Текст книги "Цепная реакция"
Автор книги: Андрей Варламов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 9 страниц)
С трудом ворочая языком, человек пояснил, что два месяца назад подвергся жестокому разбойному нападению, получил восемь тяжких ножевых ран и жив остался благодаря то ли чародеям-хирургам, то ли воле Всевышнего, испытывающего его страданиями долгого и мучительного выздоровления, которому не видно конца.
Из колоды предъявленных фотографий инвалид безошибочно выбрал четыре: Ольга, Чума, Весло и – Крученый!
Воодушевленный этим весомым достижением, Родионов тотчас отправился в местное ОВД.
И вновь ознакомился с документом, заставившим его лишь потерянно и беспомощно усмехнуться.
В ту минуту, когда изувеченный и изрезанный бандитскими ножами человек лежал на операционном столе, золотое милицейское перо хладнокровно выводило строки отказного материала, в котором фигурировал незадачливый гражданин, производивший ремонт собственной квартиры, по неосторожности упавший со стремянки на разбившиеся при его падении пустые пивные бутылки...
Майору невольно припомнилась история об участковом, которому принесли из подведомственного зоопарка заявление о краже муфлона – дикого барана, предка домашней овцы. Что такое муфлон, участковый не ведал и, расспросив на сей счет коллег, получил расплывчатый ответ, будто муфлон – разновидность некоей пернатой дрофы. Отказ в возбуждении уголовного дела был сформулирован так: "В связи с тем, что муфлону вовремя не подрезали крылья, он улетел с перелетными птицами".
Апофеозом же находчивости в сочинении отказных материалов для Родионова являлось обоснование кражи двух тонн арматуры с одной из московских строек. Кражу совершили во время провалившегося путча девяносто первого года, а потому сметливый милицейский ум квалифицировал хищение как вывоз материала на строительство демократических баррикад. Уловив политическую конъюнктуру, капризный и въедливый прокурор утвердил "отказуху" безоговорочно, списав криминал в актив революции.
Ну что же, каждый живет сообразно собственной совести.
Этим выводом Родионов в который раз и утешился, спеша на доклад к начальству с предложением попытаться вызволить из недоступных украинских просторов столь необходимую в производстве дальнейшего следствия Аллу.
Выслушав предложение майора, начальство категорически заключило:
– Авантюризм!
– Хорошо, я возьму отпуск за свой счет. Вы – ничего не знаете...
– Нам не хватало только обвинений в похищении иностранного гражданина с территории его проживания!
– Она приедет добровольно.
– Ох, Родионов... Даю пять дней. И учти: эти пять дней могут быть квалифицированы как самоволка. Что скажешь на это?
– Спасибо!
– Ох, Родионов...
Витек
С утра Витек планировал осмотреть бетонную будку недостроенной подстанции, которую в своих планах он предназначал для переустройства под пункт придорожного автосервиса, благо автотрасса проходила в двух шагах. Сосед Колька, мужик рукастый и в настоящее время безработный, виделся в этаком начинании в качестве наемного автослесаря.
Отоспавшись, Витек позавтракал, растолкал страдающего от недосыпа и похмельного недомогания соседа и поехал к руинам прошлой социалистической стройки – позабытой и позаброшенной, подобно миллионам иных на бывшем пространстве канувшей в Лету Совдепии.
Побродив в затхлых бетонных стенах, между куч засохшего дерьма, оставленных придорожной публикой, прикинул, что затраты на реконструкцию и взятки местным властям должны оправдаться в самое ближайшее время, если взяться за дело с умом и приложить к строительству собственные руки.
– Узнай, почем доска, кирпич и три грузовика с бетоном, – отдал распоряжение понурому подчиненному.
– Вить, на бутылочку пивка... как? – осторожно задал тот вопрос о заветном.
– Вот... – Витек сунул ему купюру. – Но учти: еще одна такая просьба и ты уволен. Плачешься, что работы нет? Во, – кивнул на строение. – Твоя работа. И охотников на нее найдется сам знаешь сколько...
– Я все понял, Вить... Ты человек авторитетный, понимаю...
– Сгинь, паскуда льстивая! И чтобы сегодня с ценами поспел!
После обеда, переодевшись в драные брюки и застиранную рубашку, Витек замешал цемент, принявшись за ремонт разъехавшейся кладки опорного столба под сараем.
