Текст книги "Осколки Прошлого"

Автор книги: Андрей Лавригин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

– Так значит Грег, был... из этих. Он наркоман?

– Удивительно, но да. Обнаружены следы многократного воздействия пси-силой на многие рецепторы. Их искусственное возбуждение, при должном опыте и знаниях, могут выделять от всем известных эндорфинов и прочих эндогенных опиатов, до более редких в организме веществ-психоделиков. И это не считая прямого воздействия пси-силой на мозг и насильное перестроение нейронных связей.

– Но ведь он же воспитывал Артура. Да, мальчик немного дикий, полный букет комплексов, но в целом психически здоровый ребенок, с более-менее адекватной картиной мира. Но если Грег наркоман, и вел себя... своеобразным образом, этого не могло бы случиться.

– Боюсь, я не знаю ответа на этот вопрос. Возможно, он умел хорошо себя контролировать. Но это еще не все. Мы очень долго изучали мозг Грега, и нашли там многочисленные следы внешних воздействий. Нет, нет, это не связано с его зависимостью. Я уверен – он сам все это делал. Он очень мастерски стер часть своей памяти, а остальное зашифровал, ты представляешь? Притом так хитро, что при попытке расшифровки, все данные спутались в полную кашу. И это уже в мертвом мозге! Мы теперь не можем сказать о его жизни практически ничего, кроме отдельных незначительных деталей. Например, мы знаем его любимый цвет.

Алан усмехнулся.

Во мне вскипела жгучая ненависть. Да как они смеют! Препарировать Грега словно лягушку! А эта сволочь еще и смеется!

– Единственная важная вещь, которую мы смогли понять, это то, что он постоянно экспериментировал со своим разумом. Мы нашли следы многочисленных перестроек и связей, которые не могли сформироваться естественным путем. И эти его эксперименты с собственной головой развили в нем еще, как минимум, две личности. И одна из них, позже, была искусственно стерта Грегом. При этом совсем уж изуверским способом – были буквально выжжены целые комплексы нейронов. Он экспериментировал с собственным разумом, как с лабораторной мышью. Только зачем?

– Жуть берет. Я изучала историю психологии и то, что ты описываешь, похоже на две древних болезни – раздвоение личности и шизофрению. До открытия псионики такое случалось с людьми. Таких принудительно лечили в психиатрических больницах. Но зачем идти на такое добровольно?

– Похоже, он жил отшельником около тысячи лет. Разумом он остался в прошлом, в той самой Великой Депрессии. Возможно он искал ответ... Наверное, мы этого никогда не узнаем.

– Но как к нему тогда попал Артур? То, что ты мне рассказал, только убеждает меня в мысли, что Грег вполне был способен на преступление из-за своих проблем с рассудком.

– Неизвестно... Но знаешь что? Наверное, все-таки хорошо, что он умер, пусть и непонятно отчего. Артуру было бы опасно жить рядом с психопатом.

Они говорили о чем-то еще, но я уже слабо понимал. Я просто прислонился спиной к стене и сполз по ней.

Они говорят, что Грег сумасшедший. Они говорят, что он опасен. Но это же... Неправда? Может быть, он и был иногда груб или странен, но он воспитал меня. В одиночку, когда весь мир, включая родителей, отвернулся от меня... Эти чертовы... садисты, копались в голове моего... моего...

Я встал и пошел к двери. В горле застрял ком, мир вокруг отчего-то стал размытым, а в груди заворочалось что-то тяжелое. Обиженное. И злое.

Я отодвинул задвижку и распахнул дверь. Она с силой хлопнула о стену. Эти двое вздрогнули и повернули головы на меня. Но я смотрел только на Алана... Это... отродье еще пожалеет о сделанном. Его тупое лицо выражало удивление.

– Ты не имеешь права так говорить о Греге, – прохрипел я.

Я бросился на него. Ударил его по лицу, ногтями другой руки вцепился в щеку, пнул по ноге. Я что-то кричал. Кричал так громко, что болело горло, но я не слышал своего голоса. Я продолжал бить и бить эту тварь что есть сил.

