Текст книги "Осколки Прошлого"

Автор книги: Андрей Лавригин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

– Скажите, Стив, почему историки так мало знают о начале Венерианской чумы? Много людей за полдня до начала, улетели на флаерах в Жемчужину. А в Лагере были Марта со Стэном, которые знали практически все.

– В столовой Лагеря был маленький гиперпортал в кофейню, прямо в центр Родеанской Жемчужины. Про него просто все забыли... Артур, город был полностью стерт псиазами с лица Венеры. Никто не успел, да и не смог бы что-то рассказать.

Я, не прощаясь, обрубил мыслесвязь со Стивом. Медальон качнулся влево. Замер на мгновение в полете и стал падать обратно.

Все кого я знал из того времени – погибли. Они жили, а потом умерли – все просто.

Я смотрел, как отражаются лучи предзакатного солнца от блестящей поверхности медальона. Влево, вправо. Влево...

Левой руке вдруг стало тепло, будто на нее пролили теплый кисель. Я глянул в ее сторону – царапины на руке начали кровоточить. Кровь заливала руку, а затем срывалась прямо на постель. Я перевел взгляд обратно на медальон.

Влево... Пауза... Вправо... Я вглядывался в пульсирующую звездочку в кристалле. Что я хотел увидеть в ней?

Я рывком поднялся и, не обращая внимания на капающую с руки кровь, подошел к кристаллу Общего Вещания. Обвязанный вокруг правой руки медальон, тихо покачивался на своей цепочке. Я послал ключ-код, и передо мной развернулась сеть Эфира.

Лора была права – сеть гудела. С момента публикации прошла неделя, а люди до сих пор обсуждали ее и обсуждали. От хаоса их бессмысленных разговоров в висках начало пульсировать болью от плохо сдерживаемой неприязни. Я зашел на Портал Центрального Исторического Института. Датированная неделей назад, в последних новостях, была, даже не статья – краткая заметка:

"Недавно Институт получил в свое распоряжение информацию позволившую реконструировать события, послужившие началом Венерианской чумы <ссылка>.

Краткая историческая справка: в 4105 году от С.Б., Научно-Исследовательская экспедиция Љ473 «Око» <ссылка> проводила исследования Венерианских пси-патогенных аномалий <ссылка>. Через три года после начала работ (4107 г. От С.Б.) аномалии внезапно начали взрывообразный рост, породив т.н. псиазов <ссылка>. Их распространение привело к началу Венерианской Чумы<ссылка>, и массовую гибель населения Венеры. Причины возникновения Чумы была до этого момента неизвестна.

Институт получил в свое распоряжение материалы (источник пожелал остаться анонимным) проливающие свет на эту загадку".

И далее сноска: "Реконструкция причин возникновения Венерианской чумы". И выбор между двумя ссылками – текст или эмообраз.

Я перешел по последней ссылке. Справочная система отреагировала:

– "Ссылка на эмообраз доступна только для граждан достигших возраста 300 лет".

Я выбрал текст и принялся читать, не замечая, как на моей любимом лиственном ковре набралась уже изрядная лужа крови.

Потихоньку я начал закипать от бешенства.

Текст был короток, и в нем в общих чертах, сухим, казенным языком было описано все, чему я стал свидетелем в Лагере. И все имена заменены фамилиями, псевдонимами или указаниями должностей. И за ними, как за схематичным карандашным чертежом, не было видно ничего. Ни личности, ни души, ни жизни.

У меня пуще прежнего запульсировало в висках. Не дочитав, я со злостью обрубил контакт с сетью.

"Но разве ты не думал точно также, весь этот месяц?" – предательски зазвучало в голове, – "разве ты не хотел, забыть все. Забыть Марту, Стэна, Марка... Грэга... Неужели ты хотел забыть о своей матери?"

– Маме... – поправил я себя вслух.

Из глаз неожиданно потекли слезы.

Я не мог все так оставить. Не мог отдать их память на растерзание своре бесчувственных бюрократов.

