Текст книги "Андрей Первозванный. Опыт небиографического жизнеописания"

Автор книги: Андрей Виноградов

Соавторы: Александр Грищенко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 32 страниц)

– Кому же теперь проповедовать, если разбежались все? – расстроился сицилиец. – Не надо было по-еврейски молиться… как чувствовал, ничем хорошим не кончится это!

– Да ладно тебе, – успокоил его чернявый. – Думаешь, Андрей не знал, что делает? Было у него одно проверенное средство, как задержать жителей в том городе. Простёр он руки свои к небу и помолился: «Господи Иисусе Христе, прикажи огню сойти с небес и окружить весь город, чтобы никто не смог выйти отсюда». Тут же сошёл огонь с неба и окружил весь город, так что не смог никто из горожан выйти наружу. И все они заплакали, приговаривая: «Горе нам сегодня! Сплошной огонь кругом!»

«Снова огонь! – задумался Никита. – Где Андрей, там всегда огонь…»

– И посоветовались друг с другом горожане и послали к апостолам с мольбой: «Смилуйтесь над нами, избавьте нас от этой беды, уберите от нас это страшное пламя – и поступим мы так, как вы повелите нам». Андрей, увидев, что готовы они обратиться к богопознанию, послал к ним Варфоломея, чтобы тот узнал их мысли и намерение. Пришёл к ним Варфоломей и говорит: «Если мы помолимся Богу, то уберёт Он огонь и спасёт вас от того страшилища. А вы оставьте своих рукотворных идолов и уверуйте в Господа нашего Иисуса Христа, Сына Божьего, Которого я вам проповедую ныне!» И весь народ отвечает ему едиными устами и единым сердцем: «Веруем в Иисуса Христа, о Котором ты говоришь! Но, пожалуйста, не дай нам умереть от страха перед тем чудовищем». А Варфоломей им: «Не бойтесь отныне, – говорит, – ведь милость Божья будет на вас». И подошли они к Варфоломею со словами: «Простите нас, согрешили мы против вас, но отныне, честное слово, веруем мы в Бога Живого». Варфоломей тут им: «Пусть, – говорит, – соберётся весь город с женщинами и детьми в театре. Там отец наш Андрей – вот он и наставит вас окончательно в вере». И начали объявлять по всему городу: «Пусть соберутся все от мала до велика в театре». Взяли тогда все горожане в руки оливковые ветви и побежали навстречу Андрею. Как увидел их Андрей, то обрадовался несказанно, простёр руки к небу и говорит: «Господи Иисусе Христе, Боже наш, пусть огонь удалится в море». И тотчас унеслось пламя, и сильный страх пошёл по всему городу, а Андрей приказал толпе: «Пошлите людей за идолами: пусть снесут их в это место, узнаете вы их бессилие». Тогда пошли жрецы и принесли всех идолов. А бесы, сидевшие в них, жалобно заверещали: «Ой-ой, сейчас погонят нас!» Тогда Андрей стукнул рукой по земле, так что разверзлась она на большую глубину – и провалились в преисподнюю бездну все идолы. Увидела толпа, что случилось с идолами, и воскликнула: «Нет другого Бога, кроме Андреева и Варфоломеева!»

– Вот здорово! – густо захохотал македонянин. – Кто бы ещё нечестивых сарацинов обратил так ко Христу! А то притесняют кругом христиан, только огнём их и можно образумить.

