Текст книги "Цепная реакция"
Автор книги: Андрей Варламов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)
– Да он хороший, я сразу поняла...
– Адрес этого хорошего запомнила?
– Конечно, записала даже.
– Вот и дура! Мозги молодые, запомни и храни все в башке! Башка-то у тебя золотая... – Потрепал ее по мягким, пышным волосам. Поцеловал в темя рассеянно. И подумал: "Вырастешь ведь скоро, стерва... И мне еще сто очков форы дашь... Эх, людишки... Сначала глина тягучая, а потом – прах. А он, Крученый, – умелые персты лепящие..."
Майор Пакуро
Служба в РУБОПе преподносила майору Пакуро регулярные сюрпризы, и были эти сюрпризы, как правило, малоприятного свойства.
Вот и сейчас, бродя по квартире, где произошло убийство, он, рассеянно наблюдая возню экспертов, раздумывал о кульбитах и несообразностях судеб своих подопечных, приходя к мысли, что несообразности эти подопечные исподволь или нарочито создают себе сами, ступая на разного рода авантюрные стези... Но все же этакого поворота в судьбе убитой Валентины Рудаковой, бывшей начальницы кредитного управления одного из коммерческих банков, он ожидать не мог.
Лишь на прошлой неделе было принято решение об оперативной разработке ответственной банковской служащей по факту ее связи с чеченскими мафиози, отмывающими через банк черную долларовую наличность, и – нате! Разработку теперь придется осуществлять патологоанатомам, а ему, Пакуро, прибавится еще одно текущее дело, связанное с насильственным отправлением в загробные дали некогда благополучной и даже респектабельной дамочки.
Не оставалось ни малейшего сомнения в том, что убийца был Рудаковой знаком и в квартиру она его впустила без принуждения; далее, судя по всему, между хозяйкой и гостем состоялся некий принципиальный разговор, и итогом разговора стал выстрел из мелкокалиберного пистолета, оборвавший ее жизнь. После мерзавец застрелил дочку Рудаковой, убрав таким образом свидетеля.
Гильз не оставил: возможно, стрелял из переделанного под боевой патрон газового "барабана" или же самоделки, на что указывали застрявшие в черепах жертв пули: убойная сила оружия была невысока. Велась бы стрельба из того же расхожего "Марголина", свинец прошил бы головы убитых навылет.
Зато оставил убийца странное послание, начертанное губной помадой хозяйки на зеркале в ванной и предназначенное, видимо, для Пакуро. То есть не персонально для Пакуро, а для того, кто будет вести расследование и кем оказался именно он, майор РУБОПа. Странное послание состояло из трех частей: исламский знак, изображающий полумесяц со звездой; короткий текст на турецком предположительно языке и – номер телефона.
Полумесяц со звездой обозначал, судя по всему, косвенную или же прямую причастность злодея к мусульманскому миру, если, конечно, тот не ставил себе целью отвести следствие на ложный путь; текст на турецком гласил, что тот, кто хочет с убийцей пообщаться, легко может это сделать, позвонив по указанному ниже телефону, а сам телефон принадлежал редакции одной из известных газет.
И, как выяснилось буквально несколько минут назад, относился телефон к отделу редакции, ведущему рубрику "Телефон невозможных встреч".
В рубрике печатались воззвания тех, кто потерял друг друга на этой земле и чаял встретиться вновь при помощи популярного издания.
Убийца определенно обладал некоторым чувством черного юмора, причем механизм этого юмора нуждался в исследовании квалифицированного психолога, который в штате РУБОПа числился и чьими услугами майор решил в данном случае не пренебрегать.
"Итак, – крутилось в голове у Пакуро. – Версия номер один: покойная поссорилась со своими чеченскими клиентами. Поскольку чеченцы, имеющие отношения к банку, контролируются РУБОПом плотно, а с этого часа и круглосуточно, их причастность к убийству должна проясниться довольно-таки быстро. Начнутся обсуждения свершенного, проскользнет вторичная информация... Версия номер два: убийство на бытовой почве, что означает неизбежную рутину: тщательную проработку всего круга знакомых покойницы. Муторный, тоскливый процесс... Однако, чувствуется, неизбежный. А коли душегуб подбросил телефончик газеты, придется волей-неволей знакомиться с кучей сотрудников этого средства массовой информации, устанавливая, где в определенный период времени эти сотрудники находились. Данная версия включает в себя и корыстный мотив: вдруг в квартире хранились существенные ценности? Кошелек покойницы оказался пуст, но золотые побрякушки не взяты... Наконец, версия номер три, самая что ни на есть противная в своей загадочности: убийство связано с профессиональной деятельностью мужа Валентины..."
