Текст книги "Где-то в Краснобубенске... Рассказы о таможне и не только"

Автор книги: Андрей Рябов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

– О-о! – слегка огорчился мистер Слаун. – My painting!

– Ничего, ничего! – засуетился Самурайский. – Вам новую нарисуют!

Он сурово воззрился на Хамасюка:

– Ведь нарисуешь, Никита Антонович? Международный скандал нам ни к чему!

Хамасюк с готовностью кивнул. В своей жизни он нарисовал один-единственный рисунок. В детстве. И тот на заборе. Рисунок представлял собой неровный круг с точками-глазами и прямой линией-носом. Посвящён он был местному хулигану Жорке Молчанову, который часом раньше нанёс маленькому толстому Никитке Хамасюку ощутимые побои. Под портретом Жорки двоечник Никитка изобразил поясняющую надпись: «Жорка – пидарас».

– Ладно, – подвёл неутешительный итог Евгений Робертович. – Пойдём ко мне в кабинет, Никита Антонович. Сейчас придётся докладывать Ипполиту Аристарховичу. Мне бы хотелось, чтобы ты вместе со мной выслушал то, что он скажет по этому поводу. Думается, слова будут сплошь нецензурные. Про оргвыводы я даже заикнуться боюсь…

Никита Антонович вдруг вспомнил эффектные фрикции Евгения Робертовича.

«Вот так, вот так меня поимели!» – приговаривал тот, играя широким тазом.

Неожиданно всё ниже пояса заныло.

«Ну, блин! – подумал Никита Антонович. – Опять простатит разыгрался! Или не простатит? Или предчувствие? Что ж, авось выкручусь. Но то, что потом я сделаю с Коромысловым…»

Хамасюк, плотоядно хмыкнув, представил то, что он сделает с Коромысловым и его настроение значительно улучшилось. Он бросил последний взгляд на валявшуюся в грязи «Джоконду». Итальянская девушка, несмотря на причинённые ей увечья, продолжала таинственно улыбаться Никите Антоновичу разорванным ртом.

ДЕНЬ ЗДОРОВЬЯ

– Как появится Близнецова – сразу ко мне! – распорядился начальник Краснобубенской таможни Евгений Робертович Самурайский, проходя утром через приёмную.

– Поняла, Евгений Робертович! – взмахнула ресничками секретарша Леночка.

Начальница отдела кадров таможни Светлана Ильинична Близнецова на два дня уезжала в краевой центр для того, чтобы принять участие в семинаре для руководящего состава кадровых служб региона. На семинаре планировалась масштабная речь самого Петра Константиновича Дуплоноженко, заместителя начальника управления по работе с кадрами. Вот о его-то выступлении Самурайский желал послушать в первую очередь. Вся остальная болтовня выживших из ума кадровиков из других таможен региона интереса не представляла.

– Евгений Робертович? – по селектору прошелестел слегка искажённый голос Леночки. – К вам Светлана Ильинична.

– Запускай! – нетерпеливо распорядился Самурайский и откинулся в своём любимом вращающемся кресле.

В кабинет, быстро переставляя короткие кривые ножки, вбежала Светлана Ильинична.

– Здравия желаю, Евгений Робертович, – изображая этакую немолодую амазонку в погонах, пропела Близнецова. – Разрешите доложить?

«А у неё действительно очень противный голос!» – с лёгкой неприязнью подумал начальник таможни. – «И прав, конечно, Яанус. Похожа Света Близнецова на крысу. Ох, как похожа!»

– Семинар оказался очень продуктивным, – бубнила в это время Светлана Ильинична. – Начальник отдела кадров Белореченской таможни Пескоструев предложил…

– Меня не интересует Пескоструев и вся его Белореченская таможня! – отрезал Евгений Робертович. Близнецова испуганно затихла. – О чём говорил Дуплоноженко?

– Дуплоноженко? Пётр Константинович посвятил часть своего доклада борьбе с коррупцией…

«Как меня достала борьба с коррупцией! – тоскливо подумал Евгений Робертович. – Хорошо, что у нас хотя бы имитация этой борьбы имеется. Спасибо Близнецовой! Хоть и крыса, да не простая помоечная! По отчётам-то у нас всё тип-топ».

Взгляд Евгения Робертовича потеплел.

