Текст книги "В.Грабин и мастера пушечного дела"

Автор книги: Андрей Худяков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

5 октября. Понедельник

Василий Гаврилович позвонил мне по телефону и предложил пройти с ним на цеховой двор, чтобы посмотреть кабелеукладчик. Эта машина – комплекс мощного трактора с катушкой для кабеля, с пустотелым стальным ножом, в виде птичьего клюва – легко распарывала и раскрывала землю, оставляя траншею шириной 25 и глубиной 40-45 сантиметров. Двигаясь, она одновременно укладывала кабель в щель и тут же аккуратно заделывала его потревоженным грунтом.

…Позже, уже находясь на пенсии, перебирая в памяти все задумки, как-то к слову, Василий Гаврилович с некоторой гордостью сказал:

– Кабелеукладчик КБ Матвея Борисовича Гендлера прокладывал кабель в Москве, а затем прошел от Балтики до

330

берегов Тихого океана, освободил от службы все телефонные столбы вдоль Сибирской железной дороги, упрятав кабель в землю.

15 декабря. Понедельник

Завершились испытания на танке Т-34 спаренной 57-мм зенитной автоматической пушки С-61. Ее назначение – защищать танковые и моторизованные части в походе от авиации противника. В период создания этой пушки многие специалисты в ГАУ утверждали, что такую мощную зенитную «спарку» создать невозможно. Однако она была создана и пошла в серию. За высокое конструкторское мастерство и качество нового орудия были удостоены Сталинской премии 1-й степени В.Г. Грабин, М.М. Розенберг, Л.А. Локтев и П.Ф. Муравьев.

1947– 1954 годы

Министерство оборонной промышленности, несмотря на столь серьезные достижения НИИ-58 (ЦАКБ) в области зенитного автоматического вооружения и успешные разработки по стабилизации в пространстве танковых пушек во время движения боевых машин по пересеченной местности, продолжало безразлично относиться к жизни орденоносного коллектива. Более того, министерство поручало НИИ-58 разработку множества мелких тем для ведомственных нужд. Ко всем просьбам В.Г. Грабина – помочь коллективу института – руководство оставалось глухо… Тогда Василий Гаврилович по давней дружбе обратился к довоенному наркому вооружения – Льву Борисовичу Ванникову, который занимал высокий пост в атомной промышленности. При его содействии правительство СССР поручило НИИ-58 спроектировать и изготовить для Физико-энергетического института в городе Обнинске реактор на быстрых нейтронах с жидкометаллическим теплоносителем,

331

не имевший аналогов. Реактор БН-5 имел тепловую мощность 5000 киловатт. Научным консультантом НИИ-58 назначили известного физика, члена-корреспондента АН СССР Александра Ильича Лейпунского.

Институт сразу ожил. Надо было видеть расчетчиков, конструкторов и технологов, лица которых вновь загорелись огнем творчества. Все работы по реактору были вы-, полнены в назначенный срок. За высокий класс разработки реактора институту была выдана единовременная премия в полмиллиона рублей. Через некоторое время конструктора автоматического оружия Валентина Федоровича Козлова за работу по созданию реактора в числе других разработчиков удостоили Ленинской премии.

1955 год. 15 сентября. Четверг

Плодотворное сотрудничество НИИ-58 с Лейпунским побудило Ванникова предложить Грабину вообще перейти из Министерства оборонной промышленности в Министерство среднего машиностроения. Генерал согласился. Вырисовывалась большая перспектива и интересная работа. Мы ждали решения правительства, пожалуй, с тем же нетерпением, как в 1942 году, когда решалась судьба ЦАКБ – быть ему или не быть.

Дождались. Но получилось все не так, как нам думалось. Давний недруг Василия Гавриловича – Вячеслав Александрович Малышев, заместитель председателя Совета Министров – своей подписью все поставил с ног на голову. Не посчитавшись с желанием Ванникова и Грабина и даже не поговорив с ними, он назначил директором НИИ-58 академика Анатолия Петровича Александрова. Грабину же в бывшем его институте предоставили небольшое КБ. Пожалуй, сильнее удара по самолюбию человека, очень уважаемого в самых высоких сферах государства, вряд ли можно было придумать. Не стало около него творческого кипения, которым он жил десятки лет. Теперь его рабочее место – за газетным столиком в кабинете К.К. Ренне.