Именно благодаря этой версии сюда, на квартиру, уже выехали офицеры ФСБ: муж убитой работал дипломатом в одной из исламских стран, где символ в виде полумесяца со звездой был популярен не менее, нежели в России двухглавый орел...
Вздохнув, майор посмотрел на цветную фотографию в резной ореховой рамке, стоявшую в нише буфета: мужчина, женщина и девочка сидят на солнечном песчаном пляже на берегу моря. На лицах всех троих – печать беспечного отдохновения, счастье от сознания сплоченности маленького родного сообщества...
И даже не верится, что двоих персонажей этой жизнерадостной фотографии уже везет в черных пластиковых мешках в судебный морг трупоперевозка.
От философских размышлений о хрупкости человеческого бытия майора оторвал вернувшийся с опроса соседей верный напарник – капитан Борис Гуменюк.
– Ну вот, потолковал с народом, – доложил он прямо с порога. – Вести обычные: никто – ничего... Публика к ней захаживала разнообразная, кое-кто бывал регулярно; предварительные описания собрал... Выстрелов соседи не слышали... Записную книжку ее нашли?
Пакуро отрицательно покачал головой.
– Значит, этот унес...
– А почему не эта?
– Интуиция, – ответил Боря небрежно. – Я, конечно, не экстрасенс, но... мужик тут накуролесил, нутром чувствую. Кстати... Последний раз с мужем она виделась восемь месяцев назад, как соседка сказала. Ездила к нему за границу с дочерью.
– Версия с любовником? – прищурился Пакуро скептически. – А что? Элементик рабочий... Хотя и из категории копания в грязном белье... Но нам, как прачкам, мораль позволяет...
– Где только время взять на эти элементики рабочие? – с усталым раздражением отозвался Борис. – Тут каждый день их по целой периодической таблице плюсуется! Благодаря всяким химикам...
– Ну, кто его знает, может, господа из ФСБ дело к себе заберут? предположил Пакуро. – Тогда во всех смыслах, прости Господи, баба с возу...
– Ну тогда и бодягу с чеченскими банковскими махинациями им заодно перепулим, и "наружку" свою от дополнительных забот избавим... Ты готов поверить в эти замечательные чудеса? Нет? Правильно, товарищ майор, дело будет обстоять по-другому: московская кутерьма ляжет на нас, а на них всякие заграничные таинства, связанные с персоной супруга покойной. Такое вот разделение труда – гарантирую.
Приехавшие корректные чекисты, с многозначительным видом рассмотрев оставленную убийцей надпись на зеркале в ванной, сказали, что муж-дипломат о случившемся извещен, сегодня они встречают его в аэропорту и начинают с ним работу. Кроме того, берут на себя и возможные контакты убитой с сотрудниками редакции, в частности, с ведущими рубрики "телефон невозможных встреч".
Данный факт и Пакуро, и Гуменюка немало порадовал и озадачил: с плеч сваливался груз огромной, кропотливой работы, любезно взятой на себя спецами из госбезопасности.
– Ну хоть чуть-чуть кислорода прибавилось, – усаживаясь в служебную машину, говорил напарнику майор. – Удружили ребята. А ты говорил... Давай в банк, начинаем устанавливать контакты бедной Вали...
– Да, благородно... – в изумлении качал головой Борис. – И вроде не мальчики, а энтузиазм, какой стажерам положен...
Уже на подъезде к банку зазвонил сотовый телефон. Извиняющийся голос чекиста, с которым они расстались пятнадцать минут назад, произнес:
– Мы только что говорили со своим руководством... По поводу расследования в редакции...
– Угу, и руководство сказало, чтобы вы не отвлекались на мелочи, продолжил за собеседника майор.
