Текст книги "Повелители кладов"

Автор книги: Андрей Трушкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

– Однако мой дедушка имеет мнение, что уровень преподавания значительно… э-э-э нет… знаний у нас здесь достаточно слабый. Вас как в России – сильно занимают?

– В смысле? – не понял Вовка, поскольку Никос не всегда правильно употреблял русские слова, путаясь в падежах и склонениях.

– Наш преподаватель математики Ставракис с нами не очень любит учить. Часто в основном или выходной могут объявить, или куда-нибудь пойти гулять. А потом еще мы, бывает, занимаемся пять дней, на шестой, на седьмой всех отпускают. Дедушка недоволен, считает, что каждый день учиться надо.

– Да это застрелиться можно, – буркнул Вовка, – если каждый день в школу топать.

– Это так, – охотно согласился Никос. – Но чтобы поступить куда-то потом, скажем, в университет, нужно достаточно сильно готовить знания.

– Да, – поддержал тему Вовка, – моя маманя тоже меня настропаляет, чтоб я тянул чуть не на золотую медаль, а то потом, говорит, ни в какой институт не поступишь, будешь на заводе вкалывать. Ну, на заводе так на заводе, какая разница – лишь бы жизнь интересная была! – беззаботно зевнул Вовка, которого куда больше интересовало происходящее с ним сейчас, чем то, что будет через несколько лет.

– Сейчас поднимемся вот по этой улочке, – махнул Никос налево, – и попадем прямо к главным воротам Фортеццы.

Асфальт, которым были залиты почти все дороги в городе, вдруг оборвался, будто его отрезали – дальше путь был вымощен булыжником. От него шел такой же нестерпимый жар, как и от асфальта, так что никаких дивидендов от этих дорожно-строительных изменений ребята не получали.

Взобравшись по довольно крутому подъему вверх, они увидели справа табличку с надписью по-английски, которая указывала на археологический музей. Слева располагались большие дубовые ворота, пробитые стальными клепками. Они были гостеприимно распахнуты.

Вовка посмотрел на часы. До закрытия оставалось еще минут пятьдесят.

– Надо поторопиться, – Никос дернул за рукав Лешку, который все никак не мог оторваться от созерцания желто-коричневой крепостной стены.

Троица прошла через ворота, увенчанные сверху небольшой башенкой, в полутемную арку, под которой толпились и весело щебетали немецкие туристы. Справа, в мрачной нише, будто глава совета инквизиции, сидел толстомордый, оплывающий жиром и потом грек. Рядом с ним, на конторке, лежала стопка книжек о Фортецце на английском и немецком языках.

– А сколько стоит вход? Или бесплатно? – наклонился к уху Никоса Вовка.

– Нет, плата есть, даже, можно сказать, большая. Сообщение написано там…

– Где? – не понял Вовка, еще раз обшаривая глазами конторку, на которой, кроме буклетов, он ничего не замечал.

– А вон, – хохотнул Лешка, – на камне.

И действительно, на небольшом плоском камне черным фломастером были начертаны цифры.

– Да, по двести драхм придется отстегнуть, – почесал в затылке Вовка.

– Господа, я с вами прощаюсь, потому что… потому что… – замялся Никос.

– Слушай, – наклонился Лешка к Вовке, – похоже, у него денег нет. Давай за него заплатим.

– Ну конечно, какие разговоры, – возмутился Вовка. – Пусть у них хоть тут трижды капитализм, а мы из России приехали. Раз он нам помогал, чего ж нам ему не помочь.

Лешка широким жестом выложил за три билета шестьсот драхм, и Никос вместе с новыми друзьями вошел в крепость.

Дорожка, окаймленная кедрами, вела направо и вверх. Именно туда в первую очередь пошли ребята, потому что, шествуя прямо, они попали бы в пекло. Удивительно, но "под сенью кедра", как выразился бы Никос, дышалось намного легче, чем в арке, и даже было прохладней. Дорожка вывела ребят к небольшой церквушке, за ней сквозь каменную арку путники увидели несколько рослых, будто гвардейцы-гренадеры с хорошей выправкой, кипарисов. Деревья бросали тень во двор разрушенного двухэтажного здания.

