Текст книги "Analyste"
Автор книги: Андрей Мелехов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 26 страниц)
Незадолго до наступления коротких африканских сумерек сцену вышеописанного столкновения почти накрыла длинная тень. Стервятники, уже терзающие кишечник бельгийца, захлопали крыльями, гнусно загалдели, задергали безобразными вонючими клювами и бросились прочь. Тот, кто появился у знака «15-й километр», издалека заметил черный дым догорающего джипа. Он внимательно осмотрел следы недавнего боя. Его отталкивающе красивое и правильное лицо не выразило никаких эмоций при виде пустого черепа бельгийца и сгоревшего «Лэндровера». Не торопясь он подошел к сумасшедшему португальцу и, взяв его лицо в свои руки, огромными глазами заглянул в его глаза. Португалец крикнул – то ли от боли, то ли от ужаса – и запрокинул голову. Осмотревший его поднялся: он узнал все, что ему было нужно. В его способности входило умение мгновенно видеть все зрительно испытанное живым, мертвым или, как в данном случае, сошедшим с ума человеческим существом. Единственное, что для этого требовалось, – неповрежденные глаза. По счастью, стервятники еще не успели добраться до глаз португальца, что нередко становилось судьбой раненых, оставленных на поле боя в Африке. Обладатель удивительных способностей последний раз осмотрел место недавнего преступления, обнюхал следы мочи русских и швейцарца, по привычке раздавил проползавшую мимо кобру и направился к Луанде.
На 15-м километре опять наступил покой. Его животные обитатели занялись своими ежевечерними делами, совокупляясь и поедая друг друга. Цикады с новой силой заскрипели жесткими крыльями, призывая половых партнеров посетить свое жилище – сухие ветви одинокого баобаба. Когда перед самым закатом приведенные швейцарцем ангольские полицейские пришли забрать португальца, они обнаружили, что он мертв. Они были удивлены тем, что вездесущие стервятники, гиены и даже насекомые полностью проигнорировали труп, который, при других обстоятельствах, неизбежно оказался бы настоящей находкой для представителей африканского животного мира. Они обнаружили и еще одну странность: у трупа отсутствовали глаза, и, к их повторному удивлению, стервятники здесь были ни при чем.
Глава 2
Майор и Капитан недаром относились к Аналитику с уважением, но в то же время и с некоторой опаской. Аналитик происходил из прекрасной интеллигентной семьи. Его родители были преподавателями гуманитарных наук, от них он унаследовал способности к языкам и, собственно, аналитический склад ума. В отличие от своих соратников по ангольской миссии ГРУ он не прошел школу спецназа и даже не служил срочную службу в Советской Армии. Будучи романтиком по натуре, он с детства мечтал о путешествиях. Во времена коммунизма для путешествий по миру необходимо было работать дипломатом или военным. Аналитику хватило связей отца-профессора и собственных умственных способностей, чтобы попасть в элитарный Военный Институт, где готовили военных переводчиков и юристов. Ему не хватило номенклатурности, чтобы стать дипломатом. В отличие от него дети партийных вождей, например, уже в шестнадцать лет могли хвастаться знанием будущей страны пребывания и даже той или иной конкретной должностью при советском посольстве.
Людям же менее благородного происхождения приходилось довольствоваться тяжелой работой преимущественно в армии или КГБ в горячих точках вроде Анголы, Афганистана и Эфиопии. В эти дыры детишки номенклатуры попадали либо ненадолго – для героической отметки в личном деле с целью дальнейшего быстрого продвижения по службе, – либо, опять же ненадолго, в качестве наказания суровым родителем (естественно, генералом, министром или партийным вождем) за какую-нибудь шалость вроде пьяного дебоша в одном из немногих московских ресторанов или разбития сердца дочки не того человека.
