Текст книги "Где-то в Краснобубенске... Рассказы о таможне и не только"

Автор книги: Андрей Рябов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

– Что вы, что вы! – запричитала тётка. – Свитерочки внукам, халат зятю в подарок, язви его…

– Кого вы пытаетесь обмануть? – Вакар грозно поиграл нахмуренными бровями. – Небось, всё на продажу! Для извлечения, понимаешь, выгоды! А вот принесите мне паспорт зятя, свидетельства о рождении внуков. Посмотрим степень родства, а там…

Вакар неопределённо повёл рукой.

– Как же мне быть? – челночница понуро глядела на Ростислава Тихоновича.

– Я уже объяснил, – Вакар упивался властью. – А пока мы задержим ваши вещи на склад, до выяснения. Товар для коммерции просто так протащить не получится!

Пассажирщикам не хотелось возиться с такой ерундой, но ослушаться целого заместителя начальника таможни они не посмели. Началось занудное заполнение вороха бумаг, предшествующих задержанию тёткиного барахла. Челночница, осознав, что её драгоценное тряпьё таки забирают, бросилась к таможенникам за помощью:

– Сынки, помогите! Тут же внучкам, зятю…

– Слышь, мамаша, – грубовато отозвался Димка Филиппов. – Наше дело солдатское. Приказали – задерживаем. Видела начальника? Ну, а чего тогда спрашиваешь?

– Сынок, где тот начальник сидит? В каком месте?

Филиппов нехотя объяснил. Тётка, не теряя времени, стартовала на выручку товара.

Минут через сорок, когда тщательно пересчитанные и упакованные в полиэтиленовый пакет свитера-кофточки перекочевали на склад, в зале «Прибытия» вновь нарисовалась давешняя челночница. Весь её внешний вид прямо излучал счастье, добытое в нелёгкой борьбе. В вытянутых руках она держала лист бумаги.

– Заявление, – прочитал Филиппов. – Прошу выдать мне мой товар, ввезённый такого-то числа в личное пользование, так как имею большую семью. В скобках – 15 человек. И резолюция Вакара: «Выпустить с учётом всех членов данной семьи».

Филиппов поскрёб затылок:

– На кой ляд только задерживали?

Тётка продолжала лучиться:

– Спасибо, сынки, спасибо! И начальник у вас хороший! Строгий, но хороший! Всего тысячу рублей взял, недорого!

С тех пор Ростислав Тихонович редкий день не требовал что-нибудь у кого-нибудь задержать. Правда, сам потом и отпускал. А чего ж, человек-то хороший! Строгий, но хороший…

Несколько в стороне от Вакара подпирал стенку ещё один персонаж. О-о-о! Это была колоритнейшая личность – Михаил Владиленович Педосин, носивший обидную кличку Пепа Пластилин. Педосин происходил из плеяды тех сотрудников, которых постоянно перемещали из одной таможни в другую. Вопиющий непрофессионализм не позволял Михаилу Владиленовичу долго задерживаться на одном месте. Но и увольнения ему всегда удавалось счастливо избежать. Такие чудеса становились возможными исключительно благодаря двум органам, развитым у Педосина значительно лучше, чем какой-нибудь пустяковый придаток под названием мозг. Речь шла, во-первых, об огромном мясистом носе, имеющим потрясающий нюх на всяческие неприятности, пертурбации в руководящем звене управления, а также легко улавливающим тончайший запах денег. Во-вторых, о влажном, мягком языке, которым Михаил Владиленович вдумчиво исследовал филейные части всех имеющих вес руководителей в том случае, если мясистый нос его подводил. Последнее, впрочем, случалось крайне редко.

