Текст книги "Сицилианская защита (СИ)"

Автор книги: Андрей Савинков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

Артиллерийская подготовка должна была продлиться всего полчаса и закончиться с первыми лучами восходящего солнца. Это тоже было частью плана. Курт планировал ударить вдоль реки прямо на запад. Таким образом, восходящее солнце, находясь низко над горизонтом светило бы французам прямо в глаза, мешая вести прицельный огонь.

5:10 показали стрелки на часах. Курт еще раз огляделся вокруг: танкисты без особой суеты занимали места в своих бронированных скакунах. Приданная пехота уже находилась в передней траншее и тоже приготовилась к рывку. До рассвета оставалось десять минут, однако тьма уже отступила. Десяти минут как раз хватит, чтобы выдвинуться из глубины собственных позиций и пересечь нейтральную полосу под прикрытием разрывов. Если повезет.

– Вперед, – коротко отдал приказ обер-лейтенант Мейер, и нырнул в люк танка, захлопывая за собой крышку. Больше никаких команд отдавать не требовалось.

Совсем беспрепятственно преодолеть нейтральную полосу, конечно, не удалось. Впрочем, на это никто и не рассчитывал. Не смотря на все усилия саперов, на минах подорвалось два танка из третьего взвода. Несколько человек задело осколками собственных снарядов – для того, чтобы не дать французам опомнится, немцы опасно приблизились к огневому валу, местами слишком опасно.

Сквозь танковую оптику поле боя едва просматривалось. Утренняя темнота усугублялась дымом от взрывов, густо затянувшим переднюю линию французских окопов.

Не доезжая тридцати метров до окопов, Курт скомандовал остановку. Переть на занятые вражеской пехотой траншеи – верный способ получить гранату на МТО. Вперед рванула держащаяся ранее за стальными машинами пехота. Под прикрытием танкового огня пехотинцы вермахта ворвались в первую линию окопов, ударив врукопашную.

– Кассета, осколочные, – перекрикивая звуки боя, крикнул Курт заряжающему.

– Готово, – через мгновение откликнулся тот.

– Лови, тварь, – сквозь зубы прошипел ротный, поймав в прицел огонек вражеского пулемета.

Пламя раскрывшего свое положения пулемета мгновенно скрылось в фонтанах поднятой взрывами земли.

Так же быстро подавили и противотанковую батарею. Французы отлично замаскировали свои орудия, однако молниеносная атака немецких танкистов поджавшихся к подножью холма спутала лягушатникам все планы. Немецкие танки попросту оказались в мертвой зоне, недоступной для огня французов.

Французское 47-мм противотанковое орудие SA Mle 1937 заслуженно считалось одним из лучших ПТО конца тридцатых годов. Высокая скорострельность, отличные показатели бронепробития и точности, а трехстанный лафет, разработанный в 1940 году, позволял вести огонь на 360 градусов вокруг. Единственное ее проблемой (кроме технической сложности, влиявшей не на качество орудия скорее на цену и соответственно количество) была сложность в приведении ее из боевого положения в походное и обратно. Поэтому французам пришлось наплевать на опасность и на руках тащить пушки на новые позиции, которые были замаскированы не столь искусно. Все это привело к тому, что четыре орудия, которые в другой ситуации могли бы уничтожить таковую роту в полном составе, успели произвести едва ли по два выстрела. Тем не менее, свою часть кровавой жатвы французские противотанкисты собрать успели. Одна «двойка» и две «единички» ушли в размен на четыре орудия французской батареи.

В этот момент проснулась французская артиллерия. На нейтральную полосу начали ложится первые снаряды, выпущенные откуда-то из-за холма.

– Герр майор, – Курт связался с начальством, – задача выполнена. Вражеская артиллерия обозначила свои позиции. Пехота выбила лягушатников из передних траншей. Разрешите отход.

– Отход не разрешаю, – отозвалась рация, – через пять минут здесь будут штурмовики. Ваша задача – закрепиться на позиции и ждать дальнейших приказов.

– Вас понял, герр майор, – безо всякого энтузиазма отозвался обер-лейтенант.

Тем временем от танковой роты осталось меньше половины. Несколько танков накрыло близкими взрывами французских чемоданов. Три танка подбила вражеская пехота. Шансы пережить этот день стремительно сокращались.

