Текст книги "Спаситель Отечества (Другая Цусима) (СИ)"
Автор книги: Андрей Матвеенко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)
После их отбытия начальствовать над остатками флота на театре военных действий остался один К.П.Иессен.
2. Насчет судоремонтных возможностей Владивостока в ту войну и помощи порту рабочими и оборудованием автор практически ничего не придумывает. Ибо вот что, к примеру, сказано по этому поводу в работе В.Е.Егорьева «Операции владивостокских крейсеров в русско-японскую войну 1904-1905 гг.»:
"Число портовых рабочих в августе 1903 г. исчислялось цифрой в 1080 человек, но не хватало квалифицированных рабочих.
Осмотрев поврежденные крейсеры, возвратившиеся во Владивосток после боя 14 августа 1904 г., наместник Алексеев вынужден был телеграфировать в Петербург о неотложной необходимости выслать во Владивосток «возможно большего числа указателей и хороших мастеровых всех специальностей, а также материалов при одновременном усилении состава сведущих инженеров-судостроителей».
Только присылкой опытного инженера и первой партии нанятых в Европейской России рабочих в количестве полутораста человек удалось ускорить затянувшийся ремонт поврежденных кораблей. За первой партией должна была последовать и вторая группа в два раза большей численности.
В ходе войны портовое оборудование и снабжение Владивостока улучшилось. Многое из того, что предназначалось Порт-Артуру и направлялось туда по Сибирской железнодорожной магистрали, попало во Владивосток. В ожидании прихода второй Тихоокеанской эскадры, в этот оставшийся единственным русский военный порт на Востоке, он также пополнился кое-какими доставками.".
3. В нашей истории подобный факт имел место с отрядом Д.Г.Фелькерзама.
4. В действительности это заграждение было выставлено 2 апреля 1905 года в ожидании прихода эскадры Рожественского (В.Е.Егорьев, «Операции владивостокских крейсеров в русско-японскую войну 1904-1905 гг.»). А 11 мая 1905 года на нем подорвался «Громобой».
5. О таком разговоре «очевидца» с «Рюрика» с К.П.Иессеном (и именно в марте 1905 года) сообщает В.Е.Егорьев в книге «Операции владивостокских крейсеров в русско-японскую войну 1904-1905 гг.».
6. В нашей истории шестидюймовые снаряды с «макаровскими» колпачками действительно имелись на вооружении кораблей 2-й Тихоокеанской эскадры (В.Ю.Грибовский, «Эскадренные броненосцы типа „Бородино“. Герои Цусимы»; А.Кудрявский, "Эскадренный броненосец «Император Александр III»). Полагаю, что в этом мире с его линией событий их должны были бы отправить и во Владивосток.
Опытные стрельбы 6-дюймовыми фугасными снарядами в реальности проводились на крейсере «Россия» уже после Цусимского сражения – с результатами, полностью соответствующими описанным выше. Соответствующая телеграмма Дубасова после требований Линевича также имела место, но датирована она была 9 июля 1905 года (А.Ю.Емелин, «Уроки боя в Японском море», сборник «Гангут» N 17). А вот про эффект от шестидюймовых бронебойных снарядов – уже авторские догадки на основе экстраполяции результатов испытаний снарядов фугасных.
Что касается отбора «самых взрывающихся» взрывателей, то встречал в Сети такую выдержку из работы Рдутловского (по тексту исключены ссылки на элементы соответствующего рисунка):
"Тяжелые орудия флота (12-, 10-/8– и 6-дюйм. калибра) имели снаряды двух образцов: 1) стальные (палубобойные) и 2) бронебойные снаряды с наконечниками. Оба типа снарядов были снаряжены влажным пироксилином, лекальные шашки которого были помещены в латунные никелированные футляры аккуратной работы. Разрывные заряды были очень малы и имели около 18 % влажности.
К этим снарядам была принята трубка с детонатором из сухого пироксилина. В корпусе этой трубки был собран ударный механизм, состоявший из ударника, предохранителя, разгибателя, тупого стального бойка и свинцового кружка под ударник. Сверху в корпус была ввинчена втулка с наковальней, заключавшая в себе обыкновенный винтовочный капсюль и пороховую петарду, выше которой был расположен, алюминиевый боек , охваченный гильзочкой с разрезанными краями, которая удерживала его до выстрела. Эта гильзочка была поджата втулочкой. В запальном стакане находились две шашки сухого пироксилина и капсюль-детонатор с 2 г гремучей ртути. При выстреле ударный механизм взводился, обычным порядком и не удерживался на полете никакими предохранителями, так как прикосновение тупого бойка к винтовочному капсюлю с толстым дном было вполне безопасно. При встрече с преградой боек разбивал этот капсюль, и алюминиевый ударник должен был наколоть и взорвать капсюль с гремучей ртутью и тем вызвать взрыв снаряда. Взрыватель ввинчивался в дно или в донный винт снаряда с внутренней стороны.