Аналитик не расстраивался по поводу того, что в Советском Союзе одни люди были более равными, чем другие. Он хорошо учился. Он был атлетически сложенным симпатичным парнем и пользовался неизбежной популярностью у московских невест. Избрав в качестве основного иностранного языка португальский, он в возрасте семнадцати лет получил звание младшего лейтенанта и после года изучения этого предмета был отправлен на «практику» в Анголу. Как и все подобные «практиканты», Аналитик был в восторге. Конечно, приходилось болеть малярией и дизентерией, выводить глистов всевозможных размеров и модификаций, трястись от страха во время обстрелов южноафриканцев и выбираться из засад, в которые иногда попадали колонны ангольской армии. Зато это была настоящая романтика, о которой мог только мечтать молодой человек из Советского Союза, надевший в восемнадцать лет пятнистую форму иностранного производства без знаков различия. Возвращаясь в Луанду с советниками после операций, он мог распивать невиданные доселе спиртные напитки с такими же сопливыми оболтусами, как и он сам, отвечать на щедрые авансы молодых жен пожилых полковников и чернокожих девушек и тратить очень немалую по советским меркам зарплату в долларах на экзотические игрушки вроде видеомагнитофонов и кассет с шедеврами мирового кинематографа и порнографией. Неизбежно он и его безусые товарищи сравнивали себя с наемниками в бельгийском Конго и французским Иностранным Легионом. Да, бывало тяжело, но никогда не было скучно.
Самым трудным испытанием, перенесенным Аналитиком, стала малярия. Ее наступление ознаменовалось тупой болью в глазных яблоках, ноющими висками и слабостью в ставших болезненными коленях. Аналитик отнес эти симптомы к последствиям отпразднованного накануне дня рождения и остался на ногах. К вечеру, однако, он свалился с очень высокой температурой, головной болью и жутким ознобом. Он даже подумал, что все это напоминает тяжелый грипп, но с одним существенным исключением: прежде при гриппе ему никогда не хотелось умереть. По счастью, Аналитика лечили кубинские военные врачи, которые в отличие от советских разбирались в тропической медицине. Правда, в процессе лечения он полуослеп и полуоглох от побочного действия лекарств и спустя две недели болезни не мог преодолеть даже два лестничных пролета. Потом Аналитик еще несколько раз переболел этой дрянью, от которой не было вакцин и иммунитета. Один раз он даже оказался в коме на двое суток, когда умирающие возбудители страшной болезни – плазмодии – закупорили сосуды мозга. Начальство уже было заказало в Луанде «технические средства для эвакуации тела лейтенанта N» (то есть традиционный кондовый советский цинковый гроб), но, неожиданно для всех, «лейтенант N» почему-то вернулся к жизни.
Возвратившись спустя два года в Москву заканчивать учебу в Военном Институте, он, как и многие его соратники, предался разврату, пропивая заработанные в Африке деньги. Молодые люди сходили с ума, как могли. По слухам, некоторые даже купали своих подруг в ванне, наполненной шампанским. Шампанское, разумеется, было советским.
В это время его и подцепила будущая жена. Ольга была привлекательной брюнеткой с живыми темными глазами, длинноногая, с высокой грудью. Все это, в сочетании с быстрым языком, любовью к поэтам-шестидесятникам и жаркому продолжительному сексу, наповал сразило романтичного Аналитика. Ольга добросовестно помогла ему потратить заработанные во время первой специальной командировки деньги, проводила во вторую и, решив не скучать в его отсутствие, ушла к старшему по званию офицеру сравнимых сексуальных способностей.
Каким образом Аналитик после этого застрял в вооруженных силах, он до сих пор окончательно не понимал. Может быть, потому что на каком-то этапе он был переведен в ГРУ. Может быть, потому что ему нравилось и у него хорошо получалось анализировать. Может быть, потому что деньги никогда не представляли для него проблемы и, соответственно, не были мерилом счастья.
В то же время Аналитик так никогда и не стал настоящим советским военным. Он ненавидел водку и любовь к слову «авось». Иногда он с иронией думал, что при его пунктуальности, вежливости и добросовестности ему надо было служить, скорее, в армии немецкой, а не советской. К тому же в отличие от подавляющего большинства советских граждан Аналитик генетически унаследовал неумение безответно сносить откровенное хамство и, пока служил в армии, не раз послал по матери самых грязноротых командиров. Главной же загадкой для него было то, что советский офицер более всего боялся не ранения и смерти, а гнева начальства – всегда непредсказуемого, а потому неизбежного, как январские морозы и очереди в магазинах. Таким образом, хотя он и достиг начала своего тридцатилетия уже достаточно сильно разочаровавшимся в жизни мужчиной, из него тем не менее так и не смогли вытравить простодушную любовь к жизни, романтизм и редкую для его возраста и рода занятий наивность.
