Текст книги "Где-то в Краснобубенске... Рассказы о таможне и не только"

Автор книги: Андрей Рябов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

– У всех.

– В каких местах?

– Чёрт его знает! Во всех, говорит, местах! – тут взгляд Гагаева уткнулся в мерзкую физиономию Исикевича. Михаил Владимирович не смог отказать себе в маленьком удовольствии. – А ещё Пётр Константинович персонально вами был неудовлетворён, Ленинид Агафонович!

Довольное выражение медленно сошло с лица Исикевича.

– Уж не знаю, отчего да почему, – злорадно продолжал Гагаев. – Но только Пётр Константинович сказали-с: ох и не нравится мне ваш Исикевич, ох и не нравится!

Михаил Владимирович добился своей цели. Настроение у Исикевича на ближайшее время будет испорчено напрочь.

– Расходиться можно? – раздался недовольный голос Красоты.

Про личный состав Михаил Владимирович как-то позабыл.

– Расходитесь! – он вяло махнул рукой.

Инспекторы, на ходу разминая затёкшие члены, гурьбой бросились в спасительный аэропорт.

– Если я сейчас же не выпью, – заявил Зайцев. – Воспаление лёгких мне обеспечено!

– И я бы от граммулечки не отказалась, – смущаясь, сказала Богатикова.

– Пойдём в «Duty Free», возьмём бутылку, – предложил Красота.

– Я в доле! – сообщил Лёха Антонов.

– А как же принципы? – усмехнулся Макарский. – Ты же на работе – ни-ни!

– После таких идиотских проверок, – отмахнулся Антонов. – Про любые принципы забудешь!

– Тише! – испуганно оглянулась по сторонам Богатикова. – Услышит какой-нибудь Исикевич – враз донесёт!

– Пусть слышит! – зашумел Антонов. – Сколько ещё этот кретинизм терпеть?

– Сколько нужно – столько и будем терпеть, – произнёс Красота с тоской. – Куда нам, маленьким людям податься? Ты меньше размышляй – дольше проживёшь!

Он вздохнул, снял шапку:

– Давайте, скидывайтесь на бутылку…

МРАКОВ И ШКРЯБОВ

Мраков и Шкрябов были друзьями. Поэтому они никогда не ссорились. Точнее, почти никогда. Оба не первый год трудились в маленькой Авиационной таможне Краснобубенска. Высокое начальство на таможню никакого внимания не обращало, что очень нравилось нашим друзьям. Начальство в основном любило инспектировать другие таможни, крупные, оформляющие огромные партии дорогостоящих грузов. Авиационная же таможня в этом плане была малоинтересной. Много ли грузов перекинешь самолётами? Места не ахти сколько, дорого. Другое дело – поезда да пароходы. А от авиационной – одни проблемы. Пассажиры нервные, в большом количестве снуют туда-сюда, ругаются, жалуются. Проблем навалом, а денег – пшик!

Руководили Краснобубенской таможней люди спокойные и незлобивые. Коллектив их уважал. Мраков со Шкрябовым относились к руководству ровно, без особого пиетета. Руководство платило им той же монетой. Особо не выделяло, но и не гнобило понапрасну. Давало к нужному сроку звания, изредка баловало какой-нибудь квартальной премией, а иногда и критиковало по-отечески. Так и катились годы похожие один на другой. И всё бы ничего, да однажды пришёл к власти в таможне некто Евгений Робертович Самурайский. Пришёл путём интриг, не гнушаясь подкупом, доносами, прочими нелицеприятными штуками. Видать на этом пути Евгений Робертович сильно поиздержался. В один не слишком прекрасный день он вызвал к себе начальника отдела, в котором трудились Мраков со Шкрябовым. Пришёл назад начальник отдела Кушаков только через час и огорошил подчинённых:

– Самурайский намекнул. Каждый месяц я должен передавать ему пять тысяч долларов. Так что, думайте.

– За что такие деньги? – удивился грузный лысоватый Мраков.

– В отделе 20 человек. Значит по 250 долларов с каждого, – быстро посчитал маленький шустрый Шкрябов.

– Я ничего платить не буду! – закатила глаза красотка Лапочкина.

– За что бабки отстёгивать-то? – снова спросил Мраков.

Кушаков протяжно вздохнул:

– Будто не понимаешь? За что начальнику «носят»? За хорошее отношение!

– Мне и плохое отношение на грудь не давит, – басом парировал Мраков.

