Текст книги "Николай I Освободитель. Книга 2 (СИ)"
Автор книги: Андрей Савинков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)
Самое кровавое сражение в истории, затмившее в итоге даже Бородино, закончилось, по сути, ничем. Ну то есть формально – во всяком случае поле бое осталось за ними – победили французы, однако учитывая больше двухсот тысяч человек потерь убитыми и раненными на обе стороны… Никак иначе кроме как бессмысленной бойней назвать это действо было совершенно невозможно.
Особенно пострадала прусская армия, которая под Лейпцигом потеряла чуть ли не половину своего состава. И самое паршивое для Фридриха Вильгельма было в том, что новой армии взять ему было банально негде. После всех поражений последних десяти лет площадь его государства, а ней и ее население сократилось более чем в два раза. Неудачный поход в Россию, стоивший пруссакам около двадцати тысяч потерянных солдат, потом лихорадочное создание новой армии численностью в сто двадцать тысяч выгребли человеческие резервы этого королевства до донышка. Немного спасал немцев тонкий ручеек бегущих из России поляков, однако даже с ними после Лейпцига у Пруссии осталось едва полсотни тысяч активных штыков.
Впрочем, и другие участники военных действий, пораженные огромными потерями, тоже резко потеряли в воинственности. После коротких переговоров при посредничестве Российских дипломатов между странами было заключено перемирие на три месяца. До марта.
Вырванная у коалициантов буквально с мясом передышка позволила Бонапарту немного укрепить начавшую было расползаться по швам империю. Во всяком случае вассальные государства рейнского союза еще в октябре начавшие было потихоньку самоустраняться, выпадая из орбиты Парижа и саботируя приказы оттуда о формировании новых, взамен оставшихся в России частей, вынуждены были вновь начать платить налог кровью, выставляя на поле боя очередные тысячи солдат.
Полученная трехмесячная передышка позволила Наполеону несколько поправить дела в Испании, где Веллингтон в октябре форсировал реку Бидасоа, служившую границей между двумя государствами и вторгся в пределы «коренной» Франции. Такая пощечина явно требовала адекватной реакции, и Бонапарт, прихватив с собой тридцатитысячный корпус, – остальные войска остались в Саксонии просто на всякий случай – рванул на юго-запад, в сторону Пиренеев.
27 декабря Наполеон, как снег на голову, обрушился на нерешительно топчущегося на месте около Байоны Веллингтона и не смотря на равенство в силах – а если смотреть на качество войск, то даже можно было говорить о преимуществе англичан – разбил того буквально наголову. Решающим стала атака осажденного гарнизона Байоны в спину уже начавших колебаться английских войск.
Поражение стоило англо-испанской армии восемнадцать тысяч человек, в то время как французы потеряли всего шесть. Именно после Байоны Бонапарт произнес свою знаменитую фразу о том, что он вновь надел сапоги 1796 года. Стало очевидно, что война затягивалась, союзники свой шанс на быструю победу упустили.
Глава 15
– Что это? – Удивленно спросил Александр, когда я, тяжело дыша, без доклада ввалился к нему в кабинет и положил перед ним достаточно толстую папку с бумагами. Заглянувшему вслед за мной раздосадованному таким нарушением протокола секретарю он только махнул рукой, и служитель пера и чернильницы поморщившись закрыл дверь с другой стороны. – Какой-то список… Чиновников? И военных?
– Помнишь, мы с тобой разговаривали про возможность создания «карманного» заговора. Вот он, можешь не благодарить, – немного отдышавшись я плюхнулся в кресло для посетителей и с удовольствием принялся разглядывать выражение глубочайшего недоумения, которое расползлось по лицу императора. – Ну вот, полюбуйся. Через четыре дня тебя должны прийти свергать кирасиры гвардейцы, ну а я по их плану вообще должен этот день не пережить. Так подгадали, чтобы мы все в столице были, чтобы никого не упустить.
Несколько минут Александр сидел как громом пораженный, переводя невидящий взгляд с меня на список заговорщиков, среди которых были весьма известные фамилии, занимающие в том числе и высочайшие посты в системе имперской власти. Иногда он бормотал отдельные оскорбления в адрес некоторых фигурантов, впрочем, делая это достаточно тихо, чтобы я с трудом мог их слышать. «Беннигсен, неблагодарная ты сука, давно нужно было тебя удавить», – было единственно что у меня получилось разобрать.
