Текст книги "Сицилианская защита (СИ)"

Автор книги: Андрей Савинков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

– В свою очередь, наша страна может протянуть руку помощи в случае перехода разногласий между Японией и западными Союзниками в более острое состояние. Например, нам известно, что большую часть нефти необходимой для японской промышленности и вооруженных сил, вы получаете из США. В случае возникновения осложнений во взаимоотношениях между вашими странами, Советский Союз мог бы поставлять вам этот вид стратегического сырья.

«Согласие есть продукт при полном непротивлении сторон», – как говорил Остап Бендер. В данном случае, если обе стороны остро желают договориться, они договорятся.

В итоге Пакт о Ненападении между СССР и Японией был подписан. Основной документ содержал стандартные для таких договоров положения: обязательство не нападать, не поддерживать нападения третьих стран, уважать границы и прочее. Срок действия договора установили на пять лет.

Гораздо интереснее были положения секретного дополнения к двустороннему договору.

Первым пунктом шло разделение исключительных сфер влияния в Азии. Так Советский Союз признавал право Японской Империи защищать свои интересы в Китае восточнее 110 меридиана и южнее 30 параллели. То есть почти на всей территории Китая кроме северо-запада. К зоне интересов Японской Империи соглашение относило территории Французского Индокитая, Сиама, Бирмы и части Британской Индии вплоть до 90 меридиана.

Следующим пунктом шло обязательство передать СССР Южный Сахалин, в случае если Японская Империя окажется в состоянии войны с США. В качестве компенсации за эту территориальную уступку СССР будет обязан поставить Японии 10 млн. тонн нефти в течении пяти лет. При годовом объёме добычи нефти в СССР в 30–33 млн. тонн, Советский Союз мог позволить расстаться с 6 % в год.

В отдельном протоколе Японская Империя взяла на себя обязательство закрыть концессии на севере острова, получив в качестве компенсации лучшие условия по договору о рыбной ловли в территориальных водах Советского Союза.

Подписание Пакта о ненападении открыло дорогу переговорам о большом торговом соглашении, подобно тому, которое было заключено между СССР и Германией. После долгих переговоров, осложнённых тем, что Японская Империя, достаточно широко понимая термин «несколько месяцев» все время затягивала сворачивание концессий на севере Сахалина, в конце лета 1941 торговое соглашение в итоге было подписано. По нему СССР закупал на островах продукцию японского судостроения, также японцы обещались поучаствовать в расширении и модернизации верфей на Дальнем Востоке. В обмен СССР поставлял на острова нефть, металлопрокат и сельхозпродукцию.

Интерлюдия 3

Москва, СССР, 27 апреля 1941 года

– Добрый вечер, товарищ Меркулов. Проходите, присаживайтесь.

За столом в кабинете Сталина, кроме самого хозяина, находились глава МИДа Молотов, глава НКВД Берия и маршал Тимошенко как министр обороны.

– Мы ознакомились с вашей запиской о состоянии вооруженных сил Турецкой республики. Хотелось бы выслушать ваше мнение лично. Насколько османы могут угрожать южным рубежам нашей страны?

Об истории советско-турецких взаимоотношений написана не одна диссертация. Являясь во многом продолжением отношений двух империй – Российской и Османской – они переживали как взлеты, так и падения.

В 1938 году в швейцарском городе Монтре была подписана конвенция о статусе Черноморских проливов. Она возвращала Турции суверенитет над проливами в том числе и в плане закрытия этой важнейшей артерии во время войны.

Советский Союз претендовал на особый статус и даже выдвигал требования о передачи ему участка земли под строительство военно-морской базы в районе мраморного моря. Проливы «пеплом Клааса» стучали в сердцах правителей России вот уже три сотни лет, и то, что Россия стала называться Советским Союзом в этом отношении ничего не поменяло.