– Ты того! – посоветовал Кушаков. – Не высовывайся! Сказано платить – плати! Захочет Самурайский, раз – и нет таможенника Вити Мракова. Ау, Витя, ты где!? А Витя спёкся! Так то!

Мраков напряжённо сопел.

– Ладно, ладно, – засуетился Шкрябов. – Пойдём, Витя, пойдём, не спорь…

Друзья знали хороший, три на пять, закуток в аэропорту. Изнутри он плотно запирался на ржавую металлическую задвижку. В закутке добрые люди поставили (а может, забыли) тяжелораненый в одну из четырёх ножек стол. Рядом со столом тихо умирал древний, потерявший цвет и форму, диван. Диван списали и хотели выбросить на свалку. Мраков не позволил свершиться преступлению. Диван знал, кто спас его от смерти и относился к Вите с уважением. Поэтому Мракову всегда было удобно сидеть на нём. Шкрябова диван терпел, но в тайне недолюбливал. А всё дело в том, что как-то ночью Шкрябов притащился в закуток с падшей женщиной. Что они только не вытворяли! В молодости диван отнёсся бы к подобным акробатическим упражнениям своих временных хозяев с лёгкой дерматиновой улыбкой, но теперь, когда большая часть долгой пятилетней жизни оставалась позади…

Шкрябов достал бутылку и пластиковые стаканчики. Молча разлил.

– Да кто такой этот Самурайский! – не выдержал Мраков. – Откуда он взялся на нашу голову!

– Из управления перевели, – ответил Шкрябов. – Все беды оттуда.

– Вот возьму и напишу президенту! – Мраков выпил. – Пусть разберётся!

– Напиши, Витя, напиши. Только сперва дай мне прочитать, я ошибки грамматические исправлю. А то неудобно, всё-таки сам президент читать будет!

– Смеёшься? – захмелевший Мраков с угрозой придвинулся к другу.

– Смеюсь, – легко согласился Шкрябов. – Что ещё остаётся делать? Не такая уж большая сумма – двести пятьдесят американских рублей. Справимся.

– Сам справляйся! – Мраков ожесточился. – У меня лишних денег нет!

– А деньги лишними вообще никогда не бывают, – Шкрябов закурил, развалился на диване. Диван обиженно застонал.

– Не дам ни копейки! – решил Мраков.

– Дурак! – пожал плечами Шкрябов. – Гибкости в тебе нет.

– Ты зато… гибкий слишком. Как этот… солитёр!

– Говори, да не заговаривайся! – обиделся Шкрябов. – Друзья так друзей не называют!

– Друзья? Ну-ка, ну-ка…

– А ты что, мне не друг?

Мраков поднялся, Шкрябов вжался в диван…

Ситуацию разрядил мелодичный голос красотки Лапочкиной:

– Мальчики! Вы здесь?

– Здесь мы, здесь! – заорал Шкрябов, прикрываясь рукой. Мраков, отвернувшись, тяжело опустился на продавленную спину своего бессловесного товарища. Диван ответил радостным всхлипом.

– Я сейчас оформляла рейс из Ташкента! – тараторила Лапочкина. – Они идут-идут, а я стою-стою! Кушаков говорил – деньги давай! Деньги этому, как его, Самурайскому!

– Набрала?

– Как тебе сказать?

– Скажи как есть.

Красотка Лапочкина протянула вперёд свои модельные руки, по какой-то роковой ошибке облачённые в зелёные рукава таможенного кителя:

– Деньги почему-то не дали. Но я так просто не сдаюсь! Вот редька, а вот корень какой-то. Узбек сказал, что он не знает название этого корня. В смысле, на русский перевести не может…

– Хрен, – тихо сказал Мраков.

– Не ругайтесь, мальчики, – пропела красотка Лапочкина.

– Никто не ругается! – деловито заметил Шкрябов. – Хрен – это овощ! Огородное растение. Землю отряхни…

– Интересно, – задумался Мраков. – А сколько может всё это стоить?

– Что – всё это? – не поняла красотка Лапочкина.

– Ну, это, – Мраков нарисовал руками в воздухе воображаемый круг. – Хрен с редькой.

– На двести пятьдесят долларов не потянет, – сообразил Шкрябов. – Да и Самурайский обидится.

– Нечего обижаться! – не согласился Мраков. – Овощи тоже в копеечку влетают. Кто виноват, что узбеки к нам ананасы не везут?