Пять минут переросли в десять, а потом пятнадцать. За это время отряд Курта Мейера успел отбить первую робкую попытку отбить захваченные окопы. Впрочем, никто особо не обольщался. Сейчас лягушатники очухаются и без особых трудов выкинут наглых фрицев с выгодной позиции.

Наконец над полем боя показались немецкие штурмовики. С воем спикировав куда-то за холм, юнкерсы отбомбились по неким только им известным целям. Впрочем, результативно. Обстрел сразу же ослабел, а после второго захода летунов и вовсе прекратился. Появилось время осмотреться.

7:02 на часах. Прошло меньше двух часов, а показалось что утренний бой продолжался целую вечность. Две вечности.

Курт сидел под деревом и смотрел на проезжающую мимо него сплошным потоком технику. Разведка боем неожиданно для него переросла в полноценное наступление.

Прошедший бой измотал его полностью. До дна. Под конец он, таки, словил осколок в руку, хоть и по касательной, не опасно, однако пока его не перевязали, крови успел потерять много.

От его роты опять остались одни ошметки. Суммарно из танков остался один взвод. И хоть по экипажам потери были меньше, роту, по сути, нужно было формировать заново. У пехоты потери получились вообще ужасными. Выжил лишь каждый пятый от списочного состава.

И не смотря не на что настроение было скорее приподнятым, чем наоборот. Он выжил, а в данной ситуации это уже было немалое достижение. Более того он выполнил поставленную задачу. И теперь может спокойно сидеть под деревом и смотреть бесконечную колонну войск, проходящую мимо него.

Глава 8

В небе над Францией 27 июля 1940 года

Старенький транспортно-пассажирский Potez 65 так громко ревел своими двумя двигателями, что почти заглушал мысли в голове генерала де Голля. Под крыльями самолета проносились зеленеющие поля Пикардии. С высоты в пять километров ничто не напоминало о войне.

Военный министр, получив весть о новом кризисе на фронте, в тот же день вылетел на передовую, дабы самому в столь сложный момент командовать войсками.

Де Голль взял было в самолет документы, чтобы не терять времени и поработать в воздухе, однако тряска, шум и сквозняки свели все его попытки к нулю. Оставалось только смотреть в иллюминатор и размышлять. Там за стеклом, чуть поодаль, параллельно транспортнику летел Моран-Солнье сопровождающей группы. Мысли невольно скользнули на авиационные проблемы, с которыми генерал столкнулся, заняв пост военного министра республики.

Если в части пехоты и артиллерии во французской армии положение было вполне на уровне, с танковыми войсками все было плохо – танки были, просто пользоваться ими не умели, то в авиации творился просто тихий ужас. Огромное количество разномастных самолетов, слабо пригодных для использования в современной войне, отсутствие хоть какого-то понимания цели, к которой необходимо прийти в построении ВВС, пилоты, на обучении которых республика в мирное время изрядно сэкономила. Хуже всего ситуация обстояла с истребительными частями. Не смотря на все метания инженерной и производственной мысли французские авиаторы так и не получили перед войной достойных самолетов. Разбирая завалы, оставшиеся от предыдущих руководителей ведомства, де Голль непроизвольно приходил в смятение, осознавая, что будущее, предсказанное ему и теперь несостоявшееся его усилиями, вполне могло наступить. Даже удивительно, как ему удалось за столь короткий срок сделать хоть что-нибудь.

К началу активной войны на западном направлении на вооружении ВВС Франции было 5(!) основных типов истребителей, из которых на равных с немецкими «Эмилями» могли сражаться только новейшие Девуатин D.520, которых во всю армию попало аж 76 машин. Боеспособными из них к 10 мая было 34 самолета.

Более-мене современными так же считались стоящие на вооружении MB.152 и закупленные в Америке P-36. Вот только производство первых то и дело буксовало, а импорт вторых испытывал проблемы в связи с политическими тонкостями. Основную же массу летного парка составляли как раз Мораны-Солнье MS.406 морально устаревшие еще пару лет назад и двухмоторное недоразумение Potez 631.

В целом, ознакомившись с цифрами, министру пришлось признать, что все далеко не так радужно, как казалось ему из башни своего командирского танка. Тогда в мае глядя с земли на то, как люфтваффе не удается завоевать преимущество в воздухе раз за разом встречаемые массой союзнических самолетов, складывалось самое положительное впечатление.

