Текст книги "В.Грабин и мастера пушечного дела"

Автор книги: Андрей Худяков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

Все встали. За внимание к успехам завода директор растроганно поблагодарил гостей. Среди них были представители от областных, городских и районных властей. По ходу дела Леонард Антонович сказал теплые слова в адрес награжденных.

62

Гости дружно осушили стаканы. Затем последовали другие тосты.

Тамада вновь приказал наливать бокалы. И тут громогласно возвестил:

– Сейчас будет подано жаркое и на выбор – куры, котлеты «пожарские» и омлет с тамбовским окороком.

Музыканты тоже приложились к бокалам, осмелели. По залу разнеслась мелодия «Камаринской» Глинки.

Заговорила душа русского человека. Задвигались столы и стулья. И вот тут-то и пошло-поехало. Начался сормовский перепляс. Валентин Николаевич Лубяко умудрился плясать, сидя на полу. Он так плясал, что словами не выразить. Раскупорили пивную бочку. К ней со своей посудиной хлынули трудящиеся. Гульба стала приобретать непредсказуемый характер.

4 июня. Четверг

Сегодня награжденные рано утром прибыли из Москвы. На груди каждого орден. Оттого на заводе будто стало светлее и радостней.

… Василия Гавриловича я не видел все эти дни. На банкете его поздравить с наградой не удалось: далеко сидел. Да и люди от него не отходили. Надо сегодня поздравить. Вдруг обидится?

Телефонистку попросил соединить с Грабиным.

– А-а!… Спасибо, спасибо, – отозвался Василий Гаврилович. – Хорошо, что позвонили. Заходите часиков в семь. Хорошо? Жду… У нас есть о чем поговорить.

Заглянул в механический. Могучей симфонией гудит цех. Рядом ухает кузница молотами разной величины и силы. Чуть слышен противный скрежет у мартеновского цеха. Видимо, сгружают только что прибывший ржавый металлический скрап. И все же в моей душе необъяснимая торжественность. Удалось перекинуться парой слов с молодым строгальщиком Шабаловым. Парень придумал и сам

63

сделал для станка приспособление. Теперь он работает не одну «пробу», шесть штук сразу.

В первом механическом цехе под руководством мастера С.В. Волгина быстро набирает проценты выработки молодой токарь Лактионова. За ней тянутся и другие – токари Бессмертнова, Хныгин, Хаврулин, фрезеровщица Солоухина. В сборочном цехе хороших результатов по освоению новых норм добился слесарь Лукьянов. В инструментальном цехе значительно перекрыл нормы выработки термист рабкор Перяков. Подает хорошие надежды и Герасимов – бригадир формовщиков в фасонно-литейном. Рабочий класс горит желанием хорошо работать.

Пора идти к Грабину. Еще раз поздравил его с наградой. Главный конструктор, вижу, чем-то озабочен. Орден привинчен к армейской гимнастерке. В петлицах две «шпалы» красной эмали. Военная форма со знаками отличия майора еще больше подчеркивала строгость, даже суровость его лица.

Догадываюсь, что приглашение к разговору связано с очередным новым этапом в работе. Ему нужен внимательный собеседник, так сказать, со стороны, не из КБ. Доверительный разговор помогал Грабину оттачивать мысли, утверждаться в правильности очередности задач, находить ответы на вопросы, которые он задавал не столько собеседнику, сколько себе.

Все знали, что Василий Гаврилович не любит пустых бесед.

– Как вы думаете, какие помехи возникнут при освоении пушки Ф-22 в серийном производстве? Выполнит ли завод заданную программу – изготовить 50 пушек до конца года?

– Должны выполнить, раз взялись… А как же иначе?

– Вот-вот! Когда делали образцы опытных пушек, мы плохо или просто не считали, сколько на них идет металла. Теперь это одна из первых производственно-экономиче-

64

ских задач. И, представьте себе, раньше и мы, конструкторы, этим серьезно не интересовались. И теперь эта проблема никого не интересует. Смешно? Но это непреложный факт. Деньги надо было расходовать не на банкет, а на науку!