– В общем, да...
– Понятно, займемся и редакцией. – Пакуро, покосившись на Бориса, увидел на его лице кривую догадливую усмешечку. Отключив связь, сказал: Сюрпризов в нашей жизни, товарищ капитан, до хрена... Но пора бы нам привыкнуть, что все они также хреновые. И где подарок, там жди подвоха. К нашему берегу все, что полегче: дерьмо и бревна...
– В общем, я оставляю тебя в банке, а сам качу в редакцию, – отозвался Борис.
– Во-от! – Пакуро многозначительно поднял палец. – Это называется: первоначальная версия стала версией итоговой. Насчет реального разделения труда...
Витек
Два дня Витек жил на одной из съемных квартир Чумы с его подручным по кличке Весло – долговязым угрюмым типом лет сорока, с мертвыми, как у дохлой рыбины, глазами и могучей жилистой мускулатурой, испещренной тюремными наколками.
Судя по его рассказам, Весло контролировал три борделя с проститутками, приехавшими в столицу на заработки из нищих Украины и Молдавии.
Каждодневно пили, обильно закусывали, беседуя о жизни в зонах и вспоминая общих знакомых по нарам, а также устраивали "субботники" являвшимся в приказном порядке шлюхам.
Порой в квартиру приходили соратники Весла по криминальному промыслу, однако разговоры с ними тот вел на кухне, за тщательно запертой дверью, после чего, даже не взглянув в сторону Витька, гости отбывали по своим дальнейшим непонятным делам.
Мало-помалу в Витьке утверждалась вполне обоснованная мысль, что в квартире он содержится на правах сытого заложника. Несмотря на судимости гостя, в глазах уголовников, связанных, чувствовалось, давними узами темных и кровавых дел, он являлся залетным чужачком, расходным материалом, кому в случае необходимости без лишних объяснений, как барашку, перехватят ножом горло.
Витька уже начал терзать отчетливый страх, однако бежать куда-либо представлялось еще опаснее, нежели пребывать в бандитском логове. Да и куда бежать? В свой деревенский дом, местонахождение которого было известно Чуме?
Приходилось ждать, заглушая страх водкой и блудом.
Чума навестил квартиру под утро третьего дня этой пьяной, разухабистой неволи. Был он сосредоточенно суров, нетороплив в словах и жестах.
Усевшись на диване, глотнул минералки из поданной Веслом пластиковой бутылки; сморщившись, сплюнул на изгвазданный ковер с блеклым, едва различимым узором:
– Левак, сода с солью... Чем, сука, травишь?! – И наотмашь отбросил бутылку в невозмутимую морду подчиненного. – Сок принеси... – Затем, помедлив, обратился к Витьку: – Ну, пробили мы твою историю. – Выждал паузу. Затем зловещим тоном спросил: – Добавить к ней ничего не желаешь?
Мысли Витька сразу же заполошно обратились к пистолету, проданному соседу.
– Ну-у... разве... Пушку одну я продал, – сказал, стараясь придать голосу развязную уверенность. – Хотя – какая там пушка! Недоразумение житейское... Газовик, под мелкашку сляпанный...
– Во, видишь как... Выплывают новости! – заметил Чума и сделал большой глоток из принесенного ему пакета с соком.
– Так ведь имел право! – позволил себе дерзость Витек.
– Ну... – Чума поиграл задумчивыми морщинами на лбу, – может, оно и так, свое продавал... Но только есть тут одна заковыка, к ней еще воротимся, и не на полусогнутых... Воротимся! – пообещал со значением. – А пока вопрос: с бабками вы как решили? Поровну разъехаться?
– С какими еще бабками? Кто с кем решил? – Витек возмущенно привстал со стула, но тут же, ощутив на плечах чугунные длани вставшего за его спиной Весла, опустился на место, положив руки на колени, как послушный школьник.
– Вот и еще новость, – констатировал Чума лениво. – Про бабки ты, значит, не в курсе...
– Да... вообще! – выдохнул Витек недоуменно.
