Текст книги "Ненависть (СИ)"

Автор книги: Андрей Ильин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

  Парнишке не больше двадцати, но говорит он, словно пожилой, много повидавший на своем веку мужчина. Голос звучит монотонно, фразы выстроены ровно, словно говорящий ведет урок.

  – Чем занимаетесь, Павел?

  – Я студент второго курса педагогического университета. Учусь на историка. Кстати, эта книга издавалась для студентов и ученых, предназначена для изучения, а не для чтения широкой публикой. На ней даже стоит гриф « для служебного пользования». Дать вам прочесть не могу, это будет распространением экстремистских материалов. Уголовная ответственность очень серьезная. Но вы можете легко найти в интернете, скачать и распечатать.

  – Благодарю. Обязательно прочту.

  – Вы хотели обсудить со мной какую-то проблему? Какую именно? – вежливо спрашивает Павел.

  – Вы слышали о последних событиях возле мечети?

  – Разумеется. Многие мои друзья принимали участие в уборке улиц.

  – Не понял … что вы имеете в виду?

  – Да рога ломали ублюдкам! – с улыбкой пояснил Точилин.

  – А, теперь понятно. Видите ли, Павел, чеченцы не оставят это дело так, обязательно захотят отомстить.

  – Опасаетесь повторений событий в Угличе в 2002 году? – перебивает Павел.

  – Простите, я не в курсе, – развел руки Колышев.

  – Один из чеченцев убил русского. Милиция, как всегда, ничего не предприняла. Местные жители учинили самосуд, на помощь чеченам приехали земляки из соседних областей – примерно сорок машин катались по городу с зажженными фарами, пассажиры выкрикивали националистические лозунги и стреляли в воздух. Показывали, кто в городе хозяин. Подобных примеров много по России.

  – Вот как. Да, возможно, и у нас будет такое. Приезд чеченов ожидается завтра. Нужны люди, способные оказать сопротивление, Павел.

  – А менты? Они, как всегда, будут на стороне чичей.

  – Они … опоздают, – с улыбкой ответил Апполинарий.

  – Вы уверены?

  – Абсолютно, – кивнул Колышев.

  – Хорошо. Тогда давайте продумаем план. Я предлагаю …

  Уверенные в полной безнаказанности «мстители» появились в половине восьмого вечера. Колонну машин – сплошь дорогие иномарки! – заметили посетители придорожного кафе «Золотой Петушок», расположенного сразу за мостом через речку. Дальше дорога идет по насыпи, слева железнодорожные пути, справа, за дорожным ограждением, бетонированный склон. Автомобили движутся посередине шоссе, с зажженными фарами, самодельными мигалками и звуковыми сигналами. Встречные машины безропотно уступали дорогу – никому не хотелось связываться со стаей бешеных зверей, вооруженных ножами, арматурой и огнестрельным оружием, вполне легально приобретенным через республиканский союз охотников. Один из посетителей достает телефон, бросает несколько слов. Со стоянки возле кафе одна за другой выезжают два автомобиля. Задрипанные «Москвичи» с трудом выбираются на проезжую часть. Изношенные моторы ревут и кашляют пробитыми глушителями, из выхлопных труб вырываются клубы вонючего дыма, раздается скрежет и стук. Автомобили, когда-то бывшие гордостью советского автопрома, нынче похожи на умирающих от старости трансформеров. Одна из машин замирает поперек шоссе, вторая описывает полукруг и врезается в сморщенную морду первой. Слышен стук и треск, будто кувалдой ударили по грецкому ореху размером с ведро, раздается душераздирающий скрежет и капоты обеих машин угрожающе топорщатся, словно индюшачьи хвосты. Из пробитых радиаторов поднимается легкий парок, весело искрят провода, масляная капель расползается по асфальту забавной лужицей. Жизнь покинула стальные тела советских драндулетов и «Москвичи» почили в бозе точно посередине проезжей части. Шоссе оказалось наглухо перекрыто. Из кабин лениво выбираются водители, слышна вялая перебранка:

  – Колян, ты мудак! – провозглашает один.

  – Нет, Ваня, это ты мудак, – не соглашается второй.

  – Звони гаишникам, Колян! – велит первый водитель.