– Здесь когда-то был пороховой погреб, – стал давать пояснения Никос. – А вот там располагалась часть гарнизона.

– Ага, понятно, – тут же сориентировался Лешка, – значит, это восточная часть Фортеццы. А где бастион Сан-Сальваторе?

– Откуда вы о нем знаете? – удивился Никос.

– От верблюда, – Вовка подобрал с земли кедровую шишку и спрятал ее в нагрудный карман на память. – Мы в России тоже не пятками сморкаемся. Читаем соответствующую литературу.

– Сан-Сальваторе там, за мечетью Ибрагима, – показал в нужную сторону Никос.

– О-о, – закатил глаза Лешка, – опять на жарень!

Вдохнув последний раз смолистый прохладный воздух, троица выпала в жаркое марево критского вечера. Обогнув мечеть, которую, судя по строительным лесам, активно реставрировали, ребята вышли к тому самому дому, который когда-то занимал начальник гарнизона Сфорца Паловеччини.

Архитектурные стили на территории Фортеццы менялись настолько быстро и неожиданно, что друзья то и дело вертели головами. Только что они прошли мимо церквушки христианского обряда, сзади осталось еще одно сооружение, носившее когда-то гордое имя "костел". Мечеть Ибрагима с произрастающей рядом пальмой, которую гнул горячий ветер, очень напоминала виды Саудовской Аравии, а разрушенное палаццо словно сошло с картины старого венецианского мастера.

– Вот он – Сан-Сальваторе, – уперся рукой Никос в крепостную стену.

Парни выглянули за зубец и онемели от восторга. Вот так же несколько веков назад стоял здесь Сфорца Паловеччини и смотрел на приближающиеся галеры пиратов. Точно так же ветер подхватывал пену с верхушек волн и разбрасывал ее кругом.

– «Сфорца Паловеччини, – стал декламировать по памяти Вовка Казаков, – не сразу догадался, почему пираты с такой настойчивостью бьются в стены Фортеццы. Раз за разом пираты со все убывающим энтузиазмом бросались на штурм, и защитники крепости отбрасывали их обратно. Разбойниками были предприняты и ночные маневры, и попытка обойти крепость с восточной стороны, но донесения лазутчиков позволили встретить нападающих такой волной огня, что немногие из них унесли ноги обратно к морю. Сфорца Паловеччини обязательно решил в ходе восстановительных работ посмотреть, что же за святыню погребли камни крепости вместе с нападающими. Однако еще до того, как флот пиратов, отчаявшись покорить Фортеццу, отправился восвояси, жестокая лихорадка свалила его с ног, и он умер в своем палаццо в окружении заботливых, но абсолютно не смыслящих в медицине слуг, так и не успев раскрыть тайну сабли Улуч-Али».

– Так вы и про Улуч-Али имеете какие-то знания? – удивился Никос. – Здесь-то далеко совсем не каждый житель об этом знает.

– А мы знаем, – заверил его Лешка и похлопал по плечу.

И Вовка, и Лешка понимали, что им предстоит решить довольно сложную морально-этическую и, что самое поганое, финансовую проблему. Либо им нужно сейчас оторваться от Никоса и отправить его восвояси, либо рассказать, для чего, собственно, они здесь оказались.

– Леш, можно тебя ни минуточку, – решился наконец Вовка. – Извини, Никос, нам тут по одному делу надо переговорить.

– Хорошо, – согласился Никос, – я пока буду иметь честь обозревать северный бастион. Обратитесь ко мне, если вам что-нибудь понадобится.

– Ага, – согласился Вовка.

Он отвел друга в сторонку и выжидающе посмотрел на него.

– Я думаю, что втроем нам будет сподручнее, – ответил на незаданный вопрос Лешка.

– Н-да? – с сомнением глянул на друга Вовка. – Тогда наша доля уменьшится ровно на треть.

– Это верно, но, с другой стороны, сам посуди: нам нужно будет потом с греками общаться. Наверняка же эту штуку надо будет в археологический музей сдавать. Да еще и с полицией объясняться. А где взять лопату? Это же придется покупать. Ты представляешь, сколько мы тут по городу побегаем, пока найдем лопату?