– Подожди, ещё не покрестили парфян. А было это так. Увидели апостолы их веру и говорят: «Вставайте все и идите в театр – там обретёте окончание веры». А толпа отвечает в страхе: «Простите нас, но мы боимся идти туда из-за того зверовидного мужа, ведь многие из нас умерли от страха перед ним». А Варфоломей им: «Не бойтесь, – говорит, – следуйте за мной и увидите, что весел он и кроток». И последовала за ним толпа до театра. Увидев, что они идут вместе с апостолами, Христомей взял за руки Руфа и Александра и пошёл навстречу апостолам, поклонился и расцеловал их. И удивился весь народ и прославил Бога, видя, что облик Христомея стал совсем кротким. Был посередине входа в театр алебастровый столп. И подошёл к тому столпу Христомей и ударил его своей громадной рукой – тот и раскололся пополам, и хлынула из него вода и заполнила всё вокруг. В той воде и крестились все во имя Отца и Сына и Святого Духа. А после того как крестился весь город, говорит Христомей Андрею: «Сжалься теперь и над умершими и попроси Господа, чтобы ожили они и крестились вместе со своими согражданами. Пускай уверуют, что Бог имеет власть как умерщвлять, так и оживлять». Помолился об умерших Андрей, и вот – послышался с неба голос: «Христомей, Христомей, эти люди из-за тебя умерли – поэтому встань-ка ты и воскреси их сам». Услышал это Христомей, взял большой сосуд и, наполнив его из купели святого крещения, полил мёртвые тела – и тотчас воскресли все, крестились сами и прославили Бога, Сотворившего великие чудеса руками апостолов. Воскресли также и звери и, подбежав к апостолам, стали лизать их ноги. Много исцелений совершил Бог руками святых апостолов в том городе: слепых заставил видеть, хромых – ходить, глухих – слышать, а немых – говорить, прокажённые очистились, бесы из каждой щели были изгнаны – так и освободился весь тот город благодаря крещению от всякой нечистоты и мерзости. И построили горожане церковь, и поставили в ней апостолы, как полагается, епископа, пресвитеров, дьяконов и чтецов и научили их величию Божью. Настала великая и бесповоротная радость в том городе, а апостолы, укрепив горожан, чтобы пребывали они в вере в Господа нашего Иисуса Христа, удалились оттуда. А Христомей, договорившись с апостолами, удалился и сам, славя Господа нашего Иисуса Христа, Удостоившего его прийти к познанию истины непорочной веры. В конце концов, схваченный царём Дел ком и преданный им мучениям, добыл себе он нетленный венец во Христе Иисусе, Ему же честь и поклонение, царство и слава во веки веков, аминь!

Когда монах закончил свой рассказ, перед путниками показались уже стены Перинфа. «С такими вот простецами и их баснями придётся коротать тебе век свой, Никита. Не услышишь ты ни риторически украшенного слова, ни тонко подобранных силлогизмов. А главное, и на родину, в Пафлагонию, вернуться-то тебе нельзя – там тебя в первую голову и будут искать, и кто-нибудь да выдаст! Придётся тебе учительствовать в какой-нибудь фракийской или эпирской дыре, наставляя уму-разуму отпрысков таких вот падких до диковин мужланов».

Впрочем, Перинф не был такой уж и дырой. Никита знал, что в древности город этот звался Гераклеей, причём Фракийской – чтобы отличать её от одноименного поселения на Понте. Отсюда родом была и преподобная Елисавета Чудотворица, основавшая в столице монастырь на Ксиролофском холме, где приняла постриг Анастасо – любовь Никитиной юности…

3. ЧЕРТОГИ НЕБЕСНОГО ДВОРЦА

Путники остановились в гостинице близ городских ворот и сразу потребовали себе ужин и вина, но Никита оставил их и поднялся наверх, в скромную комнатку с белёными, потрескавшимися стенами – единственную одноместную во всём доме. Опустив занавес на окне и запалив свечу, Никита осторожно достал из натёршего ему всю спину мешка Епифаниев ларец – единственную теперь у него память о прежней жизни. От долгого пути рукописи в ларце растряслись и ещё больше перемешались, так что Никите пришлось вынимать их одну за другой и раскладывать стопочками на грубом деревянном столе. Наконец ларец опустел и показалось обитое тканью дно.

Теперь Никита смог приступить к внимательному разбору найденных сокровищ. Немногочисленные вощёные таблички оказались черновиками Епифаниевых писаний – как понял Никита, их было два: житие Богородицы и житие апостола Андрея, и написаны они были двумя разными почерками. Первый, похуже, наверное самого Епифания, был неровный, нервный, но для такого опытного писца, как Никита, вполне разборчивый, хотя писал монах-агиограф ещё по старинке, не минускулом, а деловым курсивом. Второй почерк на дощечках был минускульный – такой, каким владели лучшие писцы Студийской обители: видимо, эти фрагменты принадлежали секретарю Епифания, тот где-то упоминал некоего монаха Иакова, с которым они вместе путешествовали вокруг Понта. Но и там и там порой перечёркнуты были слова и целые фразы. Вчитавшись, Никита понял, что это не сами тексты житий, а записи, которые делали для них Епифаний и его секретарь. Иногда это были рассказы местных жителей, а иногда они выписывали целые страницы из нужных Епифанию книг: так, в одном из фрагментов Никита опознал древнее родословие Богородицы, в котором перечислялись все её предки.