332

К отверженному руководителю заходили, рискуя своим положением, только самые близкие друзья. Как бы Василий Гаврилович при встрече с нами ни прятал раненую гордость в теплой улыбке или шутке, но давно знавшие его хорошо видели – это ему плохо удается.

1956 год. 22 февраля. Среда

Грабина пригласили в Центральный театр Советской Армии на торжественное собрание по поводу годовщины Советских Вооруженных Сил. Генерала даже почтили местом в президиуме. После заседания к Грабину обратился Председатель Совета Министров СССР Николай Александрович Булганин и поинтересовался, как ему живется и работается. Состоялся короткий разговор, который имел важные последствия.

25 февраля. Суббота

На дворе легкий мороз и разливанное море солнца. Собираюсь в Пятигорск в санаторий «Провал». Дела сдал. Осталось зайти к Василию Гавриловичу попрощаться. Открыл дверь кабинета. Ренне на месте не оказалось. Грабин сидел за газетным столиком и быстро-быстро, что с ним очень редко бывало, что-то записывал в рабочий блокнот.

– Присаживайтесь, – сказал он, кивнув головой на дубовый стул около себя, – я сейчас…

Минут тридцать поговорили о домашних делах, о приближавшихся весенних посевных заботах.

– Вы хорошо сделали, что решили подлечить ногу. Будем надеяться, обойдетесь без операции. Забудьте все наши передряги. Как бы ни дурили бюрократы – им не остановить жизнь! А земля-то все-таки вертится! Жду звонка оттуда!… – Грабин показал пальцем на потолок. – Сколько их было за мою жизнь!

Попрощались. С маленькой надеждой и верой в завтрашний день я покинул друга.

333

2 марта. Пятница

В обеденный час медицинская сестра принесла мне телеграмму: «Грабин вновь директор института. Поздравляю. Веденеев».

Мне представилось, как он – патриарх ЦАКБ – после звонка из Москвы о подписании постановления Совмина неспешным шагом вышел из комнаты Ренне и по пустынному коридору прошел к Александрову. После приезда с Кавказа Василий Гаврилович коротко рассказал мне об этом.

– Николай Александрович Булганин позвонил мне, что его решение поддержал Никита Сергеевич Хрущев, поздравил с восстановлением в должности директора и сказал, чтобы я немедленно приступил к своим обязанностям. Анатолия Петровича я застал у себя. Мое неожиданное появление в его кабинете удивило его. Я сообщил ему о разговоре с Булганиным.

– Ну что ж, Василий Гаврилович! Поздравляю… – Мы пожали друг другу руки. Александров сказал, что он едет в командировку в Ленинград. Я проводил его до машины. Все хозяйство, оставленное им, я принял без него…

Грабин в тот же день собрал весь руководящий состав института. Объявив о своем назначении директором, он обнародовал первые соображения по работе. В ближайшие дни будут сформированы 12 специальных конструкторских бюро. Два из них – по проектированию и изготовлению нового реактора УФФА. Руководителями этих СКБ назначались Сергей Андреевич Пашков и Петр Михайлович Назаров.

2 апреля. Понедельник

Генерал Грабин укрепил руководство опытного завода. Вместо заносчивого и самонадеянного Николая Николаевича Соболева он назначил директором более уважительного к рабочим Дмитрия Петровича Крутова. Бывший кон-

334

структор по артиллерии быстро и безболезненно овладел всем комплексом нового опытного производства.

5 апреля. Пятница

Василий Гаврилович попросил меня перейти из отдела информации в отдел технической документации. Кроме того, мне вверялось руководство группой работниц по внесению изменений в чертежи.