Никакой военной базы первому в мире государству рабочих и крестьян, конечно же, не досталось. Но и то, что большинство стран отвергли предложение Англии о предоставлении Черному морю статуса «открытого» – в таком случае военные корабли любой (читай Английские) страны могли бы беспрепятственно шастать через Босфор и Дарданеллы туда и обратно – уже можно было назвать дипломатической победой.

После смерти Ататюрка в конце 1938 года к власти в Турецкой республике пришел Исмет Иненю, ориентированный на сотрудничество с западными странами. Отношения с Советской Россией постепенно стали охлаждаться. Особенно это стало заметно годом позже с началом Большой Войны. Отдельные лица в правящей верхушке Турции считали СССР агрессором по отношению в Польше, позволяя себе отнюдь не дружелюбные высказывания в адрес северного соседа. В проправительственной газете «Тан» СССР прямо назвали главным ответственным за начало войны. Ведь не подпиши русские пакта, немцы бы не решились напасть на Польшу.

Более того 10 октября 1939 года Турция подписала оборонительный пакт с Францией и Англией, документально закрепив свой поворот во внешней политике. В Германии, против которой этот документ был направлен, отреагировали весьма нервно, едва не доведя градус истерики до разрыва дипломатических отношений. Особой пикантности добавляет тот факт, что с Советским Союзом Англия и Франция аналогичное соглашение так и не подписали, не смотря на переговоры, продлившиеся всю весну и лето 1939 года.

После начала Советской агрессии против Финляндии и исключения его из Лиги Наций отношения с Турций испортились окончательно. Наследники Османской империи и тревогой смотрели на то, как Россия буквально за два года вернула большую часть потерянного в следствии Мировой войны, гражданской и иностранной интервенции. Сначала Польша, потом Финляндия, прибалтийские страны, Румыния. Есть из-за чего почувствовать себя неуютно, учитывая, что в 1921 году небольшой кусок российского Закавказья достался туркам. Ну и про проливы никогда не стоит забывать. Когда же стало ясно, что война в Европе затягивается, а значит ни Франция, ни Великобритания помочь туркам иначе как политически не смогут, просто по причине отсутствия валентных войск, жаренным запахло совсем отчетливо.

На советско-турецкой границе с осени 1940 года участились различного рода инциденты, случаи нарушения границы и то, что на языке военной агитации называют недружественными провокациями. Несколько раз советские самолёты «сбивались с курса», залетая вглубь территории Турецкой республики. Ну и конечно то, что они совершенно случайно пролетали именно над расположениями войск, аэродромами, узлами дорог, прочими стратегически важными объектами ничем другим кроме как совпадением объяснить было решительно невозможно.

Впрочем, пришла зима, перевалы Кавказа засыпало снегом, на черном море, начались зимние шторма. Кавказ, конечно, это не Карелия, но и здесь воевать зимой отнюдь не сахар. Хотя бы с точки зрения логистики. А потому на холодные четыре, а скорее пять месяцев турецкое руководство могло чувствовать себя спокойно.

В апреле 1941 года конфликт получил новый толчок. Средневосточный отдел 1-ого управления НКГБ подготовил доклад о вооруженных силах Турецкой республики, которые, по сути, проводили скрытую мобилизацию.

– Турки разворачивают свою армию до штата военного времени. Сейчас это примерно 60 дивизий. Больше полумиллиона человек уже в строю. И видимо это не конец. Они продолжают осторожно призывать резервистов, якобы на сборы, после чего оставляют призванных в войсках. Так же идет скрытая мобилизация конского состава и техники. Однозначных сведений против кого направлены эти действия у разведки нет. Но антисоветские настроения в верхах этой страны не являются секретом. Как я уже докладывал раньше секретное дополнение к англо-франко-турецкому пакту, разрешает при необходимости союзникам проход войск по территории Турции и даже создание военных баз.

– Семен Константинович, как вы оцениваете боеспособность турецкой армии.

