Текст книги "Красная земля (СИ)"

Автор книги: Андрей Посняков

Соавторы: Тим Волков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Стук повторился.

– Войдите, не заперто.

Вошел председатель сельсовета Пронин:

– Не спите еще, Иван Палыч? Мне бы посоветоваться… А то товарищ Гладилин уже не у нас, а товарищ Красников уехал…

– Заходи, заходи, Степан, – выйдя из-за стола, гостеприимно предложил доктор. – Сейчас чайку сварганим… У нас замечательный сушеный кипрей! Кстати, весьма полезный.

– Да я, собственно говоря, ненадолго… – председатель все же стеснялся позднего своего визита, и это было видно. – Ну, чай, так чай… Вот что, Иван Палыч. Мне тут кое-что рассказала Анюта… ну, дочка… Они ж со скаутами до сих пор дежурят…

– Черт! – хлопну себя по лбу доктор. – Забыл совсем им сказать. Не надо уже дежурить! Карантин-то с Зарного снят.

– Так они, не у Зарного – у Ключа… Ну, со стороны старой станции. Там заброшенная будка обходчика, пути-то не используются – а ребятам интересно.

Иван Палыч покачал головой:

– Все равно, не стоит ребятам так далеко… Мы туда Красную гвардию выставим, у Субботина попрошу. А ты, Степан Викторович – уж Анютке своей передай. Она ж там за старшую.

– Да уж, – довольно улыбнулся Пронин. – Такая мать-командирша растет… Так вот! Чего я пришел-то… Анютка, как явилась, так рассказала… Видели они на старых путях – обходчика! Представляешь? Я же сам на железной дороге работал – знаю. Что обходчику делать на старых заброшенных путях? Если б их вдруг собрались восстанавливать – я бы знал. Анютка говорить – пожилой такой дядька, но высокий, жилистый, в железнодорожной форме с фуражкой. Вислые пшеничные усы, молоток… С молотком, но без сумки! Обходчик – и без сумки? А гаечный ключ, петарды, флажки – куда? Да и молоток – обычный. А у обходчиков – на длинной ручке. Чтоб лишний раз не кланяться. Ребятишки просто за ним последили… Он на новый перегон пошел. Спрашивается, чего позабыл на старом? И вообще, я такого, с усами, не помню.

– Да мало ли, – отмахнулся доктор. – Может, новых людей набрали – паек-то хороший! А инструментов не хватает – вот и обычный молоток.

– Ну да, так…

Подув в кружку, гость вскинул глаза:

– А вдруг да не так? Иван Палыч, ты про «Викжель» слышал?

Про Викжель слышали все. Исполнительный комитет профсоюза железнодорожников – пожалуй, самая влиятельная организация в России! Поезда-то, хоть как-то, но ходили. А могли и не пойти – если запрещал Викжель! Ну так, в руководстве в основном – меньшевики и эсеры, и всего три большевика. Викжель поначалу не поддерживал новую власть, потом решил поддержать, а нынче вообще требовал создания однородного правительства из представителей всех революционных партий и всерьез угрожал всеобщей транспортной забастовкой! Акты саботажа тоже имели место. Как выразился как-то Гладилин – «с таким друзьями никаких врагов не надо!»

– Могут и на путях каверзу устроить, – задумчиво протянул Пронин. – Вполне. От этого Викжеля всего можно ждать. Иван Палыч, будешь в городе – расскажи Гладилину.

– Ага…

* * *

В городе было не до Викжеля! Гладилин бегал по кабинетам уисполкома и проверял какие-то бумаги, счета… «Ундервуд» трещал пулеметом, растрепанная секретарша нервно курила папиросу за папиросой, прикуривая одну от другой.

– Ольга Яковлевна, а что случилось-то? – войдя в приемную, поинтересовался доктор. – С чего такой аврал-то?

– Из Москвы кого-то ждут! – оторвалась от «Ундервуда» Ольга Яковлевна. – Какое-то видное начальство.

Иван Палыч махнул рукой и присвистнул:

– Ну, ведь из Москвы… не из столицы.

