Текст книги "Быть драконом"

Автор книги: Андрей Стерхов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)

– Конечно, – ответил он и сунул руку в сейф.

– И у кого?

А вот на этот вопрос Антонов-Демон ничего не ответил, резко развернулся и выстрелил мне в живот.

Пуф! – и вся недолга.

После этого выстрела я еще сумел устоять на ногах и даже попытался поднять руку с пистолетом. Но вторая пуля, угодившая в грудь, сбила меня с ног, и я грохнулся на спину.

Странно, но боли не испытывал, только было до жути стыдно за свою свинскую беспечность.

А потом Антонов-Демон контрольным выстрелом продырявил мне башку – и стыд ушел.

Все ушло.

Нагон Хонгль, нарушивший второе правило дракона «Никогда и ни при каких обстоятельствах не верь людям», благополучно помер.

ГЛАВА 13

Первое, что услышал, когда душа вернулась в тело, был фрагмент старой легенды. Откуда-то из далекого далека донесся неспешный говор наставника. Он рассказывал: «Проведя край, дракон уснул, и всем показалось, что он умер, а он просто устал от раздвоенной жизни и хотел отдохнуть от безумного мира людей».

Постепенно голос вирма Акхта-Зуянца-Гожда затих и превратился в жужжание мухи, бьющейся о стекло.

Потом послышался легкий стук.

А вслед за тем я услышал, как Архипыч (его голос ни с чьим не спутаешь) по-военному четко произнес:

– Стрит. Партия. Считаем.

И как Ашгарр в ответ озадаченно крякнул:

– Опять повезло тебе, чертяка.

Заставив себя открыть глаза, я повернул голову.

Эти двое сидели за столом и азартно резались в кости. Сам я лежал в углу на матрасе. Свет в комнате был включен. За окном темнело.

Я сунул пистолет в кобуру (Антонов-Демон, похоже, не сумел его вырвать, а быть может, не захотел), сел и, прислонившись к стене, спросил:

– Который час?

Голос дал петуха, и мужики в пылу спора меня не услышали. Тогда я прокашлялся и крикнул:

– Мужчины, алло! Который час?!

– О-о-о! – повернулся ко мне Молотобоец. – Ожил, слава яйцам.

– Двадцать пять десятого, – сказал Ашгарр, кинув взгляд на часы.

Я вяло возмутился:

– Чего так долго канителился?

Возмутился больше для порядка, чем по делу, но Ашгарр стал оправдываться:

– Так это, блин, – начал он, помогая мне подняться на ноги, – когда тебя кокнули, меня самого скрутило будь здоров. Минут пятнадцать корчился, встать не мог. Когда оклемался, сразу стал ниточку отматывать. По пути сообразил, что Силы нет, пришлось крюк дать, чтобы из Десятинного Котла черпнуть. Полез, а мне… – Ашгарр скрутил дулю и сунул себе под нос. – Пришлось Сергея свет-Архиповича на подмогу вызывать. Пока то, пока се – вот и считай. Слушай, а ты когда Десятинным успел попользоваться?

– Когда от Ворона уходил. Я же тебе рассказывал.

– Не помню.

Я в ответ только плечами пожал и стал сковыривать с очков бляшки застывшей крови. От этого «увлекательнейшего» занятия меня отвлек Молотобоец. Подошел и протянул нечто, зажатое в кулаке.

– На, смертью смерть поправший, держи на память. – И высыпал на мою ладонь три тупоконечные свинцовые пули. – Девять миллиметров. У него что – «Макаров» был?

– «Макаров» – кивнул я.

– А кто это тебя так? – спросил Ашгарр.

Я ответил уклончиво:

– Хмырь один чокнутый.

А про себя подумал: хмырь-то он хмырь, но, в отличие от меня, не болтает, а делает.

Тут в разговор вновь вступил Архипыч. Смерив меня пристальным взглядом, он задал вопрос, который я и сам бы задал ему в подобной ситуации:

– Ты ничего не хочешь рассказать, Егор?

– Хочу, – честно ответил я. – Но не могу.

– Какая-нибудь помощь нужна? – помолчав, спросил он. – Огневая поддержка? Силовое прикрытие?

Я мотнул головой:

– Нет.

– Уверен?

– Да. Только это…

– Что?

– Выпить есть?