Вовка это себе представлял. Пока они плутали по городу, он все хотел найти какой-нибудь супермаркет, чтобы купить там недорогой кока-колы. Однако, изрядно побродив по Рефимно, Казаков сделал вывод, что этот город не приспособлен для местных жителей, а со всеми потрохами брошен на откуп туристам. Можно ли было подумать иначе, если на некоторых улочках магазины шли будто в предписанном порядке: лавочки, где продавались фотопричиндалы, перемежались по какой-то странной прихоти с магазинами свадебных платьев, ювелирными салонами, открытыми лотками со специями и вином, забегаловками, увешанными сувенирами разного рода… И снова по кругу – фотопричиндалы, свадебные платья, ювелирные салоны с редкими вкраплениями книжных магазинов и бутиков.

– Ладно, – решился наконец Вовка, – вроде Никос – парень нормальный. По крайней мере, без него, – он загородился рукой от солнца, высматривая нового знакомого, – мы бы сегодня в Фортеццу не попали. И неизвестно еще, как бы выбрались бы вовремя домой.

– Да, поспешать надо, – глянул на часы Лешка. – Давай сейчас определим, где здесь был западный пороховой погреб. Именно оттуда нужно будет прокапывать небольшой тоннель, чтобы добраться до сабли.

Ребята разыскали Никоса недалеко от того самого места, которое их интересовало в Фортецце больше всего. Они поманили его в небольшой полузасыпанный ров, где можно было присесть в тени, и, помолчав некоторое время, наперебой, торопясь, взахлеб стали рассказывать новому другу о цели своего путешествия на Крит.

Никос слушал не перебивая, и глаза его разгорались заинтересованным огнем – глядя в них, любой археолог сразу узнал бы своего собрата.

– Неужели это так просто? – похлопал рукой по ноздреватому теплому камню Никос. – Где-то вот в этом месте прорыть метра два-три – и сабля Улуч-Али наша!

– Точно, – подтвердил Вовка, – по крайней мере, такую гипотезу высказал один писатель у нас, в России. Он считал, что Сфорца Паловеччини достал бы саблю сам, но, видишь, его не вовремя подкосила малярия. Но эта книга выпела у нас в России давно, тогда выезжать за рубеж было достаточно трудно, так что сам писатель не смог сюда попасть, чтобы проверить свое предположение. А вот мы, как видишь, добрались.

– Атас! – вдруг присел на корточки Лешка. – Прячьтесь! Земляки идут!

В том, что он заметил тюменских жуликов, у него сомнений не было: Лешка достаточно хорошо разглядел в аэропорту круглую и крепкую, как антоновское яблоко, голову гражданина Бутякова и дряблую, будто гнилая дыня, физиономию его друга Грибкова-Майского.

Два жулика с видом заправских туристов шагали по верхней части крепости, с которой открывался вид на город. Однако любой маломальский сыщик сразу бы понял, что интересуют их не красоты Фортеццы, а нечто иное. Хотя бы по той детали, что ни у одного из лжетуристов с собой не было фотоаппарата.

Вовка толкнул в плечо Никоса и, прильнув губами к его уху, быстро зашептал, стараясь в минимум времени вложить максимум информации о тюменских гастролерах. Потом ребята, перебегая за редкими на территории Фортеццы строениями, приблизились к мечети Ибрагима, заскочили в гулкое здание и выглянули в стрельчатое окно.

Беззаботно о чем-то переговариваясь, Бутяков и Грибков-Майский миновали то место, где когда-то находились казармы гарнизона, и, словно обозревая окрестности, огляделись кругом. Вероятно, не заметив ничего подозрительного, они вместе прыгнули в тот самый ров, где еще пять минут назад находились ребята.

– Ничего себе финт, – прошептал Лешка. —

Чего это им там, интересно, надо?!

– Чего, чего! – Вовка в отчаянии стукнул кулаком о каменную стену и тут же взвыл от боли. – А, черт, этого только не хватало! Конечно, они там ищут то же, что и мы. Тоже небось не дураки – книжки читают.

– Ну это какое-то странное совпадение, – не согласился Лешка. – Они же не могут мысли наши читать. А о наших планах мы вроде бы на рыночной площади не кричали. И вообще никак эту поездку не афишировали. Откуда им было узнать?