– Ананасы, редька – один хрен! – сказал Шкрябов. – На американские рубли не похожи! Нет, Витя, овощи не прокатят!

– У меня больше ничего нет! – пискнула красотка Лапочкина. На всякий случай она вывернула карманы своего кителя. Мраков оценил грациозный жест.

– А ничего больше и не надо!..

Свидетели, в число которых входили Кушаков, а так же секретарша Самурайского Леночка, долго, в красках рассказывали фантастическую историю. Инспектор Мраков, не обращая внимания на возмущённое блеяние посетителей, томящихся в очереди к начальнику таможни, по киношному толкнул ногою дверь в кабинет Евгения Робертовича, вошёл и швырнул на массивный стол из карельской берёзы два предмета. Хрен и редьку. Самурайский, опасаясь возможного теракта, отважно рухнул на пол, устланный дорогим ковром. Присутствующие, включая чучело шимпанзе, подаренное Евгению Робертовичу африканскими коллегами из Нигерии, застыли в немой сцене.

Мраков икнул и, пошатываясь, покинул приёмную…

Через три дня его уволили. За поведение, несовместимое со светлым образом российского таможенника…

Они сидели на кухне в малогабаритной квартире Шкрябова, пили. После увольнения почти все сослуживцы отвернулись от Мракова. Некоторые, на всякий случай, даже не подавали ему руки, боялись Самурайского. Мраков их не винил.

– Натворил ты делов, Витя! – говорил Шкрябов. – Ох, натворил!

Мраков тяжело вздыхал.

Шкрябов тоже опасался мстительного Евгения Робертовича, но от Мракова не отшатнулся. Всё-таки, они были друзьями.

– Диван твой на помойку выкинули, – Шкрябов разлил остатки водки по стаканам. – Сразу, как только ты ушёл…

В дверь настойчиво позвонили.

– Кого-то ждёшь? – встрепенулся Мраков.

Шкрябов пожал плечами.

На пороге стояла симпатичная девушка в облегающей кофточке и белоснежных шортах.

– Здравствуйте! – девушка широко улыбалась. – Скажите, а вы верите в Бога?

Шкрябов задумался.

– Так что? Верите ли вы в Бога? – задорно повторила девушка.

– Вы хотите услышать ответ прямо сейчас? – девушка Шкрябову понравилась. – Может, зайдёте? Мы с товарищем сидим одни. Интересно обсудить этот вопрос…

– Нет-нет, – заторопилась нечаянная посетительница. – Лучше вы к нам приходите с товарищем. Мы – свидетели Иеговы, наш дом находится…

Шкрябов захлопнул дверь.

– Кто приходил? – спросил Мраков.

– Никто, – ответил Шкрябов. – Ошиблись квартирой. Давай выпьем, Витя. За тебя.

КАК Я…

КАК Я ИСКАЛ РАБОТУ

А вы пробовали в наше непростое кризисное время устроиться на работу? А вы? Нет, не тогда, когда вам чуть больше двадцати, вы полны сил, энтузиазма и пустых иллюзий. А тогда, когда ваши мысли обрели кажущуюся стройность, походка сделалась замедленной и подчёркнуто солидной, а вашими лучшими друзьями незаметно стали продавленный диван в большой комнате и равнодушный одноглазый телевизор. Да-да, я говорю о себе, достаточно заурядном сорокачетырёхлетнем мужчине, напрасно причисляющим себя к несуществующему в России среднему классу.

Когда-то, очень-очень много лет назад, мне посчастливилось учиться и закончить без особого блеска, но и без сокрушительных провалов (в виде многомесячных «хвостов» и досрочного отчисления) экономический факультет ЛГУ. Кому сегодня что-либо поведает эта аббревиатура? В восьмидесятые же годы прошлого столетия её знали все. Впрочем, нет, не все. Как минимум один индивидуум, старшина рядового отделения милиции Приморского района Дудаков, никогда о ней не слышал (что, заметим, наверняка не мешало ему слыть самодостаточным человеком).

Как-то раз возвращались мы после просмотра на стадионе наинуднейшего футбольного матча первенства СССР «Зенит» – «Таврия» и меня, вместе с такими же болельщиками-молокососами, загребли в «ментовку». То ли мы громко пели, то ли тихо ругались – сейчас уж и не припомню. Строгий мордатый лейтенант, окинув нас брезгливым взглядом, приказал своему подчинённому, коим оказался рыжеволосый старшина Дудаков, переписать наши персональные данные. По всей видимости, для организации в отношении нас неких поучительных репрессий.