– Тогда объясню, – продолжил Чума вдумчиво. – Кореш твой – не дурак парень, свинтил из мусорской не только стволы, но и бабки. Хорошенькую, скажу по секрету, сумму! Одних рубликов – целый мешок. Они же там экспертизу, оказывается, проводят, мусора эти... – пояснил, обратившись к замершему за спиной пленника Веслу. – Волыны, купюры... На все руки мастера! Вот. А ты, Витюха, значит, мешка этого не видел? Ась? – Поднес глумливо ладонь к уху.
– Еще раз говорю... – с пламенной интонацией начал допрашиваемый, но Чума, лениво отмахнувшись, перебил:
– А я верю... Чего тебе врать? Коли срубили вы бабки, то какие у меня претензии? Никаких. Орлы, да и только! А вот коли не знал ты про купюрки, то чего же выходит? Выходит, что кореш твой тебя вообще влегкую поимел, так?
– Ну да...
– А тогда мы тебе, Витек, поможем... – произнес Чума, загадочно и жутковато осклабясь в гнусной своей улыбочке. – Поможем вернуть долю. Так? Или сам с корешем разберешься?
– Да за такой "развод" его, крысу, в тисках прессовать надо по квартальному графику! – с чувством проговорил Витек. – Ну я его!.. Не, поправился, – конечно, вместе с тобой прищемим гниду, это – ясно...
– Тогда, Весло, наливай, обсудим проблему. – Чума вновь преисполнился озабоченности. – Куда же хрен этот мог подевать бабки? Ты в сумках его хорошо смотрел?
– Я ж их к себе забрал, он пустой из тачки вышел!
– Ну, будем! – Чума выпил на одном дыхании поднесенный стакан водки.
Примеру его последовал и Витек. Через полчаса, заискивающе глядя в бестрепетные глаза уголовников, он, прижимая ладони к груди, проникновенно рассуждал заплетающимся языком:
– Ты мне, Чума, верь! Это кто такой, Леха замотанный? Фуфель, лох ухищренный... А мы же свои пацаны, мы же друг с другом, как это... Не видеть мне белого света! Все по понятиям, правильно?
Чума коротенько и покладисто кивал, то и дело с презрительной хитрецой подмигивая ухмылявшемуся покровительственно Веслу, но этой мимики бандитов, позволяющих себе выслушать подлизывающегося к ним никчемного прилипалу, Витек не замечал. Им руководило только одно желание: заслужить расположение окружавших его упырей.
К обеду подкатили вызванные Чумой две машины с подчиненными ему братками, Витьку дали несколько минут на сборы. А вскоре понеслось перед его глазами знакомое шоссе, ведущее домой, в деревню. Только суждено ли ему войти в свой дом? От вероломного и кровожадного Чумы он ожидал любой пакости.
Витька пробирал озноб. Опьянение ушло, и мелькали в голове вопросы. Что будет? Как пройдет разговор с Лехой? Даст ли Чума денег? Ведь ни о какой обозначенной доле речь не велась... И неспроста! Ох неспроста! Значит, не видать доли... Но лишь бы так! Главное – остаться живым. А это еще вопрос!
Словно читая его мысли, сидевший рядом с ним с устало прикрытыми веками Чума медленно произнес:
– С долей твоей разберемся на месте. Чего пока делить? Фрайер слово скажет, от слова и плясать станем... Так?
– Это понятно... – пробормотал Витек.
– Теперь. Второй фрайер на месте будет? Тот, у кого пушка? Газовик этот?..
– Должен...
Больше за всю дорогу Чума не проронил ни слова, пребывая в какой-то полудреме, лишь изредка шевеля, как сонный сом, своими бледными, в оторочке мелких шрамиков губами.
А в голове поникшего Витька отчаянно стучало: "Когда же все это кончится?!"
Машины оставили в лесных кустах, рядом с задними дворами поселка, к которому прошли по утоптанной глиняной дороге, вившейся через лужок. После огородами пробрались к Лехиному дому.
Хозяин, в надетом на голое тело рабочем драном комбинезоне, стоял у притороченного к бревенчатой стене сарая верстака под кривым навесом и разбирал, орудуя гаечными ключами, бензопилу.
– Кто еще в доме? – шепотом спросил Чума Витька.
