Текст книги "Николай I Освободитель. Книга 2 (СИ)"

Автор книги: Андрей Савинков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

Признаться, вот так сходу разобраться с тем, что происходило перед нами было достаточно сложно, тем более что, находясь на позициях артиллерии за рекой видеть всю картину боя я не мог. Кто-то куда-то стрелял, носились туда-сюда курьеры и посыльные, перемещались полки… Как местные полководцы понимали, что происходит на поле боя, учитывая безветренную погоду и достаточно густую пороховую дымку, висящую в воздухе – не понятно. А если к этому прибавить совершенно отвратное качество подзорных труб, чтобы разглядеть что-то с помощью которых нужно было иметь собственное отличное зрение и немалый опыт, то вообще.

– Да уж… – растеряно пробормотал я, спустя пару часов сражения, – это вам не фишки на карте двигать…

Сидящий рядом на зарядном ящике Воронцов – куда я без Семена Романовича, кто бы меня одного отпустил – только хмыкнул, услышав мой комментарий. Воспитатель военным делом не увлекался совершенно и будучи поглощенным поеданием нехитрого «походного» обеда – хлеб, сыр, какая-то зелень – в сторону сражения даже не пытался смотреть.

Ближе к двум часам дня французы сумели подойти достаточно близко, чтобы до них доставала артиллерия и на этом берегу, после чего Воронцов в ультимативном порядке приказал мне покинуть поле боя. Пришлось подчиниться.

В целом сражение под Минском прошло примерно так как мы и задумывали. В течение двухдневного боя, мы, не пытаясь удерживать позиции до последнего, сдали город и отступили на восток по Смоленской дороге, потеряв около пяти тысяч человек убитыми и еще сколько-то раненными. При этом потери французов были совершенно точно больше, начало сказываться наше преимущество в качестве ружей и новая форма пуль, которые позволяли стрелять чуть дальше и чуть быстрее. Очевидно, что очень скоро все европейские страны, увидев преимущества нового оружия, внедрят его и себе, но я надеялся, что до окончания кампании этого года, нам технологического отрыва хватит. А там, глядишь, будет уже не так принципиально. Ну и мы что-нибудь еще придумаем.

Собственно, мои умельцы уже почти два года неспешно разрабатывали что-то типа винтовки Дрейзе с бумажным унитарным патроном калибром в пять линий. Меньше наша промышленность стабильно, с адекватным количеством брака, выдавать пока не могла. Процесс шел медленно, то и дело упираясь в низкое качество материалов и неразвитый станочный парк, но прогресс был виден и я надеялся что в следующей войне, пехотное вооружение русской армии уже перейдет на совершено иной качественно более высокий уровень.

Еще одним результатом боя стал большой пожар с котором сгорела большая часть деревянных построек города. Зарево, пожирающего все и вся огня было видно на западе всю следующую ночь, и как бы это не было печально, такой результат полностью укладывался в рамки избранного нами плана, а значит для победы придется сжечь еще не один свой город, как бы горько от этого не было.

Глава 3

Объединённая западная армия, насчитывавшая после отступления из-под Минска около двухсот тысяч человек, для передвижения по одной дороге, была слишком велика. Это виделось нашим генералам слишком опасным, растягивать колонну войск на добрых двести километров, оголяя таким образом фланги и рискуя получить неожиданный удар в самый неподходящий момент. Поэтому отступать решили одновременно по двум дорогам. По прямой на Смоленск двинулась более медленная пехота, большая часть артиллерии, корпуса Раевского, Бороздина, Дохтурова и Тучкова. По северной дороге же через Витебск ушла конница Уварова с казаками Платова, и остальные войска под общим командованием Багратиона.