Добравшись до моей скромной персоны, старшина погрыз дешёвую шариковую ручку и устало поинтересовался:

– Фамилия, имя, отчество.

– Сергеев Андрей Александрович.

– Адрес?

Я продиктовал название улицы и номер дома в далёком спальном районе.

– Работаешь, учишься?

– Учусь.

– Где?

– В ЛГУ.

Дудаков, высунув кончик грязно-розового языка, старательно занёс в протокол три буквы. Было заметно, что правописание не является его сильным качеством.

– Номер?

– Чего номер? – я опешил.

– Номер твоего ЛГУ! – слегка раздражаясь, пояснил мент.

– Нет никакого номера! – я продолжал недоумевать.

– Так не бывает! – раздражение Дудакова заметно усилилось. – Номер должен быть обязательно!

И тут до меня дошло. Старшина перепутал ЛГУ с ПТУ! Ленинградский Государственный университет имени А. А. Жданова с профессионально-техническим училищем. ПТУ, а проще, «путяги», действительно все имели номера. Например, в 42-ом готовили поваров.

Сдерживая смех, я посоветовал:

– Пишите «тринадцатое»!

Дудаков удовлетворённо кивнул и коряво вывел рядом с буквами «ЛГУ» цифру тринадцать. Не исключаю, что через неделю-другую в ПТУ № 13 пришла «телега» из органов, живописующая «подвиги» ученика Сергеева и требование со всей принципиальностью разобрать его поведение на комсомольском собрании таких же как он недоумков.

Но мы отвлеклись. Итак, усвоив в течение пяти весёлых студенческих лет, массу бесполезных и полезных вещей, я вышел за ворота «альма матер». К бесполезным вещам я причислял политэкономию социализма, истмат с диаматом, а также историю КПСС. К безусловно полезным относились приобретённые навыки разливать водку в подъезде по булькам, занюхивать порцию спиртного «мануфактуркой» (то бишь, рукавом пиджака или куртки), охмурять простодушных первокурсниц в общаге и чётко представлять последовательность приёма лекарств в случае лёгкого венерического заболевания.

Несмотря на хромую поступь перестройки и демократизации общества, в той жизни ещё оставалась такая отрыжка социалистической системы образования как распределение. То есть вчерашних студентов не просто тупо вышвыривали на улицу, а ещё и предоставляли им какое-никакое рабочее место. Так я оказался в шикарном заведении под названием «Ленгипролестранс». Сей проектный институт, как и прочие проектные институты на всём пространстве Советского Союза занимался какой-то лабудой, то есть не занимался ничем. В видимость работы энергично включился и я. Благо, это оказалось нетрудно. Правда, тисканье в кладовке молодых сослуживиц, пьянки на дежурствах в составе добровольной народной дружины и обязательные посещения овощебазы быстро набили оскомину. Вид затрапезных советских инженеров настойчиво отбивал охоту связывать с «Ленгипролестрансом» (или, как многие его называли – «ЛенГИБЛОлестрансом») свою жизнь. В результате, спустя пару лет, мною овладела непреодолимая тяга к перемене мест. Рабочих мест. В одна тысяча девятьсот восемьдесят девятом году перед молодым человеком, в меру прекрасным и не совсем уж безмозглым, открывались все пути-дороги. Можно было поступить в кооператоры и попробовать заняться пошивом безобразных курток ядовитой расцветки или «варить» джинсы. Можно было записаться ландскнехтом в нарождающиеся бандитские войска. Можно было, в конце концов, наплевать на охватившую меня тягу и остаться куковать в тёплом, безмятежном «Ленгипролестрансе». На семейном совете с мамой, отцом и старенькой бабулей мы рассмотрели все вышеназванные варианты. Кооперативы отпали сами собой по причине противоестественного роста обеих моих рук из места, находящегося пониже спины. «Ленгипролестранс» всем казался тупиковой ветвью развития, а про бандитско-рэкетирские мечтания папа сурово предложил даже не заикаться. Слово «таможня» возникло спонтанно. Знакомый папиного знакомого немного знал человека, занимающего в Авиационной таможне Ленинграда значительный пост. Я тут же высказал сомнение по поводу такого неопределённого знакомства. Знакомый знакомого! Тоже мне, «блат»! А без «блата» во времена развитого социализма устроиться в приличное место не было никакой возможности. Таможня же, по моему глубокому убеждению, безусловно, являлась таким приличным местом. Справедливости ради стоит отметить, что мои познания о таможне этим убеждением и ограничивались.