Разобравшись с церами и папирусами (а такой был лишь один – с уже читанными им «Деяниями Андрея и Филимона»), Никита перешёл к пергаменам. Среди них выделялись аккуратные тетрадки-кватернионы, по восемь листов, шерстяной стороной наружу, «мясо» на «мясо», «шерсть» на «шерсть», исписанные тем же самым ровным и округлым студийским минускулом. В них Никита опознал житие Богородицы и два списка Андреева жития: один – более подробный, но вместо нормального начала стояли какие-то безумные апокрифические деяния, а другой начинался-το хорошо, пересказом новозаветных событий, но тут были опущены многие подробности, например, не было упоминаний о том, какими источниками и как именно пользовался Епифаний.

Быстро отыскал он тут и Синопу, и Амастриду, но ни в том, ни в другом списке не было и следа его родного Харакса. Если это и расстроило Никиту, то не очень сильно, так как он сразу понял, что Епифаний написал лишь о тех местах, в которых сам побывал. Больше удивило его, что Епифаний совсем ничего не рассказал о проповеди и чудесах апостола в Амастриде – столице Пафлагонии. «Ничего, между Амастридой и Синопой как раз и Харакс поместится. Наверняка и он, и Амастрида должны были быть в древних деяниях – найти бы их только… Небось, были они в Амастридском архиве, который недавно сожгли мятежники», – досадовал Никита.

В последней стопке лежали разрозненные пергаменные листки, исписанные прямым унциалом: одни – библейским, а другие – александрийским. Первые – а их было большинство – содержали коротенькие заметки об апостолах – те самые, которые цитировал предатель Арефа на диспуте с папским посланником. Из вторых же, писанных александрийским или скорее даже коптским унциалом, худо-бедно читалось только пять крошечных листочков, исписанных малограмотною рукою, со множеством вопиющих орфографических ошибок. Нижние края их обгорели. «Вот как! – аж присвистнул Никита. – Будто из огня их вытаскивали. Кто ж их жёг, да и зачем?» Обходя взглядом большие дыры, Никита начал читать:

«Но когда Андрей, апостол Христов, услышал, что горожан схватили из-за него, он встал, вышел на середину улицы и сказал братьям, что нет смысла прятаться. И когда апостол сказал эти слова, среди четырёх воинов обнаружился один самый молодой, в чьём теле обитал бес. Оказавшись рядом с апостолом Андреем, этот юноша закричал: «О Вирин, что такое я сделал тебе, что ты послал меня к этим благочестивым людям?» После этих слов юноши бес бросил его со всей силы об землю, и тот стал исходить пеной. Тогда его товарищи-воины взяли его и склонились к…

Но Андрей сжалился над юношей и сказал его товарищам-воинам: «Не стыдно вам предо мной смотреть, как ваша природа обличает вас? Почему уносите вы отсюда награду, чтобы он не мог воззвать к своему Царю, дабы получить помощь и быть в силах сражаться с бесом, который скрывается в его членах? Ведь он не только взывает к Нему об этом, но и говорит на языке Его двора, так что Его царь сразу его услышит. Я, действительно, слышу, как он говорит: О Вирин, что такое я сделал тебе, что ты послал меня к этим благочестивым людям?» Затем апостол Андрей…»

– Дальше ничего не разберёшь: нижний край листа оборван. А что на следующем?

«Ибо то, что я сделал, я сделал не сам, но это было возложено на меня. Итак, я расскажу тебе суть дела. У этого юноши, чьё тело поражено, есть сестра, девица, видная горожанка и подвижница. Воистину, говорю я, она близка к Богу благодаря своей чистоте, своим молитвам и своей любви. Короче говоря, был один человек, который жил близ её дома, и был он большим колдуном. Однажды он прибыл сюда. Вечером девушка поднялась на крышу для молитвы. Молодой маг увидел её за молитвой, и Семмаф вошёл в него, чтобы побороть эту великую подвюкницу. Молодой колдун сказал себе: «Раз я провёл двадцать пять лет у своего учителя за изучением этого искусства, то теперь наступило время, для того чтобы наконец проявить себя. Если я не овладею этой девушкой, ни на что не буду я способен». И тогда молодой колдун призвал страшные силы против девушки и наслал их на неё. А когда бесы прибыли, чтобы искусить её или даже совсем одолеть её, они приняли облик её брата и постучались в дверь. Она встала и спустилась, чтобы открыть, думая, что это её брат. Но перед этим она медленно помолилась, так что бесы стали как…