  – Нет, Ваня, поскольку мудак ты, то тебе и звонить, – резонно возражает второй.

  – Не-а, не буду. Ментам за вызов платить надо.

  – Ну и хрен с тобой, не звони. Покурим?

  – Давай!

  Вспыхивает пламя зажигалки, на несколько секунд освещая лица водителей, загораются багровые огоньки сигарет, ночной воздух пахнет табачным дымом. Колонна дорогих иномарок постепенно удалятся, слабеет свет фар и мигалок, стихают звуки клаксонов. В бледном свете редких фонарей видны блестящие кузова. Кажется, будто по шоссе ползет стадо гигантских жуков. За придорожным кафе со сказочным названием «Золотой Петушок», в кромешной темноте загораются кроваво-красные глаза габаритных огней, раздается натужный рев мощного дизеля. Хрустит дробящийся в пыль гравий на обочине дороги, воздух наполняется сладковатым запахом сгорающей солярки, рев усиливается. В рассеянном свете придорожного фонаря видно, как на шоссе медленно выползает огромный грейдер. Желто-черное чудовище по имени « Caterpillar» движется следом за ушедшей далеко вперед колонной. Нереально толстые и больше колеса вминают асфальт с такой силой, что кажется, будто по краям дороги сухую землю выдавливает наружу, как сливочное масло. Косой бульдозерный нож, словно челюсть инопланетного чудовища, приподнят над дорожным покрытием и прижат к железному брюху. Морда машины сильно вытянута вперед, сужена, как у аллигатора и заканчивается еще одним ножом с клыками. Круглые фары горят желтым огнем, словно вытаращенные в ярости глаза чудовища. Высоко поднятая над землей кабина на мгновение освещается изнутри, видна фигура водителя, склонившегося над пультом управления. Свет гаснет, грейдер набирает скорость. Края выпуклых бульдозерных ножей выступают с боков, словно перевернутые железные паруса. Через несколько секунд машина удаляется настолько, что в поле зрения остаются только пылающие красным светом габаритные огни, уменьшающиеся с каждым мгновением.

  До городской черты остается с полкилометра, уже хорошо видны окраинные многоэтажки, умиротворенно светятся окна домов. Через считанные минуты моторизованная банда исламофашистов ворвется в город и начнется резня, акт безнаказанного геноцида в отдельно взятом русском городе. Окраинные кварталы опоясывает железная дорога. Она пересекает шоссе у самого въезда в город. Красно-белый шлагбаум поднят, на обочине возвышается каменной громадой полицейский «Волк». Как только гудящая колонна приблизилась, вспыхивает «мигалка», распахиваются бронированные двери автомобиля, из машины выходит несколько полицейских. Все с автоматами, головы скрыты под стальными шлемами, бронежилеты топорщатся от дополнительной защиты. Один выходит на середину дороге, рука с полосатой палочкой поднимается. Тотчас впереди опускается шлагбаум, из земли высовываются железные челюсти отбойника. ( Такими приспособлениями оснащены почти все российские переезды, так как жалкая тростинка стандартного шлагбаума не помеха пьяным русским трактористам!) Передовая машина останавливается, не доезжая десяти метров до шлагбаума. Из дорогого G-wagen неспешно выбираются трое кавказцев в кожаных куртках. Последним нарочито медленно ступает на землю сухощавый мужчина в странной для российской глубинки каракулевой папахе. Владелец дурацкого колпака из бараньей шкуры направляется к полицейским. Мужчина останавливается, сопровождающие нукеры замирают полукругом за спиной. Руки у всех в карманах. Полицейские рассредоточиваются вдоль борта «Волка». В рваном свете мигалки можно разглядеть, что оружие наготове и снято с предохранителей. Кавказец в каракулевой папахе это сразу замечает. На продолговатом лице утренней зарей расцветает радушная улыбка, руки разводятся на уровне груди, словно приглашая в объятья, доброжелательный голос звучит, будто у свадебного тамады:

  – Что случилось, уважаемые? Почему мы не можем проехать в гости к землякам?

  Ответа не последовало. Полицейские молча наблюдают за кавказцами в кожаных куртках, стволы автоматов медленно поворачиваются, тупые болванки пламегасителей смотрят прямо в лица незваных гостей. Наступает тишина. Пауза затягивается, из колонны автомашин слышны недовольные крики, сигналы клаксонов разрывают ночную тишину мерзким рявканьем и воем.