– Министерство обороны оценивает турецкую боеспособность как низкую. Увеличение армии в 3–4 раза за полгода никогда не приводит к росту качества. Согласно тем данным, которые предоставляет нам разведка, – Тимошенко кивнул главе советской разведки, – а также сведениям, собранным самостоятельно, все боевые наставления и уставы основаны на опыте Великой войны. Кроме того, большие вопросы вызывает техническая часть. В войсках практически отсутствует авто-бронетехника, а та, что есть не закрывал потребности и армии мирного времени, не говоря уже о мобилизации. Об авиации и говорить не приходится. Из примерно 300 самолетов хоть сколько-нибудь современными можно назвать едва половину, а пилоты имеют квалификацию в лучшем случае среднюю.

– То есть вы не расцениваете угрозу для нашего Закавказья как значительную? – Сталин внимательно посмотрел на своего министра обороны. Хозяин любил, когда подчиненные брали на себя ответственность за свои слова и поступки.

Тимошенко уловил посыл руководителя страны.

– Наступательный потенциал оцениваю как низкий.

– А оборонительный?

Тимошенко бросил быстрый взгляд на присутствующих. Ни у кого вопрос про оборонительный потенциал удивления не вызвал.

– Оборонительный – выше. Во многом из-за сложного рельефа на этом театре. Горы, отсутствие качественных дорог, слабо развитая инфраструктура. Нам будет тяжело реализовать преимущество в маневренных соединениях.

– Благодарю вас, товарищ маршал, этот вопрос прояснили. Далее я бы хотел обсудить…

Глава 17

Окрестности г. Шарлеруа, Бельгия, 17 апреля 1941 г.

С громким хлюпом правый сапог угодил в лужу.

– Шайсе! Только почистил перед выходом.

Курт со злостью пару раз притопнул «пострадавшей» ногой стряхивая капли и грязь с обуви.

– Как же эта сырость надоела. Когда уже лето. Хочу тепла.

– Да, лето, жара, пляж, холодное пиво, девушки в сарафанах, – Вилли мечтательно закатил глаза. – Боюсь только, что лето для нас с тобой будет жаркое по-другому. Да так, что зиму еще с ностальгией вспомним.

Курт закончил отряхивать сапог и толкнул дверь пивной. Собственно, именно она и была конечной целью двух офицеров танкистов, выбравшихся в город что бы немного расслабиться. И именно на пороге увеселительного заведения Курт Мейер вступил в лужу.

Внутри царил полумрак – хозяин экономил на освещении, большинство столиков пустовали, лишь у дальней стены сидела пара пехотных лейтенантов, увлечена разговором и собственно пивом.

С грохотом отодвинув массивный стул, Курт плюхнулся сверху – стул заскрипел, но выдержал. Вся мебель в кабаке была сколочена из расчёта на разные житейские ситуации, сломать ее было не так-то просто.

– Два эля и орешков, – верхняя часть хозяина заведения, торчащая из-за стойки, кивнула и принялась звенеть посудой.

– Слушай, я что хотел спросить, ты же из Штутгарта, я правильно помню? Как там твои? Что вообще пишут? А то из того, что передают по радио непонятно ничего – то ли там британцы все с землей перемешали, то ли посбивали их всех.

– Не знаю, на самом деле. – Курт замолчал: хозяин принес две кружки с тарелку с орешками. Отдав должное напитку – в Бельгии конечно же правильно пить красный фламандский эль, который тут был выше всяких похвал, танкист в полголоса продолжил. – Мама старается в письмах этой темы не касаться. Наверное боится, что военная цензура не пропусти.

– А и не пропустит, – кивнул товарищ.

– По косвенным оговоркам я понял, что бомбят часто. По ночам в основном, сбрасывают на жилые кварталы и вообще – куда Бог пошлет.

– Понятно. Ну да все-таки шестьдесят километров от фронта это не Брюссель и не Антверпен. Сто пятьдесят миллиметров там не добросишь.

– Это да.