Я, даже не знаю почему, возможно чуйка сработала, отправился северным маршрутом вместе с грузинским князем. Тем более, что после Минска – а обороной города и последующим отступлением руководил именно Петр Иванович – я проникся к нему немалым уважением. То, как уверенно он командовал, не стесняясь личным примером подбадривать истекающие кровью войска, меня действительно впечатлило. Ну и, конечно, стало понятно, что с таким стилем руководства армией, у Багратиона дожить до пенсии при любых раскладах шансов особых не было. То, что он в той истории дожил до Бородинской битвы, ничем кроме удачи объяснить было невозможно.

Двигающаяся по пыльной дороге бесконечная вереница войск представляет собой весьма унылое зрелище. Дождливый июнь, ставший неприятной неожиданностью для французской армии, не привыкшей к русским дорогам и оттого слегка пробуксовывающей, сменился на жаркий июль. Поднимаемая тысячами солдатских сапог пыль бесконечной завесой висела в воздухе, выпадая на одежду, волосы, кожу и все остальное равномерным серым слоем, а пригревающее – жарящее, если быть совсем честным, немилосердно – солнце заставляло людей потеть и размазывать ее неаккуратными черными разводами.

Армия двигалась на северо-восток не очень торопясь, что позволяло избежать большого количества небоевых потерь. Преследования со стороны корпуса Даву Багратион не слишком опасался: казачий разъезд перехвативший французский патруль на следующий день после отступления из Минска, доложил о смерти во время битвы за город знаменитого маршала – как потом оказалось Даву не погиб, отделавшись тяжелым ранением в грудь – и это сильно подорвало дух его войск считавших своего командира неуязвимым.

– Видите Петр Иванович, – узнав эту новость принялся я втолковывать Багратиону, – вам бы стоило тоже поберечься. Дальность и точность стрельбы ружей неуклонно растет, нахождение генерала на поле боя превращается из просто опасного дела в безрассудное. От вашей смерти пользы войскам точно не будет.

Князь в ответ нахмурился и передернул плечами. Послать меня нахрен он не мог, а отвечать по существу желания, видимо, не было.

– Эх, вы, Петр Иванович, – я покачал головой, понимая, что ни к чему мои слова не приведут. – Солдат у России много, да и работа у них такая – под пулями ходить. А Багратион у России один.

Выдав эту не бесспорную сентенцию, я тронул пятками бока своей лошади и отъехал в сторону, заканчивая таким образом бессмысленный разговор.

В это время, находясь при армии, о том, что делает Наполеон со своими маршалами, я, понятное дело, представление имел весьма общее.

Император же Франции, простояв в Вильно добрый десяток дней, отправился было с основной частью армии в сторону Минска однако на полпути получил сведения об исходе сражения и об отступлении русской армии в сторону Смоленска. Это вынудило его развернуть колонны вместо юго-восточного направления на северо-восток в сторону Витебска, имея на уме перехват северной колонны Багратиона.

18 июля Наполеон с корпусами Нея, Мюрата, Мортье и Удино под рукой вышел к Полоцку, где его появление стало настоящей неожиданностью. Впрочем, форсированный марш дался армии не легко. Полки выглядели так, как будто только-только вышли из кровопролитного сражения. Снабжение не успевало за ушедшими на четыреста верст от границы войсками, а реквизиции у местного населения наладить оказалось практически невозможно. Крестьяне при приближении французской армии массово уходили в леса, не оставляя захватчикам ничего ценного. Из-за жары и длинных переходов начался массовый падеж лошадей, а действия летучих русских отрядов в тылу и на флангах армии делали положение ее еще более неприятным. Участились случаи дезертирства: солдаты «союзных» армий сбегали в леса целыми взводами, и ничего с этим сделать не представлялось возможным. Не понеся ни одного поражения, – собственно даже не вступив толком в бой – Великая армия за месяц постоянных переходов уменьшилась на четверть. Наполеон искал генерального сражения, но никак не мог поймать ускользающих как вода в песок русских.