Архипыч выдернул из-за пояса флягу, протянул, и я сделал три добрых глотка.

Это был коньяк. Это был отличный коньяк. Это был коньяк что надо – мне снова захотелось жить.

Вернув флягу, я закурил и после нескольких жадных затяжек обратился к Ашгарру:

– Сколько занял?

Он не успел ответить, его опередил Молотобоец.

– А вот насчет этого не парься, Егор. Свои люди, сочтемся.

– Мы не люди, – напомнил я.

– Какая разница?

– Большая. – И вновь повернулся к Ашгарру: – Сколько?

– Полторы штуки, – ответил он.

– Кроулей?

– Ну не баллов же.

– По шкале Ливси это будет сорок шесть с копейками, – прикинул навскидку Архипыч. – Но говорю, дракон, не парься. Забей. Отдашь, когда разживешься. Мне не к спеху. Хочешь – совсем не возвращай.

– А те двести, которые я тебе в кости… – начал было Ашгарр.

Молотобоец с ходу завернул его наглый прогон:

– Отставить! – И наставительно ткнул пальцем в потолок: – Долг чести. Умри, но верни.

– Верну, – слегка смутившись, уверил Ашгарр, помолчал и добавил: – Или отыграюсь.

– А у тебя есть что на кон поставить? – насмешливо прищурив глаз, спросил Архипыч.

Ашгарр вздохнул, поправил неуверенным движением очки и развел руками:

– Нет ни фига. В пух проигрался.

Мне стало обидно за невезучего нагона как за себя самого (а как иначе?), и я протянул ему пули, только что извлеченные из моего тела.

– На, держи. Перепачканные в крови дракона уже не дуры. Если до ума довести, каждая на сотню потянет.

Ашгарр вопрошающе посмотрел на Молотобойца, и тот кивнул:

– Действительно потянет.

– Ладно, мужики, – сказал я, ловко пульнув окурок в раскрытую пасть опустевшего сейфа, – играйте-отыгрывайтесь, а мне пора. У меня своя игра. Пора ее закончить.

– Чувствуешь себя как? – озаботился Ашгарр.

Я попрыгал на месте, словно десантник перед открытым люком:

– Уже женихом.

Затем переступил через лужу крови, которая, загустев, стала походить на гудрон, и направился к двери.

– А ты, вообще-то, куда сейчас? – спросил Ашгарр.

– Лучше не спрашивай.

– Завтра Ночь Полета.

– Помню.

– Успеешь?

Не останавливаясь, я поднял руку и посмотрел на часы.

– Не волнуйся, все решится через два с половиной часа.

Уже был в прихожей, когда Архипыч крикнул:

– Если что, Егор, знаешь, как вызвать. И да хранит тебя Сила.

Сдвинув в сторону дверь, выбитую крепким плечом Молотобойца, я вышел на темную лестничную площадку. В этот миг кто-то этажом выше произнес: «Да будет свет», и в треснутом, забитом дохлыми комарами плафоне зажглась лампочка, а в следующую секунду у меня в мозгу вспыхнул тревожный транспарант – «Время!».

Внутри все оборвалось.

Я окончательно вышел из оцепенения, сорвался с места и поскакал вниз через две ступени.

Вылетая из подъезда, чуть не сбил с ног толстую бабку. Та взвизгнула и прытко, словно курица от петуха, отскочила в сторону. Замахнулась клюкой и взвыла: «Сталина на тебя нет, сволочь такая!» Спорить я с ней не стал. Против правды-то не попрешь. Да и не до того было – уже несся семимильными к тачке.

Впрыгнул, завел, вдавил педаль газа чуть ли не в асфальт и рванул с места в карьер.

А в голове стучало: «Время! Время! Время!»

Иной раз время тянется как жеваная-пережеваная жвачка, а бывает, летит стрелой. И что интересно: тянется тогда, когда тебе хочется, чтобы летело, а летит… А летит понятно когда. Капризное оно, время. Оно само по себе, а мы сами по себе. Фиг повлияешь. По этому поводу Вуанг хорошо сказал в одном своем хайку:

 
Вечность минула —
На миг присел у ручья
Путник уставший.
 

Такое оно, время; противостоять ему может только Сила.

Было бы у меня Силы столько, сколько ее у Михея Процентщика, мечтал я, скользя из ряда в ряд, всю бы, не задумываясь, потратил, чтобы время в Городе замерло до тех пор, пока не решу проблему.