– Василий Гаврилович, многие ораторы на банкете брали на себя хорошие обязательства.

– Мне противно пустозвонство. Надо просто честно работать, учить людей новому делу. Во время гулянья я сказал Михаилу Федоровичу Семичастнову, что инженерам и рабочим его первого механического цеха было бы неплохо начать изучение Ф-22. А он с улыбкой ответил:

«Мы, Василий Гаврилович, инженеры или кто?»

«И все же, Михаил Федорович, мы вас посадим за парту!»-сказал я ему прямо, по-партийному. Он обиделся на меня.

Радкевич вчера с оговорками все же подписал приказ о технической учебе по программе КБ всех инженерно-технических работников завода. Учебу организуем во внерабочее время. Занятиями будут руководить конструкторы и бесплатно! Намерены охватить учебой отдельно и рабочих. Иначе погибнем… В конструкции Ф-22 мы видим сильные и слабые стороны. Сейчас очень важно упростить технологию производства.

Главный конструктор разложил чертеж.

– Это верхний станок. Он держит на себе всю качающуюся часть пушки. Нагрузка на него очень большая. Смотрите. Это все заклепки. Вот-вот! Сколько их? Они соединяют стальные пластины разной конфигурации. Так же сделана и лобовая коробка. При изготовлении ее для опытного образца «желтенькой», помните, мы прельстились сваркой. А каков результат? Тяжелейшая авария. Технология сварки металла – наука молодая и в нашем деле пока оказалась несостоятельной. Поэтому мы были вынуждены вернуться к тяжелой и малопроизводительной технологии – клепке.

65

Может быть, верхний станок сделаем цельным – литым. Но этот метод в создании артиллерийских орудий не применяется. А хорошо бы освоить технологию ажурного литья. Отделение фасонного литья завода пока не способно работать на таком уровне. Но этим делом мы вскоре все же будем заниматься. Если бы сейчас мы могли делать хорошее литье, какую бы завод получил экономию металла и денег! Наша Ф-22 весит тысячу шестьсот пятьдесят килограмм. По моим подсчетам, механические цеха, чтобы изготовить одно орудие, должны истратить двенадцать тонн стали. Многовато… С учетом расхода машинного времени на обработку и труда людей, одна наша пушка будет стоить сто двадцать тысяч рублей! Архидорого. Так даже в мирное время можно вылететь в трубу.

А вдруг начнется война? Она потребует от государства не только металла для артиллерии, но и для танков, автомобилей, кораблей. Куда тогда пойдем? Кому об этом скажем?…

Слушая Василия Гавриловича, я ощутил холодок по всему телу.

– Вижу, я вас немного расстроил? Вот бы люди из главной конторы обладали такой восприимчивостью! Вчера спросил у начальника литейного блока Эфроса его мнение о том, как уменьшить расход машинного времени на изготовление одной пушки. Он насмешливо ответил, что это забота конструкторов и технологов. Когда предложил ему начать экспериментальные отливки верхнего станка и лобовой коробки, вы бы видели, как он изменился в лице. «Вы что говорите, Грабин? У нас простые отливки еле-еле идут. Да я и не знаю, где на артиллерийских заводах литье было бы в почете. Кому охота идти на риск? Голова-то у человека одна!» Вот так. Ну и ор-ел!

Директор тоже долго не соглашался на эксперимент. Наконец, дал добро и выделил немного средств. В фасонно-литейной мастерской я приметил очень скромного че-

66

ловека и толкового технолога – Гавриила Осиповича Коптева. Он с первого слова понял меня и охотно согласился попробовать отлить верхний станок… Однако надежда на спасение производства кучкой рабочих умельцев из старого поколения глубоко ошибочна. Я начинаю подумывать и о путях сближения конструкторов и технологов. В отношениях между нами уж очень много формализма. Нам приспело по-настоящему учиться и самим совершенствовать технику производства и управления.

– Василий Гаврилович, может быть, вы об этом напишете в газету?