Захват Полоцка стал настоящим подарком для измученных дивизий французов. Особых магазинов тут не было, однако даже просто возможность отдохнуть в относительном комфорте – тоже стоила не мало.

20 июля давший в свою очередь русским полкам, отшагавшим за последние недели не меньше неприятеля, отдых Багратион узнал о захвате Полоцка и немедленно выдвинулся на встречу французам. При молчаливой поддержке Константина, с которым у меня случилась весьма неприятная беседа – брат считал, что я лезу не в свое дело, а я не сильно сдерживаясь указал на невеликие его умственные способности – Ермолова и Толя, Багратион решил что сможет дать бой Бонапарту в одиночку без «любителя отступать» Барклая-де-Толли.

Сказать, что я был от такого поворота в шоке – не сказать ничего. Шедшая своим чередом прямо к победе кампания – еще месяц-другой таких блужданий по России и на бородинском поле шансов у французов было бы откровенно не много – мгновенно повисла на тонкой ниточке. Вот только повлиять как-нибудь на грузинского князя я не мог вообще никак. Мне оставалась роль наблюдателя, неспособного повлиять на происходящие вокруг события.

22 июля Багратион имеющий под рукой чуть меньше ста тысяч человек подошел к Полоцку и сходу атаковал предместья. Захватить их не удалось, однако на окраинах города начался пожар, усугубленный дополнительно ветренной погодой, быстро начавший распространяться по деревянным постройкам древнего города.

Тут нужно сделать ремарку и пояснить, что каким бы резким грузинский князь не был, идиотом его нельзя было назвать в любом случае. Войска Багратиона дошли до Витебска еще 13 июля и за неделю успели отдохнуть и привести себя в относительный порядок, а если говорить про снабжение, то оно у русской армии, опирающейся на заранее подготовленные магазины, было гораздо лучше, чем у всерьез рассчитывающих на реквизиции французов. Плюс более скорострельные и дальнобойные ружья после Минска уже успели оценить как русские, так и французские генералы.

Что же касается численности двух армий, то тут преимущество французов было не столь уж велико. Непосредственно у Наполеона в Полоцке было всего около ста тысяч человек. Еще около ста тысяч под рукой принявшего командования после ранения Даву Богарне, наступали в сторону Смоленска вслед за не слишком торопящимся и огрызающимся на каждом шагу Барклаем. Польский же корпус Понятовского несколько отстал, находясь в двух дневных переходах к западу, и соответственно ко времени битвы поспеть не мог, остальные части были еще дальше. Получается, что с точки зрения Багратиона дать бой уставшим французским войскам было вполне логично, тем более что победа в этом деле могла поставить всю Великую армию в весьма сложное со стратегической точки зрения положение.

Сам я остался в Витебске – тут вновь проявил железную волю Воронцов – поэтому подробности боя узнал лишь задним числом. А были эти итоги не утешительны. Разбить Бонапарта Багратиону не удалось, более того сам грузинский князь в неудачном сражении, стоившем русской армии пятнадцать тысяч убитых и раненых, сложил свою буйну головушку даже раньше, чем это было в той истории. Принявший командование над потрепанным войском Константин, сумел отвести войска обратно к Витебску, что было в общем-то несложно, поскольку сил у французов чтобы преследовать отступающие полки, прикрываемые казаками и конницей Уварова на относительно свежих лошадях, не было совершенно

– Накаркал, – только и смог пробормотать я. История этой войны слишком сильно отличалась от той которую я знал, поэтому что-то советовать брату, на котором поражение и смерть князя отразились сугубо отрицательно, не мог. – Что дальше делать собираешься?

Вернувшись в Витебск, брат первым делом отправился не в штаб армии, а в губернаторский дворец, где я тоже квартировал. Собственно, от главного участника событий я паршивые новости и узнал одним из первых.

