Текст книги "Константа (СИ)"

Автор книги: Андрей Соболев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)

#139

Кто бы ни пытался изменить прошлое, он явно был не рад успехам Евгения и всячески старался ему помешать. Именно так подумал Новиков после очередного пробуждения в новом мире. Когда сквозь непроницаемую вуаль света показался чей-то силуэт, то в первую секунду появилась слабая надежда, что это Алексей или хотя бы чьё-то знакомое лицо. После суматошного дня Евгений был готов к встрече даже со своим закадычным другом Романом. Сейчас как никогда хотелось выпить, поговорить с кем-то по душам и заглушить невыносимую тяжесть в голове чем-то очень крепким и бьющим по мозгам. Но судьба или придуманный подлый путешественник во времени оказались куда более коварными, чем Евгений мог предположить.

Придя в себя, он обнаружил, что находится за кассой крохотного продуктового магазина, а перед лицом маячит недовольный покупатель. В тесном и мрачном помещении с несколькими прилавками больше не было никого, и в напряжённую до предела тишину врывался только слабый гул из потолочных ламп. Несколько секунд Евгений молча переглядывался с покупателем, пытаясь осмыслить своё положение, а потом резко вскочил и помчался наружу, преследуемый криком возмущения от рассерженного клиента.

Но Евгению было всё равно. Этот мир – такая же краткосрочная фальшивка, как и остальные. Добежав до ближайшего перекрёстка, он посмотрел по сторонам, вглядываясь в тёмные очертания домов, тающих в сумраке ночи, но никак не мог понять, в каком районе очутился. Всё казалось таким незнакомым и чужим. Даже сам воздух был каким-то другим: более вязким и тяжёлым. Новиков поднял голову и посмотрел на небо, будто звёзды могли указать ему путь, но и они спрятались за плотным слоем дождевых облаков, испускающих мелкую и противную морось. При этом он чувствовал, как в глубине сознания зудела и скрежетала подавленная личность из нового мира. Она просилась наружу, умоляла дать ей свободу, выпустить на волю эмоции – и тогда она сможет подарить ответы, расскажет о прошлом, о месте, в котором Евгений очнулся. Но он прекрасно помнил, с каким трудом ему удалось затолкать джинна обратно в бутылку и к чему может привести бесконтрольное подчинение своим воспоминаниям. Новиков прикрыл глаза, наслаждаясь освежающей и колючей изморосью, помогавшей заглушить внутренний голос, и смело зашагал в неизвестность.

Спустя полчаса блужданий по ночным улицам и череды сомнений, к своему удивлению, он узнал, что очутился в другом городе и, более того, в совершенно другой части страны. Каким образом его жизнь повернулась так, что он оказался за тысячу километров от дома, да ещё работая обычным продавцом в магазине? Евгений не знал и не желал выяснять. К тому же это не имело никакого смысла. Он бы не смог вернуться или успеть связаться с Алексеем до того, как мир снова перевернётся с ног на голову и разбросает их в неизвестных направлениях. Оставалось только ждать и надеяться, что в следующий раз судьба будет более благосклонной.

А что, если нет высшего проявления чьей-то коварной воли или превратностей судьбы? Нет указующего перста, что направляет течение по многочисленным порогам и крутым поворотам стремительной реки жизни? Возможно, есть только чистый хаос неопределённости, среди которого разум постоянно выискивает закономерности, а на самом деле жизнь – это лотерея, где неудачи и достижения положены на волю случая, где понятие везения всего лишь субъективная интерпретация выпавшего жребия. Подобные мысли стали всё чаще приходить в голову Евгения, пока он покорно следовал за агонией пульсирующего мира. Он погибал и возрождался вновь, и каждый раз оказывался в новом месте и других обстоятельствах. Водитель такси, юрист или строитель, богач или бедняк – его роль в очередном мировом спектакле искажалась всё сильнее с каждым перерождением. Если раньше его воплощения крутились вокруг одного места, людей и похожих профессий, то теперь различия оказывались более явными и кардинальными. Мир постепенно умирал, и это становилось всё более очевидно.

