Текст книги "Красная земля (СИ)"

Автор книги: Андрей Посняков

Соавторы: Тим Волков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Глава 21

– Ах, что я все – Петербург, Петербург! – махнув рукой, рассмеялся товарищ Семашко.

Доктор улыбнулся:

– Вот и я никак не могу к Петрограду привыкнуть. Вроде бы, и давно переименовали, а все так и говорю – Петербург, Питер… Но, знаете, Николай Александрович, хорошо бы столицу обратно в Москву перенести. В Петрограде уж слишком опасно. Слишком уж он к недругам нашим близок! Тот же Красной, Юденич, немцы… Ну, да с Германией сейчас перемирие… Вопрос – надолго ли? Случись что – а армии-то, по сути, нету!

– Вот и тут я с вами согласен, Иван Павлович, – озабоченно покивал гость. – Ни армии пока толком нет, ни, как вы сказали, милиции… Одни голые постановления да пожелания! А по поводу столицы в Москву… Знаете, об этим уже и в Совнаркоме думают! Вот, товарищ Сталин уже предлагал, нарком по делам национальностей. Так что, думаю, ежели вдруг какое обострение – переедет столица! И я, Иван Палыч, вас туда всенепременнейше заберу! Вместе будем новую медицину строить.

– Я подумаю, – серьезно отозвался доктор. – А вот по поводу усиления милиции, наверное, стоит с Гладилиным переговорить. Поможете?

– Всенепременно!

* * *

Утром прибежал взволнованный Лебедев – всю ночь он дежурил в больнице, а вот раненько, утром… еще даже не начало светать. Взбежав по лестнице, забарабанил в дверь:

– Иван Палыч! Беда!

– Что? Что такое? – заспанный доктор выглянул в дверь в ночной пижаме.

– Санитаров наших арестовали! В город увезли.

– Каких еще санитаров… Ах! Ну, входи, входи, Леонид… Я быстро… сейчас.

Запалив керосинку, Иван Палыч принялся быстро одеваться. В приоткрытую дверь заглянул встревоженный гость:

– Случилось что?

– В город… В город надо быстрее! – озабоченно вымолвил доктор.

– Так за мной скоро машина придет, – Николай Александрович развел руками. – Обещали часов в восемь. А к чему такая спешка-то?

– Хороших людей арестовали, Николай Александрович, – надевая пиджак, рассерженно пояснил Иван Палыч. – Санитаров моих. Ну, тех, кто нас спас… Ну, да, из бывших они… Но, советской властью прощенные! Да без них бы…

– Да. Без них бы нам туго пришлось, – присев к столу, Семашко согласно кивнул и прищурился. – А кто произвел арест? По чьему приказу?

– Да парни какие-то… с красными повязками, – пояснил, наконец, Лебедев. – Показали мандаты – народная милиция…

Доктор покусал губу:

– Красников сам не мог… Милиция подчиняется уисполкому. Гладилин, что ли, не разобрался…

– Скорей, ретивые исполнители, – побарабанив пальцами по столу, мрачно протянул Семашко. – Таких во все времена хватало. Раньше перед начальством выслуживались, а ныне выказывают революционный пыл! Что хуже, вот, ей-богу, не знаю! Исполнительных-то дурней в России на триста лет припасено! Однако, вы правы, Иван Палыч – надо бы поспешить…

Лебедев вздрогнул:

– Что, думаете, могут?

– Могут, – сурово отозвался гость. – Бывали случаи. Коли задержанные не так себя поведут, попытаются вырваться… Тогда никакого суда и постановления не надобно. Как говорится – руководствуясь революционным чутьем…

– Ну, в таком случае мы уже опоздали, – доктор глянул в окно… и вдруг улыбнулся. – Кажется, машина! Во-он, за лесом, свет.

Леонид бросился к окну, вгляделся:

– Ну да, точно! Машина! За вами, Николай Александрович.

– Так уж и пора бы, – вытащив карманные часы, усмехнулся товарищ Семашко. – Времени-то полвосьмого уже! Ну, Иван Палыч, собрался? Пошли тогда. Надеюсь, мои доблестные гвардейцы уже проснулись…

* * *

Когда машина въехала в город, уже начинало светать. Послышался протяжный гудок – какой-то из заводов еще работал. По низкому серому небу бежали алые сполохи – то ли заря, то ли что-то горело.