Я резко встал, и чуть было не поскользнулся в луже собственной крови, натекший из разодранной руки. Я попытался залечить глубокие царапины, но они открылись только шире, и кровь из них полила ручьем.

Мир вокруг казался мутным от слез, ноги неожиданно ослабели, но в голове вдруг ярко и сильно запульсировала незнакомая мелодия. Отдаваясь тяжелыми набатами в ушах, она повела меня вслед за собой.

Обратно в Лагерь.

Шатаясь и спотыкаясь на ровном месте от переизбытка гормональной дряни в крови, я кое-как добрался до своей аудиостанции. Перед моим внутренним взором развернулся знакомый до последнего штриха узор связей.

В голове звучала музыка. И Она настойчиво требовала выхода.

Тяжелый, мелодичный шторм. Раздираемый в клочья молниями яростный водоворот под давящими тяжелыми тучами. Гром, сотрясающий внутри меня все до последней молекулы.

Все это выплескивалось наружу, через станцию. И создаваемая мною музыка загрохотала теперь и вне моей головы.

Но этого было недостаточно. Мне нужен был инфокристалл.

Я, грубо ломая биопластик и заливая все кровью из разодранной руки, вырвал его из установки. Одним банком памяти в ней станет меньше. Плевать.

Я продолжал вести музыку за собой и одновременно стал скидывать в инфокристалл эмообраз.

Все что я видел там, в кристалле. Все что понял и не смог понять. Пещеру Альвандера, Венеру. Стэна и Марту. Марка.

Музыка плавно менялась, следуя моим душевным метаниям. Следуя за рассказом, которым я наполнял инфокристалл, полным всех моих эмоций, ощущений. Я постарался вложить в него как можно более полные образы всех людей, которые там мне повстречались.

Пришла пора прекратить убегать от себя, Артур. Хотя бы ради людей, которые сделали твою жизнь.

Я вдруг почувствовал сильную слабость. Шум в голове стал перебивать течение музыки, мысли стали путаться. Музыка, звучащая из мой станции стала дергаться, словно проигрывалась заезженной пластинкой.

Я понял, что близок к истощению. Но мне нельзя было терять время, и я начал высасывать энергию откуда только можно, не прекращая при этом творить и музыку, и свой рассказ.

Вторым зрением я видел все источники, и первым по силе был мой ковер. Даже не глядя, во что он превращается, я стал тянуть из него энергию.

В гостиной Лил высаживала цветы, и я высосал их всех до дна. Я стал тянуть энергию из дома, даже не задумываясь, что он может упасть мне на голову. Затрещали стены. Доски одна за другой серели и ссыхались.

Раздался громкий треск, и стену слева от меня рассекла огромная трещина. Через нее бил усталый закатный свет Солнца.

Главное закончить во чтобы то ни стало.

Я подходил к концу. Своей музыкой я пытался рассказать больше, чем ведал инфокристаллу. В конце концов, в нем только история о людях и моих чувствах. Лужа, по сравнению с глубоким океаном музыки, в которую я вкладывал все.

Перед глазами возникла мрачная пещера под низким выщербленным потолком, усеянная камнями. Я подходил к концу своей истории.

Изменилась музыка. Она стала осторожным шорохом. Дуновением робкого ветра в преддверии грозы. Вскоре она разыграется в полноценный, обезумевший от ярости шторм.

Стивен... был кодой для этой части. Я уже не видел реального мира, все было размыто в разноцветную невообразимую мазню от слез в моих глазах. Но это не было истерикой.

Лилиана. Моя мама. На нее я потратил большую часть своих сил и времени. Музыка должна знать. А я должен понять. Это женщина подарила мне все, что сейчас есть во мне.

Грэг. Психопат, убийца. А затем загнанный зверь с обостренным чувством совести. И его последний бег в никуда на протяжении тысячи лет. Я сделал все возможное, чтобы музыка внутри меня поняла его.

И я сам. Испуганный, потерявший себя мальчишка с занесенной рукой для смертельного удара. Я помню тебя.

Кода.