Евгения всё чаще бросало по разным областям страны, и, даже когда возвращался в родной город, он больше не мог найти Алексея. Новиков раз за разом обходил известные адреса, ждал целыми днями у дверей института, но его новый друг словно затерялся в складках очередной реальности, его будто стёрли со страниц истории, что неимоверно давило на психику Евгения. В какой-то момент ему снова захотелось всё бросить, наплевать на этот треклятый мир, но потом он приходил в себя и продолжал упрямо возвращаться к институту. Евгений надеялся, что творящийся хаос когда-нибудь проявит милосердие и среди череды бессвязной случайности родится его счастливый шанс.

Военный конфликт тем временем только нарастал. Одна суровая реальность сменяла собой другую, но что-то оставалось неизменным. Чистая, животная ярость людей друг к другу будто не желала угасать, а всё сильнее разгоралась после каждой вспышки первозданного света. Войска меняли расположения, театр военных действий перекраивался, но линия фронта продолжала извиваться огненной змеёй по приграничным районам страны. Одни города были захвачены Альянсом, другие разрушены и превращены в руины, но в следующем перерождении могли восстать из пепла или вовсе оказаться далеко от боевых действий. Родной город Евгения тоже пережил много тяжёлых дней. Он подвергался частым обстрелам с редкими мгновениями затишья, а сирена почти не смолкала, подгоняя жителей прятаться в укрытиях. Евгений видел всё это: разрывы снарядов, горе и ужас, медленно пожирающие город, но в то же время множество самоотверженных людей, в глазах которых давно умер страх.

На крупных перекрёстках встречались противотанковые ежи и самодельные баррикады, а по дорогам постоянно носились колонны солдат и военной техники. Город готовился к длительной обороне и вражескому штурму, который мог произойти в любой момент. Евгений испытывал неподдельный ужас каждый раз, когда мир снова погружался во тьму. Новиков боялся, что когда вновь протрёт глаза, то увидит, как город давно захвачен врагом, лежит в руинах или вовсе уничтожен в огне ядерной войны вместе со всей планетой. Но пока внутри тлела хоть малейшая надежда, Евгений продолжал приходить на оговорённое место и искать Алексея, считая его своим единственным спасением, порой не понимая почему, но что-то тянуло к нему, нечто необъяснимое.

Новиков не знал, сколько прошло дней с момента их последней встречи. За постоянными сменами реальностей тяжело уследить за временем. Вероятно, не меньше недели и пару десятков других жизней, и новый день ничем не отличался от предыдущих. Небо заволокло серыми тучами, и шёл небольшой летний дождь. Начало июня выдалось прохладным, что совсем не располагало к долгим ожиданиям на свежем воздухе, но Евгений продолжал упрямо просить милости судьбы. Он очнулся у себя дома, но при этом в незнакомой квартире, сразу собрался, взял с собой зонт и отправился на привычный пост у входа в институт на центральной площади города. Других любителей гулять под дождём оказалось не так много, особенно учитывая военное положение, объявленное в городе, поэтому Евгений ждал в одиночестве и угрюмо пялился в одну точку на вымощенной мостовой, слушая убаюкивающий шелест дождя по куполу зонта над головой. Так прошло несколько часов. У Новикова разболелась спина, ноги молили о пощаде, но он продолжал упрямиться, заставляя себя страдать в ожидании очередного затмения мира или какого-нибудь чуда. И в этот раз оно произошло.

Евгений почувствовал, как к нему медленно приблизился неизвестный человек, а в лужах на земле отразился чей-то силуэт. Без особых надежд Новиков поднял взгляд и увидел, что перед ним стоит Алексей, только ещё более измученный, чем запомнился в последний раз. На Максимове была надета тоненькая болоньевая курточка с наброшенным на голову капюшоном, откуда выглядывала густая всклокоченная борода. Он весь промок, прятал руки в карманах и переминался с ноги на ногу, как нашкодивший школьник перед взором сурового учителя. В тёмном провале капюшона виднелись покрасневшие от недосыпа глаза на опухшем и уставшем лице. Его губы дрожали, а взгляд растерянно бегал по Евгению, выражая все оттенки страха. Алексей открыл рот, чтобы что-то сказать, но потом вздрогнул, будто его обожгло огнём, развернулся и предпринял попытку уйти.