– Рассказывай, – в итоге сумел выдавить из себя брат. – Только подробно, не упуская никаких деталей.
– Без проблем, – я кивнул, – помнишь такого себе Федора Ивановича Толстого? Американца.
– Помню, – с легкой заминкой ответил Александр, – в Париже живет последние лет пять. Содержит салон, объединяющий всех ненавистников России и меня лично.
– Ага, это я его финансирую. Собственно, это я пять лет назад выкупил все его долги и отправил в Париж, с тех пор он работает на меня.
У императора от этого заявления явственно дернулась щека, впрочем, нужно отдать ему должное, он сумел удержать себя в руках и только молча махнул мне рукой предлагая продолжать.
– Пять лет назад я дал Толстому указание стать центром антирусского общества в Париже, собрать вокруг себя всех недовольных, он даже вышел как-то на тайную службу Наполеона и стал получать от них финансирование под обещание создать сеть осведомителей в Петербурге, – щека Александра дернулась еще раз. – А потом на него вышли масоны… Или он вышел на масонов, не знаю уж как было на самом деле. И, в общем, предложили они немного подкорректировать… Состав императорской фамилии. Федор Иванович, естественно, согласился и начал потихоньку через моих людей – тут нужно Бенкендофу сказать спасибо, он отлично сработал – вербовать сторонников. Сначала это все делалось на деньги Франции, а после подписания мирного договора, ты будешь смеяться, на Толстого вышли англичане и предложили содействие. Судя по всему, у французов где-то знатно течет, и их тайные операции для Лондона такими совершенно не являются…
– Еще и англичане… Это многое объясняет, – Александр еще раз пробежался глазами по весьма впечатляющему списку заговорщиков.
– Там внутри краткие стенограммы их встреч, роспись потраченных средств, планы переворота и краткая программа действий после. Если не растекаться мыслью по древу, править собирались поставить Михаила при формальном регентстве мамА.
– Твою мать… – пробормотал император, я криво усмехнулся.
– Твою тоже.
– Она в курсе этих планов?
– А черт его знает, – я пожал плечами. – С ней общались не мои люди. Может в курсе, может просто о чем-то догадывается.
– Понятно… – протянул Александр, видимо он достаточно быстро нарисовал у себя в голове параллели с событиями двенадцатилетней давности. – Дальше рассказывай.
– А что дальше рассказывать? Дальше ребята Бенкендорфа и приехавшие из Франции, нанятые там Толстым ловкачи начали осторожно вербовать сторонников. Сначала это были члены «консервативного» кружка, которые были недовольны Сперанским и твоей излишне либеральной, по их мнению, политикой. Потом – те, кто остался не в восторге от сохранения Наполеоном трона. Ну и прочие всякие… Обиженные и проклятьем заклеймённые. Как видишь, учитывая наличие в списке Балашова, проблем с прикрытием нашей деятельности не было никаких. Сам переворот назначен на 18 января. Что с этим делать – брать их всех заранее или позволить начать действовать – решай сам. Впрочем, – я хитро усмехнулся, – если ты все же решишься пойти по второму, более рискованному, но и потенциально более выгодному второму пути, то мы с Александром Христофоровичем, подготовили план действий. Собственно, Бенкендорф этим занимался в основном со своими парнями, а я так – был идейным вдохновителем. Надо сказать, достаточно просто составлять план разгрома заговора, если ты этот заговор сам контролируешь.
– Ну да, ну да, – император помолчал несколько минут обдумывая все вышесказанное, а я тем временем встал и подошел к окну. Там в вечерней тишине не землю плавно опускались белые мухи. Две недели назад наступил новый 1814 год, год, когда мне должно было исполниться восемнадцать. Самое время потихоньку начинать искать себе жену и обзаводиться наследниками. В прошлой жизни дети у меня появились уже солидно за тридцать, поэтому сама мысль о том, что восемнадцать – подходящий возраст чтобы становиться отцом, выглядела несколько дикой. Впрочем, в эти времена у какого-нибудь крестьянина к восемнадцати легко могло бы быть уже трое спиногрызов. А с другой стороны, сначала нужно пережить день «х», а о семье думать потом. Видимо отголосок моих мыслей уловил и Александр, шлепнул бумажную папку об стол и произнес, – будем ловить на живца. И да, Ники, даже не думай, что это все сойдет тебе с рук. После того как все закончится нам нужно будет о многом поговорить, вот эти вот твои сюрпризы, уже начинают меня доставать.