На Авиационной таможне Педосин оказался после развала маленького областного поста и занял должность начальника пассажирского отдела. Предыдущего начальника Самусев выгнал за страшную провинность. Тот попытался навести хоть какой-нибудь порядок. Порядок Вениамину Игоревичу был не нужен. Нужен ему был сладкоголосый хор поющих дифирамбы и воскуряющих фимиам. Михаил Владиленович тут подошёл идеально. На работу он всегда приходил чуть раньше Самусева. Заняв пост близ дверей приёмной начальника, Михаил Владиленович, напряжённо вглядывался вдаль. Завидев важно шагающего Вениамина Игоревича, Педосин принимался бить частые поклоны. Самусев, испытывающий слабость к безыскусной лести, покровительственно хлопал Михаила Владиленовича по согбенной спине и радостно смеялся. Улучшив настроение Самусеву, Михаил Владиленович перебирался поближе к кабинету Вакара. Здесь он, восторженно гукая, аки голубь во время брачного периода, повторял свой аттракцион. Выполнив программу минимум на день, Педосин с отвращением тащился в зал «Отправления» или «Прибытия» аэропорта, где ему предстояло заниматься такой ерундой, как исполнение непосредственных обязанностей, возложенных на него служебным регламентом. Вникать в дурацкие таможенные правила Михаил Владиленович абсолютно не желал, поэтому перепоручил ежедневную рутину своему заместителю, коим по стечению обстоятельств оказался я. Получить от Михаила Владиленовича внятные распоряжения оказалось делом практически невыполнимым. По каждому мелкому вопросу он предпочитал советоваться с руководителями таможни и управления всех рангов. Также (помните про его нос?), он всегда держал в уме сегодняшний расклад сил на политическом Олимпе. А поскольку разные начальники давали разные указания, и расклад сил менялся чаще, чем курс единой европейской валюты, то Михаил Владиленович сам изменял свои же решения по несколько раз на дню. Благодаря такой гибкости позвоночника, он и получил от подчинённых прозвище Пепа Пластилин. В довершение ко всему Михаил Владиленович втайне считал себя новым Львом Толстым или на худой конец Михаилом Булгаковым. Однажды его так внезапно вызвал к себе Вакар, что он, лихорадочно перебирая необходимые для доклада бумаги, уронил пару листков на пол и не заметил, как кто-то из инспекторов подобрал их, спрятав за пазухой. Листки содержали намётки будущего бессмертного творения. В частности, запомнились следующие фразы: «Контрабандисты собрались на конспиративной квартире. Их лица были злыми, а челюсти квадратными.

– Сегодня мы совершим уголовно наказуемое деяние! – сказал Петька Хрущ. – После этого мы станем богатыми и уедем жить в Америку!

– Правильно! – поддержал Васька Кудрявый. – Давно пора совершить, наконец, уголовно наказуемое деяние!

Вдруг распахнулась дверь. На пороге стоял главарь, Яшка Перец. Его лицо было злым, а челюсть квадратной.

– Ага! – протянул он. – Собираетесь совершить уголовно наказуемое деяние? Не получится! Сегодня на смене дежурит Михаил Владиленович Педосин. Он ни за что не позволит совершить нам уголовно наказуемое деяние!

– Придётся его убрать! – сказал Петька Хрущ, почесав квадратную челюсть.

– Это не просто! – злое лицо Яшки Перца задумалось. – Он очень смелый и спортивный.

– Давайте его подкупим! – предложил Васька Кудрявый. Его злое лицо сделалось хитрым.

– Михаила Владиленовича Педосина подкупить невозможно! – твёрдо ответил Яшка Перец. Его злое лицо стало торжественным. – Нет, никогда нам не совершить наше уголовно наказуемое деяние!..»

Озаглавлен сей редкостный в своем идиотизме панегирик самому себе был соответствующим образом: «Будни таможенника Педосина».

Пепа просуществовал на Авиационной таможне месяцев пять, после чего ему нашли непыльную должность в области и он, расчехлив язык, отправился осваивать новые полушария, расположенные ниже поясницы. За эти пять месяцев Педосин успел оказать уважение всему близлежащему и близстоящему руководству, побороться с коррупцией совместно с Юриздицким, а также побороться с самим Юриздицким, которого он впоследствии неоднократно пылко обличал на совещаниях всех уровней…

Рядом с Лосевой и Пепой Пластилином нетерпеливо переступала с ноги на ногу крупная незнакомая женщина-гренадер лет сорока. Матушка-природа наделила её тело богатой грудью, а широкое лицо – усами, которые сделали бы честь если не Тарасу Бульбе, то уж Жоржу Дантесу точно.

