Текст книги "Analyste"
Автор книги: Андрей Мелехов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 26 страниц)
Глава 8
Звезды были огромными, сказочно яркими и прохладными. Или, вернее, ощущение прохлады звездных лучей возникало от абсолютного холода, окружавшего Аналитика, несущегося верхом на черном ангеле-калеке сквозь бесконечное пространство космоса. Как и в предыдущие путешествия, полет сквозь коридоры между измерениями был коротким. Во всяком случае, по ощущениям нашего героя, это заняло менее минуты, а стрелки в часах Галилео, по которым он попробовал засечь время, стояли на месте. Несмотря на очевидную гигантскую скорость передвижения ангела и Аналитика, наверняка во много раз превышавшую скорость света, он не почувствовал колоссального ускорения и не увидел допплеровского эффекта изменения цвета остающихся позади звезд. Он протянул руку, пытаясь определить, что же защищает ангела и его самого от черного обжигающе холодного вакуума, но лишь испытал ощущение, которое бывает, когда погружаешься в невидимую прохладную воду. «Вода» по мере погружения руки становилась все холоднее, и наконец он был вынужден отдернуть руку из-за онемевших до рези кончиков пальцев. Он хотел спросить ангела, каким образом они передвигаются вообще и почему при этом не погибают, когда вдруг странный всадник на странном скакуне попал в туннель с переливающимися всеми цветами стенами, как будто сделанными из бешено текущей разноцветной ртути, за секунду они пересекли его и наконец, больно ударившись пятками, как при прыжке с парашютом, прибыли в пункт назначения.
Место прибытия оказалось еще одной пещерой, напомнившей Аналитику те, которые он уже повидал в свое первое пребывание в Раю. Эта, правда, не была такой же монументально большой, что и еврейский Рай – Шеол, но зато здесь было явно гораздо более шумно. Источником шума служил огромный, размером с тяжелый крейсер, состоящий из многих тысяч движущихся частей механизм. Механизм напоминал часовой, но был в миллионы раз сложнее, чем все те, которые можно было увидеть или даже представить на Земле. Механизм казался живым, так как его части – прекрасно сделанные и отполированные до блеска шестерни, рычаги и подшипники из металлических сплавов и огромных алмазов – находились в постоянном движении, включаясь, выключаясь, меняя плоскости вращения, приходя в соединение друг с другом и иногда даже вспыхивая искрами. К тем местам, где вспыхивали искры, тут же подбегали по лестницам и решетчатым мостикам непонятно откуда берущиеся фигуры в аккуратных синих комбинезонах – швейцарские часовщики? – и лили туда масло из больших, величиной с ведро, масленок. На одной из частей гигантского механизма виднелся большой, размером с одноэтажный дом, фирменный знак, покрытый синей кобальтовой эмалью. Знак, известный Аналитику по виденной в Москве рекламе, гласил: «Ulysse Nardin», Le Lock Suisse.Итак, перед нашим героем была пресловутая Книга Жизни в формате механических швейцарских часов. Вспомнились рассказы старика Галилео.
Оглянувшись на доставившего его раненого слугу Сатаны, Аналитик ответил на вопрошающий взгляд разрешающим кивком, и тот, устало разбежавшись, исчез в спертом воздухе, оставив после себя запах серы. Пути назад не было. За спиной вдруг раздался звук часов Галилео, почему-то до этого в Аду упорно молчавших. Аналитик резко обернулся, взведя в движении затвор «шпандау» и приготовившись нажать на гашетку. За спиной оказался высокий, одетый то ли в плащ, то ли в рясу бородатый старик с темным ближневосточным лицом, лысой головой и носом, как у пингвина. Глаза старика были черными, по-молодому ясными, умными и абсолютно сумасшедшими. Старик напомнил Аналитику Ленина на одной из лучших его фотографий. Старик улыбался уверенной, ироничной и несколько зловещей улыбкой главы первого пролетарского государства. Хотя Аналитик ни разу не встречал Египтянина лично, он сразу понял, кто перед ним.