Они пали ниц и убежали…»

– Жалко, опять обрыв. Так и не узнаю, что случилось дальше. А нет, на следующем листе снова про эту девушку, только непонятно теперь, с кем она говорит:

«Девушка стала плакаться Иресии. Иресия сказала девушке: «Разве ты не знаешь, что те, кто приходит в это место, не должны плакать? Ведь это место… теперь эти силы…» Иресия снова говорит ей: «Почему же ты плачешь тогда, когда печаль уже прошла? Но теперь, поскольку ты плачешь из-за своего брата, то, так как Бог пребудет с ним, я пошлю завтра за апостолом Андреем, чтобы он исцелил его. И я не только исцелю его, но и вооружу его для дворца»».

– Смотри-ка, здесь всё говорится иносказательно, ни слова в простоте: видная горожанка эта девушка наверняка в Небесном Иерусалиме, а дворец – это, очевидно, Царствие Небесное, как в «Деяниях Фомы». Правда, это всё бес говорит – а ему верить ох как опасно. Впрочем, и не бесу тоже…

«Когда бес сказал это, спросил его апостол: «Как узнал ты тайны, скрытые свыше? Когда воина изгоняют из дворца, он не вправе больше знать тайны дворца. Так откуда узнал ты тайны, скрытые свыше?» Бес ответил: «Этой ночью вселился я в этого юношу, в то же время, когда некая сила свыше вошла в…»»

Что ж за напасть! Так ничего и не узнаешь. И дальше всё какие-то обрывки: про подругу девушки, про какую-то силу свыше, что приходит ночью. Но это вот здорово сказано: «Когда воина изгоняют из дворца, он не вправе больше знать тайны дворца», – прямо про меня! А вот это явно Андрей говорит:

««Почему ты не трепещешь, когда говоришь о вышних таинствах? Я дрожу всеми своими членами и славлю Забирающего, Который ищет души святых. О подвижники добродетели, вы сражались не напрасно – вот Судия готовит для вас нетленный венец! О борцы, не напрасно вооружились вы оружием и щитами и не напрасно выдержали вы войну – Царь готовит для вас Дворец! О девы, не напрасно сохранили вы свою чистоту и не напрасно усердствовали вы в молитвах – ваш светильник сияет посреди ночи, пока голос не позовёт вас: Вставайте, выходите навстречу Жениху!»

Когда апостол промолвил это, он обратился к бесу и сказал ему: «Теперь настало время выйти тебе из этого юноши, чтобы он вооружился для Небесного Дворца». Бес ответил апостолу: «Поистине, человек Божий, я не повредил ни одного его члена из-за святых рук его сестры. Но теперь я выйду из этого юноши, не причинив никакого вреда его членам». Сказав так, бес вышел из юноши».

– Опять лакуна. Но ничего, здесь хоть последовательность событий понятна:

«И когда он вышел из юноши, тот снял свою воинскую одежду и припал к апостолу с такими словами: «Человек Божий, истратил я двадцать золотых, чтобы приобрести эту мнимую одежду. Но теперь я раздам всё, что у меня есть, чтобы приобрести одежду твоего Бога». Его товарищи-воины сказали ему: «Несчастный юноша, если откажешься ты от царской одежды, то будешь наказан». Ответил им юноша: «Я действительно несчастен – из-за своих прежних грехов. Ах, если бы моё наказание было только за то, что я отказался от одежды этого царя, и не было бы за то, что я пренебрёг одеждой бессмертного Царя веков! О несмысленные, разве вы не видите, что это за человек?! Ибо у него в руках нет ни меча, ни другого оружия, но эти великие чудеса совершены именно им!»

Деяние Андрея».

– Что же это такое – часть древних деяний или очередная поздняя выдумка?