Присев на низенький табурет и перемешивая мастерком цемент в старом оцинкованном корыте, неожиданно увидел подтянутого, худощавого человека в аккуратной белой рубашке и модного покроя брюках, проходящего через калитку во двор. В руках человек держал обтекаемый и плоский портфельчик с хромированными застежками утопленных замков.
Зашелся грозным брехом сенбернар Понтяра, выскочивший из-под веранды, где доселе дремал в холодке.
– Место! – урезонил собаку Витек.
– Простите, Надежда Шепитько здесь проживает? – поинтересовался незнакомец, и тут же при взгляде на Витька, замершего с мастерком, в глазах его появилась настороженная тень узнавания...
Узнавания! Это Витек уяснил сразу, и дрогнуло беспомощно сердце: достали, влип!
– Ну... здесь, – выдавил хрипло.
Незнакомец, явно и бесспорно мент, внимательно оглядев корыто с цементом, произнес безучастно:
– А вы, значит, хозяин дома?
– Ну... – Витек откашлялся, не в силах унять внезапную осиплость голоса.
– И давно здесь проживаете, если не секрет?
– Ты знаешь что? – совладав наконец с судорогой голосовых связок, устало отозвался Витек, опуская мастерок в раствор. – Ты не юли... Вопросы есть – задавай прямо.
– Хорошо, – согласился незнакомец, доставая из кармана рубашки удостоверение. – Вот, ознакомьтесь. И... начнем, что ли, с Лехи... Помнишь такого?
– А чем закончим? – вызывающим тоном спросил Витек, вытирая ладони о рабочие штаны.
– Закончим? Историей, к примеру, как отошел в лучший мир Чума... Хотя едва ли для него он будет лучшим, благодаря земным его похождениям...
– Ага. Ну, тогда слушай, чего уж... Мы ж на территории иностранного государства беседы ведем, так?
– Соображаешь.
– А портфельчик твой... Я извиняюсь, конечно, но в машинку покуда положи и дверцу закрой... Вот так...
Завершив свой рассказ, Витек, с горьким прищуром глядя на приезжего майора из московского РУБОПа, спросил:
– У вас, конечно, свои расклады. Но что моей вины касаемо, то лично я в одном ее вижу: польстился стволы поганые эти продать... Тут – да, каюсь. А что Чуму хлопнул, это мне искупление, а не грех, так рассуждаю. Дальше ваш вывод...
– То есть – в твердой завязке? – внезапно спросил опасный гость.
– Да. С Россией вот распрощался, это – жаль...
– Портфель из машины вытащить можно?
– Ну-у... вытаскивай.
Покопавшись в портфеле, сыщик извлек из него украинский паспорт. Вручил Витьку:
– Передай Надежде... Ее.
– А она уже новый выхлопотала...
– Значит, на память.
– Так что, гражданин начальник, прощаемся или до свидания?
– Честно?
– Конечно, я ж не кривил...
– Ну что ж... В Москву тебя калачом не заманишь, а заманишь – будешь в несознанке, верно?
– Обязательно.
– Значит, считаешь, что совесть твоя чиста? Зря. Из маузера, который ты соседу своему Юре продал, он женщину убил и ребенка. Женщине должен был деньги, а ребенок свидетелем оказался...
– Да ты чего лепишь?
– Ладно, клади цемент без халтуры... Для себя же, поди, стараешься?
– Это так...
Майор Родионов
Приехав в благостный украинский городок, где проживала Алла, Родионов без труда устроился в дешевой и полупустой местной гостинице, откуда, побрившись и сменив рубашку, первым делом отправился к представителям местной милиции.
Свое посещение иностранной провинции в состоявшемся разговоре с начальником уголовного розыска объяснил тем, что гостил у знакомых в Донецке, а после завернул сюда, где, по слухам, можно провести недельку отпуска, предавшись лову крупного сома в живописных рыбных местах. А как не навестить при этом коллег-единомышленников? Даже неудобно не представиться... Тем более подскажут, посоветуют... А если главный сыщик городка не возражает, то хорошо бы и отметить знакомство в каком-нибудь ресторане... Выбор ресторана, естественно, за всезнающим местным милиционером, а угощает, столь же естественно, он, майор Родионов...