– Не меня ли ищете, молодой человек? – вполне вежливо вопросил библейский персонаж.
– Если вы тот, кто вывел избранный народ из Египта, истребил несколько его поколений, принес ему скрижали с законом, а сейчас, выйдя на пенсию, по-прежнему мутит воду, то да, вы-то мне и нужны!
– Участь великих – восхищение и ненависть потомков, – уклончиво ответил хитрый жрец, – вы еще слишком молоды, чтобы понять хотя бы сотую часть даже того, что я сделал в мирской жизни. Я уж не говорю о своей роли здесь, в потустороннем измерении.
– Почему же? Великая идея для народа, строгая иерархия и сладкая жизнь для номенклатуры, образ внешнего врага, массовые чистки – все это успели застать даже мои родители, когда были детьми. Конечно, при ином тиране. Тот, правда, детей не обижал и на Бога не ссылался.
– Я так и знал, даже еще не встретив вас, Аналитик, что у вас проблема с принятием авторитетов. Признайтесь: всю жизнь плыли против течения? Вам не дает покоя ваша самодеструктивная натура! А могли бы многого добиться! И знаете: еще не поздно! Просто надо понять, что, пока ты молод, соплив и беден, надо держаться тех, кто постарше и посильнее. И не связываться с идеалистами вроде Учителя! Так что, может, подумаете?
Аналитик невесело засмеялся:
– Не поверите, святейший, но такие же замполитовские речи со мною неоднократно вели и в армии. Наверное, единственная причина, по которой я еще как-то продвигался по службе, – это моя примитивная готовность соваться в любую гиблую дыру, куда такие, как вы, в своей бесконечной мудрости никогда не полезут.
– Так, значит, – трезво констатировал Египтянин, – сотрудничества у нас не получится! Что ж, это полностью совпадает с моими расчетами. В любом случае вы мне пригодитесь и таким, как есть: ума нет, зато, судя по нимбу, хватает энергии. А энергия мне нужна.
Аналитик, держащий в руках пулемет на уровне пупка выдающегося религиозного деятеля, подивился подобной искренней наглости.
– А с чего вы взяли, что я захочу что-нибудь делать с вами? Помимо, конечно, того, чтобы расстрелять в клочья пулями, крапленными дерьмом Святого Бернарда!
– А-а, так это у него такие замечательные способности! То-то я думаю, чем вы разнесли на куски бедного Азазела, моих идиотов-ангелов и лабораторию! За это, молодой человек, придется заплатить. Я карал безбожников и за гораздо меньшие прегрешения! Итак, вы хотели знать, каким образом я вас заставлю сделать то, что мне надо?
Старик ударил посохом в пол пещеры. Посох превратился в гигантскую змею, которая вмиг обвилась вокруг Аналитика, прижав его руки к туловищу и сжав до хруста ребер грудную клетку.
– Фокус простой, но эффективный! В свое время я им пугал фараона. Но об этом можно прочитать и в Библии, – скромно пояснил старый колдун.
Аналитик, с трудом пытавшийся вдохнуть под гнетом помеченной знакомым иероглифом змеи, все же успел ехидно подумать, что Египтянин выражается как бывший член Политбюро, рекомендуя прочитать о своих заслугах в Большой Советской Энциклопедии. В этот момент последний кислород сгорел в тренированных легких нашего героя, и он потерял сознание. По счастью, он уже не видел, куда его потащили огромная рептилия и злая воля Законодателя.
Тем временем в измученную духотой столицу Народной Республики Ангола наконец пришла гроза. Агенты ГРУ, вот уже больше часа потевшие под своей броней и супершлемами, с наслаждением испытали первые дуновения ветра, осушившие непрерывно текущие по лицам ручейки пота и отогнавшие тучи малярийных комаров, слетевшихся на запах белого человека. Ровно в полночь гигантская молния длиной в десятки километров разрядила энергию, равную энергии небольшой атомной бомбы, прямо в высоченный шпиль собора. Все участники мероприятия вздрогнули. Детектив, который, как уже известно, имел особое мнение по поводу происходящего вмешательства в небесные дела, почувствовал, как по занемевшей ноге потекло что-то теплое. Это «что-то» явно не было потом.