Только не было у меня такой Силы, чтобы приказать: замри, мгновенье! И все что я мог себе позволить, так это мечтать и проскакивать на красный свет.

Как ни торопился, а в офис все-таки заехал – требовалось сменить продырявленную рубаху и залитый кровью пиджачок. Спешка спешкой, но первое правило дракона надо выполнять. Вряд ли, конечно, кто-то додумается, что черное на голубом – это застывшая кровь дракона, но зачем вообще давать повод задумываться?

Поэтому так.

Порывшись в шкафу, откопал свежую футболку с символикой испанского клуба «Реал» и натянул. А поверх – дабы не пугать мирного обывателя пропахшей гарью кобурой – черную джинсовую куртку.

Переоделся, пригладил раздраконенные патлы, приказал себе «Вперед!» и двинул.

Но на выходе – гоп-стоп! – путь мне преградили два амбала.

– Привет, дядя, – прокрякал тот, что нарисовался справа.

И бесцеремонно положил мне руку на плечо.

Разборки с ребятами Большого Босса не входили в мои сиюминутные планы, поэтому я спокойно-спокойно и вежливо-вежливо сказал:

– Будьте так добры, свалите.

И попытался протиснуться.

Но они дружно, как по команде, сдвинули плечи.

– Поедешь с нами, – ткнув мне в бок стволом, тявкнул тот, что стоял слева.

Не тот проулок вы выбрали сегодня, парни, для прогулок; подумал я. Нынче прогулка по моему проулку – не самый полезный для здоровья моцион.

Мериться статусами с шестерками-шестеренками не имело смысла, и я их разметал. Просто разметал. Ушло у меня на это ровно три секунды. Тому, что навалился слева, разбил трахею, тому, что справа, сломал нос. Причем рукояткой его же пистолета. А пистолет в кусты. Вот так.

Не надо ко мне цепляться, когда я на взводе. Когда я на взводе, во мне просыпается воин – свирепый и безжалостный. Даже Вуанг меня боится, когда я на взводе. Я и сам себя такого боюсь. В нашем случае, правда, это одно и то же. Но все равно.

Потом я снова гнал так, будто пытался обогнать самого себя. И пока гнал, думал о том, что почувствовал Антонов-Демон, когда увидел мою черную кровь. Как он себе это дело объяснил? Что он себе нафантазировал? Что обо мне подумал? Или не обратил внимания? Мог и не обратить по такой запарке. Запросто.

Но как бы там ни было, решил я в итоге, нужно будет обязательно зачистить его память. Найти и зачистить.

Потом мысль вильнула хвостом, и мне вспомнился один наш давнишний разговор с Ашгарром.

Как-то раз захожу к нему в комнату по какому-то делу, а он смотрит новости по CNN. Шел репортаж о последствиях американской бомбардировки Багдада, и как раз показывали мальчугана, потерявшего обе руки при взрыве. Я, отвыкший от телевизора, тотчас забыл, зачем пришел, смотрел во все глаза на перевязанные культи, на измученное лицо ребенка и не мог оторваться.

А потом вдруг Ашгарр спросил: «Как думаешь, причина действительно в мессианстве или все же в банальном желании овладеть нефтяными полями?» С трудом протолкнув подступивший к горлу комок, я ответил, что не знаю, что не думал об этом. После чего выразился в том смысле, что если причина в первом, то это глупо – на слезах ребенка светлое царство демократии не построить. А если во втором, то подло. Подло и до ужаса несправедливо.

Ашгарр после моих слов долго молчал, а потом вдруг спросил: «Помнишь легенду, в которой говорится, что нефть – это кровь ушедших драконов?» Такую сказку я почему-то не помнил, но центровая метафора мне показалась занятной. Было в ней нечто символическое. Мир людей, созданный на руинах мира драконов, существует за счет пролитой драконьей крови – разве это не символично? Я поделился этим соображением с Ашгарром, а он меня еще больше озадачил, сказав: «А что, если это никакая не выдумка? Что, если на самом деле нефть – это кровь драконов?» Я лишь недоуменно пожал плечами. Это сразу. А затем долго на эту тему думал. Зацепила она меня, честно говоря. Оно и понятно. Никто не знает, что такое нефть, выдвигаются разные гипотезы, ведутся ожесточенные споры, а истина, быть может, рядом. Быть может, вот она.