Никита пересмотрел листки ещё раз: на последнем у слов «Деяние Андрея» стояла мелкая, еле заметная помета, выполненная, как теперь понимал Никита, почерком Епифания: «Смотри в свитке из Патриаршей библиотеки. Фессалоника». Так значит, Епифаний имел доступ к той самой знаменитой рукописи, что читал Фотий и что теперь в руках у коварного Арефы! Хотя – нет: и Фотий, и Арефа читали не из свитка, а из кодекса – наверное, из того, куда «Деяния» были кем-то позднее переписаны с древнего свитка… Но куда же тогда делся сам этот свиток, ведь Никита не нашёл его в Патриаршей библиотеке? И что значит слово «Фессалоника» в помете Епифания? Постой-постой, может быть, свиток лежит в Фессалонике? Но как он попал в Фессалонику? Думай, Никита, думай.

От постоянных мыслей о Фессалонике, а возможно, и от голода у Никиты стала кружиться голова. Но он не мог никуда уйти от свалившегося на него загадочного сокровища. Никита лёг на скрипучую деревянную кровать, застланную грубым шерстяным одеялом, заложил руки под голову и закрыл глаза. Тотчас перед ними поплыли все события последних двух дней: Патриаршая библиотека, триклиний во дворце, старый скевофилакий, ворота и улицы Города, Эгнатиева дорога, келья Геронтия…

– Та-а-а-к… а что там говорил старец о Епифании? «На дух не выносил иконоборцев, как и все студиты». Значит, Епифаний был студитом. Но опять же, при чём здесь Фессалоника? Ага, брат преподобного Феодора Иосиф был митрополитом Фессалоникийским. Тогда Епифаний мог передать свиток, например, ему, когда патриарх Никифор был низвержен, а в Городе оставлять рукопись было бы слишком опасно…

Хитросплетённые пути пропавшей рукописи окончательно запутали мысли Никиты. Словно змеи, копошились они в его голове, то высовываясь из каких-то нор, то сплетаясь в клубок, то кусая себя за хвост. «Надо идти в Фессалонику, надо добраться до Фессалоники» – с этой мыслью Никита провалился в глубокий сон.

4. ИНЦЕСТ И ПОЖАР В ФИЛИППАХ

Ни назавтра, ни через день выдвинуться из Перинфа не удавалось. Всю землю накрыл непроглядный ливень, словно небеса гневались на человеческие грехи. Вода сплошным потоком катилась по мостовым, превратившимся в подобия ручьёв. В маленькой гостинице оказалось всего человек пять постояльцев, включая Никиту и его попутчиков – кроме рыжего великана, который вопреки всем уговорам поспешил к больной матери.

Несмотря на ливень, кое-какие новости из Города до Перинфа всё же доходили. Так, пришло известие, что патриархом стал синкелл Евфимий. На удивлённый вопрос Никиты, как же столь священнолепный, скромный и богобоязненный муж пошёл навстречу беззаконному царю, принёсший эту весть монах ответил так:

– Говорят, что принял Евфимий патриаршество по божественному откровению, ведь император задумал издать мерзостный закон, что может муж иметь три или даже четыре жены, и многие учёные мужи содействовали ему в этом.

– Ох уж эти учёные мужи! – сокрушался Никита. – Столкнут они когда-нибудь наш мир в преисподнюю бездну!

Целые дни проводил он за чтением Епифаниевых рукописей. Он знал их уже почти наизусть. Житие, написанное монахом, оказалось не таким уж и дурным, как показалось сначала. Конечно, оно было лишено литературного изящества, зато переполнено упоминаниями проповедей, чудес и странствий апостола, среди которых, увы, не находилось места только несчастному Хараксу.

Никита даже пытался складывать воедино мелкие обрывки папируса, но ничего путного из этого не получалось, хотя однажды ему и удалось составить целую фразу:

«Иисус сказал Андрею: «Подойди ближе ко мне, Андрей: твоё имя – огонь; благословен ты среди людей»».