От приглашения провести вечер в компании своего московского коллеги сыщик не отказался, и вечер в ресторане провели на славу.
Выпили крепко, от души.
– Видел тут одну дамочку... Очень, скажу тебе, даже... – доверительно проговорил Родионов, поднимая очередную рюмку. – Обменялись с ней взглядами... Ну... в общем, хотя и в зрелом возрасте тетя, а весьма... Хочу познакомиться.
– Где живет? – деловито осведомился компетентный собеседник.
– Там то ли водокачка, то ли... Через улицу от гостиницы. А рядом с водокачкой – дом двухэтажный, желтый...
– Темненькая такая и глаза голубые, да? – уточнил сыщик.
– Голубые-голубые... – мечтательно протянул Родионов.
– И цепей золотых на шее штук пять... – фыркнул милиционер. – Так?
– Ну... – озабоченно подтвердил майор.
– Так это ж Алка! – Сотрапезник расхохотался. – Вот ты молодец, что мне сказал! А то бы сунулся!
– А чего?
– Уникальный бабец! – последовал ироничный ответ. – Только она что?.. Отработка. А вот дочурка ее – это, скажу тебе, матерьял! Увидишь остолбенеешь! Какие там топ-модели – вот кого бы на обложки всех секс-журнальчиков! Обе, кстати, профессионалки... Понял, да? На этом деле помешаны.
– А муж у этой Аллы есть?
– Да чего муж?.. Свыкся. Ее и при нем можно, глазом не моргнет.
– А чего ты тогда насчет "вот бы сунулся"?
– Ну, слушай историю... – откликнулся сыщик. – Алка, значит, у нас еще при социализме платным развратом грешила. Но – грамотно. Охмурила нашего прокурора, и он ей, сам понимаешь, "крышу" и не хотел, а предоставил. Потом перестройка пошла, мутная водичка хлынула, и – поехала она ловить в ней золотую рыбку в Донецк. Открыла бордель, начала дело. Крутилась там долго. Приезжает, а ей сюрприз: дочка Лена в родных краях маму заменила... Не знаю, какой у них разговор вышел, но в Донецк вскоре отправились обе... А там вскоре с бандитами переругались: подсунула Алка какому-то авторитету шлюху, а у нее – сифилис. Тот ей за тухлый товарчик и обман покупателя – неустойку. Как они расплевались – не в курсе, но скоренько вернулись мама с дочкой обратно. А к нам как раз один парень из Армении подкатил, бизнесмен. Устроился тут, развернулся, торговлишку под себя подмял... И выставляет ему Алка, недолго думая, дочку... В качестве любовницы. Армянин – семейный, кстати, дядя – ее поит-кормит, но в кровать тащить не спешит. Месяц проходит, два, крепится кавказский переселенец. А потом, конечно, не удержался... А Леночка прямиком из его койки спешит домой и докладывает маме: получилось! Срочно на медэкспертизу! Съездили на экспертизу, а оттуда к прокурору – выше, так сказать, упомянутому... Прокурор репу почесал – дело сомнительное, судебная перспектива туманна – да и говорит: чего тебе от армянина надо? Денег? Тогда и затеваться глупость, давай его сюда на беседу... Поговорили. Ну, насчет уголовного преследования кавалер и сам не очень-то опасался, но шум ему лишний был ни к чему, и согласился он уладить дело полюбовно. Заплатил, короче. А Алка, не будь дура, вторую жертву избрала: начальника, представь, милиции. Уж не знаю, чем руководствовалась, но на шантаж пошла. Ну и нарвалась! Нервы у начальника крепкие, норов крутой, а возможностей всяких – сам понимаешь... Кончилось дело тем, что поддергивает Алка юбчонку и срочно линяет на заработки то ли в Москву, то ли в Питер... Покуда у начальника озлобление пройдет... А сейчас снова вернулась. Потому, майор, не исключено, что, запав на маму, познакомился бы ты с ее дочкой, а после с прокурором...
– Моя милиция меня бережет, – засмеялся Родионов. – Воистину!
– Ну, давай на посошок... Насчет рыбалки – подскажу, с людьми познакомлю. А этим щукам в пасти свою блесну не бросай...
