Текст книги "Сицилианская защита (СИ)"
Автор книги: Андрей Савинков
Жанр:
Альтернативная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)
Глава 12
Зима принесла воюющим сторонам долгожданную передышку. В конце Ноября столбик термометра опустился ниже отметки в ноль градусов, поставив перед военными дополнительный вопрос об обеспечении личного состава теплой одеждой, а технику соответствующими погоде горюче-смазочными материалами. Так или иначе, активность на Западном Фронте практически прекратилась. Солдаты активно закапывались в землю и утеплялись, готовясь к переменчивой французской зиме, когда снег и мороз может в любую минуту смениться оттепелью и дождем. Только артиллерия изредка перебрасывалась снарядами, не давая пехоте совсем уж впасть в спящее состояние.
Чуть «веселее» было в глубине континента, где франко-германский фронт проходил по укреплениям линии Мажино. В ноябре 1940-го года немцы переправили сюда первую из серии монструозных мортир Карл, под именем «Адам». Снаряды калибра в шестьсот миллиметров как раз предназначались для уничтожения французских укреплений и фортов.
Первый упавший на французской стороне снаряд вызвал тихую панику среди солдат и офицеров, оставив в земле воронку глубиной в пять и диаметром в пятнадцать метров. Однако низкая скорострельность – порядка четырех-пяти выстрелов в сутки – и еще более отвратительная точность – стрелять из этого орудия можно было только «куда-то в сторону противника» – по сути, свели всю опасность мортиры к минимуму. Ну а никакая надежность – мортира ломалась после каждых нескольких выпущенных снарядов – и вовсе сделали ее посмешищем, как среди немцев, так и среди союзников.
До конца зимы «Адам» и еще два его брата-близнеца переданных в армию чуть позже сделали в сумме около ста выстрелов. Нельзя сказать, что все они ушли «в молоко». Было разрушено несколько дотов, заметный урон получила инфраструктура в районе обстрела, сгорело несколько складов и даже одним «золотым» попаданием был выведен из строя артиллерийский форт.
Еще хуже проявили себя тяжелые железнодорожные орудия. Не имея возможности маневрировать и, будучи накрепко привязанными к путям, эти монстры жестоко страдали от налетов вражеской штурмовой авиации. Так 694-ая артиллерийская батарея, состоящая из двух пушек модели «Курц Бруно» была уничтожена вследствие авианалёта, не успев сделать и выстрела. Была ли это случайность или успех союзных разведок – неизвестно, однако событие это имело далеко идущие последствия. Узнавший об этом Гитлер, всегда трепетно относившийся к разного рода большим стальным игрушкам, устроил армейцам разнос, приказав использовать осадную артиллерию осторожнее.
Усиленные меры маскировки, частая смена позиций существенно снизили потери от вражеской авиации, но и область применения орудий снизили соответственно. Однако, в целом, подсчет затрат, проведённый в последствии, показал, что игра даже близко не стоила свечей. Построить на те же деньги бомбардировщики и закидать врага бомбами с воздуха было бы намного дешевле и эффективней.
Пока на суше царило затишье, акцент в боевых действиях сместился в небо и на море. В дни, когда погода позволяла, с аэродромов по обе стороны фронта поднимались десятки эскадрилий что бы сойтись в смертельной круговерти над линией фронта или вывалить смертоносный груз врагу на голову.
Воздушная мясорубка не прекращалась с ноября по март, когда стало окончательно ясно, что ни одна из сторон не может взять верх. Численное превосходство союзников немцы парировали более высокой выучкой экипажей и совершенством техники, разменивая в среднем два своих истребителя на три вражеских.