  – Что за беспредел, менты? Забыли, кто в городе хозяин? – насмешливо спрашивает один из сопровождающих каракулевую папаху.

  – И в России? – ухмыляется другой.

  Ответа опять нет. Полицейские молча переглядываются и кажется, будто к чему-то прислушиваются. Удивительное и необъяснимое равнодушие русских явно оскорбляет «гостей».

  – Мильцо кладут на нас, ваши! – мешая русские и чеченские слова, восклицает кавказец в кожаной куртке. – Чего мы ждем?

  – Спокойно! – восклицает «папаха», правая рука властно вздымается вверх.

  Поведение русской полиции, обычно угодливое и даже услужливое по отношению к выходцам с Кавказа, на этот раз выглядит странным. Так ведут себя солдаты на передовой перед боем. Вот-вот командир рявкнет хриплым голосом – огонь! – окаменеют лица бойцов, глаза вспыхнут веселой жестокостью, загремят выстрелы, словно барабанная дробь. «Баранья шапка» сильно встревожена. Уж она-то хорошо знает, что везут «гости» в багажниках автомобилей. И какие «гостинцы» сжимают пальцы его охранников в карманах курток. Эти «мусора позорные», похоже, совсем не настроены на взаимовыгодные отношения. Наоборот – одно неосторожное движение и полицейские автоматы плюнут струями огня. Тогда прощай папаха, жизнь и карьера парламентария.

  – Что такое, шайтан …

  С хвоста колонны послышался гул, какие-то хлопки и крики. Оборачиваясь на внезапный шум, «каракуль» заметил, как расцвели улыбками лица полицейских. А один громко, во весь голос, произносит:

  – Ну, наконец-то!

  Железная челюсть грейдера врезается стальным клином в последнюю машину колонны. Полированный багажник новенького БМВ с хрустом сминается, словно картонная упаковка чипсов. С коротким хлопком лопается бензобак, вонючая жидкость выплескивается прямо в салон и тотчас яркая вспышка озаряет ночную тьму – не надо было пассажирам БМВ курить! Изуродованная машина вспыхивает, словно набитая соломой. Грейдер прет, не останавливаясь и не замедляя движения. Косо поставленный нож отшвыривает горящую машину на обочину. От удара автомобиль переворачивается, моторное отделение проламывает ограждение и БМВ катится по склону, словно пылающая вулканическая бомба. Через считанные секунды взрывается следующая машина, затем еще и еще … Мерседесы, БМВ, Ауди и Тойоты, Мазератти и Лексусы сминаются в хлам под мощными ударами грейдера, изуродованные автомобили подпрыгивают, словно мячики и с кастрюльным грохотом катятся по крутому склону вниз. Горящие машины сшибают телеграфные столбы, из порванных баков льется топливо, из разбитых окон вываливаются окровавленные тела, слышны страшные крики сгорающих заживо людей. В общем шуме и хаосе отчетливо раздаются хлопки и взрывы – это детонируют самодельные бомбы, заботливо приготовленные «гостями» для жителей русского города и взрываются патроны. Тяжелый грейдер, предназначенный для прокладывания дорог в горных условиях, ломится вперед, словно атомный ледокол, прокладывающий путь сквозь ледяные торосы мирным судам. Когда пахнет жареным – в буквальном смысле! – бандитское мышление срабатывает молниеносно. Только вот жадность подводит частенько. Гости в кожаных куртках бросаются к Гелендвагену спасать дорогую машину и свои шкуры. «Папаха» тоже было делает шаг к машине, опомнившись, кричит:

  – Стойте, дураки! Не успеете!

