на спину без стандартного падения на пол и жду его.

Он придвигается и ласкает мой живот. Я закрываю глаза и сосредотачиваюсь на его ласках, его пульсирующих пальцах.

– Тебя может это убить?

– Да, и я вижу, куда ты клонишь. – Его лицо мрачнеет. – Не уходи, Бет. – Он разводит руки.

Маска слетает с его лица. Я вижу его тоску и разочарование.

– Это чересчур. – Его лицо кривится. – У нас ничего не выйдет.

Я сажусь на свою сторону, обхватываю его лицо руками, целую его мягко и нежно и шепчу:

– Получится, когда придет время.

Он отворачивается.

– Оно не придет, Бет. Я болен навечно.

Он позволяет мне себя поцеловать. Я шепчу:

– Однажды ужасное чудовище, встретило прекрасного принца. Принц увидел страдания чудовища и подарил ему свой поцелуй.

– Я чудовище, Бет.

– Тссс… – Я прикладываю пальцы ко рту. – Магия поцелуя навсегда изменила чудовище. Она стала человеком. Она научилась любить и полюбила принца всем сердцем.

– И он полюбил её.

Я смотрю ему в глаза.

– И будут они жить долго и счастливо.

Он не спорит и позволяет мне себя поцеловать. Снова и снова.

Кто-то стучит в дверь, и я отскакиваю от него вся раскрасневшаяся и запыхавшаяся.

Его мама входит в комнату, следуя за крепким мужчиной ростом с Дерека с небольшой сединой в темно-каштановых волосах. Мое лицо горит, дезодорант не работает.

– Привет, пап. – Он разваливается на подушке, словно у нас только что ничего не было. – Познакомься с Бет.

Его отец кивает и подмигивает мне. Почему эти люди так милы со мной? Он подходит и целует меня в щеку.

– Добро пожаловать в команду.

Он сжимает мой локоть и встречается улыбкой с улыбкой Дерека.

Его отец обращается к нему, вскинув бровь.

– Тяжелая ночка?

Дерек тянется к моей руке.

– Спал как младенец.

Его мама обходит кровать с другой стороны. Она осматривает пустую капельницу.

– Ты еще не принимал свои лекарства?

– Нет, мам. Только не накидывайся из-за этого на Мэг.

– Она опаздывает. – Она уходит, чтобы найти медсестру.

Его отец садится на стул.

Дерек откидывается на кровати.

– Как работа?

Его отец пожимает плечами.

– Как обычно.

Я ухожу в ванную. Когда возвращаюсь, его мама уже привела Мэг с кучей таблеток в руках. Дерек покорно все выпивает.

Его мама замечает меня, стоящую у шкафа.

– Я отвезу Бет домой, пока ты на терапии. Папа останется тут.

Я не хочу уходить.

– Почему я не могу остаться?

Дерек легко закидывает руку за голову, словно бросает мне вызов.

– Тебе нужно немного отдохнуть, юная леди. – Его отец не сможет помочь зевая. Он поднимает жилет и трясет его.

– Мне не нужен отдых. Разве вы не устали?

Он качает головой.

– Давай, Бет. – Его мама обхватывает меня рукой за талию. – Ты уже достаточно сделала.

– Я хочу…

– Нам нужно о многом поговорить.

Я через голову смотрю на Дерека. Он прикрывает рукой глаза и качает головой.

Я стараюсь придерживать свой язык.

– Если так, то ладно.

– Когда ты вернешься? – Тревожные нотки в его голосе заставляют мое сердце перевернуться.

Я смотрю на его маму.

– Через пару часов.

Он показывает пальцем на свою маму.

– Только не пугай её до смерти.

Его мама заставляет меня позвонить, пока мы едем к ним домой. Моя мама не кричит на меня, но говорит, что я должна сегодня вечером вернуться домой и завтра пойти в школу.

– Но это чрезвычайная ситуация. Я должна быть с ним.

Мама Дерека протягивает руку к телефону. Я подчиняюсь.

– Мы гарантируем, что она будет там. Нет, нет. Будет не поздно. Она была замечательной. Хорошо. До свидания. – Она протягивает мне телефон.