Мгновение спустя остатки громоотвода – лома толщиной в лошадиную ногу – с металлическим грохотом вонзились в булыжник площади. Двое спецназовцев, сидевших в засаде на козырьке над дверью собора, переглянулись. Один из них, по кличке Хлорофос, ради хохмы – он в упор не верил в Бога нашего Иисуса Христа – перекрестился. Свою кличку он заработал много лет назад, когда воевал девятнадцатилетним десантником в Афганистане. Хлорофосом его прозвали за удивительную способность передвигаться со скоростью голливудского вампира и одновременно вести прицельную стрельбу из ротного пулемета Калашникова – несколько громоздкого, но очень эффективного механического приспособления для массового истребления Божьих созданий. Эти полезные способности командир его подразделения – тогда еще совсем молодой Полковник – успешно использовал, выбрасывая его первым с вертолета в труднодоступные места вроде пещерных убежищ душманов. Когда спустя минуту на подмогу прибывали основные силы, они находили Хлорофоса с дергающимся от нервного тика мальчишеским лицом, держащим замолчавший дымящийся пулемет с пустой лентой, стоящим среди груды еще шевелящихся в агонии тел партизан, действительно напоминающих массово отравленных инсектицидом насекомых.
В это же мгновение часы собора пробили полночь, и с неба посыпались первые капли дождя. Полковник, вытирая салфеткой воду с прибора ночного видения, стоически сжал зубы и мысленно затрамбовал «в гроба мать» и Анголу, и свою работу, и эту совсем ненужную грозу. В этот момент, как и в прошлый раз – совершенно неожиданно, у двери собора, казалось, прямо из воздуха появилась крылатая фигура. Однако теперь небожитель не стал тратить время и оглядываться по сторонам – то ли не хотел намокнуть больше необходимого, то ли уже никого не опасался, – а сразу пошел за свертком. Все участники сцены охоты затаили дыхание. Ангел взял в руки полиэтиленовый пакет. Пакет оглушительно лопнул, покрыв все его лицо плотным слоем мгновенно превратившегося в крепкую пленку полимерного клея. Одновременно сверху на него упала сплетенная из металлизированной нейлоновой нитки сетка, способная противостоять кинжалу и даже газовому резаку.
Из-под образовавшейся маски послышалось сдавленное «М-м-м!» пытающегося глотнуть воздух сверхъестественного существа. Уже бегущий к обездвиженному ангелу Полковник примерно представил, что бы означало подобное «М-м-м!» в его исполнении, если бы он дал себе оказаться в подобной ситуации. Наверное, не «Отче наш»!
Хлорофос со товарищи, уже насевшие сверху на укутанного сеткой «мутанта», с привычным энтузиазмом крутили ему за спину руки, надевали титановые кандалы и дивились огромным лебединым крыльям.
– Здоров, сука! – с одобрением прокомментировал Хлорофос подбежавшему Полковнику. – У уродов часто силы немерено! – Прозвучало это с большим знанием дела: как будто таких «уродов» ему приходилось вязать дюжинами.
Тут он наконец пальцем в черной кожаной полуперчатке проделал дырку в пленке, покрывавшей рот задыхающегося ангела. Тот с шумом всосал воздух. Полковник тем временем плотно замотал верхнюю часть головы пленника светоотражающей пленкой: теперь, теоретически, лучевые заряды и шаровые молнии должны были убить лишь самого посланца небес, а не его обидчиков. Этого, впрочем, тоже следовало избежать: он им был нужен целым и невредимым. Поэтому Полковник не стал терять времени, а, доверительно наклонившись к уху «мутанта», коротко и ясно объяснил ситуацию своему необычному пленнику, сказав, что им от него надо, и потребовав подтверждения готовности сотрудничать. Вместо подтверждения тот, еще задыхаясь, разразился рассерженным монологом на неведанном языке.