– Здесь, – сказал мне Грабин, – Андроновым создана очень тяжелая психологическая обстановка. Ее требуется разрядить… Я на вас я надеюсь.

8 апреля. Понедельник

Жизнь института, при Александрове тихая и размеренная, как бы взорвалась и чем-то напоминала мне ледоход на Волге. СКБ, руководимые нашими «двенадцатью апостолами», подразделения технологов, отделы науки и разные лаборатории – подобно льдинам во время резкого ветра на реке, после стояния и поиска пути – вдруг нашли свою дорогу и ринулись вперед. Люди тоже вышли на свой творческий стрежень. Дело стало спориться, и дышать стало легче.

1959 год. 12 июля. Воскресенье

В институте дела идут хорошо, даже очень! Изготовлена серия реакторов с индексом УФФА-МГУ. Это водо-водяные реакторы для проведения научно-исследовательских работ по применению атомной энергии в мирных целях.

Вскоре большая группа инженеров и рабочих выехала для монтажа, отладки и пуска реакторов: в Чехословакию – В.Ф. Козлов, в Венгрию – Б.М. Гомидзе, в Германскую Демократическую Республику – К, К. Ренне, в Румынию – А.Н. Шмелев, в Египет – А.Г. Орехов и в Ташкент – М.И. Александров.

335

Кроме реактора УФФА-МГУ были разработаны: проект газотурбинной установки (на ртутном паре) мощностью 5 киловатт для космических кораблей и проект реактора на быстрых нейтронах с индексом БН-50 мощностью 50 тысяч киловатт для научно-исследовательских целей.

Больших результатов добился коллектив по науке. Успешно работала лаборатория М.Е. Дейча по газодинамике. Ее работами заинтересовались предприятия Ленинграда и других городов страны. Михаил Ефимович постоянно находился в командировках. В.В. Киценко успешно разработал и сам изготовил для нужд института целую серию электронно-измерительных приборов. В первом механическом цехе по приказу Грабина уже создано специальное отделение по сборке электронных приборов для продажи смежным предприятиям. Его возглавил молодой и энергичный инженер И.Б. Хазанов. Отделы науки вышли на новый уровень по металловедению. В маленькой лаборатории дульных тормозов молодой инженер Г. Г. Слезов добился хороших результатов. Институт обзавелся электронно-вычислительной машиной. Скоро должна прибыть машина перевода чертежей с ватмана на простую бумагу.

Василий Гаврилович рассматривал ЦНИИ-58 как непрерывно развивающийся организм, способный не только идти в ногу с мировым машиностроением, но «постараться», как говорил он, в некоторых случаях и превзойти его.

7 сентября. Понедельник

Сегодня работники коллектива ЦНИИ-58 в большой тревоге. Люди говорят шепотом. При виде озабоченного начальства молчат. Верится и не верится, что вот-вот всему нашему делу придет конец. Говорят, что состоялось решение о ликвидации нашего института. Слышать такое тяжело. Очень хотелось, чтобы этого не произошло.

336

15 сентября. Вторник

В институте последнее партийное собрание. Грабина на нем уже не было. Он отстранен от любимого дела в расцвете творческих сил и направлен в Министерство обороны, в группу консультантов. Хотел человек – и верил в это – умереть конструктором, но не получилось. Все уже решено, в производственных помещениях и инженерном корпусе стучат топоры и ломы. Рушатся перегородки комнат, убирается в цехах ненужное оборудование, горят архивные документы и синьки чертежей ЦНИИ-58. И в это время казался удивительным и бессмысленным приезд на наше партийное собрание председателя военно-промышленной комиссии при Совете Министров СССР Константина Николаевича Руднева.