Я кладу его в сумку. Спорить не смею. Она все контролирует и хочет, чтобы я это понимала.

– Я не была вчера замечательной, скорее похожей на катастрофу. Почему вы так легко сделали это для меня?

– Он говорит, что любит тебя. Ты любишь моего сына?

Я киваю.

– Тогда почему бы не сделать все возможное, чтобы держать тебя поблизости? Мне нужен союзник.

– Против него?

– Ради него. Когда ему было почти пять, врач сказал, что ему осталось два, максимум три года. С тех пор я воюю, доказывая, что люди ошибаются.

– Дерек сопротивляется?

Мы останавливаемся на красный свет.

– Он боролся с терапией и лекарствами, когда был маленьким. Скармливал свои таблетки собакам и все в этом духе. Но сейчас это отошло на второй план. Он сопротивляется другими способами. Опасными. Некоторое время это были девушки. Затем он стал встречаться с одной милой особой из хора. Но ему по-прежнему хочется бунтарствовать. Вся его жизнь превратилась в наркотик, но он не скатился по этому пути. – Загорелся зеленый. Она нажала на газ.

– Как вы тогда позволили ему сесть на мотоцикл?

– Ему девятнадцать. – Она вздрагивает. – Отец был не против. Что я еще могла сделать?

– В Швейцарии он немного сошел с ума.

– Ты когда-нибудь выдела его на скейте?

Чертов адреналин.

– Вы должны были…

– Связать его?

– Посадить в комнату, обитую войлоком.

Она включает левый поворотник.

– Я поймала себя на том, что с нетерпением ждала момента, когда он окажется в больнице, чтобы круглосуточно следить за ним. – Она поворачивает и кидает мне мрачную улыбку.

– Камера?

Она кивает.

– Но в последнее время он серьезно говорит о жизни. – Она смотрит на противоположную сторону от дороги. – Спасибо тебе.

– Мне? – Я закатываю глаза и откидываю голову на подголовник. – Я все делаю неправильно.

– Я так не думаю.

– Мне нужна помощь.

– Она у тебя уже есть. – Она пододвигается и похлопывает меня по колену. – Вчера я еле стояла на ногах, но как я могла его оставить? А потом появилась ты. Ангел Дерека.

– Вела я себя не как ангел.

Она смеется.

– Я должна была взять с него слово. – Она фокусируется на дороге, едет и на секунду замолкает. – Дерек не должен был так играть с твоим счастьем. Не каждая бы осталась. Это весьма болезненно.

– Самое ужасное было не знать.

– Это не самое ужасное, Бет. – Она смотрит мне в глаза. – Самое ужасное еще впереди.

Я отстраняюсь от нее, не хочу слушать. С ним все будет хорошо.

Мы подъезжаем к небольшому двухэтажному дому к западу от Лондона. Мотоцикл Дерека привален к боковой двери. По пути в дом мы обе кидаем на него противные взгляды. Она ведет меня через прачечную, забитую грязными вещами, словно я часть семьи и проводит через кухню в гостиную. Здесь высокий шкаф и длинный черный стол. Он узкий и покатый и стоит за диваном.

– Порой жилету требуется помощь. Раньше я била бедного ребенка по сорок пять минут четыре раза в день, чтобы он отхаркивал всю гадость из легких. Даже представить себе не можешь, как ему это нравилось.

Чемодан с лекарствами стоит на кухне. Она открывает посудомоечную машину, а та полностью забита разными медицинскими штуками. Она вытаскивает оттуда пару кружек.

– Ты иди в душ, а я сделаю нам какао. – Она отправляет меня в комнату Дерека. – Не обращай внимания на беспорядок.

Я пробираюсь через его грязную одежду, останавливаюсь у его кровати и смотрю на отпечаток его тела. Рядом с кроватью стоит капельница, на которую накинута одежда. Его компьютер почти похоронен под завалом тетрадей и нот. По пути в ванную я ударяюсь пальцем ноги об утопленную в бардаке клавиатуру. Ванная довольно чистая. Его мама, должно быть, подготовила её для меня. Сомневаюсь, что Дерек оставил тут чистые полотенца и положил их на полочку, когда в последний раз был здесь.