– Постараюсь. Завтра заметку занесу в обед. А теперь нам пора домой… Заходите ко мне почаще.

Размышления Грабина для меня были истинным откровением. Ему, как военному человеку, было нестерпимо видеть на заводе часто бессмысленную толчею людей и безалаберную расхлябанность. Все, что услышал от него в этот вечер, я полностью осознал и понял только через четыре бурных и тяжких года.

7 июня. Воскресенье

В газете «За ударные темпы» напечатана статья главного конструктора.

«За глубокое изучение машины…

Во всех цехах прошла волна митингов, посвященных тому, чтобы призвать массы на борьбу за присвоение нашему заводу имени нашего великого и любимого вождя товарища Сталина. Для более успешной борьбы необходимо организовать техническую учебу среди инженерно-технического персонала по изучению новой машины. На эту учебу нужно привлечь всех, начиная от начальника цеха и кончая наладчиком и бригадиром. Кроме того, следовало бы изучение новой машины довести и до каждого станочника и слесаря-сборщика, особенно среди стахановцев в объеме выполняемого им механизма. Столь широкое оз-

67

накомление, безусловно, поможет лучше справиться с программой с наименьшим количеством брака и с широким использованием рационализаторских предложений, которые будут поступать от работников цехов. Эту учебу необходимо начать в самое ближайшее время и окружить ее большим вниманием.

Грабин».

16 июня. Вторник

Главный конструктор прислал вторую статью о планировании. Ее даем без подписи, в качестве передовой от редакции. Конечно, с согласия автора. Из нее приведу главные места:

«…Вместо анализа, выводов, обучения цеховых работников планированию, работники планово-производственного отдела поступают проще, они без зазрения совести списывают цеху недоимку в план на следующий месяц. Разрешим себе обратиться к тов. Власенко с вопросом – неужели следующий месяц содержит больше дней, чем прошедший?…

Нам хочется через газету попросить планово-производственный отдел и дирекцию завода ответить на следующие вопросы:

1. Куда планово-производственный отдел перенесет задолженность в конце года? 2. Как назвать такое планирование? 3. К чему оно ведет? 4. Долго ли так он будет планировать?»

21 июня. Воскресенье

Во втором часу пополудни в редакцию многотиражки прибежал прораб отдела капитального строительства. На него было страшно смотреть. Волосы на голове слиплись, лицо чернее головешки. Не говорил, а сипел…

– Что случилось? – спрашиваю.

68

– На школе забастовка! Колхозники отказались работать!

– Почему отказались?

– Так вот!… Второй день веду с ними спор и мирные переговоры. А они свое: мы работаем с Рождества, срок нашему уговору давно кончился, мы сверх его больше месяца отбатрачили. А теперь – баста! Ни за какие гроши гвоздя не забьем.

Спешу на стройку. До нее не больше пятисот шагов.

Громадина из белого кирпича в четыре этажа среди бараков впечатляет. Школу ждет весь рабочий поселок. И вот на тебе! Забастовка!

Мужики сидят кучкой на свежих досках для полов. Курят. Увидев меня, как по команде встали. Картузы, кепки с головы долой. Показывают уважение. Догадался, на них сильное впечатление произвели гимнастерка, бриджи под сапоги и, наверно, главное – военный ремень и портупея через плечо.

– Здравствуйте, товарищи! Я из редакции заводской газеты… Садитесь, пожалуйста. Скажите, почему не работаете? Вам уже не раз рассказывали, как нужна нашим ребятишкам школа?

– У нас тоже дома остались дети. Мы это понимаем. А своего требуем, – кто-то из мужиков бросил зло мне.

Вижу, из середины угрюмых людей шагнул ко мне небольшого росточка, узкоплечий, сухой и жилистый старик.

– Мы что? Мы, молодой человек ничего. Мы и нашему прорабу говорили… Мы не бунтуем, а свою правду ищем, – говорил он с остановками.

– Мы больше не желаем терпеть обмана. Мы пущай и не начальники, а тоже люди.