Впрочем, если это так, то лучше людям об этом не знать. Так жить спокойней. И самим людям, и нам, драконам. Если бы нефть вдруг объявили драконьей кровью, кто бы запретил нам заявить на нее права? Никто. Представляю, какой случился бы переполох. Сначала переполох, а потом единение. Люди всех стран, рас и религий встали бы плечом к плечу против наглого драконьего отродья. Ничто так не сплачивает людей, как общий враг и совместная борьба.

Но не будет этого. По той причине не будет, что никогда мы не нарушим правила номер один. Люди нам не враги, и мы не хотим стать для людей реальными врагами. Пусть продолжают думать, что драконы – персонажи сказок, а драконья кровь – коктейль, в котором смешаны три унции русской водки с четырьмя унциями рижского бальзама. И только.

Под эти думы свои праздные и не слишком толковые я благополучно пролетел всю Озерную, пересек плотину и уже подъезжал к месту. А когда подъехал – врубился, что рулил чисто на автопилоте, не очень соображая, куда несусь. Включил мозги и глянул за борт. Оказалось, что подсознание и сыщицкое чутье привели меня к ночному клубу «Шпроты».

Выходя из машины, уже вполне осознавал, к кому прикатил и что, собственно, от него хочу.

Но поначалу вновь вышел затык – на фейсконтроле меня остановил доблестного вида страж.

– Будьте добры, ваш пригласительный, – попросил он.

Любезно так попросил. Как учили. Но за этой напускной любезностью слышался скрип шлагбаума.

Заранее предчувствуя, что получу от ворот поворот, я сознался:

– Нет у меня, мил человек, никакого пригласительного Я не по приглашению явился, а по зову сердца.

– Простите, но сегодня корпоративная вечеринка, – сообщил охранник, что, по сути, означало: «Пошел вон, лопушок, тебя тут не ждали и не ждут».

Что за день-то сегодня такой? – подумалось мне. Всякий встречный норовит сунуть палку в колеса.

Пытаясь сдержаться, честно досчитал до пяти, потом до семи, а потом еще и до одиннадцати. Вдохнул-выдохнул и бодро произнес:

– Уважаемый, ты разве не узнаешь меня? Хоу! Это же я – Андрей Шевченко. Специально приглашенный гость.

– Да хоть бы и Дэвид Бекхэм, – иронично заметил охранник и в следующий миг улетел на аккуратно постриженный газон.

То, что у меня не осталось магической силы, вовсе не означает, что у меня отсутствует физическая. Присутствует. Еще как присутствует. Не то что одного, пятерых одолею без напряга.

Арт-директора клуба я разыскал в баре, где было людно и где никто никого не слышал, поскольку по ушам долбило то, что язык не поворачивается назвать музыкой.

– Миша, разговор есть. – проорал я, хлопнув своего «крестника» по плечу.

Ерошкин напрягся, пытаясь вспомнить, кто я такой. А когда вспомнил, обрадованно улыбнулся и крикнул в ответ:

– Ага, пойдем, Егор, выйдем.

Спихнув с колен полуодетую малолетку (которая ничуть не обиделась, а наоборот, обрадовалась и тут же упорхнула в сторону танцпола), Ерошкин ухватил меня за рукав и повел служебными коридорами туда, где было более-менее тихо, – в свой кабинет.

Кабинет, вопреки моим ожиданиям, оказался не пафосным. Единственно, что меня поразило, так это здоровенный-здоровенный кактус в огромном керамическом горшке. Сроду таких не видел: мясистый, причудливо корявый и высокий – до потолка сантиметров двадцати всего не хватало. Великолепный экземпляр. И что особо прикололо – на здоровых, размером с мой указательный палец, шипах висели блестящие елочные шары.

Вечнозеленое рождественское дерево, прикинул я. Иголки не осыпаются, выносить на свалку не нужно, раз украсил – и на всю жизнь. И с поливом можно не частить. Удобно.

Решительно отказавшись от выпивки, я расположился в предложенном кресле и, особо не вдаваясь в подробности, обрисовал в двух словах, зачем пришел. Сказал, что позарез и срочно нужен адресок танцовщицы, которую зовут Антониной.