– Вроде жены его нет... – пробормотал тот, глядя на пустое высокое крыльцо с перекинутым через перило полотенцем. – И дочери тоже, кажется... На ферму, видать, подались...
– Ну проверь! – подтолкнул его в спину Чума.
Витек, выйдя из-за куста сирени, открыл заднюю калитку. Обронил, направляясь к сараю:
– Здоров, Леха! Один?
– Ну... – настороженно оторвавшись от пилы, произнес тот.
– А бабы где?..
– Известно где, коров доить ушли, у нас тут Тверских улиц нет... отозвался Леха неприязненно. – Чего приперся?
– Да вот выяснить... – Витек почесал затылок. – Какие новости... Вообще...
– Москву имеешь в виду? Не был еще там! – Леха вновь обратился к пиле.
– А вот у меня новости есть... – Витек приглашающе махнул рукой.
Бандиты цепочкой вошли через калитку во двор.
Леха оторопел. Зловещая внешность незваных гостей не оставляла никаких сомнений в агрессивности их намерений. Глаза его округлились, руки судорожно заплясали по верстаку, словно нащупывая подходящий предмет для обороны, и эта нелепая жестикуляция заставила Витька невольно усмехнуться. Впрочем, усмешка вышла судорожной и горькой: чувства соседа были ему весьма близки и понятны.
– Так вот ты какой, мудрец сельскохозяйственный... – озаряясь своей жуткой улыбочкой, приветствовал хозяина дома Чума. – Ну чего, начнем беседу задушевную, козлик ты наш ненаглядный вонючий... Имеются у нас, козлик, к тебе претензии, и немалые... И не по своей воле пришли мы сюда, а за кореша заступиться, правды найти... – хлопнул Витька по плечу. – За что же ты, мразь, – произнес, пришептывая с яростью, – правильного пацана кинул, как дешевку лошковую?..
У Лехи, окруженного свирепыми бандитскими рожами, подталкиваемого к стене сарая литыми плечами, застучали в испуге зубы и подогнулись колени.
– Ну, давай выкладывай про бабули, – начал Чума, неторопливо доставая из рукава куртки заточку и приставляя ее острие жертве под подбородок. – И попробуй фуфло прогнать, приколю к плоскости, как ботаник бабочку...
Истекающий смертным потом животного страха Леха без утайки поведал предысторию ограбления. Услышав о сумме, похищенной из отдела экспертизы, лишь растерянно, будто отгоняя наваждение, провел ладонью по лицу. Промямлил:
– Вот, значит, как... Так я и думал... Наколола, ведьма! Я только четыре штуки из ящика взял... Только четыре! Клянусь!
– Значит, баба братца твоего все учудила, – подвел итог Чума. – Ну ладно, коли так... А твои-то баксы где? Надо, – кивнул на Витька, отстегнуть подельничку... Да и нам причитается.
– Да моя... убрала... – Леха виновато развел руками. Затем кивнул на пилу. – Вот... инструмент еще купил... Забирайте, коли надо...
На лицах бандитов задергались брезгливые ухмылки.
– А моя с фермы придет, значит, я сразу...
Договорить Леха не успел: Чума, отведя от его подбородка жало заточки, тут же, резко вывернув кисть руки, всадил узкое лезвие по рукоять в глаз жертве.
Витек, поскуливая от ужаса и ощущая горячую влагу в штанах, отпрянул в сторону.
– Чего дергаешься? – спокойно проронил в его сторону Чума, глядя на оседающий у края верстака труп. – Раскололи бы твоего лоха менты одним ногтем, как орех гнилой, вот тогда бы ты и подергался... А так – концы срезаны, пароход отчалил в туман... – Зыркнул на Весло, разворачивавшего невесть откуда взявшийся плотный пластиковый мешок на молнии. – Пакуй жмурика, и в тачку его – быстро! В лесу прикопаем. Тут все перчиком покропите... Для собачки. Ты, Антоша, – кивнул в сторону молодого высокого парня с румяным лицом, – со мной на второй разбор гребешь... Ты, – указал на Витька, – тоже... Соседа твоего щупать будем.