– Но основной мотив доклада – это повышение внимания руководства таможенных органов к укреплению здоровья личного состава, а шире, к здоровью нации! – продолжала Близнецова. – В этой связи предложено в ближайшее время организовать на каждой таможне региона так называемые Дни здоровья. На Дне здоровья проводить спортивные состязания, весёлые конкурсы, эстафеты и так далее. Пётр Константинович взял дело под свой личный контроль.

– Ну, если Пётр Константинович лично… – Самурайский выпрямился в кресле. – Значит, времени у тебя, Светлана Ильинична, кот наплакал! Срочно – план Дня здоровья, список мероприятий, участников… Чего сидим? Время пошло!

– Так я и хотела! – заторопилась Близнецова. – Пескоструев предложил объединиться с белореченскими. У них под городом база прикормленная. Бывший пионерский лагерь имени Павлика Морозова. Удобства, конечно, не ахти, но поле футбольное есть, домики для ночёвки. Можно даже соревнование устроить! Краснобубенская таможня вызывает Белореченскую. А?

– Можно-то можно, – поразмыслил Самурайский. – Только мы должны победить! За это тоже ты будешь отвечать. Свободна!

Мозг Евгения Робертовича принялся лихорадочно скрипеть. Победа над белореченскими ему была необходима как воздух. В других областях краснобубенцы последнее время не блистали, так хотя бы здесь урвать скупую похвалу, благосклонный взгляд начальства, а там, глядишь, и до генеральского звания недалеко! Правда, о генеральском звании думать пока рановато. Особенно после истории с «Джокондой». Евгений Робертович с содроганием вспомнил тяжёлую беседу у начальника управления, самого Ипполита Аристарховича Гуся. А всё этот Хамасюк со своими дебилами! Надо же было перепутать мировой шедевр живописи с жалкой подделкой спившегося городского мазилы Ляхницкого! И ладно бы просто перепутал! Так ведь раззвонить успел по всей стране! Говорят, что когда в Москве узнали все подробности этой замечательной операции, хохотали так, что даже забыли наказать Ипполита Аристарховича. Зато Ипполит Аристархович всепрощением не страдал. Он вызвал к себе Евгения Робертовича и в течение часа смачно, со вкусом рассказывал Самурайскому всё, что он о нём думает. Причём в выражениях, самым печатным из которых было «тупой вислозадый кретин», начальник управления по понятным причинам не стеснялся. Евгений Робертович, впитав критику руководителя, не преминул поделиться ею со своим многострадальным заместителем по оперработе. Никита же Антонович в свою очередь, злобно урча, «отодрал» личный состав розыскного отдела. Решено было для пущей острастки уволить кого-нибудь из оперов. По логике, гнев Самурайского и Хамасюка следовало направить на Крутого Уопера Коромыслова. «Ценную» информацию о перемещении через границу «шедевра» в таможню притаранил именно он. Однако Хамасюк давно хотел избавиться от другого оперативника, Казлаускаса. Поэтому, ничтоже сумняшеся, обвинил во всех смертных грехах новоявленного литовского националиста. Казлаускаса настолько возмутила несправедливость грядущего наказания, что он даже лишился с таким трудом приобретённого прибалтийского акцента. Затем он пригрозил Хамасюку, в случае его увольнения, написать «телегу» в прокуратуру. В «телеге» Казлаускас пообещал выкатить обвинение Хамасюку в разжигании национальной розни. Хамасюк прокуратуры убоялся и начал приглядываться к двум своим другим операм. Но те, последовав примеру Казлаускаса, тут же туманно намекнули на возможность возникновения межнационального конфликта и с ними. Коромыслов между делом сообщил, что его дедушка – удмурт, а у Сёмы Пензюшкина обнаружились каракалпакские корни. В общем, пришлось ограничиться банальными выговорами…

– Вызывали, Евгений Робертович? – в кабинет Самурайского заглянул первый заместитель начальника таможни Ольгерд Юльевич Яанус.

– О Дне здоровья слышал? – Евгений Робертович обошёлся без приветствий.

– Разумеется! – поспешно закивал головой Ольгерд Юльевич. – Близнецова как с цепи сорвалась! Ни о чём другом говорить не может. Придумывает весёлые конкурсы.