– Антонин много, – справедливо заметил Ерошкин. – Только я троих знаю.

– Прекрасно понимаю, что танцовщиц с таким именем в Городе может быть полным-полно, – согласился я. – Но у той, которую ищу, тату на плече в виде скачущей на коне дикой бабы. А еще у нее бойфренд художник.

К моему удовольствию, Миша Ерошкин подошел к делу ответственно, дурацких вопросов насчет того, зачем мне нужна эта девушка, задавать не стал, сразу начал вызванивать. И, видимо, точно знал, к кому именно нужно обратиться, поскольку не успел я выкурить сигарету, как он уже, прижимая трубку плечом, записывал нужные сведения. Когда закончил, протянул исчерканный флайер.

– Фамилия у нее Лихонина. Адрес вот.

– Толково дело у вас поставлено, – похвалил я и, поднявшись из кресла, протянул руку: – Спасибо.

– Да не за что, – пожимая мою ладонь, поскромничал Ерошкин.

Тут я ему возразил:

– Зря, Миша, так говоришь. К сожалению, не могу раскрыть существо дела, но поверь – мне есть за что тебя благодарить. Очень даже есть. Поэтому, если что, буду рад выступить с ответным словом.

Он поблагодарил, но по лицу было видно, что очень надеется на то, что никогда-никогда больше не придется ему обращаться в сыскное бюро «Золотой дракон». Кто знает, кто знает, подумал я и, прежде чем уйти, подошел к кактусу. Не верилось, что настоящий. Потыкал пальцем – настоящий. Без дураков.

Было бы время, непременно выбрал и оторвал бы шишку-другую на развод. Но времени не было. Стрелки на часах показывали одну минуту одиннадцатого. Время таяло, словно порция эскимо в жаркий июльский полдень. До часа икс осталось меньше двух часов. Надо было спешить.

Я и поспешил.

Но все равно опоздал.

На чуть-чуть (электрочайник на кухне еще не совсем остыл), но опоздал.

Самое обидное заключалось в том, что Антонов-Демон насчет ребенка не врал. Действительно украли. Мне хватило одной минуты, чтобы это понять. Во-первых, в квартире невыносимо воняло подгоревшим молоком. Во-вторых, мусорное ведро было забито уделанными памперсами. В-третьих (что снимало все возможные сомнения), на ковре возле дивана валялась бирка, какую вешают на младенцев в роддомах. На этой желтой клеенчатой полоске были указаны вес, дата и время рождения, а также фамилия матери. Судя по аккуратно сделанным надписям, детеныш весом три восемьсот появился на свет прошлой ночью в три сорок и родила его Мария Леонидовна Тюрина.

Когда я прочитал фамилию роженицы, признаться, оторопел. А в следующую секунду задался вопросом: о чем они думали, когда воровали ребенка Большого Босса? И решил, что о чем угодно, только не о последствиях.

Впрочем, я допускал, что все могло выйти случайно. Возможно, это был единственный пацан на всю палату. Могло такое быть? Запросто. В то же время такой выбор мог быть и зловеще концептуальным. Имя-то у отца ребенка – Иосиф, у матери – Мария, такие имена – подарок для того, кто собрался сотворить черную мессу.

Затем я подумал: специально или не специально – какая разница? Ведь, по сути, это ничего не меняет. И, зажав бирку в руке, поторопился на выход. Решил, что нужно срочно ехать к Альбине. В сложившейся ситуации только она одна могла мне помочь. Ну и себе, конечно, тоже. Не без этого.

Дело вот в чем.

Определить, где находится человек, по его вещи непросто, это не изюм из булочек выковыривать – и Силы нужно много потратить, и талантом нужно обладать особым. Альбина обладает. Мастер она по этому делу. В прошлом августе, к примеру, по кепке нашла студента-туриста, заблудившегося в тайге. Спасатели неделю искали, а ведьма по просьбе родителей пять минут поколдовала и сузила район поиска до одного квадрата. Так что да, умеет. Правда, уверенности в том, что и на этот раз так удачно сложится, у меня не было. Но и других вариантов не имелось. А попытка, как говорится, не пытка.

Только с ходу попасть к ведьме не удалось.

Когда до машины оставалось пять шагов, кто-то хорошо поставленным ударом врезал мне по затылку то ли битой, то ли обрезком трубы. Хорошо так врезал. От души.