Ничего подобного в Новом Завете, конечно, не было, а упоминания об огненности Андрея уже не раз встречались Никите, и он никак не мог понять, откуда оно могло взяться, разве что приходили ему на ум похожие на пламя волосы апостола, как его изображали на иконах. И не о том ли самом говорилось и в других деяниях, где Христос менял апостолам имена? Но почему Андрей всё равно остался Андреем? Были бы два брата-апостола – Пётр и Пир…

Время отбивало свой сумасшедший ритм каплями дождя, падавшими на подоконник. Никакого просвета за окном видно не было, и, уставший не столько от бесконечного чтения, сколько от бесцельности своего сидения, Никита лёг на кровать. Его знобило. Надо было бы идти вниз, в залу, к камину, погреться, но одна мысль о том, что надо будет принимать участие в общей беседе и беззаботно шутить с мужиками, вызвала новый приступ дрожи. Левая рука безвольно свесилась вниз, коснувшись холодного кирпичного пола. Не было сил даже поднять её, и Никита поймал себя на том, что пытается спрятать её под кровать от пронизывающего всё холода. Но и там царила застаревшая сырость.

Вдруг рука нащупала что-то мягкое и одновременно как будто твёрдое. Вначале Никите показалось, что он уже бредит или, хуже того, что наткнулся на какую-нибудь дохлую крысу, которые в изобилии встречаются в таких дырах, но потом он усмехнулся, сообразив, что это его собственный мешок, заброшенный им под кровать ещё позавчера. Изловчившись, Никита схватился озябшими пальцами за лямку и вытащил его наружу.

Твёрдым же оказался ларец, замотанный в шерстяной плащ и запрятанный внутрь мешка. Не вставая с кровати, Никита достал ларец, открыл его, внимательно посмотрел внутрь, но не увидел там ничего, кроме складок на сукне, которым было обито дно. Их рисунок напоминал песчаные гребни у моря, куда мальчиком Никита иногда выбирался со старшими товарищами. Погладив их, он захлопнул крышку. Ларец лежал у него на груди и давил на неё страшной тяжестью, намного большей, чем вес деревянного ящика, пусть и с железной оковкой.

Медленно, не поднимая головы, Никита оглядел ларец с боков, словно ища какого-нибудь хитро запрятанного выдвижного ящичка. Сейчас ларец показался ему подозрительно толстым по сравнению с неглубоким дном – неужели у него такое толстенное днище? Повертев ларец в руках и ничего не найдя, Никита снова опустил его на пол и, силой воли заставив себя подняться, сел за стол и начал снова перебирать листки.

Но ни глаза, ни пальцы не хотели слушаться его. И тут внезапно сквозь дробь дождя и шум крови в висках он услыхал голос почти угасающего разума. Дошедшего до грани отчаяния Никиту вдруг осенило: он вскочил, схватил ларец, открыл его, постучал по дну пальцем, и оно ответило ему гулким эхом – ну, конечно, под ним был тайник! И теперь ничто уже не удерживало Никиту от взлома.

Он быстро, словно не было мгновение назад никакого бессилия, сбежал вниз и попросил у толстяка-хозяина нож; постояльцы всё сидели и шумно балагурили за столом, на котором ароматно дымилась обжаренная в специях баранья нога. Но Никита лишь сглотнул слюну и поднялся обратно. Он срезал сукно, воткнул лезвие в щель, поднажал, так что доска стала понемногу поддаваться, пока вдруг с треском не вылетела наружу, ударив Никиту по лбу. Потерев ссадину, Никита заглянул внутрь.

Там лежало всего два предмета: маленький матерчатый мешочек и кожаный футляр в виде продолговатого цилиндра. «Мешочек наверняка с золотом – потом пригодится», – решил Никита и взялся за футляр-пиргиск. В нём действительно лежал свиток, папирусный, причём с такой же пурпурной пергаменной биркой, какие бывают в Патриаршей библиотеке. Затаив дыхание, Никита стал осторожно разворачивать хрупкий свиток.

И вдруг его осенило во второй раз. Ни в какой не в Фессалонике свиток – он здесь, – а просто Епифаний записал, что история с молодым воином есть и в рукописи из Патриаршей библиотеки, а приключилась она в Фессалонике. А он-то, дурья башка, собирался уже мчаться в эту Фессалонику! Но где же здесь эта Фессалоника? Свиток разворачивался постепенно:

– Византий, Фракия, Перинф, Филиппы, снова Филиппы… Фессалоники пока не видать – как бы не пропустить её. Прочту-ка лучше отсюда:

«…а святой апостол пришёл в Перинф, приморский город Фракии, и нашёл там корабль, который отправлялся в Македонию. Ибо ему и во второй раз явился ангел Господень и приказал сесть на корабль. И после того как проповедал он на корабле Слово Божие, уверовали в Господа Иисуса Христа корабельщик и все, кто был с ним, и прославил святой апостол Бога за то, что и в море не было недостатка в тех, кто слушал бы его проповедь или кто уверовал бы в Сына Бога Вседержителя.