Французы наконец смогли наладить выпуск более-менее современных D.520 в товарных количествах, существенно, впрочем, отставая в этом отношении как от англичан, так и от немцев. К осени удалось довести производство лучших французских истребителей до полутора сотен штук в месяц, при этом выпуск всего прочего «летающего зоопарка» волевым решением военного министра прекратили. Впрочем, никто об мертворожденных MS.406 не жалел. Пилоты с удовольствием пересаживались на 520-ые, так как они были быстрее и лучше вооружены, проигрывая, с другой стороны, немного в скороподъемности. Так же продолжались попытки модернизировать серийный истребитель. Основные усилия галльские инженеры бросили на поиск нового мотора. Основных вариантов было два: американский Аллисон V-1710-C15 мощностью 1040 л. с. и новая Испано-Сюиза 12Z89. Последняя была перспективнее, с ней на планере серийного D.520 рассчитывали достичь скорости в 615 км/ч. А это было уже больше чем у «боевой» модификации мессершмита Bf.109Е-3. Однако мотор был сырой и требовал серьезного доведения «напильником». Американские же производители не могли удовлетворить заказ французского военного министерства количественно.
Англичане же спешно наращивали впуск первых Спитфайеров. У островитян не было проблем с количеством выпускаемых истребителей, зато были серьёзные проблемы с качеством. Основной истребитель королевских ВВС на 1940 год – Hawker Hurricane – во всем проигрывал своему основному оппоненту. Чуть медленнее, чуть хуже вооружение и скороподъемность. Spitfire должен был нивелировать отставание в качестве, однако пока полностью «пересесть» на новые машины англичанам не удавалось.
Проблема союзников была еще в том, что к концу осени арена воздушного противостояния сместилась на территорию тевтонов, сведя на нет тем самым основной недостаток 109-ого – маленький боевой радиус. Англичане при поддержке французов начали регулярные налеты на тылы вермахта, реализуя преимущество в тяжелых бомбардировщиках. В итоге сбитые и выпрыгнувшие с парашютом летчики в массе своей оказывались в немецком плену, пополняя и так обширную статистику потерь. Немцы же без проблем пересаживались на новые машины и возвращались в воздух, продолжая сражаться за фюрера и Германию.
Таким образом, если по потерянным истребителям соотношение было примерно 2 к 3 в пользу немцев, но по погибшим пилотам уже 1 к 2 с тенденцией к еще большему перекосу в пользу люфтваффе, что объяснялось очень просто. Пока союзники гибли и попадали в плен, германцы набирались опыта воюя в воздухе все более и более эффективно.
Чуть иначе дело обстояло в бомбардировочной авиации. Здесь преимущество было целиком на стороне союзников. При чем, как в количестве, так и в качестве. Основные бомбардировщики люфтваффе Ju-88 и He-111 несли две-три тонны бомб в зависимости от модификаций, то есть по британской классификации были в лучшем случае средними. В это же время сами англичане использовали машины «пообъемнее». Так, например, основной на конец 1940-го года британский тяжелый бомбардировщик «Шорт Стирлинг» мог нести больше шести тонн бомбовой нагрузки. Аналогично поднимал появившийся на фронте после Нового Года «Галифакс», а «Ланкастер», принявший боевое крещение уже в начале марта мог в перегруз «тащить» более десяти тонн!
Первые более-менее массовые налеты бомбардировочной авиации на немецкие тылы начались еще осенью в самый разгар «Битвы за Бельгию». Однако тогда, не будучи надлежащим образом подготовленными они особых проблем вермахту не доставили. Большая часть бомб попала по меткому выражению кого-то из офицеров RAF «точно в землю».
К концу ноября союзники смогли, наконец, нащупать более-менее работающую тактику: высота, скорость полета, выхода на цель и бомбардировки, плотность строя, массирование защитного огня и прочие мелочи, отличающие боеспособную армию от небоеспособной. Дополнительная подготовка штурманов позволила сократить количество провальных вылетов, когда самолеты просто не могли выйти на цель и сбрасывали бомбы куда придется. Пригодились, считавшиеся уж было совсем негодными двухмоторные истребители, способные сопровождать бомберов на всем продолжении полета. Впрочем, потери продолжали оставаться стабильно высокими. Особенно среди тех самых двухмоторных истребителей, не способных сражаться с «эмилями» на равных.