– Конкурсы конкурсами, – голос Евгения Робертовича настраивал на серьёзный лад. – Тут дело в другом. Мы должны обязательно обставить по всем статьям этих белореченских недоумков. Вопрос – как это сделать?

– Как? – осмелился переспросить Яанус.

– Я тебя спрашиваю – как? – раздражённо запыхтел Самурайский. – Думай! И помни, твой контракт через полгода заканчивается, а нового контракта может и не быть. Усекаешь?

Ольгерд Юльевич громко сглотнул слюну. Самурайский надавил на самое больное место.

– Надеюсь, до завтрашнего утра ты изыщешь способ посрамить белореченских, – усиливал нажим Евгений Робертович. – Кстати, автобусы закажи. Не пешком же нам до Белореченска топать, в самом деле…

Ольгерд Юльевич покинул кабинет начальника таможни в разобранных чувствах. Сотрудники Белореченской таможни были известны на весь регион своими спортивными достижениями. Их главный кадровик Пескоструев, сам бывший бронзовый призёр городских соревнований по городкам среди детской возрастной группы, подбирал людей на службу исходя из их физических данных. Оттого-то все белореченские как на подбор – плечистые, румяные, кровь с молоком! Не таможенники, а сборная какого-нибудь ЖЭКа номер 13! Одно дело в шашки посостязаться или в шахматы, а тут – День здоровья! Ну, как таких бугаёв посрамить? Хотя и в шахматы, положа руку на сердце, тоже было бы трудновато…

В состоянии задумчивости, Ольгерд Юльевич и не заметил, как забрёл в павильон «Отправления» Краснобубенского аэропорта, благо он находился в ста метрах от административного здания таможни. Спешивший куда-то пассажир пребольно задел его здоровенным чемоданом. Яанус уже хотел облаять наглеца, но тут его внимание привлёк инспектор пассажирского отдела Зайцев. На лице неуверенного покачивающегося посреди зала Зайцева блуждала бессмысленная улыбка, у покрытого бурыми пятнами кителя не хватало двух пуговиц, фуражка еле держалась на затылке. Всё говорило о том, что инспектор давно и безнадёжно пьян. Ольгерд Юльевич, нехорошо скалясь, медленно направился к нарушителю производственной дисциплины. Подсознание уже рисовало в его воспалённом мозгу сладострастные картины расправы над Зайцевым, и вдруг… Счастливая мысль буквально пронзила всего Ольгерда Юльевича от пяток до макушки. Перед глазами чётко и ясно встало искомое решение проблемы. Зайцев, сам того не подозревая, был спасён…

– Хорошо, понятно! – нервически теребя раскрасневшееся ухо, бормотала Светлана Ильинична. – Перетягивание каната, волейбол… А дальше что? Перетягивание каната! Уже было. Может, вольная борьба? Нет, не подходит.

Весёлые конкурсы и комические эстафеты придумывались как-то вяло. Неудивительно. Мысли Близнецовой постоянно заполняли назойливые эротические фантазии. Размышляя о соревнованиях, она упорно воображала себе массовый конкурс на самый могучий мужской половой орган. Интереснейшей и самой занимательной Светлане Ильиничне представлялась эстафета под условным названием: «Кто быстрее разденет Свету Близнецову». Ну, а недвусмысленные сцены предполагаемого состязания «Эх раз, ещё раз, ещё много-много-много раз» просто-таки вызывали сладкую истому и повышенную потливость. Дело в том, что у Светланы Ильиничны, женщины как принято говорить, постбальзаковского возраста, к тому же не обладающей модельной внешностью, уже лет десять не было секса. Возможно, секса у неё не было даже больше десяти лет, но Близнецова давно сбилась со счёта и заморозила отсутствие отношений с мужчинами на этой круглой цифре. Однако, несмотря на застарелую половую неудовлетворённость, задание Самурайского следовало выполнить как можно быстрее. Светлана Ильинична покопалась в своей памяти и та услужливо подсказала, что в одном с Близнецовой городе живёт её бывшая одноклассница Зойка Смирнова, которая неутомимо трудится тамадой на свадьбах. А кто, как не тамада знает всё о весёлых конкурсах? Один звонок и можно докладывать начальнику. Всё-таки жаль, что не удастся протолкнуть состязание «Эх, раз, ещё раз…», но Самурайскому оно точно не понравится…

– Ну что ж, идейка не дурна! – Евгений Робертович довольно щурился. – Только здесь нужно внимательно следить за воплощением.