Я снимаю позаимствованную одежду и залезаю в душ. От горячей воды я чувствую себя лучше. Я вся в слезах, поту и соплях, прилипших ко мне за все это время. Волосы в лаке из-за прически для выступления. Я нахожу еще шпильки, когда мою голову его шампунем. Я намыливаюсь его мылом и втираю, пока по телу не проходит покалывание от чистоты, затем все смываю. Его запах задерживается на моей коже, даже после того, как я вытираюсь полотенцем.

Мои джинсы были в сумке, так что я достаю их. Перед этим надеваю нижнее белье. Не совсем мой стиль, но то, что я носила, еще хуже. Лифчик выглядит нормально, но розовая футболка испачкана и покрылась коркой. Боже. О чем я только думала? Я заимствую белую футболку у Дерека из сложенной на комоде стопки. Его мама ничего не говорит по этому поводу, когда я возвращаюсь.

Мои волосы сохнут и завиваются, пока я сижу в кухне и попиваю какао с зефиром.

Его мама наклоняется над дымящей кружкой.

– Расскажи мне, как вы познакомились. Ну и все остальное. Если я спрошу Дерека, он только проворчит.

Я дую на какао и пытаюсь понять с чего начать.

– Пожалуйста? – Её брови взмывают вверх. – Все, что говорят о матерях неправда. Мы не ненавидим девушек своих сыновей. Неряшливых – может и да. Но в основном мы в восторге и немного в шоке, когда замечательная девушка любит твоего сына. И я благодарна, Бет.

– Я не замечательная.

– Уверена в обратном. У Дерека хороший вкус.

Я хлюпаю намного громче, чем предполагалось, пытаясь поймать зефирину, и мы смеемся.

– Думаю, все началось с Мэдоу.

Я говорю ей о страхе сцены Мэдоу и как я заняла её место. Об ужасном макияже. О Дереке на горной вершине и о том, что он уже тогда узнавал мой голос. О том, как он шел за мной и обнаружил на скамейке. Она кивает головой, когда я объясняю свои генетические проблемы, понимая мою боль, как никто другой кому я уже об этом говорила.

– Тебе в этом повезло. Мы ничего не знали, пока Дереку не поставили диагноз. Я хотела полный дом детей, но риск…

– Знаю. – Наши глаза встречаются. – Это ужасно. Дерек был… невероятно понимающим.

На меня накатывает, и руки начинают потеть. Даже кружка какао, которую я держу, не помогает. Я ставлю её и откидываюсь на спинку стула.

Его мама улыбается и качает головой.

– Маленький беспринципный дьяволенок.

– Нет. – Как объяснить, как много для меня это значило? – Я никогда не была привлекательной для таких парней как он, все наоборот меня оскорбляли. Тогда врачи сказали, что они правы. Я на самом деле чудовище.

Она качает головой и взбалтывает свой какао.

– Потом появился прекрасный парень, который успокаивает меня пока я плачу. Когда он поцеловал меня, весь мир перевернулся. Я уже не буду прежней. Муковисцидоз? Что это меняет?

Выходит очень слезливо, когда я рассказываю ей, как волшебно было в Лозанне, как я испугалась, когда все закончилось, и какое облегчение испытала, когда увидела его на байке, пока он не взял меня прокатиться. Я смотрю на все признаки его состояния вокруг нас.

– Теперь я знаю, почему он держал меня на расстоянии.

– И почему он не сказал мне о тебе.

– Куда мы поедем отсюда?

– Я поеду усмирять учебное учреждение. А ты усмирять его.

– Ему не нравится, когда я командую.

– Я не об этом. Он хочет жить. Ради тебя. Хочет жить с тобой. Дай ему надежду. Дай битву. До тех пор, когда они его спасут.

Мое сердце сжимается, но я смотрю на неё и киваю.

– Хорошо. Это не так уж и сложно.

Она наклоняется через стол, и кладет руку поверх моей.