– Алексей! – завопил от радости Евгений.

Он почувствовал, как ликование начинает наполнять каждую клеточку его тела. Он потянулся к Максимову и хотел остановить, но тот заметил движение, резко обернулся и отпрыгнул в сторону.

– Нет, не трогайте меня! – заверещал он, глубоко дыша и выпучив от страха глаза. – Этого не может быть. Проклятье! Что я тут делаю? Я не должен был приходить.

– Ты помнишь меня? – осторожно спросил Евгений, пытаясь поймать его взгляд, всё время убегающий от прямого контакта.

– Что я делаю? Доктор мне запретил, станет только хуже… – говорил он сам с собой, постепенно отступая назад.

Новиков выпустил зонтик из рук, уронив его в лужу под ногами, подскочил к Максимову и схватил за плечи.

– Алексей! Приди в себя! Ты помнишь меня? – настойчивее повторил Евгений свой вопрос и слегка потряс испуганного мужчину, приводя его в чувство.

– Я… я не знаю. Какие-то видения, голоса, голова просто раскалывается. Я не знаю, что со мной происходит. Дурацкая мысль засела внутри и скребётся там день и ночь. – Алексей говорил очень медленно, и каждое слово давалось ему с большим трудом, будто специально сдерживал огромную плотину, сквозь которую иногда прорывались отдельные фразы. – Психотерапевт запретил появляться здесь, сказал, что это может спровоцировать приступ. Похоже, он оказался прав.

Максимов пристально посмотрел на объект своих страхов, и его губы затряслись ещё сильнее. Он будто готов был расплакаться.

– Всё нормально, так должно быть, я тоже через это прошёл, – успокаивал его Евгений, при этом довольно улыбаясь. – Ярость, отрицание, торг… что там ещё? Психотерапевт, сомнения – мне это знакомо. Не надо, не сдерживай себя, отпусти свои мысли. Пусть они поглотят тебя, пусть пожрут всю навязанную ложь. Ты не сходишь с ума, друг, ты просто становишься собой.

Из глаз Максимова потекли слёзы, или это промокший насквозь капюшон дал течь, но Алексей выглядел совсем потерянным и напуганным. Больше всего ему хотелось сбежать от таинственного мужчины, поджидавшего его у входа в институт, но одновременно с этим он понимал, что бежит прежде всего от самого себя.

– Мне кажется, я схожу с ума, – произнёс он сдавленным голосом.

Евгений широко улыбнулся.

– Скорее, ты впервые начинаешь мыслить здраво.

– Мне страшно, – промямлил в ответ Максимов очень тихо, почти сливаясь с шумом дождя.

– Мне тоже, друг. Поэтому мне нужна твоя помощь.

Алексей вздрогнул, услышав знакомую фразу, и плотина внутри него рухнула.

#146

Разум Максимова окончательно раскололся и рассыпался на множество бессвязных кусочков. Он стал похож на калейдоскоп из кучи воспоминаний, нечётких образов и обрывков фраз. Они перемешивались в голове причудливым образом, создавая свой сюрреалистичный мир, личный лабиринт, откуда Алексей не мог подолгу выбраться. Сколько бы Новиков ни пытался вращать калейдоскоп, рисунок всегда менялся, но оставался случайным набором воспоминаний, и восстановление целой картины стало для него весьма утомительным и трудным занятием. К счастью, мир сжалился над Евгением и его встречи с Алексеем стали постоянными. Словно две заблудшие планеты, вновь попали на орбиты друг друга, и эту связь не могли разрушить даже перерождения в иных реальностях. Мир менялся, но их совместная память только крепла, превращаясь в стойкий форпост посреди бушующего моря.