– Н-не знаю, – Константин подошел к столу, ухватил стоящую на нем бутылку и одним движением «свернув ей голову», налил себе в стакан на два пальца янтарной жидкости. Судя по его не твердой походке, он еще до приезда в Витебск успел где-то залить в себя добрую порцию огненной воды. Цесаревич задумчиво посмотрел на получившуюся композицию, как будто пытаясь найти ту самую истину, которая находится в вине, после чего одним махом опрокинул грамм сто коньяка в себя. Сразу виден большой опыт в этом деле.

Я вопросительно посмотрел на Воронцова. С таким командующим армией, боюсь, дело могло пойти совсем кисло. Тот только пожал плечами. Тем временем Константин опрокинул в себя еще соточку.

– Так! – Я подскочил к брату, опять потянувшемуся к бутылке, вырвал ее из откровенно трясущейся руки – в свои шестнадцать я был уже на голову выше Константина, – и с размаху шваркнул об стену. Стеклянная бутылка с грохотом разлетелась сотней мелких осколков, а воздухе тут же запахло коньяком. Я схватил цесаревича за плечи и хорошенько встряхнул. – Хватит надираться! Сейчас нужно командовать войсками! Ты же считал, что умнее Барклая, что он предатель и умеет только отступать. Так покажи это делом!

В комнату услышав грохот и крики заглянул адъютант командующего.

– Дверь закрой! – Крикнул было я на офицера, которому совершенно точно не нужно было смотреть на наши семейные разборки, но спустя мгновение я подумал, что раз пошла такая пьянка, нужно начинать как-то более активно влиять на происходящее. – Нет стой! Ермолов тут?

– Алексей Петрович? Да.

– Передай начальнику штаба, чтобы через час… Нет лучше через два собирал совет, кого звать на него он сам знает лучше меня. – Адъютант удивленно перевел взгляд на Константина, пытаясь понять, что вообще происходит, и насколько это приказание правомерно, но тут я не выдержал и рявкнул. – Быстро!

Капитана как ветром сдуло.

Спустя пару часов, несколько ведер холодной воды и пары оплеух – можно было бы сказать отческих, если бы Константин не был тут формально старше меня на два десятка лет – мне удалось привести его в относительный порядок. Во всяком случае во взгляде командующего появилась осмысленность.

Сборище любителей наступательной стратегии в этот раз было не столь уверенно в необходимости идти вперёд и бить неприятеля везде, где только можно. Оборачиваясь назад, я подозреваю, что Барклай специально так разделил армию: забрал себе более здравомыслящих и острожных командиров, отдав Багратиону всех сорвиголов. Таким образом он враз решал все свои проблемы с командованием армией, и не факт, что жертва двух десятков тысяч солдатских жизней, направленная на усмирение воинственности Багратиона и компании, не стоила того. Лучше потерпеть поражение сейчас, когда еще есть куда отступать, чем где-нибудь под Москвой. Звучит несколько цинично и вообще в целом не бесспорно, особенно если смотреть с точки зрения тех солдат, которым выпало погибнуть при атаке Полоцка, но тем не менее…

– Я за то, чтобы встретить француза здесь. Витебск закрывает важнейшее пересечение дорог и отдавать его французу – смерти подобно, – первым высказался Ермолов, тянущий лямку начальника штаба второй армии. По мне Алексей Петрович для штабной работы был излишне импульсивен и склонен к авантюрам – а вот в качестве командира конной артиллерии он смотрелся максимально органично, – однако моего мнения на этот счет никто не спрашивал.

– Вы считаете, что наличными силами мы сможем остановить корсиканца? – В этот раз я уже не стеснялся полноценно высказывать свое мнение, тем более что Константин сидел на стуле отрешенно и никак на происходящее не реагировал.

– Если укрепить позицию, отрыть траншеи для стрелков. Наши ружья дают немалое преимущество в перестрелке на дистанции…

– Начали укреплять позиции и рыть траншеи? – Перебил я начальника штаба армии. Ермолов поперхнулся словами, покраснел от возмущения, но быстро взял себя в руки.