Я слегка загордился. По-видимому, Самусев принимал меня всерьёз. Иначе, для чего было пригонять в суд столь внушительную армию придворных шаркунов? Не пожалел Вениамин Игоревич даже надорвавшегося в неравной схватке с коррупцией Юриздицкого. Интересно, а разве недееспособный человек имеет право давать показания в суде? Этот вопрос я задал прибывшему минуту назад Валерию Иосифовичу, а он, в свою очередь, тут же переадресовал его нашему главному оппоненту – Лосевой.

– Почему недееспособный? – засуетилась Лосева. – У Льва Антоновича были проблемы, но сейчас они в прошлом. Ведь так, Лев Антонович?

Юриздицкий услышал своё имя, ожил. Опрокинув скамейку, он вскочил, шумно испортил воздух и проскрипел:

– Коррупция! Коррупция! Всех посажу!

Самусев нервно огляделся по сторонам, затем сделал едва заметный знак санитарам. Те понятливо подхватили под руки забуянившего Льва Антоновича и повлекли его прочь. Лев Антонович обиженно захныкал.

– Жаль! – я лицемерно вздохнул. – Жаль! Такой ценный свидетель!

Пепа хихикнул, но поймав грозный взгляд Самусева, моментально осёкся. Ситуация накалялась. Вакар мужественно прикрыл Самусева от воображаемого врага широкой грудью. Обстановку разрядила девушка – судебный секретарь:

– По делу Сергеева. Проходите.

Вслед за мной и Валерием Иосифовичем в зал заседания просочились Лосева с незнакомой тёткой. Петраков попытался скрыться, однако, Вениамин Игоревич зло подтолкнул его в спину:

– Ты куда? Вперёд!

Уже знакомая мне судья Ирина Максимовна, отдав дань необходимым формальностям, попросила представиться нового участника процесса.

– Я – сотрудник управления, Шкурдодо Евдокия Борисовна.

– Отлично, – кивнула Ирина Максимовна. – Поясните суду позицию управления в деле об увольнении Сергеева Андрея Александровича.

– Управление, – Евдокия Борисовна вытянулась во весь свой немаленький рост, – полностью поддерживает в этом деле позицию Авиационной таможни.

– Ясно, – несколько раздражённо сказала судья. – И всё-таки, зачем увольнение работника, у которого закончился действующий контракт, начальник таможни должен согласовывать с управлением?

Шкурдодо засопела. Усики на её лице задвигались.

– Управление, – твёрдо произнесла она, – полностью поддерживает позицию Авиационной таможни.

После этого заявления Евдокия Борисовна надолго замолчала. Ирина Максимовна, побившись с ней некоторое время, обречённо обратилась к Лосевой:

– Вы хотели пригласить свидетелей? Начнём с начальника таможни.

В зал вальяжно вплыл упитанный Самусев. Ирина Максимовна потребовала представиться, назвать место работы.

– Самусев Вениамин Игоревич. Начальник Авиационной таможни.

Самусев проговорил эти слова с нескрываемым удовольствием. И то, не дворник какой-нибудь!

– Адрес?

– Улица Шкапина, дом 4, квартира…

По лицу Вениамина Игоревич за пару мгновений пробежала целая гамма чувств. Сначала чело Самусева омрачила тень лёгкого изумления. Казалось, он не понимал, почему такой важный человек прописан на такой захолустной улочке, вечно загаженной выхлопными газами тысяч автомобилей. Затем изумление уступило место незаслуженной обиде и, в конце концов, облегчению. Евгений Игоревич вспомнил, что на самом деле он живёт-поживает в симпатичном трёхэтажном особнячке, расположенном в престижном пригороде Санкт-Петербурга. Про особнячок Самусев, конечно, промолчал. Хотя в кругу близких знакомых он не раз выражал неудовольствие по поводу того, что вынужден всячески скрывать сей факт.

– Подумаешь! Разве я не в состоянии себе позволить приличный дом? – обычно негодовал Евгений Игоревич. Я с ним всегда внутренне соглашался. У него зарплата – ого-го какая! Ну, не поест человек лет десять, не попьёт! Не заплатит там за коммунальные услуги! Можно и потерпеть ради особнячка.

– Скажите, – продолжала Ирина Максимовна. – Хорошо ли вы знаете сидящего перед вами Андрея Александровича Сергеева?