Вернувшись в гостиницу, Родионов лег на кровать, задумавшись. Первоначальный план знакомства с Аллой, предполагавший ресторанный кутеж, комплименты, ухаживание и, наконец, предложение съездить погулять в кабаках столицы, – все это виделось ныне если не чушью, то откровенно пустой авантюрой.
Ушлая дамочка наверняка сообразит, что его приезд неслучаен, и туманом любовных чар ее не проймешь. Нет, надо по-другому. И выход, собственно, один...
Он пришел к ней домой в полдень: изыскан, тщательно побрит. Словом, красавец. Представился прямо с порога:
– Я из Центрального РУБОПа, майор Родионов. Хотелось бы, Алла, с вами поговорить. Желательно наедине. Вашему мужу и дочери о сути нашего разговора, думаю, знать не надо.
На ее ухоженное, моложавое лицо легла тень озабоченности. Однако глаза оставались беспечно лукавы и смешливы:
– Мужа нет, а Леночка в своей комнате, проходите.
Усевшись в кресло, Родионов дружелюбно продолжил:
– У нас в Москве беда... Найдены две ваши подруги. Увы, убитыми. В записной книжке одной из них – ваш адрес.
– Кто это? – дрогнувшим голосом спросила она.
Родионов хладнокровно описал внешность проституток – бывших подопечных Аллы, в настоящий момент пребывающих если не в полном, то в относительном здравии и проходящих свидетельницами по эпизоду убийства хозяина квартиры-диспетчерской.
– Оксана из Донецка и Таня из Кривого Рога, – выслушав майора, заключила она. – Но как же... Что произошло?
– Понятия не имею, ведется следствие, – вздохнул Родионов. – Они сняли квартиру, занимались там... сами понимаете чем... Я в общем-то не скрою, добавил бесстрастно, – что мы беседовали с их подругой, прекрасно известной и вам, – некоей Риммой Евсеевой, и она сказала, что одно время вы были у девочек "мамочкой"... Но я не из полиции нравов, и меня это не интересует. Меня интересует другое: человек, который еще раз опознает трупы. Вот и все.
– То есть? – Смешинки в ее глазах потухли.
– То есть – вы... – развел руками Родионов.
– И что вы предлагаете?
– Предлагаю поехать со мной в Москву, я на машине... – Посмотрел на часы. – Если сейчас тронемся, то завтра утром подпишете все бумажки и я провожу вас на поезд. Или на самолет – как угодно. Проезд, гостиницу и питание оплачу, насчет расходов не беспокойтесь. – Выразительно посмотрев на нее – и в самом деле привлекательную, как зрелый, сочный плод, безо всякого притворства произнес: – Очень жаль, если получу отказ от такой женщины...
И в устремленном на него изучающем взгляде внезапно почувствовал неуклонно разгорающееся желание...
– А если откажусь? – словно нехотя произнесла она.
– Тогда начнется созвон между моим начальством и вашими местными ребятами, прочая чепуха... – равнодушно проронил он. – Вам это надо? Городок у вас небольшой, потянутся грязные слухи... Нет, вы смотрите, – поправился вдумчиво. – Я не настаиваю... В конце концов, вы всего лишь свидетельница и вас никто ни в чем не обвиняет. Но по-моему, лучше решить проблему раз и навсегда, чтобы к ней не возвращаться через барьеры и тернии. Мне что? Я человек служивый, увы... Могу, конечно, пойти к вашим милицейским начальникам, решить все с ними, но – зачем? Вы же не дура... Я бы сказал отнюдь... – И Родионов вновь недвусмысленно и откровенно уставился на загорелые, слегка полноватые, но оттого особенно волнующие своими зрелыми линиями ноги хозяйки.
Суть его взора она превосходно поняла. Встала, неловко и торопливо поправив прическу.
– Но я должна собраться... Хотя бы принять душ... И дочь надо предупредить!
– Пожалуйста... Спешки нет.
– Вы здесь подождите...
– Я лучше в машине...
Алла вышла из комнаты, послышался в отдалении ее голос, обращенный к дочери, после зажурчала вода в ванной, и майор, осторожно перекрестившись, поднялся из кресла, двинувшись к входной двери узким и длинным коридором.