Вокруг все было так размыто, будто я смотрел на мир из-под воды... Соленой воды. Но я не обращал на это внимания. В голове была только одна мысль – надо сделать ему как можно больнее.

Я хотел ударить его еще раз, как вдруг в глаза ударила яркая фиолетовая вспышка, и меня с силой отшвырнуло к стене. Громко хрустнули доски... А спину пронзило острой болью так, что я вскрикнул. Резко заболела голова, создавалось ощущение, что мне в мозг вонзили сверло. Очень, очень больно. Очень, очень обидно.

Сквозь весь этот поток чувств, я еле расслышал как диким голосом вскричала Лил:

– Прекрати, Алан!

Теперь боль разлилась повсюду.

– Ты трусливый шакал! – будто сквозь вату раздался голос Лил.

Треск, звон. И боль сразу ушла. Я закрыл глаза – ничего не хочу видеть, ничего не хочу чувствовать. Я хочу умереть прямо здесь и прямо сейчас...

Ко лбу прислонилась чья-то легкая и мягкая рука, и я почувствовал, как меня наполняет что-то теплое. Боль ушла и мне вдруг захотелось спать...

– Этот... этот... я не хотел... я просто оттолкнул его... я испугался, – раздался, будто издалека чей-то дрожащий голос, – Это не произвольно, Лил, я не хотел, ты знаешь, я никогда... Никто никогда...

– Убирайся отсюда немедленно!– страшно зарычала Лил в сторону дрожащего голоса. – Сей час же выметайся вон!

Сон сразу сошел на нет. Вместо него внутри прорвалась плотина, и меня затопил дикий страх. Да они просто звери! Они могут меня... как надоедливую муху... просто прихлопнуть, препарировать, как лягушку. И я ничего... ничего не смогу сделать.

Внутри будто развернулась тугая пружину. Я быстро попятился подальше от этой обжигающей руки, от этого злого голоса. Вдоль стены, быстрее, еще быстрее. На ходу развернулся...

Она нависала надо мной.

– Артур, не бойся... Тебя никто не обидит, – произнесли ее губы мягким голосом.

Горящий опасным багровым пламенем силуэт протянул руку в мою сторону. Она может убить меня, просто подумав об этом. Как таракана! Эти сволочи...

– Это вы! Вы убили его! – крикнул я.

Дикий страх, отчаянная ненависть – все смешалось во мне. Защититься... Нет! Ударить!

В ее теле вдруг разорвался сгусток тьмы. Пламенный силуэт пошатнулся, но его багровый огонь быстро залатывал темную дыру.

– Артур, как ты... – охнула Она, оперившись на стену.

Я не стал ждать. Ноги путались, заплетались, но я, насколько мог быстро, вскочил и бросился к выходу. Кинул в Нее первое, что попалось под руку, и вырвался через главную дверь на свободу.

– Артур, подожди...

Звук Ее голоса будто воткнул раскаленную иглу между лопаток. Я бросился наутек.

Ноги будто горели. Внутри бушевал настоящий шквал чувств, но сильнее всего был страх. Он толкал в спину, подгонял меня жгучей плеткой. Я боялся оглядываться, подчинялся ему – и бежал, что есть сил.

Бежал очень долго, пока не рухнул без сил в каких-то кустах. Я заполз поглубже, и сел лицом к дому, чтобы заметить Ее приближение.

Вокруг было так тихо, что единственное, что я слышал – неистовое биение моего сердца.

Я пытался отдышаться и все время со страхом смотрел вперед. Я боялся, что между деревьями вот-вот замаячит объятый багровым пламенем силуэт. Но ничего не было видно. Я убежал так далеко, что фон пси-сил леса не давал мне рассмотреть дома.

Я один.

Болело в груди, дыхание давалось с трудом, и я без сил опустился на землю, прислонившись спиной к ближайшему дереву. Я не мог больше бежать, но страх остался. Постепенно, он уменьшился в размерах, сжался, и спрятался где-то в районе солнечного сплетения, но не исчез.

Этот... просто взял меня, как щенка, своей силой. И так может любой! Любой другой человек сделать со мной, и я ничегошеньки не смогу с этим поделать. Чертов мир, который сделал меня беспомощным инвалидом, зависящим от милости других людей!