– Очень хорошо, – со скрытой угрозой ответил Вениамин Игоревич.

– Ответьте, по каким основаниям вами было принято решение о незаключении контракта с Сергеевым на новый срок?

Евгений Игоревич набрал в лёгкие побольше воздуха:

– Андрей Александрович, несмотря на прошлые заслуги, в последнее время снизил требовательность к себе. Его работа вызывала постоянные нарекания. Мало того, он позволял себе вслух усомниться в законности действий руководства таможни!

Сказав эти слова, Самусев ошарашено присел, согнув колени. Одна мысль о том, что я мог выразить сомнение в законности его непогрешимых эпохальных решений, тяжёлым грузом придавила начальника таможни к полу. Такая наглость, безусловно, подлежала самому суровому наказанию.

– Разрешите вопрос, Ваша честь? – вылез Валерий Иосифович. – Вениамин Игоревич, давно ли Сергеев снизил, как вы утверждаете, требовательность к себе?

– Пожалуй, уже года три, – поискав глазами ответ на потолке, протянул Самусев. Адвокат удовлетворённо кивнул.

– Ваша честь, – он повернулся к Ирине Максимовне. – Прошу приобщить к делу характеристику на полковника таможенной службы Сергеева, подписанную начальником таможни Самусевым совсем недавно, в прошлом году. Почитаешь, так Андрея Александровича наградить хочется! Он и организатор, и мотиватор, и с личным примером всё в порядке! Кстати, имеется почётная грамота. Вручена полтора года назад. Полюбопытствуйте – за выдающийся вклад в дело защиты экономических интересов… и так далее. Так, когда же лукавил господин Самусев? Полтора года, год назад или сейчас?

Самусев с ненавистью уставился на Валерия Иосифовича. Его щёчки густо запятнала нездоровая краснота. Проигнорировав речь адвоката (ей-Богу, достойную знаменитого Плевако), Евгений Игоревич обратился к судье:

– Ваша честь, Сергеев неоднократно позволял себе оскорблять в присутствии подчинённых и… и… и мою персону лично!

Я уже с трудом сдерживал смех. Убогость аргументации слишком явно бросалась в глаза. Нелепости ситуации добавила Шкурдодо, которая внезапно поднялась с места и отчеканила:

– Управление полностью поддерживает позицию Авиационной таможни!

– Достаточно, – обессилено махнула рукой Ирина Максимовна. – Следующий!

Следующим свидетелем вызвали Вакара. Ростислав Тихонович не стал терять время на рассказы о том, где и при каких обстоятельствах я умудрился подвергнуть его грубым оскорблениям, а сразу взял быка за рога:

– После того, как Педосина перевели в другую таможню, отделом руководил Сергеев. Вплоть до своего увольнения. Так вот, за это время все показатели по административным делам и платежам резко упали!

– У нас, Ваша честь, иные данные, – Валерий Иосифович с гаденькой улыбочкой извлёк из своей папки лист бумаги. – Также прошу приобщить, тык скыть… Это отчёт таможни в управление о неуклонном росте всех показателей за последнее полугодие.

Вакар вытянул шею на максимально возможную длину, пытаясь заглянуть в содержимое документа. Ирина Максимовна потратила ровно минуту на изучение отчёта.

– Подписано Вакаром, – она продемонстрировала текст и таблицы Ростиславу Тихоновичу со своего места. – Ваша подпись?

– Подпись моя, – нашёлся Ростислав Тихонович. – Но я отправлял отчёт на основе данных Сергеева. Похоже, он ввёл меня в заблуждение.

– Не подозревал, что вас так просто ввести в заблуждение! – не удержался я.

Вакара выгнали из зала суда ещё быстрее, чем затравленного и униженного моими нападками бедолагу Самусева.

Наконец, настало время последнего свидетеля. В зал бочком прокрался Михаил Владиленович Педосин. Оказавшись перед уважаемым судом, Пепа рефлекторно засветился счастьем и отбил глубокий поясной поклон. Затем, вытянувшись во фрунт, он верноподданнически выпучил глаза.

– Что вы можете показать по делу? – устало спросила Ирина Максимовна. Очевидно, её изрядно утомили свидетели, вызванные представителем ответчика.