– Склады на ситцевой мануфактуре горят, – обернувшись, пояснил водитель. – Вся милиция там еще с ночи…

– Милиция? – изумился Иван Палыч.

– Ну так, а кто? – покрутив усы, шофер повернул руль. – Пожарные-то давно уже разбежались. Потому как – ни денег, ни пайка.

– И пожарную охрану тоже возрождать надо, – тихо протянул Семашко. – И армию, и милицию… Не мы, большевики, это все развалили. Но, восстанавливать придется нам. И, чем скорее, тем лучше!

Доктор улыбнулся:

– Золотые слова, Николай Александрович! Только, чувствую, трудновато придется…

– Ничего. Мы же большевики! Справимся.

Гладилин уже находился на своем месте – в кабинете на втором этаже горел тусклый керосиновый свет, электричество в городе подавалось крайне нерегулярно.

– У себя, – завидев вошедших, отрывисто кивнула Ольга Яковлевна. – Ждет.

– А, приехали, наконец! – услыхав голоса, Сергей Сергеевич выбежал навстречу гостям. – Ах, славно, что живы! Этот поезд… налет… Я уж извелся весь! Это ж на вас, Николай Александрович, покушались! И, наверняка, использовали Викжель. Теракт во всей своей подлости! Мы уже аресты произвели.

Повесив на вешалку пальто, товарищ Семашко устало махнул рукою:

– Ты, Сережа, морфий со счетов не сбрасывай. И Робеспьера из себя не строй! Аресты они произвели, успели… Абы кого похватали?

– Поджигателей! – нервно, но с гордостью, отозвался Гладилин. – На ситцевой мануфактуре склады подожгли. Верно, по указке бывшего хозяина, мануфактуру-то недавно национализировали. С поличным взяли! Рабочая дружина! Там, на фабрике-то, комсомольский отряд… Товарищ Нюра Резанович!

Иван Палыч вдруг улыбнулся:

– Знаю Нюру. Хорошая, целеустремленная девушка. Так, говорите, с поличным? А в Зарном арест кто произвел?

– В Зарном? Арест? – удивился Сергей Сергеевич. – Красников не мог – на пожаре. А, у него, верно, дежурные есть. Ну, в отделении – добровольцы. Хотя, я уже дал распоряжение формировать штат! На свой страх и риск, конечно…

– А вот молодца, Сергей Сергеич, – Семашко одобрительно кивнул. – Ай, молодца! Так, может мы сейчас и того – к дежурным этим заглянем? Ну, в милицию.

– Ох, Николай Саныч… Вам ведь скоро в Москву… да и чайку с дороги…

– Ничего. Задержусь, если надо. А чайку мы и в милиции попьем!

Небольшой двухэтажный особняк располагался совсем неподалеку. Вполне симпатичное здание в стиле ар-нуово (он же югенд-стиль, он же – модерн). Парадный вход, решетки на подвальных окнах, эркер. На втором этажа, слева – забитые фанерой и досками окна. Кабинет покойного Петракова… Не успели еще застеклить после устроенного Рябининым взрыва. Эх, Василий Андреевич, как же все-таки жаль! Теперь как бы еще Лаврентьева с Деньковым не расстреляли. Нет, нельзя это допустить, никак нельзя! Иван Палыч (Артем! Артем!) прекрасно понимал, что для задуманного им формирования нового мира свои люди в силовых структурах нужны, как воздух! Значит, Лаврентьев и Деньков должны работать в милиции. Должны!

– Да тут заперто! – товарищ Семашко поднялся по ступенькам крыльца и громко постучал в двери. – Эй! Есть кто живой?

– Чего надо? – нелюбезно отозвались из-за двери.

– Заявление желаем подать! – недобро щурясь, выкрикнул Гладилин. – О воровском притоне.

Послышался скрежет засова. Двери распахнулись…

– Э, потише, черт!

Отпрянув, Сергей Сергеевич выругался – изнутри кто-то целился из нагана!

– Я Гладилин, председатель исполкома! Красников где?

– На выезде! Тов… Товарищ Гладилин? Извините, не узнал. Проходите.

Милиционер опустил револьвер и посторонился.

– Ишь ты – и не войдешь! – усмехнулся Николай Александрович.