  Хлопают двери, ревет мотор, рифленые покрышки с визгом втираются в асфальт, поднимают клубы мутного дыма. Чудо-машина, вундеркиндер немецкого автопрома разворачивается на пятачке, словно танк. Удрать можно только в одну сторону – вправо, по склону вниз и далее по проселочной дороге прочь от страшного места. Путь преграждает железная полоса дорожного ограждения. Водитель жмет педаль газа, джип упирается тупым рылом в ограждение. «На рывок» нельзя, склон слишком крут. Гелендваген выдирает опоры «с мясом», рвет ограждение, но железо не бумага, так просто не поддается. Бухающие удары от расшвыриваемых автомобилей стремительно приближаются, словно тяжелая поступь великана. Ревущий Caterpillar несется на джип, будто рассвирепевший бык на тореадора неудачника. Стальная челюсть ножа приближается, тупое рыло грейдера забрызгано машинным маслом, кровью и чем-то еще бледно серым, по краям свисают клочья полированного автомобильного железа, какие-то тряпки плещутся на ветру, словно маленькие флажки. Пассажиры джипа понимают, что жить осталось мгновение. Водитель со всей силы давит на педаль газа, покрышки рвутся о камни, раздаются громкие хлопки, но все звуки тонут в раздирающем уши реве двигателя грейдера. Ограждение держится из последних сил, с треском лопается и Гелендваген устремляется вперед, но поздно – нож грейдера сбивает джип на лету, словно теннисный мячик. Машина переворачивается, вытянутое рыло мотора ударяется о переднюю часть грейдера, сшибая фары и разрывая гидравлику. Масло блестящими струями вплескивается салон сквозь разбитые окна, заливая людей с головы до ног. Железная скула грейдера бьет еще раз и гелендваген, перекувыркнувшись два раза, рушится прямо на рельсы. От удара крыша сплющивается, слышен хруст и короткое чавканье, будто крыса под пресс попала. Тотчас раздается надрывный стон тормозов, огромный грейдер идет юзом по асфальту прямо на «папаху». Чеченец шустро прыгает в сторону, как большая жаба, перекувыркивается через голову и вскакивает, растопырив руки и вытаращив глаза. Мужчина трясет головой, лицо искажено страшной гримасой, из груди рвется крик:

  – Что это такое!!!

  Придорожные фонари равнодушно освещают пустынную дорогу. Асфальт усыпан кусками пластмассы, осколки стекла усеивают ровную ленту шоссе, словно россыпь алмазов. Справа, за изуродованным ограждением, пылают чадные костры, раздаются редкие взрывы и хлопки, слышны крики людей. Удушливый черный дым от горящего пластика расползается по земле, поднимается по склону, змеиными языками струится над асфальтом. Это все, что осталось от нескольких десятков автомобилей и почти двух сотен «решительно настроенных мужчин».

  – Чего вы стоите, мусора поганые! – кричит чеченец. – Убейте его! – и тычет дрожащим пальцем в кабину грейдера.

  Громадная машина стоит, уткнувшись носом в отбойник на железнодорожном переходе. Передние колеса пробиты, нож зарылся в асфальт, грейдер наклонен вперед, словно подбитый танк на поле боя. Дверца кабины распахнута, но в салоне никого нет.

  – Ловите его, этот убийца не ушел далеко! – снова вскрикивает чеченец.

  – Ага, щас … – лениво отвечает сержант. – Шнурки только завяжу.

  Слышится далекий гул, звук приближается, превращаясь в грохот. Неожиданно резко звенит сигнал на переезде, вспыхивают красные огни. Из кромешной тьмы показываются слепящие огни прожекторов, истошный рев сирены режет ночь, будто топор палача. Через мгновение зеленая туша тепловоза сшибает с дороги изуродованный джип, как пустую картонную коробку. Запоздало взрывается бензин в баке, остатки гелендвагена вспыхивают ярким пламенем и огненной вулканической бомбой врезаются в землю метрах в двадцати от дороги. Состав несется с бешеной скоростью, мелькают пустые товарные вагоны, лязгают колесные пары на стыках рельс. Через минуту грохот стихает, последний вагон тает в темноте. Издевательски нежно звенят колокольчики, красно-белые шлагбаумы синхронно поднимаются, отбойники прячутся в землю. От группы полицейских отделяется темная фигура и направляется прямо к последнему живому чеченцу. Полицейский с коротким автоматом в руке, в шлеме с поднятым забралом и бронежилете похож на каменное изваяние воина, что ожило на короткое время.

  – Ты кто такой?

  – Я … я … парламентарий! Вы не имеете права! – раздается в ответ лепечущий голосок.