Из коридора в приемную вбежал Гладилин, растрепанный не хуже секретарши:

– А, Иван Палыч! Ты-то мне и нужен. Ты знаешь, кто к нам приезжает? Сам товарищ Семашко! Видный большевик и мой хороший знакомый… Между прочим – по твоему письму! Да-да, что ты так смотришь?

Товарищ Артем неожиданно расхохотался:

– Вообще-то, Николай Александрович едет встречать литерный поезд из Перми, с каким-то там медикаментами. С охраной, по личному поручению Ленина! А заодно, очень хочет встретится с тобой! Почему – не знаю. И что ты, Иван Палыч, ему такое написал?

* * *

Товарищ Семашко приехал на скором московском поезде, который, как ни странно не опоздал, пришел вовремя. На перроне высокого гостя встречало все нынешнее уездное и городское начальство, включая Гладилина и Красникова. Ну и, естественно, Иван Палыч.

Товарищ Артем нервничал и мял в руках кепку – хоть приезжал хороший знакомый, да еще было неизвестно, как он себя поведет и что вздумает проверить? Да и времени-то со времен Парижа и Лонжюмо прошло изрядно – больше шести лет.

Свистнув, паровоз тормозил, окутанный густыми клубами пара. Поплыл вагоны – товарные и парочка пассажирских, путиловских.

– Товарищ Семашко! – вытянув шею, замахал кепкой Гладилин. – Николай Александрович! Бонжур!

– А, Сергей Сергеевич! Бонжур, бонжур… Са ва?

Добротное английское пальто старинного кроя, галстук, кашне, смушковая зимняя шапка…

– Ну, ты Николай Александрович, как есть барин! Са ва… не сказать, чтоб совсем «бьен», но… работаем!

– У тебя, Сергей Сергеич тоже кепочка модная! Поди, с парижских времен? А псевдоним ты правильно сменил. Гладилин! А то товарищ Артем у нас есть уже – Федор Сергеев, в Харькове… А это, я полагаю, доктор Петров? Иван Павлович?

Семашко протянул руку:

– Рад, рад… Владимир Ильич про вас телефонировал! Говорят, все мои мысли ему изложили? По поводу централизованного управления здравоохранением. Ничего, ничего дайте срок – все будет! И управление, и помощь, и клиники… И лучшие в мире врачи!

Лет пятидесяти. Небольшая бородка, усы, высокий лоб. Чуть запавшие глаза смотрят внимательно, цепко.

– Ну, что, товарищи? Литерный приходит завтра в полдень. Так мы с Иваном Павловичем, пожалуй, поедем в это ваше… Зарное. Не терпится своими глазами все посмотреть! Сергей Сергеевич, вы нам, пожалуйста, автомобили организуйте… Для нас и для охраны – со мной пять человек. Владимир Ильич напомнил, чтоб обязательно с охраной! Не смею отказать.

Николай Александрович развел руками и улыбнулся:

– Ну, поедем… Что время зря терять? Сергей Сергеич, литерный остановится на станции Новый Ключ, мы как раз там и сядем. Это далеко вообще?

– На машинах – не очень. Тем более, сейчас подморозило, дорога есть.

Улучив момент, Иван Палыч потянул за рукав Красникова:

– Витя, отправь людей на Новый Ключ. Пусть еще на старую станцию заглянут, в будку обходчика. Мало ли! Если своих не соберешь, попроси Субботина, он не откажет.

* * *

Гладилин остался в городе. Кроме охраны, московского гостя сопровождал лишь сам доктор, да в Зарном к ним примкнул Пронин.

Товарищ Семашко лично осмотрел больных. Надо же, заразы не побоялся.

– Так-так… Как себя чувствуете? Что принимаете? Как лечат? О, у вас тут и санитары имеются! Молодца, молодца… А вам, голубушка, лучше бы поберечься… живот-то…

– Это, Николай Александрович – Аглая Федоровна, заведующая больницей. Прошу любить и жаловать!

– Рад, очень рад, Аглая Федоровна!

Аглая смутилась и покраснела… Но на все вопросы отвечала обстоятельно и толково.