– Не знаю, не знаю. – Казаков дул на свои пальцы и с тревогой наблюдал за передвижениями лысоватой макушки Грибкова-Майского и черной, стриженной под "ежик" шевелюры Бутякова по траншее.

– А может, этот самый Грибков-Майский взял да и посмотрел мой формуляр в библиотеке?

– Ну и что? – задумчиво покусывал травинку Лешка.

– А то, – пояснил Вовка, – что там, в формуляре, кроме разных книжек, фигурирует еще и "Алжирский клинок".

– Ах вот оно в чем дело! – все еще не веря в выдвинутую Вовкой гипотезу, пробормотал Лешка Иконников.

– Невероятно, но факт. А может быть, они просто откуда-то знают об этом деле больше, чем мы. Скажем, из других источников.

– И все равно это совпадение для вас слишком имеет невероятный характер, – вклинился в разговор Никос, уже чувствуя себя полноправным участником поисков клада.

– Да, – не мог не согласиться Лешка, – это все равно что подбросить монетку, загадать, что она упадет "орлом" или "решкой", а та встанет на ребро.

– И все-таки факты налицо, – голосом трагика продолжал отстаивать свое мнение Казаков. – Вот, – сделал он картинный жест в ту сторону, где находились аферисты, – посмотрите – их черепушек уже не видно. Они там присели и выкапывают нашу саблю.

– Ну и как мы им можем помешать? – хмыкнул Иконников. – Разве что полицию на них натравить.

– Да-а, с нашей полицией шутки плохи, – ухватился за идею Никос. – Тут у нас вопросы решаются достаточно жестоко.

– Жестко, ты хотел сказать, – поправил его Казаков.

– Нет, кажется, жестоко, – не согласился Никос.

– Да хватит вам, – оборвал их Лешка, – устроили тут урок литературы и родной речи! Лучше следите в оба, чтобы эти жулики не смылись, а когда они будут выходить отсюда, постарайтесь разглядеть – не прячут ли они где-нибудь саблю.

Через десять минут над траншеей, где прятались аферисты, приподнялась сухощавая, с реденькими волосиками, голова Грибкова-Майского. Его цепкие барсучьи глазки обшарили окрестности. Потом он быстро, как дрессированная мартышка в цирке, выбрался наружу и подал руку грузному Бутякову. Отряхивая ладони, "туристы" двинулись обратным ходом, не ознакомившись с остальной частью крепости.

– К воротам пошли, – прокомментировал Никос. – В город.

– И в руках ничего не несут, – заметил Лешка.

– Сам вижу, что не несут, – решил сказать хоть что-то и Вовка. – Но, может, они саблю как-то спрятали. Под брюки или что-то в этом роде. Жулики все-таки.

Как только тюменские аферисты скрылись из виду, Вовка выскочил из мечети и, перебегая с места на место, прячась то за пальмой, растущей среди камней в огромной кадушке, то за пригорком, двинулся к траншее. Более осторожные Никос и Лешка все посматривали по сторонам, а Казаков, которому загорелось узнать, раскопали ли тюменцы саблю или нет, несся вперед, уже почти не скрываясь. Он спрыгнул в траншею и начал осматривать стену, сложенную когда-то из ноздреватого, изъеденного морской солью камня. Когда его друзья, увлекая за собой струйки пыли, похожие на мини-лавины, приземлились рядом, Вовка уже нашел то, что искал.

Один из камней привлек его внимание тем, что раствор вокруг него выглядел чуть темнее, чем между другими, точно такими же камнями. Внизу под подозрительным местом, на желтой, прокаленной солнцем глине, уже почти неразличимо, выделялась своим более насыщенным, чем земля, цветом какая-то масса – то ли песок, то ли раствор, который Бутяков и Грибков-Майский выколупнули вокруг камня.

– Ну точно, – схватился за голову Вовка, – саблю они искали. Только что-то их спугнуло.

– Да что их могло спугнуть, – не согласился Лешка, – тут рядом и не ходил никто. Кстати, а нам бы пора сматываться отсюда. А то заявится сейчас сюда какой-нибудь смотритель – вот воплей потом будет. Никос, слетай встань на шухере.