В зале клуба собралось 460 коммунистов. Они уже который день не у дел. Высокий гость, разумеется, выступил. Он бездоказательно пытался опорочить Василия Гавриловича за его несговорчивость, самостоятельность мышления и технический риск. Он старался убедить слушателей в нетерпимости характера Грабина, что он-де всегда страдал оторванностью от Министерства оборонной промышленности, любил решать вопросы без его санкции. Оратор обвинил генерала за просчеты в определении мощности дальнобойной пушки специального назначения, у которой на испытаниях при заключительной стрельбе казенник дал трещину. Будто бы это новость в конструкторском деле. Руднев так разохотился поучать коммунистов, что не удержался и сказал напрямую:

– Я лично в последнее время много занимался тем, чтобы изгнать Грабина из МОП.

В зале тишина, Кто-то высказал сомнение. Секретарь парткома Б.В. Рублев пригрозил, что будет записывать в протокол особое мнение тех, кто не согласен. На этом собрание кончилось. Мы расходились молча, как люди покидают кладбище после похорон дорогого человека.

337

1960 год. 2 августа. Вторник

Генерал– полковник Грабин уволен с воинской службы. Советская Армия была сокращена на 1 млн. 200 человек. Как и для многих уволенных генералов и офицеров, для него отставка тоже была неожиданной. Почти месяц ушел на поиск работы. В нескольких почтенных ведомствах, даже в Госплане, где его часто привлекали для консультаций, Грабину вежливо отказали. И только Михаил Александрович Онучин -ректор МВТУ им. Баумана настоял на том, чтобы доктору технических наук профессору Грабину было предоставлено место на технологической кафедре Э.А. Сателя для чтения лекций. За Грабиным в МВТУ проследовало его личное секретное дело – переписка с членами советского правительства по вопросам артиллерии. Однако вскоре его сожгли якобы за ненадобностью. Большее варварство трудно придумать.

1967 год. Январь

Красавицы сосны и ели засыпаны белым пушистым снегом. Легкий морозец. Дышится четко и свободно. Вместе с Василием Гавриловичем пошли прогуляться по зимнему саду, обмениваясь на ходу последними новостями.

– Недавно ко мне приезжал Николай Николаевич Мартынчук – заведующий музеем истории Коломенского высшего артиллерийского командного училища.

– Если память не изменяет, вы его закончили в 1923 году. Верно?

– Именно так. Он рассказал много интересного, но меня поразило то, что он приехал сказать большое русское спасибо – это его слова – за наши «зверобои», которые выручили его дивизион орудий большой мощности в годы войны.

– Противотанкисты выручили тяжелую артиллерию? Как же они оказались рядом, как это произошло?

Василий Гаврилович ровным голосом, в котором слышались довольные нотки, рассказал, что осенью 1944 года

338

при освобождении Латвии наши войска прижали к морю полумиллионную группировку противника. В районе опорного пункта Прискуле гитлеровцы сумели прорвать оборону. Наши части начали отходить. Дивизион 203-миллиметровых гаубиц, стоявший в 10-12 километрах от передовой, оказался в трудном положении: из-за недостатка времени тяжелые орудия не успевали сняться с позиции, а к обороне они не приспособлены. Скорострельность этих гаубиц всего один выстрел в две минуты. Расчеты орудий заняли оборону как пехотинцы. Вскоре в конце открытого ровного поля появились «тигры». Развернуть громоздкие орудия с помощью тягачей – дело долгое. Казалось, выхода нет.

На помощь неожиданно пришла батарея противотанкового резерва, вооруженная нашими «сотками». Истребители танков за считанные минуты с ходу развернулись для боя рядом с орудиями-великанами и открыли огонь. Один за другим заполыхали пять «тигров», а остальные отошли. К середине дня наши части восстановили положение и прорыв был ликвидирован.

– Николай Николаевич говорил, что артиллеристы его дивизиона в порыве благодарности едва не задушили пушкарей-спасителей, – продолжал Грабин. Здесь он впервые узнал, что эти противотанковые пушки бойцы зовут «зверобоями», и дал себе слово отыскать после войны их конструктора и поблагодарить за создание БС-3.

– Надо же, ведь прошло 23 года, а не забыл. Молодец!