Пепа повёл своё повествование в элегическом ключе:

– Когда я только поступил на службу в Авиационную таможню, то первым делом представился её начальнику – Вениамину Игоревичу Самусеву. Я был поражён… Встреча с таким человеком оставила неизгладимый след в моём сердце. Его речь, осанка, высочайший профессионализм… Несколько дней, да что дней, месяцев я ходил под впечатлением! Как во сне!

«Ты до сих пор во сне!» – зло подумал я.

– Ближе к делу! – поморщилась Ирина Максимовна.

– Я как раз подхожу к сути дела, – заторопился Пепа. – Так вот, когда я услышал, что Сергеев позволяет себе неуважительные высказывания в отношении Вениамина Игоревича, то…

Педосин широко развёл руки, как бы давая понять, что у него нет слов, достойных выразить образовавшееся возмущение.

– Вы меня не слышите! – повысила голос Ирина Максимовна. – Что конкретно вы можете показать?

– Конкретно? Пожалуйста! – у Пепы в рукаве был припрятан ещё один козырь. – Сотрудники отдела жаловались мне – в разговорах с ними Сергеев использует нецензурную брань!

«Что есть, то есть! – снова подумал я. – Наших орлов порой без мата на подвиг не поднимешь!»

– Какие сотрудники? – вмешался Валерий Иосифович. – Назовите!

– Я недолго служил в Авиационной таможне, – Пепа замялся. – Все фамилии не успел запомнить.

– Так! – Ирине Максимовне надоел этот балаган. – Можете идти. Других свидетелей нет?

– Был ещё один, – промямлила Лосева. – Лев Антонович Юриздицкий. Но он не смог прийти. Ему м-м-м… сделалось плохо.

– Кто ещё желает что-нибудь добавить?

– Я, если позволите, – подняла руку Шкурдодо. Она приняла позу памятника Кутузову у Казанского собора и нараспев продекламировала:

– Управление полностью поддерживает позицию Авиационной таможни!

– Переходим к прениям, – оборвала её Ирина Максимовна.

После недолгих препирательств между Лосевой и моим адвокатом, судья удалилась в совещательную комнату.

– Если хотя бы одна зацепка в законе, – вздохнув, прошептал мне на ухо Валерий Иосифович. – Такие свидетели, с позволения сказать, со стороны ответчика – мечта для любого истца. Неужели таможней всегда руководили подобные индивидуумы?

– Разумеется, нет! – я покачал головой. – До появления юриздицких-педосиных у кормила находились вполне достойные люди. Да и эти австралопитеки где-то в глубине души, наверняка, сохранили какие-нибудь человеческие качества. Вся беда в контрактной системе. Хочешь заключить контракт на новый срок? Готовься совершать подлости, низости, ползти по трупам. Не все, конечно, такие, но ярчайшие представители золотой роты прошли сейчас перед вами. А если припомнить кое-какие факты из моей биографии, то и я, на самом деле, недалеко от них отдалился…

– Встать, суд идёт! – отважно выкрикнула девушка – секретарь. Присутствующие задвигали стульями, поднялись.

– Прошу садиться, – разрешила Ирина Максимовна. Её заключительное слово было убийственно коротким. Как и ожидалось, оно не принесло мне ничего хорошего. Не к ночи упомянутый Шемяка здесь не причём. Закон есть закон. Что тут поделаешь? Как прикажете держать людей в узде? Каждый, имеющий на руках срочный контракт, должен постоянно помнить о дамокловом мече возможного скорого увольнения. В противном случае начнётся невообразимый хаос! Любой нахал, вот так, походя, сможет беспрепятственно обсуждать приказы забронзовевшего руководителя! А самое ужасное – исчезнет страх. Человек начнёт открыто высказывать свои мысли, спорить, не соглашаться. Это вместо того-то, чтобы угодливо гнуться перед самусевыми и ежедневно участвовать в репетициях подобострастного хора лизоблюдов! Разве можно допустить такое? Ни в коем случае…

Мы с Валерием Иосифовичем вышли на улицу. Шкурдодо и Лосева что-то оживлённо обсуждали. На меня они даже не взглянули. Зачем? Отработанный материал.

– А я им всем говорила, – довольно урчала Шкурдодо. – Управление полностью поддерживает позицию Авиационной таможни!