– Никак нет, ваше императорское высочество.

– Почему?

– Так… – Ермолов бросил быстрый взгляд на других присутствующих, как бы ища поддержки. – Решение то еще не принято.

– Все с вами ясно, Алексей Петрович. Кто еще думает, что город нужно оборонять до последнего?

Говорят, что в любом вопросе содержится половина ответа. В этом вопросе ответ можно было рассмотреть на сто процентов.

– Нужно вывезти из города все ценное и дать время жителям, кто имеет такую возможность уехать, – очнулся Константин.

– Матвей Иванович, что с противником?

– Пока стоит под Полоцком, ваше высочество. За нами было двинулся Ней, но мы его под Залесьем притормозили немного, – мгновенно ответил казачий атаман на чьих плечах лежала разведка и наблюдение за противником.

– Отлично, тогда предлагаю такой план: укрепляем город как можем, занимаем оборону на северном берегу Западной Двины, а как французы начнут поддавливать отходим в сторону Смоленска, сжигая за собой мосты.

– Хотите повторить Минск, ваше высочество? – Первым понял Ермолов.

– Да, идея такая, – я кивнул, перевел взгляд на Контантина и переспросил, – вы же не против, ваше высокопревосходительство?

Константин только пожал плечами и сделал неопределённый жест рукой, мол делайте что хотите. В ином случае, если бы противник не грозил обрушиться на деморализованную армию в любой момент, генералы бы просто послали меня известным маршрутом, дождались бы, когда принявший командование на себя Константин придет в себя и решали бы все вопросы уже с ним. Но времени не было, нужно было решать все здесь и сейчас, и никто из них ответственность за возможное поражение брать на себя не желал.

– В таком случае, Алексей Петрович займитесь устройством обороны. Что делать я вам не подскажу, тут вам виднее, но рекомендую привлечь население города.

– Население города? – Не понял Ермолов.

– Да! Раздайте им лопаты и отправляйте строить редуты и копать траншеи! Пусть работают, защищают в том числе и свои дома. А я займусь вывозом на восток всего ценного, и эвакуацией остального населения. Оставим Наполеону пустой город, а когда он его займет – подожжем. Нужно выделить несколько команд посмекалистее, которые спрячутся в городе и устроят поджоги после занятия города неприятелем. Позволять Наполеону отдыхать в комфорте не будем, пусть его армия – от последнего рядового до маршалов – живет в чисто поле, посмотрим на сколько их хватит.

Идея была встречена генералами гробовой тишиной. До идеи сжигать собственные города, чтобы они не достались врагу, тут пока еще не дошли. Что ж, значит, будем в этом деле пионерами.

ЗЫ Дамы и господа! Давайте добьем до тысячи лайков и я выложу бонусную главу))

Глава 4

К Витебску Наполеон подошел 27 июля. Видимо, битва под Полоцком далась ему не легко, хотя, как впоследствии оказалось дело было не только в нас. 18 июля – Бонапарт соответственно узнал об том на пару дней позже – состоялось сражение под Клястицами, в котором Витгенштейн изрядно намял бока Удино. Вернее сам Петр Христианович в ходе битвы получил смертельное ранение в голову, и его корпус возглавил командующий до того авангардом генерал-майор Кульнев, который и довел дело до победного конца. Для Кульнева это обернулось присвоением генерал-лейтенантского звания и получением ордена святого Георгия 3-ей степени. Для Наполеона же – необходимостью подкреплять северное направление, успехи на котором все это время были весьма скромными дополнительным корпусом Сен-Сира.