– Это может быть самая сложная вещь, которую ты когда-либо делала. Ты уверена?

– Я не боюсь.

Её маска спокойствия спадает на мгновение, и она шепчет:

– А я – да.

Глава 30. Существование

Поднять свою задницу в понедельник утром с постели задача непосильная. Я переводила будильник на чуточку вперед три раза. Только маме по силу вытолкать меня из кровати. Я надеваю старый свитер и джинсы. Собираю волосы и закрепляю их черной резинкой. Я вижу на своем подбородке и лбу красные пятнышки, но насчет макияжа не парюсь.

На завтрак я съедаю банан. Мама наливает мне сок.

– Пожалуйста, можно мне вернуться в больницу?

– Только после школы. И не забудь про домашнее задание.

– Декабрь же. Рождественские каникулы начинаются через две недели.

– И ты сдала все свои итоговые за семестр?

– Да кого это волнует?

– Колледжи, в которые ты через пару месяцев будешь подавать документы.

Поступление? Колледжи? С какой она планеты?

– Будь реалисткой. Я не могу заниматься все этим, пока Дерек не поправится.

Я все ей подробно расписала, когда вернулась домой вчера вечером. Приняла она это довольно тяжело.

Она опускает взгляд и помешивает свой кофе.

– А что, если он не поправится?

Я с грохотом ставлю стакан на стол.

– Почему ты такой пессимист?

– Жизнь – отстой, и нужно смотреть правде в глаза, милая.

– Он не умрет.

– Он обманул тебя. Обманул нас.

– Хватит. Не говори так о нем. Я нужна ему, вот все, что имеет значение.

– Не хочу, чтобы ты упустила свое счастье. – Она закрывает глаза и её тональность снижается. – Как это сделала я.

– Ты говорила, что любила отца.

Она кивает и вздыхает.

– Ты должна это сделать. Я понимаю.

– Хорошо.

Я бегу в свою комнату, достаю чемодан из-под кровати, лежащий там с лета, выбрасываю оттуда всю одежду и начинаю сваливать в него свое нижнее белье и футболки.

– Эй! – Врывается мама. – Подожди. – Она хватает меня за руку. – Попридержи коней. – Она забирает стопку джинсов из моих рук, и садится рядом. – Давай минутку подумаем.

Я кладу голову ей на плечо.

– Я должна вернуться. Что если…

– Ему стало еще хуже? – Она позволяет мне высказаться.

Я сажусь на кровать.

– Как я могу тратить время на школу, когда он… – Я делаю глубокий вдох и собираю все силы, чтобы сказать. – Когда он может завтра умереть?

– Он так близок к этому?

Я держусь изо всех сил, чтобы не сорваться.

– Никто не знает. Наверное. Новые лекарства, которые ему дают, кажется, помогают. – Его мама сказала мне, когда мы возвращались в воскресенье в больницу. – Как долго и сильно ли они помогут – никто не знает. Они должны поддерживать в нем жизнь, пока не сделают пересадку. Единственная проблема в том, что антибиотики, которые ему дают больше не помогают.

– И что дальше?

– Не знаю. – Я шмыгаю носом и моргаю. – Если они перестанут давать ему антибиотики, инфекция победит.

Мама садится рядом.

– Мне жаль. – Она тоже сдерживает слезы. – Очень жаль. – Она обнимает меня. – Ладно. Давай сегодня все оставим как есть. Иди сегодня в школу. Возьми задания и завтра сможешь поехать.

– Правда?

– Да. Увидимся завтра вечером. Главное, успеть до полуночи. – Мне было нелегко оставить вчера Дерека. – Я люблю тебя, Бет. – Он наклоняет свою голову к моей. – Я здесь. Если что-нибудь понадобится, я здесь.

Я целую её в щеку, обнимаю, складываю одежду с всякими вещами в чемодан и немного успокаиваюсь.

Я поздно приезжаю в школу, но нахожу Скотта у шкафчика. Я вела себя с ним ужасно в субботу вечером. Я должна извиниться. И объясниться.