Мир обернулся ловушкой. Огромной закрытой банкой, в которой барахтаюсь маленький я, а за ее стенкой они... Смотрят на меня, выжидают. Изучают.

– Не дождетесь! – прошептал я про себя. – Не дождетесь, не дождетесь.

Они же вообще меня не понимают! Ни меня, ни Грега! Да и не хотят понимать! Грег психопат? Да он никогда бы там со мной не поступил, как эти... эти... Ненавижу!

В голове внезапно ярко вспыхнула старательно забытая мною картина – трясущаяся от ударов дверь хлипкого сарая и срывающийся в визг окрик Грега за ней: «Выходи, грязная крыса!».

Нет, нет, нет! Я помню совсем другое!

Я резко встал и пошел глубже в лес. Откуда только силы взялись?

И я снова шел, не разбирая дороги, не зная, что чувствую, не зная, что делать дальше. Я был уверен только в том, что обратно я не вернусь. Я уйду в лес. И черта с два они меня там найдут!

На глаза попалось семейство крупных белых грибов. Недолго думая, я разогнался и пнул под шляпку самый большой из них. Шляпка улетела в густые кусты. А я, молча и сосредоточенно, начал вытаптывать все остальное семейство. Я чувствовал, как грибы с влажным хрустом ломаются и лопаются под моими ногами. Не чувствуя жалости, я без пощады вдавливал их как можно глубже в мягкую почву. Пахнуло землей и сыростью.

Распинав остатки грибов по всем кустам вокруг, я почувствовал злостное удовлетворение.

Я осмотрелся, пытаясь найти, чего бы еще мне уничтожить. И только тут до меня дошло, куда я прибежал, не разбирая дороги.

Рядом, на ветке дерева висел, оставленный мною браслет. И вплавленный в него кристаллик мерно мигал, живущей внутри тусклой звездочкой.

Ну нет!

– Черта с два тебе, тупая белобрыска! – проорал я лесу, сдернул браслет с ветки и швырнул его как можно дальше от себя. Он ударился о ближайшее дерево и упал в траву. Проклятая звездочка в нем не думала гаснуть.

Силы снова покинули меня так же, как и появились. Я сел прямо на землю и обхватил колени руками.

Время будто замедлило свой бег. Тихо шепталась о чем-то между собой листва, и звонкий голос незнакомой пичуги вплетал в ее шелест серебристую мелодию. Ветер тихонько поскрипывал ветвями деревьев. Так было в лесу всегда. День, месяц... год назад. И если закрыть глаза, можно было подумать, что я вернулся в прошлое. Просто вышел погулять по лесу – там, далеко в Сибири, около дома Грега. Моего дома. Можно было думать, что он еще жив, и что можно пройти обратно через лес и вернуться к нему. Послушать одну из его интересных историй. Или попросить объяснить непонятное место в книге или в недавно увиденном фильме.

Я, робко надеясь непонятно на что, открыл глаза и первое что увидел – это уничтоженное мною семейство грибов. Клочья шляпок беспощадно утоплены в землю, а их сдавленные ножки сиротливо раскиданы вокруг. Я отвел взгляд.

И старался больше не смотреть в ту сторону.

Попробовал силой мысли пошевелить сухую веточку вблизи меня. Сосредоточился – ветка чуть колыхнулась, будто под легким порывом ветра, и замерла. Я тяжело выдохнул. Сложно для калеки...

Мне вдруг почудился голос Грега:

– Ты никудышный псионик. Ничего не хочешь понимать. Читай хоть книги, не совсем бестолочью вырастешь...

Из глаз вдруг сами собой полились слезы. Я не хотел плакать, но они не слушали меня, продолжая стекать по щекам.

Я засвистел. Получалась грустная мелодия, сложная и очень музыкальная. Так красиво и мелодично у меня не получалось ни разу. Я не чувствовал радости от этого, но страх меня отпускал, уходила ненависть. Вместо них пришла печаль.

Странное, непонятное чувство. Почему? Ведь я больше не вернусь туда. Я снова свободен... В груди остро закололо, а в горле застрял ком. Но я продолжал свистеть свою новую песню. Мелодия лилась сама, и мне не стоило никаких усилий, чтобы продолжать творить ее.