– Кто вас обманывает? Нам известно, что правление вашего колхоза продлило договор, – говорю им.

– Оно за это получило от завода три тысячи рублей. Продлило! А нас спросили? Какое у него на это право?

69

Дожили! Захотят женят, захотят и без тебя разведут!… Сенокос надвигается. Сенокос! А там жнитво. А кто коровенку имеет? Ее, бедную, зимой надо кормить. Дом без хозяина – сирота. Время летит. А без корма коровку куда? Под нож!… Нам прораб говорил про заработки! После харчей у нас, конечно, деньжата остаются, но ими наполовину домашние дела не поправишь. А надежда на председателя колхоза плохая. Зимой попросил у него лошадь привезти возок соломы. «Нельзя, – говорит, – все на учете». А коль сыну бесплатно вывезти пятистенку на колхозных лошадях, так это можно? А наведи на это критику, ты же перед всем миром будешь виноватым! Как хотите судите меня, но мы работать, я за всех заявляю, не будем. И обмана больше не потерпим…

Через два дня в нашей газете появилась маленькая заметка. Ее прочитал директор и схватился за голову. Правда, ему было не до строителей и школы… И все же она больно задела его самолюбие.

24 июня. Среда

На всех заводских дорожках, не покрытых асфальтом, желтый волжский песок. В заводоуправлении сегодня тишина и повышенная служебная готовность. Девушки из канцелярии, отделов и самой дирекции в цветастых платьях и в туфельках с каблуками.

После обеда прошел слух: нарком на заводе. Все, кто могли, немедленно поспешили в цеха. Кому не хочется посмотреть хотя бы издали на Г.К. Орджоникидзе? Я тоже окольным путем через шихтовый двор подался на литейный. Сюда-то он обязательно заглянет!

Хорошо, что нарком задержался в инструментальном цехе. А то могла быть большая беда. По неизвестной причине у одного мартеновского окна лопнула труба охлаждения. Холодная вода упругой струей ударила в кипящую сталь. Взрыв. На чугунный пол рабочей площадки из печи

70

выплеснулось несколько тонн горячего металла. Воду где-то успели перекрыть. Поднялась суматоха. Подогнали мостовой кран. Сталевары ввели в дело завалочную машину и удачно сдвинули с места остывающий стальной слиток. Потом стальными тросами зацепили «козла» и кран оттащил его в глубь цеха. Послышались оживленные голоса. Идет небольшая группа людей, во главе которой Орджоникидзе, Радкевич и начальство фасонно-литейного блока – Эфрос и Чумаков.

Наркому об аварии ни начальник смены, ни сталевары не доложили. Его деликатно отводили подальше от места выброса стали. Нарком с рабочими и мастерами поздоровался за руку.

– Товарищ Радкевич, кто у вас занимается снабжением? – вдруг неожиданно Серго спросил директора.

– Максимович, товарищ нарком.

– Объявите ему от моего имени строгий выговор с предупреждением.

– За что?

– Вы разве не видите, что сталевары и подручные разуты? Они разве в такой обуви должны работать? Здоровье рабочих надо беречь!

Нарком отправился в кузнечно-прессовый цех. Кто-то из сталеваров неосторожно сказал:

– Теперь нарком не скоро отмоет руки.

– Отмою, товарищи! Скоро у нас будет много сортов мыла. Ходи по магазинам и выбирай, который на тебя веселее смотрит.

Смех. Дружные аплодисменты.

Я после узнал, что через час снабженцы принесли в мартеновский цех для сталеваров положенные им просторные головки от валяных сапог.

Пошли в кузнечно-прессовый корпус, затем в первый механический цех. Здесь все блестело и радовало глаз. И новые импортные станки, и побеленные стены, и покрашенные зеленой краской перегородки. Не в пример ста-

71

рым заводам, начищены широченные окна. Нарком остановился. Не скрывая грусти, он смотрел на оборудование, мощность которого использовалась всего на тридцать процентов.

– Вот здесь сухо и чисто. Что хорошо, то хорошо. Но я хочу вам сказать, что ваш завод – спящая красавица. Всем надо это понять. И чем скорее вы ее разбудите, тем лучше будет для всех.