– Молодца! Молодца! – хвалил Семашко.

– Это вот доктор Лебедев из Петрограда…

– Рад! Вы в столице товарища Барсукова, случайно, не знали?

– Увы, – развел руками Леонид.

– Жаль, жаль… Он там у вас возглавил медико-санитарный отдел.

О Николае Александровичие Семашко Иван Палыч (точнее – Артем!), конечно же, знал – изучал на семинара по истории медицины. Одноклассник Пришвина, племянник Плеханова. Рано пришел в революцию… Видный большевик и основатель всей советской медицины!

В гостях у доктора проговорили до полуночи:

– Все верно вы делаете, Иван Павлович! Все правильно. Ай, молодца! Совершенно с вами согласен – без системного подхода побороть эпидемии и наладить врачебную помощь нельзя!

– А значит, требуется централизованный государственный орган! Не так, что кто в лес, кто по дрова… Мне вот даже стыдно было – империя, а министерства здравоохранения просто нет!

* * *

Утром поехали в Ключ, да еще завернули к старому кладбищу, так сказать – в эпицентр.

– Так-так… Значит, говорите, известью? Все правильно – с сибирскою язвой шутки плохи! Я бы на вашем месте вообще все тут огородил – мало ли, скот забредет случайно или ребятишки за грибами пойдут…

– Огородим! – озабоченно покивал Пронин. – Вот, дождемся весны.

Станция Новый Ключ открылась недавно, на второй год войны, и даже не была еще оборудована телеграфом. Лишь небольшой зал ожидания да билетная касса. Ну да Зарное располагалось верстах в десяти – рядом. Телеграф там имелся и даже протянули телефон, правда, линия постоянно рвалась.

Литерный поезд – паровоз и три пассажирских вагона – опоздал на полчаса, что по нынешним временам и опозданием-то не считалось! Выделенные автомобили отпустили – по прямой дороге до города, а до Зарного Пронин и Иван Палыч решили добраться на литерном, заодно и кое-какие вопросы с товарищем Семашко порешать. Тот и так сетовал, что мало времени, так что пришлось пойти навстречу.

Паровоз дал гудок. Поехали. Мягко качнулся вагон. Поплыли за окном елки да давно уже облетевшие осины.

– Я полагаю, надо делать упор на профилактику, вакцинацию, гигиену, – продолжал начатый разговор доктор.

Товарищ Семашко, довольно кивнув, улыбнулся в усы:

– А еще – на ликвидацию социальных основ болезней! На охрану материнства и детства!

Впереди послышался какой-то хлопок… Что-то треснуло…

Иван Палыч вздрогнул и повернулся к Пронину:

– Что это – выстрел?

– Петарда! – усмехнулся тот. – Ничего удивительного. Если впереди что-то с путями, обходчик оставляет на рельсах петарду. Паровоз наезжает и… оп! Дальше ехать нельзя – ждем ремонтной бригады. Хотя… и просто дерево могло на рельсы упасть – тогда быстро… Я все же поду, гляну.

Пронин скрылся за дверью…

– Николай Александрович, – настороженно глянув в окно, доктор повернулся к Семашко. – Если не секрет – а что за медикаменты в вагонах? Коль такое сопровождение… Морфин имеется?

– Да пуда полтора!

Глава 20

Полтора пуда… Это двадцать четыре с половиной килограмма. Морфина…

За меньше убивали не раздумывая. А тут…

А если в деньги перевести? В деньгах это… Это много. Очень много. Настолько много, что за такие деньги можно и на целый поезд напасть.

И ведь что-то там недавно хлопнуло…

Доктор осторожно выглянул в окно.

Поезд, мягко покачиваясь, шел по рельсам, оставляя за собой шлейф пара. За окном мелькали голые осины и редкие ели, покрытые инеем. И вроде бы все спокойно, но… Что-то было не так. Пронин, ушедший проверить, не возвращался, а в вагоне повисла тревожная тишина, нарушаемая лишь стуком колес.

– Иван Павлович, да не волнуйтесь вы так, – махнул рукой Семашко. – Все в порядке.