Жили же в Филиппах, что в Македонии, два брата, и у одного из них было два сына, а у другого две дочери: оба они владели большим богатством, так как были очень знатны. И сказал один брат другому: «Вот у нас огромные состояния, и нет среди граждан никого, кто был бы достоин соединиться с нашим родом. Но давай, сделаем один дом из двух наших. Мои сыновья возьмут в жёны твоих дочерей, и тогда наши состояния легко соединятся». Понравилось это предложение его брату, и, заключив договор, подтвердили они это соглашение залогом, который дал отец юношей. И вот, когда уже назначили день свадьбы, было к ним Слово Божие: «Не жените детей ваших, покуда не приедет раб Мой Андрей. Он и объявит вам, что следует делать». А ведь при этом был уже приготовлен брачный чертог и позваны гости, и было устроено всё необходимое для свадьбы. Ждали Андрея целых два дня, не справляли свадьбы, а на третий прибыл в Филиппы блаженный апостол, и, увидев его, все обрадовались великой радостью и, выбежав навстречу ему с венками, припали к его ногам и сказали: «Тебя мы ждём не дождёмся по извещению Господню, раб Божий. А коли ты наконец пришёл, то поведай нам, что делать. Ведь было нам сказано свыше ожидать тебя, и было нам указано не женить своих детей, пока ты не прибудешь». А лицо блаженного апостола сияло тогда подобно солнцу, так что все удивлялись и прославляли Бога. Отвечал им на это апостол: «Нет, дети мои, не оскверняйтесь, не совращайте этих молодых, у которых может родиться неправедный плод, но лучше обратитесь к покаянию, потому что вы согрешили перед Господом, желая соединить браком родственную кровь. Мы не отвергаем и не избегаем брака, так как с самого начала Бог приказал соединиться мужчине и женщине, но мы скорее осуждаем инцест». Потрясённые этими его словами, родители молодых сказали: «Пожалуйста, господин, помолись за нас своему Богу, ибо лишь по неведению совершили мы этот проступок». А юноши, видя, что лицо апостола сияет, словно лицо ангела Божьего, сказали: «Велико и непорочно твоё учение, блаженный муж, а мы не знали о нём ничего ранее. Но теперь мы действительно понимаем, что это Бог говорит через тебя». Ответил им святой апостол: «Так храните же незапятнанным то, что услышали от меня, дабы Бог всегда был с вами, и получите вы награду за свой труд – жизнь вечную, коей не будет конца». Сказав так и благословив их, апостол умолк».

– Подозрительная история… Неужели родителям и так было непонятно, что задуманный ими брак противоестествен и незаконен? Или тогда у язычников он был разрешён?.. Да нет, быть такого не может. Впрочем, какая разница. Странно только, что апостол так оправдывает законный брак, будто он нуждается в каком-то оправдании… Ага, вот и Фессалоника!