Григорий Константинович осмотрел второй механический и третий ремонтный цеха. От обеда, предложенного директором, отказался. Приподняв фуражку над головой, он сухо попрощался. Сел в ожидавшую его у входа в электроцех машину и отбыл в город.

…Поздний вечер. Густая дневная духота еще держалась. На западе временами чуть-чуть слышно погромыхивало. С запада по всему горизонту надвигалась большая черно-свинцовая туча. А в селах за Волгой уже началась жатва. У нас тоже разворачивалась своя страдная пора. После посещения наркомом завода самым неожиданным и драматическим событием было отстранение от должности начальника главного механического цеха М.Ф. Семичастнова. Вместо него из подмосковного Калининграда приехал Петр Николаевич Горемыкин. Во втором механическом В.Н. Лубяку заменил Яков Иванович Чмутов. Мы все почувствовали приближение надвигавшейся на завод грозы.

…Солнце, казалось, прощалось с желтеющими полями и изумрудными перелесками. Оно медленно приближалось к густой синеве Семеновских лесов. Светило будто вот-вот соскользнет с горбушки голубого неба и уйдет на отдых за край земли в свою таинственную прохладу. И тогда у нас наступят сумерки – предвестники покоя. А пока светло. Над большими серыми бараками с писком летают ласточки. У них тоже разгар своей страды – выкормить и поставить на крыло потомство.

72

25 июля. Суббота

На завод прибыл первый секретарь краевого комитета ВКП(б) товарищ Эдуард Карлович Прамнэк. Темпераментный эстонец, любимец краевой партийной организации, кумир городского комсомола. В феврале 1936 года им был организован звездный поход на лыжах делегатов колхозов на краевой хлеборобский сход. Сам он прошел на лыжах тоже более тысячи километров, побывав в сотне колхозов. Он лично познакомился с тем, как люди и машинно-тракторные станции готовятся к весенней посевной. Лыжный поход колхозников всколыхнул весь край. О нем писали даже центральные газеты. Для участия в работе съезда приехал Михаил Иванович Калинин. Авторитет у Прамнэка всесветный.

На общее собрание рабочих механического цеха, которое проводилось в зрительном зале школы ФЗУ, народу пришло много. Прамнэк властно вошел на трибуну. С трудом сдерживая раздражение, сказал:

– На повестке дня стоит мой доклад, но сегодня доклад будет ваш. Доложите краевому комитету партии, почему вы безобразно работаете? Надо дать определенное количество орудий. Завод это задание выполняет плохо. Основным виновником является механический цех номер один.

Первым на трибуну поднялся рабочий Заботин. Он говорил о нехватке нормального инструмента, о металле, который приходится самому искать на заводском складе.

Проскурин, цеховой распредмастер, критиковал потолочное планирование планово-производственного отдела завода. Котов и Шестеренко жаловались на пьяниц, на плохие и громоздкие кузнечные поковки.

Ораторы упоминали болевые точки в организме цеха и всего завода, но никто не предложил рецепта для их лечения. Почему так? Они просто не знали, что и как надо делать?

73

Петр Николаевич Горемыкин, новый начальник цеха, тоже, кроме требования повысить трудовую дисциплину, ничего нового не сказал. Все вопросы, связанные с грамотной и культурной технологией и организацией производства, для всех пока оставались необъяснимой загадкой. Завод работал по временной технологии с произвольными нормами. Для одних они были шагом к рекордам и почетной доске стахановцев, для других – непреодолимой горной вершиной. Проще – в цехе все кипело и все оставалось сырым.

Выступившие директор Радкевич и секретарь райкома Самсонов обещали разработать мероприятия, навести порядок и дисциплину. Говорили резко и горячо. Но в зале мало кто им верил. Прамнэк неожиданно встал и заявил:

– Предлагаю прения прекратить. Через месяц – двадцать пятого августа собраться в том же составе и продолжить это собрание… Товарищ Горемыкин, прошу вас, чтоб каждую декаду давали мне сводку о работе вашего цеха не в целом, а по каждому отделению в отдельности. Я уж начальников отделений знаю.