Хотелось в это верить, но доктор помнил свою службу на санитарном поезде и тех отчаянных бандитов, которые напали на состав. Не побоялись. И в итоге чуть не угробили поезд вместе с его пассажирами. Сейчас же время еще более раздольное. Да к тому же такой груз…

Внезапно из-за деревьев, в полутора верстах от путей, раздался топот копыт. Иван Палыч резко повернулся к окну. Из леска, что тянулся вдоль полотна, вылетела дюжина всадников – темные фигуры в длиннополых шинелях, с винтовками наперевес. Лошади, взмыленные, неслись наперерез поезду, поднимая клубы пыли и сухой листвы.

В ту же секунду воздух разорвал треск выстрелов – пули глухо ударили по обшивке вагона, одна пробила стекло, осыпав пол осколками.

Вот тебе и не волнуйся, товарищ!

– Ложись! – крикнул Иван Палыч, толкая Семашко на пол между сиденьями. Сам он, пригнувшись, рванул к своему саквояжу, где лежал старый наган, прихваченный еще из больницы на всякий случай.

В вагоне началась суета: двое охранников, сопровождавших Семашко, вскочили, хватая винтовки, третий бросился к окну, но тут же отшатнулся – пуля царапнула ему щеку, кровь брызнула на стену.

– Бандиты! – прохрипел Пронин, вваливаясь в вагон. Его лицо было бледным, шинель порвана у плеча. – Дюжина, не меньше! На лошадях, идут вдоль путей!

– Это за грузом? Морфин? – спросил Семашко, став уже не таким веселым.

– Или за вами, Николай Александрович, – мрачно отозвался доктор, проверяя барабан нагана. – Вы же не просто доктор, а большевик с именем. Кому-то могли быть не по нраву ваши планы.

Семашко задумался еще глубже.

Перестрелка набирала обороты. Охранники заняли позиции у окон. Снаружи доносились крики бандитов, ржание лошадей и свист пуль. Поезд, несмотря на петарду, не останавливался – машинист, видимо, решил гнать до станции, надеясь получить оттуда огневую поддержку. Но до станции еще нужно было для доехать…

Иван Палыч, присев у разбитого окна, высунулся и дал два выстрела в сторону ближайшего всадника. Тот качнулся в седле, но удержался и скрылся за деревьями.

«Кто они? – соображал доктор, перезаряжая наган. – Рябинин? Нет, слишком много их… Он один работает, с подельниками, но не с таким отрядом. Дезертиры? Остатки белых? Или Викжель саботаж устроил? Эти могли».

В его голове вихрем проносились мысли. Полтора пуда морфина – это тебе не «зеленка» и не валерьянка. Это целое состояние на черном рынке. В Петрограде или Москве за такой груз можно было выручить десятки, а то и сотни тысяч рублей, особенно сейчас, когда аптеки пусты, а наркоманы готовы платить золотом.

Но и Семашко списывать со счетов не стоит… Его смерть могла бы стать ударом для большевиков – будущий наркомздрав, правая рука Ленина по медицине. Убить его на глазах уезда – это сигнал, что новая власть слаба. Или и то, и другое? Груз и политика?

Нельзя планам бандитов осуществиться! Никак нельзя!

Пуля влетела в вагон, пробив перегородку в дюйме от головы доктора. Он выругался, прицелился и выстрелил снова – один из всадников, низкорослый, в фуражке, выронил винтовку и схватился за плечо.

Остальные не отставали, держась ближе к лесу, чтобы укрыться от огня. Их кони шли наравне с поездом, а выстрелы становились точнее. Охранник у соседнего окна вскрикнул, пуля попала ему в руку, винтовка выпала на пол.

– Иван Палыч, патроны! – крикнул другой охранник, молодой парень с трясущимися руками. Доктор метнулся к ящику под сиденьем, где хранились запасные обоймы, и кинул ему пачку.

– Держись! – рявкнул он, возвращаясь к окну. – Новый Ключ близко?

– Версты три еще! – отозвался Пронин, стреляя из револьвера. – Если Субботин людей прислал, то, может, встретим подмогу!