В среднем война в воздухе стоила немцам порядка тридцати истребителей и десяти самолетов других классов (бомбардировщиков, транспортников, штурмовиков) в сутки. Союзники теряли же срок два и пятнадцать соответственно.
Зимнее сражение в небе над Европой стало олицетворением позиционного тупика сходного с таковым проявившемся на двадцать лет раньше и на два километра ниже. Ни одна из сторон не смогла удивить врага, победить за счет силы мысли, предложить новое видение на стратегию воздушного боя, которая свелась к попытке передавить врага силой станка и стойкостью к потерям.
По силе же станка союзники были явно впереди. Если же добавить к производящимся собственными силами самолетам еще и поступающие из-за океана, то и подавно.
Боевые действия продолжались также в Норвегии. И хотя по европейским меркам фронт этот был третьестепенной важности, некоторые интересные события случались и здесь.
После того, как егерям Дитля пришлось интернироваться в Швеции, боевые действия непосредственно на суше практически прекратились. Расстояние от Нарвика до захваченного немцами Тронхейма, составляло около девятисот километров. В условиях гор, высоких широт и почти полного отсутствия дорог, установление хоть какой-то стабильной линии фронта было просто невозможно. Стороны в таких условиях перешли к действиям малыми – до роты – группами солдат. Такая группа, состоящая из отлично подготовленных к действиям в гористой местности егерей, имела высокую мобильность и автономность, что позволяло хотя бы создавать видимость военного присутствия в этих суровых краях.
На практике фронт определялся не сухопутными частями, действия которых имели более демонстративный характер и напоминали мышиную возню, а радиусом эффективного действия авиации.
По началу, именно с авиацией у союзников на этом театре военных действий было достаточно туго. В Нарвике просто не оказалось подготовленной площадки, которой могли бы взлетать самолеты. И если по зимнему времени в качестве ВВП использовали лед замерзшего озера Хартвиг, то летом это было по понятным причинам невозможно. Устройство полноценного же аэродрома усложнялось все той же гористой местностью. Пока же велись взрывные работы, воздушную поддержку осуществляла палубная авиация. Авианосец «Глориес» почти полтора месяца стоял на рейде Нарвика, превратившись из-за суровой необходимости в эдакий стационер. Здесь его и поймали немецкие линкоры. Вернее, не в самом Нарвике а на пути обратно.
Достоверно не известно, стало это результатом отличных действий немецкой разведки либо просто случайностью, однако 13-ого августа два немецких линкора «Шарнхорст» и «Гнейзенау» настигли авианосец в трехстах милях к западу от Тромсе. На авианосце не сразу заметили силуэты на горизонте, а когда заметили, было, в общем-то, уже поздно. Идущий экономичным ходом «Глориес», убежать от немецких кораблей не мог даже теоретически. Самое интересное, что и самолеты сразу выпустить капитан Одли-Хьюз не мог. Для этого ему пришлось отдавать приказ о развороте. Северо-западный ветер делал взлет и посадку самолетов при прежнем курсе не возможным. Этим же объясняется и отсутствие воздушной разведки при движении корабля сквозь кишащие подводными лодками врага воды.
Впрочем, даже сумей англичане поднять в воздух всю авиагруппу, это им бы не сильно помогло. Возвращающийся в метрополию авианосец нес только пять торпедоносцев «Сувордфиш», которые теоретически могли бы нанести хоть какой-нибудь урон немецким стальным гигантам. Остальная часть авиагруппы состояла из палубных истребителей, часть из которых к тому же были повреждены за время боев. Два эсминца, сопровождавших авианосец ничем своему большому брату помочь не смогли.
Бой, вернее форменное избиение, продолжалось меньше часа. В результате авианосец и один из эсминцев были потоплены, второй эсминец смог оторваться и уйти в сторону британских островов.