Откуда-то слева мне начал вторить красивый птичий голосок. Он вплетала в мою музыку новые нити, новые узоры. И от этого плакать хотелось еще больше.

Так мы и пели дуэтом – мой свист, ее щебет...

Пока меня не нашла Лил.

6 месяцев ПОСЛЕ старта «Пилигрима», Выставка «Блики Солнца»

На ватных ногах я преодолел холл и выпал наружу, в объятия людского гомона и хаоса ярких красок внешнего мира. Старался, и никак не мог надышаться свежим воздухом. Сердце часто бухало в груди, а отголоски недавнего скандала с Лорой набатом отдавали в памяти. Какой же я идиот...

Ковыляя и шатаясь, словно пьяный, я с трудом одолел лестницу ведущую вниз. Мысли были под стать окружению – такие же буйные, хаотичные, такие же неприятные.

Надо спрятаться где-нибудь подальше от всего этого, отсидеться, успокоиться. На глаза попался один из здешних мини-парков. Залезу повыше, в саму густую крону...

Продираясь сквозь бесконечные потоки людей, я старался не смотреть по сторонам. Но один раз меня будто укололо что-то, и аккуратно осмотревшись, я заметил мужчину в компании подростка – моего сверстника.

Мужчина показался смутно знакомым. Похожий на учителя, какими их показывали в древних фильмах.

Я заметил, как он, только раз взглянув на меня, сразу мысленно с кем-то связался. В сторону Сервера полыхнула темно-зеленый разряд мыслеобраза. Совпадение... скорее всего. Паранойя в голове разыгралась не на шутку, и мне стало неприятно.

Я натянул капюшон и, ускорив шаг, поспешил углубиться в однотонное темно-синее спокойствие мини-парка.

...через минуту я уже удобно разлегся на ветке дерева, защищенный со всех сторон его приятно пахнущей кроной. Я сдернул с головы капюшон и всмотрелся в просвет между листьями – по небу мерно плыли белоснежные облака. Шум Выставки, нимало не утихший, отсюда казался не назойливым, а наоборот – умиротворяющим.

Здесь меня никто не беспокоил, и можно было, наконец, прийти в себя. Можно было забыть и Лору, и эту чертову вспышку гнева, которая выставила меня идиотом. Эмоции потихоньку замедляли свою неприятную круговерть. Я любил быть один...

Жаль, что долго отдыхать судьба мне не позволила – вскоре, снизу меня окликнул знакомый голос. И я соврал бы, если сказал, что не рад ему.

– Эй, лентяй! Слезай давай! – крикнула Лил.

Ну и слава богам. Может я и трус, но в таком месте, с Лил мне было проще. Я поспешил слезть со своего синего растительного прибежища.

– Я могла бы, и сама догадаться, где тебя искать. – иронично сказала Лил, пока я торопливо слезал с дерева.

Она указала в просвет между деревьями, там отчетливо виднелась вывеска – "Музыка".

Меня передернуло от вида этой надписи.

– Почему ты сам со мной не связался? Зря мы с тобой учимся?

– Лил, я занятой человек и мне надо решать свои торговые дела. Нужно было сбыть излишек товаров, а на складе как раз завалялся запас твоих нравоучений.

Лил недобро усмехнулась. А потом больно ущипнула меня за щеку. И ведь я готов был к экзекуции, но Лил всегда была в этом непредсказуема.

– Было грубо. Контролируй себя.

– Извини... У меня возникла не очень приятная ситуация, – признался я, потирая щеку.

– Что случилось?

Я посмотрел Лил в глаза и понял, что поспешил со своим признанием. Делится своим провалом сейчас... мне совсем не хотелось.

– Ммм... Давай позже. Выставка же! – нарочито увлеченно сказал я.

По прищуренным глазам Лил, я понял, что вряд ли мне сейчас удастся отвертеться.

Помощь пришла неожиданно:

– Лил! Какая встреча! – раздался мужской голос.

К нам подходил тот самый "учитель" с парнем, которых я видел десять минут назад.