Именно поэтому его соратники по сегодняшней работе в Луанде – Майор и Капитан – не могли считать его до конца своим и были скорее всего совершенно правы. Их визит на юг Анголы они преподнесли как обычную работу и, естественно, не стали делиться всеми подробностями спецмероприятия на 15-м километре, включая экспроприацию желтого алмаза и методы убеждения по отношению к контрабандистам. Правда, обычно довольно наивный Аналитик все же не был полным идиотом и, поставив на всякий случай пассивного «жука» в их кабинет, узнал большинство деталей. Отнесся же он к полученной информации с неизбежным чувством легкой гадливости, но без истерики. Естественно, он не стал предъявлять детям спецназа никаких претензий: в их возрасте и с их жизненным опытом это не возымело бы никакого воспитательного эффекта. С другой стороны, это вполне могло навести неэмоциональных мясников-оперативников на ненужную мысль об устранении его самого. А в свои тридцать с чем-то лет Аналитику еще хотелось пожить и вовсе не хотелось стать еще одним обгрызенным акулами трупом белого человека, выброшенным на берег Атлантики.
На следующий вечер после возвращения в столицу, как и было условлено со швейцарцем, офицеры пришли поужинать в известный в кругах всех проживающих в Анголе европейцев ресторан «Барракуда». Это примечательное место находилось на песчаной косе, нависающей над бухтой Луанды, рядом с большим количеством увеселительных заведений попроще, предоставляющих самые экзотические удовольствия для сильных и богатых этой части мира. Как и всегда, в «Барракуде» пьянствовали воры-чиновники, шпионы-неудачники, бизнесмены, журналисты, работники всевозможных благотворительных организаций, контрабандисты и проститутки. Когда два русских офицера, вздевших по этому случаю голубые джинсы и льняные пиджаки, скрывающие личное оружие, заявились-на встречу с нервно ожидающим их швейцарцем, веселье в «Барракуде» было уже в полном разгаре.
– Привет, гусары! – с уверенной иронией обратилась к ним русская проститутка Лена.
Лена в свое время вышла замуж за ангельского курсанта-вертолетчика. Ее муж, когда-то предпочитавший хождение по русским бабам прилежному изучению науки, вертолетовождения, нашел свой конец, влетев несколько лет назад в диспетчерскую башню аэропорта. Этим он обессмертил свое имя, так как подобный подвиг – редкость даже для Африки. Оплакав героя-мужа, Лена, недолго думая, решила заняться тем, к чему ее тянуло все предыдущие двадцать два года жизни, и начала продавать свое роскошное тело черным, белым и желтым мужчинам и женщинам. В этом она достигла немалых профессиональных успехов, умудрившись в процессе ничем не заразиться и сохранить всю свою незаурядную природную красоту (у нее были тяжелые золотые волосы, ультрамариновые глаза и фигура богини). Она довольно быстро поняла, что-Майор и Капитан – шпионы, бандиты или, как это у них органично получилось, и то, и другое, но ничего не имела против их занятий и в чужие дела, по-женски мудро, не совалась. На Родину ее пока не тянуло.
– Привет, гейша! – ответил Майор.
Капитан просто тепло улыбнулся, вспомнив последнюю встречу с Еленой и все испытанные при этом плотские утехи.
– Может, угостишь соотечественницу? – закинула та удочку.
Но Майор уже направлялся к швейцарцу, сидящему в углу с красной от ангольского солнца мордой. Этого посетителя Лена давно заприметила как потенциального клиента, перебросилась с ним парой слов и терпеливо, как паучиха, ждала дальнейшего развития событий, равно как и появления других возможностей заработать.
– Здравствуйте, господа! – поприветствовал офицеров швейцарец. – Как поживает ваша фирма?
– Ничего, – невозмутимо ответил Майор, – намечается экономический подъем на алмазных приисках в Уиже, каждый день отправляем туда по два самолета. Как поживают африканские дети?
– Не думаю, что хуже или лучше, чем до моего прибытия. Я, кстати, имел в виду вашу «материнскую» компанию.
Капитан, присев, помалкивал и вместо разговоров неспешно обозревал ресторан на предмет нежелательных посетителей. За столиком в углу он увидел старого знакомого – культурного атташе из американского посольства и, по совместительству, сотрудника ЦРУ. Оба любезно поклонились друг другу. Капитан не слишком опасался неприятностей от здешней миссии этой могучей организации. Он считал, что их логово в Луанде укомплектовано собирающимися на пенсию и ни на что не годными старыми козлами, а американская пенсия в отличие от других – не такая уж и маленькая. Поэтому Капитан был убежден, что сидящий в углу пожилой агент скорее полезет голым в термитник, чем осмелится на самостоятельное мокрое дело.