– Мы будем стараться! И я, и Хамасюк, и Близнецова! Не подведём, Евгений Робертович!

Ольгерд Юльевич подался вперёд всем телом и преданно ел глазами Самурайского. Только что начальник таможни одобрил его идею по поводу победы над белореченскими. Она состояла в следующем. На День здоровья закупается огромное количество спиртного. В виде дружеского подарка спиртное подсовывается слабым на алкоголь белореченцам, те нажираются и проигрывают все эстафеты с волейболами вчистую. Местный таможенный технарь Коля Блятко снимает на видеокамеру пьяные толпы белореченских вперемешку с недоуменными красивыми лицами трезвых краснобубенцев. Письменный отчёт вместе с видеокомпроматом ложится на стол Петра Константиновича Дуплоноженко и всё! Аллес! Самурайскому – почёт, начальнику Белореченской таможни Кухарькову – конец карьеры! Кухарьков, как потенциальный конкурент, был особенно ненавистен Евгению Робертовичу, поэтому мысль об унижении врага показалась ему наиболее приятной.

– Действуйте! – благословил Яануса Самурайский. – Приобретайте водку. Думаю, ящиков десять будет в самый раз!

– Лучше пятнадцать! – поддал жару Ольгерд Юльевич. – Или двадцать!

– Пусть будет двадцать! – великодушно разрешил начальник таможни.

Ольгерд Юльевич понимающе захихикал:

– Деньги прикажете в бухгалтерии получить?

– Что? – Самурайский с лёгким недоумением взглянул на своего зама. – Какие деньги?

– Э-э-э… – проблеял Ольгерд Юльевич. – Я просто так спросил… Случайно…

– Можешь идти! – отчеканил Евгений Робертович. – Не задерживаю!

– Короче, – часом позже Ольгерд Юльевич, лицемерно вздыхая, рассказывал Хамасюку. – Я его спрашиваю, откуда деньги брать на спиртное? В бухгалтерии? А он – в какой ещё, мать-перемать, бухгалтерии! За всё платит Хамасюк! Я, понятное дело, весь в удивлении! Говорю, как Хамасюк?

– Да, как Хамасюк? – эхом отозвался Никита Антонович.

– Вот я и говорю! – расчувствовался Яанус. – А он слышать не хочет! За «Джоконду» пускай ответит, кричит! Пускай, мол, свой косяк заглаживает!

– Двадцать ящиков водки! – возмутился Хамасюк. – Я всю таможню поить должен? Ну, нет! Сейчас пойду к Самурайскому! Пусть объяснится!

– Не советую, – узкий лоб Ольгерда Юльевича прорезали глубокие морщины. – Вот по-дружески не советую, Никита Антоныч! Шеф злой как собака! Не помнишь, говорит, когда у Хамасюка контракт заканчивается? Нового контракта может и не быть!

Услышав про контракт, Хамасюк моментально сдулся. Он покряхтел, бесцельно похлопал себя по карманам, звучно сморкнулся в несвежий носовой платок:

– Ольгерд Юльевич, не знаешь, где водку можно подешевле взять?..

Выезд в Белореченск запланировали на выходные. Утром в субботу перед зданием Краснобубенской таможни, поскрипывая от старости, затормозили два видавших виды «ЛиАЗА». Собравшийся к указанному времени народ засуетился, высматривая места получше. Отдельно от всех торчал надутый, словно хомяк, Никита Антонович. Он бдительно охранял двадцать ящиков со стратегическим тайным оружием против белореченских, сиречь, с водкой.

– День здоровья обещает запомниться бурным весельем! – заметил проходивший мимо инспектор Зайцев.

– Это, б… уже не День здоровья, – отозвался его коллега по пассажирскому отделу Глеб Красота. – Это День потери здоровья!

Глеб был известен в таможне высоким ростом, любовью ко всем женщинам без учёта возраста и социального статуса, а также редкой способностью высказывать свои мысли с минимальным использованием нормативной лексики.

– Давайте, проходите! – неприязненно пробурчал Никита Антонович. – Не про вашу честь!