Обессиленный я повалился назад со стула и упал прямо в серую пыль, бывшую некогда моим любимым ковром. Щербатый, выцветший потолок, рассеченный шрамами от моего вампиризма качался над головой.

Дело еще не закончено.

Больших трудов мне стоило встать сейчас. Я путался в тунике, превратившейся от крови в ломающуюся под моими движениями бурую корку. Весь пол был в лужах крови. Я посмотрел на свою руку – царапины исчезли. Будто их и не было никогда. Они сейчас и не нужны мне – мама теперь в моей душе. Трясущимися руками, я надел мамин медальон, который до сих пор был обмотан вокруг моей руки, себе на шею.

На столике станции, теперь напоминавшей место жестокого убийства, сквозь бурые пятна мигал внутренней звездочкой инфокристалл.

Полностью опустошенный, я подобрал его и пошел к кристаллу связи. Пара минут и эмообраз загружен в сеть на тот же самый исторический портал, где я прочитал заметку. Туда же, посомневавшись секунду, я отправил всю написанную только что музыку.

Я не думал о тщеславии. Будь так, я бы предварительно все довел до ума. А сейчас, я даже не слушал, что у меня получилось. Это было неважно. Важно было рассказать всю историю. Чтобы уберечь память дорогих мне людей.

И пусть меня потом за это взгреют хоть все соционики Солнечной, но я поставил ограничение по возрасту в 17 лет. Столько же, сколько и мне самому.

Внутри разливалось странное умиротворение. Все что я смог для них, я сейчас сделал.

Я пошел в гостиную встречать многочисленных гостей. Которые наверняка заявятся в гости. Подозреваю, что такое обильное высасывание пси-энергии обязательно заметят со спутников, и Вим, обязательно с командой, наверняка примчится сюда, как только узнает. Могут вообще заподозрить повторение Венерианской катастрофы.

Гостиная выглядела ничуть не лучше моей комнаты. Будто ее оставили минимум на тысячу лет. Светлое дерево стен отныне стало серым, усеянным большими и малыми трещинами. Во всех цветочных горшках лишь горсти пепла. Металл кухни проржавел насквозь, обивка с диванов облезла и почернела, их ножки подломаны. Дверь в "класс" украшала огромная рваная дыра. Потолок сгнил, и местами в нем были такие же рваные дыры.

Я глянул в окно и присвистнул. Оказывается, я изуродовал не только дом. Поляна вокруг него, ранее зеленая, полная жизни, теперь была покрыта ровным слоем пепла. Деревья, самые близкие к поляне, полностью ссохлись, их ветки украшали черные трубочки листьев, которые сейчас черным дождем опадали на землю. Лишь чуть дальше в лесу были заметны деревья, не так сильно подвергшиеся моим издевательствам – листья были желтыми, будто наступила осень. И совсем-совсем вдалеке – зелеными.

Мне подумалось, что сверху все это выглядит гиганстким темным кольцом, где самая черная часть мой дом. На чем он сейчас держался – не знаю. Возможно, какими-то остатками сознания, я все-таки ограничил свои аппетиты и принялся собирать энергию только вокруг него.

Я устало плюхнулся на вдруг ставший невообразимо древним диван и прикрыл глаза в ожидании гостей.

Мне опять вспомнился Венера. Но я не заметил никакого внутреннего противодействия этому. Я вспомнил, все как было. И теперь уже никогда не забуду.

Раздался шелестящий шорох гиперпортала и прихожую наполнил топот ног.

Первая в двери показалась Лил, и она ошарашено замерла при виде меня в центре армагеддона. За ней маячил Вим.

Я сказал:

– Лил, я тут подумал... Давай переедем в Город?

Эпилог.

Восемь месяцев ПОСЛЕ старта «Пиллигрима»

Для нашего пустячного спора с Лорой, Старик организовал целый фестиваль. И организованный на полном энтузиазме этого человека, он был поистине всеобъемлющь. 20 коллективов всевозможных жанров, еще с десяток исполнителей одиночек, включая Лору.

И я, умудрившийся за три недели до начала найти людей, готовых мне помочь сыграть мою музыку. Я все-таки хотел, чтобы у меня она была живая. Ведь это и было сутью спора – чистые инструменты, против музыки образов.