Никос захлопал своими черными ресницами. Сразу было видно, что он не понял, о чем идет речь. Поскольку Лешка к нему не оборачивался, парню пришлось признаться в плохом знании современного русского нелитературного языка:

– Я вас не понял. На что мне встать?

– Да не на что, а зачем. Ну, короче, поднимись там, посмотри, чтоб, во-первых, эти жулики вдруг случайно не вернулись, а во-вторых, может, какие туристы сюда нос сунут, или местная охрана, или кто тут у них есть.

– А, теперь я вас понял, – кивнул Никос и, цепляясь рукой за камни, вылез из ямы.

Он прошел несколько шагов до бастиона и присел на корточки в тени зубцов стены.

– А как мне подать вам знак, если кто-то будет приближаться?

– Ну пой что-нибудь эдакое…

– "Сердце красавицы склонно к измене", – предложил Лешка.

– Это как исполнять? – не понял Никос. – Я не знаю такой песни.

– Да знаешь. Вот, слушай…

Лешка насвистел несколько нот из известной мелодии, и Никос кивнул в знак того, что понял, о чем идет речь.

– Только там поется не о сердце красавицы, а о сердце знатной дамы, – решил блеснуть он своей эрудицией. – У вас неправильный перевод с французского.

– Да пой как Бог на душу положит, – не отрываясь от заинтересовавшего его камня, пробурчал Вовка.

Пока Никос оглядывал окрестности, Вовка подобрал с земли ветку, отломил от нее кусок и острым концом палочки стал счищать какую-то жидкую, еще не успевшую затвердеть массу вокруг камня.

– Что это? – разглядывал он ее с видом Левенгука, уставившегося на неведомый ему микроб.

– Похоже на клей какой-то. Типа "Момент".

– Ну-ка дай-ка я нюхну, – поднес белую каплю, нанизанную на палку, Вовка Казаков.

Некоторое время он усиленно принюхивался, а потом изрек:

– По-моему, это обыкновенная зубная паста.

– Ну-ка, ну-ка, – наклонился Лешка к камню. – Да, похоже на то. Вроде "Колгейта".

– Ишь, какие шустрики, – продолжал ковыряться палочкой вокруг камня Казаков. – Начали копать, потом их, наверное, что-то или кто-то спугнул, они заложили камень на место, брызнули туда из тюбика зубной пасты, промазали сверху пылью. В двух шагах теперь черта с два увидишь, что этот камень только что вынимали.

Вовка уже очистил от пасты один край камня и стал расшатывать его рукой, чтобы вынуть из кладки. Однако в этот момент активизировался Никос. От неожиданности, потому что какие-то люди, по виду – американские туристы, негаданно вывернули из-за бастиона, он начал петь, хотя и соблюдая ноты, но с достаточно далеким от оригинала текстом:

– Сердце графи-и-ни склонно к графи-и-ину, а не к дофи-и-ину, а только к графи-и-ину!

Чертыхаясь, Вовка и Лешка подхватывали с земли только что выковыренную ими зубную пасту и срочно заделывали стык между камнями. Поскольку паста уже перемешалась с грязью, стык получился очень натуральный. Едва Вовка и Лешка, помогая друг другу, выбрались из ямы и пошли вдоль крепостной стены, из-за угла показалась парочка пенсионеров и принялась делать панорамные снимки Средиземного моря с самой верхней точки Фортеццы.

Ребята, с неприязнью глядя на бледные ноги старика и старухи, прошли мимо них по нижней балюстраде и, удостоверившись, что свалившиеся на них свидетели не смотрят в их сторону, стали отчаянно жестикулировать. Никос, с перепугу все еще бухтевший про какие-то "графины", "апельсины", "габардины", подбежал к ним.

– Эх, – впечатал свой кулак в ладонь Лешка, – жалко, что мы не успели камень этот вынуть. Неизвестно, как далеко они продвинулись в раскопках.

– Ничего, – Никос засунул руки в карманы. – Сейчас они уйдут, и мы там все как следует обследуем.

