Текст книги "Красная земля (СИ)"

Автор книги: Андрей Посняков

Соавторы: Тим Волков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Глава 15

Все смешалось в памяти – и память прошлого тела, и воспоминания настоящего.

Доктору снились родители, Павел Никанорович и Александра Авдеевна. Они проступали сквозь дымку сна, как на старой фотографии. Папа, в черном сюртуке, с небольшой бородкой и лихо закрученными усами. Мама в платье с кринолином и модной шляпке. Красивые, молодые… И с ним рядом – дети: две девочки – сестры – Аграфена и Катерина, и младший – Ванечка. Было ему тогда лет пять. Вообще, в те времена маленьких детей для семейных фотографий снимать не любили – детская смертность была высока, так чтоб не бередить потом душу. Но его сфотографировали тогда, специально ездили в город. Павел Никанорович, выходец из среды провинциального дворянства любил, чтобы все было «как у людей».

Род их обеднел еще в прошлом веке, а уж после отмены крепостного права и вовсе впал в полное разорение. Сестер, слава Богу, удалось все-таки выдать замуж… Правда, в дальние губернии, зато – с минимальным приданным. Ну, хоть какое-то, чтоб «как у людей». Выдали, конечно, за разночинцев – Аграфену за владельца маленького кожевенной фабрики где-то под Екатеринославлем, Катерину – за какого-то самарского купца. Поначалу писали, но, вот уже лет десять, как никакой весточки. Что с ними сталось – живы ли? – этого доктор не знал… Эх, сестры, сестры…

Тут вдруг проявился другой персонаж – старенький провинциальный доктор Федор Иваныч, некогда приохотивший Ивана к медицине. Снилось, будто бы Федор Иванович и Иван, еще совсем юный, едут не спеша в одноколке по узеньким улочкам. Иван грустен – финансовые дела семьи и при родителях-то были весьма не блестящи, а уж после их смерти…

– Ничего, Ваня! – утешал доктор. – Выбил я тебе пенсион от нашего земства! Так что быть тебе доктором. Быть!

Милейший Федор Иванович уехал из Зареченска в первый год войны. Куда-то под Самару, к родственникам… Да так и пропал.

А родители похоронены на зареченском кладбище, и надо бы туда съездить, а то как-то…

Да, да! Надо съездить, заказать молебен, поставить свечечки…

Черт!

Иван Палыч проснулся в холодном поту. За окном шел дождь, и в схемных апартаментах «Гранд-Отеля» было сыровато и немного зябко. Хозяйка, Аграфена Матвеевна, в последнее время сильно экономила на дровах, хотя квартирную плату повышала с завидной регулярностью.

Жалованье… А кто теперь будет платить? Земства-то нынче нету! Новая власть? Да и родителей бы надо… молебен, свечечки…

Господи!

Какие родители? Какой молебен?

Артем, ты забыл – кто ты? Москва, начало двадцать первого века, частная клиник. Нечастые визиты бывшей жены, Ольги… Детей нет. Родители умерли. Вся жизнь – дежурства, операции, ночные вызовы… Коллеги? Да. Хорошие люди, кофе в ординаторской. Но близких – нет. Артем даже кота дома не держал – некогда.

Да! Да! Артем, вспомни! Никакой ты не Иван Палыч, а человек из будущего. Земским врачом Иваном Петровым ты стал случайно, по прихоти судьбы… Но, ты – не он!

Тогда к чему такой сон? Вообще, как могут сниться подобные сны? Наверное, это сознание Ивана Палыча – того, настоящего Иван Палыча – все-таки как-то пробивается, влияет… Ну да, влияет! На всю жизнь!

Артем вдруг поймал себя на мысли, что он живет и действует так, как жил бы и действовал истинный Иван Палыч, земский врач, рожденный в конце девятнадцатого века. Черт его знает, может гормоны настоящего тела влияют? Повадки? Инстинкты?

Но, он же – не он! Он – Артем, он знает будущее. А, значит, способен это будущее менять. Так какого же черта… Нет мысли-то о изменении будущего к Иван Паычу приходили – про тех же большевиков. Но, как-то не слишком структурировались. Да и всего навалилось – не разораться, не вздохнуть даже. Больница, война, общественная деятельность… Теперь вот – эпидемия, сибирская язва.