– Ты бы предпочел не знать о заговоре? – Деланно удивился я.
– Я бы предпочёл бы, чтобы его не было в природе!
Собственно план заговорщиков был прост как угол дома. Простота в таких делах – это вообще обязательное условие, все сложные и хитрые планы имеют свойство рассыпаться под грузом подробностей, двойных и тройных смыслов, погребая под собой незадачливых устроителей переворота. И наоборот, чаще всего самые простые в итоге воплощаются в жизнь.
Генерал-майор Александр Владимирович Розен командир гвардейского лейб-кирасирского полка отвечал за силовую поддержку акции. Ему удалось перетянуть – где посулами, где шантажом, а где и подкупом – на свою сторону трех эскадронных командиров вместе с их бойцами, и как считали заговорщики, пятисот примерно человек им должно было хватить, чтобы в темпе вальса преодолеть несколько километров городской застройки и взять штурмом Зимний. Тем более, что – это меня всегда удивляло до последней крайности – особой охраны у императорских резиденций, кроме дежурной роты преображенцев, по сути, не было. Ну а генерал-губернатор столицы Балашов отвечал, чтобы по пути у кирасиров никто случайно не встретился и не сорвал дело.
Что же касается остальной гвардии, то ее невмешательство в случае поднятия шума должен был обеспечить брат Александра Владимировича – Григорий, командующий первой гвардейской бригадой в составе Преображенского и Семеновского полков. По моим сведениям, никого из своих подчиненных – или почти никого, тут все же трудно быть уверенным – он завербовать не сумел, но гарантировал, что полки при любом развитии событий останутся в казармах.
Ну а дальше все должно было быть совсем просто: кирасиры врываются в Зимний, под угрозой смерти заставляют подписать Александра отречение, одновременно с этим часть бойцов отправляется к Константину в Мраморный и ко мне в Михайловский, решая тем или иным способом вопрос со стоящими дальше по списку наследниками. Глядишь уже утром войска – за лояльность войск должен был отвечать Беннигсен, которого не совсем понятно за какие заслуги все эти годы держал при себе Александр, – будут присягать новому императору.
Для того, чтобы ни у кого не возникло потом сомнений в правомерности репрессий, а в том, что они должны последовать после неудачной попытки переворота, мы с Александром были согласны на все сто, решено было дать заговорщикам ворваться в Зимний и прихватывать их уже после того, как недобрые их намерения станут очевидны даже идиоту. Поэтому вечером перед часом «ч» из императорской резиденции были скрытно, так чтобы посторонний наблюдатель не сумел бы заметить подозрительного движения, все члены семьи и приближенные. Александр предлагал увести вообще всех, оставив заговорщикам пустой дворец, но тут я высказался против.
Во-первых, так можно сдуру и спалить нашу осведомлённость, все же прислуги во дворце было не мало, и незаметно вывести ее виделось задачкой, так сказать, со звездочкой. Во-вторых, как бы жестоко это не звучало, а несколько трупов невинных жертв заговора нам для последующего суда не помешает. Да жестоко, да цинично, но одно дело если заговорщики никого не убили – тут общественность может начать императора просить быть снисходительным – а другое дело, если в деле фигурируют трупы. Совсем по-другому дело выглядит.
Ну а в качестве крысоловов, которым предстояло ловить заговорщиков, я подтянул своих егерей – единственную часть которой мог доверять безоговорочно. Ну и плюсом тут шло умение воевать в непривычных условиях, устраивать засады и прочее.
Вечером 16 января все фигуры были расставлены, и я с полковником Авдеевым засел в одном из домов на другой стороне дворцовой площади там, где через несколько десятков лет будет стоять здание генштаба. Участвовать в деле непосредственно Александр мне запретил, поэтому оставалось только сидеть на командном пункте и наблюдать всю движуху со стороны.
В груди, надо признать, немного подрагивало, надпочечники щедрыми порциями впрыскивали адреналин в кровь. Переживал я, собственно, даже не за себя или там за жизнь Александра – о нашей безопасности мы позаботились заранее, – а вот все дело, которое мы готовили чуть ли не три года, провалить было бы крайне обидно.