27 июля. Понедельник

Утро мокрое. После грозы воздух чист и душист. Недалеко стога пойменного сена, цветут горох, редкие ржаные «попки» и первые овсяные «пастушки». Прямо у поселка тут и там на клевере тяжелые шмели, перед глазами резво мельтешат бабочки. Без устали пилят на своих скрипках кузнечики. Над благоухающим полем пролетели на кормежку молодые грачи. Весь свет дышал мне в лицо животворным теплом и был полон цветов необъятной красоты, звенящей и поющей жизни.

После отъезда на отдых Грабина организованная техническая учеба инженеров и рабочих заглохла. Попытки оживить ее оказались тщетными.

74

Администрация тешит себя надеждой: постепенность и только постепенность упразднит, как они говорили, «некоторые недостатки» и производство встанет на свои рельсы и покатится «как по маслу». Оборудование, как и прежде, работает все три смены, а результаты ничтожные. Наш завод можно сравнить с плохой футбольной командой, которая мечется перед воротами противника, а гол забить не может. С голом, конечно, можно и подождать, а вот с пушками этого делать непозволительно – просто грешно и смертельно.

24 августа. Понедельник

Иду на работу. В руке узелок с едой. В редакции все комнаты проветрены. Полы выскоблены и помыты. Захаров, наш добрый старик завхоз и главный финансист, хорошо знает круг своих обязанностей.

Звонок. Беру телефонную трубку.

– Зайди, – приказывал новый секретарь партийного комитета завода Бояркин.

В голосе, как мне показалось, недоброжелательность. Стало ясно, что-то случилось. Пришел…

Отворилась боковая дверь, вошли секретарь райкома Самсонов и председатель завкома Важенин. «Ну, -думаю, – будет мне сейчас промывка. Только за что?»

Самсонов меня спрашивает:

– Как у тебя с сердцем?

– Как и прежде, пошаливает. Меня настораживает и немного повышенная температура. К врачу не иду, боюсь, опять посадят на больничный.

Вдруг тем же бесцветным баском Самсонов сказал Важенину:

– Сейчас выдай Худякову путевку в Кисловодск. Пусть наш страховой врач к его отпуску дополнительно оформит на месяц больничный лист. А ты, – обращаясь ко мне, – сейчас пойдешь со мной в райком, получишь шестьсот руб-

75

лей на дорогу. И сегодня же вечером отправишься на курорт лечиться.

Кого не ошеломит такая новость? Так-то вот!

31 августа. Понедельник

В нарзанной галерее невзначай встретил Грабина. С ним жена и шестилетний сын.

– Ба-а! – вырвалось у Василия Гавриловича. Протянув руки, он шагнул ко мне. – Какими судьбами? Какая добрая душа подарила вам путевку?

– Долго рассказывать, Василий Гаврилович. А вы-то как здесь?

– По пути из Сочи…

Василий Гаврилович пригласил на обед в гостиницу «Нарзан».

По дороге подробно рассказал ему о том, чему был свидетелем во время пребывания на заводе наркома. Его удивила смена начальника первого механического цеха. Грабин слушал внимательно, изредка улыбался и покачивал головой.

– За ваше отсутствие, – сообщил я ему, – в нашем поселке организовался новый район – Кагановичский. Уже состоялась партийная конференция. Первым секретарем райкома избран Самсонов.

– Вот это op-ел! – улыбнувшись, заметил Грабин. Пошли в безлюдный уголок. Сели на скамью с забытым

кем– то букетиком полевых цветов.

– Расскажите, пожалуйста, – начал Василий Гаврилович, – как можно подробнее, как идет в производстве освоение Ф-22?