Раз уж вспомнили про северное направление, то стоит наверное вспомнить и про юг, где дела у Тормасова шли совсем не очень хорошо. Не помню, сколько штыков было Шварценберга в той истории, но в этот раз – скорее всего повлиял наш захват Галиции в 1810 году – австрияки выставили для вторжения в Россию целых пятьдесят пять тысяч штыков, что сделало положение Александра Петровича весьма и весьма незавидным. Впрочем его спасало то, что Шварценберг особо в первые ряды сражаться не лез и откровенно саботировал приказания командовавшего 7-м корпусом генерала Ренье. Тем более, что по званию Ренье – дивизионный генерал – был как бы младше Шварценберга – генерал от кавалерии, – что дополнительно демотивировало австрийца, побуждая выполнять все приказания спустя рукава. Или вообще игнорировать. В итоге, имея почти на двадцать тысяч человек больше – примерно шестьдесят пять против сорока пяти русских – австро-саксоно-французская армия бесполезно топталась на месте не пытаясь навязать бой более слабому противнику.

Еще одним фактором, который замедлял продвижении вперед французов стали кружащие вокруг их армии летучие отряды, созданные в этой истории на три месяца раньше, и во всю портящие интервентам спокойную жизнь. Впрочем, подробностей о «малой войне» у меня на тот момент не было, поэтому более детально я о подвигах своих егерей, а также других отрядов, я узнал гораздо позже.

– Ну что там? – Я стоял на импровизированном наблюдательном пункте в глубине нашей обороны рядом с командовавшим резервами Каменским 2-ым. Николай Михайлович как раз изучал строящиеся для атаки на наши оборонительные порядки французские полки. Не то чтобы я сам не мог посмотреть, однако качество местной оптики было таково, что для идентификации увиденного нужен был опыт определённого рода, которого у меня-то как раз не было. Генерал-лейтенант оторвался от подзорной трубы и прокомментировал увиденное.

– Кажется мне, ваше высочество, что перед нами не вся армия корсиканца. Вон гвардейские знамена, – Каменский указал направление взмахом руки, – там конница Мюрата, а вот там вроде как поляки. А вот кажется Ней выходит…

Генерал-лейтенант еще раз приложился к подзорной трубе и кивнул, подтверждая свою мысль.

– И чего они ждут?

– Артиллерию расставляют. Сначала обработают передний край пушками, повыбьют часть нашей пехоты, а уж потом пойдут на сближение. Не нравится им под наши ружья подставляться, оценили видимо уже, на рожон не лезут.

– Нужно приказать пехоте, которая не имеет укрытий лечь! Чтобы не нести больших потерь от огня, – вдруг вспомнил я упоминаемый в какой-то читанной альтисторической книге способ, который вроде бы первыми англичане придумали.

– Но как же это? Пулям неприятельским кланяется, разве можно?

– Забудьте эти глупости, главное людей сохранить, если для этого понадобится в сточной канаве нырять – будем нырять, понятно?

– Так точно, ваше высочество, – Николай Мхайлович замялся, – только этим направлением Александр Иванович командует…

– Остерман-Толстой? – Генерал-лейтенант смущенно кивнул. Ну да, вот уж кто о жизнях простых солдат, особенно если будет на то необходимость, горевать не станет. И очень вряд ли, если я сейчас пошлю к нему курьера что-то изменится – не тот человек. – Ладно, попробуем по-другому.

Не слушая окриков в спину, и избегая таким образом возражений со стороны приглядывающего за мной Воронцова, я рванул по лестнице вниз, выскочил на улицу и бросился в сторону передовой. За мной успели выбежать только четверо бойцов моего конвоя, которые сопровождали меня – спасибо Александру за такую заботу – даже в туалет.

Надо сказать, что Витебск вследствие наших действий в течение последней недели выглядел откровенно паршиво. Все пригороды были заранее нами разобраны на стройматериалы, и чтобы постройки эти не остались противнику. Внутри город выглядел как какой-нибудь Сайлент Хилл из известного ужастика: пустые улицы, по которым только отдельные патрули бродят туда-сюда, кучи мусора и брошенных впопыхах вещей, зияющие разбитыми стеклами окна. Большую часть откровенно невеликого и раньше-то населения мы из города убрали, предполагая тяжелые уличные бои и серьезные, как результат, разрушения. Все это создавало весьма и весьма специфическое настроение.