– Товарищ Красников, уезжая, наказал, чтоб никого не пускать…

Веснушчатый парнишка в большой, не по размеру, толстовке с красной повязкой на рукаве, совсем не походил на строгого представителя власти. Щуплый, с рыжими вихрами и детским незамутненным взглядом, он выглядел максимум лет на шестнадцать. Зато наган в кобуре!

– Дежурный милиционер Николаев! Семен. Вот, сюда, пожалуйста, проходите…

Входя в кабинет, товарищ Семашко повернул голову.

– Семен, вы в гимназии учились?

– Нет, в реальном… Пять классов закончить успел.

– Хорошо, – покивал Гладилин. – Арестованные в отделении имеются?

– Так точно! Имеются, – юный милиционер все же стремился держаться по-военному. – Двое. Из Зарного совсем недавно привезли. Для предания революционному трибуналу!

– О, как! Сразу трибунал! – присаживаясь на стул, ахнул Иван Палыч.

Сергей Сергеевич тоже уселся и велел привести арестованных.

– Не могу, товарищ председатель уисполкома! – Семен грустно скривился и развел рукам. – Ключа-то от подвала у меня нет!

– А у кого есть?

– У товарища Красникова… И у Игорька, старшего смены.

– Игорек тоже пять классов успел закончить? – хмыкнул доктор.

Милиционерик заулыбался:

– Не-ет! Все семь. Потому и старшим назначен.

– Где живет, знаешь? – быстро поинтересовался Сергей Сергеевич.

– Ага!

– Ну, беги за ключом… Хотя, постой-ка! Поясни – кто там, в подвале, и за что?

Семен объяснил все кратко и неожиданно толково. В полпервого ночи, получив известие о пожаре на ткацкой фабрике, дежурный бросился домой к начальнику, Красникову. Разбудил, доложил… Начальник, подняв тревогу, умчался на пожар, оставив в отделении трех человек – дежурную смену.

– У нас тут шалят по ночам, – пояснил милиционер. – Потому мы всегда дежурим. С оружием! Граждане извещены.

– Понятно все. Дальше!

Дальше, где-то около трех утра, с вокзала принесли срочную телеграмму. Такие телеграммы в исполком и в милицию доставлялись в любое время суток.

– Да вот она!

Вытащив из ящика стола спутавшуюся серпантином бумажную ленту, Семен протянул ее Гладилину.

– Зареченск. Милиция. Срочно, – вслух прочитал тот. – Двое бывших полицейских подняли вооруженный мятеж тчк на конях тчк сейчас находятся в Зарном зпт в больнице тчк предлагается срочно арестовать тчк председатель совета пронин.

– Пронин? – изумился доктор. – Так он бы сообщил нам первым делом! Раз уж про больницу речь зашла. Ладно! Поспрошаем потом телеграфиста.

– Поспрошайте, – улыбнулся Гладилин. – Ну, что, товарищ дежурный? Давай, дуй за ключом. Да! Чай тут у вас надеется? И чайник.

– Даже примус есть! И вода в ведерке. А заварка вон, в шкафу.

Семен усвистал за ключом. Сергей Сергеевич самолично раскочегарил примус… Правда, чайку попить не успели. Снаружи послышался рокот мотора и визг тормозов… В отделение вошел Красников – запыхавшийся и весь измазанный сажей.

– Товарищ председатель исполкома! Разрешите доложить…

– Садись уже, Витя… Как пожар?

– Потушили! – улыбнулся милицейский начальник. – Поджигатели пойманы и во всем признались… еще до нас. Бывший хозяин подкупил!

– Поня-атно… Ты, Виктор Иваныч, ключ от подвала не потерял?

– Ой…

Похлопав себя по карманам, Красников радостно вытащи ключ:

– Вот он!

– Там, в подвале, новые сотрудники… Веди!

– Сотрудники? В подвале…

– Вить, я с тобой схожу, – поднялся на ноги Иван Палыч. – Во избежание эксцессов.

Увидев выпустившего их доктора, задержанные – такое впечатление – не особенно и удивились.

– О, Иван Палыч! – Лаврентьев улыбнулся в усы. – Выручать нас явились…

– Да нет, – хмыкнул доктор. – Скорей, на работу устраивать.

Усевшись за стол, Гладилин что-то записывал на листке желтоватой конторской бумаги.

– Приказом уисполкома Зареченского городского и уездного совета… за номером таким-то… – расхаживая из угла в угол, вслух диктовал Семашко. – Утверждается штатное расписание… отдела народной милиции… в лицах… Начальник – Красников Виктор Иванович…

Тут Николай Александрович запнулся:

– Как, Виктор Иваныч? Пойдете в начальники-то? Служба нелегкая.