– Привет, Скотт. Мне очень…

Он лавирует стопкой книг в руках.

– Ну тебя к черту, Бет.

Он проходит мимо и уходит в дальний конец холла.

Шкафчик рядом со мной пуст.

Я прямо чувствую, как он швыряет свои книги мне в лицо.

В хоре его нет.

В обед я вижу его рядом с невысокой новенькой, младше его. Когда я выхожу из школы, он целуется с ней у входа.

Черт. Он воспользовался моим гадким советом. Я должна быть за него рада. Я должна заботиться о Дереке. Для друга, который хочет больше, чем я могу дать, места нет. Я рассчитывала на него, но это не совсем честно. Лучше, чтобы у Скотта не было времени. Сейчас он занят больше, чем мне хочется знать, но он заслуживает чего-нибудь. Она не может ему действительно нравиться. Она маленькая, милая и идеально ему подходит, но он её не любит. Он любит меня. Она, скорее всего, была влюблена с начала года. И сейчас, о, черт, его руки у неё на заднице.

Я быстро миную их, бросаю свою сумку на заднее сидение Джанет и еду в Лондон. На границе Лондона и Сарнии никого. Сегодня я взяла с собой паспорт, но парень смотрит на мой номерной знак так, что я начинаю волноваться. Снова пошел снег, но дорога расчищена. Через час я уже в больнице. Это проще чем вести хор. Черт, хор. У нас завтра репетиция. Я должна позвонить Терри. Или просто обновить статус на своей страничке в интернете? Каждый получит сообщение, что я…

О, Боже. Моя страничка.

Он добавился ко мне, расспрашивал обо мне.

Экий засранец. Он был прав. Ребята из Эмебайл выиграли у нас. И он сделал то же самое со мной. Он всегда добивается своего.

Он и легкие свои получит. Это же Дерек.

Я врываюсь в его палату. Он спит с ингалятором, прикрепленным к лицу. Его мама, бедная женщина, тоже клюет носом, лавируя на неудобном стуле. Я осторожно трясу её за плечо. Она открывает глаза.

– Он в порядке? – шепчу я.

Она моргает и кивает.

– Заставила его сделать это. Пока он в жилете.

– Я могу остаться. Поспите до завтра.

Она собирает свою сумочку, вязание и оставляет на тумбочке стопку книг о муковисцидозе для меня.

– Убедись, чтобы утром он пробыл все положенное время на процедурах.

Она обнимает меня и уходит.

Я увожу столик над кроватью Дерека, толкаю его к окну, сажусь и просматриваю книги. Я беру стул и замечаю, что он шпионит за мной одним глазом.

– Ты проснулся?

– Нет.

Я отталкиваю стул и очень осторожно, помня о его капельнице, нападаю.

Он целует меня и выдыхает:

– Из-за тебя взорвутся мониторы, – прямо мне в ухо.

Я прижимаю ухо к его груди. Его сердце стучит в ответ.

– Слишком много волнения?

Он нажимает волшебную кнопку, и спинка кровати поднимается.

– Верни столик обратно.

– Нет, пока не закончишь со своим жилетом.

Я приношу его и помогаю завязать. Он вибрирует двадцать минут, а затем Дерек отхаркивает все в тазик.

Мэг просовывает голову в дверь.

– Помощь нужна? – Она видит зеленый оттенок моего лица и заходит. – Я помогу. Иди, подыши немного. Привыкать ко всему нужно медленно.

Я хожу туда-сюда по коридору, ругая себя, пока не приходит Мэг.

– Он хочет тебя видеть. Говорил что-то об обтираниях.

Это заставляет меня улыбнуться. Я возвращаюсь в палату, придвигаю столик обратно и с его головой на моем плече покорно занимаюсь уроками. Он так и заснул, пуская слюну мне на шею. Но я не двигаюсь, занимаюсь до поздней ночи.

Он просыпается, когда я пытаюсь опустить кровать. Он берет пульт управления и опускает голову вниз, а ноги поднимает.

– Думаю, у меня отекли лодыжки.

– Как у беременных?

– Я не беременный.

– Я заметила.