Несмотря на вполне оправданный скепсис в отношении собственных перспектив, через каких-нибудь десять дней я уже сидел в отделе кадров той самой Авиационной таможни и строчил заявление с просьбой о приёме на работу в качестве инспектора. Начальник отдела кадров поглядывал на меня благосклонно, с каждой минутой развеивая мои сомнения в значительности папиных связей. Покинув гостеприимный кабинет, я столкнулся в коридоре с упитанным парнем примерно моего возраста.

– Не подскажете, где здесь отдел кадров таможни?

Я махнул в сторону только что закрывшейся за моей спиной двери:

– Устраиваться на работу?

– Да, а вы?

– Я, похоже, уже. Будем знакомы, – я протянул парню руку. – Андрей.

– Веня Самусев.

– Ладно. До встречи на службе.

А через неделю главный кадровик уже представлял меня новыми сослуживцам. Днём позже в коллектив влился Самусев. Друзьями мы, правда, не стали. Веня оказался скрытным, себялюбивым и патологически злопамятным. Собственно, мне было наплевать. На таможне работало много вполне компанейских, весёлых людей, с которыми довольно быстро удалось найти общий язык. И потекло время…

День за днём, год за годом… Не отрываясь надолго душой и телом от питерского аэропорта, я пережил вместе со страной массу интригующих событий: ГКЧП, развал Союза, кучу всевозможных честных и нечестных выборов руководителей разных рангов, расстрел Белого дома, дефолт, премьер-министра по кличке Киндер-сюрприз, а так же выход на мировую арену Великого и Ужасного ВВП. Да, кстати, аэропорт, оставаясь питерским, тем не менее, сменил прописку, переехав из Ленинграда в Санкт-Петербург. Параллельно с этими катаклизмами бурно развивалась и моя жизнь. Я успел жениться, родить сына (не сам конечно, но с помощью жены), развестись, жениться во второй раз. Карьера моя продвигалась значительно успешнее личной жизни. Трудился я видимо неплохо, поэтому к середине «нулевых» годов удобно расположился на должности заместителя начальника одного из постов Авиационной таможни, а на мои погоны с шумом от открываемых бутылок шампанского упали блестящие звёзды полковника таможенной службы. Отношения с руководством были прекрасными, подчинённые меня уважали, а некоторые даже побаивались. Я наслаждался заслуженным финансовым благополучием и полагал, что из аэропорта меня могут вынести только вперёд ногами. И тут всё начало рушиться. После подковёрных интриг уволили благоволящего ко мне начальника таможни, за ним потихоньку слили всех его замов. На руководящие должности пришли редкостные орангутанги, но самое страшное, что какими-то неведомыми путями к руководству таможни прорвался тот самый Веня Самусев. За прошедшие годы он располнел, облысел и стал ещё более злопамятным. Я же, как выяснилось впоследствии, лет десять тому назад в какой-то не совсем трезвой беседе выразил сомнения в его сексуальной ориентации. То, что в итоге я оказался совсем недалёк от истины, никак не повлияло на мою судьбу. Она была предрешена. Язык мой – враг мой! Я знал это всегда, но не думал, что прав до такой степени.

Когда в две тысячи девятом году мой контракт подошёл к концу, Самусев, потирая потные ручонки, отправил в таможенное управление лживую характеристику на меня, увенчанную лицемерным выводом, что, несмотря на безусловные заслуги, заключение контракта с Андреем Сергеевым на новый срок является нецелесообразным. Дяденьки из управления, каждого из которых заботила только своя собственная побитая молью шкурка, механически проштамповали пасквиль Самусева, и полковник таможенной службы Андрей Александрович Сергеев превратился в полковника таможенной службы в отставке.