Нам пришлось репетировать как одержимым, чтобы успеть нормально подготовится к концерту. Мне повезло, что я нашел людей, поддержавших меня в этом.

Низкорослый Генрих, сын Вима и мой ровестник – ритм-секция. Мою музыку он невзлюбил с первой ноты, но так как очень хотел попасть на концерт, скрипя сердце согласился с моим предложением. Генрих оказался очень ответственным парнем и выучил свою партию от и до. А я увидев впервые его огромную «кухню» проникся к нему уважением. Он мало того, что использовал все конечности для управления ударными, так еще подключал и псионику, для одновременной игры на нескольких более современных инструментах и звуковых кристаллах. Он умудрялся играть одновременно сразу четыре партии: ударные, бас-линию, и две партии фона для создания большего объема.

Тощий, как палка, Людберг – универсальный гитарист. Это был энергичный, почему-то лысый мужчина, возрастом 613 лет, и я всегда немного робел перед ним. Как мне кажется, он помог мне, просто потому, что хотел вспомнить свою молодость и свое детское увлечение музыкой. Но не смотря ни на что, он обладал хорошей техникой игры и свой многофункциональный инструмент знал от и до. К тому же его страсть к шоу, сделала из него фронтмена группы, так что Людберг прекрасно вписался в команду.

И как это не было бы парадоксально, в моем коллективе играла Лора. Играла на клавишах. До своего увлечения музыкой образов, она, оказывается, специализировалась на них. Также она составила мой, безтекстовый вокал.

Свой спор с ней мы разрешили уже давным-давно, но не отказывать же пышущему неуемной энергией Старику, который ради нас взялся за это дело. Мы с Лорой пришли к некоему компромиссу. Она прониклась моими идеями и предложила себя в роль пианистки. Ярой поклонницей моей музыки она не стала, но зато перестала к ней предвзято относиться. Я, впрочем, сделал схожие выводы.

Я на фоне этой колоритной троицы казался незаметным призраком. Особенно, после того, как волевым решением отказался от игры на своей гитаре и принял на себя скучную, но ответственную обязанность звукорежиссера и оператора по созданию многочисленных фонов и звуковых эффектов. Меня это не особо опечалило, учитывая, что играть коллектив будет музыку, написанную исключительно мной. А если бы я все-таки взял гитару, половина моей музыки была бы неизбежно потеряна, оставив от нее лишь жалкий скучный обрубок.

Сейчас я просто сидел в одиночестве на траве на поляне в средних широтах Европейской зоны, которую Старик выбрал для Фестиваля. Ближе к северному ее краю, была возведена неказистая, но просторная сцена, то тут, то там заставленная различными музыкальными аппаратами.

Пришло неожиданно много народа. Мы рассчитывала человек на сто, двести максимум. А пришло около полутора тысяч. Благо, поляна была большая, и все преспокойно разместились. Одиночек, вроде меня, было мало. В основном, на поляне кучковались группами, иногда семьями. Большинство просто лежали на траве и, слушая музыку, тихо переговаривались между собой. Частенько я замечал разряды мыслеречи проскакивающие из одного конца поляны в другой – в псиэфире разговоры шли гораздо оживленнее. Иногда некоторые отделялись от своего коллектива и запросто переходили к другой. Была это не часто, но это создавало общее чувство единения между всеми, кто собрался здесь.

Около меня периодически проходили люди, и, я замечал, что частенько узнавали и кидали на меня, то любопытные, то сочувственные взгляды. Эмообраз, который я создал три месяца назад вызвал эффект разорвавшегося планетарного Контура. Но я уже привык к этим взглядам и не обращал особого внимания.

Сейчас на сцене была Лора, и я слушал ее. Лора очень красиво пела, и в свое время, для меня это стало открытием.

Песню, которую она исполняла, она написала недавно, и я слышал ее впервые. Простая и энергичная, но при этом чувственная мелодика. И красивейший вокал, сопровождающий поток легких, воздушных чувств транслируемых ею на всю поляну. В текст я не вслушивался, мне хватало чувствовать ее эмоции.