– Подробно не смогу. Многое для меня не ясно. А если коротко, то освоение идет тяжело. На расточке каналов труб одна за другой крошатся перки. Большой брак по нарезке стволов. Мастера бегают по пролетам круглые сутки. Результат? Такой же, какой был при вас. Хорошо живут сле-

76

сари на сборке пушек. Они, как бояре шестнадцатого века. Перед ними сам директор шляпу с головы снимает. Бригадиров по имени и отчеству величает. А толку от этого пока мало. На заводе стоит, можно сказать, стон. Все ругают начальника технического отдела Смирнова. Его-де технологи во всем виноваты. А он одно твердит: «Нет у меня людей, понимающих производство. Нет».

– Вы заходили к Коптеву?

– Был у него неделю назад. Ждет вас и подготовил три рецепта формовочной земли.

– Молодец Гавриил Иосифович! Он не только хороший человек, но и по-настоящему думающий специалист. И, добавлю, обязательный человек!… Вот бы нам на завод таких коптевых да побольше!… Еще что у вас есть интересного?

– На технической конференции по докладу Радкевича некоторые ораторы бросали камешки в огород КБ. Особенно шумел недавно приехавший молодой инженер. Его фамилия не то Рыков, не то Раков, могу ошибиться. Он прямо сказал: «Зря Грабин лезет не в свое дело. Провал его затеи очевиден. В артиллерии применить широко литье, как мне известно, пока еще никто не осмеливался».

– Что правда, то правда. И все же когда-то и кто-то должен новое пробовать! Борьба за новый прогрессивный взгляд на технологический процесс предстоит очень серьезная и для личного благополучия не безопасная. И все же, мы для нее не пожалеем ни сил, ни душевного пыла…

В санатории скоро отбой. Мы распрощались, договорившись опять встретиться в парке.

6 сентября. Воскресенье

Ночью прошел грозовой дождь с ураганным ветром. На улицах Кисловодска много погибших перепелок. Они в темноте бились о провода. Тут и там безжизненные тушки птиц

77

валялись на булыжнике улиц, на асфальте тротуаров. День выдался солнечный, тихий.

Через большую лестницу пошел к «Красным камням» для встречи с Василием Гавриловичем у скамейки под чинарой.

– Здравствуйте! Извините за опоздание, – сказал Грабин и опустился на скамью. – Как вы себя чувствуете после второй ванны?

– Легко, Василий Гаврилович. А сердце все-таки шалит.

– Я обещал вам рассказать об интересной встрече в Сочи с работником артиллерийского комитета ГАУ Соркиным. Во время прогулки во дворе санатория у нас состоялся неожиданный разговор. Говорю вам первому. Это пока пусть останется между нами. Соркин мне сообщил, что КБ Кировского завода в Ленинграде создало 76-миллиметровую танковую пушку Л-11 для вооружения средних и тяжелых танков. Зная высокую баллистику нашей Ф-22, он просил меня серьезно подумать и попробовать силу нашего КБ и в этой области. Предложение меня увлекло, даже завел тетрадь, делаю расчеты, ищу подходы к новому проекту.

– Василий Гаврилович у ленинградцев пушка уже готова!

– Вы правы. Но у нее есть несколько «но»! Во-первых, как известно, Л-11 не имеет достаточной мощности. Во-вторых, конструкция противооткатных устройств пушки имеет дефект, который при определенном режиме огня ведет к выходу орудия из строя. Вам понятно?

– Вполне… Как можно вооружить танк пушкой, у которой порок сердца?

– Хорошо сказано… Именно это и тревожит товарища Соркина. Но беда в том, что руководство артиллерийского комитета ориентируется на Л-11 и не проявляет желания привлечь еще кого-либо к этой работе. А без заказа и денег наше желание может повиснуть в воздухе… Я уже определил, каким должно быть танковое орудие: калибр 76

78

миллиметров под патрон дивизионной пушки. Она должна иметь полуавтоматический затвор, ограниченный откат ствола и стрелять при переменных углах возвышения и склонения. Пушка должна быть удобной при заряжении и ведении огня с места и с ходу. Иметь удобный гильзоулавливатель и хорошую лобовую защиту…

Мне было приятно слушать Грабина и осознавать то, что я являюсь свидетелем родившейся в его сознании идеи новой танковой пушки!