Я попрощался с адвокатом и не спеша направился в сторону метро. Свободного времени у меня теперь – хоть отбавляй! Что ж, будем жить дальше.

КАК Я БЫЛ МЕНЕДЖЕРОМ ПО КЛИНИНГУ

Лауреат международного литературного конкурса «Белая скрижаль – 2012».

– Ты в принципе собираешься работать? – с укором спросила жена. – Посмотри в окно. Уже весна!

Я, было, хотел поинтересоваться, какую связь моя дражайшая половина находит между обычным временем года и ежедневным хождением на службу, но почёл за лучшее промолчать. Тем более, что наступала уже вторая весна в том невесёлом отрезке моей жизни, когда я сидел без работы. Не совсем, конечно, сидел. Пообтёрся в одной псевдостраховой компании, оказавшейся банальным лохотроном. Но это так, к слову. Чтобы не злить жену, я, осторожно обойдя её по большому радиусу, подобрался к окну и уставился на улицу. Действительно, весна! На газоне, среди бесстыдно обнажившихся на месте стаявшего снега кучек закаменевшего собачьего кала, топтались несколько человек. С высоты восьмого этажа можно было разглядеть мангал и разноцветные бутылки.

– Соседи на шашлыки выбрались, – заметил я.

– Значит, в состоянии себе позволить мясо купить! – тут же съязвила жена. – А мы скоро начнём голодать!

До голодной смерти, вообще-то, было ещё очень далеко, но в словах жены имелось некое «зерно». Пора, ой пора снимать со стены порядком заржавевшее копьё и становиться охотником! Мамонты трубили в ожидании честной схватки с человеком, результатом которой непременно будет то самое хвалёное мясо…

Компания «Клининг-ПОПС» занимала несколько комнат в бизнес-центре рядом с Нарвскими воротами. Вы непременно зададите вопрос: почему именно клининг? А почему бы нет? По крайней мере, мужчине, добравшемуся до своего сорокапятилетия, особо выбирать не приходится. Почитайте, ради спортивного интереса, объявления о вакансиях. Практически в любом из них есть ограничитель возраста. Чаще всего хотят видеть субъекта не старше 35–40 лет. Создавалось стойкое убеждение, что после сорока соискатели неотвратимо тупеют, обрастают жирком и ничего не желают знать. В объявлении же «Клининг-ПОПСа» про возраст не упоминалось. Требовался подвижный (это я!), целеустремлённый (опять я!), с опытом руководящей работы (и снова я!), ответственный (просто, мой портрет!). Нельзя терять ни минуты!

Начальница отдела кадров, эффектная женщина с богатыми формами и скучающим видом, прошлась по мне профессиональным взглядом.

– Андрей Александрович? Меня зовут Наталья Вячеславовна. Проходите, садитесь.

Я уместился на краешке стула.

– Прочитала ваше резюме… – Наталья Вячеславовна помахала издали какими-то бумажками. – Сразу скажу, подавляющее количество наших сотрудников – граждане СНГ. Проще говоря, узбеки, таджики, киргизы… Вас это не смущает?

Какой-то расистский подход, подумал я.

– А почему меня должно что-то смущать?

– Не всякий в состоянии работать с таким контингентом, – тонко улыбнулась Наталья Вячеславовна. – Всё-таки, люди другой культуры… Однако мы-то с вами понимаем, бывшие наши соотечественники по СССР, хотим мы этого или не хотим, составляют в настоящее время трудовые ресурсы России.

Я понимающе ухмыльнулся. Мол, чего ж тут неясного для образованного человека!

– Работа разъездного характера, – продолжала кадровичка. – У каждого менеджера по двадцать объектов по городу, а то и больше. Без автомобиля не обойтись. Кстати, у вас есть автомобиль?

– Есть! – я поторопился обнадёжить Наталью Вячеславовну, хотя моя машина стояла в сервисе на ремонте со снятыми колёсами.

– Ну что ж… – Наталья Вячеславовна секунду поколебалась. – Пройдёмте к старшему менеджеру, Валерию Вадимовичу.

Валерий Вадимович, энергичный молодой мужик в свитере и джинсах, мельком глянув в моё резюме, сразу перешёл к конкретике:

– Имеете какое-нибудь представление о клининге?