Линия фронта, установившаяся в Бельгии в конце 1940 года, прошла по предместьям сразу двух главных городов этой страны. Идея штурма их в лоб никого не привлекала, а попытка проскочить между ними, учитывая ширину эго «бутылочного горлышка» в каких-то тридцать километров сорвалась из-за угрозы получить удар во фланг как раз из этих самых городов. Поэтому всю зиму вермахт, вернее пехотная его часть, в лице первой армии – 24-ого и 30-ого армейских корпусов штурмовали бельгийские города. Вернее, штурмом это назвать было сложно. Городские кварталы с немецкой педантичностью сравнивали с землей, предпочитая тратить снаряды, а не солдат. Такая тактика, если это можно назвать тактикой, работала хоть и медленно, зато надежно. К началу весны бельгийцы оставили восточную половину Антверпена, отступив на другой берег Шельды. В Брюсселе союзники попытались зацепиться за берег Центрального канала, но не получилось. Немцы в итоге смогли переправиться и закрепиться в нескольких местах, создав весьма перспективные для будущего наступления плацдармы. А в том, что наступление будет, не сомневался никто.

– Как тебе новый Штуг с длинной 75-миллиметровкой?

Одну из рот второго батальона вместо положенных троек укомплектовали самоходами, что в общем-то было не редкостью в немецких пацерфаффе, но именно такой модификации до того не встречалось.

– Внушает. Единственное: я не понимаю, почему нельзя засунуть такую же пушку мне в четверку? – Курт закинул, горсть орехов себе в рот, прожевал и продолжил мысль, – Мне было бы гораздо спокойнее, по правде говоря. А с этим окурком…

– Вероятнее всего их просто не хватает, – Вилли проявил тут не свойственную ему рассудительность. Возможно два бокала пива настроили его, а философский лад. – Когда там последний танк пришёл, чтобы штат закрыть?

– В конце февраля, кажется, в третьем батальоне дольше всего машин не хватало.

– Ну вот, – кивнул лейтенант, – а боевые действия, по сути, в октябре закончились, активные я имею ввиду. Вот и считай.

После боев начала-середины осени после стабилизации фронта их полк отвели во вторую линию и казалось про них забыли. Впрочем, это касалось не только их полка или дивизии. Война, которую планировали завершить за одну летнюю кампанию неожиданно затянулась. Вермахт утер разбитый нос и был со всей решимостью готов показать, что все произошедшее в прошлом году – это лишь случайность. Спешно пополнялись до штата старые дивизии, формировались новые. В течение ноября-декабря сформировали еще три новых танковых дивизий. Промышленность с трудом успевала выпускать технику для все возрастающих аппетитов армейцев.

Всю зиму они по мере поступления техники и личного состава гоняли пополнение. Опытных кадров отчаянно не хватало. Командиры танков, окончившие скорые курсы, офицерский состав, до того служивший в пехоте, стрелки из резервистов, мехводы, которые до того только и сидели за рычагами трактора. Все это требовалось за зиму превратить в боеспособное подразделение. Получилось, по правде говоря, средне. Впрочем, как показывала практика, только настоящий бой способен показать, кто чего стоит.

И все же, такая служба гораздо лучше, ем постоянные бои, когда смерть постоянно ходит рядом, поэтому никто особо не жаловался. Так продолжалось до конца апреля, когда в войсках началась характерная суета – предвестник большого наступления.

По длинной глубокой транше двигалась представительная делегация. Не каждый день на передовой увидишь столько генералов и старших офицеров. Встречающиеся на пути солдаты почтительно уступали дорогу, прижимаясь к стенкам окопа, хотя глаза их отнюдь не светились радостью – генералы на переднем крае – верная примета будущего наступления. Впрочем, для того чтобы предсказать само наступление – не нужно было быть Нострадамусом: заканчивался апрель, весенняя грязь постепенно покрывалась зеленой травой, делая возможным перемещения больших масс пехоты и техники.