– Отвернись. Я ни за что не засну, если ты будешь так на меня смотреть.

Я целую его.

– Ты уверен?

– Раскладушка моей мамы под кроватью. Если ты не перестанешь меня мучить, я заставлю тебя спать на ней.

– В субботу ты мне раскладушку не предлагал. Я думала, что она на стуле спит.

– У меня слипаются глаза. Мэг повысила мне дозу морфина. – У него ужасные головные боли.

– Я должна приглядывать за тобой. Никакого секса. Я думала, ты знаешь это.

Ему удается выдавить сонный смешок, он ложится на спину, закрывает глаза и засыпает.

Я лежу на своей стороне, жаждая его и не понимая, как можно думать о таком, когда он так болен.

Следующие две недели я хожу в школу только для того, чтобы писать тесты. Моя мама договаривается обо всем с учителями. Я узнала намного больше, учась в больничной палате Дерека, чем когда-либо сидя за партой. Головные боли Дерека становятся все ужаснее. Сейчас он получает столько морфина, что только и делает, что спит. Так что я слежу за ним и учусь. И у меня выходит все, кроме экономики.

Я пытаюсь поговорить со Скоттом после теста, но он окатывает меня холодом.

Неделя до Рождества довольно спокойная. Мама отпускает меня на все время. Мама Дерека пользуется этим, чтобы купить подарки и разослать открытки. Я помогаю ей завернуть подарок для Дерека. Я купила ему кожаные перчатки для езды, подходящие его куртке. Я сплю на раскладушке его мамы. Я не могу лежать позади него всю ночь и не сходить с ума. С каждым днем я люблю его все больше, и с этой любовь приходят другие эмоции, которые я не могу контролировать. Спокойные ночки удаются только когда я не рядом с ним.

Парень из-за информационной стойки приносит стопки нот, подарки и открытки от людей, которых не пускают. Ребята из Эмебайл периодически заходят.

Перед своим рождественским концертом его хор, – все ребята в смокингах, – стоят за окном в снегу и поют в сумерках. Я приоткрываю окно, чтобы впустить звук. Сначала они просто поют «Ооо…» с такой гармонией, которая бывает только у монахов и в кафедральных соборах. Затем они медленно тянут гимн. «Смотри, как распускается роза, что взросла из хрупкого черенка».Их гармония строится и рассеивается, врываясь в празднование святого рождения и спасения. Заканчивается все сильным голосом в ночи.

 
О, Спаситель, король славы, который знает все наши слабости.
Приведи нас к молитвам,
К спасительному суду небес и к нескончаемому дню!
 

Это единственный раз, когда я видела слезинки на ресницах Дерека.

Мэг отправляет меня прогуляться с медсестрами вокруг больницы.

– В прошлом году Дерек привел всех своих друзей из хора, принес гитару, и они пели для детей.

Я думаю о нем в его палате, лежа на его кровати. Его мама сидит на стуле и вяжет шарф из необъятной фиолетовой пряжи.

Мы поем для стариков, больных и ужасно больных людей. Я не хочу, чтобы дети уходили. Один из них залезает ко мне на колени и поет, похлопывая по щекам потрескавшейся ладошкой.

Моя мама приезжает на Рождество. Мы встречаемся в палате Дерека. Она привезла индейку, начинку, соус и картофель. И большой тыквенный пирог. Дерек просит Мэг немного убавить морфина, чтобы бодрствовать в течение часа. Ему больно, но он готов. В тот день я целую его на прощание и уезжаю с мамой. Это Рождество. Я нужна ей.

Мама зажигает камин. Он газовый, но с ним уютнее во всем этом снеге. Мы едим горячий попкорн и смотрим «Эта замечательная жизнь». Мама живет Джимми Стюартом.

В конце мы обе плачем.

Чувствую себя отлично.

Когда мы смотрит титры и вытираем носы, мама кладет руку вокруг меня и привлекает под свое крыло.

– Как он, по правде?

– Жив.

– А трансплантация?

– Он все еще не в списке.

– И никаких изменений с антибиотиками?

Я качаю головой.