А ну-ка, Артем! Встряхнись! Возьмись за дело… пока, кажется, еще есть время.

Вскочив с койки, доктор накинул халат и уселся за письменный стол. Скорее, это было просто небольшое бюро с письменными принадлежностями и стопкой желтоватой бумаги. В латунном стакане стояли перья и карандаши.

Взяв лист бумаги, Иван Палыч (Артем!) поделил его на две части. Слева написал – «опасности», а справа – «как избежать?».

Опасности написал сразу же. Гражданская война, голод, красный и белый террор, бандитизм, продотряды, разруха, военный коммунизм…

Еще много можно было чего – но, лучше по порядку, так сказать, по мере поступления.

Как избежать? Как избежать Гражданской войны? Да никак! При всем делании. Что он, простой сельский врач, может сделать? Разве что, как-то попытаться обезопасить своих, да то же Зарное, уезд… город… Уже было бы немало!

Итак, власть у большевиков, коммунистов. Пока что они крови не льют, но это пока – Гражданская не за горами.

Вот тут Артем уже кое-что предпринял: все близкие ему люди – в большевиках. Хотя, нет, не все… Ну, Гробовский – он пока на фронте… или уже черт знает, где… Бедная Аглая… Из местных же… Чарушин, Ольга Яковлевна, Воскобойников – это же меньшевики, эсеры… Воскобойников так и вообще, кажется, кадет! И уже никакая не власть. А кто власть? Гладилин – товарищ Артем. Надеюсь, скоро прибудет. Еще Совет… точнее исполнительный комитет Совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов. Там уже Анна Львовна! И это хорошо. Жаль, что Аннушка сюда пока не может приехать – карантин! Войска даже ввели… Точнее – отряды Красной гвардии. Ими, кстати, Субботин командует, Аристотель! Тоже свой человек. И милиция еще – Петраков.

Во власти – все свои люди. Так надо туда кооптировать и остальных! Того же Чарушина, Ольгу Яковлевну… Воскобойникова – вряд ли возможно, да он, верно, и сам не пойдет. Вот Гробовский, если вдруг явится… И что с того, что офицер? Мало ли царских офицеров в Красной армии будет? Да и генералов… Тот же Брусилов.

Что касаемо будущей Гражданской… Вот-вот ведь начнется! Поначалу «белые» будут наступать по всем фронтам… В Зареченске кого опасаться? Пожалуй, только Антона Деникина – с юга. До северо-запада – немцы, Юденич – все ж далековато. Еще не забывать о бандитах, так называемых «зеленых». Это добра хватает! Ну, тут, конечно, надо давить. Пока не начались столкновения с «белыми», среди которых тоже кого только нет! Ежели судить по тому же санитарному поезду – монархисты там в меньшинстве, в основном – сторонники демократической республики, Учредительного собрания… Да пока черт-то с ними! Время терпит…

А что не терпит? Бандитизм не терпит, надо душить, и как можно скорее! Иначе появятся всякие «батьки» да «крестьянские вожди». Да, крестьянам трудно придется. Продразверстка, комитеты бедноты… Надо заранее туда – своих! Не торопясь, подумать – кого. Чтоб потом не кусать локти.

Так, что еще? Ростовцевым и отцу Николаю, пожалуй, лучше на Юг, к «белым». Пока не поздно еще. Помещиков и священников Советская власть не жаловала. Ну, Ростовцевы – да, пожалуй, уедут, коли припечет. А отец Николай? Славный ведь батюшка, жаль, если расстреляют. Так надо того не допустить! Все заранее продумать…

Вот доктор и сейчас думал. Насколько знал. А знал он историю, как и любой обычный человек, так себе, в общих чертах. И все же – хотя бы так. Хотя бы имел представление… А значит, мог действовать! Правильно или нет – другой вопрос. Но, не сидеть, сложа руки, а действовать. Что-то делать! Менять окружающий мир… в лучшую сторону.

Артем хмыкнул: так он и действовал! Можно сказать, ни разу еще не присел. Вот, хоть взять эпидемию… Но, это бы и любой земский врач делал. А что такого может сейчас сделать Артем, чего не делал бы истинный Иван Палыч?