– Да я уж понял. Но, раз надо…

– Вот и славно… Так! Дальше… А дальше – вы, ребята! – товарищ Семашко повернулся к задержанным… точнее – к недавно освобожденным. – Хотите – не хотите – не спрашиваем, а просто мобилизуем! Особого-то выбора у вас нет… Тем более, люди вы надежные – успел убедиться. Вот и Иван Палыч вас характеризует, как профессионалов… спецов! А спецы нам нужны… Верно, Виктор Иваныч?

– Да… очень… – при виде столь высокого советского начальства Виктор как-то немножко оробел.

– А как их записать-то? – поднял глаза Гладилин. – Для штатного расписания ведь конкретные должности нужны. Но – становой пристав, урядник, сыскной агент – как-то не по-советски…

– Товарища Лаврентьева запишите старшим оперативным уполномоченным, – потягивая чаек, подсказал Иван Палыч. – А товарища Денькова – просто оперативным сотрудником.

– Так. так… – Гладилин усердно записывал. – Привлечены в качестве специалистов…

– Под поручительство товарища Семашко А Эн! – усмехнувшись, подсказал Николай Александрович. – Член РСДРП (б) с 1903-го года.

– Э… здасьте… – с улицы вошли двое парней, ведомые бравым Семеном.

– А вот еще наши! – обрадовано воскликнул Красников.

Сергей Сергеевич поднял глаза:

– Садитесь, товарищи. С сегодняшнего дня оформляем вас в штат! Если, конечно желаете…

– Конечно же, желаем! – Семен отозвался за всех. – А что значит – в штат?

– А то, что теперь вы – кадровые сотрудник милиции, а не какие-то там добровольцы! – тут же пояснил Виктор.

Парни восторженно переглянулись.

– С этого дня вам положен паек, – поощрительно улыбнулся Гладилин. – Табельное оружие и небольшое денежное довольствие. А со временем – и форма.

– Паек!

– Довольствие…

– Форма…

Сергей Сергеевич постучал по столу:

– Так, товарищи! Коли хотите служить народу – пишите заявление. Да, и познакомьтесь с вашими новыми коллегами. Они вас много чему научат.

* * *

– Телеграмма? Срочная? – патлатый телеграфист Викентий смахнул упавшую на глаза челку и утвердительно кивнул. – Ну да, приносили такую. Про каких-то мятежников. Как раз этой ночью, в мое дежурство. Вообще-то, я и не должен был дежурить, но, понимаете, у сменщика супруга заболела, а тот в городе и…

– Викентий Андреевич! – кашлянул доктор. – Кто телеграмму принес?

– Не поверите – ребенок! – телеграфист громко расхохотался, показав редкие желтоватые зубы. – Небольшая такая девочка. Совсем.

Он показал рукой, какого роста была девочка. Выходило – сантиметров тридцать. Ну, мало ли, чего напутаешь – все-таки ночь была.

– А как думаете, в школу эта девочка ходит?

– Да ходит, – Викентий, не задумываясь, покивал. – Вежливая такая вся! Вошла, говорит – здравствуйте! Можно ли от вас телеграмму срочную? Ясно – в школе училась. Дома-то так говорить не научат.

– А светленькая она? Темненькая? С косичками?

– Да в платке! Зеленый такой платок, штапельный, с рисунком… желтенькие такие кружки, коржики, птички. В Зареченске, на ситцевой мануфактуре такую ткань еще до войны делать начали. Германские технологии! Я почему знаю: у моего брата жены подруга…

– Викентий Андреевич! А, кроме платка? Еще что-то заметили? Ну, платье там или что?

– Так армячок на ей был. Ну, как все дети бегают. Ночью-то холодновато.

Как ни пытал доктор, чего-то большего от станционного телеграфиста добиться, увы, не удалось. Видать, спросонья был, да и вообще – что ему за дело до какой-то там девчонки.

– А не странно, что девочку по такому делу послали?