По мостовой дворцовой площади, достаточно громко цокая подковами, проехал одинокий всадник, я аккуратно выглянул в окно и быстро окинул взглядом пространство внизу. Нет, это еще не наш фигурант, слишком рано. Я закрыл глаза и привалился спиной к стене – в комнате, чтобы не выдать наличие тут людей, был потушен свет, что создавало немного тревожную атмосферу – еще раз прокрутив в голове подробности всего происходящего.
Изначально ни о каком масштабном заговоре речь вообще не шла. Всю ситуацию я собирался использовать исключительно для тренировки Бекендорфа и его людей: моя карманная контрразведывательная служба уже насчитывала несколько десятков сотрудников и занимала отдельный угол Михайловского замка. Ну и для сбора компромата на отдельных чиновников, благо на каждого, кто из себя в стране хоть что-то представляет, уже было заведено личное дело, куда старательно подшивались все доступные сведения. Начиная от пристрастий в еде, выпивке и женщинах, заканчивая суммами, украденными из казны, тем более что за последнее тут можно было арестовывать каждого второго. После каждого первого. Приятно осознавать, что есть в нашей стране вечные ценности.
Так вот начал Толстой с моей подачи переписываться с целым рядом чиновников весьма и весьма высокого ранга, и выяснилась нехорошая тенденция растущего среди них недовольства императором. То тут, то там проскакивали слова поддержки «изгнанного» из России – и это при том, что тут в России Федор Иванович пользовался весьма специфической репутацией – дворянина и желание посетить его парижский салон. И даже более того: некоторые, еще до того, как началась война и по континенту можно было передвигаться относительно свободно, действительно заезжали в Париж и посещали мероприятия, устраиваемые Толстым. Как тут не задуматься о необходимости взять всю эту шушеру за тестикулы…
– Идут, – вырвал меня из воспоминаний громкий шепот Авдеева. Собственно, фигуры были уже давно расставлены, в отсутствии карманной радиосвязи, командовать отдельными группами бойцов все равно было невозможно, поэтому оставалось лишь наблюдать за происходящим со стороны.
С правого торца площади послышался шум, кто-то неразборчиво крикнул, звякнул металл и все стихло. Там располагался стационарный пост гвардейцев, который видимо и стал первой жертвой заговорщиков.
– Простите парни, – тихо пробормотал я. Гвардейцев жалко, но и убрать их оттуда было бы крайне подозрительно. Глядишь и обошлось все парой тумаков без лишнего кровопролития.
Еще через несколько десятков секунд на площадь перед дворцом высыпала толпа солдат – хотя полк был кирасирский, передвигались они на своих двоих – подсвечивающих себе путь факелами. Несмотря на то, что все происходило не просто в столице, а в самом ее сердце, с ночным освещением тут было практически никак.
– «Надо что ли какие-нибудь фонари установить, газовые хотя бы», – как обычно не к месту в голову начали лезть отвлеченные мысли.
Люди на площади меж тем особыми рефлексиями не страдали и сходу бросились непосредственно к дворцу. Видимо, какой-то план штурма у них все же был расписан, поскольку, часть бойцов начало обтекать немаленькое в общем-то здание с разных сторон, блокируя его от внешнего мира, а другая рванула прямо к парадному входу. Короткая заминка – тут тоже наличествовал пункт охраны – ночную тишину разрывает звук одиночного выстрела. То ли нервы у кого-то из нападавших не выдержали, то ли из преображенцев кто-то выполнил свой долг до конца, поднимая таким образом тревогу.
Боковым зрением заметил, как Авдеев неодобрительно покачал головой. Ну да, чисто сработать не получилось.
– А что, – приходит в голову интересная мысль, – может организовать специальную роту в твоем полку, на штурм зданий и бои в городе натасканную. Глядишь не раз еще случится необходимость засевших в домах вражин оттуда выколупывать. Опять же не всегда для этого можно красного петуха пускать, иногда это в собственном городе происходит.
– Пожалуй, хотя это не совсем наш профиль. Егерям особо в городах воевать несподручно, – пожал плечами полковник.
– В городах никому воевать не сподручно, в том и смысл.
– Можно попробовать из моих парней отдельную роту собрать, – задумчиво протянул Авдеев. – Вооружить тесаками и большим количеством пистолетов… Погонять, может сработать.