– Да не больно-то и надо! – Зайцев помахал перед носом Хамасюка полиэтиленовым пакетом. В пакете соблазнительно зазвенело.

– Ух-ты, ё… твою мать, б… на х…! – выразил своё восхищение Красота.

– Так и я про то же! – согласился Зайцев. – Пойдём, нам Блятко места занял!

У облупившегося таможенного крыльца, бросая друг на друга недружелюбные взгляды, дежурили начальник пассажирского отдела Михаил Владимирович Гагаев и его новый заместитель Ленинид Агафонович Исикевич. Предыдущего гагаевского зама, Гришу Заблудилова, из таможни выгнали с «волчьим билетом». В приказе об увольнении красовалась следующая формулировка: «Уволить в связи с потерей человеческого облика во время проведения мероприятия государственной важности». Ленинида же Агафоновича прислали из управления. Для него сей шаг выглядел явным понижением. В чём-то там Ленинид Агафонович проштрафился. Не сильно, но достаточно для обидного перевода. Впрочем, Исикевич, несмотря на свою относительную молодость (ему ещё не стукнуло и сорока), считался опытным аппаратным бойцом. Отлично осознавая, что вернуться в управление ему может помочь только Самурайский, он с первого дня службы в Краснобубенске принялся методично искать подходы к м-м-м… пятой точке Евгения Робертовича. И здесь наш аппаратчик, к своему неудовольствию, обнаружил, что место главного подхалима на таможне давно занято Михаилом Владимировичем Гагаевым, его непосредственным начальником. Ну, что ж! Вся жизнь – борьба! Гагаев и Исикевич не на шутку сцепились за право находиться в вожделенной близости от босса. Непосредственно о работе, как всегда, никто не помышлял. Кстати, имя Ленинид, означавшее Ленинские идеалы, досталось Исикевичу от папы, неожиданно свихнувшегося в тихие застойные семидесятые на коммунистической идеологии. Сам папа, названный при появлении на свет Агафоном, в зрелом возрасте поменял имя на Марксэнглен (Маркс, Энгельс, Ленин). Дальновидный Ленинид, получая паспорт, оставил себе отчество, указанное в свидетельстве о рождении. Становиться Ленинидом Марксэнглениновичем младший Исикевич наотрез отказался. Впоследствии Исикевич свыкся и с редким именем и даже чуть-чуть негодовал, если кто-нибудь по ошибке называл его Леонидом.

– Что вы здесь прохлаждаетесь, Ленинид Агафонович? – едко проговорил Гагаев. – Шли бы в автобус. А то мест не хватит!

– Успеется! – фальшиво заулыбался Исикевич. – Воздухом подышу. А вот вы идите, Михаил Владимирович, не ждите меня.

– Видите ли, Ленинид Агафонович… – Гагаев осёкся. Входные двери распахнулись, на крыльце появился Евгений Робертович. Полнеющие телеса его были обтянуты синим спортивным костюмом «Nike», на ногах белели новенькие кроссовки. Сзади, слегка согнувшись, следовал Яанус, облачённый в старые джинсы, ветровку и любимую бейсболку с надписью «Fuck me, if you want!». Гагаев с Исикевичем, вытянув шеи и вытаращив глаза, одновременно стартовали к Евгению Робертовичу. Столкнувшись прямо перед ним, они устроили локальную давку из двух человек. Евгений Робертович, засмотревшись на борьбу нанайских мальчиков, зазевался, поставил царственную ножку мимо ступеньки, повисел мгновение в воздухе и камнем полетел вниз. В каких-то миллиметрах от асфальта его успели-таки подхватить переплетённые руки Гагаева-Исикевича. Сзади, охая, подскочил Яанус.

– Да идите вы к лешему! – отпихивая от себя всё многообразие рук подчинённых, рявкнул Самурайский. – Из-за вас чуть кости не переломал!

Гагаев с возмущением глянул на Исикевича. Ленинид Агафонович ответил орлиным взором полным негодования.

Меж тем «ЛиАЗы» набивались желающими оздоровиться сотрудниками таможни. Лишь первые пять мест в головном автобусе оставались свободными. Там и обосновались Самурайский, Яанус, Близнецова, Хамасюк и начальник грузового отдела Дорожаев. Задержавшимся у входа в салон Гагаеву и Исикевичу свободных сидений не хватило.