Я смотрел на девушку, с которой мы некогда не на шутку сцепились, и любовался ее фигурой, ярко освещенной лучами солнцами. Периодически Лора поглядывала на меня, и один раз в перерыве между песнями, прямо со сцены показала мне язык. Многие люди с улыбками обаачивались, по направлению ее взгляда, чтобы узнать адресата, и находили его во мне.

Я засмущался. Ну Лора!..

Ее уход со сцены провожали аплодисментами. В принципе, это мало что значило – вежливость. Главное, что о ней будут говорить в перерыве.

На сцену вышел Старик:

– После 15-минутного перерыва на сцену приглашается марсианский коллектив «Водопад иллюзий».

Одна из больших групп, в полном составе покинула свое место и направилась в сторону местного «закулисья» – небольшого прилеска за сценой, где было все оборудование и где музыканты готовились перед выступлением.

На поляне стало гораздо оживленней. Броуновское движение между группками людей ускорилось, а разговоры в псиэфире стали накаленнее. Все явно обсуждали Лору, так здесь делают после каждого выступления.

– Людберг обругал тебя безответственным мальчишкой, – раздался через пару минут знакомый голос, – и приказал привести тебя силой.

– Зачем это я ему? – несправедливо возмутился я, но решил все-таки мысленно связаться с ним.

Лора присела рядом со мной и принялась с любопытством прислушиваться к витавшим в воздухе мысленным разговорам. Окружающие ни мало не стеснялись ее присутствия и со всех сторон слышались как одобрения, так и справедливая критика.

Людберг вызывал меня по мелочам, так что я быстро отделался от разговора, намекнув, что я здесь с Лорой. Он в ответ отправил мне мечтательный мыслеообраз о своей юности и дал добро.

– Знаешь что-нибудь об этом «Водопаде Иллюзий»?– спросил я Лору, после того как закончил разговор с Людбергом.

– Классика и винегрет из этнической музыки, плюс объемные иллюзии, – немного отрешенно ответила она.

Лора кивнула головой, видимо на одно из мнений услышанных ею в местном эфире, и на ее лоб упала прядь прямых черных волос. Она смешно скосила на нее глаза, будто увидела нечто невероятное у себя под носом, а потом быстрым движением вырвала из этой пряди волосок. Остальное аккуратным и быстрым движением убрала за ухо. Оставшийся одинокий волос она мыслью подвесила у себя перед глазами, выпрямив по направлению взгляда. Расщепила его, сформировала что-то вроде тоненькой стрелы и окружила иллюзией золотистого сияния.

Повертела мыслью получившую стрелу, и указала ею куда-то назад и вверх.

– Пойдем туда! – твердо сказала она и использовав левитацию прыгнула прямо из сидячего положения и потащила меня за руку.

Поведение Лоры всегда было наполнено импульсивностью и экстравагантными жестами. Но так легко она это преподносила, что это через некоторое время вызывало мою симпатию и я начал вести с ней похожим образом.

– Так, так стой... Тпру... – и я потянул ее руку назад, – куда, зачем?

– Скоро нас все равно попросят отсюда уйти. Их иллюзии – она кивнул на пока еще пустую сцену и продолжала тянуть меня за руку, – займут объем... Ммм... Ну... На всю поляну.

– Хотя ты прав, – вдруг покорилась она.

И тотчас взлетела. Я вздохнул поглубже, набираясь смелости.

– Подстрахуешь? – попросил я, и Лора кивнула.

И я взлетел вслед за ней.

Я научился левитации совсем недавно, и каждый раз полет вызывал во мне бурю эмоций. И эйфория в них шла бок о бок с некоторой опаской. А ну как упаду?

Мы летели не высоко, метрах в пяти над землей, и под нами проплывала оживленная поляна. Лора метела к ближайшим деревья, и вскоре мы зависли над ними. Перед нами как на ладони открылась вся поляна Фестиваля.

– Нет, так будет неудобно.