– Так понятно – боятся, – тряхнул челкой Викентий Андреевич. – Вот и телеграмма не подписана. Я без подписи-то не имею права принимать, но… Раз уж в милицию…

Поблагодарив телеграфиста, Иван Палыч покинул станционное здание и быстрым шагом направился в село, намереваясь еще по путь заглянуть в больницу. С поездом сегодня повезло – Викжель тому поспособствовал или не Викжель, но екатеринбургский экспресс отправился нынче вовремя. Анна Львовна тоже приехала вместе с женихом, доктор отправил ее до дома с оказией – на попутной двуколке. Сам же забежал на станцию – поговорить.

Теперь выходит, что зря забегал. Зеленый платок! Ну, что это за примета? Да таких платков…

В больничке Иван Палыч спросил об этом Глафиру. Так просто спросил, уже уходя.

– Зеленый платок? – девушка на секунду задумалась, кивнула. – Да, таких много, у меня тоже есть. Ситцевый.

– Нет, телеграфист сказал – не ситцевый… Какое-то другое употребил слово.

– Шерстяной? Льняной?

– На «шэ» да… – доктор растерянно пожал плечами. – Вот ведь, забыл!

Санитарка усмехнулась:

– Штапельный, может быть?

– Во! – обрадовано кивнул Иван Палыч. – Штапельный.

Глафира прищурилась:

– А, тогда, Иван Палыч, такой платок – не у каждой! Ткань хорошая, плотная, дорогая, фактуру держит… Вообще, очень даже нарядная. Таким платком обязательно хвастаться будут!

* * *

Девочку нашли уже к вечеру. Через ребят через ту же Анютку. Вспомнили! И платок, и его хозяйку…

Ребята как раз собрались в школьной библиотеке – Анна Львовна, по старой памяти, выдавала книжки.

– Так это же Легонтова Марфутка! – первым припомнил Василий, сын кузнеца Никодима. – Феклистовых Андрюшки сестрица троюродная. В трактир частенько заходит. То яйца на продажу принесет, то еще что. Семейство не бедное! И платком – да, хвасталась.

Марфутку привели все те же «Красные скауты». Просто сказали, что доктор хочет с нею поговорить. Испуганной девчонка не выглядела, да и не такой уж оказалась низкорослой. Правда, невеликих годков – всего-то девяти с половиной лет.

Постучалась, вошла, платок зеленый поправила:

– Здрасьте вам, господин-товарищ доктор! Меня это… просили зайти.

– А, Марфуша! – выйдя из-за стола, Иван Палыч всплеснул руками. – Спасибо, что зашла. Говорят, яйца у вас купить можно? Я б пару дюжин взял.

– Дак можно, – улыбнулась девчушка. – Чего ж!

Доктор уже примерно догадывался, кто послал телеграмму, а потому не стал ходить вокруг да около, спросил сразу, напрямик:

– Ты тетушке Аграфене Матвеевне часто письма пишешь? Или больше телеграммы?

– Телеграммы больше, – проболтавшись, девочка тут же захлопнула рот. – Ой! Я ж обещалась никому не говорить.

– А мы никому и не скажем! – со смехом заверил Иван Палыч.

Феклистова! Аграфена Матвеевна Феклистова. И что у нее за ненависть к бывшим становым? А Бог весть… Может, за мужа своего мстит, а уж у того криминальных грешков хватало. Могли и пересечься не по добру и с приставом, и с урядником.

Доктор покачал головою: ладно, будем иметь ввиду.

За окном уже занималась вечерняя зорька. Скоро стемнеет, и неплохо было бы зайти в школу, за Аннушкой…

А за книжками-то немало ребят пришло! Соскучились… Эх, нужна, нужна в Зарном хорошая большая школа! Всенепременно нужна.

Иван Палыч уже накинул пальто, как в дверь постучали.

– Можно?

– А, Анюта! – узнал доктор. – Входи. Что хотела?

– Папенька в городе, а кому-то рассказать надо срочно! – девчонка вдруг напустила на себя самый официальный вид. – Иван Павлович, я к вам не как простая девочка… А как командир!

– Та-ак… – доктор поспешно спрятал усмешку. – Ну, товарищ командир, продолжайте!

– Как командир отряда красных скаутов имени Гийома Каля!

– Кого-кого имени? – изумленно переспросил Иван Палыч.

– Гийом Каль – вождь французских крестьян, восставших против своих феодалов еще во время Столетней войны! – сбавив важности, охотно пояснила Анютка. – Мы теперь – отряд его имени. Ну, нам товарищ Нюра Резанович подсказала. А то в городе тоже скауты есть, но они – имени Спартака! А мы – Гийом Каль… Правда, красиво?