Сосед Юра Хвастунов, пивший чаек с пряниками и смотревший телевизор, к визиту Витька и двух бандитов отнесся совершенно спокойно.
– Вот... – как бы в извинении покосился Витек на Чуму, – незадача у нас, Юра, вышла. Пушка – кореша. И, значит, думал я, что... В общем, Юра, все бывает... Надо, короче, вернуть.
– Ты на него, Юрок, не серчай, – заметил Чума добродушно, пощелкивая длинными сильными пальцами в синих татуированных перстнях. – Ошибочку допустил Витюша ненароком. Да ничего, у нас с ним свои пирожки тухлые, сами и сжуем... А что денег ты дал, вот... – Чума бросил на стол четыре серо-зеленые сотенные бумажки. – Включая моральный ущерб. – Затем, уперевшись в Юрия гадючьим взором своих очей, со значением прибавил: Теперь за тобой слово... Ждем.
Юрий, равнодушно покривившись, отставил в сторону чашку с чаем:
– Что ж, бывает... Обождите здесь... – И вышел из комнаты. Шаги его прозвучали на бетонных плитах, опоясывавших подножие дома, скрипнула дверь баньки.
Через минуту он появился в комнате с тряпичным свертком. Развернув широкий лоскут цветастой ткани, вывалил на скатерть пистолет, к которому незамедлительно потянулись узловатые пальцы Чумы.
– Красавец! – принюхиваясь к стволу маузера, проронил бандит. – Э-э?.. А чего гарью несет? Палил из него?
– Еще не успел, – процедил Юрий недружелюбно. – Каков ствол был, таким и возвращаю. Обойма полная, можете убедиться.
– Ну смотри...
– Это тебе теперь смотреть надо, – холодно произнес Хвастунов.
Чума, пристально взглянув на строптивого, чувствовалось, фрайера, покровительственно усмехнулся:
– Удалой ты... экземпляр.
– Какой есть.
– Ладно, бывай... – Чума, передав пистолет румяному молчаливому бойцу, потянул Витька за рукав на улицу, где уже сгущались, озаряя горизонт нежной розовой пастелью, теплые июльские сумерки. Выйдя за калитку, сказал: – А теперь стволы едем копать...
– Прямо сейчас? – перепугался Витек.
– Прямо-прямо... – передразнил Чума. – Ты чего, в натуре, переживаешь? Что тебя на их место зароем? Не-ет, – покачал головой. – Тогда и лошок этот говорливый... – кивнул на дом Юрия, – тоже в распыл бы ушел... Неправильно, Витюша, мыслишь. Я перебора не люблю. А сосед твой в случае чего для алиби тебе сгодится, коли жмурика очень уж усердно шукать станут... Вместе чай пили, понял? Обувку мы тебе сменную дадим, чтобы с двора того чего на подметку не зацепил... Это, конечно, тоже перебор, но – полезный... А кончать мне тебя проку нет. Ты колоться не станешь. Чего тебе колоться? Чтобы в тюряге на пику нарваться? Не тебя стращать и не тебе втолковывать, попарился со мной, все раскладушки знаешь, грамотный...
В лесу, уместив оружие в багажник машины, Чума, вновь обратясь к трясущемуся Витьку, миролюбиво заявил:
– Ну, давай лапку, дружок. Прощаться жаль, но радуется сердце, что погулял ты на моей хате всласть, будет о чем вспомнить. Если будут проблемы с воздержанием – Весло подсобит, телефончик его знаешь. Об одном горюю: бабки, видишь, незадача какая – менты сперли, мы тут не при делах... К их проискам не подступишься, вода там темна... Теперь – о доле твоей... Долю, считаю, мы отработали. Как говорится, кровью искупили. – Помедлил. Затем, покусав губы, продолжил со злостью и с напором: – Ты, наконец, врубился, что было бы, если б Леху этого следак тряханул?! Сколько от его хаты до твоей легавым ковылять? Усекаешь?
– Ну... – покорно согласился Витек.
– Дальше едем. Должок твой покрыли с лихвой. Сотенную подклеили, жаться не стали, так?
– Ну...
– Теперь вопрос: сколько, считаешь, я тебе еще должен? – кивнул Чума на багажник машины.