– Не получится, – глянул на часы Лешка. – Нам в отель возвращаться пора, иначе Мурашка что-нибудь заподозрит, и тогда нам – кранты. Отправит домой без выходного пособия.

– Кто такая Мурашка? – не понял Никос.

– Ну это наша классная. Учительница то есть. Зовем мы ее так.

– От нее мурашки по коже бегут, потому что она бьет учеников? – со страхом глянул на своих приятелей Никос. Кто его знает – как у них там, в России, заведено. Может, у них в школе ребят за всякие провинности лупят преподавательницы почем зря. Вон ведь в Парагвае учителя надевают на урок бронежилеты и имеют право в любой опасной ситуации стрелять в ученика, вынувшего оружие. Может, и в России так?

– Да нет, кликуху она схлопотала совсем по другому поводу, – Лешка решительно развернул Никоса за плечи. – Но если мы попадемся – нам точно не поздоровится. Так что придется отложить расследование до завтра. Тем более что я уверен – ничего они еще выкопать не успели. Куда бы они тогда землю дели вынутую? Тут одним днем не обойдешься. Глину необходимо вынимать аккуратно, складывать в полиэтиленовый пакет и выносить из Фортеццы или высыпать где-нибудь здесь в укромном уголке. Если кто-нибудь увидит свежую землю, которая не успеет высохнуть на солнце, естественно, появятся вопросы.

– Да, – согласился Никос. – Ну что ж, вернемся сюда завтра.

Сам-то Никос готов был пойти в траншею один и немедленно, поскольку никакой Мурашки у него не было, а родители приходили домой поздно, и его отсутствия до темноты никто бы не заметил, но он боялся, что русские ребята могут подумать, будто он хочет их обжулить и самолично выкопать драгоценную находку. Поэтому, смирившись с тем, что придется ждать целые сутки, он зашагал вместе со своими новыми друзьями к выходу из крепости.

Кладоискатели поступили очень разумно, потому что музей под открытым небом уже закрывался, и служители пошли шарить по всем закоулкам в поисках заблудившихся туристов. Так что начни ребята сейчас выламывать камень и исследовать – что же за работу начали тут тюменские аферисты, – могли бы попасться с поличным.

– Нам теперь надо на автобусную остановку, Никос, – сказал Вовка, как только вся компания вывалила за пределы крепости.

– Здесь недалеко, – Никос зигзагом, чтобы не набирать слишком большую скорость, побежал вниз.

Ребята двинулись за ним, осторожно спускаясь по крутой булыжной мостовой, которая плавно, будто морская волна, вынесла их в закоулки старого города. Никос решительно свернул налево, потом направо, провел их мимо церквушки, увитой розовыми кустами, проскочил переулок, протиснулся в какую-то дверку в решетчатой ограде и вскоре вывел ребят к остановке, откуда шел автобус в сторону их отеля.

Ждать пришлось недолго. Вскоре к остановке подрулил длинный "Мерседес" кузнечикового цвета и распахнул двери перед троицей. Никос прошел в салон вместе с Вовкой и Лешкой и быстро по-гречески объяснил водителю, куда нужно доехать ребятам. На следующей остановке он выскочил и показал пальцем место, где он будет их ждать завтра.

– Только, Никос, – крикнул ему в окно Лешка. – Мы не знаем точно, когда приедем!

– Это неважно! – махнул тот рукой. – Я все равно тут целый день груши пинаю.

Последнюю фразочку, явно не из лексикона его семьи, Никос, судя по всему, уже поймал, общаясь со своими сверстниками из России. Вовка и Лешка засмеялись, но в конце концов решили, что расширение кругозора еще никому не вредило.

Автобус совершил такой же маневр, как когда они ехали в Рофимно, только в обратном направлении. Сначала он покрутился по узким улочкам, пугая сигналами зазевавшихся туристов и вписываясь в повороты с точностью до миллиметра. Потом, пыхтя, пошел в гору, протиснулся на оживленную автостраду и понесся прямо.

Виллы, магазинчики, придорожные кресты, отмечающие места гибели жертв автокатастроф, опять стали сливаться в одну длинную вытянутую ленту, и уже через каких-нибудь пятнадцать минут водитель притормозил у арки отеля, что-то сказал русским парням на прощание и помахал рукой.