– Ну, да… наверное… Так ты что хотела-то?

– Сообщить хотела, – девчоночка понизила голос. – Тот человек объявился опять!

– Что за человек?

– Ну, тот… путевой обходчик, с английскими усами… Я папеньке про него уже как-то говорила, а он – вам. Мы ж дежурим у дороги на Ключ! Вот, опять увидали. Он шел себе, шел… Нас увидел – и боком, боком – к реке. А там у него – лодка! Сел в нее и погреб. И знаете, куда? К старому кладбищу! Ну, которое нынче в известке и все загорожено. Мы же – красные скауты! Мы проследили.

Глава 22

Иван Павлович замер на мгновение, оценивая ситуацию. Послать за помощью и ждать Виктора или милицию? Времени столько нет. Этот странный путевой обходчик, ошивающийся возле давно брошенной линии – очень подозрительный тип. И сейчас, направившись поздно вечером на кладбище, – да еще и на лодке через реку, что чертовски опасно и так поступают только ради того, чтобы остаться незамеченным, – только умножил эту подозрительность.

Зачем он туда пошел? И кто он вообще такой – еще один помощник Михаила артельщика? Если так, то что потерял там, на артели? А может, это тот, кто организовал нападение на Семашко? А там у него место, где он прячется?

Нужно все выяснить немедленно!

Иван Павлович резко развернулся, подошел к столу. Достал оттуда наган. Проверил барабан – все шесть патронов на месте. Сунул его в карман пальто и, на ходу накидывая его на плечи, вышел из больницы.

– Иван Павлович, а мне… – начала Анютка.

– А ты иди домой, – ответил доктор. – Уже поздно.

– Я с вами!..

– Нельзя! – отрезал Иван Павлович.

– Так может быть опасно!

– Вот именно. Детям там не место. А у меня есть оружие, за меня не беспокойся. Беги.

Иван Павлович вышел из больницы, вдохнул прохладный, влажный воздух. Мысль о том, что незнакомец у кладбища может уйти, жгла его изнутри. Подсказывает интуиция, что путеец этот не простой.

Доктор двинулся по главной улице села, стараясь идти быстро, но не бежать, чтобы не привлекать лишнего внимания. Тяжелый наган в кармане пальто неприятно бил его по бедру при каждом шаге. Ехать на «Дуксе»? Рискованно. Слышно далеко его рев, спугнешь еще на подъезде всех. А вот незаметно подкрасться – другое дело…

Деревня жила своей, размеренной и тревожной жизнью. Из труб низких, почерневших изб валил густой дым – топились по-черному, экономили дрова. Воздух пах дымом, прелой соломой и кисловатым запахом домашнего скота.

Навстречу ему, постукивая по грязи ободранными башмаками, брели несколько женщин с пустыми ведрами – шли к колодцу. Они угрюмо поздоровались, в их глазах читалась усталость и привычная настороженность. Нынче все были такие – хмурые и задумчивые.

– Здорово, Иван Палыч.

– Здоровья вам, – кивнул он, не сбавляя шага. – Что же вечером то за водой?

– Так вот, спохватился!

У калитки своего дома стоял старик Архип, тот самый, что был ранен в стычке с бандитами. Он опирался на палку и что-то кричал внуку, пытавшемуся залезть на покосившийся плетень.

– Держись крепче, дед! – бросил ему на ходу Иван Павлович.

– Держусь, батюшка, как могу… – пробурчал старик в ответ.

Через дорогу, на завалинке, сидели двое мужиков. Они молча, исподлобья наблюдали за проходящим доктором. Один что-то жевал, другой чинил хомут. Их лица были непроницаемы. Иван Павлович поймал себя на мысли, что не знает, свои они или нет, эти мужики. Время было такое – сегодня свой, а завтра с топором в совдеп придет.

Он свернул с главной улицы на узкую, утопающую в грязи тропу, которая вела к выгону и дальше – к кладбищенскому холму. Здесь избы стояли реже, некоторые совсем заброшенные, с заколоченными окнами. Собака, привязанная у ворот, злобно залаяла на него, рванув с цепи.

Тропа шла мимо огородов. С них уже убрали скудный урожай, и черная, взъерошенная земля ждала зимы.

Вот и последний дом. Дальше – только выгон, пустырь, начинавшийся подниматься глиняный холм – красная земля, – и то самое, проклятое кладбище. Ветер здесь гулял свободнее, срывая с берез последние жёлтые листья и неся с холма запах гари и чего-то едкого, химического.