После очередного пробуждения Евгений тут же спешил по известным адресам и почти всегда находил там Алексея. Тот всегда сидел дома и с пустым взглядом смотрел в неизвестность, пока в его разуме творился настоящий ураган из бунтующих мыслей и целого каскада противоречивых эмоций и воспоминаний. Новиков и Максимов подолгу разговаривали, пытаясь восстановить обстоятельства прошлых встреч, обсуждали происходящие события, строили теории и придумывали планы действий. К сожалению, разум Алексея был ещё очень слаб, и почти каждую встречу Евгению приходилось рассказывать другу всё заново, из раза в раз объясняя ситуацию, в которой они оказались. Максимов с согласием кивал, делал вид, что всё вспомнил, но при этом выглядел совершенно растерянным и подавленным, с полным отсутствием всякой воли. Но с каждым днём и с очередной вспышкой созидательного света мозаика в его голове начинала складываться в очертания некой стабильной картины мира. Беспокойство и растерянность сменялись глубокой задумчивостью, депрессией и страхом перед неизведанным. Через несколько перерождений Алексей даже вернулся в институт и смог продолжить работу. В отличие от Евгения, он так и не смог, или не захотел окончательно разорвать связь с новыми воспоминаниями, что мешало полностью осознать единство своей личности. На фоне этого энтузиазм Новикова начал быстро иссякать. Ему надоело каждый раз тратить по несколько часов, рассказывая одно и то же, восстанавливая мосты в памяти Алексея, а прогресс по решению главной проблемы никуда не двигался.

Был уже разгар июня. Семестр у студентов давно закончился, экзамены отгремели, а следом опустели коридоры института. На улице установилась по-летнему жаркая и сухая погода, солнце ярко сияло среди бескрайнего голубого неба, заливая пустые улицы погибающего города. Да и небо было не особо мирным. Прекрасные тёплые деньки, наполненные щебетанием птиц среди бархатистого моря зелёной листвы, омрачались постоянными воздушными тревогами, ставшими печальной обыденностью для некогда цветущего мегаполиса. Люди прекрасно понимали, что приходит вслед за жутким, пробирающим до мурашек сигналом. Они привыкли к постоянным разрывам бомб в соседних кварталах, к бесконечным новостям о погибших и раненых, часто просыпались по ночам от грохота работы ПВО, довершающей эту симфонию человеческой ненависти.

Те, кто не смог уехать, понимали, что нужно жить дальше, приспосабливаться к новым условиям, растить детей, работать. Поэтому даже в таких условиях двери важного государственного НИИ оставались открытыми, хотя желающих продолжать научную службу становилось всё меньше, а студентов уже давно разогнали по домам. Что, безусловно, сыграло на руку Евгению и Алексею. Они смогли спокойно встречаться в институте и без лишнего внимания обсуждать обстановку в мире, строить безумные теории и планы на будущее.

В очередной такой день Евгений пришёл ко входу в институт, где Максимов уже ждал его с большим нетерпением. С момента падения в бездну отчаяния тот сумел вернуть себе человеческий облик, позабытое прошлое и утраченную жизнь. Мир будто повиновался его внутренним изменениям, и в каждом варианте настоящего Алексей вновь становился доцентом института. Максимов расцвёл, как и прежде: светило науки, живущий себе на уме, презираемый остальными коллегами, но который был безмерно счастлив своему положению. Он снова выглядел опрятно и ухоженно, сквозь аккуратно стриженную бороду проглядывала скромная улыбка, а в приветливых глазах искрился огонёк знаний и неудержимого любопытства перед ликом неизведанного. В очередном воплощении у Алексея появились изящные очки в тонкой оправе, что ещё сильнее сказывалось на его учёном облике.