– Нервничаете? – задушевно спросил швейцарца Майор.
– Спасибо, гораздо меньше, чем во время нашей первой встречи, – отвечал тот с некоторым напряжением в голосе. – Я испытал довольно большой дискомфорт тогда, в саванне, когда мой собеседник оставил на мне половину своих мозгов.
– Согласен, это было не совсем вежливо и гигиенично с его стороны. И поскольку он уже не сможет принести свои извинения и, боюсь, уже вообще ничего не сможет, это делаем мы.
– Мне до сих пор снятся крики второго парня.
– Мне тоже. Не думал, что он окажется настолько впечатлительным для его возраста и рода занятий. Кстати, мы выяснили, что, несмотря на нашу медицинскую помощь, ему не удалось пережить тот вечер. Мы действительно сожалеем, ведь ничего личного в наших действиях не было. Поэтому, собственно говоря, мы и беседуем с вами в этом чудном заведении. Но – поговорим о деле. Что вы можете сказать по поводу всей этой возни вокруг желтого алмаза?
– Ничего особенно примечательного в нем нет. Не самая распространенная разновидность. Не очень часто используется ювелирами. Встречается в немногих месторождениях. Но несколько месяцев назад моей фирме стали задавать вопросы по поводу наличия камней именно такого цвета, размера и происхождения. Поскольку у нас в запасе таких не было, а отдел продаж был заинтригован, мы и связались с несколькими легитимными и не очень источниками. Потому я и оказался в этой замечательной стране. В Намибии или ЮАР мои почившие контрагенты встречаться не хотели: считали, что это слишком рискованно (швейцарец осклабился, предлагая оценить иронию, но Майор предпочел проигнорировать ее).
– Кому понадобились желтые алмазы?
– Не знаю, и не надо меня закапывать живым: я действительно не имею понятия! Но спрос есть. Ограниченный, но платежеспособный.
К тому времени веселье в «Барракуде» начало достигать апофеоза. Заезжие европейцы традиционно не могли сделать климатическую поправку на привычные северные дозы алкоголя и быстро окосели от рома с колой и прочих убийственных комбинаций. В зале и на террасе начала свое выступление группа африканских танцоров. Одурманенные алкоголем и тяжелой влажной жарой европейцы с неделикатным интересом разглядывали лоснящиеся формы полуголых африканок. Как всегда, представители «развитых стран», попадающие не за свой счет в страны третьего мира, быстро теряли привычные ограничители естественного скотства. Кстати, проведя в Африке несколько месяцев, они, как правило, начинали замечать, что их тело тоже перестроилось: даже пот начинал пахнуть так же, как и у местных жителей, и им приходилось переходить на крупнокалиберные дезодоранты, способные уморить мелкое европейское насекомое (африканских насекомых, по опыту, не взяли бы даже боевые отравляющие вещества).
В качестве кульминации выступления труппы солистка – симпатичная и грудастая, черная как мокрый асфальт – запрыгнула на плечи немалых размеров пожилого скандинава и начала тереться о его потное довольное лицо не менее потной лобковой частью тела. Скандинав взревел от восторга, как орали его бандитские предки-норманны, врываясь в очередной французский городишко, и вцепился здоровыми, как лопаты, ладонями в упругие черные ягодицы. Зал взорвался пьяными аплодисментами.
Оставшаяся часть беседы наших бизнесменов была посвящена обсуждению цены: благо офицеры ГРУ в основном владели вопросом и не вели себя как идиоты-дилетанты, называющие чудовищные цифры, не имеющие ничего общего с реальностью. Немало времени было посвящено и препирательствам по поводу процедуры обмена камня на деньги. Швейцарцу повезло опять: русские не настаивали на чемодане с наличными и, вопреки ожиданиям, даже предпочли банковский перевод. В том же, что касалось взаимных гарантий, двое шпионов согласились с простым аргументом швейцарца: если бы он позволил себе не заплатить или сообщил бы кому-нибудь о координатах счета, то ему бы пришлось оглядываться через плечо всю оставшуюся жизнь, мучаясь вопросом о том, сколько ее осталось. Вдобавок он рассчитывал на возможное будущее продолжение взаимовыгодного бизнеса, если удастся добраться до оставшихся где-то в Намибии алмазов.