– Не то слово, орел! Хочет написать документальную повесть. Я обещал подобрать материал, статьи, письма бойцов с отзывами о наших пушках. Удивительно, но некоторые фронтовики на треугольниках писали: Москва, конструктору Грабину. И письма находили адресата. Мартынчук будет еще заезжать ко мне из Коломны.

– Василий Гаврилович, а почему бы вам самому не написать воспоминания? Сейчас многие военачальники опубликовали мемуары. Подумайте об этом. Я готов оказать посильную помощь.

339

– Литературными талантами я не обладаю. Читал я эти мемуары. Они как близнецы. Неправдивы, все приглажено и приукрашено. Кому это нужно? А подумать можно. Спасибо за поддержку…

1969 год

За последние годы наши встречи с Василием Гавриловичем участились. Во время этих, как всегда, откровенных и доверительных бесед о былом редко приходилось видеть Василия Гавриловича радостным и веселым. В его выразительных серых глазах с голубым ободком, с давних пор таивших грусть, теперь уже просматривались тоска и печаль. Он всегда был чем-то очень озабочен. Глядя на него, я думал: «Чего ему еще не хватает?» О быте и говорить нечего – ухоженный сад, заботливая жена, хорошие дети. В институте Грабин – почитаемый профессор. Студенты, думается мне, облегчали его душевные страдания, когда он выезжал с ними на заводскую практику. Василий Гаврилович – признанный мастер учить людей конструкторскому делу. И все-таки мечется ум и болит душа. Он писал в правительство не только о том, как удержать уровень производительности труда в машиностроении, достигнутый в ходе войны, но и как его значительно превзойти. Его очень беспокоили мысли о дальнейшем развитии советской техники, особенно технологии, в безграничные возможности которой он глубоко верил. Он видел, что новые методы, рожденные в системе военной промышленности, утрачивались и не развивались. Это угнетало его каждодневно.

Василий Гаврилович предложил нам организовать встречу старых бойцов тыла Великой Отечественной войны – конструкторов, ветеранов советской артиллерии. Мы помогли ему. Встреча состоялась в Москве в Центральном музее Вооруженных Сил. Присутствовало около двухсот человек. Были затем и другие радостные встречи. Но наш

340

генерал почему-то был не в восторге. На хорошие пожелания он тихо улыбался и добрым взглядом смотрел на разгулявшихся товарищей и соратников.

3 сентября. Среда

Сегодня, находясь в санатории «Сеченово» в Ессентуках, получил письмо от Василия Гавриловича: «В понедельник 1 сентября начинаю в очередной раз трудовую жизнь в МВТУ. Откровенно должен сказать, не испытываю в этом никакого удовольствия. Душа моя иная и ненасытная, любящая размах и громадные объемы, а их нет… Приходится сожалеть, что так жестоко поступили сильные мира сего.

А сколько можно бы еще сделать, а сколько уже потеряно, – трудно оценить. К сожалению, нет глубины в понимании многого, и в частности того, что нами уже сделано не так давно. Уже и мы – творцы – начинаем забывать…»

Вот она, незаживающая рана, которая не дает ему покоя ни днем, ни ночью. Мысли о том, что бесценный опыт новаторской работы конструкторов и технологов в годы войны будет забыт и утрачен, привели Грабина к решению написать книгу. Но он долго размышлял, не решаясь браться за перо. И только после своего 70-летнего юбилея, отмеченного с соратниками, он утвердился в мысли о необходимости немедленно собирать материал и готовить рукопись. Грабин часто звонил мне домой и спрашивал, помню ли я тот или иной эпизод. С подобными вопросами он обращался ко многим соратникам, стремясь восстановить в памяти тот или иной факт со скрупулезной точностью. Отправил много запросов в архивы и другие организации.