Всё ещё пребывая в небольшом смятении, он крепко пожал руку Евгению, одновременно пытаясь вспомнить причины этой встречи, потом проводил его внутрь института, а затем в комнату для отдыха преподавателей. После того как Максимов щёлкнул замком на двери, чтобы никто не посмел нарушить таинство их мистерии, он продемонстрировал подготовленную для встречи специальную белую доску на подставке и кучу цветных маркеров. «Для систематизации знаний», как он выразился. А затем нахмурился, демонстрируя сложный мыслительный процесс в своей голове, сложил руки на груди и стал выжидающе смотреть на Евгения. Но тот лишь устало выдохнул, закатил глаза и повалился на небольшой, но удобный диванчик, стоящий у противоположной от входа стены. Затем с неохотой начал делиться обстоятельствами своих приключений, строить безумные теории, а в конце с горечью сокрушался о том тупике, в котором они оказались из-за необходимости каждый раз повторять эту историю. Но Алексей явно не разделял удручённый скептицизм своего собеседника. С каждым поворотом в его остросюжетном рассказе улыбка на лице Максимова становилась шире, а глаза разгорались ярче от осознания перспектив. К тому же воспоминания ему давались всё легче, а картина мира приобретала более явные очертания.

Закончив очередной рассказ, Евгений развёл руки в стороны, потом устало растянулся на диване, разглядывая белоснежный потолок, и удручённо выдохнул:

– Это бессмысленно, мы топчемся на месте, тратим драгоценное время. Пока я закончу тебя убеждать в очевидном, придёт новый виток начинать всё заново. Ну почему ты не можешь всё запомнить, а? Я же могу.

Алексей хмыкнул под нос и сделал вид, что не заметил упрёка в свой адрес.

– Почему сразу бессмысленно? – немного обиделся он. – Мы занимаемся систематизацией фактов, это наука…

– Да-да, систематизация, ты уже говорил, – прервал его Евгений и отмахнулся, как от назойливой мухи. – Скукота, эта твоя наука. Вместо того чтобы реально заниматься делом, страдаем какой-то пустопорожней болтовнёй. Я искал твоей помощи, чтобы остановить конец света, а в итоге сижу в кабинете и каждый день рассказываю одно и то же.

– Но позвольте, – решительно возразил Алексей. – Что значит «пустопорожней болтовнёй»? А каким делом мы должны заниматься? Вы хоть знаете, с чем мы столкнулись? Как с этим бороться? С чего вообще начать?

– Это я и хочу узнать, – буркнул в ответ Евгений и заёрзал на диване.

– Вот, а вы говорите, болтовня. Прежде чем что-то делать, нужна теория, нужно чёткое понимание. Когда мы узнаем, с чем столкнулись, тогда и поймём, как с этим бороться. Это и называется наука, Евгений, – сказал он так, будто отчитывал нерадивого студента. – Вам может показаться это пустым и скучным делом, но другого пути познания у человечества нет. Пожалуйста, наберитесь терпения. Я понимаю, что времени мало, но бесцельным трепыханием мы делу не поможем.

– И чего мы уже познали? – сдался Евгений, потом приподнялся и сел на диван.

– Вот это уже другой разговор! – улыбнулся Алексей и взял в руки маркер у доски для рисования. – Давайте соберём воедино все варианты причин происходящего, – сказал он, но тут же скривился от боли и потёр ладонью лоб. – Чтоб тебя, как же трудно вспоминать о наших прошлых встречах. Всё будто скрыто за тонкой вуалью. Ещё этот шум в голове просто выводит из себя. Я вижу какие-то общие очертания, узнаю фразы, но всё такое нечёткое, бессвязное. За деревьями порой не вижу леса. Как вы с этим справляетесь?

– Да никак. Я просто привык. Научился игнорировать этот шум.

– Поэтому я и прошу рассказывать всё с самого начала, чтобы хоть немного приоткрыть эту вуаль, вспомнить о собственных мыслях.

– Ладно-ладно, я понял, давай уже начнём. Пиши первое – теория о путешественнике во времени.

– О нет, только не это, опять машина времени!.. – Алексей недвусмысленно закатил глаза.

– А что не так? Повторюсь, как всегда. Всё происходящее просто идеально ложится на эту теорию. На существование множества временных линий и перемещение по ним.