Таким образом, трое собеседников завершили деловую часть вечера договоренностью передать алмаз из рук в руки на следующий день в одном из людных мест Луанды и на этом вполне дружески расстались. Вскоре после ухода русских швейцарец таки оказался в западне ночной хищницы Лены.
После того как роскошная славянка сквозь разрез очень легкого платья якобы случайно продемонстрировала свое бедро чудовищной длины и немыслимого совершенства, швейцарцу осталось лишь без долгих споров согласиться на названную сумму и провести несколько полных незабываемого восторга часов в ее обществе. Двое же русских решили подождать с полным расслаблением до завершения сделки. Камень им приходилось носить с собой, а в подобных обстоятельствах было бы не очень умно подвергать себя излишнему риску.
На Луанду опустилась влажная, но ясная ночь полнолуния. С одной стороны косы спокойную гладь Атлантического океана разрезала ослепительная дорожка отраженного лунного света. С другой мерцали огни когда-то великолепной набережной. Пахло гнилыми водорослями, свежей рыбой и древесным дымом из множества очагов. Жизнь, в конце концов, была не так уж и безобразна. По крайней мере в эту ночь. Во всяком случае, так хотелось думать Майору и Капитану, неспешно направлявшимся к своему видавшему виды «Фольксвагену».
К сожалению, Капитан был не совсем прав, проигнорировав потенциальную опасность местной миссии ЦРУ. Что ж, они действительно были старыми пердунами и не стали бы рисковать своей пенсией. Вместе с тем они по-прежнему оставались профессионалами и как таковые решили из спортивного интереса пощупать парочку русских на предмет неожиданного сюрприза. Американцы не собирались причинять им больше вреда, чем понадобилось бы для хорошего осмотра карманов и конфискации части их содержимого. Во всяком случае, они точно не рассчитывали на стрельбу или пафосное появление местных полицейских в рваной одежде и с ржавыми «Калашниковыми». Когда двое несколько размякших русских подошли к дверям автомашины и уже собрались дать отбой Аналитику, ждавшему неподалеку с быстроходной моторной лодкой и серьезным автоматическим оружием наготове, из-под транспортного средства появились две пары мускулистых черных лап. Лапы принадлежали местным бандитам, шайку которых ЦРУ обычно использовало для мелких нарушений ангольских законов. Те, естественно, не знали, кто заказчик, но имели возможность убедиться, что неплохие деньги лучше отрабатывать добросовестно. Раздался короткий свист, и схваченные за щиколотки русские тяжело грохнулись на землю. Мгновенно бросившиеся к ним еще четверо аборигенов должны были завершить гениальный по простоте план: с минимумом физического ущерба обездвижить жертвы, вывернуть их карманы и покинуть место нападения. Но на сей раз промах с недооценкой возможностей другой стороны был допущен специалистами из Лэнгли.
Оказавшийся на спине Капитан на звук метнул спрятанный в рукавной петле нож, который удачно пришелся между ребер одного из нападавших, захрипевшего поврежденным легким. После чего он резко подался вперед и быстрым обратным рывком освободил ноги. Увидев боковым зрением приближение еще одного, он собрался в клубок и бросился тому под ноги. Африканец, уже было замахнувшийся дубиной, потерял равновесие и по инерции, как ракета, пронесся вперед, угодив головой в дверцу автомобиля. Раздался звук вминаемого кучерявой головой слоеного стекла, после чего осталась видимой лишь филейная часть в китайских джинсах, без движения торчавшая из дверного окна. Тем временем с другой стороны автомобиля Майор пустил под дно «Фольксвагена» струю из полицейского варианта баллона с перечным газом, что привело к немедленному и безоговорочному освобождению его конечностей. Услышав вопли двоих под машиной, он успел повернуться и выпустить остатки баллона прямо в открытый рот еще одного громилы, когда бейсбольная бита обездвижила его левую руку.
Два ветерана ЦРУ сначала неподвижно, как и положено солидным профессионалам из самой свободной и богатой страны мира, наблюдали за началом боя из ближайших кустов. Через некоторое время они начали нервно переминаться с ноги на ногу и делать неосознанные движения руками, которые обычно можно наблюдать у футбольных болельщиков во время самых волнующих игровых эпизодов. Наконец потеряли терпение, нехорошо заматерились по поводу того, что «если хочешь, чтобы что-то было сделано, делай это сам!», и без особого восторга выдвинулись на помощь туземной пехоте. Невинный отбор вещдоков грозил перерасти в международный конфликт, что никак не входило ни в их планы, ни тем паче в планы американского правительства.