Однако как оказалось, статистика потерь разворачивалась совсем не в пользу французских ВВС. Только в первый день войны немецкие летчики, не ожидавшие столь ожесточенного сопротивления, позволили союзникам достаточно просто сбивать свои самолеты. Далее же перевес по соотношению сбитые-потерянные неуклонно склонялся в пользу люфтваффе и, если бы не участие остальных союзников, в первую очередь англичан, самолетов у Франции могло бы уже не остаться совсем. За три месяца войны французы потеряли 1148 машин и 417 летчиков, производство же и импорт составили не полных 900 самолётов. Статистика для галлов удручающая.

Первым делом де Голль продавил закупку более современных по сравнению с Р-36, Р-40. Самолеты были сходны по манере управления и поведению в воздухе, что давало выигрыш по времени переучивания пилотов. Первые американские истребители должны были начать разгружаться во французских портах со дня на день. С собственной промышленностью поступить столь же просто не получалось. Даже национализированные перед войной стратегические военные предприятия постоянно срывали поставки, что уже говорить про частные. Приходилось на ходу менять управляющие кадры, расширять производства, а главное жестко наказывать иногда франком, а иногда даже тюремным сроком. Меры хоть и не популярные, но эффективные постепенно начали давать результат. Так производство все тех же D.520 с тридцати штук за апрель выросло до ста двадцати. Само количество мизерное, однако, тенденция обнадеживающая.

Истребитель по ту сторону иллюминатора качнул крыльями и взмыл вверх. Вернее, как через секунду понял де Голль, это его самолет начал снижение, оставив группу прикрытия кружить над аэродромом. Внизу можно было разглядеть строения небольшого городка Мобёж, выбранного генералом Гастоном Бийотом в качестве места дислокации своего штаба.

Командующий 1-ой группой армий представлял собой отличную смесь опыта старых служак, командовавших на полях Первой Мировой и восприимчивости к новому, привнесенному в военное дело техническим прогрессом. В отличие от многих других французских генералов, чье виденье военной стратегии сложилось под влиянием позиционного тупика прошлой большой войны и которые не знали другого маневра кроме глухой обороны, Бийот предпочитал активно маневрировать подчиненными войсками и по праву занимал высокую должность. Военный министр не планировал самому вмешиваться в управление войсками. Де Голль лишь собирался своим авторитетом и должностным весом не дать Гамелену – главнокомандующему французской армии, о котором был не самого высокого мнения – мешать Бийоту, выполнять свое дело.

Вообще система государственного и военного управления Третей Республики представляла собой достаточно сложный клубок взаимных вертикальных и горизонтальных связей. И если в мирное время государство, хоть и местами пробуксовывая, двигалось вперед, то в военное – рисковало уйти в болото всеми четырьмя колесами. Система эта остро нуждалась в перестройке, и оный процесс постепенно набирал обороты, вышвыривая на обочину случайные, а порой и откровенно вредные элементы.

Самолет тряхнуло и он, быстро теряя скорость, покатился по взлетной полосе. Еще через несколько минут генерал смог выбраться наружу: как и многие другие танкисты, он с определенной долей недоверия относился к любой технике, которая весила меньше десяти тонн.

– Добрый день, господин генерал, – козырнул подбежавший к самолету молоденький лейтенант, – машина уже ждет вас.

Пока шли по взлетному полю, де Голль успел рассмотреть все признаки близкой войны, которые из министерского кресла в Париже были не столь заметны. Солдаты с лопатами деловито забрасывали щебнем воронки то тут то там зияющие вдоль всей полосы, рабочие в синих комбинезонах меняли стекла в окнах соседнего здания, чуть вдалеке чадил выгоревший остов какого-то не большого истребителя.

– Сильно бомбят? – спросил генерал у своего сопровождающего.

– Да, господин генерал, сегодня на рассвете мощный налет был. В основном 87 Юнкерсы. Хорошо дежурное звено было в воздухе над штабом – прикрыли, дали возможность поднять истребители. Иначе совсем кисло было бы.

– И большие потери?

– Нет, не очень, – мотнул головой лейтенант, – несколько самолетов на земле осколками посекло, но их восстановить можно. В воздухе двоих сбили. Единственное – в топливохранилище попали. Так что мы теперь на голодном пайке.