Прежде чем упасть, я подумал: только-только шишка зажила.

А потом уже ни о чем не думал.

Не мог.

ГЛАВА 14

Очнувшись, я, к большому своему удивлению, обнаружил, что люди в том мире, куда меня откомандировал удар по голове, ходят по потолку. Просто не люди, а мухи какие-то. Но уже через секунду до меня дошло, что это наш мир и что с ним все в порядке, просто я его почему-то вижу в перевернутом виде. Это не с ним, а со мной было что-то не так.

Сразу пришла и на секунду задержалась мысль: так новорожденный видит окружающую действительность в первые часы своего появления на свет, все у него вверх тормашками.

Откуда я это знал, не знаю.

Но знал.

Едва подумал о новорожденном, тут же вспомнил о ребенке, которого подписался спасти, и сразу проверил, что с биркой. Оказалось, с биркой все нормально. Не выронил. Продолжал сжимать в кулаке.

Так и должно быть, загордился я сам собой. Все в голове дракона может встать с ног на голову, но свое праведное дело он все равно сделает.

Потом стал разбираться, почему мне так неуютно.

Повертел туда-сюда головой и выяснил, что, во-первых, нахожусь в помещении, очень похожем на автомастерскую, а во-вторых, вишу вниз головой, чисто Буратино, пойманный лисой Алисой и котом Базилио. Мало того что руки мои были связаны вервием, так еще и ноги стягивала петля автомобильного троса. Второй конец троса враги вражеские накинули на крюк крана, каким обычно мастера по ремонту тачек тягают движки. Поскольку пасли меня не мастера по ремонту тачек, а мастера заплечных дел, потому и было оборудование применено столь затейливо.

А «мастеров» было двое.

В одном я сразу признал Пашу-борца из свиты господина Ащеулова и не сказать чтобы сильно этому обстоятельству обрадовался. Второго, низкорослого и ужас до чего толстого, я не знал. И, если честно, знать не хотел.

Перестав притворяться дохлым, я подтянул связанные руки к лицу и глянул на часы. Было уже без десяти одиннадцать. Дело обретало скверный оборот: до полуночи оставалось чуть больше часа, а я находился черт знает где и черт знает в каком состоянии.

Между тем мое энергичное барахтанье заметили.

– Оба-на, а клиент-то очухался, – предал меня толстяк.

Услышав добрую весть, Паша, которого я на днях так жестоко и цинично обидел, встрепенулся, что тот бойцовский петух, и тут же пошел ко мне.

Подходил он с ухмылкой, которая ничего хорошего не предвещала.

Будет бить, подумал я с тоской. И, возможно, ногами.

Предчувствия меня не обманули: вложив в удар всю свою ненависть, борец с ходу воткнул свой кулак в мой ничем не защищенный живот. Как говорится, у товарища наболело. Решил, чтобы и у меня поболело чуток.

«Чуток» вышел на славу.

Был бы я человеком – сразу бы сдох, а так ничего – напряг пресс и сдюжил. И даже подумал смиренно: есть время разбрасывать камни и есть время их собирать. А вслед за тем делово: хорошо, что это Павел, а не дружок его Савва. Все же греко-римский борец – это не профессиональный боксер. Удар его хотя и могуч, но не так мастерски поставлен.

Но одним ударом Паша, конечно, не обошелся.

– Где ребенок? – спросил он, резко дернув меня за волосы.

– Не знаю, – честно ответил я.

– Не знаешь?! – Паша замахнулся, но не ударил и повернулся к подручному: – А ну-ка, Толян, подними его чуть выше.

Толян с проворностью, которой трудно было ожидать от такого жиртреста, быстро поднял с пола блок управления и, удерживая нужный тумблер, вознес меня еще где-то на полметра.

Придерживая, чтобы не так раскачивало, Паша врезал на этот раз по ребрам. После чего опять спросил:

– Куда, сука, ребенка дел?

– Мне нужно срочно переговорить с Боссом, – морщась и постанывая от боли, сказал я. – А больше я вам, буржуинам, ничего не скажу.

– Босса тебе? – рыкнул Паша, сорвал с меня очки и ударил без замаха по лицу. – Тут я сейчас за Босса. Говори, сука, куда ребенка дел?!