Однажды я навестил Василия Гавриловича в госпитале. Прогуливаясь по сосново-еловому девственному лесу, сели на лавочку отдохнуть. Грабин вынул из кармана больничной пижамы сложенный лист и показал мне. Это была справка, которую он недавно получил. Прочитав, я изумился увиденным цифрам и попросил разрешения списать содержа-

341

ние документа в записную книжку: «За годы войны на заводе «Новое Сормово» им. Сталина сэкономлено:

1) условного топлива – 52415 тонн,

2) электроэнергии – 2 миллиарда 360 миллионов 200 тысяч киловатт-часов,

3) черного металла – 209 тысяч 665 тонн,

4) цветного – 3 тысячи 167 тонн,

5) денежных средств – главным образом за счет снижения стоимости орудий, модернизации импортного оборудования, создания своими силами высокопроизводительных протяжных, многошпиндельных и агрегатных станков, сложных приспособлений и нового высокопроизводительного специального инструмента – 2 миллиарда 434 миллионов 390 тысяч рублей».

– А время-то было какое! – воскликнул он.

Нетрудно было догадаться, что генерал имел в виду 10 августа 1941 года, когда фактическая власть на заводе перешла в руки главного конструктора. И коллективу Грабина потребовалось всего лишь семь месяцев, чтобы создать такие совершенно новые технические условия, которые позволили заводу «Новое Сормово» имени Сталина первое полугодие войны завершить выпуском орудий в пять раз больше довоенного времени. В мае 1943 года соответственно – в 13 раз, в декабре 1942 – в 16 раз, а в марте 1943 года – в 18 раз. С таким уровнем производительности труда завод завершил Великую Отечественную войну, изготовив 100 тысяч орудий.

1971 год. 9 мая. Воскресенье

В большом банкетном зале фабрики-кухни НПО «Энергия» к 10 часам утра в складчину собрались отметить День Победы более двухсот бывших сотрудников ЦНИИ-58 (ЦАКБ). Многие пришли с женами. Были гости, в частности танкист подполковник Константин Николаевич Козлов с супругой – блокадники Ленинграда. Они в течение нескольких

342

лет боролись с заводской бюрократией НПО «Энергия» за суверенное право бывшего ЦНИИ-58 быть представленным в Музее Славы предприятия.

В зале оживление, праздничные разговоры, звучат записи песен о войне, которые каждого из нас брали за душу. Председатель комиссии торжества С.И. Веденеев попросил присутствующих занять места за столами и наполнить бокалы. Старые друзья устроились гнездами. Председательствующий предоставил первое слово Василию Гавриловичу. Генерал встал и, подняв бокал с вином, поздравил всех собравшихся с всенародным праздником Победы и пожелал доброго здоровья.

Затем были танцы, фотографирование с Грабиным, торжественное вручение каждому из присутствующих памятного знака – «Слет ветеранов конструкторов-артиллеристов». Во время застолья каждый пил сколько мог, но не было ни одного инцидента – даже намека на него, так были сплочены люди долгими годами совместной работы.

В 16 часов Грабин, попрощавшись со всеми за руку, отправился домой. За ним потянулись и мы, хотя на столах еще осталось много закуски и было достаточно спиртного. Он и в этот раз, хотя и был оживлен и никому не отказывал в беседе, остался недоволен встречей.

Вскоре Василий Гаврилович, мучимый спондилезом, уехал лечиться на Украину – на курорт «Хмельники». В ответе на письмо в Хмельники Грабин сверх моего ожидания коснулся слета ветеранов. «…Почетному нагрудному знаку я придавал большое значение, прилагал все силы, чтобы он был изготовлен и вручен. То и другое сделано, но удовлетворения я не получил. Вероятно, такой я нескладный по характеру человек. Ищу чего-то особенного и не замечаю его в силу своей старости и потрясений, постигших меня в прошлом. Ведь встреча прошла неплохо. Люди были довольны и веселы. Это свидетельствует об их благодарности, вернее, удовлетворении. Но характерным является то, что многих… не было. Это плохо. Правда, мы причину их

343

отсутствия не знаем. А может быть, кривая посещения пошла на затухание? Возможно, стало приедаться, как вы думаете?» Мне нечем было порадовать друга. Я давно еще до этих встреч говорил: «Коллектива ЦНИИ-58 как такового, давно не существует. О нем осталась память, и только». Но больная душа нашего глубоко уважаемого Василия Гавриловича отвергала эту истину.