За разговором военные добрались до конца взлетного поля, прошли через какие-то здания и вышли на улицу. Здесь перед выходом стоял черный, совершенно гражданского вида Ситроен Трекшен Авант с водителем. Покачав головой, де Голль открыл дверь, сел на заднее сидение и автомобиль тронулся.

В штабе царила суета, однако, что обрадовало военного министра, не переходящая в панику. По коридорам туда-сюда сновали военные, хлопали двери, раздавались трели телефонных звонков.

Бийота де Голль нашел там, где и ожидал – возле радиостанции. Тот как раз выслушивал чей-то доклад, больше похожий на истерические мольбы о помощи. Заметив появившегося в дверном проеме министра, командующий 1-ой группой армий рыкнул в трубку дежурное «держаться, помощь будет» и разорвал связь.

– Насколько все плохо? – вместо приветствия произнес де Голль.

– Плохо, но катастрофа еще не произошла, – генералы пожали руки и вышли из переговорной.

– Уже хорошо, а если коротко как положение?

– Коротко… – Бийот потер подбородок с выступившей на нем щетиной и поморщившись продолжил, – 2-ую марокканскую дивизию и 18-ую пехотную можно списывать. На них как раз пришлось острие удара. Часа через три можно будет туда же добавить и 22-ую пехотную. 22-ая сейчас ведет бой в Филлипвиле, и я никак не могу им помочь.

Пройдя по коридорам здания, пару раз повернув, мужчины вошли в большую комнату, посреди которой стоял стол, застеленный картой. Вся карта пестрила разноцветными отметками.

– Вот здесь сейчас 22-ая, и мне нужно что бы (???) продержался еще пять, – генерал посмотрел на часы, большая стрелка как раз подползла к двойке, – нет уже четыре с половиной часа. За это время я смогу подвести 3-й танковый корпус и еще кое-какие части для контрудара.

– Что-то от меня требуется?

– Да, не хватает прикрытия с воздуха, большие потери в истребительной авиации. Еще, пожалуй, зенитной артиллерии попросил бы. Той, что есть, как оказалось, не достаточно.

Де Голль кивнул:

– Ну, зенитную артиллерию все равно быстро не перебросишь, так что спешить смысла нет, а вот истребители… – Министр снял с головы кепи, вытер лоб платком. В здании не смотря на открытые окна, было очень душно. Июльская жара высасывала силы и заставляла мысли в голове густеть, постепенно превращая мозги в желе. – Есть у меня в рукаве две истребительные группы. Полностью на D.520. Обученные и слетанные. Как раз на такой случай в резерве держал. Сей час же отдам приказ о перебазировании. Ну и с других участков фронта снять можно кое-что.

Когда первоочередные распоряжения были отданы, генералы вернулись к карте и де Голль попросил все же разъяснить ему положение сторон на данный момент. Указку взял в руки начальник оперативного отдела 1-ой группы армий (????).

– Итак, сегодня на рассвете с плацдарма близ города Живе вермахт нанес удар в стык зон ответственности французской армии и британского экспедиционного корпуса. Сходу прорвав оборону подвижные соединения двинулись в сторону Филлипвиля, где как уже было сказано сейчас их держит 22-пехотная с кое-какими частями усиления. Силы противника пока оценить сложно, но по данным авиа– и радиоразведки сейчас в прорыв вошли части 18 армии. Кроме того, за ней следует 6-ая армия. Севернее Намюра одновременно ударили части 1-ой армии, но сейчас понятно, что это лишь отвлекающий удар.

– 1-ая? Она же вроде южнее была, в районе Эльзаса.

– Да, – кивнул (????), – однако по данным Генштаба две недели назад ее отвели в тыл, а дальше наша разведка ее потеряла.

– Бардак, – скривился министр, – армию потеряли, как они хер свой в штанах не теряют.

– На южном фланге прорыва оборону держат 1-ая североафриканская и 6-ая колониальная дивизии. Постепенно отходят с боями южнее, загибая фланг, чтобы не допустить окружения. Севернее то же самое делают британцы.

Немецкое наступление не стало для французского командования неожиданностью. Рылись окопы, закладывались мины, тянулась колючая проволока. В целом даже место основного удара удалось предугадать. Немцев подвел шаблон: еще с прошлой войны «боши» очень любили бить в стык секторов ответственности, что часто, нужно признать, приносило им существенные дивиденды. Однако на этот раз чего-то похожего и ждали.