Я имел. На память приходила школьная программа и слово «cleaning», ассоциировавшееся с чистотой.

– Главное, чтобы пол блестел, – слегка развязно ответил я. – Не так ли?

– В общих чертах, – кивнул Валерий Вадимович. – Зарплата – двадцать тысяч на испытательный срок, затем – двадцать пять.

Я прикусил губу. Деньги смешные, если не сказать больше. Хотелось встать и уйти с оскорблённым видом. Но тут я вспомнил свою супругу. «Мясо, мясо!» Мамонты затрубили громче. Всё дело в куске мяса. Подобно герою Джека Лондона, я сдался – кусок мяса победил!

– Неплохо, – это слово далось мне с огромным трудом. До выхода на преждевременную пенсию, я двадцать лет трудился на таможне. Двадцать тысяч? В своё время этих денег мне едва хватило бы на бензин!

– Неплохо, – повторил я, сжав зубы. Кажется, моё лицо даже перекосило подобие довольной улыбки.

– Вот и отлично! – подытожил Валерий Вадимович. – У нас один менеджер написал заявление об увольнении. Пока отрабатывает положенные две недели. Примете его район на севере города. Заодно постажируетесь, войдёте в курс, так сказать…

Менеджер, которому надоело пахать на «Клининг-ПОПС», с кислым видом сидел за компьютером в общей комнате (потом я узнал – её называли «менеджерской»).

– Сергеев, – я первым протянул руку.

– Шарапов, – отозвался «кислый».

– Володя? – я не удержался от стандартной остроты.

– Борис Васильевич, – Шарапов даже не улыбнулся. По всей видимости, ему уже давно приелись плоские шутки такого рода.

– Говорят, ты увольняешься?

– Увольняюсь. Нашёл работёнку почище.

– А эта?

– Эта – тоже ничего. Но человек всегда стремится к лучшему.

Боря Шарапов оказался малоразговорчивым дядькой. Поэтому мне пришлось постоянно задавать ему вопросы самому. Через несколько дней так называемой стажировки я уяснил следующее. Обязанности менеджера заключались в ежедневных объездах вверенных ему объектов. В данном случае – магазинов сети «Пятёрочка» и «Нетто», расположенных в Озерках, Мурино и на Гражданском проспекте. В каждом из магазинов трудилась уборщица. Её следовало вовремя снабдить тряпками, резиновыми перчатками и зарплатой. Будучи иностранной гражданкой (проще говоря, узбечкой или таджичкой), уборщица обязана была иметь при себе определённый комплект документов, включающий паспорт, разрешение на работу, регистрацию, миграционную карту и медицинскую книжку. Из всего этого набора лишь миграционная карта выдавалась им бесплатно в аэропорту или на вокзале. За регистрацию, медицинскую книжку, а тем более за разрешение следовало заплатить немалые деньги, а для узбеков-таджиков, так и вовсе фантастические. Денег трудовые ресурсы России платить не желали, поэтому активно пытались устроиться на работу то без разрешения, то без регистрации. За этим полагалось внимательно следить. Ничего сложного. Чистый магазин, довольный директор, идеальные документы у уборщицы. Так и хочется сказать – что ещё нужно, чтобы спокойно встретить старость! Шарапов снабдил меня телефонами вербовщиц, то есть восточных женщин, поставляющих новые кадры. А куда без них? Прибывающие в наш город толпы азиатов, желающих заработать, не пользовались интернетом. Откуда они могли узнать о том, что фирма «Клининг-ПОПС» готова предоставить им замечательные рабочие места с достойной оплатой (аж 500 рублей за смену) и посильным графиком (всего лишь каких-то 12 часов в день). В руководстве «Клининг-ПОПСа» не зверюги бездушные функционировали. Уборщице полагался один выходной в месяц. Правда, он не оплачивался. Месяца через три-четыре такой каторги узбечки сбегали. На их места полагалось искать новеньких. Теперь это тоже входило в мои обязанности.

Шарапов передал мне служебную сим-карту:

– Там денег на счету – тысячи полторы. Каждый месяц обновляют, подкидывают.

– Здорово. А зачем так много? Я не болтлив.