Лора насобирала с земли кучу сухих веток и в мгновение ока, првератив в однородну массу, сделала нечто вроде висящей в воздухе скамейки. И даже спинку сделала.

– Помоги держать. Давай ты за правый конец, я за левый.

В конце концов мы с удобством устроились на скамейке.

Нашему примеру последовали остальные, и вскоре вся поляна была окружена цепочкой парящих на разной высоте или сидящих на высоких ветках людей. Некоторые как и мы сделали себе лавки, а некоторые даже целые лежаки, и теперь устроившись поудобнее, приготовились смотреть выступление лежа.

А посмотреть было на что.

Это было масштабное, яркое и динамичное действо. Подстать была и музыка. Написанная рукой опытного композитора она завораживала и органично сплеталась с фееричным зрелищем волшебного мира, кусочек которого развернули на поляне иллюзионисты.

Через 20 минут, с горящими глазами обсуждая увиденное волшебство, мы спустились обратно на поляну.

А со сцены снова раздался голос Старика.

– И как всегда, 15 минут паузы... Не надо роптать господа. Выступление «Водопада Илллюзий» было, конечно, потрясающим, но не будем забывать и о других наших исполнителях. Времени наговориться хватит и после Фестиваля. Итак... Следующий ансамбль, с Земли, и называется «Звездный бар».

– Мы после них, – заметил я.

– Ну, что уж тут... Будем играть твою мертвечинку.

За последнее время общения с Лорой, я нахватался ее привычек и отреагировал под стать ее манере – я укусил ее за плечо.

– Ай!

– И так будет со всяким, кто осмелится бросить мне вызов, – с улыбкой сказал я.

Так, легко и беззаботно подтрунивая друг над другом, мы шли по поляне в стороны местного «закулисья» – прилеска, где располагались вся аппаратура музыкантов.

И там, мы растворились в чисто рабочих процессах, которые организовал Людберг. Необходимо было провести закончить настройку аппаратуры, которую я забросил и убежал слушать выступление Лоры. Так что было чем заняться.

Настраивая кристаллы, я не сразу понял, что на сцену вышла следующая группа. Здесь из прилеска слышно было ничуть не хуже чем там, на поляне.

Мужчина, энегичным голосом с легкой хрипотцой вещал:

– Родители, ставьте фильтры эмоций своим детям, дети, сопротивляйтесь родителям. Эта музыка у несет вас в разгульные Имперские годы!

Я живо заинтересовался и отвлекся от работы. Жаль отсюда ничего не видно.

Лора, неожиданно материализовавшись рядом, подергала меня за рукав, и делая серьезный вид спросила:

– Поставишь на меня фильтр, а то я несовершеннолетняя.

– Кто бы мне поставил... – притворно вздохнул я.

И мы рассмеялись.

– Мне не задудьте – над установкой показалось ухмыляющееся лицо Генриха.

– Фильтры поставлю я. Всем и наглухо, – поддержал Людберг, – Если не перестанете себя вести как дети и заставите старика одного перетаскивать все это барахло в одиночку.

Мы с Лорой прыснули от смеха.

А тем временем из-за сцены гитарист с силой ударил по струнам, и зазвучала веселая и разнузданная мелодия, от которой ноги так и хотели пуститься в пляс. Я даже вспомнил, где слышал подобную музыку – старые записи, еще Имперских времен, подобную музыку крутили в солдатских барах на космических станциях. Теперь понятно, почему группа так называется.

Я разулыбался. Какие интересные, оказывается, существуют коллективы.

А с другой стороны сцены доносился хрипловатый низкий, совсем неакадемический вокал солиста. Так пел бы человек с хорошим слухом, но которому плохо поставили голос. Но это его пение отлично подходило к музыке. А уж эмоции, которые он щедро распространял через эмоусилители были, как будто, совсем из другого мира. Я увидел в них странную простую радость от жизни в этот самый момент, и бесшабашную пьяную веселость, толкающую на абсурдные поступки. Текст же повествовал о юмористической ситуации, произошедшей между капитаном крейсера, его субтильным первым помощником и простым солдатом, которые столкнулись в баре и устроили самую настоящую кулачную драку.