Не слушая окриков позади, я побежал по улице в ту сторону, где должен был находиться Остерман-Толстой. В это время со стороны французов раздались первые залпы их артиллерии – наша не задерживаюсь ответила противнику взаимностью.

При этом небольшой местный оркестр, который мы для поднятия боевого духа бойцов вытащили поближе к передовой и заставили играть боевые марши, на мгновение сбился с ноты, но потом подхватился и продолжил. Два дня мы с ними разучивали «Священную войну», и сегодня утром, все полки, проходящие мимо и занимающие свои места на отведенных им позициях, слушали мою интерпретацию этого произведения.

Вставай, страна огромная,

Вставай на смертный бой

С французской силой темною,

С проклятою ордой!

Пусть ярость благородная,

Взмывает как волна,

Идет война народная,

Священная война.

При этом оказалось, как это часто бывает, что из всей песни я помню только два четверостишия, поэтому остальной текст был набросан совместными усилиями буквально на коленке и вряд ли хоть сколько-нибудь соответствовал оригиналу.

– Где генерал-лейтенант? – Я подбежал к офицерам стоящего в резерве 39-го Томского полка. Те, видимо, приняли меня за посыльного и только молча махнули рукой наискосок: я обернулся в указанном направлении и действительно заметил группу офицеров и генералов, занявших удобную для наблюдения за противником горку. Горка эта находилась явно ближе к переднему краю, чем стоило бы с точки зрения безопасности командования. – Спасибо!

– Александр Иванович! – Еще спустя пару минут и я подбежал к командующему этим сектором нашей обороны, тот повернулся и не скрывая своего удивления переспросил.

– Ваше высочество? Что вы тут делаете? Вам разве дозволено находиться на передовой?! – офицеры вокруг генерала заволновались, быть ответственным за возможную гибель сунувшегося под вражеские снаряды великого князя никто не хотел совершенно. Пара адьютантов генерала, сделала несколько шагов в сторону аккуратно отрезая мне возможный рывок в сторону передовых траншей. Сразу видно опытных охотников.

– Я хотел вас попросить отдать приказание тем войскам, которые стоят во второй линии, – благо выдвинутые вперед полки были более-менее укрыты земляными укреплениями, – при артиллерийском обстреле залегать дабы уменьшить бесполезные потери.

– Залегать? – Не понял Остерман-Толстой.

– Да! Ложиться на землю. Тогда пролетающее ядро будет наносить меньший урон. В том чтобы бесполезно погибнуть от вражеского снаряда стоя в тылу нет ни чести не славы, да и потом эти солдаты нам еще в будущем пригодятся, когда мы будем гнать Наполеона обратно на запад. Я про такой метод слышал, его вроде бы англичане в Испании применяют для снижения собственных потерь.

– Ну англичане нам, пожалуй, что и не указ, – метрах в тридцати от нас с противным свистом пролетело ядро и, снеся по пути какой-то чахлый заборчик зарылось в землю, подняв в воздух тучу мелкой пыли. От неожиданности я всем телом вздрогнул, а Александр Иванович даже глазом не повел. Все же мне этих людей с их наплевательским отношением к жизни и смерти никогда не понять, как не старайся. Генерал тем временем продолжил свою мысль, – хотя идея выглядит достаточно… Экстравагантно. Что-то в ней есть.

Генерал жестом подозвал к себе кучкующихся чуть в стороне посыльных и озвучив им только что полученные вводные отправил по стоящим в резерве полкам.