Обезвредивший к тому времени очередного «баклажана» (то есть, по терминологии здешних расистов, представителя местного населения) Майор схватил в здоровую руку бейсбольную биту и присоединился к своему товарищу. Две пары бойцов времен холодной войны стояли напротив друг друга. Один из цэрэушников по-волчьи оскалил неестественно белые фарфоровые зубы. Все четверо издавали глухое утробное рычание, как готовые к бою бультерьеры. На минуту они забыли, зачем они здесь и что делают. Все было опять как в старые добрые времена: Америка против Советов, империя свободы и жевательной резинки против империи водки и зла. Они вновь были молоды и бесшабашны, и в жилах трепетала честная и тупая солдатская ненависть. Если бы сейчас появились местные полицейские и попробовали прервать этот фестиваль тестостерона, их просто разорвали бы на куски.
Наконец Зубастый с хриплым воем бросился на стоявшего напротив с раскоряченными в боевой стойке ногами Капитана. Его напарник атаковал Майора. Тот, поднаторевший на нестандартных решениях в условиях современного боя, резко ушел в сторону по диагонали и ударом биты вышиб противнику Капитана коленную чашечку, после чего успел в повороте вокруг оси с хлестом врезать Зубастому. Зубастый, однако, не остановился и нанес могучий удар «мае» в лицо Капитану. Тот едва успел поставить блок и мимолетно подумал: «Ого, а если бы попал, сссволочь?» Подкошенный противник Майора дернул его за лодыжку, повалил на землю и принялся методично молотить по голове. Секунду спустя схватка ветеранов выродилась в катающийся в красной пыли комок тел. Под звездным куполом африканского неба, под огромной и холодной полной луной, на другом конце света, в тысячах километров от своих стран и семей, взвизгивая, лягаясь и кусаясь, как молодые псы, метелили друг друга постаревшие рыцари плаща и кинжала минувшей эпохи.
После нескольких минут драки противники подустали и сделали перерыв, выйдя из клинча. Ни одна из сторон не добилась явного преимущества, а все четверо представляли собой жалкое зрелище: еле стоящие на ногах немолодые уже белые мужчины в порванных в клочья костюмах, с покрытыми грязью и кровью лицами и сломанными носами и ребрами. Как всегда, настоящая мужская драка не имела ничего общего с киношными стереотипами. Неожиданно на сцене вновь появились остатки разбитого туземного авангарда: утирая сопли и слезы со злых лиц, из-под «Фольксвагена» выбрались обработанные перечным газом африканцы и с некоторым колебанием подбрели к своим работодателям. Старший американец мгновенно оценил эту своевременную тактическую поддержку и, по-прежнему с трудом переводя дыхание, потребовал на чистом русском языке:
– Сдавайтесь!
– Fuck you, asshole! [4]4
Пошел на хрен, сволочь! (англ.)
[Закрыть]– любезно отвечал Майор на не менее правильном английском.
Понимая, что даже с туземной поддержкой шансы одолеть русских в рукопашной схватке по-прежнему остаются неясными, американцы должны были сделать нелегкий выбор: продолжить состязание, перейдя к неспортивному применению последнего аргумента, или забить в барабан и организованно отойти на первоначально занимаемые позиции. При этом – еще в ходе драки – они смогли заметить, что у русских может найтись адекватный ответ и на последний аргумент. Рукоятка адекватного ответа напоминала автоматический пистолет «Глок». К тому же спортивная злость – это одно, а хладнокровное убийство агентов спецслужбы вроде бы дружественного государства непонятно за что – совсем другое. В итоге возобладали добрая воля и профессиональный подход, и Зубастый, потерявший к тому времени большую часть своего порцелана и потому несколько шепелявивший, сказал на прощание (тоже по-русски):
– Мы есе встлетимся, кослы!
– Ага, только сюбы встафь снацяла, падла! – радостно поиздевался Капитан.
После этого обмена бывшие идеологические противники и теперешние якобы союзники перешли к конструктивному сотрудничеству в деле послевоенного устройства: Капитан вытащил из окна «Фольксвагена» бесчувственную задницу в китайских джинсах и даже оказал первую помощь жертве брошенного им ножа, на ходу оценив, что скоро в Луанде станет на одного люмпена меньше. Когда в качестве ответного жеста доброй воли американцы предложили Майору наложить гипс на распухшую руку в клинике своего посольства, тот отказался, пошутив, что «мы, в спецназе, добиваем своих раненых сами!». Естественно, он понимал, что как раз при оказании медицинской помощи его карманы опять попытаются обчистить, а в гипс попробуют вставить «жука».