Потопление «Глориеса» стало последним крупным успехом немцев в Норвегии. После передислоцирования в Нарвик частей базовой авиации ситуация окончательно зашла в тупик. Война была сведена к охоте на транспорты и малые корабли противника, а также борьбе в воздухе.
Единственный раз, когда немцы решились на рейд большими кораблями на английские коммуникации, едва не закончился совсем плачевно. 17-ого мая все та же парочка «Шарнхорст» и «Гнейзенау», усиленная парой легких крейсеров вышла из Киля и направилась на север к берегам Норвегии для перехвата английских транспортных конвоев.
С самого начала все пошло наперекосяк. Эскадра была замечена шведскими патрульными силами, от которых информация просочилась к англичанам. Те подняли в небо дополнительных разведчиков и 22-ого мая сумели установить местоположение и курс немецкой эскадры.
К этому времени немцы уже успели записать на свой счет пару одиночных транспортов и даже подводную лодку, командир которой неудачно попытался выйти на рубеж атаки и, будучи замечен с гидросамолета, был потоплен легкими крейсерами. На этом успехи немецких моряков и закончились. Первый же налет английских торпедоносцев привел к попаданию в Шарнхорст.
Подрыв торпеды в районе кормы привел к тяжелым повреждениям. Два из трех гребных валов вышли из строя, корабль принял много воды осел кормой на три метра. Командующему эскадрой Адмиралу Маршаллу пришлось командовать разворот и следовать в сторону Тронхейма. Однако без потерь уйти не удалось. Легкий крейсер «Нюрнберг» словил торпеду от английской подводной лодки уже на подходе к норвежскому порту. Сначала казалось, что удастся дотянуть корабль до порта, однако поднявшееся волнение свело все усилия на нет. Экипаж организованно покинул корабль, после чего тот был добит торпедой, выпущенной с однотипного «Лейпцига»
Если рассматривать сложившуюся на севере Норвегии ситуацию в целом, то, конечно, поражение под Нарвиком стало для вермахта и тем более для кригсмарине тяжелым ударом. Можно сказать, что стратегически потеря этого города обернулась если не поражением в норвежской операции, то как минимум – ничьей.
После того, как в Нарвике обосновалась английская базовая авиация, выход тяжелых судов в северную Атлантику стал практически невозможен. Разведывательные самолеты, взлетающие из Норвегии, севера Британии, Фарерских островов и Исландии с солидным перекрытием просматривали все возможные пути следования немецких кораблей. Провальная попытка рейда немецких линкоров лишь эмпирически подтвердила то, что и так было понятно.
Как часто бывает – от любви до ненависти один шаг. Еще недавно увлеченный стальными гигантами Гитлер был горько разочарован, враз переменив свое отношение к ним на резко отрицательное. Фюрер, взбешенный неудовлетворительным соотношением затрат и достигнутого результата, приказал сосредоточиться на малых кораблях флота: эсминцах, тральщиках, подводных лодках.
С осени 1940 года линкоры кригсмарине прочно обосновались у причальных стенок, лишь иногда выходя в море для тренировки экипажа. Впрочем, как показала впоследствии история, и это было не панацеей.
С политической точки зрения эти события привели к кадровым перестановкам в руководстве Кригсмарине. Недовольный решением Гитлера в отношении кораблей надводного флота гросс-адмирал Эрих Редер подал в отставку, которая и была принята в конце сентября 1940 года. На его место был назначен Карл Дениц, командовавший до этого подводными силами Третьего Рейха.
Первым же делом новый командующий бросил все силы на наращивание скорости производства подводных лодок. Если до этого в месяц верфи Германии выпускали по пять подводных лодок, то за следующие полгода удалось нарастить их выпуск почти в шесть раз. В марте 1941 года на воду было спущено рекордных 12 стальных акул.
Документ 1
История второй мировой войны 1939–1947 гг. М. Воениздат 1973 г.