– Это не тот, что был в морге и который обычно прилетает за инсектицидом, – быстро сказал подоспевший и до смерти напуганный происходящим Детектив. – Видно, тот чем-то занят.
Полковник мысленно понадеялся, что этот другой занят не закладкой термоядерной мины где-нибудь в Северном полушарии.
Хлорофос, так еще и не понявший, с кем он имеет дело, неласково двинул окутанному сеткой и пленкой крылатому существу под дых. Послышался звук, обычно сопутствующий удару ломом по канализационному люку, и спецназовец заплясал, дуя на кулак и мыча от боли.
– Да у мутанта бронежилет! – с удивлением охарактеризовал напарник Хлорофоса ангельскую броню образца начала первого тысячелетия новой эры. Броня, судя по всему, была сделана на совесть.
Третий спецназовец не стал церемониться, а, приблизившись и сняв чудо-шлем, двинул им «мутанту» по зубам.
– Говори, сволочь, пока яйца не оторвали! – зарычал он с привычно изображаемой при проведении «моментов истины» злостью, по-видимому, забыв, что далеко не каждый житель Африки пока смог овладеть «великим и могучим» русским языком.
К удивлению спецназовцев, удовлетворению Полковника и страху уже описавшегося Детектива (впрочем, если бы было чем, он бы описался еще раз!), «сволочь» ответила на чистом русском:
– Не бей, грешник, а то воздастся тебе за муки мои!
Хлорофос, еще укачивающий опухший кулак, с удивлением отметил:
– Однако! Да он из наших! Может, из старообрядцев или белоэмигрантов: больно мудрено выражается!
– По-моему, у нас наметился конструктивный диалог с мутировавшим соотечественником, – подыграл Полковник легенде о русских корнях полузадушенного ангела. – Хлорофос, двинь-ка ему еще раз, чтобы вспомнил, как Родину любить, да грузите его в фургон: вертолет стоит под парами. Да поосторожней с крыльями: это вам не курица, не поломайте их ненароком!
Пока одетые в черное коммандос закидывали тело «мутанта» в машину, Полковник в последний раз окинул взором заливаемую дождем сцену только что произошедших событий. Когда его взгляд упал на статую Христа над входом в собор, он вздрогнул: на мгновение ему показалось, что вместо привычного худого бородатого лица, похожего на лицо употребившего хорошую дозу, ЛСД хиппи, на него смотрит корявая жабья морда. Поймав его взгляд, жаба ухмыльнулась и подмигнула. Полковник поморгал и стер воду с лица: наваждение исчезло.
– Поехали! – твердо скомандовал Полковник, у которого вдруг начали постукивать зубы: то ли от страха, то ли от холодного дождя, то ли от начинающейся малярии. Дело было сделано лишь наполовину, и его головорезам предстояла еще более трудная задача.
Аналитик в очередной раз пришел в себя. Сначала он ощутил запах. Запах напоминал впитавшуюся в ржавый металл бортов вонь рыболовецкого траулера. Интересно, куда он попал на этот раз? В Рай для эскимосов? Первое, что он увидел, когда наконец набрался смелости открыть глаза, была отвратительная змеиная морда с белым иероглифом на лбу, пристально смотрящая ему в лицо желтыми буркалами с черными вертикальными зрачками. Морду, кстати, можно было видеть благодаря мерцающему свету от грубо сделанной гирлянды из электрических лампочек, теряющейся в огромном пространстве воняющей рыбой пещеры.
– А знакомая у вас харя! – просипел наш герой задушенным голосом. – Вы случайно родственника недавно не теряли?
Рептилия издала злобное шипение, а кольца вокруг него сжались еще сильнее. Ребра Аналитика издали явственный треск, и он невольно застонал. Насчет родственников можно было бы и помолчать. Тут только он обратил внимание на то, что его голова зажата в непонятное пока приспособление. Но змеиная морда исчезла, и он увидел перед собой симпатичного блондина своего возраста с коряво сделанными щипцами знакомого фасона в руках. Вспомнив, когда и у кого в голове он видел подобный медицинский инструмент, он все понял, устало закрыл глаза и стал ждать предстоящей трепанации. Интересно, можно ли им сказать что-нибудь настолько обидное, чтобы они сгоряча сразу убили его, избавив от долгих мучений?