– Николай Александрович, держитесь за мной! – крикнул доктор, перезаряжая наган. – Да не высовывайтесь вы к окну!

Семашко кивнул. Он сжал в руке портфель с бумагами, словно это могло его защитить.

Очередной выстрел пробил обшивку, задев потолок. Щепки посыпались на пол. Бандиты, осмелев, приблизились – теперь доктор видел их лица: заросшие, в шинелях, явно не новых, но и не рваных. Один, с черной бородой, кричал что-то, размахивая саблей. Похоже, он был за главного. Иван Палыч прицелился, но в этот момент поезд дернулся, и пуля ушла в воздух.

– Черт, держат дистанцию! Хитрят, – выругался Пронин. – Если они пути впереди разобрали, нам конец!

Иван Палыч бросил взгляд на лес. Всадники маневрировали, уходя от огня, но не отступали. Эх, сложно будет их победить. Вот если бы подмога…

Подмога пришла откуда не ждали.

Вдруг из-за леска, с противоположной стороны путей, раздался новый топот копыт. Иван Палыч замер, ожидая подкрепления бандитов, но вместо этого из-за деревьев вылетели двое всадников – знакомые фигуры в поношенных шинелях, с охотничьими ружьями наперевес. Лаврентьев и Деньков! Бывший пристав и урядник с суровыми лицами гнали лошадей во весь опор, держась ближе к поезду.

– Пётр Николаевич! – крикнул Пронин, высунувшись из окна. – Сюда, к вагону!

Лаврентьев махнул рукой, давая понять, что услышал. Его конь, серый в яблоках, рванул вперед, обгоняя поезд. Деньков держался чуть позади, стреляя из двустволки. Один из бандитов, задетый зарядом дроби, выронил винтовку и свалился с лошади, но остальные тут же перегруппировались, открыв огонь по новым противникам.

– Откуда они? – прохрипел Семашко, выглядывая из-за сиденья.

– Верно на охоте были, – ответил Иван Палыч, стреляя в сторону чернобородого. – Услышали выстрелы, примчались. Славные ребята! Помогут!

Пригнувшись к гриве коня, Лаврентьев выстрелил из винтовки – один из бандитов схватился за грудь и рухнул в траву.

«Петр Николаевич никогда мимо не бьет!» – улыбнулся Иван Павлович.

Деньков перезарядил двустволку, дал залп по другой группе всадников, заставив их отшатнуться к лесу. Но бандиты не отступали. Их предводитель, чернобородый, крикнул что-то, и двое всадников отделились, пытаясь обойти Лаврентьева с фланга. Пуля просвистела над головой пристава, задев его фуражку, но он лишь выругался и продолжил стрелять.

– Иван Палыч, прикрой! – крикнул Лаврентьев, направляя коня ближе к вагону.

Доктор высунулся из окна, дав два выстрела по бандиту, который целился в пристава. Пуля ушла в сторону, но заставила того пригнуться.

Поезд дернулся, замедляя ход – видимо, машинист всё же решил остановиться, опасаясь поврежденных путей. Бандиты, почуяв слабину, усилили натиск, выстрелы загрохотали с новой силой. Одна пуля пробила стену вагона, задев плечо Пронина. Тот выругался, но продолжал стрелять, держась за рану.

– Николай Александрович, к двери! – крикнул Иван Палыч, помогая Семашко подняться. – Если остановимся, попробуем увести вас в лес!

Лаврентьев, заметив, что поезд замедляется, и быстро понял маневр, который хотят сделать сидящие в нем – все-таки бывший пристав, понимает что к чему, – направил коня прямо к вагону, крикнул:

– Доктор, держитесь! Мы их задержим, но вы уводите товарища!

Деньков, стреляя из двустволки, пытался отогнать бандитов, но те, перегруппировавшись, начали окружать поезд. Чернобородый предводитель поднял саблю, указывая на вагон с медикаментами.

Среди бандитов, в гуще всадников, мелькнуло знакомое лицо – узкое, с острой бородкой, в низко надвинутой фуражке. Рябинин? Доктор прищурился, но фигура тут же скрылась за деревьями. Нет, показалось. Слишком много этого афериста стало в последнее время – вот и мерещится.