Иван Павлович остановился на мгновение, глядя на вершину холма. Оттуда, из-за частокола, кое-где уже виднелись зловещие красные таблички. Он потрогал рукоятку нагана в кармане, сделал глубокий вдох и решительно зашагал вверх по тропе, оставляя позади себя суету и дым деревенских труб.

Вот и артель.

Подойдя ближе, Иван Павлович увидел результаты работы добровольцев. Территория бывшего лагеря была оцеплена новым, более основательным забором из горбыля. На нем через каждые десять шагов висели зловещие, наспех сколоченные из досок и выкрашенные суриком таблички. На каждой было грубо выведено углем одно и то же слово: МИНЫ

И ниже, мельче: «ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ».

На самом деле, разминировали все, но на всякий случай повесили вывеску – вдруг что пропустили? Да и лишних раз залетных отпугнет.

Само кладбище представляло собой унылое и жутковатое зрелище. Склон, изрытый ямами артельщиков, теперь был засыпан ровным слоем белой, едкой негашеной извести. Она лежала, как неестественный снег, погребая под собой и старые кости, и новую заразу. Кое-где из-под нее торчали обломки сгнивших досок, клочья тряпья и концы веревок, которыми связывали мешки с останками. Стояла мертвая, гнетущая тишина, нарушаемая лишь шелестом редкого осеннего дождя и завыванием ветра в ребрах старой мельницы.

Иван Павлович, крадучись, обошел территорию по периметру, стараясь не шуметь. Его глаза выискивали любые признаки присутствия – свежие следы, оброненные предметы, движение в кустах.

И он его нашел.

Не на самом кладбище, а чуть в стороне, у самой кромки воды, у крутого обрыва, там, где раньше была пристань артели. У берега качалась на воде узкая, долбленая лодка-однодревка. А на берегу, спиной к доктору, сидел человек.

Он был одет в поношенную одежду путевого обходчика – ватник, грубые штаны, сапоги. Но осанка, аккуратный пробор на темных волнах, уложенных под фуражку, выдали в нем не рабочего человека. Незнакомец что-то внимательно рассматривал в руках, перебирая пальцами.

Иван Павлович замер в тени старой, разлапистой ели, растущей на краю обрыва. Вечерняя мгла сгущалась, превращая берег реки и фигуру человека в размытые, двигающиеся силуэты. Было сложно разглядеть что-либо отчетливо.

Что он там делает?

Человек стоял на коленях у самой воды. До доктора донесся тихий, но отчетливый звук – звон металла о металл.

Иван Павлович прищурился, всматриваясь. Человек зачерпнул горсть воды, потерев одну руку о другую. Затем он поднял что-то маленькое, блеснувшее в последних лучах заходящего солнца тусклым, желтым отсветом. Незнакомец внимательно рассмотрел находку, протер ее о штанину и с удовлетворенным кивком положил в карман куртки.

Монеты. Он мыл их от глинистой грязи. Те самые золотые монеты покойников!

Потом человек поднялся, отряхнул колени и неспешно, с видом полного хозяина, начал подниматься по тропинке вверх, к тому самому месту на обрыве, где когда-то кипела работа артели Михаила. Он шел уверенно, знающей дорогу походкой.

И в этот момент, когда он повернулся вполоборота, чтобы окинуть взглядом окрестности, последний луч солнца упал на его лицо.

Иван Павлович увидел очки. И худое, нервное, небритое лицо под ними. Ту самую ухмылку – самодовольную, жадную, торжествующую.

Сердце доктора упало, а потом заколотилось с бешеной силой. Незнакомец, коллекционер, путевой обходчик… Это был он.

Рябинин.

И тут же, с кристальной, ослепительной ясностью, до Ивана Павловича дошло, зачем он здесь.

Он выискивал то, что осталось. Те самые монеты, что роняли в грязь артельщики, что терялись в земле при переноске. Те крохи, что не попали в главный сундук. Он знал, что территория заминирована и объявлена запретной, а значит, сюда не ступит нога человека. Это сделало его личным, нетронутым золотым дном.

Кто знает, а может быть не только эти крохи он искал? Возможно, где-то здесь есть еще один сундук? Будет ли Рябинин собирать крохи? Вряд ли. А вот что покрупней… Не даром, подлец, изучал историю края. Все места, где хоронили богатеев знает.