  – А че ты сразу о правах заговорил? – удивился полицейский. – Натворил что ль чего?

  – Прекратите морочить мне голову! – взвизгивает владелец папахи (которая валяется в придорожной канаве). – Только что, на ваших глазах, произошло массовое убийство мирных российских граждан! – крепнет голосок.

  – Да? А вон там, под откосом, че взрывается? Фейерверки китайские? Которые «мирные российские граждане» везли к нам в город на продажу, да? Ты, бля, укуренный что ли?

  – Так, мне все понятно! Это проявление махрового русского национализма!! Здесь кругом одни фашисты!!! – взвизгивает чеченец. – Вы … вы убийцы мирных горцев!

  – Ага, скажи еще – школьников младших классов из дальних аулов, которых ты вез на экскурсию в краеведческий музей, – усмехнулся полицейский. Он протягивает руку, пальцы сжимают меховой воротник куртки так, что лицо чеченца перекашивается набок. – Знаешь, козел, почему это, – кивнул на догорающие автомобили под откосом, – случилось? Потому что вы – ДОСТАЛИ! Вы – чума, которая расползается по всей России. Вы – мерзкие, тошнотные насекомые, которых надо давить, жечь огнем и травить заморским ядом. А знаешь, почему я так думаю? Потому что я и мои друзья, – кивнул полицейский в сторону своих товарищей, – прошли обе чеченские войны. Вначале мы думали, что воюем с борцами за свободу. С солдатами. А потом увидели, что вы делаете с нашими пленными. Как вспарываете животы и наматываете кишки на шею еще живому солдату, а остальных заставляете смотреть. И все это снимаете на видео, а потом посылаете матерям солдат, чтобы они тоже глядели. И так поступали не отдельные отморозки из вас, а все! ВСЕ!!! – крикнул полицейский. – И тогда мы поняли, что сражаемся не с противником, а врагом, уничтожаем мразь, гадов инопланетных. И стали убивать всех, без разбору. Стариков – за то, что вырастили таких гадов. Женщин – за то, что рожали таких гадов. Детей – за то, что вырастут такими гадами. Мы думали, вы воины. А вы оказались падальщиками, гиенами, которые нападают вдесятером на одного, да и то, если ранен. Жаль, не позволили извести под корень весь ваш гнусный род, – прохрипел полицейский. – Разбежались тараканами по всей России. Живете стаями, как дикие звери, всего боитесь. А скажи, чичик, – берет милиционер за грудки, – ты в шахматы играть умеешь?

  – Н-нет! – обалдевает чеченец.

  – Вот! И никто из вас не умеет! Зато все чичинята занимаются вольной борьбой и рукопашным боем. А любого взрослого тряхни за шиворот – из кармана нож выпадет. Почему? Потому что трусы! – с презрением произносит полицейский, понизив голос и глядя в глаза. – Знаете, что мы долго терпим, зато больно бьем. Знаете, боитесь и ждете. А ну, что у тебя в карманах?

  Полицейский встряхивает чеченца, как мешок с трухой. Из внутреннего кармана вываливается граната, подмышкой высовывается рукоять пистолета из наплечной кобуры.

  – Я так и знал. А скажи, мирный российский гражданин, зачем тебе ствол? От улиток отбиваться? Так щас зима, нету улиток.

  – Это наградной пистолет. У меня есть документы! Убери лапы, мусор!! – с ненавистью шепчет чеченец.

  – Да? А лимонка тоже наградная? И на нее документы есть?

  Полицейский наотмашь бьет автоматом по лицу, чеченец падает на асфальт. Губы мгновенно распухают, словно оладьи, из разбитого рта брызжет кровь.

  – Ты ответишь за это, гадина ментовская! – говорит чеченец, плюясь кровью и осколками зубов. – Я депутат Государственной Думы, у меня неприкосновенность! Тебе это так не пройдет, шестерка. Мои помощники тебя на куски порежут, сволочь! Ты не убьешь меня!