В коридоре его ожидало нечто... Длинноногое, ясноглазое и русоволосое создание, облаченное лишь в белоснежные прозрачные трусики с просвечивающим темным треугольным пятном внизу нежного живота и в просторную, свисающую до колен мужскую рубашку, в вырезе которой виднелась упруго приподнятая, идеальных очертаний грудь с розовыми, как лепестки шиповника, сосками.
Это называлось: остановись на мгновение, ты прекрасна! Хотя нужды в том, чтобы удержать рядом с собой этот ослепительный в своей красоте экземпляр рода человеческого не было: воззрившись смеющимися серыми глазищами на оторопевшего Родионова, искусительница нежным, как звон хрустальных колокольчиков, голоском проворковала:
– Вы не хотите кофе? Составьте компанию... Мама будет собираться минимум полчаса... А? – И вздернула прелестную головку, уставившись на гостя уже с вызывающей прямотой приглашения отнюдь не к распитию бодрящих напитков...
Родионов почувствовал, что теряет контроль над ситуацией.
Злой дух будто шептал – горячо и увещевающе – на ухо: пошли ты к чертям собачьим все эти въевшиеся в мозг полицейские установки, хватай это диво за точеные плечи, целуй, словно в беспамятстве, неси в спальню, от тебя только этого и хотят, истукан неповоротливый!
Майор, несмотря на все полученные спецзнания и богатый горький опыт столкновения с многогранностью человеческого коварства, был тем не менее нормальным мужиком со здоровой реакцией на тот пол, которому подходило определение "прекрасный", и полагал, что небрежение представителями данного пола означает проявление или нездоровой мужской психики, или же ущербную импотенцию, с которой ее носитель обреченно смирился.
Но сознание профессионала одержало верх над естественными поползновениями натуры.
– В следующий раз, когда мы встретимся, а встретимся мы обязательно... – бормотал он, протискиваясь в тесном пространстве и чувствуя с мучительной и сладкой истомой через тонкий шелк своей рубашки упоительно совершенное тело прелестницы. – так вот, в следующий раз мы обязательно что-нибудь выпьем...
Очутившись за дверью, утер со лба пот горького разочарования в своей жестокой профессии...
А затем машинально открыл дверь вновь.
Отвергнутая мечта уже упорхнула, однако сквозь шум льющейся в ванной комнате воды он расслышал ее срывающийся от негодования голос:
– Ты сволочь, поняла?! Ты с ним в Москву едешь, у тебя времени – лом! Ты его уже через час попользуешь! А мне что, двадцать минут с ним нельзя?! Где тут таких сыщешь? Ты чего мужика напугала?!
– Не пугала я его... Леночка... Он сам... Он же мент...
– Да мне по хрену! Хоть папа римский! И если ты...
Родионов поспешил притворить дверь. Изумленно присвистнув, спустился к машине. Включил приемник, дабы отвлечься от сумятицы мыслей.
Вскоре, в одной руке держа сумку с пожитками, а другой поправляя спадающую с ноги туфлю, в салон уселась раскрасневшаяся, смущенная Алла. Вытащила сигареты, прикурила от поданной ей зажигалки. Сказала упрямо и твердо:
– Слушай, иди в дом. Ленка за полчаса все успеет. Иначе – не еду. У нас свои расклады...
– Ну да. И я тут же привлекаюсь за совращение малолетней, – насмешливо прокомментировал Родионов.
– Да иди ты... – поморщилась она. – Тут бабские дела. Втрескалась она... Давай, иначе дела не будет... Я ей обещала.
– Не могу.
– Тогда и я не могу... – Алла решительно взялась за петли сумки, намереваясь вылезти из машины.
– Алла, да ты чего, серьезно? – взмолился Родионов.
– Ты попросил, я не отказала. Так? А теперь я прошу. Вот и все. Резинка тебе для спокойствия нужна? – Она покопалась в одном из кармашков сумки. На!
– Ты сошла с ума!
– Это она, стерва, сошла...
До границы Украины и России оставалось пятьдесят километров.
Родионов остановил машину возле придорожного кафе. Он был обеспокоен состоянием Аллы: ее била нервная дрожь, и она внезапно и отчужденно замкнулась.
Не хватало, чтобы на пропускном пункте она заявила пограничникам, что ее увозит из страны для дачи свидетельских показаний офицер иностранной спецслужбы. Это – конец!