Впереди решительно шел невысокий, суховатый мужчина в форме со знаками различия генерала пехоты. Своего рода казус – хотя разного рода несуразицы в вермахте было более чем достаточно, как, наверное, и в любой другой армии мира – генерал пехоты командовал первой танковой группой. После позорной отставки Клейста – кто-то должен был ответить за окружение и гибель целого такового корпуса – именно его – Германа Гота – назначили на место последнего. Благо именно его корпус показал себя хорошо в то непростое время. Ему удалось форсировать Маас, закрепиться на французском берегу, отбросив заслон и даже продвинуться на десяток километров вглубь вражеской обороны, когда пришла весть о разгроме Гудериана, который был у него на правом фланге. В дальнейшем ему удалось не только удержать плацдарм, но даже расширить его, облегчая вермахту будущее продвижение вперёд. Ну а о том, что это продвижение будет никто не сомневался.

– Господин генерал! – молодой лейтенант вытянулся в воинском приветствии. Вермахт – оплот прусских военных традиций принимал нацистские нововведения крайне неохотно. – Лейтенант Отто Граубе!

– Не тянись лейтенант, не на плацу. Показывай лучше свое хозяйство.

– Вот наш передовой наблюдательный пост, можно рассмотреть передовую через стереотрубу. – лейтенант обернулся указал на позицию за изгибом окопа, над которой действительно торчали «рога» стереотрубы.

Танковый генерал жестом показал сопровождающим ждать на месте, а сам прильнул к окулярам. Несколько минут он, кряхтя и матерясь в полголоса рассматривал передний край вражеской обороны, хорошо подсвеченный утренним солнцем.

– А, дьявол, фуух. Не видно ни черта. – Гот отодвинулся от стереотрубы, распрямился после чего сделал несколько поворотных движений разминая затекшую спину. – Однако припекает.

Командующий 1-ой танковой группой снял фуражку и достав носовой платок вытер со лба выступивший пот. Не смотря на раннее утро, солнце припекало совсем не по-весеннему.

– А что, Отто, стреляют у тебя тут часто? Или прилично ведут себя лайми?

– Постреливают, господин генерал. Но не Верден.

– Да? А ну давай тогда так сделаем, – генерал жестом позвал совсем еще молодого солдата, стоящего в нескольких метрах дальше по траншее. – Поменяешься со своим генералом? Ты мне каску, а я тебе фуражку.

Рядовой бросил взгляд на своего лейтенанта – тот кивнул. Тогда рядовой снял шлем и протянул генералу, под шлемом оказались коротко остриженные пшеничного цвета волосы. В ответ тот отдал свою фуражку.

– Смотри не потеряй, – усмехнулся генерал. – Ариец.

После этого подхватил висящий на груди бинокль и легко заскочил на пирамиду патронных ящиков и аккуратно высунул голову над бруствером. Слева виднелся взорванный мост через канал, небольшой лесок. Напротив – ровная как стол местность, пересеченная несколькими рядами английских окопов. Правее – какая-то деревушка. Генерал бросил взгляд вниз, на карту в правой руке, как бы привязывая увиденное к условным обозначениям.

– Ага. Пети-Рёль-лес-Брен. Хорошее название.

Плоская местность идеально подходила для танкового удара. Одна беда – англичане тоже это понимали, поэтому всю зиму усиленно закапывались в землю.

– Ну что ж, – еще несколько минут спустя генерал спрыгнул на дно траншеи, достал карандаш и наскоро нанес на карту несколько пометок, – пожалуй, тут все. Возвращай фуражку, держи свой шлем, не пригодился он, к счастью.

Рядовой, все это время державший генеральский головной убор в руках, протянул его для обратного обмена.

– Ну что господа, – после того, как все желающие по очереди осмотрели передовой позиции врага, – тут мне все ясно. Предлагаю двигаться на следующий участок. И не стесняйтесь пригибать голову, еще не хватало, что бы нас тут англичане срисовали!

Тугая пружина вермахта ощутимо сжималась, накапливая потенциальную энергию, чтобы в нужный момент выпустить еще и смять врагов Третьего рейха.