  Быстро сует руку за пазуху, но полицейский бьет ногой. Солдатский ботинок с железной накладкой на носке с силой врезается в локоть, сустав коротко трещит, рука неестественно изгибается. Бандит с депутатской неприкосновенностью визжит от боли, как недорезанная свинья, ноги дергаются, тело содрогается. Пистолет вываливается из расстегнутой кобуры, падает на асфальт. Полицейский поднимает «ствол», заботливо сдувает пыль и сует обратно в кобуру. Подбирает гранату. Пальцы аккуратно отгибают проволочные усики, кольцо падает на асфальт. Раздается негромкий хлопок, спусковая скоба отлетает в сторону. Полицейский быстро сует гранату во внутренний карман куртки и со всей силы швыряет орущего благим матом «неприкосновенного» под откос, где еще дымятся останки «мирных граждан» и их автомобилей. Почти тотчас гремит взрыв, вопль обрывается, депутат в мгновение ока превращается в облако мутной пыли. Несколько осколков с визгом пролетают над шлемом, вздымаются маленькие фонтанчики пыли.

  – Долго возишься, Михалыч! – укоризненно произносит один из полицейских возле машины с мигалкой. – Понты с гранатой тоже ни к чему.

  – Это его граната, не моя, – отзывается Михалыч. – Он ей пользоваться не умеет!

  – Ладно, поехали. Мы сейчас совсем в другом районе должны быть.

  Хлопают двери, мигалка гаснет, полицейский «Волк» уплывает в темноту. Автомобиль несколько раз мигает фарами, ему издалека отвечают такими же вспышками. Через минуту дорога наполняется машинами, автомобили спешат в обе стороны как ни в чем ни бывало. Только водители искоса поглядывают на обочину, где за рваным ограждением еще мелькают язычки пламени и поднимаются дымные столбы.

   Глава 6

  – Да-а … оху…! Ну, блин! – невнятно бормочет Топор, просматривая публикации в сети. Планшет вздрагивает в руках, короткие волосатые пальцы крутят его так и эдак, изображение послушно переворачивается, повинуясь указаниям гироскопа. Бормотание прерывается радостными возгласами:

   – А вони, вони-то сколько! Омбудсмены, бля, оху… Вставили по самые помидоры! Да, Апполинарий Павлович, вы сработали гениально. Эффект разорвавшейся бомбы в общественном сортире.

  Апполинарий сидит за столом в кабинете заместителя градоначальника, Топор восседает в кожаном кресле, на стене за спиной по-отечески строго глядит вдаль президент. Напротив Колышева Ольга Саранцева старательно держит спину на жестком стульчике. Как и положено эмансипированной и независимой женщине, круглая попка занимает только треть сидушки. Взгляд остр, выражение лица холодно-сосредоточенное, очки в металлической оправе придают лицу выражение нобелевского лауреата. Апполинарию смешно наблюдать, как откровенно ревнует Саранцева к его успеху. Ну да, в этот раз получилось. А на следующий?

  – Сергей Анатольевич, надо опубликовать заявление от администрации города, что в этом происшествии нет национальной подоплеки. Обычное ДТП, пьяного водителя грейдера разыскивают, вот-вот найдут, – произносит Саранцева с самым независимым видом.

  – Конечно … а как же … всенепременно, едрена мать! – кивает Топор, будто цирковой конь после выступления. Внимание по-прежнему сосредоточено на экране.

  – Начальнику полиции подсказать, чтобы тоже выступил с заявлением. Мол, дело чести раскрыть преступление, – говорит Апполинарий. – Ведь все знают – когда ментовский генерал упоминает о чести, дело не раскроют никогда.

  – Подскажу. Только менты сейчас в федеральном подчинении, за кресла держатся всеми лапами, могут и не послушать, – с сожалением в голосе отвечает Топор. – Ты вот что, профессор, позаботься, чтобы все участники акции исчезли из города. Мало ли что, вдруг столичная комиссия – она будет обязательно! – что нибудь нароет, лишимся толковых ребят.

  – Обязательно. Только прежде чем они улетят в теплые края, надо еще одну язву прижечь.

  – Какую? – заинтересованно поднял взгляд Топор.

  Ольга Саранцев быстро опускает голову, но Апполинарий все же замечает гримасу недовольства – опять лезет с предложениями, чертов умник!