– Да что вы заладили? Я же много раз говорил, хорошо это помню, что машины времени не бывает.

– Пусть не машина, чего ты сам к ней прицепился? Может, он как-то иначе перемещается, портал какой-нибудь, искривления этого вашего пространства и времени?

– Способ перемещения не важен. Про машину времени я выражался фигурально, а не буквально. Искривления пространства и времени тоже невозможны, это псевдонаучная теория.

– Ничего себе, псевдонаучная! Ты ещё скажи, Эйнштейн ошибался. Да его теории в каждой школе учат. Разгоняешься до околосветовой скорости – и вжух! – Евгений изобразил, как ладонью пронзает воздух. – Улетел в будущее. Разве не так?

– Вот именно, в будущее! Не в прошлое. Концепция основана на замедлении течения времени внутри быстродвижущегося объекта относительно всего остального мира. Условно говоря, если на орбиту Земли запустить корабль, который будет двигаться с огромной скоростью, то для человека внутри пройдёт в два раза меньше времени, чем для остальных на планете. Это и путешествием во времени назвать сложно.

– Я что-то слышал и про путешествия в прошлое, – не унимался Евгений.

– Где? По телевизору? – Алексей недовольно фыркнул. – Повторяю ещё раз: это не-во-змо-жно, – проговорил он по слогам, а потом добавил с плохо скрываемой желчью в голосе: – Я безмерно уважаю вклад Эйнштейна и его последователей в разрешении кризиса в физике, назревшего в начале прошлого века. Они умудрились поставить довольно устойчивые математические костыли под надломившимся тогда сводом научного мировоззрения, но в итоге они оказали медвежью услугу всему человечеству, на целый век погрузив его в позитивистский ад математических абстракций.

– Что-то я уже запутался? Мы сейчас вообще о чём?

– Ой, прости, то есть простите, – смущённо ухмыльнулся Алексей, а потом приподнял очки и потёр пальцами глаза. – Бывает, находит на меня. Это личное, если можно так выразиться.

– Давай уже на «ты», а? Сколько можно «выкать», ка-а-аждый раз одно и то же, – устало протянул Евгений.

– Хорошо, просто я не привык иначе, – скромно улыбнулся Максимов, хотя не испытывал радости от подобного предложения. – В общем, я хотел сказать, что теория искривления пространства и времени, путешествие в прошлое, кротовые норы и изнанки Вселенной – все они философски несостоятельны, если не сказать грубее.

– Но почему? Весь мир пользуется этими законами в своей работе. Корабли вон бороздят просторы космоса, а ты говоришь, что несостоятельны.

– Нет, вы… ты не понимаешь. Математика, формулы, расчёты – они все правильные.

– Так, а что ещё нужно? – удивился Евгений, прервав горе-учёного.

– Эпициклы Птолемея тоже работали! – чуть повысил голос Алексей и тут же поперхнулся собственными словами, но потом заметил вопросительный взгляд своего собеседника и чуть успокоился. – Птолемей? Известный древнегреческий астроном, неужели не слышал?

– Слышал, конечно, но что с ним?

– Он взял на себя задачу собрать воедино все знания того времени об устройстве Вселенной, где в центре мироздания находилась Земля. При этом желал устранить противоречия в теории, например, проблему неравномерного движения небесных тел. И сделал это! Его математика тоже работала и правильно предсказывала астрономические события, но при этом несла в себе фундаментальную ошибку в понимании устройства мира. Важна не только математика, Евгений, но и выводы, которые мы делаем из этих теорий, насколько они соответствуют истине. Так вот Эйнштейн – это Птолемей современности. Его теория относительности в своё время дала мощнейший толчок развитию теоретической физики после долгого топтания на месте, но одновременно с этим породила чудовищные последствия, деформировала человеческое понимание о Вселенной. Физика, к моему глубочайшему сожалению, стала заложницей математических абстракций, которые с каждым годом всё усложнялись и дальше уводили нас от реальности.