Шарапов вздохнул:

– Много? Да нет, в самый раз. Поймёшь потом.

В первый же день самостоятельной работы я столкнулся с определёнными трудностями. Во-первых, языковой барьер. По-узбекски я знал только одно слово – Ташкент. Узбечки, по сравнению со мной оказались настоящими полиглотами. Их русский состоял из стандартного набора. На все вопросы они покорно отвечали «да!», сопровождая это «да!» широкой улыбкой. На все просьбы, угрозы и упрёки у них был заготовлен универсальный отклик «зачем?». И, наконец, самой популярной фразой без сомнения являлась протяжно-певучая «менедже-е-ер, когда зарплата?». Киргизки, особенно юные, ограничивались уверенным «да». Во-вторых, на всех двадцати объектах я с удивлением обнаружил документальный недокомплект. В семи магазинах работницы швабры и метлы не имели разрешений на работу, в пяти – трудились с просроченными регистрациями, в остальных имелось и то и другое, но с явными признаками фальшивки. Меня обуял животный ужас. Как и все россияне, я часто видел в новостях сюжеты об облавах доблестной миграционной службы. Кадры с перепуганными нелегалами сопровождались угрожающими комментариями фэмээсников о гигантских штрафах, которые они недрогнувшей рукой выписывали недобросовестным работодателям.

– Фигня! – отмахнулся Валерий Вадимович. – Твоя задача (мы быстро перешли на «ты») – обязательное наличие уборщицы в магазине. Понимаешь, по договору, если уборщицы нет в течение пяти часов, «Пятёрка» навалит на нас крупный штраф, а то и сам договор разорвёт. Это пострашнее ФМС будет. Кстати, из-за твоего предшественника, Шарапова, мы так потеряли объект на Охте. Документы, конечно, тоже важны. Ты занимайся, устраняй недостатки. На то ты и менеджер. Не забывай с директорами магазинов поддерживать дружеские отношения. Они часто своему центральному начальству ябедничают. А это опять же – потенциальная потеря объекта. Усвоил?

Спустя неделю, я понял, почему клининговая компания уделяет так мало времени непосредственно клинингу. Совсем скоро я перестал обращать внимание на чистоту полов, полок и холодильников. Главное – это оказаться победителем в увлекательной каждодневной игре: «Найди узбечку». Уборщица могла не выйти в свой магазин по разным причинам. Она могла заболеть, устать, проспать, попасть по дороге в цепкие лапки охочих до небольших, но приятных взяток милиционеров. Да, в конце концов, просто не выйти без объяснения причин. Азия-с, однако! И хорошо, если тревожный звонок раздавался вечером предыдущего дня! Нередко, меня будил утренний перезвон:

– Менедже-е-ер? Это Гуля. Я заболель…

– А кто работать будет?

– Не знай. Я заболель…

В большинстве случаев болезнь оказывалась мнимой. Уже через день, еле ворочавшая языком по телефону Гуля или Зуля посвежевшая и отдохнувшая практически на смертном одре, бодро размахивала метёлкой под строгим присмотром директрисы очередной «Пятёрочки». Но это всё потом, а пока, в семь часов утра мне предстояло за короткое время отыскать замену. Под недовольное ворчание разбуженной жены, я вооружался записной книжкой и начиналось…

– Диля? У тебя сегодня есть работа? Не хочешь выйти на халтуру в «Пятёрку» на Гражданском? Спина болит? Ну, выздоравливай!..

– Коноатчон? Это Андрей Александрович. Как какой? Забыла? В Озерках, помнишь, неделю назад у меня работала? Твой телефон мне Ойгуль давала. Вспоминай, вспоминай! Вспомнила? Ай, молодец! За наличные в «Пятёрку» пойдёшь? Когда идти? Да прямо сейчас. Встала, причесалась и вперёд! У мужа спросишь? Ладно, перезвони…

– Севара? Нет? А кто? Инобат? А где Севара? Спит? А ты кто такая? Сестра? Слушай, сестра, деньги нужны? Пятьсот рублей. Сразу, наличными. Какая работа? Ерунда, лёгкая! Магазин убрать, полочки протереть. Нет не долго, всего 12 часов. Да перестань ты! Я договорюсь, тебя на полчаса раньше отпустят…