Даже если бы он не знал, что именно на сегодня запланировано наступление – первое большое в 1941 году и призванное окончательно скинуть фигуру Бельгии с этой кровавой шахматной доски, Курт понял бы это гулу самолетных двигателей, давящих с неба на них, ползающих по бренной земле. Вернее, конечно, давили они в первую очередь на тех, кто находился по ту сторону фронта. Это на них сейчас начнут падать бомбы, делая это прекрасное майское утро совершенно отвратительным.

Обер-лейтенант глянул на часы. Подверчивающиеся стрелки показывали три часа ночи. Сна не было ни в одном глазу. С северо-запада стал доносится громовые раскаты. Понятное, дело что погода тут не причем. Там на узлы дорог, штабы, укрепления начали падать взрывающиеся посылки. Арт подготовка переднего края должна была начаться в четыре.

У него за спиной потихоньку начинало белеть небо. Это будет очень длинный день.

По полю неспешно ползли стальные коробки, то и дело выплевывая в окопавшихся впереди людей огненные приветы. Вокруг них прикрываясь броней, пригибаясь, а иногда залегая и постреливая в сторону врага бежали другие люди в серой форме. Изредка то тут, то там, в их порядках вставали султаны взрывов, кто-то падал, потом вставал. А кто-то оставался лежать на земле

Вот где-то впереди застрекотал пулемет – несколько человек в мышиной форме как будто натолкнулись на невидимую стену и неуклюже рухнули в траву. Танк, едущий в двадцати шагах левее останвился, довернул башню с коротким, но оттого не менее смертоносным дулом, и бахнул.

– Фугас, – перекрывая грохот выстрела, крикнул Курт заряжающему, – еще один туда же.

Это уже наводчику.

Неизвестно накрыли они пулемет, или его успели утащить, но с этой позиции французы больше не стреляли.

– Давай вперед понемногу.

Наступление продолжалось уже неделю. Вермахт медленно, но неотвратимо прогрызал одну оборонительную линию за другой, но конца им все не было. На фронте в пять сотен километров – а если не считать две сотни из них занимающих линией Мажино, штурмовать которую в лоб дураков не было – с каждой стороны толкались по полтора миллиона человек. Это создавало дичайшую плотность обороны, умножая на ноль мечты о стремительных танковых прорывах и маневренной войне.

По броне то и дело снаружи «стучали» – шальные пули по началу заставляли каждый раз вздрагивать, но человек ко всему привыкает.

Это был уже второй заход на укреплённый пункт бельгийцев за сегодня. О первом напоминали несколько застывших и чадящих коробок первой роты. Им сегодня с утра не повезло. После этого последовал методичный артналет по всем выявленным огневым точкам и вторая попытка.

До первой линии окопов оставалось около ста метров, когда пехота по свистку сержантов поднялась и одним рывком преодолела расстояние, ворвалась в траншеи. Танки остались сзади, прикрывая и гася огневые точки. Дураков, пытающихся вырваться вперед и давить врага гусеницами, риску получить гранату или бутылку с зажигательной смесью на МТО не было. Просто закончились за два года войны.

Первую линию, вернее то, что от нее осталось заняли почти без сопротивления. Танки медленно двинулись дальше, на полпути их обогнала еще одна волна пехоты.

Вдруг в наушниках раздалось несколько паническое:

– Первый я седьмой. Меня подбили. На правом фланге танки лягушатников. До роты. Обходят!

Танк по команде начал разворачиваться лбом к новой угрозе. Однако в таком положении он опасно подставлял левый борт. И если там впереди найдется неподавленная батарея…

Снаружи по броне врезало как будто здоровенным молотом, отдавая звоном прямо в мозг.

– Не пробило!

«Сейчас нас с двух сторон как куропаток расстреляют, и пикнуть не успеем», – пронеслась в голове паническая мысль. Одновременно он прильнул к перископу, пытаясь высмотреть, где там впереди может быть замаскировано вражеское орудие. Однако разобрать что-то там было решительно невозможно – разрывы от снарядов, гранат, стрельба винтовок и пулеметов: там творился натуральный ад. Единственное что удалось рассмотреть: пехота уже ворвалась во вторую траншею и ожесточенно рубилась с лягушатниками накоротке.