Уселись за столик, заказали обед. Для своей попутчицы Родионов попросил официанта принести водки – пусть расслабится...
– А ведь ты арестовывать меня везешь... – неожиданно произнесла она. Врун несчастный... На погибель! Знаю... Не было у девчонок моего адреса, понял? Не давала я его им...
– Чего ты вибрируешь? – устало отозвался Родионов, наливая в ее рюмку алкоголь. – Давай дерни. Хватит себя накручивать... "Арестовывать"! Ха! Надо мне очень! Тебя бы на другой машине в Москву привезли... Да и за что арестовывать? Что девками торговала? Таких, как ты... Адрес она никому не давала! Да эта Римма Евсеева знаешь какими подробностями на тебя располагает? Тебе только кажется, будто никто ничего не ведает, а среди этих девочек информация блуждает как ручьи под землей...
– И какие же это подробности?
– Как ты армянина какого-то, например, изнасилованием Ленки шантажировала... И начальника милиции... Было? Или врет? Что на меня смотришь, пей...
– А ты?
– А я обещаю: выпью в России... С тобой. Здесь как-то не по себе... Вот чушь, да? Еще недавно нас только дорожные указатели разъединяли, а сейчас я иностранный подданный. Как думаешь, объединимся?
Майор цеплял слово за слово, фразу за фразу, мучительно и холодно сознавая, что все сейчас зависит от ее настроения и капризов. Пошлет его к черту, выйдет из-за стола, подхватив сумку с пожитками, и все...
Да это, считай, он легко отделается...
– Объединимся? – Она задумчиво завела глаза к потолку. Неожиданно засмеялась. – Ну, мы сегодня с тобой – точно... – И, устремив на него исполненный прежнего желания и страсти взгляд, проговорила: – Я, когда тебя увидела, сразу усекла: мой... Как только в дом вошел, уже знала: сегодня буду с ним спать... Понял? – И продолжила с убежденностью и напором: – Давай в мотель, а? А завтра с утра – к границе... Ну, Родионов! Прошу...
– Мотель – после границы, – сказал он. – Не устраивает – извини.
– Ладно...
Границу, на удивление, прошли быстро и спокойно. На вопрос пограничника о цели визита в Россию хмельная Алла уверенно и насмешливо ответила, кивнув на Родионова:
– Трахаться! Все?
Прапорщик, невозмутимо пожав плечами, вернул ей паспорт.
Наконец опустился за багажником автомобиля шлагбаум уже российской границы. Родионов, понимая, что выиграл, однако почему-то ничуть от этого выигрыша не ликуя, прибавил газку, настороженно и пусто глядя на несущуюся в глаза вечернюю, мокрую от редкого пасмурного дождя трассу.
– Ну что? – внезапно спросила она, охватив его плечи руками. – Добился? Вывез?
– Ты о чем?
– Ладно, сворачивай... Тут гостиница и ресторан. Обещал? Или ты – мент поганый? Или правду воры талдычат?
– Где гостиница?
Уже на кольцевой дороге, опоясывающей Москву, в сгущающихся над миллионами огней сумерках Алла сказала:
– Ладно, хорош финтить. Давай ответ: о Крученом знаешь?
– Конечно.
– И все? Без комментариев, да?
– И все.
– Другой вопрос: я вместе с ним по делу прохожу?
– Да.
– Девочки живы? Врал?
– Врал.
– Классно врал! Тогда слушай...
И, не запинаясь, мерно и скучно она рассказала о десяти нераскрытых квартирных налетах с убийствами, проведенных Крученым, Чумой и Веслом.
В долгой паузе, заполненной рокотом бегущих под пупырями асфальта шин, была безысходность и, как казалось, понимание ими обоими неизбежности той самой мистической, но исподволь постигающей каждого живущего кармы... Или же – осознания неизбежности испытаний и воздаяния...
– Как я сумею, так и помогу тебе, – промолвил, не задумываясь, Родионов.
Сердце его теснила отчаянная, опустошенная горечь. ну почему? Что же мы делаем с собой в этом мире – предбаннике преисподней? Кто виноват? И кому повезет спастись? Где бесспорный ответ?
И нужен ли он? Или, может, нужны лишь его поиски? И в них – смысл?
Наверное, так.