– Аа, вы пришли в себя, мой юный друг! – раздался знакомый скрипучий голос библейского пророка. – Очень хорошо! Для наших нужд вы должны быть в полном сознании. Вам будет интересно узнать, что этот праведник с каминными щипцами – не кто иной, как почивший от лучевой болезни жених вашей хорошей знакомой – Мари из Лиона.
Аналитик открыл глаза и еще раз посмотрел на своего палача. Никакого сочувствия в лице блондина он не увидел.
– Жан-Клод, – обратился Египтянин к голубоглазому потомку норманнов, – ваша невеста была в трудную минуту соблазнена этим неудачником. Мужайтесь: после этого она даже отказалась от возможности воссоединиться с вами на Земле! Да, да, и она, и ваша дочь Джеки, которую вы ни разу не видели, теперь могут вернуться в мирскую жизнь. Но вас там, дорогой мой, не будет! И все – благодаря вот этому типу!
«Тип» печально и беспомощно смотрел в ненавидящие пылкие глаза жениха, который пока так ничего и не сказал, а лишь поглаживал грубую поверхность кованого инструмента. Самым же смешным и печальным было то, что «тип» Аналитик прекрасно знал, как себя чувствуют обманутые мужчины, и потому, в другой ситуации, понял бы первого любовника Мари. Вместе с тем сочувствие имело свои границы, так как «измена» сероглазой француженки произошла, во-первых, после смерти красавца-моряка, а во-вторых, после смерти самой невесты.
– И вы уж не взыщите, мой юный друг, – опять обратился бывший жрец к Аналитику, – но всеми любимая мать-одиночка предала не только жениха, но и вас, причем, как это ни прискорбно, дважды.
Аналитик молчал.
– Не верите? – с удовольствием продолжал старый садист. – А я вам даже документик покажу!
И создатель избранной нации и обладатель птичьего носа действительно продемонстрировал «документик»: развернутый пергамент со светящейся подписью по-французски: «грешница Мари из Лиона».
– Как видите, все, что от нее требовалось, – это вернуть вас сюда, к тем, кто по достоинству оценит ваши энергетические возможности. Упрашивать долго не пришлось! Что ж, есть основания полагать, что она с успехом выполнила свою часть сделки.
– Никогда до конца не верил этой девке! – наконец выговорил с очень выраженным французским акцентом бывший жених и специалист по атомным силовым установкам.
Тут у моряка с разбитым сердцем навернулись слезы жалости к самому себе. Из-за спины звездострадальца Жан-Клода появился одетый в облачение еврейского жреца уже знакомый нам израильский техник по обслуживанию бомбы-«ковчега» с авиабазы в пустыне Негев. В его руках был прибор, издалека напоминавший вольтметр. И Аналитик даже догадывался, что именно тот собирался измерять. Резко заломило в висках: то ли змея вспомнила порубанную ангелами родственницу, то ли мозг не хотел превращаться в энергоблок. По лицу прошлась волна потревоженного чем-то затхлого воздуха. Где-то на периферии досягаемости электрических светильников Аналитик увидел изредка мелькающие крылья огромного махаона, уже знакомого по посещению Шеола.
И тут случилась первая неожиданность: по «документику» в руках Египтянина вдруг с хрустом и искрами прошла огненная черта, и он распался на несколько частей. Одновременно в загадочном помещении, воняющем тухлой рыбой, появился наш старый знакомый Уриэль. Законодатель с недобрым вопросом в черных глазах наставил на него горбатый птичий нос:
– Ну?!
– Она отказалась от заработанного, – сказал еще более поблекший Уриэль и бросил на пол спортивную сумку.
– С какой это матери? – вопросил Законодатель. – Ради него? – Он с недоумением показал длинным сухим пальцем в сторону Аналитика.
– По всей видимости, – подтвердил Уриэль. – Скорее всего ее замучила совесть.