– А вам, ваше высочество, пожалуй, стоило бы все же покинуть данное место. Не дай Бог шальное ядро долетит, мы ж потом перед вашим братом не оправдаемся, – Остерман-Толстой дал знак своему адьютанту у возле меня тут же нарисовалась пара бойцов, блокируя «пути к отступлению». Вернее наоборот – только путь к отступлению в более безопасное место они мне и оставили. Взгляд сорокалетнего генерала буквально вслух выражал просьбу не сопротивляться и не поднимать скандал, а позволить себя увести. Собственно, я-то как раз против и не был, погибнуть вот так по глупости было бы верхом идиотизма.

– Спасибо, Александр Иванович, что прислушались к совету дилетанта, – немного хороших слов никогда не будут лишними, – и насчет безопасности вы тоже правы. Нечего мне тут делать. Господа!

Я кивнул офицерам и может чуть более поспешно чем следовало бы для приобретения репутации сорвиголовы потопал обратно.

Сражение меж тем развивалось своим чередом. Видя, что укрытая в траншеях пехота от артиллерийского огня несет не столь большие потери, Наполеон бросил в атаку на наш правый фланг корпус Нея. Мишель мощным ударом тремя построенными в колонны дивизиями не смотря на плотный ружейный и артиллерийский огонь сходу выбил вторую пехотную бригаду 11-ой дивизии генерала Бахметьева, которая занимала самый правый редут на берегу Западной Двины. Река тут делала изгиб, сильно ограничивающий наступающих французов с флангов, что делало их атаку весьма и весьма авантюрной. Уже после я узнал, что лобовой штурм Наполеон предпринял исключительно имея надежду навязать нам большое сражение и боясь спугнуть русские корпуса обходным маневром. Бонапарт прекрасно видел проблемы своей армии, и то, что численность ее, не смотря на отсутствие больших сражений, тает буквально на глазах и счел потери от лобового штурма меньшим злом чем новые бесконечные марши в неизвестность.

Попытки контратаковать правый редут, предпринятые сначала конницей Уварова – в дело вступает Мюрат и отбрасывает нашу кавалерию обратно – потом пехотой Каменского 2-ого, который принял 5-ый корпус Константина, когда тот пошел «на повышение», результата не дали. Редут несколько раз переходил из рук в руки, но в итоге остался за французами.

После того как наша позиция получила зияющую брешь на правом фланге, судьба сражения была в общем-то решена. Наполеон отправил несколько рот гвардейской конной артиллерии нам на правый фланг и стал бить в центр перекрестным огнем, нанося находящейся там пехоте значительный урон. Нельзя сказать, что мы не отвечали – отвечали, контратаковали, нанося французам тоже вполне ощутимы потери, однако к четырем часам центральный редут под натиском французов так же пришлось бросить и отступить непосредственно в город, где заранее были устроены баррикады и огневые позиции для пушек и стрелков.

Собственно боев в городе, которые продлились весь вечер и часть ночи, я уже не видел. Воронцов – Семен Романович очень обиделся на мою выходку и теперь не позволял мне отдаляться от него даже на насколько шагов – заставил меня покинуть Витебск и, переправившись на южный берег реки, ждать армию в безопасном месте.

С наступлением темноты бой сам собой сошел на нет и русские генералы уже не надеясь отстоять город, принялись выводить армию на дорогу к Смоленску. Отступали спешно, но в полном порядке, забирая с собой все имущество и раненных. Причем больше насчет отступления никто не возмущался: как оказывается немного нужно, чтобы у людей мозги встали на место. Всего лишь пару раз получить по морде, пусть теперь кто-нибудь попробует мне доказать, что добрый пиздюль – не волшебное средство от всех болезней.

Оборона Витебска обошлась нам в двенадцать тысяч человек убитыми и раненными, а всего армия Константина уменьшилась до примерно шестидесяти пяти тысяч активных штыков. Еще около восьмидесяти было у Барклая, который так же дав Богарне несколько жарких, но не слишком определяющих с точки зрения стратегического положения, боев, отступил к Смоленску.