– О чем базар... Вообще ничего...
– Во. А теперь о пушке, которую ты сдуру фрайеру впаял... Пушка-то с экспертизы, усекаешь? Значит, взяли бы твоего фрайера прямо на тротуаре на предмет какой-либо проверочки те же менты, нащупали бы под прикидом железо и началась бы веселая карусель. Волына свеченая, кололи бы неимоверно. От него на тебя бы вышли, точняк, а от тебя до Лехи путь недолог, я уже говорил... И запрыгала бы история дальше по ухабам... За "калаши" эти, – вновь кивнул на багажник, – спуску вам бы не дали, и на что, Витек, тебе верю, но приплыл бы ты на "чистуху". Соображаешь, в какую бы нас пропасть вверг, а?
Витек понуро молчал.
– В общем, – сказал Чума, – адрес знаешь, завезешь Веслу штраф: пять штук зеленых... Сроку – месяц.
– Так откуда...
– Думай сам... Тачка, дом... Крутись. – И бандит нырнул в услужливо приоткрытую дверь машины.
Глядя на удалявшиеся в темноту габаритные огни, Витек присел на теплую глину проселка и гнусаво завыл, колотя себя в бока кулаками.
Собцова
Первые страхи Людмилы, связанные с расследованием похищения денег и стволов из отдела, потихонечку улетучивались, тем более оперативную поддержку следствия обеспечивало РУБОП, что означало: ищут организованную преступную группу, польстившуюся на оружие, дабы использовать его в кровавых бандитских акциях. А вся организованная группа – она да деревенский увалень Леха... Даже смешно.
Следователь, правда, упорно интересовался вопросом, как именно она провела вечер и ночь, выпавшие на период проникновения злоумышленников в отдел, но то, что она находилась в своей постели, когда вскрывались служебные сейфы, не пришлось подтверждать даже ее мужу. Единственно, на нее косилась с откровенным подозрением зловредная Зинка, однако Собцова сама пошла на довольно-таки агрессивную инициативу в объяснениях: выйдя на улицу с начальницей после работы, она со злобой заметила, что если у кого и есть повод для многозначительных взоров, то у нее, Собцовой, поскольку вокруг Зинаиды вращается целая куча ушлых хахалей с сомнительными связями, а она, кукуя свой век с недотепой фрезеровщиком, иных компаний не водит. А поведение сыночка Зинаиды вообще свидетельствует о социально неблагополучном климате в семье офицера милиции...
На днях, как стало известно Собцовой, отпрыск начальницы, без спроса позаимствовав "жигуленок" ее любовника, вместе с приятелем-лоботрясом решили с помощью буксировочного мощного троса, привязанного к заднему бамперу, выдернуть из стены банкомат. Воришек спугнула проезжавшая неподалеку патрульная машина, и операция прошла скомканно и неудачно: банкомат остался на месте, трос, судя по звуку, лопнул, и недоросли поспешили скрыться, оставив на месте преступления выдранный из кузова бампер, оснащенный, естественно, номерным знаком. Треск выкорчеванного из кузова бампера жулики ошибочно и недальновидно приняли за агонию изнемогшего от непосильной нагрузки троса.
В общем, чем бы дитя ни тешилось, родительница Зинаида неизменно плакала.
Издерганная свалившимися на ее голову бедами и грозящим увольнением с работы, она и в самом деле разревелась прямо на улице, прося Собцову дать ей надлежащую положительную характеристику перед нагрянувшей в ЭКО комиссией. Вовремя не отремонтированная сигнализация и выявленная халатность в отношении хранения вещдоков сулили ей весьма незавидное будущее.
Заверив бывшую подругу-подельницу в произнесении самых лестных отзывов о ее персоне перед компетентными и грозными ревизорами, Собцова поймала себя на подлой и постыдной мысли, что делать этого она расчетливо и мстительно не собирается: возможное увольнение шефини наверняка означало кадровую перетряску, знаменуемую переводом ее, Людмилы, на место опальной начальницы.
Словом, все складывалось не так уж и плохо: тупые рубоповцы искали мифических бандитов, следователь явно потерял острый актуальный интерес к морально выдержанному и дисциплинированному эксперту Собцовой, Леха наверняка трясся от страха в своей деревне, боясь нос высунуть в столицу, а происки Зинаиды были надежно нейтрализованы действиями ревизующих ЭКО инстанций.