Я, успев зажмуриться, проорал:

– Никуда я его не девал! На кой он мне?!

– Как на кой? – на секунду опешил Паша и тут же объяснил: – На той. За девку свою отомстить. Мы у тебя девку хапнули, ты у нас – пацана. Типа так.

Явив железную, но неподвластную уму дракона логику, он вновь ударил меня по ребрам.

– Говори, сука, где пацан?

– Чего ж вы, чудилы одноклеточные, по себе-то всех меряете? – превозмогая боль, прохрипел я.

И тут же за «чудил» за «одноклеточных» поплатился. Паша, обидевшись не на шутку, откладывать в долгий ящик сатисфакцию не стал и провел серию энергичных ударов – слева, справа, слева, справа и еще раз слева. А когда он запыхался, до тех пор стоящий в стороне Толян сменил его и надбавил, чтобы мне мало не показалось.

Не показалось.

– Пока вы, пассионарии, меня тут в свой кайф рихтуете, там ребенку кровь пускают, – простонал я, когда вновь смог дышать. – Отпустите, и я его спасу. Иначе локти потом искусаете. Только уже поздно будет.

Паша понял меня превратно:

– Значит, сука, все-таки знаешь, где пацан! – И приказал напарнику: – А ну-ка, Толян, давай тащи сюда паяльную. Сейчас он нам все расскажет.

Жирный колобок будто ждал этого приказа, одобрительно хрюкнул и куда-то подорвался.

– Дурак ты, Паша, – стараясь не потерять сознание, сказал я.

Вконец разъярившийся борец хотел отвесить мне очередную плюху, уже даже замахнулся, но тут у него в кармане зазвонил телефон.

– Слушаю, – ответил Паша, выудив из кармана трубку. – Да… Нет… Его Толян Фуфлыжник от офиса вел. Что?.. Нет, пока молчит. А?.. Нет-нет. Знает. Гадом буду, знает. А?.. Ага… Понял. Жду.

Спрятав телефон, Паша доверительно и не без злорадства сообщил:

– Хана тебе, фокусник. Через полчаса Босс подкатит, будет твои кишки себе на кулак наматывать.

Слова «кишки» он произнес с ударением на первый слог. Вышло смешно. При иных обстоятельствах я бы, наверное, рассмеялся, но сейчас мне было не до смеха.

– Полчаса – это слишком много, – прикинул я вслух. – Так не пойдет.

Паша повернул ко мне свое поломанное ухо:

– Чего-чего ты там, сука, шепчешь?

– Ничего, – ответил я, а потом приказал: – Посмотри мне в глаза.

Паша конечно же посмотрел (все всегда смотрят), огреб порцию свечения и в тот же миг превратился в соляной столб. Мою же грудь пронзила боль, какую и врагу не пожелаешь. Так скрутило, что не дай Сила. Даже вырвало.

Такая уж особенность у взгляда дракона – за его применение нагон расплачивается собственным здоровьем. Без очков ходили бы – сгорали бы за сутки.

Тем временем, сжимая паяльную лампу, в мастерскую вкатился Толян Фуфлыжник. Увидел Пашу и озадачился его не совсем естественной позой.

– Что за фигня?

После чего перевел взгляд с Паши на меня, увидел вместо глаз расплавленное золото в глазницах и на три-четыре ближайших часа тоже стал манекеном.

Когда вторая – не такая сильная, но более длительная – волна обжигающего огня схлынула, я приступил к многоходовой операции по собственному спасению. И тут, надо сказать, мне пришлось проявить чудеса цирковой акробатики. Дэвид Копперфильд, увидев эти мои выкрутасы, сдох бы от зависти. А все остальные – со смеху.

Для начала я разорвал веревки на руках (далось легко, такой фокус для нагона – пустяк), потом раскачался и, добившись нужной амплитуды, схватил швабру, оставленную каким-то добрым человеком у станка балансировки колес. На швабру намотал провод блока управления краном. Потянул к себе. С третьего раза нашел нужный тумблер и аккуратно – майна, майна, майна – опустил себя на бетонный пол. Освободил ноги от пут, после чего сразу – хотя и не без труда, но все-таки – поднялся.

Какое-то время просто стоял, привыкая к нормальному положению тела, потом, разминая затекшие мышцы, сделал несколько осторожных наклонов. Присел. Встал. Прислушался к себе.