– Надо же, – опять удивился Египтянин, – у нее таки есть совесть! Недаром, значит, и этот был в нее влюблен!
Аналитик, насколько позволяли змеиные кольца, скосил глаза: «этот» оказался Учителем, вернее, его бездыханным окровавленным телом с развороченным грубой трепанацией и последовавшими манипуляциями с щипцами черепом. У его головы шевелил окровавленными челюстями еще один махаон-людоед. Огромные мохнатые крылья бабочки подрагивали от удовольствия. Несмотря на серьезность собственного положения, у нашего героя навернулись слезы. Оставалось лишь надеяться, что Бог не забудет великого плотника своею милостью и сейчас и что он опять воскреснет.
Неожиданно помещение качнулось, как будто морской лайнер у швартовочной стенки. Поймав его удивленный взгляд, Египтянин довольно осклабился:
– Да-а, мой милый, а где, вы думали, мы находимся? Ищейки Михаила и иерархов все время искали не в том месте. Лучшее место для хранения «ковчега» оказалось именно здесь – в воздушном пузыре одной из трех рыб! Что, пованивает? Что поделаешь! Все великое немного попахивает: ничего, привыкают! Принцесса, и вы носик морщите? – обратился он к кому-то.
Аналитик опять, как мог, скосил глаза и увидел стройную красивую рыжеволосую девушку в длинном белом платье из тонкой шерсти, лежавшую связанной на кожистом, с живыми кровяными сосудами, качающемся полу. Рядом стоял украшенный золотом и золотыми херувимами деревянный ящик. Девушка лежала молча, смотря прямо перед собою и роняя крупные слезы. В ней Аналитик узнал ту, что на секунду проснулась, когда он опускался сквозь еврейский Рай – Шеол.
– Не надо, Вероника! То ли еще придется увидеть! – злобно и весело крикнул ей Египтянин и шумно высморкал свой пингвиний клюв.
И тут произошла вторая неожиданность: на стенке огромного рыбьего пузыря появилась красная линия, из которой потекли тонкие ручейки темной крови. Внезапно стенки разреза резко, как шторы, отдернули в стороны, и в помещение ввалились Михаил, Миссионер и несколько до зубов вооруженных ангелов. По их непрезентабельному виду было понятно, что пробираться им пришлось непосредственно через рыбьи внутренности. Аналитик было обрадовался возможности избавления, но, к его удивлению, Египтянин ни выказал ни малейшего признака расстройства. На его страшноватом лице играла все та же уверенная ухмылка все рассчитавшего сумасшедшего комбинатора. Последовала немая сцена. Михаил обвел помещение пристальным взглядом, останавливая его попеременно на изуродованном трупе Учителя, на загадочном ящике с херувимами, на скрученном огромным удавом и пытающимся подмигнуть Аналитике, на белом как мел Уриэле, на рыжеволосой девушке, лицо которой при виде ее отца – Миссионера – осветила очаровательная улыбка, и, наконец, на самом Египтянине.
– Что ж, – закончил сцену молчания Законодатель, – коль скоро все в сборе, позвольте мне наконец обнародовать некоторые свои пожелания! Надеюсь, ты не возражаешь, Михаил?
Михаил молча кивнул: он не возражал.
– Так вот, – продолжал Египтянин, – на протяжении последних двух тысяч лет, после того как у нас в Раю появился этот(тут он с отвращением ткнул пальцем в труп замученного Учителя), я с нарастающим чувством возмущения все ждал, когда же Создатель поймет, что он ошибся, и отменит свое решение пригласить сюда христиан – этих неблагодарных сектантов, предавших заветы – моизаветы! Все эти две тысячи лет я с болью смотрел, как число избранных, безоговорочно верящих в Закон, неуклонно уменьшалось, как на Земле самые грязные пороки, с которыми я безжалостно боролся, не жалея никого, даже самых близких, расцветали пышным цветом, как Рай заполнялся мерзкими отбросами, как Ад превращался из Геенны в какой-то санаторий для грешников, как здесь появились кульпиты и как, наконец, Шеол – пристанище для истинных избранных – стал переполняться. И вот наконец Создатель подсказал мне – пора опять вспомнить зарю истории! Пора опять, благословясь его именем, взять в руки старый посох! Пора опять вывести избранных на Дамасскую дорогу!