– Хорошие люди эти греки, – пробормотал Вовка, заслоняясь рукой от пыли, поднявшейся из-за резко стартовавшего автобуса.

– Только кормят они по часам, – постучал по стеклышку своего "Полета" Лешка. – Так что давай быстро дуем в столовку, а то останемся без ужина.

Вовка и Лешка, крадучись, пробежали вдоль розовых кустов к зданию отеля и пошли к его центральному входу не по общей дорожке, где и положено было ходить нормальным туристам, а по узенькой тропиночке, проложенной, вероятно, для нужд садовника. Потом они быстро, насколько позволяли автоматически открывающиеся двери, нырнули в прохладный холл отеля, спустились по лесенке вниз и уткнулись в Мурашку, которая о чем-то оживленно беседовала со Стафисом.

Увидев своих питомцев, она проворковала что-то нежное и тут же бросилась допрашивать учеников:

– Ну, как вы себя чувствуете?

– Да ничего, – с ходу сделал кислую физиономию Вовка Казаков.

– Только голова болит, Ольга Васильна, – пожаловался Лешка.

– Так, – критически осмотрела их Мурашка, которую, конечно же, можно было провести, но не во всем.

Ребята с ужасом посмотрели друг на друга. Да, одной вещи, которая могла провалить всю операцию, они не учли! Майки с короткими рукавами оставили руки незащищенными от греческого солнца, и сейчас они пылали почти до плеч ярко-красным прометеевским огнем. Близкое знакомство с солнцем читалось и на физиономиях Вовки и Лешки.

– Это что такое? – уперла руки в бока Ольга Васильевна. – Вы, никак, сбежали из номера и купались где-то на диком пляже? А ну-ка, задери майку, – насела она на Казакова.

Вовка с облегчением – поскольку Мурашке не пришла в голову такая дикая мысль, что ребята осмелились выйти за территорию отеля и удрать в город, – задрал свою майку. Бледный живот Казакова несколько успокоил Мурашку. Сразу было видно, что человек майки не снимал.

– Где же это вы так сгорели, ребята? Неужели за те несколько минут, пока мы здесь обустраивались?

– Нет, мы потом, когда вы купались, – стал туманно объяснять Иконников, – ну, в общем, вышли там перед отелем посидеть на травке. Ну, вот и сгорели.

– Ну а вообще как себя чувствуете? – уже более участливо спросила Мурашка, и друзья почувствовали, что напор допроса падает.

– Ничего, только есть хочется.

– А, это хорошо, – обрадовалась Ольга Васильевна. – Раз есть хочется, значит, выздоравливаете. Ну давайте, летите, голуби, быстрее, а то там ваши одноклассники всю еду разметут.

Ну, всю еду, конечно, тюменские дети размести не сумели, но мороженое уже кончилось. Глядя на довольные морды Купца, Арнольдика и Кащея, Казаков и Иконников поняли, куда оно делось. От одноклассников, казалось, исходило морозное дыхание целого хладокомбината. Впрочем, Кащею, за его беспримерный подвиг, Вовка и Лешка могли простить и не такое.

Когда Арнольдик и Купец отвалили, чтобы еще разок затариться консервированными мандаринами в собственном соку, Кащей присоседился к столику, который оккупировали Вовка и Лешка, и заговорщическим тоном спросил:

– Ну что, пиво купили?

– Какое пиво? – воззрился на него Иконников.

– А зачем вы в город тогда ездили? – изумился Кащей.

– Просто так, посмотреть, – уклончиво ответил Вовка. – Ну, сам понимаешь, интересно, первый раз за границей.

– Ну и глупо тогда, что вы свои бабки на это дело просадили, – разочарованно протянул Кашей. – Мы же все равно завтра на экскурсию туда поедем. Вы ведь в Рефимно были?

– В Рефимно.

– Ну, точно, нам Мурашка сегодня перед ужином говорила, что завтра у нас запланирована туда экскурсия.

Вовка и Лешка уткнулись в тарелки, чтобы скрыть свою радость. Экскурсия была им здорово на руку – не придется снова просить Кащея об одолжении и трястись, что Мурашка каким-нибудь образом обнаружит их отсутствие. Да и два раза подряд не ходить на пляж вместе со всеми было довольно подозрительно.