– Многозарядными пистолетами, револьверного типа, – поправил я егеря, прикидывая, существуют ли такие уже в природе, по всему выходило что да. – И гранат ручных по нескольку штук, чтобы помещения чистить. Ладно, кажется, все кто хотел зайти внутрь уже зашли, ждать больше нет смысла. Командуй полковник, генерала тебе за это не обещаю, как и ордена – грязное дело своих убивать – но «спасибу» лично от императора – вполне.
Авдеев, неразборчиво буркнув что-то в стиле «не за награды воюем», принялся отдавать команды затаившимся в доме егерям. Буквально через несколько минут на крышах загорелись большие светильники, делая ночь гораздо менее непроглядной, и со всех сторон опять же в сторону дворца хлынули егеря.
– Господа заговорщики, сдавайтесь, – в склепанный из жести рупор начал вещать я, открыв на распашку окно. – Те, кто не сложит оружие по первому требованию будет уничтожен. Попытка государственного переворота провалена, дворец окружен со всех сторон верными короне войсками.
О том, что и в самом дворце тоже была спрятана на всякий случай пара сотен бойцов, объявлять я понятное дело не стал. А ну как эти горе кирасиры решат принять бой, будет им тогда сюрприз с атакой в тыл.
Однако как такового боя не случилось. Увидев подавляющее численное преимущество егерей – а мы не связанные в этом деле боязнью разоблачения заговора сосредоточили в центре города два полноценных батальона бойцов – и понимая, что дело в любом случае провалено, кирасиры начали складывать оружие.
Оставалась, по сути, чисто техническая часть: арестовать верхушку заговора, разделить и начать колоть на предмет неизвестных нам фигурантов. Вряд ли таких будет много, однако в таком деле упускать хоть кого-нибудь хотелось меньше всего.
Глава 16
– Я за смертную казнь! Такое прощать нельзя. Любой другой приговор будет воспринят исключительно как слабость!
Александр поморщился, отправлять на плаху такое количество «видных» сановников ему совершенно точно не хотелось. Император бросил быстрый взгляд на Константина, тот только пожал плечами, выражая готовность согласиться с любым решением императора.
Мы сидели в кабинете брата вчетвером: в данном случае, как причастного к семейным событиям к обсуждению привлекли и пятнадцатилетнего Михаила. Младший, которого по такому случаю выдернули на несколько дней из лицея, сидел и слушал важные разговоры с открыты ртом.
Мы сидели уже не первый час, в кабинете было накурено – хоть топор вешай. Вообще из всей нашей семьи не курил только я. Ну и Михаил: просто по возрасту еще не позволяли. Меня эта вредная привычка жутко раздражала – я не упускал случая каждый раз высказать братьям о том, что курение страшно вредное дело – но конкретно этот раз явно был не тот случай, чтобы поднимать вопрос здоровья.
– МамА ты тоже собираешься голову рубить, – приподняв бровь осведомился у меня Александр. – Или в петлю отправить? Даже не знаю, что тут подходит лучше.
– Нет, конечно, – я пожал плечами. – Это будет сильнейший удар по репутации фамилии. В монастырь. Причем по собственному, четко выраженному желанию. Молиться о будущем империи.
– Жестоко… – пробормотал Константин, а Михаил только булькнул что-то нечленораздельное.
– Господа, я с вас поражаюсь, – я оглядел присутствующих, – вы серьезно собираетесь простить этим людям попытку заговора? Я, возможно, открою вам неприятную тайну, однако они убили бы каждого из здесь присутствующих, не задумываясь не на секунду.
В комнате на некоторое время повисла звенящая тишина. Каждый думал о своем.
Сразу после срыва попытки переворота, заговорщиков – верхушка прибыла в Зимний лично, дабы непосредственно поучаствовать в процедуре смены власти – схватили, разделили и отправили в Петропавловку. Там их рассадили по отдельным камерам и принялись оперативно и достаточно жестко – не считаясь со званиями и былыми заслугами – колоть на предмет оставшихся неизвестными участников, причастных или просто знавших о готовящейся акции но не донесших о ней «куда следует».
Моих ребят от следствия тактично оттерли, впрочем, я по этому поводу не переживал, грязной работой – а в том, что часть работы там будет грязной, сомнений не было – в казематах Петропавловки есть кому заниматься. Нет смысла отнимать хлеб у профессионалов.