– Ну ладно, а бомба-то тебе зачем? – прервал монолог увлекшегося жреца Миссионер трезвым голосом видавшего виды психиатра. – К посоху привязать?
– Бомба, – перешел на менее пафосный тон Египтянин, – это, как было когда-то и с настоящим Ковчегом, не столько оружие, сколько средство достижения цели. Пока – пока– я не собираюсь ее взрывать, хотя сделать это в состоянии хоть сейчас (он показал на спеленатого Аналитика с короной из желтых алмазов на обритой голове и электрическими проводами, ведущими к деревянному ящику, и на чокнутого палача-блондина с щипцами). Благодаря Господу я наконец овладел секретом получения электричества и в этом измерении. Но я взорву ее, если не получу того, чего ожидаю!
– Ох и хорошо тебя укачало, когда ты младенцем плыл в корзине по Нилу! – неприязненно прокомментировал Миссионер.
– И каковы же твои ожидания, Законодатель? – спросил вояка Михаил – прагматичный, как Президент России.
Египтянин обрадовался конкретному повороту разговора и, как заправский террорист, начал перечисление:
– Христиане покидают Рай и больше здесь не появляются. Куда? Меня не волнует! Пусть повоюют с мусульманами! Эта планета – для избранного народа, она была нашей, пока этотне наплел Создателю своих сказок о любви и всепрощении. После этого я открою Шеол, и уже мои праведники будут жить здесь так, как было задумано многие тысячи лет назад. Ад станет опять тем, чем он должен быть. Если же Сатана откажется это сделать, мы объявим новую войну Падшим и соскребем с Пузыря всю накопившуюся дрянь!
– И ты уверен, жрец, что Создатель, Всемогущий и Всеблагий, именно этого хочет: вернуться назад на четыре тысячи лет? Ты его-то спросил?
– Я – его орудие!!! – истошно заорал Египтянин, выпучив сумасшедшие черные глаза. – Я говорю с ним каждую ночь!!!
– Каждую ночь ты, старая сволочь, мучаешь детей, включая и дочку этого ненормального с щипцами! – смог наконец вставить свои пять копеек Аналитик. За это змея так прижала его, что он покраснел, как рак, и задавленно захрипел в агонии. Бывший французский подводник вопросительно посмотрел на своего теперешнего работодателя. Работодатель старательно проигнорировал его взгляд. Этого, как показало ближайшее будущее, делать не следовало. Наступила еще одна пауза: требования террориста были озвучены, их надо было принимать, отвергать или начинать торговаться.
И тут произошла третья неожиданность. Разрез в стенке воздушного пузыря огромной рыбины, уже было затянувшийся и превратившийся в красный шрам, опять лопнул, и в него ввалился наш знакомый Хлорофос. Вид его был ужасен: черный комбинезон покрыт кровью и рыбьей слизью, шлем потерян, короткий ствол автомата необычного вида дымится. Откуда-то доносились глухие звуки огневого боя: по-видимому, опергруппа ГРУ, добравшись до «ближневосточной юрисдикции», таки нарвалась на превосходящие силы «мутантов» и испытывала определенные проблемы. Хлорофос ошалело осмотрелся, зафиксировал наличие «ковчега», понял, что достиг нужной точки, вспомнил проведенную в Афганистане молодость и, не став терять времени и репутации, разрядил в окружающих весь магазин. Но единственное, чего он добился, были несколько царапин на живых стенках рыбьего пузыря. Увидев такое дело, отважный десантник выдернул чеку из гранаты и с надрывом, как учили, крикнул:
– Сдавайтесь, с-суки!