Пока все боролись с эпидемией, искали его по всему уезду и расставляли ловушки в милиции, Рябинин, как крыса, тихо и методично грабил могилы во второй раз. Он возвращался на место преступления, чтобы подобрать то, что не смог унести в первый раз. Его жадность не знала пределов.

Иван Павлович выступил из тени, поднимая наган. Ствол смотрел прямо на грудь Рябинина, чернея в сгущающихся сумерках. Кипела душа у доктора – злость обуяла. Ведь перед ним стоит убийца Петракова. Совладать бы с собой, не выстрелить прямо сейчас! Нет, этого гада под суд нужно. Одной пули ему мало. Нужно справедливое наказание, чтобы помучился в тюрьме остаток жизни.

– Стоять! – его голос прозвучал громко и металлически-четко, разрезая кладбищенскую тишину. – Руки вперед, чтобы я видел. Все кончено, Степан Григорьевич.

Рябинин медленно, почти театрально, обернулся. На его худом, небритом лице не было ни страха, ни удивления. Только та самая, знакомая по прошлым встречам, ядовитая ухмылка. Он не поднял рук.

– Иван Павлович! Доктор, – произнес он с легкой насмешкой, как будто встречал старого знакомого в светском салоне. – Какая неожиданная и, должен сказать, неприятная встреча. Вы всегда появляетесь столь некстати.

– Я появился ровно тогда, когда нужно, – холодно парировал Иван Павлович. – Чтобы положить конец этому цирку. Вашим играм пришел конец.

– О, какие громкие слова! – Рябинин поднял бровь. – Это не я придумал правила этой игры, доктор. Это жизнь. Одни роют землю, чтобы выжить. Другие – чтобы найти нечто большее. Я просто воспользовался предоставленным шансом.

– Вы воспользовались доверчивостью людей и осквернили могилы! Из-за вашей жадности умерли десятки человек! Ваш собственный сообщник валяется там, в грязи! – Иван Павлович сделал шаг вперед, ствол не дрогнул.

– Мелкие издержки на пути к великой цели, – Рябинин пожал плечами, и его глаза блеснули в очках холодным блеском. – История пишется победителями, доктор, а не трупами. А победителям, как известно, все позволено. И уж тем более – их золото.

– И какая у вас цель, Степан Григорьевич? Сбежать за границу и прокутить эти деньги?

– «Прокутить»? – Рябинин фыркнул. – Вы так и остались наивным земским лекарем. Я покупаю не вино и женщин. Я покупаю будущее. Тихий уголок в Швейцарии, например. Уважение. Неприкосновенность. То, что никогда не будет у вас здесь, в этой помойной яме, которую вы называете родиной. Вы боретесь за жизнь каких-то крестьян, а я – за свою собственную.

– Вы боретесь за свою шкуру, прикрываясь высокими словами. Вы – вор и убийца.

– А вы – идеалист и дурак! – внезапно резко бросил Рябинин, и его маска равнодушия на мгновение спала, обнажив злобу. – Вы думаете, ваш новый мир будет лучше? Он будет таким же грязным и кровавым, просто под другими лозунгами! А я… я просто честен в своей жадности. Я не притворяюсь спасителем человечества.

Он сделал шаг в сторону, к краю обрыва.

– Не двигаться!

– И что вы сделаете, доктор? – Рябинин снова ухмыльнулся, обретая самообладание. – Застрелите меня? Мы оба знаем, что вы на это не способны. Вы – врач. Вы спасаете жизни, а не отнимаете их.

– Ваша философия лжива до самого основания, – тихо, но твердо сказал он. – Никакое золото не стоит ни одной жизни. И сегодня это закончится. Вы пойдете со мной. Будет суд.

– Суд? – Рябинин рассмеялся, и его смех прозвучал дико и неуместно в этом гиблом месте. – Милый доктор… Суд уже был. И приговор уже вынесен.

– Стоять, я сказал! Руки вверх!

Лицо Рябинина исказилось. Он не стал поднимать рук. Вместо этого он резко, с неожиданной для щуплого интеллигента силой, рванулся вперед – не назад, к обрыву, а прямо на доктора.

– Брось, лекарь! Не твое это дело! – прошипел он, и его пальцы, цепкие и жесткие, как стальные когти, впились в руку Ивана Павловича.