Таблица № 12
Сравнение потерь в живой силе стран участниц конфликта в 1940 г. (Европейский ТВД)
Страна Убитые(1) Раненные(2) Пленные
Германия 421931 703871 56150
Франция 191782 302943 11934
Великобритания 79893 104891 5893
Бельгия 121761 278451 12892
Нидерланды 60183 37394 81843
Румыния(3) 29745 41728 3163
Венгрия(3) 24952 31839 37901
Норвегия 3101 2711 60129
Словакия(3) 209 341 19
Финляндия(4) 31791 45790 601
СССР(4) 35408 102357 1207
Дания(5) 16 20 -
Австралия 2398 3124 27
ЮАС 28 51 -
Новая Зеландия 843 1578 18
Убитые, умершие от ран, пропавшие без вести;
Из количества раненных вычитаются те, которые впоследствии умерли от ран или попали в плен;
Имеется в виду Румыно-Венгерская война как эпизод ВМВ;
Имеется в виду Советско-Финская война как эпизод ВМВ;
Отсутствие данных по пленным военнослужащим датской армии объясняется тем, что технически правительство капитулировало до начала боевых действий. Некоторые историки рассматривают этот вопрос под другим углом, записывая в пленные весь состав датских ВС;
Конец первой части
Часть II
Глава 13
Париж, Франция 3 января 1941 года
В небольшом, но по-своему уютном кабинете, отделанном черным деревом и слоновой костью, в этот предрассветный час творилась история. В углу тихо потрескивал камин, окрашивая комнату в теплые цвета и слегка разгоняя темноту. Других источников освещения не было.
Рядом с камином была расположена пара массивных, обтянутых мягкой кожей, кресел. Своей монументальностью два предмета мебели напоминали средневековые осадные башни, неотвратимо накатывающие на вражеские стены. Характерные же потертости на подлокотниках, не ускользнувшие от внимательного взгляда постороннего человека, могли бы рассказать о годах, десятилетиях, а может веках, прошедших с момента появления на свет из недр мастерских этих произведений столярного искусства. С другой стороны – посторонних глаз в этом месте не бывало.
Здесь в самом сердце Елисейского дворца под покровом ночи совет держали два французских политика в этот момент имеющие реальную власть в стране. Премьер-министр, исполняющий так же обязанности министра иностранных дел и военный министр, собравший под свое начало разрозненные до войны военно-морское и авиационное министерство. Эту пару тихо, шепотом, но все чаще стали называть дуумвиратом, сравнивая политиков с консулами Древнего Рима.
Впрочем, «держали совет», вероятно, не самое точное определение. Два коньячных бокала и опустошенная на две трети бутылка того же напитка на журнальном столике намекали на приватный формат встречи.
– Я думаю, Гамелена нужно снимать. Он не справляется.
– Мне казалось, что мы это уже обсуждали. Не так ли?
– Обсуждали.
– И, помнится, три месяца назад сошлись на том, что его некем заменить, – премьер-министр сделал небольшой глоток янтарного напитка, – что-то изменилось?
– Не то что бы изменилось, – де Голль в задумчивости потер подбородок, – скорее все те причины, которые стали основанием для того осеннего разговора, стали видны еще более отчетливо.
– Подробнее если можно, ты же знаешь, я стараюсь твой армейский гадюшник не ворошить без надобности. Во всяком случае, пока армия справляется.
– Подробнее… Морис вместо того, чтобы заниматься планированием, логистикой, кадрами: всем тем, чем должен заниматься начальник генерального штаба, занимается мелочной политикой, стравливая между собой генералов. Ты знал, что он практически отстранил Жоржа от руководства армией?
– Знал, конечно. Другой вопрос – почему он это позволил? Может нужно не Гамелена снимать, а Жоржа? Какой нам толк от бездействующего командующего армией?
– Я думал над этим, – кивнул генерал, – вот только проблему это никак не решает. Гамелен предпочитает заниматься политикой, а не армией. Летом в разгар боев это было не так заметно. Когда боши начинают прижаривать пятки, хочешь не хочешь, а работать нужно. Сейчас штабная работа им полностью завалена.