– В другом автобусе я видел свободные места, – пожалел их Сёма Пензюшкин.

Друзья-враги посмотрели на оперативника как на тяжелобольного человека. Лучше стоять всю дорогу рядом с шефом, чем сидеть вдали от него, в другом автобусе!

– Поехали! – пошутил Евгений, Робертович, подражая Юрию Гагарину. Окружающие угодливо засмеялись. Дольше всех дёргался в конвульсиях уцепившийся за алюминиевую скобу-держалку Исикевич. Евгений Робертович подарил ему благосклонный взгляд. Ленинид Агафонович, выпятив живот, смотрелся именинником. Этот раунд он у Гагаева выиграл!

Автобус выбрался на трассу. Тащиться до Белореченска предстояло около часа. Да до пионерлагеря имени Павлика Морозова ещё минут двадцать.

– Программа такова, – трещала Близнецова. – Сперва представление команд, общее знакомство, лёгкий фуршет. Далее – весёлые конкурсы, эстафеты, волейбол. Затем ужин. В 22.00 отбой. Воскресенье – подъём в 8.00, утренняя зарядка, лёгкий завтрак и гвоздь программы – футбольный матч.

На светлый лик Евгения Робертовича набежало тёмное облачко сомнения:

– Всё, вроде бы неплохо, но… Смущает меня фуршет с ужином и завтраком.

– Подразделениям отдан чёткий приказ, – понизил голос Яанус. – Не притрагиваться к спиртному. Разве что так, по сто граммчиков для блезиру. Чтобы усыпить бдительность белореченских.

– Эти сто граммчиков меня и пугают, – вздохнул Самурайский.

– Ответственным за спиртное назначен Хамасюк, – быстро проговорил Яанус, пряча глаза. Никита Антонович хотел возразить, но Самурайский согласно кивнул. Вопрос был закрыт.

Во втором «ЛиАЗе» Зайцев разлил водку по пластиковым одноразовым стаканчикам:

– Ну, братва, за первый километр!

Весь автобус одновременно выпил, крякнул, закусил.

– Что-то женщин, б…, мало поехало на этот грёбаный День здоровья! – посетовал Красота.

– Кто о чём, а вшивый о бане! – сказал пожилой Блятко. – Белореченских полапаешь!

– Не халтурить! – зашумел Зайцев. – Третий километр насухую едем!

– Ох, и нажрусь я, б…, сегодня! – бесшабашно крикнул Красота.

– А как же эстафеты? – хмыкнул Зайцев.

– Да пошли они все в жопу вместе со своими эстафетами! – подытожил Глеб…

Белореченские встречали гостей, выстроившись в одну длинную шеренгу, перегородившую футбольное поле. Они напоминали расстрельную команду. Сбоку, в роли взводного офицера, застыл мрачный Кухарьков.

Автобусы затормозили рядом с полем и бессильно распахнули двери. Казалось, путешествие из Краснобубенска исчерпало их последний ресурс. Первым наружу, как и положено руководителю, выбрался Евгений Робертович. Затем в дверях произошло некоторое замешательство, но борьбу вновь выиграл более молодой Исикевич. Он молодцевато спрыгнул на травку и тут же занял позицию по правую руку от Самурайского. За ним посыпались Яанус, Хамасюк, Гагаев…

– Мужчины! – раздался обиженный голос Близнецовой. – Кто-нибудь подаст руку даме?

Гагаев раздражённо оглянулся. Только сейчас все заметили, что Светлана Ильинична, в отличие от других оздоровляющихся, прибыла в пионерлагерь при полном параде и на высоченных каблуках.

Сотрудники, выбравшиеся из второго автобуса, сразу же не понравились Евгению Робертовичу.

– Пойди-ка, разберись! – шепнул он Яанусу.

– Команде Краснобубенской таможне физкульт-привет! – организованно проорали белореченские.

– Здорово, ребята! – отозвался хмельной Красота. – Б…, а где тут у вас отлить можно?

Самурайский подал знак, щёлкнув пухлыми пальчиками, и Красоту тут же закрыли своими телами Гагаев с Исикевичем.

– Здравствуйте, Иван Алексеевич! – Самурайский неохотно протянул руку Кухарькову.