1972 год

Василий Гаврилович закончил титаническую работу над мемуарами – труд составляет более 2000 машинописных страниц. Журнал «Октябрь» начал готовить к печати отрывки воспоминаний Грабина под названием «Оружие победы».

1973 год. 17 мая. Четверг

У Грабиных зацвел сад. Вечер. Умолкли птицы. Только жаворонок где-то в стороне от дома звонит в колокольцы. Василий Гаврилович лег в приготовленную постель в комнате на первом этаже. Здесь он работает, отдыхает и давно уже не рискует подниматься на второй этаж в рабочий кабинет.

В открытую форточку пробивался медовый запах, слегка круживший голову. Василий Гаврилович долго не мог уснуть, к полуночи почувствовал себя плохо и попросил жену вызвать «скорую помощь». Через тридцать минут его увезли. В первом часу ночи у больного отнялись левые рука и нога, расстроилась речь. В госпиталь привезли Анну Павловну. Врач разрешил ей поселиться в палате мужа. Она не покидала его до полного выздоровления. Посещение больного посторонними людьми исключалось. Так прошло все лето.

5 ноября. Вторник

Мне удалось купить десятый номер журнала «Октябрь». В ней первая публикация «Оружия победы». Для Грабина

З44

это большая поддержка. Позвонил ему по телефону, поздравил. Старик просил приехать. Мы долго беседовали, и на прощание он сказал:

– Самое главное будет в трех последующих номерах журнала.

Мне было приятно слышать ровный и спокойный голос нашего генерала, видеть его повеселевшие глаза, окрыленные надеждой,

1974 год. 4 марта. Понедельник

Перед отъездом в деревню без предупреждения поехал в Валентиновку навестить Грабина, На улице лед, лужи, кругом грязь. Под ногами мерзкая слякоть.

Василий Гаврилович встретил меня на кухне с палочкой, в генеральской папахе, меховой бекеше и сапогах на цигейке. Предупредив, чтобы я не раздевался, попросил пройти с ним на застекленную веранду. Здесь было светло и уютно, в углу небольшой стол и два полумягких кресла. В противоположной стороне стояла кушетка. Перед окнами дома среди яблонь, еще стоявших в снегу, прогуливался веселый март. Он одарял всех и вся животворным светом и синевой небес. Мы сидели друг против друга. Превозмогая боль, генерал только что осторожно опустился в кресло. В его глазах мелькнули искорки, которые свидетельствовали о том, что Грабин чем-то взволнован.

– Вы читали вчерашнюю «Правду»? – вдруг спросил хозяин дома, лукаво улыбнувшись.

– Читал.

– Ну и что вы нашли в ней утешительного?

– Старая история. В Узбекистане и Ставрополье на неделю раньше закончили сев.

– Не верю. Это все хитрости газетчиков. В прошлом и позапрошлом годах – всюду заканчивали сев досрочно. Но это все же не главное. Ныне пишут по-другому: «Началась битва за хлеб». Битва? Не помню таких случаев за

345

свою долгую жизнь. Если уж битва, значит у нас очень плохие дела в сельском хозяйстве.

– Журналисты при случае могут муху раздуть больше слона.

– Я давно перестал им верить. Один удалец пера мне как-то сказал: «Василий Гаврилович! Вы счастливый человек – все ваши пушки дались вам без особой борьбы и битвы!…» А если быть честным, то битва за пушки была, и не одна. Разве ночь с 4 на 5 января 1942 года не была жесточайшей борьбой не только за отдельную пушку, но и за всю артиллерию? Как можно это забыть? И все-таки я тогда не сдался, стоял до конца. В Москву, вы это помните, вызвали не Еляна – директора завода, не Олевского – главного инженера, а Грабина – главного конструктора. Всю ночь под стук буферов поезда старался понять причину вызова на ГКО. Нарком тоже не мог прояснить, в чем дело.