Очень-очень странная, но интересная музыка, и еще более любопытная атмосфера.

Ко мне подошел прищелкивающий пальцами в такт музыке Старик.

– Да уж, после такого... Ты со своими мистическими темами не попадешь в струю, – заметил он.

– Да уж... – но я не смог удержаться от улыбки.

За сценой было слышно, как люди на второй раз подпевают припеву:

– Старшего по званию по лицу ты не бей, за мир во все мире кружку налей!

– Я начинаю себя чувствовать, будто жил в Имперскую Эпоху. До чего же талантливые ребята, – сказал подошедший Людберг, пританцовывая в ритм, – Я предлагаю перенести нас на более позднее время. Артурова мистика будет здесь не к месту.

– Уже, – кивнул Старик, – здесь мой просчет. Накал снизят...

За сценой вокалист на зычной коде оборвал песню и его приветствовал гром аплодисментов. Я похлопал всем за компанию, не взирая на то, что меня никто не видит.

Старик, проглотив фразу на полуслове, и разулыбался словно ребенок и продолжил:

– ...группа «Африка», а за ними «Сакура». У первых – позитивные этнические мотивы. Вторые – современный социальный реализм и музыка образов. Получится неплохой переход.

– А мне не понравилось, – не к месту встряла Лора, – примитивизм какой-то.

Я воодушевился и уже было начал открывать рот, чтобы начать энергичный спор с Лорой, как Старик меня оборвал:

– Брейк! Не надо опять разводить скандалов. Второй Фестиваль я вряд ли потяну в скором времени.

– Жаль, – наигранно надулась Лора и подмигнула мне. Мы прекрасно друг друга поняли.

Старик с улыбкой нас оглядел, видимо поняв нашу «волну» и ушел, бурча так, чтобы мы точно расслышали:

– Ох уж эта молодежь...

Но красиво уйти у него не получилось. Он видимо что-то вспомнил и развернулся обратно ко мне.

– Совсем забегался, и у меня вылетело из головы, – начал Старик, – как называется ваша группа?

Такой простой вопрос ненадолго поставил меня в ступор. А я даже и не задумывался над этим...

Я нащупал медальон матери у себя под туникой и сказал:

– Осколки Прошлого. Пусть будет так.

Старик моргнул пару раз и, понимающе склонив голову, ушел обратно к сцене.

– Чем займемся? – спросила Лора.

Послала мне мыслеобраз лавки, на которой мы сидели с полчаса назад. И этот образ был окрашен странной гаммой чувств...

– Настройкой аппарата, – не дав мне ответить, твердо и бескомпромиссно отрезал Людберг.

– Да, вы правы. Дело превыше всего!

И с этой фразой мы принялись за работу. К моей радости, много времени у нас это не заняло, и я похвалил свою предусмотрительность – большая часть работа была сделана еще перед отъездом.

У нас оставался еще примерно час до выступления. Я хотел бессовестно украсть только Лору и отправиться назад, к южной стороне поляны, но подумав, пригласил с собой всех. Очень интересно было бы пообщаться всем вместе и обсудить чужую музыку. Генрих с Людбергом заверили, что присоединяться к нам через десяток минут.

Потихоньку наступал вечер, воздух свежел, и темнело небо. Солнце перестало так сильно греть и клонилось к закату.

Людей отчего-то стало больше. Я заметил, как слева, на специально огороженной площадке, один за другим взметались вихри гиперпорталов, рождая новую группу людей.

– Такими темпами к нашему выступлению может набраться и больше двух тысяч человек, – заметила Лора, когда мы уже подошли к краю поляны.

Темноволосой кометой она устремилась вверх, заодно прихватив из кустов, созданную ранее лавку. Я последовал за ней.

И мы опять устроились над верхушками деревьев.

Солнце клониось к закату, и опускало на поляну мистические тени, когда к нам присоединился Генрих и Людберг. Следуя нашему примеру, они тоже сделали себе лавку.