Основной проблемой стал масштаб заговора. Получив поддержку сразу из нескольких разных источников, а также кое-какое прикрытие от властей – логично, учитывая, что власти в моем лице этот заговор и организовали – участники развернулись реально не на шутку, успев так или иначе привлечь к делу под сотню человек. Это если рядовых бойцов не считать. Естественно, рубить всем им головы Александр энтузиазмом не горел. Все же времена Петра уже прошли, хотя и тогда история со стрельцами выглядела весьма и весьма дико.
– Хорошо, давайте разделим всех участников на группы, систематизируем, используем в этом деле научный, так сказать, подход, – Александр хмыкнул, но кивнул. – Непосредственно к смерти приговорим только тех, кто собирался участвовать в цареубийстве лично. И тех, кто сознательно работал на иностранные государства.
– Почему так? – Подал голос Михаил.
– Потому что есть существенная разница между попыткой что-то изменить по внутренним убеждением, – попробовал объяснить я свое видение, – тут человек может действительно быть патриотом, искренне желать добра империи, но заблуждаться. Просто по молодости-глупости. Такого человека можно отправить подальше от столицы, куда-нибудь на Аляску, на земле, так сказать, поработать, да на жизнь простого народа посмотреть, может в мозгах что-то и сдвинется. А вот если человек сознательно работает за деньги другого государства, то это измена. Предательство, причем не лично императора, а страны. Мы же прекрасно понимаем, что если иностранцы сильно-сильно хотят убить правителя, то, вероятно, он все делает правильно, не так ли?
Последняя фраза предназначалась Александру, и он это понял. Он выдержал мой длинный взгляд глаза в глаза и кивнул, как бы подтверждая, что за последние десять лет многому научился, и многое понял, неожиданно для себя оказавшись на месте Павла.
Раскрытый заговор, проведенные под благовидным предлогом чистки – в конце концов на восточных границах империи перманентно не хватало чиновников – плюс относительно благоприятная, благодаря выплаченной французами контрибуции экономическая ситуация изрядно укрепила позиции Александра, позволив одномоментно заткнуть всем недовольным рты. Одно дело бурчать, когда за это тебе ничего не будет, и совсем другое – когда за это можно не иллюзорно уехать столоначальником куда-нибудь в Иркутск или даже Ново-Архангельск. Исключительно для воспитания позитивного образа мысли.
Естественно, не обошлось и без массовых конфискаций имущества заговорщиков. Наличность, банковские вклады, земли, крепостные – бюджет империи изрядно пополнился, – несколько, правда позже, уже после состоявшегося летом большого суда – за счет участников заговора. Вообще, если смотреть глобально, то тринадцатый и четырнадцатый года, с точки зрения поступлений в казну, – там еще масштабные реквизиции в Польше дали некислую такую прибыль – стали для России максимально удачными. Ни до не после таких обширных, незапланированных поступлений, позволяющих реализовывать глобальные проекты, не экономя на текущих нуждах, вероятно, не случалось.
Что же касается контрибуции, то одномоментный впрыск такого громадного количества серебра и золота в русскую экономику дал просто поразительный эффект. Благодаря обратному выкупу ассигнаций – на это пошла значительная, как бы не две трети, часть золота – бумажный рубль стал впервые котироваться один к одному по сравнению со своим металлическим братом.
Огромная стройка, развернувшаяся от Риги до Пинска и от Белостока до Можайска кнутом, подстегнула деловую активность империи. Мгновенно возросла потребность в строительных материалах, в древесине в металле, в рабочих руках, буквально вынудив привыкших к теплому болоту российских купцов и дворян соответствовать историческому моменту. Впрочем, все это коммерческое цунами в конце тринадцатого, начале четырнадцатого года пока только зарождалось, и последствия от него, стали очевидны гораздо позже.
Кроме того, захватив огромные трофеи по итогам прошедшей войны, Россия смогла весьма выгодно распродаться, поставляя вооружение обеим воюющим сторонам. Учитывая, что у нас в это время была принята обширная программа перевооружения на шестилинейные штуцера – под это дело я даже начал строить отдельный оружейный завод в Сестрорецке, – коими в обозримом будущем планировалось вооружить всю армию, невостребованными оставались чуть ли не полмиллиона гладкоствольных ружей, российского, французского и британского производства.