– Вим? – Лил не скрывала радости в голосе, – Как я рада тебя видеть!

И она бросилась к нему в объятия. Вся ее деловитость улетучилась мгновенно. Я же торопливо натянул капюшон на голову. Эта парочка нравилась мне все меньше и меньше. Еще и Лил... ведет себя как девчонка.

Вим тепло поприветствовал Лил. Они явно были хорошими друзьями... Или?.. Почему Лил никогда мне не рассказывала об этом типе?

Лил неожиданно осеклась, и несмело покосилась на паренька стоящего рядом. Будто впервые его заметила.

– Вим, мы не помешали... работе?

Светловолосый парень сначала обиделся, непонятно, правда, на что. Но через секунду вдруг расхохотался.

– За кого вы меня принимаете? – парень неожиданно подмигнул мне, – Неужели похож?

Я отвел взгляд. А Лил отчего-то покраснела:

– Извини, я не хотела... Думала, что...

– Лил, это мой сын, Генрих.

– Приятно познакомится, – парень протянул Лил руку, а затем покосился на меня, – А ваше имя, таинственный сударь?

Лил положила руку мне на плечо. Видимо, чтобы я не удрал. Как бы то ни было, ее поддержка была очень кстати.

– Артур, – тихо сказал я, – Приятно познакомится.

Мы пожали друг другу руки. Черт...

– Рад познакомится, Артур, – сказал Вим, – Лил о тебе много рассказывала.

– Да?..

– Может, пойдем прогуляемся вместе?– предложила Лил.

...я и Генрих шли позади оживленно болтающих Вима и Лил. Мы опять влились в круговерть оживленной толпы. Сверху ослепительно сияло Солнце, и мне уже стало не хватать привычной защиты капюшона.

– Вы скрытный человек, господин Артур, – парень был самим позитивом, я не любил таких, – Как вам Выставка?

Он что издевается? Ореол силы, окутывающей его тело, начал неприятно зеленеть. Но отвечать что-то надо, я видел, как Лил навострила уши. Если начну отмалчиваться, она мне это припомнит...

– Я пока был только в "Музыке"...

– О! Мы как раз туда шли, когда папа заметил тебя. И как там? Интересно?

– Да.

– Обязательно, зайду. Знаешь, я музыкант – играю на барабанах...

Генрих начал рассказывать про свою, как он выразился, "кухню". Похоже, он увлекался этим всерьез, потому что сыпал названиями совершенно неизвестных инструментов. Но потом принялся рассуждать о теории ритма, и я почувствовал себя на своем поле. Парень был неплох в этом...

– А ты играешь на чем-то? – спросил Генрих.

– Я больше композитор.

– О... – уважительно протянул он, – В каком жанре?

– Мистический реализм, – ответил я неохотно.

– Ммм... А, кажется, вспомнил... Это то, что играет "Ансъюнмер"?

– Что-то вроде... – я поморщился от такого сравнения, но пускаться в объяснения не стал.

– Скрытный ты... – он пихнул меня в плечо, и я дернулся от неожиданности, – А какая у тебя специальность?

Послала судьба собеседничка... И что ему неймется?..

Лил, будто почувствовала мое состояние, на секунду отвлеклась от разговора с Вимом и обернулась ко мне. Мне вдруг пришел ее мыслеобраз – она показала мне ауру Генриха. Судя по картинкам в учебнике – парень был искренне заинтересован и вполне доброжелателен.

Спасибо, Лил...

– Инженер энергетических систем, – ответил я уже спокойнее.

Генрих продолжил засыпать своими вопросами, но теперь я уже был не так раздражен по этому поводу.

Мы разрезали разноцветную толпу, мерно прогуливаясь по площади.

Почему в этом городе так любили синий цвет? Даже камень, которым вымощена площадь – полупрозрачный, глубокого синего цвета. Внутри него прятались застывшие пузырики, линзы, маленькие каверны, в которых тускло играли солнечные блики.

– Мне папа сказал, это вулканическое стекло, – заметив мой интерес, сказал Генрих, – красиво, правда?

...Цель нашего путешествия от меня ускользала, пока мы не остановились у пятиэтажного здания – великана по здешним меркам – с вывеской "Физика".