Или всё-таки он? Иван Палыч тряхнул головой, отгоняя мысль. Рябинин – одиночка, мелкий жулик, а не главарь такой банды. Вряд ли он.

Пуля просвистела над ухом, задев раму окна. Доктор выстрелил в ответ, целясь в чернобородого, но тот увернулся, уведя коня в сторону. Лаврентьев, скакавший ближе к вагону, крикнул:

– Доктор, береги патроны! Я сам его!

Деньков перезарядил двустволку, дал залп, и один из бандитов, схватившись за бок, свалился с лошади. Но остальные, перегруппировавшись, снова пошли в атаку, их кони почти догнали поезд.

Издалека раздался новый топот копыт и отрывистые выкрики. Иван Палыч выглянул в окно и увидел, как из-за поворота, поднимая пыль, мчится отряд – десять человек в шинелях, с красными повязками на рукавах. Ага, а вот и Красная гвардия Аристотеля Субботина! Встречают Семашко! Как же вы вовремя, ребятки!

– Подмога! – заорал Пронин, оживившись, несмотря на рану. – Субботин, молодец!

Красногвардейцы, вооруженные винтовками и двумя пулеметами «Льюис», рассыпались по полю, занимая позиции. Их командир Субботин бесстрашно скакал впереди, размахивая револьвером.

– Огонь по бандитам! – рявкнул он, и гвардейцы дали залп.

Два всадника-бандита рухнули, их кони, обезумев, понеслись в лес. Чернобородый предводитель крикнул что-то, пытаясь собрать своих, но Красная гвардия не дала им опомниться. Пулемет затрещал, выкашивая траву и заставляя бандитов метаться в поисках укрытия.

Лаврентьев и Деньков, воодушевившись подмогой, усилили натиск. Пётр Николаевич выстрелил из винтовки, и еще один бандит вывалился из седла. Деньков, гарцуя на месте, дал залп дробью, отгоняя тех, кто пытался подобраться к вагону с медикаментами. Иван Палыч, воспользовавшись замешательством врагов, прицелился в чернобородого.

Выстрел! – и чернобородый свалился кулем на землю.

Поезд, скрипя, набрал ход – машинист, видимо, убедился, что пути впереди целы. И минут за пять домчал до Зарного. Иван Палыч, вытирая пот со лба, посмотрел на Семашко.

– Николай Александрович, вы целы?

– Цел, цел, – отозвался тот, поднимаясь с пола. Его пальто было покрыто пылью, но глаза горели. – Молодцы ваши люди, доктор! А кто эти двое на конях? Не из Красной гвардии, вижу.

– Лаврентьев и Деньков, – ответил Иван Палыч, выглядывая в окно. – Бывшие царские, но теперь с нами. Санитарами в Зарном работают. Да вы видели… Хорошие мужики, профессионалы.

– Профессионалы, говорите? – Семашко усмехнулся. – Ну, вижу. А бандиты… Кто такие? За морфином?

– Не уверен, – нахмурился доктор, снова вспомнив мелькнувшее лицо, похожее на Рябинина. – Может, за грузом, а может, за вами. Или и то, и другое. Надо разбираться.

Лаврентьев и Деньков, отстреляв последние патроны, подъехали к вагону, их кони тяжело дышали.

– Иван Палыч, живы? – крикнул Лаврентьев, снимая фуражку и вытирая пот. – Эти гады знали, за чем идут. Не простые разбойники.

– Вижу, – кивнул доктор. – Пётр Николаевич, спасибо вам с Деньковым. Если б не вы…

– Да бросьте, – отмахнулся бывший пристав. – На охоте были. А тут услышали выстрелы, не могли мимо пройти. Но, Иван Павлович, тут что-то нечисто. Этих молодчиков кто-то навел. Надо бы, чтобы Красников разобрался.

– Разберётся, – кивнул Иван Павлович. – Обязательно разберется.