В общем и целом все было в порядке, только частности подводили: голова гудела и при каждом резком движении возникала боль в груди. Однако на такие пустяки мужественные нагоны (а других не бывает) внимания не обращают. Высморкаются, вытрут нос и топают туда, куда наметили.

Я и потопал.

Тщательно обыскав Пашу, нашел за поясом свой кольт, а во внутреннем кармане пиджака – родной мобильный. Понимая, что мой болид так и стоит у дома Антонины Лихониной, я стал искать ключи от их тачки, не такси же было вызывать. У Паши в карманах никаких ключей не оказалось. А вот у Толяна нашлись и были незамедлительно изъяты. Больше мне от господ бандитов ничего нужно не было. Все что нужно взял. Мелькнула, правда, шальная мыслишка снять и с того и с другого портки и отходить древком швабры, но была тут же отброшена за неимением времени. Хотя, конечно, руки чесались. Еле-еле сдержался. Бросил им на прощание: «Не скучайте, пассионарии» и, прихрамывая на обе ноги, поковылял на выход.

Уже в дверях вспомнил про очки. Пришлось вернуться и потратить на их поиск еще полминуты. Такая вот незадача.

Зато экспроприированный «мерс» летел ласточкой, и уже в двадцать три часа двадцать три минуты я был у Альбины.

– Что с тобой? – спросила ведьма, когда я ворвался в квартиру.

– Ничего, – ответил я. – Один раз, правда, убили, два раза каким-то дубьем по голове съездили, ребро еще сломали. А так ничего.

– Нашел гадов?

– Гадов – пока нет. А вот это вот – да.

Я протянул ей бирку и, решив, что такое объяснение будет самым скорым, процитировал Николая Гумилева:

 
Она колдует тихой ночью
У потемневшего окна
И страстно хочет, чтоб воочью
Ей тайна сделалась видна.
 

Альбина все поняла, никаких вопросов задавать не стала, выхватила лоскуток и устремилась в комнату.

Ведьма прекрасно знала, что нужно делать, и умела это делать. Моя помощь не требовалась. Единственное, о чем я ее попросил, так это чтобы отработала как можно быстрее.

– Не дура, соображаю, – сказала она, а сама уже поджигала лоскуток. Опустив его в хрустальный кубок, попросила: – Ты бы пока вышел, дракон.

– Меня уже нет, – сказал я и поплелся на кухню.

Но несколько слов все-таки услышал:

– Аскар, Шалим, Тангир, Вени, Вени, Вени, Трамп…

Произнося заклинание и вдыхая дым тлеющей клеенки, Альбина начала вводить себя в транс.

Пока ведьма искала ребенка, я стоял в кухне у открытого окна и курил. Свои сигареты у меня давно закончились, курил хозяйские. Оказались с ментолом. Противно, но что поделать.

Пепел я стряхивал за окно, он падал вниз и таял в матовом свете подрагивающего фонаря.

Вот так и мы, меланхолично думал я. Летим-летим куда-то вниз, а потом исчезаем.

На дворе стояла непутевая городская ночь, дневная жара ушла, но было так душно, как бывает душно перед хорошим дождем. Воздух пах бензином, жженой резиной и скошенной травой. На душе было муторно.

Выкурив до фильтра две сигареты, я потянулся за третьей, но тут меня позвала Альбина, и я пошел в комнату.

Ведьма стояла у зашторенного окна спиной к двери.

– Они на кладбище, – сказала она, не оборачиваясь.

– На каком? – уточнил я.

– На том, что в Предместье.

Кинув взгляд на часы (было уже двадцать три двадцать восемь), я дал себе отмашку:

– Первый, пошел!

И устремился в коридор.

– Успеешь? – спросила Альбина, проследовав за мной.

– Должен.

Ответил и обернулся, желая подбодрить. Альбина этого явно не ожидала. Закрыв лицо руками, она рухнула на корточки и взмолилась:

– Не смотри на меня, дракон! Ради Силы, не смотри!

Но было поздно.

Я уже увидел, в какую уродливую и седую старуху она превратилась. Мое сердце, лежащее на улице Марата, сжалось от сострадания, а холодный ум выдал сияние: дороговато нам порой обходятся собственные ошибки.

Вышел я, не прощаясь, а через полминуты уже выруливал со двора.