– И ты хочешь сказать, что это физически невозможно? – резюмировал Евгений.

– Я давно это говорю, – пробурчал Алексей. – Хочу сказать, что человечество построило череду воздушных замков, опираясь лишь на формулы и совершенно игнорируя философское обоснование и наиболее общие законы мироздания. Мы, как дети, заигрались с чистым разумом, а общество ещё больше извратило эти идеи, окончательно превратив их в сказки о путешествиях во времени.

Евгений раздражённо помотал головой и театрально вздохнул:

– Красиво излагаешь, Алексей, а теперь можно простыми словами объяснить, чем плоха моя идея и почему она не будет работать? Только без этих вывертов.

– Простыми? – Алексей недовольно фыркнул. – Если бы наука была простой, то мы бы давно жили в мире немыслимого прогресса. Но если вернуться к теории Эйнштейна, точнее, к выводам из неё, то ни пространство, ни время не могут искривляться потому, что искривление чего-либо возможно только относительно другого, более обширного, общего. Но пространство и время уже наиболее общие категории. Скажу больше, они нематериальны, это лишь форма бытия всего сущего, они бесконечны, всеобъемлющи, вездесущи… ой, прости, меня снова занесло. Могу лишь повторить то, что говорил раньше. Пространство и время неделимы, они не могут искривляться или изменяться в конкретной точке Вселенной. Всё в мире взаимосвязано, нельзя изменить время в отдельном городе или на целой планете, не затронув всё сущее. Я уж молчу о том, что дурацкие идеи про путешествия в прошлое полностью фантастичны. Кто меня недавно сам уверял, что прошлого не существует, а?

– Я имел в виду несколько иное, – парировал Новиков.

– А я говорю именно про это и буду повторять сколько нужно. Прошлого не существует, оно воплощено в настоящем, в виде его формы. Время – это река, которая всегда течёт в одном направлении. Как нельзя повернуть реку вспять, так и нельзя вернуться в прошлое. Так понятнее?

– Но мы же можем плыть против течения, главное – грести усерднее, – сказал Евгений и улыбнулся, поскольку сам не верил в свои слова, но ему очень хотелось поддеть зазнайку.

– Нет, не можем, – вспылил Алексей, но тут же потух. – Для этого нам пришлось бы находиться вне времени, быть независимым от него, а это невозможно.

Алексей был уже не рад придуманной им аналогии, но Евгению впервые стал интересен этот философский спор, и с его лица не сходила ехидная ухмылка.

– Но согласись, как красиво описывает всю ситуацию моя идея? Кто-то решил переделать мир и с помощью хирургического вмешательства в прошлое смог изменить настоящее. Прямо сюжет для фильма.

– Может быть. – Алексей немного успокоился и тоже улыбнулся, неловко поправляя очки, сползшие на нос. – Только мы не ищем красивых объяснений, мы хотим докопаться до истины. Она первее всего, верно? Прошлое, будущее – всё это…

Максимов замолк на полуслове, нахмурился и потёр бровь.

– Настоящее – это будущее, спланированное в прошлом, – сказал он растерянным голосом, а потом посмотрел на Евгения.

– Что? Ты о чём? – насторожился Евгений.

– Не знаю, почему-то вспомнилось. Будто что-то важное.

– Опять дежавю?

– Возможно… или цитата из какой-то книги, не уверен.

– «И грянул гром»? – спросил Евгений, хитро прищурившись.

– Не помню, а что, вы… ты тоже читал?

– Нет, но ты мне уже рассказывал.

– Ах да, точно. А что я ещё успел рассказать?

– Много чего, – отмахнулся Евгений. – Ты лучше скажи, как у тебя так получается, что все кругом ошибаются, один ты светоч истины. Что, все учёные, по-твоему, дураки, что ли?

– Ну не все. – Алексей таинственно улыбнулся.

От таких заявлений Евгений даже подпрыгнул на диване.

– Ого, вот это самомнение! Тебе череп не давит, профессор?