Наконец американская сторона покинула поле брани и оставила русских наедине со своими увечьями.
– Ну что, даем отбой Аналитику и катим домой? – спросил Капитан.
– Да, на сегодня явно хватит.
– Как ты думаешь, не швейцарец ли их навел?
– Нее, не думаю. Это мы сами, дятлы, виноваты. Привыкли к красивой жизни, поперлись в «Барракуду». А они, наверное, на всякий случай следили после нашего с тобою путешествия на Юг. Надо быть скромнее.
– Все равно: что-то они обнаглели – так грубо лезть к союзникам. Забыли, наверное, засратое детство.
– Ладно, надо будет подумать, чего теперь у них потребовать за нанесенный ущерб. Возьмем-с борзыми щенками-с?
– Ну да, денег-то все равно не дадут, пусть хоть поделятся информацией. Хотя можно и валюты потребовать: если бы я так облажался, то не пожалел бы и собственных сбережений, не говоря уже об оперативных фондах.
Вдруг что-то изменилось во влажной атмосфере ночи: может быть, это была неожиданная струя прохладного и сухого воздуха, а может, внезапное молчание цикад и птиц. Это могли бы не сразу заметить люди, не обученные чутко реагировать на изменения в окружающем мире. Двое офицеров, однако, провели столько времени в лесу, горах, пустыне, в темноте и успешно пережили столько спецопераций, что постоянно напряженное внимание сделало их восприятие похожим на восприятие диких животных. Так или иначе, Капитан шестым чувством определил присутствие рядом кого-то еще. Почему-то он сразу понял, что этот кто-то или что-то гораздо опаснее, чем только что ушедшие американцы. Он никогда бы не смог до конца объяснить внезапно возникшее чувство тревоги, но почему-то знал, что нельзя терять ни секунды. Его учили стрелять на звук, но не звук заставил «Глок» материализоваться в его вытянутых руках и захлопать глушителем в направлении назад и вверх. Ему хватило отведенного времени жизни ровно настолько, чтобы мозг зафиксировал попадание и тут же поставил самому себе удовлетворительную оценку за стрельбу. Но в следующее мгновение его глаза ослепли от невиданно яркого луча света, который прошил его грудь и испарил его сердце.
За эту пролетевшую секунду Майор успел увидеть нападавшего, мысленно проститься с Капитаном и понять неминуемость собственного конца. Он не мог и не стал медлить над телом старого друга: если уж им суждено было умереть здесь и сейчас, он был готов, как был готов все эти два десятка лет. «Пора в Валгаллу, мать-перемать!» – философски подумал профессиональный убийца, разряжая свой «Скорпион» в силуэт, с шумом распоровший воздух чем-то похожим на растопыренные в торможении огромные крылья. В следующее мгновение он, вслед за своим товарищем, отправился в страну бесконечной рыбалки и добрых молодух с незаконченным средним образованием.
Когда спустя минуту облаченный в черный гидрокостюм Аналитик прибыл на сцену боя с антикварным немецким пулеметом «МГ» у бедра, он нашел там лишь два изувеченных трупа своих соратников. Держа добытый на складе трофейного оружия шедевр немецких оружейников, он несколько раз повернулся вокруг своей оси, тщетно пытаясь найти хоть что-нибудь заслуживающее отпора и возмездия. Берег был пуст. «МГ» вынужденно молчал. Не особенно надеясь на положительный результат, он проверил тела двух офицеров на предмет наличия признаков жизни. После этого он печально закрыл глаза Капитана и попытался сделать то же с глазами Майора. Это ему не удалось. По какой-то загадочной причине глаза отсутствовали: их просто не было, и его пальцы наткнулись на чистые и влажные от крови проемы в лице. Послышался звук автомобильных моторов и возбужденные голоса. По-видимому, местные стражи порядка решили, что окончание стрельбы означает возможность безопасно приблизиться к месту вероятного происшествия. Аналитик подобрал оружие погибших, наскоро осмотрел их карманы, взвалил на плечо пулемет и тяжело побежал к воде и ждущему его у кромки воды надувному «Зодиаку».