Настораживал, правда, тот факт, что всем сотрудникам ЭКО предложили в связи с серьезностью случившегося пройти проверку на полиграфе, и, поскольку противиться такому предложению никто не стал, согласилась на данную процедуру и Людмила, предварительно выпив пузырек успокаивающего нервы настоя валерьянки.
Отслужив не один год в милиции, она и ведать не ведала, какими методами вводится в заблуждение хитрый прибор, который обслуживали четверо молчаливых и вежливых мужчин непонятной ведомственной принадлежности. Пятый мужчина, сидевший у нее за спиной, мерным голосом задавал вопросы.
Каверзные, надо сказать, вопросы! Поначалу нейтральные, расслабляющие, типа: "Любите ли вы птичек?" – после, внезапно, конкретные и очень грамотно сформулированные.
Один из вопросов: "Участвовали ли в совершении преступления родственники вашего мужа?" – словно опалил сознание Людмилы, и, произнося в тон дознавателю отчужденное "нет", она одновременно с ужасом осознала, что, кажется, непоправимо прокололась...
Однако, сняв с нее датчики, персонал, сохранявший таинственную невозмутимость, вежливо с ней распрощался, на кокетливый ее вопрос: "Сильно ли я волновалась?" – ответили добродушной рекомендацией смело идти на работу и спокойно трудиться, а поделившись впечатлениями с сослуживцами, Людмила выяснила, что аналогичные вопросы задавались и им. Что в общем-то опять-таки успокаивало...
Последнюю неделю в городе стояла влажная, удушающая жара, и в обеденный перерыв Людмила ходила домой – съесть тарелку ледяной окрошки из холодильника и насладиться прохладным душем.
В очередной раз обронив рассеянно кивнувшей Зинаиде, что задержится после перерыва на полчасика, Людмила заперла кабинет и отправилась знакомой улицей к высившейся над кронами старых тополей кремовой двенадцатиэтажной башне своего дома, заглядывая под тряпичные навесы продуктовых палаток и прицениваясь ко всякой всячине. Купила сочную летнюю клубнику, свежий домашний творог и деревенские, заботливо выращенные овощи...
Ранее в подобных деликатесах она себе отказывала, но сейчас с удовольствием тратила четыреста долларов, позаимствованные на умеренные бытовые роскошества из тех похищенных пятидесяти тысяч, номера которых не фигурировали в документах ЭКО.
Укладывая в сумку провизию, не без раздражения подумала о раздолбае муженьке, воспринимающем недавнее появление разносолов в семейном рационе как некую данность. Хотя в последнее время супруг проявлял некоторые целенаправленные усилия в поисках халтуры, уходя из дома утром и возвращаясь каждый вечер пусть с мизерным, но заработанным гонораром.
Приняв душ, она едва успела надеть халат, как вдруг раздался звонок в дверь.
В криво и сплюснуто искаженном оптикой дверного "глазка" пространстве общего коридорчика увиделась девочка в легком, свободного покроя платьице.
– Что вам надо? – неприязненно спросила Людмила, отирая полотенцем намокшие пряди.
– Я ваша соседка с нижнего этажа, – проворковал юный ангельский голосок. – У вас что-то с трубами, нас заливает...
Собцова механически отодвинула стопорную задвижку, высунувшись в коридор.
И тут же, не успев рассмотреть лицо неведомой соседки, из-за спины которой внезапно вынырнули двое доселе сидевших на корточках громил, получила увесистый толчок в грудь, под горло, и, упав навзничь, проскользила спиной по линолеуму.
В следующий момент в ошеломленном сознании запечатлелся скрип петель запираемой двери. Грубые руки подхватили ее под мышки и швырнули на диван.
– Заорешь – пристрелю, сучка! – донеслось хриплое предупреждение, и в плавающей перед глазами мути сначала возник направленный ей в лицо пистолет, а после – дегенеративная, плохо выбритая физиономия с тусклыми белесыми зенками и пористым носом бандита лет сорока.