«Жил в Фессалонике весьма знатный и богатый юноша по имени Эксуй. Он пришёл в Филиппы к апостолу, причём втайне от своих родителей и, припав к его ногам, взмолился: «Укажи мне, пожалуйста, раб Божий, путь истинный! Ведь узнал я, что ты истинный слуга Того, Кто тебя послал». Святой апостол проповедал ему Господа Иисуса Христа, и уверовал тотчас юноша и прилепился к апостолу, нисколько ни вспоминая о родителях, ни выказывая какой-либо заботы о своём состоянии. Родители, разыскивая его, услышали, что он находится с апостолом в Филиппах, и, прибыв туда со слугами, попросили его оставить Андрея. Но тот не захотел, сказав: «О, если бы вы не владели этими богатствами, то познали бы Творца мира, Который есть истинный Бог, и избавили бы тогда свои души от будущего гнева!» А святой апостол спустился с третьего этажа и проповедал им слово Божье. Но они всё равно не послушали его, и Андрей вернулся к юноше и крепко запер ворота дома. Тогда родители вызвали на подмогу целую когорту и решили сжечь дом, где укрылся их сын, говоря так: «Пусть погибнет этот несчастный юноша, который бросил родителей и предал родину!» И тогда схватили солдаты горящие пучки осоки и камыша и получившимися факелами начали поджигать дом. Когда пламя взмыло ввысь, юноша взял сосуд с водой и помолился: «Господи Иисусе Христе, в руке Которого находится природа всех стихий, Который увлажняет иссохшее и иссушает влажное, Который охлаждает раскалённое и зажигает потухшее, Ты Сам потуши этот огонь, чтобы не сгорели люди Твои, но ещё более укрепились в вере!» Сказав так, он плеснул на огонь водой из сосуда – и тотчас весь пожар потух, да так, как будто ничего в помине и не было. Увидев это, родители юноши воскликнули: «Вот уже и наш сын стал колдуном!» – и приказали солдатам приставить к стенам лестницы и влезть на третий этаж, чтобы поразить апостола и его учеников мечом. Однако Господь ослепил тех солдат, и не смогли они подняться по лестницам. И когда пребывали они в таком исступлении, Лисимах, один из горожан, сказал им: «Зачем, о мужи, занимаетесь вы напрасным делом? Ведь Бог сражается на стороне этих людей, а вы этого не понимаете и помогаете нечестивцам. Прекратите эти глупости, чтобы не поразил вас небесный гнев». После этих слов вся когорта сокрушилась сердцем, и возгласили воины: «Истинен Бог, Которого они почитают и Которого мы попытались преследовать!» После этих слов – а настали уже вечерние сумерки – внезапно засиял свет, и очи всех просветились. Войдя туда, где был апостол Христов, они нашли его молящимся и, простёршись на полу, возопили: «Пожалуйста, господин, помолись за своих рабов, которые были соблазнены заблуждением». И до того дошло их сердечное сокрушение, что Лисимах не удержался от слов: «Воистину Христос – Сын Божий, и Ему молился раб Его Андрей!» Тогда апостол поднял их с пола и укрепил в вере, но только родители юноши не уверовали. Прокляли они сына и уехали к себе на родину, завещав всё своё имущество властям города. А ровно пятьдесят дней спустя умерли они в течение одного часа. Но так как все горожане любили того юношу за его доброту и кротость, власти уступили ему всё его наследство, и вступил он во владение всем, что было у его родителей. Однако не удалялся он от апостола, но тратил доходы от своих владений на нужды бедных и на попечение о нищих».

– Опять огонь! – Никита вспомнил вдруг, как ходил он некогда с Арефой в патриаршую темницу посмотреть на изобличённого клирика-манихея; тот сидел в цепях на каменном полу и пел странную песнь, где были такие слова: «Блажен святой Андрей, ибо под ним зажгли дом!»

«А однажды попросил тот юноша блаженного апостола отправиться с ним в Фессалонику. И когда они прибыли туда, собрались многие горожане у его дома, потому что очень рады были видеть юношу. Но народу стеклось так много, что решили все собраться в театре, где юноша проповедал им слово Божие так горячо и убедительно, что даже сам апостол умолк, а все только удивлялись его искушённости в вере. И стали просить из толпы: «Спаси сына Карпиана, нашего гражданина, так как он сильно болеет, и тогда мы поверим в Иисуса, Которого ты проповедуешь». Ответил им блаженный апостол: «Нет ничего невозможного для Бога. Однако, чтобы вы уверовали в Него, приведите болящего пред наши очи, и исцелит его Господь Иисус Христос». Тогда пошёл Карпиан к себе домой и сказал юноше: «Сегодня же ты будешь здоров, любимейший мой сын Адимант!» Тот ответил отцу: «Воистину, исполнился мой сон, ибо видел я в видении того мужа, который вернёт мне здоровье». И сказав так, надел он своё платье, вскочил с кровати и бегом устремился к театру, так что его родители не поспевали за ним. Припав к ногам апостола, Адимант поблагодарил его за полученное исцеление. А народ пришёл в изумление, видя то, как тот двадцать три года спустя начал вдруг ходить, и прославили все Бога: «Нет подобного Богу Андрееву!»