Расставить во власти своих людей – это во-первых. И уже сейчас, и – самое, пожалуй, главное – в недалеком будущем. Вот, то же ЧК, чрезвычайный орган. Он очень скоро появится! И хорошо бы там иметь своего. Понятно, что начальника-то, скорее всего, пришлют. Но ведь ему понадобятся зам, сотрудники… А вот тут мы можем влиять! Строить, так сказать, советскую власть… с человеческим лицом! Пока – в отдельно взятом районе. Насколько удастся.

Во-вторых – надо бороться с бандитами! Не отдавать им инициативу, не пускать все на самотек. Уж совсем скоро, когда белые начнут наступать, когда Советы ослабнут, власть будет их – бандитская. Ненадолго, правда. Но… кровавых дел натворить успеют.

Да! В Смольном Ленин говорил о Семашко. Насколько Артем помнил историю медицины, Николай Александрович Семашко – руководитель советской медицины, нарком здравоохранения. Старый большевик, профессор, человек очень авторитетный, известный, как организатор борьбы с эпидемиями на заре советской власти.

Вот ему и написать! В Москву! Просить помощи, совета… Тем более, Ленин же говорил! Адрес? Гладилин должен знать, они же с Семашко вместе в Париже были… и в Лонжюмо.

Да, именно так! Систематизировать все, что делается в уезде по борьбе с эпидемий сибирской язвы! Четко все по полочкам разложить – и предоставить в Москву, Николаю Александровичу! С сопроводительным письмом.

Все продумав, Артем (Иван Палыч) собрался было уж обратно лечь спать, да глянул на висевшие на стене ходики с кукушкой. Однако, шесть утра! Чего уж теперь и ложиться?

На улице еще было темно, моросил дождик – ни звезд, ни луны. Даже фонари – и те не горели, ввиду дефицита керосина. Что же касаемо электричества, так в Зарном его отродясь не видали – только на станции. Там как-то от города протянули ветку, ну, а, по нынешним временам, больше полагались на генератор маневрового паровозика, поставленного на запасном пути.

Доктор не успел зажечь керосинку – по потолку вдруг пробежал яркий световой луч! Выглянув в окно, Иван Палыч увидел горящие в отдалении фары. Автомобиль! Прислали за чем-то важным из исполкома? Или это грузовик с красногвардейцами – приехали на смену? Как бы то ни было, а кто-то из приехавших должен бы добраться до сельского совета: что-то спросить, объяснить, доложить… Раз уж нынче власть Советов – Советская власть, о триумфальном шествии коей уже раструбил все лояльные большевикам газеты. А не лояльных почти и не осталось уже – позакрывали! Доктор считал – зря. Должная же быть хоть какая-то свобода слова!

Между тем, фары застыли где-то на окраине, рядом с больницей. Что-то случилось? Авто застряло в грязи? Но, не так уж нынче и грязно – не март, не апрель. Не дай Бог, еще заглянут в больницу, хоть и написано на воротах «Карантин. Посторонним вход запрещен!». Большими красными буквами. Ну, да там Леня Лебедев нынче ночью дежурит – объяснит. Да и самому пора бы… В конце концов, чаю можно и в больничке попить.

Ага! Вот фары дернулись, авто поехало дальше… Повернуло. Скрылась за избами… Отойдя от окна, доктор недоумевающе пожал плечами. Странный какой-то маршрут. Более, чем… Если надо в Совет – так он в школе, в центре… Ну и, в исполкоме уездного совета прекрасно известно где все представители местной власти живут. Доехали бы уж тогда до гостиницы… Ан, нет – понесло куда-то. Так и заплутают, застрянут на околице, в грязи! Что, водитель не знает дорогу? Так на то старший есть. Да если послали кого-то из новых, кто-нибудь из старых – тот же Петраков, – уж должен бы объяснить, как и куда проехать дорогу.

Что и говорить – странно. Вариант с частным авто Иван Палыч даже не рассматривал – в Зареченске их давно уже не осталось. Часть конфисковали еще при Временном правительстве, часть – уже при большевиках, остальные угнали бандиты, обтяпывавшие свои темные делишки по типу французской моторизованной банды Бонно. Так что… Да работал ли Нобель? Остался ли вообще в свободной продаже бензин? Судя по всему – нет. Горючее для «Дукса» закончилось еще недели три назад. Хорошо, нанимали вскладчину частные дрожки – и для нужд сельсовета и для обслуживания отдаленных больных. С эпидемией-то боролись – вакцинировали! Сложно, тяжко, медленно – но дело-то налаживалось! Страшная болезнь понемногу начинала отступать. Значит, не зря доктор ездил за вакциной, да и все принятые неотложные меры уж давали результат!