Двадцать лет, а это, на минуточку, практически полжизни, проведённые в таможне, наложили на меня совершенно неизгладимый отпечаток. Он заключался в том, что я напрочь потерял и без того эфемерную квалификацию экономиста, а также не приобрёл никакой новой. Ребята, кладущие жизни на таможенное оформление грузов, после неминуемого увольнения, находили себе новую работу довольно быстро. Их с удовольствием брали декларантами в брокерские конторы. Ну, если, конечно, они не успевали к моменту ухода купить собственную. Я же все прошедшие годы трудился на неблагодарной ниве битвы с убывающими-прибывающими авиапассажирами, туристами, челноками и командировочными. В брокерской конторе мой опыт вряд ли мог пригодиться…

Первую неделю после увольнения я пил. Мне настолько понравился этот процесс, что и последующую неделю я собирался провести точно так же. Жена, как не удивительно, придерживалась иного мнения. В один прекрасный момент, отобрав у меня бутылку коньяка, она прозрачно намекнула, что депрессия депрессией, но неплохо бы подумать о трудоустройстве. Я ответил, что думать о трудоустройстве, да и вообще думать, в ближайшее время не в состоянии. После непродолжительной дружественной беседы, я был грубо загнан в душ, а на следующий день отправлен к обшарпанному газетному ларьку, раскинувшему свои бумажные щупальца у метро. Суетливо оглядываясь, я приобрёл по пути пару банок светлого пива и притулился на покосившейся лавочке у примыкающей к ларьку пятиэтажки. Недорогие купленные мною газеты пестрели заманчивыми объявлениями о работе. Кто там только не требовался. Слесари, монтажники, сварщики… Рабочие профессии я отбросил сразу же. Дело здесь было не в неуважении к грубому физическому труду, а в уже упомянутом выше моём телесном недостатке. Так же меня не заинтересовал номинальный директор фирмы с оплатой 1000 рублей в день. Причём требовался этот персонаж максимум на неделю. Ага, подумал я, фирму открыли, фирму закрыли – получите деньги и небольшой срок. Хорошая работа для бомжей. Подиректорствовал, выпил, в тюрьму. Романтика, как говорил один незабываемый киноперсонаж. Сторожей с охранниками я тоже пропустил – не время, оставлю на крайний случай. Больше всего меня заинтересовала страница с объявлениями о работе в офисе. Так и было указано – работа в офисе. Предполагаемый доход поражал – от 30 000 до 60 000, от 85 000 до 93 000 и даже 67 360 рублей. 93 000 рублей? Наверное, врут, подумал я. Заманивают. Но тысяч пятьдесят-то заработать не проблема! Так что же это за работа? Может надо кого-то грохнуть? Тогда при чём здесь офис? Пробежав глазами пару десятков таких объявлений, я сразу отбросил те, где в соискатели вакансии приглашались Козероги или Овны. Люди, подбирающие сотрудников по знакам Зодиака, доверия не вызывали. В голове сразу возникали образы экзальтированных тёток постбальзаковского возраста, думающих не о бизнесе, а об устройстве своей личной, доселе не шибко богатой на события, жизни. Ага, вот! Подполковник в отставке приглашает в свой бизнес серьёзных, вдумчивых людей. Предпочтение – военным пенсионерам. Достойная оплата труда. Мобильный телефон и имя – Константин Георгиевич. Я отхлебнул пива, достал из кармана трубку, набрал номер.

– Константин Георгиевич? Я по объявлению…

– Очень приятно. Представьтесь, пожалуйста.

– Андрей Александрович.

– Сколько вам лет?

– Сорок четыре.

– Замечательно! – казалось, Константин Георгиевич не один год ожидал именно моего звонка. – Ваше последнее место работы?

– Авиационная таможня. Полковник таможенной службы в отставке, – чего уж скромничать.

Константин Георгиевич захлебнулся от восторга.

– Просто отлично! Сможете завтра подойти на собеседование? Часов в десять утра?

– Может, пару слов о моих непосредственных обязанностях?

Голос Константина Георгиевича поскучнел:

– Все подробности на собеседовании. При личной встрече.

Не иначе, что-нибудь типа внешней разведки, решил я. Записав адрес прямо на газете, я отключил телефон и присосался к банке с пивом…

На следующий день, несмотря на июльскую жару, я облачился в парадный костюм и выехал на своём дорогом автомобиле (остатки таможенной роскоши) по указанному адресу. Бизнес-центр на Сенной площади меня приятно поразил. Солидный дом, удачное месторасположение. Всё прямо-таки дышало успехом. Немного смущало, что грустный охранник на входе ничего не слышал ни о каком Константине Георгиевиче. Ерунда, у меня же есть его телефон!

– Вы уже приехали? – Константин Георгиевич источал радушие. – Арку видите? Заходите во двор… Слева железная дверь… Да, без табличек. Звонок видите? Звоните, вам откроют.

Точно, тайная организация. Или масонская ложа. В любом случае, тут явно пахнет деньгами. С трудом поднявшись на пятый этаж (пора бросать курить!) я попал в предбанник, заполненный небогато одетыми мрачными людьми.