Внезапно бредовая мысль ворвалась в мозг. А бредовая ли?

– Рота слушай мою команду. В атаку! Вперед на полной скорости. Найдите мне эту сраную батарею, пока она нас всех здесь не перещёлкала.

Машину как будто пнули под зад. Мехвод с места рванул вперед, сокращая время нахождения под обстрелом. Не удержавшись, обер-лейтенант чувствительно приложился лбом об окуляр перископа.

Неожиданно танк бросило вниз, заставив танкиста выматериться просьба. В высокой траве осталась незамеченной какая-то яма. Однако именно это их и спасло. В тот же момент по башне опять ударило молотом. Снаряд опять не пробил броню и рикошетом ушел вверх.

Дальше все окончательно слилось в кровавом калейдоскопе. Они куда-то ехали, посылали снаряд за снарядом в любое подозрительное место, стрелок– радист безостановочно садил из пулемета по только ему одному видимым целям. В какой-то момент башенный вентилятор окончательно перестал справляться с продуктами горения пороха и боевое отделение заволокло дымом. Он еще пытался командовать, что-то кричал в рацию, по бой вошел в ту стадию, когда целостная картина распалась на сотни маленьких противостояний. Когда желание вцепиться в горло именно этого врага стало важнее чем команды, тактика и стратегия.

А потом как-то неожиданно враги закончились. Перевалив за очередную линию кустов и намотав на гусеницы минометный расчет, который в пылу боя про зевал такое изменение обстановки, Курт обнаружил, что впереди окопов нет. И вообще врагов нет. И по нему почему-то никто не стреляет.

Об этом он немедленно доложил вышестоящему офицеру. Оберст-лейтенант Ригер ответил почти сразу. Сначала обматерил подчиненного, за безрассудность, потом похвалил за то, что остался жив.

– Сколько у тебя осталось танков?

– Четыре коробки. И отделение пехоты. Это те, кто непосредственно рядом со мной. Остальных сейчас не соберу.

– Отлично! Так, слушай сюда. Похоже у нас получилось продавить основную линию обороны лягушатников.

– Так точно, господин оберст-лейтенант, я понимаю.

– Карта в руках?

– Одну секунду, – он торопливо развернул карту на колене, – в руках.

– Смотри, где-то справа от тебя должна быть дорога на Лессин. Оттуда десять километров до городка Ронсе. Это такой себе перекресток сразу трех дорог, одна из которых очень важная рокада. Задача встать там и никого не пускать сколько сможешь. Сейчас мы зачищаем края прорыва, так, чтобы снаряд никакой в борт не прилетел, а за тобой сразу идет вся 16 дивизия. Так что считай себя передовым охранением. Давай Курт, выживешь, обещаю железный крест.

На этой жизнеутверждающей ноте комбат отключился. Погипнотизировав пару минут карту – так осталась к его усилиям совершенно равнодушна – Курт высунулся из люка и крикнул пехоте, жавшейся к танкам.

– Эй пехотные! Кто старший?

– Ефрейтор Штольц, господин обер-лейтенат.

– Сколько с тобой бойцов?

– Тринадцать человек вместе со мной, господин обер-лейтенант.

– Все живы? Кому-то помощь нужна?

– Никак нет, – ефрейтор отрицательно мотнул головой, – сюда дошли те, кто может переставлять ноги без чужой помощи. А мелкие царапины мы уже перевязали.

Курт присмотрелся: действительно, двое солдат щеголяли белыми «нарукавниками», еще у одного была забинтована голова.

– Ну хорошо тогда, но прогулка своими ногами отменяется на сегодня. Рассаживай свою чертову дюжину на броню. Прокатим вас с ветерком. – Увидев, что все на него смотрят, в том числе высунувшиеся из люков танкисты, он чуть приподнял тон голоса и добавил в него уверенности, которую сам не чувствовал. – Там в десятке километров на северо-запад раздают железные кресты. Нужно только поехать и забрать.