  – Цыгане. В частном секторе заводского района процветает торговля «дурью». Реализацией занимаются исключительно неподсудные подростки и беременные женщины. Привлечь к ответственности невозможно. Да и тамошние менты в доле, естественно. Местные давно хотят «припустить петуха» цыганам, но побаиваются мусоров. Надо помочь нашим.

  – Прекрасно! Я «за» обеими руками! – вытягивает волосатые лапы Топор к потолку. Лицо растягивает улыбка, похожая на оскал крокодила, в глазах подпрыгивают чертики. – Каким образом? Сейчас зима, не самое лучшее время для пожаров.

  – Есть средство, от которого даже снег пылает, как солома, – с улыбкой говорит Апполинарий. – Проверено на практике, результаты отличные.

  – Ладно, Менделеев, рассказывай …

  Короткий, как предсмертный стон, зимний день исчезает. Гаснет огненный глаз светила, растут тени, тьма захватывает город. На телефоны жителей поступают SMS-сообщения, приглашающие всех желающих прийти на митинг в район «аула» – именно так называется микрорайон, где проживают цыгане. На городском интернет-портале тоже появилось объявление о митинге. Место сбора – перекресток улиц Пушкина и Лермонтова. Разумеется, девять десятых граждан плевать хотели на любые митинги и собрания после рабочего дня. Однако нашлись люди – их было немного, несколько сотен, для которых проблема цыганского бизнеса на «дури» была личной. Это были, в основном, жители с рядом расположенных улиц. То есть те, кто своими глазами ежедневно наблюдал за тем, как цыганские отморозки травили русских детей самопальной наркотой. И почти в каждой семье было горе, непосредственно связанное с гнусным бизнесом цыганского отребья.

  Дома цыганских наркобаронов отличались добротностью и лоском. Просторные и массивные, будто египетские пирамиды, макушки укрыты цветной металлочерепицей, широкие окна забраны коваными решетками с затейливыми узорами, облицовка стен выполнена лучшими в городе мастерами из дорогого цветного кирпича. Если всмотреться, то сквозь окна видны хрустальные люстры, водопадами ниспадающими с потолков к полу. Стены увешаны гобеленами, в промежутках красуются картины с портретами предков и родственников, мебель из дорогущего красного дерева искрится и переливается полировкой и хрусталем. Ковры – не ковролин говенный! – ручной работы цветочными полянами радуют глаз. Они особенно хороши на желтоватом фоне дубового паркета. Никаких штор, тем более дешевых «жалюзей» нет и в помине! Пусть все видят – особенно пьяницы и лентяи русские – как живут трудолюбивые цыгане! Дворы огорожены высокими заборами из красного кирпича, за «кремлевскими» стенами беснуются псы, каждый размером с годовалого теленка. Лают так, что кровь стынет в жилах и мороз по коже – а ну как вырвутся на волю? Порвут в клочья! Двери вырезаны из цельного куска железа, замки сейфовые, решетки в палец толщиной. Это все для того, чтобы спокойно спалось труженикам после напряженного рабочего дня. Да, русские свиньи, кто хорошо работает, тот хорошо живет!

   Сторожевые псы бегают вдоль заборов, собак привлекают и тревожат люди, что собираются неподалеку. Отовсюду раздается сиплое рычание, яростный лай. Вскоре одному псу надоедает бестолково суетиться у ворот, он решает пробежаться вокруг дома. Чуткие собачьи уши сразу ловят подозрительные звуки, пес с рыканьем бросается навстречу неизвестному врагу, но тут кобелиное обоняние чует сладостный аромат сучки. Рычание превращается в повизгивание и пес уже не мчится в атаку, а летит на крыльях собачьей любви. Несколько торопливых прыжков и дом остается далеко за спиной. Шелудивая сучка с пахучей мохнатой задницей предстает перед неподкупным стражем цыганского добра во всей красе. Жених учтиво повизгивает, трясет квадратной мордой, «суженая-ряженая» благосклонно, но несколько встревожено глядит на кандидата в мужья – великоват, однако! Сразу забыв обо всем на свете, пес начинает … э-э … акт регистрации гражданского состояния. Тем временем группа людей в темных комбинезонах легко преодолевает забор. У каждого в руках вместительная сумка. Неизвестные быстро подбегают к дому с тыльной стороны, слышны глухие удары, раздается хруст и треск, осколки стекла падают в снег. В руках появляются литровые бутыли, внутри тяжело переливается густая жидкость серого цвета. Падают крышечки с горловин, бутылки влетают в разбитые окна. Тотчас на первом этаже вспыхивает ослепительное пламя. Огонь быстро растет, языки тянутся к потолку. С улицы кажется, будто в доме, за коваными решетками надуваются воздушные шары огненно-рыжей расцветки. Неизвестные в черных комбинезонах бегут не оглядываясь, словно заранее знают, что их работа закончена, беспокоиться не о чем. Сторожевой пес самозабвенно продолжает регистрацию состояния, отвлекаться на посторонних нет никакой возможности. Потом, все потом!