– Ладно, – согласился Рейно, – в том, что Гамелен, кхм, не очень подходит для занимаемой должности, ты меня, предположим, убедил. У тебя есть конкретные предложения по кандидатурам? Прошлый раз, кажется, мы остановились на этом.
– Да, на этот раз есть. Я подготовился лучше, – де Голль криво усмехнулся и полез в кожаный портфель, стоящий рядом с креслом.
В тишине кабинета щелчок защелки показался очень громким. На свет, или вернее – на полумрак, показалась пачка отпечатанных на машинке листов.
– Вот здесь мое предложение по кадровым перестановкам, – военный министр протянул документы своему шефу и наставнику. Тот принял бумаги и аккуратно положил на столик. – При таком освещении прочитать не смогу, зрение уже не то. Расскажи пока кратко, что ты задумал.
– Вкратце… Вкратце – Гамелен идет к чертям, Жорж туда же – ты прав такой безвольный командующий нам не нужен. На место Жоржа я предлагаю поставить Бийота. Он опытен, инициативен. Отлично себя показал в этом году, когда боши прорвали фронт. Я думаю, он потянет. А на место Гамелена можно выдернуть из Сирии Максима Вейгана.
– Интересная мысль. Помнится, он был тесно связан с Далладье и едва не последовал за ним этой осенью. Почему Вейган?
– Именно поэтому, – де Голль кивнул и отпил из бокала. – Эта связь делает его слабым в политическом плане. То есть можно не беспокоиться о том, что начальник генерального штаба вместо работы будет заниматься интригами. Кроме того, у Вейгана солидный опыт штабной работы, он уже занимал должность начальника генштаба, и был на этом поприще далеко не худшим.
– Хм… – премьер-министр покачал головой, обдумывая услышанное. И не услышанное. – Ну а в случае неудачи…
– Да, он может быть полезен и в случае неудачи.
– Думаешь, он согласится?
– Поль, – военный министр широко улыбнулся, – ты все время забываешь, что армия – это не правительство. Здесь нельзя отказаться. Тем более в военное время. Тем более, когда за тобой уже числятся грехи. Собственноручно подписать себе приговор? Нет, такую глупость он не сделает.
– Будем считать, что ты меня убедил. А кого ты планируешь поставить на место Бийота?
– Тут сложнее. Но есть у меня на примете один генерал. Де Латр де Тассиньи. Имеет опыт штабной работы, отлично показал себя во главе 14-ой пехотной дивизии. Пятьдесят два года. Молод, умен, храбр. Сослуживцы о нем отзываются только в положительном ключе.
– Молод? Пятьдесят два года. С каких пор пять десятков – это молодость.
– Ха! – Де Голль громко пристукнул кулаком по подлокотнику, – да по сравнению со всем нашим генералитетом времен Первой Мировой, де Тассиньи действительно молод.
– Вот оно что! – Рейно аж привстал от внезапно посетившей его мысли, – дело даже не в самом Гамелене. Ты просто собираешь выпроводить всех стариков на пенсию.
– Не буду спорить, – кивнул де Голль, – есть такая мысль. Ну давай на чистоту: ну что может накомандовать семидесятилетняя развалина. Будь она даже трижды опытной и четырежды заслуженной?
– А я? Мне уже шестьдесят два. Меня тоже на пенсию отправить собираешься? – Рейно с хитрым прищуром посмотрел на друга.
Де Голль окинул собеседника не менее хитрым взглядом:
– Да нет, думаю, еще годков десять ты протянешь.
Друзья громко рассмеялись.
– Предлагаю за это и выпить, – янтарная жидкость окончательно перекочевала из бутылки в бокалы.
На несколько мнут разговор затих, только треск дров в камине нарушал тишину в комнате.