– Спасибо, что проводил нас, – обратилась Лил к Виму.

– Не за что. В конце концов, мы действительно давно не общались. Вживую, по крайней мере.

Лил разулыбалась.

– Давно стоило! А ты постоянно уклонялся...

– Лил... – Вим обезоруживающе улыбнулся, – Кстати, советую вам посетить лекцию Олега. Помнишь его?

– Олег Микояно? Да, но...

Между ними вдруг быстро замелькали разряды мыслеобразов, и Лил через секунду согласно кивнула.

– Да, думаю, это будет нам полезно. Артур, ты не против?

Я передернул плечами.

– Нет.

– В таком случае... – мерно начал Вим.

Мы распрощались с доброжелательной семейкой и взошли по ступенькам желто-зеленого здания-гиганта и вошли в холл.

...было шумно. Наглядный показатель того, что наука сейчас гораздо востребование искусства. Холл при входе здесь шире, украшен старательнее, а уж людей... Группами и по одному, они ходили между многочисленных дверей, создавая сутолоку и суету похлеще, чем на площади.

Когда же это все закончится... И даже то, что я сам попросил Лил посетить лекцию Дианы Гордон – одного из ведущих физиков Солнечной – сейчас мало меня грела. Планировать и фантазировать хорошо... а вот реальность обычно получается менее приятной.

Тем ни менее, отступать было некуда. Мы с Лил немного поплутали по местным аудиториям: ныряя из одной группы в другую; окруженные бесчисленными разговорами; ведомые пси-образами указателями... Мы в конце концов нашли нужный лекторий – просторную залу с колонами в древнем стиле. Намек, на Древнюю Грецию?

Сколько же сил потратили на перестройку это здания? Я знал, что в обычное время – в этом здании находилась главная "штаб-квартира" городской администрации.

... мы аккуратно прокрались на свободные стулья, рядами окружающих небольшую трибуну около задней стены зала. К началу лекции мы не успели...

...знаем 17 слоев подпространства, – вещала Диана, – И вот что удивительно, во всех них присутствует, так называемая, псиэнергия. Характеризующие ее константы – постоянная Фридриха, число Тортена и пси-квантовая композиция – изменяются лишь в пределах погрешности наших приборов.

Напомню, все остальные физические константы, характеризующие поля нашей Вселенной, изменяются чрезвычайно сильно, вплоть до нелепых, с нашей точки зрения, значений. Отрицательная гравитационная постоянная в четвертом слое, тому пример.

С одной стороны, это нам на руку – мы можем защищаться от условий слоев с помощью кристаллов... которые абсолютно нормально в них функционируют... и без особых проблем исследовать миры, лежащие в этих слоях. С другой стороны это поднимает вопрос о всеобъемленности пси-энергии как таковой. Если ее законы не изменяются в подпространствах, значит стоит пересмотреть наши взгляды на устройство вселенной и признать, что ее основы – вовсе не те, что нам казалось раньше. Сейчас, я попробую кратко изложить теорию разрабатываемую Институтом Физики Пространства последние полгода.

– Скромничает, это практически чисто ее теория – расслышал я, шепот мужчины рядом со мной.

Дальше мне слушать не хватало знаний – Диана сыпала терминами в таком невообразимом порядке и сочетании, что у меня ум за разум заходил.

Однако, кое-что я понимал – она в основном вела речь о модели Вселенной с учетом предполагаемого бесконечного количества подпространств, а также о возможном начале и причинах создания такой конструкции.

В зале в это время стояла немая тишина – здесь в основном собрались специалисты, и случайных людей было мало – таких было сразу заметно по скучающему или ушедшему в себя взгляду.

Те, кто понимал Диану, большую часть времени кивали на некоторые ее реплики. Но иногда, то тут, то там поднималась голова и смотрела на нее так, будто она несла полную чушь. Я предсказал, что после того как Диана закончит, здесь начнется такая говорильня, что дай Бог до завтра они закончат.