Внизу, на кухне и в обеденной зале, уже слышались чьи-то голоса. Работники растапливали печь, ставили самовар… Вот кто-то торопливо поднялся по лестнице на второй этаж. В дверь осторожно, но настойчиво, постучали.

– Иван Павлович, это я – Анюта! – донесся девичий голос. – Меня папа послал. Там это… Срочно!

– Ну, заходи, Анюта Степановна! – Иван Палыч распахнул дверь. – Садись. Что случилось?

– За нашим домом – военная машина! – волнуясь, пояснила девчонка. – Ну, этот… броневик!

– Броневи-ик? – доктор удивленно ахнул. – Он что же там, в луже застрял?

– Да нет, не застрял, – покачал головою Анюта. – Стоит спокойненько. И эдак пулеметом в башне крутит. Стра-ашно! Папка там уже – ну, мы рядом живем… Так он притаился пока за забором, и велел вам сообщить.

– Правильно, что сразу не сунулся, – Иван Палыч быстро накинул пальто, и, вытащив из ящика стола наган, сунул в карман. – Ну, пошли, глянем…

Дождь кончился. Уже начинало светать, и небо на востоке окрасилось алой зарею. Сполох зарницы гуляли над лесом, отражались в окнах домов. Чавкала под сапогами грязь…

– Вон он! – замедлив шаг, показал Анюта. – За забором. Фары потушил – затаился.

Именно так все и выглядело! Бронированная боевая машина затаилась, словно хищник в засаде! Особо ее не видно, не слышно… и фары не горят. Странно…

На углу, от повалившегося забора, послышался слабый свист.

Анюта кивнула:

– Папка! Вон он, за старой ветлой.

Плохо было видно – скорее, угадывалось, как Пронин помахал рукою.

– Ну, что такое? – подбежав, тихо спросил доктор.

– Двое вышли, вылезли прямо из брюха, – Степан пригладил усики. – Минут десять тому… Все тайком, оглядываясь. Я было хотел выйти, но… решил повременить. Сперва поглядим!

– Верное решение, – одобрительно кивнул Иван Палыч. – Они куда направились-то?

Пронин прищурился:

– Думаю – в школу. Тут можно запросто – через задний двор.

– Понятно… Но, почему тайком?

– Это-то меня и смутило. И этот еще… – Степан кивнул на затаившийся броневик. – Стоит тут, жалом водит. Вернее – пулеметом. Если кто с этой стороны подойдет – ка-к жахнет!

– А мы с этой и не будем… Мы – с той! – хохотнул Иван Палыч. – Вернее, я… А ты, Степан, здесь присматривай. Роман Романыча с его парнями позвать бы не худо. Он у кого на постое?

– У бабки Ермилихи… Ну, большая такая изба-то! – председатель совета покусал губу. – Анютка – метнись! Скажи, чтоб вооружились… А сама потом – домой. И поживее!

Кивнув, девчонка умчалась…

А вот Иван Палыч уйти не успел – во дворе показались двое! Они шли, пригибаясь, в тусклой предрассветной мгле, и тащили на плечах…

– Доски какие-то тащат, – прошептал Пронин. – Пособия, что ли?

– Да нет, не доски. Картины! – Иван Палыч потер переносицу. – Ну, точно – картины. У нас выставка же!

– Да помню, – хохотнул Степан – ныне, и. о председателя сельского совета… Или уже как-то по другому именовалась эта должность – не суть…

Слева, в бронированном боку броневика, распахнулась дверь… там и исчезли картины.

В деревне запели петухи…

Доктор недобро прищурился:

– Ишь! Школу грабят, гады! Народное достояние. Ладно, я побежал…

С парадного входа, вроде бы, все казалось в порядке. Только мелькнули в коридоре, за окнами, темные тени…

Воров-то всего двое… И броневик им здесь не поможет!

Выхватив наган, Иван Палыч взбежал по ступенькам крыльца и рванул дверь…

– Стоять! Руки вверх! – прокричал он, спотыкаясь о валявшегося у дверей сторожа. Похоже, связали…

– Именем советской власти!