– Что у нас с переговорами с красными? Какие шансы, что они вступят в войну? Могли бы закончить все вот это, – военный министр неопределенно покрутил бокалом в руке, – за два-три месяца.
– Да какие там переговоры. Советы совершенно не видят причин нарушать подписанный полтора года пакт с нацистами.
– Можем им что-то предложить?
– В том то и проблема, что красным от нас по факту ничего не нужно. Кроме того, после всей этой истории с Чехословакией, дядюшка Джо нам просто не верит. И его в общем-то можно понять. Да и с Польшей опять же…
– А что с Польшей?
– Ах мой генерал! Сразу видно, что ты вояка, а не политик. Давай я тебе кое-что расскажу. Но сперва ответь мне на вопрос – почему мы не вступились за чехов. И советам не позволили, дали Гитлеру съесть сначала Судеты, а потом – все остальное, а перед этим присоединить Австрию.
– Ммм… Что бы не начинать большую войну?
– Нет! В том-то и дело, что мы подкармливали бошей для того, чтобы войну начать. Если бы Франция не хотела начала большой войны, мы б ударили немцам в спину еще в сентябре 1939, когда те разбирали на части поляков. У нашей границы тогда стояло всего семь дивизий второго эшелона. Уж поверь, с ними бы мы справились. Да более того, нужно было не дать присоединить Австрию в 1938. В то время вермахт был нам совершенно не противник. На самом деле, все было сделано именно для того, чтобы большая война началась, война между Гитлером и Сталиным, Германией и Советским Союзом. Именно для этого мы с островитянами как могли откармливали бошей, чтобы те пошли дальше на восток и взаимоуничтожились с коммунистами.
– Что же пошло не так? – вставил де Голль.
– Да все! По правде говоря, мы сами виноваты. После подписания договора между немцами и русскими в августе 39-ого нужно было понять, что бешенный ефрейтор обеспечивает себе тылы и на восток не пойдет. Нужно было срочно менять план. Но Даладье… Впрочем этот свое уже получил.
– Интересная история, – генерал-майор опрокинул в себя последний глоток янтарной жидкости и поставил бокал на столик. – Только как это связанно с теперешней реальностью? С переговорами, ну или возможными переговорами с советами?
– Напрямую. Сталин, что бы про него не говорили умный сукин сын, и все что я тебе только что рассказал, тоже понимает. А значит мы просим помощи у того, кого сами год назад готовили на заклание. Теперь нам его возможная помощь обойдется очень дорого. Возможно чересчур.
– Не думаю, что в этом деле может быть слишком дорого. Дьявол! Да я им Эйфелеву башню отдал бы если б они попросили.
– Черт с ней с башней. Проблема в том, что нам действительно нечего предложить.
– Списание царских долгов? – военный министр пожал плечами.
– Слишком мелко. А уж учитывая, что красные их и не признают, вернее увязывают с компенсацией за интервенцию – тем более.
– Поставки ресурсов? Можем построить им какой-нибудь большой корабль. Или даже продать по дешевке один из имеющихся. В этой войне они нам вряд ли пригодятся.
– Это уже лучше, – Рейно кивнул, подтверждая свою мысль, – Сталин вроде как трепетно относится к большим стальным игрушкам. Купил крейсер у немцев. Опять же по слухам, советы собираются строить свои большие линкоры. Или уже строят – у них там как обычно все секретно. Но этого мало. Слишком у нас слабая позиция. Нужна морковка, на которую бы они повелись.
– Проливы?
– Да проливы могут быть такой морковкой. Но здесь нужно с англичанами общаться, их согласие будет определяющим. Это дело нужно будет хорошо обдумать, – взгляд премьер-министра Третьей республики остановился на языках пламени в камине, а мысли устремились куда-то в даль. В уме он уже прокручивал разные варианты. Проливы были не плохой идеей – именно ею удалось соблазнить Николая 2 на участие в предыдущей войне. Вот только как раз пример Николая, которому эта авантюра не пошла впрок… Да и Сталин явно умнее последнего российского императора.