– Вы к кому? – подскочила ко мне дама в мятой кофточке, на которой посредством английской булавки был пришпилен бейджик с надписью «адменистратор». Именно так – «адмЕнистратор».

– К Константину Георгиевичу.

– Заполните анкету, – дама энергично сунула мне в руки лист сероватой бумаги.

Я обратил внимание, что мрачные люди вокруг держат в руках такие же листки. В углу два таджика делали судорожные попытки перевести содержимое анкеты на понятный им фарси. Заполнение так называемой анкеты, составленной из убогих вопросов, заняло у меня минуты две. Запах денег постепенно улетучивался. Дама, вырвав из моих рук бумажку, скрылась за ближайшей дверью и через минуту появилась вновь.

– Андрей Александрович? Проходите.

Окружающие уставились на меня с нескрываемой ненавистью. Немудрено, все мы здесь конкуренты. А место, видать, одно!

Я открыл дверь. Перед моими глазами нарисовалась слабо освещённая большая комната с давно не видевшими свежей покраски стенами. По всему периметру её были установлены одинаковые коричневые столы, за которыми сидели мужчины и женщины, проводившие собеседования. Никакой оргтехники, присущей офисам фирм, в которых мне доводилось бывать ранее по различным поводам, я не заметил. Навстречу мне уже спешил невысокий седой мужчина в потёртом пиджачке цвета «маренго». Его плечи густо усыпала перхоть. На лацкане свободно болтался латунный значок в виде какого-то бегемота с крыльями.

– Андрей Александрович? Прошу присаживайтесь!

Я пристроился на колченогом стуле, предложенном работодателем. Константин Георгиевич взгромоздился напротив и углубился в чтение анкеты. Пока он изучал мои каракули, я незаметно огляделся. Вокруг за девственно пустыми столами сидели похожие на нас парочки, что-то оживлённо обсуждая. Со всех сторон до меня доносилось:

– А вы хотели бы много зарабатывать?.. Очень много… Вам не надоело зависеть от капризов начальника-самодура?.. Деятельность нашей компании одобрена самим Путиным… Международные сертификаты… Награды… Подарки… Автомобили…

Константин Георгиевич наконец оторвался от моей анкеты. Изобразив на лице дежурную улыбку метрдотеля недорогого ресторана, он начал:

– Итак, Андрей Александрович, расскажите немного о себе.

– Что именно вас интересует?

– Всё! – горячо заверил Константин Георгиевич.

Я вкратце поведал историю своей трудовой деятельности, опустив некоторые подробности.

– Скажите, – поковырявшись в ухе, задумчиво произнёс Константин Георгиевич. – Сколько вы получали на прежней работе?

Так я тебе и сказал!

– Официально – 30 тысяч.

– Вас устраивала эта сумма?

– А кто меня спрашивал?

– Неужели вам никогда не хотелось получать больше?

Он что, идиот, подумал я.

– Конечно, хотелось.

Константин Георгиевич широко развёл руки в сторону, словно приглашая меня в свои объятия.

– Наша компания, «Женьшень», дарит такую возможность. Генеральное представительство компании находится в Китае. Весь товар предоставлен нам китайским производителем. Есть огромный плюс – мы не занимаемся растаможкой, бухгалтерией, юридическими вопросами. Всё берёт на себя компания. Наша задача – продвижение на рынок товаров и услуг.

– А каких товаров?

– Широкий спектр! Витамины, БАДы, косметика.

– То есть вы предлагаете заниматься торговлей?

– Что вы! – Константин Георгиевич, оскорбился так, как будто бы я прилюдно обвинил его в содомском грехе. – Никакой торговли! Я предлагаю вам должность менеджера по подбору персонала. Оплата…

Константин Георгиевич выдержал эффектную паузу:

– Сорок тысяч. Для начала. Устроит?

– Можно попробовать.

– Дальше будет больше! – заторопился Константин Георгиевич. – Конечно, при условии выполнения определённого объёма работ. Но я убеждён, вы справитесь!

Константин Георгиевич мелко затряс головой, пробудив к жизни небольшое облачко перхоти, мягко осевшее на многострадальный пиджак.

– Для того, чтобы вы поняли конкретно смысл и алгоритм работы, вам следует посетить семинар. Как раз завтра в одиннадцать тридцать он начинается. Вам удобно будет подойти? Приготовьте тетрадку, ручку. Семинар продлится часа четыре. Потом не убегайте, я подойду к вам, отвечу на все вопросы.