  Дубовый паркет, крытый дорогим яхтным лаком, горит страшно и жарко. Вспыхивают гобелены, писанные маслом портреты воровских предков с треском пылают синим пламенем, словно бенгальские огни, ковры из натуральной шерсти превращаются в огненные озерца. Пламя от кустарно изготовленного супернапалма распространялось по дому необыкновенно быстро. Жильцы почуяли неладное, только когда весь первый этаж запылал, словно склад лакокрасочной продукции. Многодетная семья наркобарона располагалась на втором этаже. В просторной, будто актовый зал школы, гостиной детишки радостно комментировали мультики. В городе совсем недавно появился детский канал Дисней, заморские мультфильмы в цифровом качестве показывают с утра до ночи, то-то радости малышам! Глава людоедского семейства сидит за письменным столом. На столешнице, покрытой зеленым бархатом, разложены пачки ассигнаций ровными рядами, будто гадальные карты. Поодаль притаились дети постарше, племянники, жена, бабушка и дедушка – весь поганский род в одном месте. Папа подсчитывает дневную выручку, усатая морда лоснится от пота, черные глаза радостно блестят – день прошел удачно!

  Черный дым ползет по коридору, узкой струйкой вползает в гостиную. Первым заметил самый маленькие цыганенок, карапуз лет четырех. Шибздику надоело смотреть, как метушится по саженному экрану придурок в красных трусах поверх голубого трико – пиндосовский Супермен. Из-под двери тянет странным запахом, глаза щиплет, в носу щекотно запершило. Мальчишка подползает на четвереньках к двери, встает в полный рост. Коротенькие пальчики цепляются в позолоченную рукоять, замок тихо щелкает, дверь распахивается. Как раз в этот момент загорается пол, по дубовым панелям бежит огонь, с узорчатого потолка с треском сыплются раскаленные уголья. Волна черного жара сбивает с ног карапуза, дым стремительно заполняет гостиную, следом за ним вползает пламя. Жар такой силы, что четырехлетний цыганенок задохнулся и не смог закричать. Он умер быстро и безболезненно от удушья. Впрочем, крик малыша никто и не услышал бы, так страшно затрещал огонь и так ужасно закричали люди. Выход из гостиной преградило пламя. Широкие окна – даже на втором этаже! – забраны решеткой, выбить которую не под силу ни одному человеку. Конечно, мужчины попытались, но лучший в городе кузнец сковал на славу – железные прутья даже не согнулись. В считанные минуты бешеное пламя пожрало людей и все, что находилось в гостиной. Позже, разбирая завалы на месте сгоревшего дома, пожарные нашли несколько тонких обугленных палочек, отдаленно напоминающих человеческие кости. Это все, что осталось от многочисленной семьи цыганского наркобарона. Роскошные дома торговцев «дурью» загорались один за другим. Толпа жителей, вначале было напуганная неожиданными пожарами, только восторженно ахала, когда взрывались подземные гаражи с мерседесами и хаммерами. Затаив дыхание, люди смотрели, как высоко в ночное небо взлетают пылающие колеса, как сыпется сверху сверкающая мелочь – остатки окон из бронестекла, как с пушечным грохотом взрываются закопанные в землю цистерны с бензином высшей марки – запасливые были, суки! Никому и в голову не пришло спасать погорельцев – толпа спокойно наблюдала, как метались по черному снегу полуодеты цыгане, как вопили страшными голосами, видя заживо сгорающих детей и родственников. Смотрели молча, не сходя с места и каждый в душе считал – поделом, не все коту масленица.