Пока все присутствовавшие «суки» лихорадочно раздумывали, как бы им, небожителям, побыстрее сдаться одинокому воителю с Земли, произошла еще одна – почти последняя – неожиданность, и из воздуха материализовалась красавица Лена. Ее тут, как и спецназовца из Главного Разведывательного Управления, по-прежнему стоящего в позе статуи с гранатой, никто не ждал, а потому Египтянин, которому посмели уже дважды прервать кульминационный момент десятки лет готовившегося заговора, прорычал:
– А тебе что нужно, блудница?!
Блудница, не обращая на него внимания, стремительно подошла к жалким останкам Учителя. Ее прекрасное лицо покраснело, ноздри едва заметно шевелились от гнева. После этого она обменялась взглядом с не менее остальных удивленным ее появлением Аналитиком и наконец, не моргая, уперлась в черные сумасшедшие глаза Египтянина.
В следующее мгновение перед харей змеи, обвившей Аналитика, подпрыгнула неизвестно откуда взявшаяся уже хорошо знакомая нам жаба с ухмыляющейся рожей. Змея, не в силах справиться с инстинктивным позывом, оставила Аналитика и метнулась за наглым земноводным. Аналитик тут же освободился, метнул корону с желтыми алмазами в темноту, попал в махаона, издавшего странный пищащий звук, и бросился развязывать рыжеволосую красавицу-еврейку. Чокнутый жених Мари, уже не колеблясь, треснул Египтянина по лысой башке так, что по разлетевшимся в разные стороны кровавым ошметкам стало сразу и бесповоротно понятно: он уже никогда более не поведет избранный народ на новые подвиги во имя самого себя. Техник-израильтянин метнулся к «ковчегу», но прыгнувший откуда-то с потолка крыс Альфред вцепился ему в ухо. Техник заорал и забегал кругами по рыбьему пузырю, пытаясь отделаться от маленького, но упорного грызуна. Уриэль, попытавшийся помешать Аналитику спасти очередную девушку, получил от Михаила ногой по чувствительному месту, от чего у него выскочили глаза и покатились по кожистому полу. Деревянный гроб с термоядерной бомбой повышенной мощности, до этого спокойно стоявший на своем месте, вдруг поднялся в воздух. Все замерли.
Развязавший девушку Аналитик застыл, держа ее в мужественных объятиях. Бывший подводник Жан-Клод стоял с окровавленными щипцами над бездыханным Законодателем. Замерли Михаил и Уриэль. У всех ангелов торчком, как хвост у рассерженного кота, встали перья на крыльях. Техник-израильтянин был наконец оставлен в покое крысом Альфредом, который, сев тому на голову, тоже уставился на бомбу своими розовыми глазенками альбиноса. Глаза Уриэля, сделав большой круг, вернулись к хозяину, присевшему в позе вратаря, принявшего пенальти не на то место, впрыгнули обратно в черные глазницы и, провернувшись, тоже уставились на висящий посередине помещения «ковчег». Михаил странно, будто ожидая приказа, смотрел на Лену. Миссионер смотрел на свою дочку. Вероника смотрела на Аналитика. Аналитик смотрел на Лену. Время застыло.
Далеко-далеко от Земли, в десятках световых лет холодного и прекрасного космоса, в другом измерении, по ту сторону Альфы Центавра, на несколько секунд вспыхнуло новое солнце. Эту вспышку случайно увидел уже знакомый нам астронавт с Международной Космической Станции. Странно, но он оказался единственным свидетелем, увидевшим термоядерный взрыв. Его не увидели ни остальные члены экипажа, ни приборы самой станции, ни центры предупреждения о ракетном нападении на Земле. Никто, кроме него, не увидел и другого странного зрелища.
Насколько позволял иллюминатор несущейся возле щели между двумя измерениями станции, он увидел фигуры миллионов людей, медленно летевших куда-то. Некоторые были молоды, другие – постарше, одни были одеты в одежду кочевников, многие – в робы концлагерей. Но у всех у них были одинаково счастливо улыбающиеся лица только что проснувшихся после хорошего сна. Во главе этого невероятного исхода летела красивая рыжеволосая девушка. Лишь ее голубые глаза были печальными, как будто она оставила в Раю кого-то, достойного ее чувств. Все они были наконец свободны.