Диана завершила свою лекцию пессимистично:

– К сожалению, многие положения теории мы сейчас не можем проверить. Единственный инструмент... – на последнем слове Диана на секунду замешкалась, – Единственный кристалл, с помощью которого мы можем пробраться в другие слои, сейчас находится за пределами Барьера. А новые... мы вырастим не раньше чем через полтора года. Так что исследования подпространств сейчас находятся в ступоре, и большей частью мы обрабатывают материал, полученный до отлета "Пилигрима". Нам остается только строить теории и ждать.

Как я и предсказывал, когда она закончила, на уши встали практически все. Псиэфир просто разорвало от обилия молний между участниками обсуждения. Было похоже, будто я попал в центр грозы. При этом в лектории стояла относительная тишина, лишь изредка нарушаемая восклицаниями вроде: "Какого черта?!", или "Я 600 лет занимаюсь физикой, а вы мне тут...". Так что мы с Лил поспешили уйти.

... Лил повела меня на следующую лекцию, которую рекомендовал Вим. Я не очень любил социологию, да и вообще гуманитарные науки. Но Лил была неумолима:

– Тебе будет полезно. Я тебе про этот период рассказывала только вкратце. Подробно он дальше в программе... Но Вим уверил меня...

И она потащила меня, сквозь надоевшую уже толпу к зданию "Социологии".

Атмосфера здесь была совсем другая. Залы скромнее, людей гораздо меньше, разговоры спокойнее, тише... Но заумней и нудней во сто крат:

– ... приказ КСПР о дополнительном наборе смежников...

– ...реформа образования в долгосрочной перспективе послужила отягчающим фактором для развития...

– ... из-за преодоления Барьера сейчас разворачивают программу поиска новых социоников. Для их обучения, возвращают из отставки...

Лил покосилась на последнего говорящего, и даже замедлила было шаг, но потом снова целеустремленно потянула меня вперед.

Я бы соврал, если сказал, что понимаю, о чем вся эта болтовня.

С другой стороны... Время, которое я обязан был провести на этом празднике жизни, потихоньку истекало и мне, в общем, почти все равно куда идти. Единственное что надо было успеть по-настоящему – это посетить музей современного искусства.

Мы миновали множество аудиторий... "Докосмическая эпоха", "Начало Империи", "Серая Эпоха" и так далее по все периодам истории. Дальше были видны: "Начало постБарьерной Эпохи", "Закрытая Эпоха", "Открытое Время"...

Именно туда мы и стремились, обходя многочисленных прохожих, и группы толкающую свою историко-социологическую заумь.

Но до конца мы не дошли – около двери с надписью "Черный Миллениум" мы опять повстречали Вима. На этот раз он был без своего сына и разговаривал с высоким стариком со всклоченными волосами.

– ... потому что период Возрождения это заблуждение, – говорил старик, – Комитет привил чрезвычайное самомнение людям, вместо, того, чтобы помочь людям сделать синтез. И именно поэтому я расширяю период Великой Депрессии до начала Венерианской Чумы и утверждаю, что именно он был самым опасным периодом в истории человечества. Но в школьной программе Депрессии уделяют преступно мало внимания, больше акцентируясь на Венерианской чуме. Да, конечно, разрушение инфраструктуры и биосферы, гибель миллионов людей – это серьезное событие. Но почему-то никто не видит того, что Чума послужила лекарством – целительной пощечиной для погрязшей в истеричном самомнении цивилизации.

Этот старик, не смотря на всю энергию, которую он излучал, все-таки больше походил на историка. Может быть, дело в его общем выражении лица, а может быть просто из-за черной туники, его легко было представить в пыльном архиве, окруженного со всех сторон папирусом и древними фолиантами. Только его энергичные, резкие движения заставляли сомневаться в этом впечатлении. И в этом – он очень походил на Вима.

– Не слишком ли ты категоричен? Последние отголоски Депрессии затухли за двести лет до Чумы... – сказал Вим.

– Какой ценой? У Комитета получилось только привить излишнюю самоуверенность людям – и это было ошибкой. Болезнь не излечилась, а ушла в подсознание общества. Я уверен, что даже Комитет был ей подвержен. Я замечал это еще тогда, а сейчас по прошествии тысячи лет совершенно уверен, что был прав. Ты думаешь, почему Общество Знающих начало потихоньку возрождаться в то время? Напомню, от окончания Великой Депрессии прошло двести лет...