Я немного жалел, что Лил не смогла вырваться с работы на Фестиваль, но тут уж ничего не поделаешь. К тому же с Лорой я прекрасно проводил время.

На сцене выступала «Африка» – множество барабанных партий, накладываясь друг друга рождали настоящий слоеный пирог из позитивных ритмов. И приправлено это все было высокой вязью духовых партий. Эмообразы группа не использовала, они так же как и я, видимо были апологеты старого стиля исполнения.

Особенно были интересны комментарии Генриха по этому поводу. Все-таки барабанщик... Они с Людбергом вступили в оживленную дискуссию на эту тему.

У нас с Лорой тоже завязалось свое обсуждение. И я в который раз заметил в ней проницательный логический ум. И тогда впервые поинтересовался:

– А какой специальности ты обучаешься?

– Экспериментальная физика, – Лора разулыбалась чему-то, болтая ногами над лежащим под нами лесом, – меня постоянно все об этом спрашивают, а потом очень удивляются.

Я этих «всех» прекрасно понимал. Ее поведение, как и музыка, совершенно не несла в себе оттенок «технарства». Еще одно доказательство моих недавних размышлений – человек может быть соткан совершенно из разных ниток.

– А почему «Осколки Прошлого»? – поинтересовалась вдруг Лора.

Я не сразу смог ответить, потому что Лору при этом вопросе, начала подкидывать мою спокойно лежащую ладонь, которая, надо сказать никого до этого не трогала. А потом, смотреть как она не сопротивляясь с гулким шлепком падает обратно на дерево.

«Отобрав» у нее свою собственную руку, я спросил в ответ:

– Тебе «академический» вариант или чувственный?

Лора захлопала ресницами.

– Оба, и пропусти «академический» вперед.

– Время – река. И общество плывя по ее течению растет, развивается. То что было проблемой вчера – сегодня мало кому известная историческая деталь. Но в этом течении всегда остаются люди, которые разумом остались в прошлом. Как, например, моя музыка, вдохновленная художественной литературой прошлых эпох. Или сам я – живой реликт времен Венерианской Чумы. Осколок прошлого.

Генрих с Людбергом прислушались к моим словам. Лора пожевала губами, что-то обдумывая.

Я глядел на вечернее небо, в темной синеве которого, разгоралась яркая звездочка. Венера.

– А чувственный?

– Раньше я не знал своего прошлого. Для меня это был пустой и чистый лист. И только недавно я узнал, кто я есть и откуда. Но это всего лишь осколки, маленькие части всей картины. Лишь то, что я смог увидеть и что понять. Они наполнили меня новыми чувствами и знаниями, которые мне пришлось долго собирать воедино и разбираться в них.

– Есть и еще кое-что, – я снял медальон матери с шеи и протянул Лоре, – один из мертвых «осколков» моего прошлого. Это медальон моей матери.

Лора осторожно приняла у меня из рук, мерцающую звездочку заключенную в кристалл и металл.

– Чисто... – прошептала она, – я не чувствую эмофона.

– Он во мне, в моей памяти и в моей душе... А медальон?. Просто вспомни, где он побывал. Я иногда даже удивляюсь, как он остался целым и невредимым после такого.

Лора также аккуратно, передала медальон обратно мне. Я надел его на шею, и спрятал под тунику. Пусть этот «осколок» найдет свое отражение в реальном мире и хранится не только в моей голове.

Мы некоторое время молчали, глядя, как спускается над землей диск солнца. Его края уходили за деревья и на лесном покрывале, как на водной глади, разгоралась солнечная дорога. Этот пейзаж как никогда подходил медленной, но экспрессивной мелодии «Сакуры», которые выступали сейчас на сцене.

– Скоро наш выход, – подал голос Людберг, – Все готовы?

Я вслушался внутрь себя. События трехмесячной давности теперь стали частью меня, плоть от плоти. Не раздирающий меня изнутри шквал, но и не мертвый штиль. Лоскутное одеяло абсолютно спокойных и трезвых, хоть и противоречивых эмоций. Я готов был поделится ими с миром, и готов был выслушать его ответ.