Часть этого зоопарка была продана Пруссии, которая вследствие резкого увеличения армии просто не могла обеспечить ее вооружением собственными силами. Деньги, что особенно приятно, были английские. Получалось, что мы вновь получаем островное золото за войну с Францией, только при этом в ней непосредственно не участвуем. Шикарно!
Кроме Пруссии, своими же ружьями был вооружен ушедший в Турцию французский корпус под командованием оставшегося с войсками Сен-Сира. Не слишком стесняясь, мы вернули французам – за отдельную плату естественно – все их оружие и снаряжение, отправив его подводами вслед уходящим на юг невооруженным колоннам бывших военнопленных.
Одновременно с войной на франко-испанской границе, воспользовавшись зимним перемирием Наполеон принялся активно реформировать структуру Рейнского союза. Возможно, тут свою роль сыграло общение со мной, и идея «треугольника Германий», как самой устойчивой фигуры. А может, дело было в том, что в сложный исторический момент лета-осени тринадцатого года малые герцогства и княжества, практически устранились от своей обязанности выставлять на поле боя союзные контингенты, и в отличии от той же Саксонии, оперативно сформировавшей десятитысячный корпус, войск Бонапарту не дали. В любом случае количество малых немецких государств, продолжавших до сей поры сохранять некоторую относительную самостоятельность, начало резко сокращаться.
В первую очередь увеличена была территория той же Саксонии, которая показала себя чуть ли не самым верным союзником французского императора. Возможно, дело тут было в том, что на земли этого королевства совершенно отчетливо облизывались и Пруссия, и Австрия, и без сильного покровителя даже те крохи независимости, которые имел в руках Фридрих Август, могли бы очень быстро закончиться.
Кроме этого, часть герцогств было присоединено к Вестфалии, где номинально королем числился беспутный младший брат Наполеона – Жером. Небольшая подачка была брошена Баварии, для стимулирования их верности, кое-какие земли отошли Вюртембергу, в все земли севернее Эльбы собраны в одно образование – королевство Мекленбург. В него же Бонапарт формально включил и не входящую до этого в Рейнский союз но оккупированную французскими войсками Шведскую – вернее уже несколько лет как не шведскую – Померанию.
Пока было не понятно, на скольких королевствах Бонапарт решил остановиться, но очевидно, что вся эта мелкопоместная вольница, от которой толку, как показал поход на восток – чуть, его изрядно достала. Плюс у укрупненных немецких королевств появлялся совершенно понятный и очевидный мотив воевать за Наполеона, поскольку в случае его проигрыша, большую часть новоприсоединённых земель у них очевидно бы отобрали в пользу победителей.
В итоге такие действия позволили буквально из нечего создать новое немецкое союзное войско общей численностью в шестьдесят тысяч человек. Не так много, как в двенадцатом году, да и качеством эта армия не блистала, однако французский император был совершенно не в том положении, чтобы перебирать.
Глобально стратегическое положение Франции было очень тяжелым. Не смотря на победу в битве под Байоной в конце декабря, уничтожить англо-испанское войско у Наполеона не получилось, – Веллингтон в относительном порядке отступил за Пиренеи и вскоре уже был готов совершить вторую попытку – поэтому южные рубежи государства были под постоянной угрозой вторжения. Была потеряна вся Италия и Далмация, а общее австро-прусско-шведское войско насчитывало больше двухсот пятидесяти тысяч штыков. При том, что выставить против них, Бонапарт мог только двести.
Несмотря на то, что Семен Романович уже давно, по сути, перестал выполнять обязанности моего воспитателя, официально от этой должности он отставлен не был. Тем более, что был еще Михаил, которому шестнадцать исполнилось только несколько недель назад, хотя, по правде говоря, несколько последних лет воспитанием его занимались больше преподаватели Лицея, а не Воронцов.
Тем, не менее мы продолжали поддерживать самые тесные взаимоотношения, став за десять с лишним лет тесного общения не только друзьями, но и компаньонами. Воронцов активно вкладывался в мои предприятия, видя в них перспективу и, надо сказать, ни разу не прогадал.
14 марта мы сидели на веранде Воронцовской дачи, что на Петергофской дороге, пили чай – Семен Романович всю жизнь считал, что это именно он пристрастил меня к этому по-настоящему английскому напитку, ну а я его в этом не переубеждал, – играли в шахматы и разговаривали на разные темы. Благо поговорить нам было о чем, начиная от коммерческих дел, заканчивая активизировавшейся с приходом тепла войны в Европе.