Хорошо, решил я, почему бы не сходить? Если в сухом остатке предполагается «сорок тысяч для начала», то…

Назавтра, в одиннадцать – двадцать четыре, я стоял перед дверями зальчика мест на пятьдесят, расположенном в том же самом бизнес-центре. Зал был набит битком потенциальными менеджерами, я с трудом нашёл местечко. Пока я разглядывал окружавших меня неудачников, в зальчик проскользнула худая высокая девица в брючном костюмчике и лакированных туфельках на высоком каблуке. Я обратил внимание, что на одной туфельке лак слегка пообтёрся.

– Здравствуйте, уважаемые друзья, я надеюсь, будущие партнёры! Компания «Женьшень» приветствует вас! Меня зовут Аделаида Николаевна, сегодня я расскажу вам о нашей компании, о том, чем мы занимаемся. Компания зарегистрирована в Китае, но работает, естественно, по всему миру.

Аделаида Николаевна повозилась со стоящим рядом с ней на низком столике доисторическим диапозитивом. После третьей попытки он включился и на грязно-белую стенку за спиной докладчицы упал луч света, образовав неширокий экран.

– Структура нашей компании такова…

Аделаида Николаевна приложила видавшую виды бумажку с оторванным уголком туда куда надо, и на экран спроецировался чертёжик из параллелепипедов, соединённых стрелочками. Судя по технике исполнения, чертёжик рисовал потенциальный клиент психиатрической больницы в период весеннее-осеннего обострения. За чертёжиком последовали какие-то сомнительные сертификаты и лицензии, выданные «Женьшеню» организациями, названия которых ни мне, ни, как я подозревал, большинству присутствующих ничего не говорили. Протараторив скороговоркой предварительную информацию, Аделаида Николаевна, расплылась в счастливо-мечтательной улыбке:

– Наиболее успешные сотрудники нашей компании получают возможность посетить Китай и даже лично сфотографироваться с президентом компании самим господином Динь Линем. Кстати, узнаёте?

На нечёткой фотографии, образовавшейся на экране, можно было разглядеть Аделаиду Николаевну с немыслимой причёской, обнимающую за шею толстого испуганного китайца. Интерьером служил какой-то тёмный коридор. Если бы на фото не был запечатлён сам господин Динь Линь, то я бы подумал, что снимок сделан в подземном переходе метро. В течение следующего часа мы с интересом выслушали содержательный рассказ передовика «Женьшеня» о том, как раньше она жила в маленьком провинциальном городке и едва сводила концы с концами, но после появления в её жизни такой расчудесной компании, всё-то у неё заладилось. Была куплена квартира в Петербурге, загородный дом, автомобиль и т. д. и т. п. В общем, стандартный набор успешной бизнес-леди. Если бы мне дали слово, то я бы посоветовал Аделаиде Николаевне до кучи приобрести ещё и новые туфли. После Аделаиды Николаевны на авансцену выбралась маленькая измождённая женщина и, представившись Виолеттой Карловной, доверительно прошепелявила, что она так же, как и Аделаида Николаевна, является в компании «Женьшень» не последним человеком, а именно обладателем шестого Грифона. При этом Виолетта Карловна настолько насколько это было возможно, выпятила впалую грудь и продемонстрировала того самого латунного бегемота с крыльями, которого я уже видел на пиджачке Константина Георгиевича. Кстати, во время семинара, в дверь несколько раз просовывалась щедро припорошенная перхотью голова моего вчерашнего собеседника. Он отчаянно пыхтел и нервно обводил рыскающим взглядом аудиторию. Наверное, высматривал меня или какую-нибудь другую жертву. Меж тем Виолетта Карловна увлечённо демонстрировала присутствующим невзрачные пластиковые банки, время от времени потряхивая ими наподобие детских погремушек. Видимо хотела доказать, что держит в руках не муляжи, а именно сосуды с чудодейственными лекарствами, которые все должны немедленно начинать употреблять горстями. Сама она, если верить её словам, ни дня не в состоянии прожить без этих древних китайских средств, излечивающих любую хворь. Здесь Виолетта Карловна, по моему мнению, допустила непростительный пиар-промах, так как зубы, коих у неё наблюдалась чудовищная нехватка, от употребления «женьшеневских» пилюль всё же заново не отрастали. А, следовательно, волшебная сила рекламируемых лекарств имела-таки некие пределы.