В ответ прогремел выстрел, и доктор быстро нырнул за дверной косяк. Воры, однако же, героев из себя не строили, а, прихватив оставшиеся картины, тут же пустились в бега! Иван Палыч, чуть выждав, бросился следом.

Даже пальнул для острастки в воздух:

– Именем революции! Стоять!

Предутреннюю деревенскую тишь взорвала короткая пулеметная очередь! Броневик зарычал двигателем, развернулся… Один из грабителей – маленький и юркий – проворно запрыгнул внутрь. Дверь с лязгом захлопнулась, и бронированная машина, набирая ход, покатила по узенькой сельской улочке. Зачавкала под колесами грязь…

– Подождите! Э-эй! – закричав, брошенный на произвол судьбы ворюга со всех ног бросился следом за броневиком.

Доктор удивленно присвистнул, разглядев знакомую грузную фигуру, растрепанную бороду…

– Подождите-е! Эй! Николай Николаи-иич… Не бросайте меня! Не-ет!

Появились Роман Романыч и его парни. Бросились следом – Иван Палыч едва успел осадить.

– Гнаться с наганами за броневиком? Плохая идея! Хватит нам и одного дурака…

А дурак все бежал, все пытался докричаться…

– Э-эй!

Броневик притормозил на повороте. Хлестнула короткая очередь. Бегущий резко застыл, словно напоролся на невидимую ограду. Застыл, и нелепо махнув руками, навзничь упал в грязь.

Подбежав, доктор склонился над упавшим, пощупал пульс…

– Ну, как он? – негромко спросил Пронин.

– Да уже никак… – Иван Палыч поднялся на ноги. – Была бы шляпа – снял бы. А так… Скрипач не нужен! Вернее – художник. Художник и друг художников. Эх, Лев Фролыч… что ж ты так?

Председатель подозвал Романа:

– Парни, надо проследить, куда свернет броневик!

– Свернул к станции, – высунулась из-за ветлы Анюта. – А там можно и в город, и в Ключ, и в соседнюю губернию! Все пути.

– Эх-х…

Верный своим новым принципам, Артем – Иван Палыч – первым делом на станцию и отправился – на телеграф. Там, на повертке, располагался красногвардейский патруль, не так давно присланный из города для соблюдения карантинных мер. Никакого броневика красногвардейцы не видели. Значит, раньше свернул… Лови теперь! Права Анюта – все пути.

Послав тревожную телеграмму, доктор почти сразу же получил ответ. Видать, в городе была объявлена тревога.

Тряхнув длинной челкой, телеграфист передал доктору длинную ленту:

– Вам, Иван Палыч!

– Спасибо, Виктор Андреевич…

«Зарное тчк доктору тчк уезде тревога зпт ночью угнан из ремонта депо броневик красный сормовец тчк предлалагется срочно провести ревизию украденного тчк ждем список тчк петраков»

Значит, угнали броневичок-то, ага… Жаль художника. Хотя он весь и сам был в банде новоявленного зареченского «Бонно».

* * *

Ревизию провели сразу после обеда на пару с Прониным. Сторож, Елизар Мефодьич, слава Богу, не пострадал – пришел в себя, помогал, суетился…

– А картины-то не все украли, да-а! Они ведь еще и в классах висят… Те, что в коридоре, взяли, а что в классах – нет. Видать, не успели… Ну, там немного. Две так и вообще – одинаковы. Поля с маками. Она у нас в коридоре висела, другая – в классе, вот!

– Да помню…

Ну да, таких было две. Почти одинаковые – и там, и там – поле с маками. Конечно, не Клод Моне, а так, по мотивам…

Что такое?

Показалось, будто край картины испачкан мелом… Верно, ученики баловались. Хотя…

Иван Палыч снял картину со стены. Ну да, просто краска в углу отслоилась. А за ней –коричневато-серая грунтовка… Стоп! Да нет! Другая картина!

– Мефодьич! Кисточки не найдется? И еще какой-нибудь, что ли, скипидар…

Да и не нужно было счищать весь верхний слой. Артему и так все стало ясно. Серовато-коричневые цвета, четкие угловатые линии. Пикассо! Начало кубизма. Оля, бывшая супруга, увлекалась художниками, альбомы покупала…

– Вот же мазня! – удивленно протянул Пронин. – Сверху-то повеселее было.