* * *

Холодный ноябрьский ветер гнал по платформе сухие листья, а редкие фонари едва разгоняли тьму. После нападения бандитов вагон выглядел плачевно: разбитые окна, следы пуль на обшивке, запах пороха, всё ещё витавший в воздухе. Аглая Федоровна, встретившая поезд, тут же организовала разгрузку части медикаментов, а раненого Пронина отправили в больницу под присмотр санитаров. Лаврентьев и Деньков, отдав лошадей местным, остались на станции, чтобы дождаться Субботина и его красногвардейцев, всё ещё гонявших остатки бандитов в лесу.

Семашко, стряхнув пыль с пальто, оглядел станцию и решительно заявил:

– Иван Палыч, возвращаться в город сегодня неразумно. Темно, да и после такого… Переночую-ка я в Зарном. Есть тут где остановиться?

Доктор кивнул:

– Есть, Николай Александрович. «Гранд-Отель» – громкое название, но, по сути, просто гостиница в селе, бывший трактир. Я там сам комнату снимаю. Чисто, тепло, чайник всегда горячий. Пойдёмте, размещу вас.

– Отлично, – улыбнулся Семашко, поправляя смушковую шапку. – После этой скачки под пулями чай и беседа – лучшее лекарство. Да и о делах наших медицинских поговорить надо.

Они зашагали к «Гранд-Отелю» – двухэтажному деревянному зданию с покосившимся крыльцом, которое, несмотря на название, больше походило на постоялый двор.

Иван Палыч ликовал. Сам Семашко заехал в Зарное, да еще и остался с ночевкой! Это очень хороший шанс сказать ему нужные слова о медицине, которые у него конечно имелись. Историю развития медицины он знал хорошо и понимал, что нужно сделать. Если удастся хотя бы часть информации донести до Семашко, то будет очень хорошо. Кто знает, может быть именно это беседа повернет вектор истории в другую сторону, не такую кровавую?

Заняв свою привычную каморку, Иван Павлович переоделся и присоединился к гостю, которому в его комнате подали чай. Охрана Семашко – трое уцелевших красногвардейцев – расположилась внизу, у входа, настороженно поглядывая на улицу.

В комнате, освещённой тусклой керосиновой лампой, потрескивал самовар. Семашко, сняв пальто и галстук, устроился за столом, пододвинув к себе кружку с горячим чаем из сушёного кипрея. Иван Палыч, сидя напротив, задумчиво смотрел в окно, где в темноте мелькали редкие огоньки. Мысли о нападении не отпускали: кто эти бандиты? За морфином шли или за Семашко? И было ли среди них лицо Рябинина? Но разговор с Николаем Александровичем быстро увлёк его в другую сторону.

– Иван Палыч, – начал Семашко, отхлебнув чай, – вы сегодня не только доктор, но и боец оказались!

– Приходится! Время такое.

– Время и в самом деле необычное. Новое… – кивнул Семашко. – А я всё думаю: как нам медицину в этой новой России поднять? Эпидемии, разруха, врачей не хватает, больницы пустеют… Я вижу, вы человек интеллектуальный, определенными соображениями обладаете. Какие ваши мысли, как человека, который за уездную медицину отвечает?

Доктор улыбнулся. Решил говорить осторожно, чтобы ненавязчиво направить Семашко к правильным идеям.

– Николай Александрович, главное – система. Об этом я уже говорил вам. Без системы мы как без рук. Нужен центральный орган, который всё здравоохранение объединит. Не так, как при царе, когда каждая губерния сама по себе крутилась. Наркомздрав, например. Все больницы, аптеки, медучилища – под единое управление. И упор на профилактику, как я и говорил: вакцинация, санитария, чистая вода. Эпидемии вроде тифа или сибирской язвы, что у нас тут была, – это не только про лекарства, но и про то, как люди живут. Нет канализации, нет чистоты – никакие морфины не спасут.

Семашко, внимательно слушая, кивнул.

– Согласен, Иван Палыч! Профилактика – основа. Я и сам Владимиру Ильичу говорил: без ликвидации социальных причин болезней – нищеты, грязи, голода – медицина будет только заплатки ставить. Но вы дальше расскажите, у вас, вижу, мысли свежие!