– И вам не хворать! – со скрытой угрозой ответил тот. Обоим было понятно, что если бы не очередная блажь Дуплоноженко, эта встреча никогда бы не состоялась. За спиной Самурайского раздавалось злобное шипение Ольгерда Юльевича:

– Хватит бухать, сволочи! Я вам устрою! Я – Яанус! Я всё сказал!

– Ну что ж! – с купеческой улыбкой к Самурайскому подкатил главный кадровик белореченских Пескоструев. – С дороги гостюшки наши устали! Подкрепиться пора! Прошу вот сюда, в столовую!

Кухарьков, подмигнув Пескоструеву, криво ухмыльнулся.

«Как-то всё идёт не так, не правильно!» – подумалось Евгению Робертовичу. Однако краснобубенские вперемешку со своими белореченскими коллегами уже заполняли большой зал бывшей пионерской столовой. Принимающая сторона расставила столы по кругу, освободив место в центре для выступлений и конкурсов. Закуски на столах наблюдалось маловато, зато водки – предостаточно. Обнаружив несметное количество бутылок, больше всех обрадовался Хамасюк. Глядишь, решил он, белореченские со своего пойла и обопьются! А купленное на кровные можно будет отвезти назад в Краснобубенск, да спрятать в сарае на даче. Надо-о-олго хватит!

– Прошу всех налить! – постучал вилочкой о гранёный стакан Кухарьков. – На правах, так сказать, хозяина предлагаю первый тост за наших уважаемых коллег, прибывших из братского Краснобубенска. Сегодня и завтра будут конкурсы, будет спорт, будет много интересного! Итак, объявляю совместный День здоровья открытым!

Присутствующие захлопали в ладоши, задвигались столы, полилась водка. И тут случилось нечто странное. Все белореченские, подняв полные стаканы, подержали их на весу, а затем, как по команде, опустили на стол нетронутыми. Краснобубенские же, не взирая на огненные взгляды Яануса, выпили практически все до единого.

– Разрешалось же по сто граммчиков! – принялся оправдываться Зайцев. – Для блезиру!

– Между первой и второй – промежуток небольшой! – засуетился Пескоструев.

Большинство сотрудников Краснобубенской таможни, успевших нагрузиться ещё по дороге, оказались не в силах сопротивляться призывам зелёного змия в лице главного кадровика белореченских. Евгений Робертович понял, что ситуация выходит из под контроля. Он поискал глазами Близнецову. Та тоже встревожено оглядывалась на сослуживцев.

– Начинай! – одними губами произнёс Самурайский. Светлана Ильинична кивнула и, в ту же секунду, скинув лёгкий серенький плащик, выпрыгнула в центр зала во всей красе. Появление Близнецовой произвело эффект если не разорвавшейся бомбы, то пистонного хлопка – точно! На таможне давно было известно, что Светлана Ильинична имеет тайную страсть. Всё свободное время она проводила за пошивом всевозможных нарядов. Некоторые называли это сублимацией, некоторые – дурью, но факт оставался фактом. Светлана Ильинична не посещала дорогих бутиков. Не тратила время и средства на шопинг за границей. Она священнодействовала в тиши своей маленькой однокомнатной квартиры. Собственно, ничего плохого в таком занятии никто не видел. Но было одно «но». У Близнецовой, к великому сожалению, напрочь отсутствовало самое важное в данном деле, а именно чувство вкуса.

Взгляды всех присутствующих сошлись на фигурке Светланы Ильиничны. И не мудрено! На Близнецовой красовалось яркое жёлтое платье, усыпанное крупными золотыми блёстками. Тощую шею кадровички облегало фиолетовое жабо. Из-под короткого платья торчали ноги в тёмно-зелёных колготках. Довершали наряд серебряные туфли с алыми розами из папье-маше.

– А теперь – весёлые конкурсы! – визгливым голосом выкрикнула Светлана Ильинична.

Самурайский вяло похлопал. Стоявшие по бокам от него, наподобие официантов, Гагаев с Исикевичем истерично зааплодировали.

– Первый конкурс называется «Угадай, сколько чупа-чупсов в мешке?», – развивала инициативу Близнецова. – Пожалуйста, стул! Отлично! Показываю! В обычный пакет кладётся несколько чупа-чупсов, затем участник должен на ощупь определить их количество.