– Мазня, но дорогая! Очень… – Иван Палыч задумчиво покачал головой. – И со временем только дороже будет! Неплохое вложение капитала, ага… Что там у нас в галерее-то знаменитой украли? Как раз Пикассо – «Мужчина с кларнетом»…

– Да где ж тут кларнет? – ахал Степан. – Где мужчина?

Доктор же беседовал, вроде бы, сам с собой, припоминал:

– И еще Вламинка, кажется… Ну, Вламинка они, скорее всего, забрали… хотя, надо проверить… А за Пикассо обязательно придут!

– Что, Иван Палыч?

– Говорю, гости к нам снова явятся! Вот, на Пикассо их ловить и будем. Срочно телеграфировать Петракову!

Глава 16

А ведь неплохо придумано! Стырить картины известных художников, закрасить их мазней, выставить в простой сельской школе, чтобы они отлежались и выждали момента, когда шумиха поутихнет. А потом забрать их. И ведь если даже найдут заказчика что ему предъявят? Где, господа милиционеры, картины? Нет картин – нет и дела.

Выставка самая первая была в июне. Сейчас – ноябрь. Четыре месяца вполне хороший срок, чтобы сыщики потеряли след. Впрочем, украли бы их из школы и раньше, но карантин и сибирская язва наложили определенные ограничения. Да и сейчас преступники действовали больше импульсивно – украсть броневик! Это конечно мощно!

Иван Павлович запер дверь в пустом классе, отодвинул парты, расстелил на полу несколько старых газет и с величайшей осторожностью принялся за работу. Воздух быстро наполнился едким запахом скипидара и старой краски.

Он работал медленно, почти с благоговением. Слой за слоем, он снимал грубые мазки безвестного деревенского художника, открывая то, что было скрыто по ними.

Первой из картин «проснулась» та, что висела в классе. Из-под идиллического пейзажа с маковым полем проступили угловатые, нервные формы, сложные оттенки серого, коричневого и синего. Узнаваемый, еще ранний, но уже уверенный почерк Пабло Пикассо. Артем замер, глядя на нее. В его мире это полотно стоило бы целое состояние.

Вторая картина, из коридора, оказалась работой Мориса де Вламинка. Яростные, почти дикие мазки, буйство красок – ярко-алой, изумрудной, ультрамариновой. Пейзаж, написанный с мощью и страстью, которые заставляли картину буквально вибрировать. Артем вспомнил альбомы Ольги – Вламинк, один из основателей фовизма. Его работы тоже были золотым дном.

Кто знает, может быть эти две стоять столько же, как все те, что украли? Бандиты явно спешили. К тому же им видимо было сложно понять где какая – все произведения искусства были замазаны.

«Представляю, как сейчас злиться Рябинин!» – подумал Иван Павлович.

Вот ведь любитель антиквариата нашелся! То золотые монеты, то теперь вот картины. Размах с каждым разом у афериста растет.

Но ничего. Сколько бы веревочка не вилась…

* * *

Иван Павлович встретил Петракова на крыльце больницы. Начальник милиции, с лицом, осунувшимся от бессонных ночей и постоянного напряжения, тяжело спрыгнул с подножки повозки.

– Прочитал твое послание, Иван Павлович – и про картины, и про воровство, и про броневик. М-да, жарко у тебя в селе, Иван Павлович! Не заскучаешь! Ну, что, показывай свое сокровище, – без предисловий проговорил он, следуя за Иваном в кабинет. – И объясни, как эта мазня поможет поймать Рябинина. Я его по всему уезду ищу, как иголку в стогу сена, а он, оказывается, за картинами охотится.

«Не только за картинами, – хмуро подумал доктор. – Но и за всем, что имеет цену».

В кабинете, при свете керосиновой лампы, Иван Павлович развернул одну из спасенных картин – ту самую, в стиле раннего экспрессионизма. Петраков посмотрел на мрачное полотно скептически.

– И что в этом ценного? На базаре за пятак купишь.

– В этом, Василий Андреевич, – терпеливо объяснил доктор, – целое состояние. Для таких, как Рябинин, это как красная тряпка для быка. Он не успокоится, пока не заберет их. Мы это используем.