Доктор, вдохновлённый интересом собеседника, продолжил, осторожно вплетая идеи из будущего:

– Надо учить врачей и фельдшеров. Не десятками, а тысячами. Открывать училища, как в Зарном школу планировали. И не просто лечить, а просвещать народ: гигиена, правильное питание, физкультура. В больницах – единые стандарты лечения, чтобы не каждый доктор свои рецепты выдумывал. И оборудование! Рентген, например, уже есть, но его мало. А в будущем… – он осёкся, – то есть, я думаю, можно будет машины для диагностики сделать, чтобы болезни заранее находить.

Семашко откинулся на стуле, задумчиво поглаживая бородку.

– Рентген, говорите? Это вы верно подметили. А про стандарты лечения – прямо в точку! У нас каждый доктор как художник, что хочет, то и творит. А если единые протоколы ввести? А, что скажете? Интересно… И обучение… Вы правы, Иван Палыч, без кадров ничего не выйдет. Но где столько врачей взять?

– Учиться у лучших, – ответил доктор, вспоминая советскую систему мединститутов. – Стипендии для студентов, чтобы шли учиться. И не только в столицах, но и в уездах. А ещё – женщин в медицину! Они уже и сейчас пол больниц держат, как наша Аглая Федоровна. А ведь она начинала с простой санитарки. И ничего – обучилась, сначала грамоте, а потом и медицинским наукам. И охрана материнства, детства – это первоочередное. Если дети здоровы, нация крепче будет.

Семашко хлопнул ладонью по столу, расплескав чай.

– Ай, молодец, Иван Палыч! Вот это я понимаю, системный подход! Женщины в медицине – да, это сила. А про материнство… Я сам об этом Ленину писал. Но вы так складно излагаете, будто не один год об этом думали. Откуда в вас столько идей?

Иван Палыч усмехнулся, скрывая неловкость.

– Да просто наблюдаю, Николай Александрович. Вижу, как в Зарном всё держится на энтузиазме да на старых запасах. Ещё бы науку развивать – исследования, лаборатории. Чтобы не только лечить, но и новые лекарства создавать.

Семашко смотрел на него с неподдельным восхищением.

– Иван Палыч, вы будто из будущего приехали! Я серьёзно. Такие мысли – это не просто доктор уездный, это ум государственного масштаба. Я с Владимиром Ильичом поговорю, вас надо в Петербург, в Наркомздрав! Нам такие люди нужны.

Доктор покачал головой, скрывая улыбку:

– Рано мне в Петербург, Николай Александрович. Тут, в Зарном, дел невпроворот. А вы подумайте еще про страховую медицину – чтобы рабочие и крестьяне могли лечиться бесплатно. Это же основа социализма, не так ли?

– Страховая медицина… – Семашко задумался, потирая лоб. Даже принялся искать в карманах блокнот – чтобы записать все сказанное. – Это мысль! Если каждый трудящийся будет застрахован, то и больницы финансировать проще. Иван Палыч, вы меня удивляете. Я думал, я один такой мечтатель, а вы… Вы прямо план на десятилетия вперёд рисуете! Не зря я тут остался на ночь – чуяло сердце, что побеседовать нужно с вами поближе.

Разговор затянулся за полночь. Самовар остыл, лампа начала чадить, но Семашко, воодушевлённый, записывал что-то в блокнот, то и дело кивая доктору. Иван Палыч, опираясь на свои знания из будущего, старался говорить так, чтобы его идеи казались логичным продолжением революционных идей.

Под самое утро Семшако вдруг задумался надолго. Иван Павлович уже было подумал, что Николай Александрович задремал от усталости. Но тот вдруг тряхнув головой, произнес:

– Нет, все же не рано вам, Иван Павлович, в Петербург. Не рано. Умные вещи говорите. Умные и правильные. Тут, в Зарном, вы их не осуществите. А вот там, в Петербурге… Подумайте. А я подмогну. И при всем моем уважении к вам, но… отказа я не рассмотрю, Иван Павлович.