– Я ещё не профессор, а всего лишь доцент… – попытался встрять Алексей.

– Теперь я понимаю, почему тебя не любят коллеги. И что-то я начал сомневаться в выборе научного тарана.

– Возможно, ты нашёл как раз единственно нужный.

Сложно было понять, что скрывается за его скромной улыбкой и насколько он говорил серьёзно, но на самом деле Евгения не особо смущали слова Алексея, а, скорее, наоборот, его твёрдая позиция и уверенность внушали уважение и толику оптимизма.

– Ладно, проехали, – махнул рукой Евгений. – Пиши уже на своей доске, и пошли дальше.

Он снова откинулся на диване, заложил руки за голову и уставился в потолок, пока его коллега по несчастью выводил маркером на доске сумасбродную теорию путешествий во времени.

– Знаешь, а мне в голову пришла ещё одна идея, – загадочно произнёс Новиков, не сводя глаз с мухи, ползающей по потолку.

– Какая? – без особого энтузиазма спросил Алексей, поскрипывая маркером.

– Вот ты всё говоришь о реальности, физической невозможности чего-либо, о нечто материальном, а вдруг реальности не существует вовсе?

Максимов замер на секунду, а потом повернулся с ярко выраженным пренебрежением на лице.

– В смысле не существует?

– Ну смотри, ты же говоришь, что это физически невозможно, что весь мир нельзя разом изменить, всё связано-перевязано…

– Но это не причина считать его нереальным! – возмутился Алексей.

– А вдруг, почему нет? Ты только представь, вдруг все люди на планете подключены к машине виртуальной реальности и даже не знают об этом? Ведь это тоже бы всё объяснило. К примеру, на планету прилетели пришельцы или, скорее, злобные роботы поработили человечество и используют нас как батарейки. Пока мы живём в придуманном мире, подключённые к специальным капсулам, они пьют из нас все соки. Как тебе? А текущие глюки можно легко списать на программные сбои. Виртуальный мир постоянно перезапускается, пытаясь исправить ошибки, но они всё нарастают и нарастают как снежный ком, а потом бах…

– Остановись, пожалуйста. – Алексей выдохнул и потёр лоб, скрывая своё смущение. – Ты ведь мне сейчас какой-то фильм пересказываешь, да?

– Ну и что? – возмутился Евгений. – Он просто натолкнул меня на мысль. Идея-то годная.

– Нет, идея как раз дурацкая. Кто вообще мог такое придумать? Это даже звучит глупо. Как можно подключить всех людей к виртуальной реальности, и чтобы никто не заметил? А кто будет поддерживать систему в рабочем состоянии? Нет-нет.

– Почему нет?! Роботы будут поддерживать, или часть людей будет находиться вне системы. Это всё неважно, главное – суть!

– Ох, я могу привести тебе тысячу причин, почему это глупо и вообще невозможно с научной точки зрения, но у нас нет столько времени. Давай гипотезами буду заниматься я, хорошо? А с тебя только факты и воспоминания. В конце концов, я здесь для этого.

– Да ну тебя, – обиженно отмахнулся Евгений и обратно распластался на диване. – Но ты всё равно запиши, мало ли, не убудет.

– Хорошо, если тебе так будет легче, пишу под номером два – «виртуальная реальность».

– И роботы! – совсем по-ребячески добавил Евгений, а потом вновь уставился на потолок. – Хотя вот смотрю на эту муху, как она ползает туда-сюда бесцельно, трёт лапками, шевелит крыльями, и думаю, что вряд ли кто стал бы так заморачиваться для виртуальной реальности. Ведь реализовать поведение мухи – это совсем нетривиальная задача. Представляешь, сколько нужно программировать?

– Наверное, много.

– Вот-вот. Столько мелких движений, режимов поведения. А сколько таких мух в мире? Миллионы? Миллиарды? И каждая ползает, летает, перебирает лапками – и всё ради чего? Или, например тараканы. Нет, ты прав, какая-то глупость и пустая трата энергии. Роботы не стали бы так делать.