Из размышлений главу государства вырвал скрип соседнего кресла. Он бросил взгляд налево – друг, соратник и подчиненный внимательно смотрел на него. Пламя камина отражалось в уголках глаз де Голля.
– Поль, если есть возможность хоть как-то привлечь советы на нашу сторону – сделай это. Хоть что-нибудь. Если не готовы воевать – пусть подвинут к границе побольше войск: это заставит Гитлера нервничать. Может отвлечет от нашего фронта пяток лишних дивизий. Нам любая помощь пригодится. Я тебе скажу как человек, который заведует сейчас всем этим дурдомом, под названием армия: у меня нет уверенности, что мы отобьемся в эту летнюю кампанию. Сделай все что можешь. Если нужно будет заложить душу дьяволу – сделай это!
Капитан с рабоче-крестьянским именем Василий и вполне графской фамилией Орлов сидел за столом и писал. Это стало его основным занятием в последние два месяца. Впрочем, по порядку.
После подписания Бухарестского мирного договора и окончания войны всех советских военных специалистов отозвали на родину. Мавр, как говорится, сделал свое дело и может идти.
Дорога назад заняла больше четырех суток. Сначала на перекладных из Клужа где стояла их часть до Черновцов. На границе хмурые пограничники долго и придирчиво изучали документы. Ловля шпионов – традиционное и любимое занятие НКВД-шников, а уж в свете вовсю пылающей европейской войны…
Из Черновцов удалось купить билет на поезд до Киева, у уж из столицы Советской Украины добраться до первопрестольного особого труда не составило.
Получив по командировочному билеты в вагон второго класса – купейный – и затарившись пирожками на вокзале, капитан погрузился в поезд и приготовился провести следующие сутки за медитативным разглядыванием мелькающих деревьев за окном. От постоянных переездов за последние несколько суток уже тошнило. Впрочем, можно было потратить время с пользой – например дописать отчет о командировке. Его деятельная натура где-то глубоко внутри боролась с накопившейся за последние пару месяцев усталостью, когда клацнула отъезжающая входная дверь купе.
В проем просунулась мужская голова. Лысая. Очки с толстыми стеклами на носу и лицо, обезображенное интеллектом, выдавали в ее владельце работника умственного труда. А характерный семитский профиль не менее явно выдавал одного из сынов Иакова.
– Добрый день, молодой человек, одиннадцатое место здесь, я не ошибся?
– Добрый, не ошиблись.
– Тогда я к вам, меня зовут Сергей Яковлевич, – мужчины обменялись рукопожатиями, потом вошедший сунул свой чемодан в нишу под нижней полкой, после чего опустился на нее сам. Достал из сумки пачку газет, бутылку с водой и кулек с печеньем. Меж тем вагон тряхнуло и перрон с все увеличивающейся скоростью стал уплывать назад. Остальные два места в купе видимо останутся незанятыми.
– Капитан Орлов. Василий.
– По служебной надобности путешествуете? – Капитан кивнул, особо распространяться о своих делах в военной среде было не принято. Впрочем, похоже, что его собеседника это не смутило.
– Вот и я – по служебным. В командировку в первопрестольную отправили. А вы, молодой человек, в каких войсках служите, если не секрет?
Василий поморщился. Во-первых, обращение молодой человек от того, кто старше тебя лет на пятнадцать в лучшем случае – сомнительный комплемент. А во-вторых, ну какой может быть секрет, если у него эмблема танковых войск на погонах присутствует. О втором обстоятельстве капитан и сообщил попутчику.
– Ну, молодой человек, я, знаете ли, лицо сугубо гражданское, поэтому куда мне такие мелочи подмечать, – смешинка в глазах еврея при этом говорила об обратном. – Как вы смотрите на то, чтобы перекусить. Пообедать я не успел, зато вот благоверная мне с собой положила. Наверное, не часто удается домашнего поесть?