С Устиновым поехали в Кремль, вошли в зал заседаний. Вижу, сидят одни военные. Я сразу догадался, что это они добились нашего вызова. Из слов выступавшего генерала я понял, что вся работа по модернизации пушек и новой технологии подвергается не только критике, но и резкому осуждению. Другой оратор подверг сомнению надежность наших пушек в боевых условиях и высказал предположение, что они во время ведения беглого огня, особенно при длительной артиллерийской подготовке, обязательно будут рассыпаться!… После каждого выступления товарищ Сталин, имевший привычку прохаживаться по комнате, подходил ко мне и спрашивал: «Товарищ Грабин, что вы на это скажете?» «Товарищ Сталин, пушки надо делать только по новым модернизированным чертежам…» Следующий оратор еще энергичнее и красочнее говорил о том, где пушки могут подвести в бою. Гляжу, Сталин опять идет ко мне… И вот, когда он подошел в шестой раз и спросил: «Товарищ Грабин, что вы на это скажете?» – я не вытерпел, встал и по-военному отрапортовал: «Товарищ Сталин,

346

по каким чертежам прикажете, по таким и будем делать пушки!» «Вы страну без артиллерии оставите! У вас конструкторский зуд! Вы хотите все менять и менять! Работайте, как работали раньше!» – в его голосе были раздражение и гнев.

Он подошел к своему стулу, взял его за спинку и, приподняв, грохнул им об пол. Я никогда не видел Сталина таким раздраженным. Одним словом, ГКО постановил пушки делать по старой технологии… На этом заседание кончилось.

– Василий Гаврилович! А почему молчал Устинов? Мне это непонятно. Наших бьют, а он стоит в сторонке и молчит. Он же инженер и, я слыхал, работал конструктором.

– Тем не менее он смолчал. Почему? Трудно сказать. Скорее всего, перестраховался. Возражать разгневанному Сталину могли лишь очень волевые люди.

Солнечные лучи из окна стали падать на глаза рассказчика. Он осторожно отодвинулся и продолжал:

– Возврат к старому и переналадка всего производства, вас в этом нечего убеждать, действительно могли оставить армию без артиллерии. Вам трудно оценить, а мне спустя столько лет представить, в каком состоянии я покинул зал заседания. Только помню, все померкло и я будто бы уперся в огненную стену. Хочу преодолеть ее, а она горячая и обжигает руки и лицо. Как вышел из комнаты, не помню. Я был глубоко убежден, что ошибочность решения очевидна, и это скоро поймут, но будет поздно.

Сели молча вместе с Устиновым в его машину и поехали в наркомат. Время далеко за полночь. С трудом спускаюсь в бомбоубежище. В подвале деревянные кушетки, обитые дерматином, стол, стулья. Над ними чуть светит синяя лампочка. Ее безжизненный свет коробит душу. Лично судьба меня не тревожила. Меня угнетала и удручала неизбежная картина пустых железнодорожных платформ на нашем заводе. Я один в белом каменном мешке, тяжело дышать. По всему телу, как в детстве, когда гроза заставала одного

347

в степи, бегут холодные колючки. Голова горит огнем, начало знобить. Сердце, как в годы болезни, дает о себе знать. Снял китель и повесил на спинку стула. Под ноги положил газету и, накрывшись шинелью с головой, лег на кушетку отдохнуть. Закрыл глаза. Так прошел час, а может быть, немного больше. Стараюсь прогнать мысли о случившемся. Думаю о маленьких сыновьях, а слышу голоса ораторов. Накатилась тоска и сдавила грудь. Попить бы воды, да не знаю, есть ли она. Где выход из тупика? Выше головы и ГКО не прыгнешь! Мелькнула мысль: почему на заседании отсутствовал Ворошилов? В декабре он был у нас на заводе. Когда я подробно доложил ему о модернизации пушек и новых технологических делах, когда он увидел в работе наши станки ГСР-1 и переделанные импортные станки, то воскликнул: «Это вы здорово сделали. Молодцы!» Климент Ефремович не стал бы молчать на ГКО.