– Ладно, допустим. Но как его выманить? Объявить, что картины у нас? Так он и явится сюда, всю милицию на уши поставит. На броневике то своем.

– Нет. Он хитер. Он будет искать лазейку, слабое место. И мы ему его предоставим. – Иван Павлович прошелся по кабинету.

– Интересно послушать.

– Рябинин читает газеты. Это еще с первой встречи я обратил внимание. Так он собирает информацию, держит руку на пульсе. Так вот с помощью газет мы его и поймаем. Василий Андреевич, у тебя есть люди знакомые в газете? Журналисты?

– Есть. Знакомый, Алексей Полозов, работает в «Зареченском вестнике».

– Вот и хорошо. Мы попросим его написать небольшую заметку.

Петраков насторожился:

– Какую еще заметку? Что банда украла картины?

– Именно так. Но с одним нюансом. – Глаза доктора хитро сузились. – В заметке нужно сказать, что две картины удалось спасти от похищения. Что они временно, до составления описи и оценки специалистами из губернии, находятся на сохранении в здании уездной милиции в Зареченске. И что в следующую среду их планируют перевезти в центральное хранилище.

Он сделал паузу, давая Петракову вникнуть.

– Рябинин это прочтет. Он поймет, что это его последний шанс. Что пока картины в Зареченске, в здании, которое он, возможно, даже знает, у него есть возможность их украсть. А как только они уйдут в хранилище – всё, пропало. Оттуда их уже не вытащишь – даже на броневике. Он будет торопиться. И совершит ошибку.

Петраков задумался, потирая подбородок.

– Ловушка… Приманка в милиции… А мы будем ждать. Но он же не дурак, Иван Палыч. Он поймет, что это провокация!

– Возможно. А возможно и не поймет. Думаю, его жадность и уверенность в своем превосходстве затмят осторожность.

– Ладно… – Петраков тяжело вздохнул, но в его глазах зажегся знакомый огонек охотника. – Рискованно, но игра стоит свеч. Действуй. Дай мне текст этой заметки, а я сам Полозову скажу, чтобы пропустил в номер. Только чтобы без лишних подробностей. И чтобы вышла завтра же.

– Завтра же, – кивнул Иван Павлович. – А мы с вами, Василий Андреевич, начнем готовить для господина Рябинина самый теплый прием в его жизни.

– Последний, – холодно добавил начальник милиции.

* * *

Пока в Зареченске Петраков и его люди готовили засаду в здании милиции, переставляли мебель, организовывали скрытые посты и дежурили у телефона в ожидании звонка от журналиста, Иван Павлович действовал на своем фронте.

Он собрал медицинский чемоданчик, запасы вакцины и, прихватив с собой в помощники окрепшего Романа Романыча и одного из красногвардейцев для охраны, отправился в село Ключ.

Дорога была ухабистой и долгой. Фаэтон подпрыгивал на колдобинах, и Иван Павлович то и дело придерживал драгоценный ящик с вакциной. Пейзаж за окном был унылым и тревожным: пожухлые поля, покинутые хутора, следы недавнего присутствия то ли бандитов, то ли мародерствующих дезертиров.

Ключ…

Сюда следовало ехать как можно скорее. И на то были причины.

Первая, и самая важная – вакцинация. С села уже начали приходить недобрые вести о том, что появляются больные. Нужно провести вакцинацию, пока не стало поздно.

А вторая цель – расспросы о броневике. Именно в сторону Ключа уехал необычный автомобиль Рябинина. Кто знает, может там и стоит? Хотя это вряд ли. Но следы поискать стоит. Возможно удастся найти какую-то ниточку.

Иван Павлович начал с самого очевидного – с председателя местного совета и фельдшера.

– Броневик? – председатель, мужик с проседью в бороде и умными, уставшими глазами, помотал головой. – Нет, Иван Палыч, не видели. Слышали, конечно, что грохочет что-то по большаку, да кто его разберет? То ли грузовик, то ли… Нынче всякое бывает. Да не до того было – болезнь, Иван Павлович, у нас эта. Вы бы глянули.

– Обязательно гляну. Пошли.

Провели осмотр, дали рекомендации. Потом принялись обходить людей – делали вакцинацию, а заодно и как бы между делом расспрашивали.