Чего не ждали, так это неожиданной мощи и стремительности немецкого наступления. Всего за несколько часов немцам удалось взломать французскую оборону и, оседлав шоссе, идущее на Филиппвиль, ввести в прорыв подвижные соединения 9 танковой дивизии.

Неожиданно для французов ожесточенно дрались истребители люфтваффе. Получив взбучку от Гитлера за большие потери и низкую эффективность немецкой авиации, толстый Геринг запустил в своем ведомстве волну нагоняевв. Последовавшие за этим точечные репрессии в виде понижения и отставки нескольких особо «отличившихся» командиров авиаполков способствовали повышению дисциплины и боевой устойчивости немецких асов, до того норовивших покинуть поле боя при угрозе быть сбитым, даже в ущерб выполнению задания.

Привыкшие к таким осторожным действиям, когда численное преимущество почти всегда гарантировало им отступление вражеских машин, французские и английские летчики не были готовы к изменению рисунка воздушных схваток. Теперь же немцы дрались как черти, не считаясь с потерями и без оглядки на соотношение сил. Тем более что и соотношение это было на стороне люфтваффе. Большое наступление, которое по задумке ОКХ должно было, наконец, переломить ход компании и, если повезет, закончиться под стенами Парижа, прикрывали с воздуха сразу два воздушных флота – 2й и 3й.

За первый день наступления передовые части 9 танковой продвинулись с боями в глубину чужой территории почти на десять километров, выйдя к вечеру на окраину городка Филиппвиль. Единственное, что в этот день не давало развить полную скорость немецкому наступлению – французская тяжелая артиллерия, то и дело совершавшая результативные артналеты на шоссе. Впрочем, артиллерия эта, не имея прикрытия с воздуха, была достаточно быстро обнаружена и приведена к молчанию.

– Огонь, – командир орудия, уже дважды легко контуженный за этот длинный день, крикнул наводчику и продублировал команду хлопком по плечу. Противотанковая 47-миллиметровка изрыгнула огонь и сплюнула обратно стреляную гильзу. – Сворачиваемся, быстро, быстро, шевелитесь, сучьи дети.

Четыре выстрела подряд с одной позиции – тот максимум, который мог себе позволить опытный артиллерист. Те, кто думали иначе и пренебрегали сменами позиций, уже отправились на встречу с богами.

Действия, не одну сотню раз отработанный на тренировках и доведенный до автоматизма уже на войне: сложить станины (благо модель орудия старая с более легким лафетом), схватить зарядные ящики, прочие необходимые в пушкарском ремесле вещи и на рысях рвануть к загодя подготовленному и замаскированному окопу.

На поле, просматривающемся с замаскированной позиции, чадило с десяток немецких танков. Не сумев опрокинуть французский заслон сходу, и не имея возможности махнуть на важный перекресток дорого рукой, вермахт принялся методично выдавливать французские войска с занимаемых позиций. За полдня от пехотной дивизии остались одни ошметки и к вечеру в строю остался едва каждый третий. Еще хуже дела обстояли с противотанковыми средствами. Потеряв большую часть 47-миллиметровок в начале боя, последние три орудия берегли как зеницу ока, понимая, что без них пехоту беспрепятственно намотают на гусеницы.

По голове бесконечно ходили лаптежники, не стесняясь сбрасывать бомбы на минимальное движение внизу. С зенитными средствами во французских пехотных дивизиях было еще хуже, чем с противотанковыми, поэтому так перестреляли бы с воздуха жидкий французский заслон, если бы после обеда не появились неожиданно истребители с красно-бело-синими кругами на крыльях и не прикрыли бы забившуюся по щелям пехоту.

К вечеру непрекращающиеся атаки немцев начали утихать, а за три часа до заката прекратились окончательно. Под покровом тьмы, не полный полк – все, что осталось от 22-пехотной дивизии – дождавшись приказа, покинул обильно политые своей и чужой кровью позиции и был отведен в тыл на переформирование. Его место заняли подошедшие из тыла свежие части и принялись укреплять доставшуюся им в наследство линию обороны. Ведь на следующий день атаки немцев начнутся опять.