– Эка невидаль! – развязно протянул Зайцев. Светлана Ильинична заговорщически улыбнулась:

– Невидаль? Наверное, это действительно легко. Только прощупывать-то пакет надо не пальцами, а… – Близнецова выдержала эффектную паузу. – Другим местом!

Светлана Ильинична положили пакет с леденцами на стул и взгромоздилась на него своей костлявой задницей.

– Бред какой-то! – фыркнул Гагаев.

– А вам как? – Исикевич склонился к Самурайскому.

– По-моему, остроумно! – ответил Евгений Робертович.

– Да-да, чрезвычайно остроумно! – заторопился Гагаев. – Именно это я хотел сказать!

– Смелее! Кто первый! – подбадривала потенциальных участников Близнецова.

– Интересно, – снова наклонился к шефу Исикевич. – Кто от нас выступит?

– Да ты и иди! – Самурайский лениво смерил Ленинида Агафоновича испытующим взглядом.

– Если вы так считаете… – Исикевич опешил, но ослушаться не посмел. Поколебавшись несколько мгновений, он двинулся в центр зала. Желая повеселить Евгения Робертовича, он расставил ноги и потряс своими ягодицами, будто бы разминая их перед состязанием. Самурайский издал довольный смешок. Это воодушевило Ленинида Агафоновича. Он подскочил к стулу, уселся на него и принялся сосредоточенно ёрзать.

– Шесть! – выдал он через пару минут.

– Браво! – похвалила Светлана Ильинична, продемонстрировав зрителям шесть слегка помятых чупа-чупсов. – Кто примет вызов? Белореченцы, не тушуйтесь!

Пескоструев вытолкал вперёд здоровенную бабищу:

– Ирочка Худых! Между прочим, чемпионка Белореченска по армрестлингу!

– Ух ты, б…, класс! – не сдержал восхищения Красота.

Ирочка Худых удостоилась бури аплодисментов, которые не затихали в течение всего конкурса. В самом конкурсе звезда армрестлинга потерпела досадное поражение. Здесь сыграли свою роль чисто анатомические причины. Поскольку объём попы Ирочки минимум в четыре раза превышал объём зада Исикевича, ей было крайне нелегко нащупать малюсенькие леденцы.

– Один, – наёрзавшись, неуверенно пролепетала Ирочка. – Только большой какой-то…

– А вот и нет! – Близнецова, торжествуя, извлекла из пакета четыре сплющенных чупа-чупса. – Один-ноль в пользу Краснобубенска!

– Пожалуй, пора горло промочить! – предложил Пескоструев. – Наливайте!

Предложение вызвало одобрительный гул. На этот раз далеко не все белореченцы поставили свои стаканы назад полными. Пескоструев побежал вдоль столов. Не выдержавшим сухого закона был объявлен устный выговор.

– А сейчас – новый конкурс! – надрывалась Близнецова. – «Самый сексуальный мужчина!». Па-а-апрашу, участников от команд выйти на середину!

– Я! Я пойду! – Глеб Красота полез через стол. – Я самый, б…, сексуальный!

Белореченские вытолкнули из своих рядов тщедушного лысоватого мужичка.

– Присаживайтесь! – Близнецова указала участникам на стулья. – Победит в нашем конкурсе тот, кто удержит на коленях максимальное количество женщин!

Объявив нехитрые условия, Светлана Ильинична тут же плюхнулась на колени Красоте.

– Раз! – крикнула она, открыв счёт. Рядом с ней пристроилась Ирочка Худых. Светлана Ильинична удержалась с огромным трудом. Красота застонал. То ли от удовольствия, то ли от тяжести. На тщедушном белореченце повисли аж три тётки.

– Давай! – заорал Зайцев. – Возьми ещё пару на грудь, а то проиграешь!

– Некуда! – прохрипел Глеб. Поздно. К нему спешила новая участница, по величине форм значительно превосходящая Ирочку Худых. Вокруг каждый яростно болел за своего. Бесконтрольно пили. И белореченские и краснобубенские. Когда под Красотой сломался стул, болельщики встретили это событие оглушительным рёвом. Близнецова безуспешно пыталась выбраться из под Ирочки Худых.

– Мне кажется, народу пора освежиться! – нервно заметил Самурайский.