Удача улыбнулась им у самого выхода из села, у ветхой кузницы. Старый кузнец, гигант с обожженными руками, на вопрос о броневой машине задумался, а потом хлопнул себя по лбу.

– А ведь было дело! Шум, грохот. Я тогда как раз подкову правил для мерина-то Листратыча. Выглянул – а оно, железное чудище, на краю села стоит, мотор тарахтит. Не нашу улицу, дальше, к старой мельнице. Ух, сколько в нем железа! На сотню коней хватит подковать!

– К мельнице? – Иван Павлович насторожился. – А потом?

– А потом… Потом притух мотор. Минут на пятнадцать. И укатило. И больше не видел.

Старая мельница. Заброшенная, на отшибе, у небольшой речушки, которая впадала в их главную реку. Идеальное укрытие.

«А ведь оттуда удобно и до артели Михаила ходить – только по лесу пройтись, выйти на пригорок – и уже у кладбища».

– Спасибо! Большое спасибо! – Иван Павлович пожал мозолистую руку кузнеца.

Они немедленно отправились по указанному направлению. Дорога была разбитой, и следы грузных колес на грязи виднелись вполне отчетливо. Они вели прямиком к темнеющему вдали силуэту старой мельницы с поломанными крыльями.

Подъехав поближе, они спешились и стали продвигаться осторожно, стараясь не шуметь. Красногвардеец снял с плеча винтовку.

У самого входа в мельницу картина открылась красноречивая. Следы шин обрывались. А рядом, на земле, виднелись четкие отпечатки ног – несколько пар сапог и… следы грубых башмаков, похожих на те, что были на убитом Льве Фролыче.

– Они здесь были, – тихо прошептал Роман Романыч. – Но, кажется, давно – еще до ограбления школы.

Осторожно войдя внутрь, они увидели следы пребывания: пустые консервные банки, окурки махорки, сломанный ящик. В углу валялась смятая, забрызганная грязью тряпка – похоже, ею вытирали руки.

– Ничего ценного они здесь не оставили, – развел руками красногвардеец.

Но Иван Павлович подошел к грубо сколоченному столбу, поддерживавшему балку. На нем был нацарапан ножом неуклюжий, но узнаваемый знак – стилизованная буква «Р» в круге. Знак Рябинина. Метка для своих? Или просто бахвальство?

– Они использовали это место как точку сбора или укрытие, – проговорил Иван Павлович.

Он вышел на улицу, оглядывая окрестности. Старая мельница на отшибе… Броневик мог подъезжать сюда, не привлекая лишнего внимания. Отсюда было недалеко и до Зарного, и до большака, ведущего в другие уезды.

– Как только вернемся, нужно срочно передать Петракову, – начал вслух рассуждать Иван Павлович. – Пусть выставит здесь скрытый пост, наблюдателей. Если Рябинин и его банда появятся здесь снова, мы должны знать об этом. Хотя, вряд ли они сюда еще сунуться…

* * *

Доктор оказался прав – у мельницы больше никого не видели. Рябинин, обладающий каким-то невероятным чутьем, видимо понял, что там его могут поджидать и сменил локацию. Но ничего, доктор тоже умел ждать. Вышла статья в газете, и Рябинин должен был на нее клюнуть.

Через два дня, когда Иван Павлович заканчивал очередной обход, в больницу, сметая все на своем пути, ворвался запыхавшийся молодой милиционер, помощник Петракова.

– Доктор! Иван Павлович! Берите шапку, бегом в управление! Василий Андреевич вызывает! – он едва мог говорить, держась за бок. – Взяли! Кажись, того самого… с картинами!

Сердце Ивана Павловича дрогнуло от предвкушения. Наконец-то! Попался, гад!

Он схватил пальто, на ходу крикнул Аглае, чтобы продолжала без него, и почти бегом бросился следом за милиционером к машине. Рванули к зданию уездной милиции.

Внутри царило оживление. Милиционеры, возбужденные и довольные, толпились в коридоре. Сам Петраков, с лицом победителя, стоял у двери в кабинет следователя.

– Ну, Иван Палыч, видишь? – он хлопнул доктора по плечу. – Не заставил себя ждать! Как по писаному – поперся на приманку! Поймали мы его. Вон он, сидит в кабинете, чернее тучи.