Судя по его виду, старик – "историк" – действительно мог застать этот период истории. На вид ему было никак не меньше тысячи двухсот лет. Но его позиция... Катастрофу масштабов Солнечной воспринимать как лекарство?

Мы подошли поближе.

– Привет, Вим! – поздоровалась Лил.

– И снова здравствуй.

"Историк" недовольно глянул на нас, а потом его взгляд задержался на мне. И его дальнейшая реакция мне совсем не понравилась.

Нет, поза его осталось прежней, даже показалось, что он чуть расслабился. Но вторым зрением я увидел, как ускорился энергообмен в его теле, линии силы переплелись в сложный узор, а в будто напоказ открытой и расслабленной ладони, начала собираться энергия.

Мне была очень хорошо знакома эта картина, и я отшатнулся от этого "историка" подальше.

– Артур? – слегка удивленно спросил Вим.

Я не ответил, с ужасом наблюдая, за пульсирующим шаром энергии в ладони "историка". Я сделал еще один шаг назад. Вим видимо перехватил мой взгляд, потому что между ним и этим стариком промелькнула целая вереница молний-мыслеобразов и линии сил внутри "историка" сразу успокоились, свечение в районе ладони погасло.

– Извини, парень, что напугал. Это старые рефлексы из моего не очень приятного прошлого. А твой... наряд – "историк" окинул взглядом мою черную ветровку, – кого угодно может ввести в заблуждение.

Тугая пружина в моей груди стала туго сжиматься обратно, и я попробовал успокоиться.

А "старик" продолжил:

– Умеешь видеть псиэфир? Редкий, редкий дар... Не утолишь мое старческое любопытство?

Я напряженно кивнул. Эти двое нравились мне все меньше и меньше. Между ними так и скакали зеленые разряды – явный признак мысленного разговора. И скорее всего он шел обо мне.

– Вот что я сейчас делаю? – спросил "историк".

Линии сил в его теле переплелись в сложный узор, сконцентрировались сначала в районе груди, а потом сосредоточились сразу в четырех местах. Да он неплохой псионик...

– Вы лечите правую почку, и зачем-то левое полушарие мозга... Притом делаете это напоказ. Еще малую часть энергии направляете на бедра, и продолжаете держать "предпусковую" концентрацию на правой руке. Вокруг вас выстроена сильная защита от обычного сканирования.

"Историк" изобразил восхищение.

– Тонко!

– Еще вы продолжаете постоянный мысленный разговор с... Вимом. Я прав?

– Тонко... Да, да... Извини, мы по работе, – "историк" ни мало не смутился, – Однако, не каждый Видящий может замечать такие детали. Меня зовут Олег.

– Очень приятно, – соврал я, – Артур.

Олег на мою интонацию ни мало не обратил внимания, кивнул мне и, как ни в чем не бывало, продолжил свой разговор с Вимом.

Лил, все это молча стоявшая рядом, положила мне руку на плечо.

Я, не оглядываясь, умудрился обратиться к ней через мыслеречь:

– Если это Олег Микояно, то я не пойду к нему на лекцию.

Чтобы Лил сейчас не сказала, к нему она меня не затащит. И я обращаясь, к этой опасной парочке сказал вслух:

– Вим, Олег, очень приятно было с вами встретиться, но я думаю, нам пора.

Я фамильярно взял Лил за руку и поспешил ретироваться, потащив ее за собой. Сейчас, мне уже было плевать, что они там обо мне подумают, гораздо важнее убратся от "историка", да от "учителя" тоже, как можно дальше.

Мерзкий людской водоворот изрядно опостылевшей Выставки встретил меня с распростертыми объятиями...

****

... Лил предложила немного прогуляться по Городу и перекусить где-нибудь.

– Предлагаю сделать небольшой крюк, и зайти в кафе... Тут недалеко. После таких приключений не мудрено проголодаться.

Я послушно кивнул. Мне было уже все равно. Что так, что эдак, меня похоже везде ждали сплошные неприятности.

Через пару кварталов, мы свернули в сторону от людского потока, который чем ближе к центру, тем гуще становился.