21 сентября. Понедельник

Мы о многом уже переговорили, и было заметно, что Грабин очень соскучился по заводу. Курортная праздность тяготила его. Но выдержка требовала выполнить назначенный врачами курс лечения и пережить вынужденное безделье.

– Радкевичу будет трудно удержаться в кресле директора, – после недолгого молчания продолжил Василий Гаврилович. – А жаль! Дела по выпуску пушек Ф-22 оказались куда сложнее и серьезнее. И теперь ясно, что Леонард Антонович не проявил должной разворотливости. И у его ближайших помощников часто не хватает технологической компетентности. А производство от этого страдает. Поэтому в механических цехах неизбежное явление – высокий брак. Потому-то слесари-сборщики и господа положения. После скоблежки и опиловки пушки получаются золотыми. А попробуйте три-четыре пушки разобрать, детали смешать, а потом вновь собрать? Собрать может, и соберете, но ни одно орудие работать не будет. Так готовить к обороне Отечество нельзя. Пушки должны быть самого высокого качества и способны безотказно работать в жару и в холод, в дождь и в снежную пургу, всюду, даже во время бури в песках пустыни.

Качество артиллерийских систем обеспечивают прежде всего конструкторы, за ними – технологи. А теперь

79

давайте поразмыслим о том, что такое высокопроизводительная технология? Это такая технология, которая позволяет использовать рабочих с малой квалификацией, а на склад отправлять абсолютно одинаковые детали, которые строго отвечают чертежу. Такие детали на сборке пушек должны без слесарной доводки заменять друг друга. Без этого не получишь ни поточного производства, ни высокого качества, ни большого количества пушек. Будущая война потребует от нас колоссального количества орудий разного калибра и разного назначения. Этого у нас многие не понимают… Я заговорил вас? Извините.

– Что вы? Что вы? Мне все это не только интересно, но и поучительно.

Грабин никогда при мне не говорил так взволнованно и горячо. В глухом уголке парка нас никто не слышал. При его воле и выдержке такой разговор все же не соответствовал складу его характера.

– Вам известно, что в Сочи я выехал в пожарном, в приказном прядке? Так распорядился Иван Петрович Павлуновский. Доводы о наступивших горячих днях по освоению Ф-22 он не принял во внимание. Потому я тогда и не смог с вами поговорить, да и боялся потревожить ваше больное сердце. А теперь время позволяет – скажу. На банкете Радкевич, очень захмелев, отвел меня в уголок от разгулявшихся людей и предложил занять должность главного инженера завода. Я категорически отказался от повышения. Вы можете себе представить, как Радкевич огорчился? Даже в лице изменился. Чудак! Разве ему понять, что для меня нет более интересного и радостного дела, я бы сказал, до забвения увлекательного, чем творить новое. Проектирование – ни с чем не сравнимое счастье, особенно в артиллерии. Деятельность начальника КБ, представляется мне неизмеримо многогранней, чем главного инженера завода. Прежде всего от нас – конструкторов -требуется научно обосновать направление в создании но-

80

вой техники и затем, невзирая ни на какие трудности, отстаивать заложенные идеи.

Инициатива и мотивированный риск! Вот девиз каждого конструктора. Чего бы это ему лично ни стоило, правоту дела обязан отстаивать везде и всюду. Меня не соблазнят никакие блага, никакие посты. Я останусь навсегда при своем деле и умру конструктором,

81

Пушки определили профиль завода

82

83

Глава вторая

В цехах цветные береты. – Быть ли у пушки литому станку?– Ругань в столовой. – Уволить с завода без права работать в «оборонке».– Грабима увозит «скорая».– Письмо в «Правду» не помогло. – «Завод – не собес!» – Заказ на танковые пушки. – Сталин: «Разве это Грабин?» – УСВ – значит усовершенствованная… – Маршал меняет батареи местами. – Новый риск будет оправдан!– Такой пушки нет ни в одной армии мира. – Создан отдел главного конструктора.