Отведав цыпленка в апельсиновом соусе и меч-рыбу в собственном соку, Вовка и Лешка, отдуваясь, откинулись на спинки мягких стульев. Да, несмотря на внезапно возникших конкурентов, жизнь продолжала баловать их вполне материальными радостями.

Поглаживая свой вздувшийся от потребления немеренных порций живот, Казаков разрабатывал план завтрашнего побега. Перебрав несколько вариантов, ребята сошлись на том, что лучше всего будет "потеряться" в городе. Причем желательно где-нибудь близко от того места, где их должен ждать Никос. Как потом разбираться с Мурашкой, они еще не придумали, но, вероятно, когда они "найдутся", она будет так рада, что особых объяснений не потребуется. Конечно, это было не совсем хорошо по отношению к классной руководительнице, но поскольку та никакими сердечными болезнями не страдала и мыслила всегда довольно рационально, ребята подумали, что как-нибудь она переживет, а после того, как они найдутся, и вовсе думать забудет об этом инциденте.

– А может, – Лешка со вздохом подцепил с тарелки последний кусочек рыбы, – нам удастся так слинять, что они и вовсе не заметят. Нам ведь что нужно – сбегать быстро в Фортеццу, вынуть камень и посмотреть, что там успели нахимичить наши земляки. А остальное более подробное исследование либо поручим Никосу, либо потом вместе с ним покопаемся в крепости. Скажем, ночью…

– Ночью? – Вовка задумчиво возвел глаза к потолку, сияющему светом хрустальных люстр. – Ночью – это вариант оч-чень интересный. Только как мы туда доберемся, до Рефимно? Не пешком же чапать.

– Да, пешком мы туда только к утру доберемся. Надо было лодку с собой резиновую взять, тогда бы по морю, может, оно и быстрее бы получилось.

Остаток вечера выдался довольно веселым. Класс собрался в номере гостеприимной Мальвины и затеял игру в "Акулину". Суть этой веселой карточной забавы состояла в том, что колоду, по одной карте, передавали по кругу до тех пор, пока у кого-нибудь на руках не оказывалось четыре картинки. Тогда счастливец должен был сделать заранее оговоренный знак, например, взяться левой рукой за мочку уха, а другие должны были немедленно повторить этот жест. Последний, самый ненаблюдательный, игрок и становился "Акулиной". "Акулина" должна была по выбору человека, собравшего всю масть, залезть под стол и похрюкать, иди спеть "Интернационал", или отчебучить что-нибудь еще в этом роде. В общем, дозволялись любые фанты в пределах разумного.

Больше всех в тот вечер не везло Вовке Казакову. Он дважды схватил "Акулину". В первых раз его, под веселый гогот Купца и Арнольдика и заливистый смешок Артемона и Кащея, девчонки обрядили в простыню и заставили изображать дикое, но симпатичное привидение из Казахстана.

Во второй раз, когда первым четырех валетов собрал Доктор Пилюлькин, Вовке пришлось выполнить один из самых неприятных фантов. Трижды он бегал в ванную, приносил оттуда стакан воды и выпивал его залпом. Что творилось в его желудке, где неожиданно встретилась чуть кисловатая критская вода, меч-рыба и цыпленок со своим апельсиновым соусом, трудно было даже представить. К себе в номер Казаков шел, схватившись обеими руками за живот и слабо постанывая.

– А вот будет тебе наука, – выговаривал ему Лешка Иконников, – не будешь нажираться.

– А сам-то, сам-то, – слабо пытался отбрыкиваться Казаков. – Две порции слопал? Слопал. Я ж не знал, что этот Доктор Пилюлькин – придурок полный. Хоть бы один стакан загадал. Так нет же – три ему потребовалось. А Томат еще и ржет. Ну ладно, вот завтра будем играть, оставлю я его "Акулиной", он у меня ведро помидоров жрать будет.

– Где ж ты ведро помидоров достанешь? – резонно заметил Лешка.

– Куплю для такого случая, – сквозь зубы выдал Казаков и пулей помчался в свой номер.