Во время разработки этой системы получить алюминий достаточной чистоты было еще трудно, и алюминий, применявшийся для изготовления деталей трубки, содержал случайные примеси других металлов, что повышало твердость бойка. Ко времени же войны алюминий стали изготовлять значительно чище, бойки стали мягче и потому не давали достаточного накола гремучей ртути и не всегда обеспечивали действие взрывателей. После войны эту деталь изготовляли из стали.
При косвенной встрече снарядов с тонкими преградами и при попадании в воду сила набегания ударника, вызывающая накол капсюля-воспламенителя, особенно в тяжелых снарядах крупных калибров, невелика. Поэтому в донных взрывателях к таким снарядам необходимо применять высокочувствительные капсюли и острые жала. Современные японской войне трубочные капсюли давали 100 % воспламенений при затрате энергии около 1600 гсм. Винтовочные же капсюли воспламеняются от удара тупым бойком при затрате энергии не менее 13 000 гсм. Поэтому по слабым преградам и по воде этот взрыватель должен был действовать плохо.
При ударе в более толстые плиты передняя часть взрывателя вследствие малой прочности соединения с корпусом могла обрываться. Это создавало необеспеченное действие взрывателя.".
Так что в принципе по части взрывателей было из чего выбирать и что отбраковывать...
Глава 7.
Подготовка завершается
Как уже было сказано выше, череда оперативных совещаний после всех вестей, полученных с театра военных действий, позволила к октябрю 1904 года окончательно сформировать состав 2-й Тихоокеанской эскадры, уходящей отвоевывать утерянное господство на море.
Правда, теперь у нее был новый предводитель – Рожественского окончательно подкосил избранный им график и стиль работы и адмирал ходатайствовал перед царем об освобождении от должности командующего эскадрой по причине "крайнего расстройства здоровья". Эта просьба была удовлетворена Николаем II в конце октября [примечание 1].
Тем не менее, особых охотников занять главный командный пост на спешно доукомплектовываемой эскадре не имелось. Даже несмотря на отличные действия Эссена с его "сентябрьским прорывом", слишком многие уже не верили в победу на море, где японцы успели показать себя весьма умелым и опасным соперником.
В итоге спешного перебора в ГМШ всего наличного состава российских адмиралов выбор нового командующего 2-й Тихоокеанской эскадрой остановился на кандидатуре Николая Ивановича Небогатова, начальника Учебного отряда Черноморского флота, который в 1900-1902 годах был ближайшим помощником Рожественского [примечание 2]. Компанию ему в качестве командира отряда крейсеров составил Дмитрий Густавович фон Фелькерзам, переведенный с поста руководителя еще одной учебной структуры – Учебно-артиллерийского отряда Балтийского флота. А младшим флагманом на второй броненосный отряд неожиданно для многих вызвался Великий князь Александр Михайлович Романов. Причем среди тех, кто откровенно приветствовал и поддержал перед царем такое назначение, оказался сам глава Морского ведомства Великий князь Алексей Александрович. У генерал-адмирала была в том своя выгода – а именно сплавить то и дело «покушавшегося» на его вотчину родственника подальше от Петербурга. Да еще и с возможной перспективой обеспечить своему главному конкуренту по флотским делам дорогу в один конец – все же эскадра уходила отнюдь не на увеселительную прогулку...
Впрочем, политический подтекст всей этой истории не стоил особого внимания в свете реального эффекта, достигнутого кадровыми перестановками. Ведь, как внезапно оказалось, "бывший помощник Рожественского" не обязательно означает его единомышленника. И два флотских "педагога" поладили с инициативным Великим князем куда лучше, чем отошедший от дел Зиновий Петрович. С последним у Александра Михайловича не раз имели место те или иные трения из-за несовпадения во мнениях на подготовку кораблей и личного состава эскадры к предстоящему походу. А вот те, кто по роду своей деятельности обязан был обучать людей обращаться с новинками техники и тактики, оказались куда менее закоснелыми в своих взглядах. И за три с половиной месяца, оставшихся до дня отправления эскадры на Дальний Восток, трое удачно "спевшихся" контр-адмиралов успели сделать для нее как бы не больше, чем удалось при Рожественском в качестве главноначальствующего.
Вообще, тот гигантский объем работы, который был выполнен при подготовке 2-й Тихоокеанской эскадры к плаванию, проще всего оценить на примере состоявшихся перевооружений кораблей. В российских условиях данный аспект сильно осложнялся тем, что требуемых новых орудий, особенно среднекалиберных, практически не имелось – и не было возможностей их оперативно изготовить. Поэтому и МТК, и ГУКиС, и ГМШ, и Особому комитету пришлось крепко поломать головы, прикидывая, откуда взять ту или иную пушку и на какой корабль ее поставить с наибольшей выгодой для общего дела.
Начало всех свершений по этой части было, однако, в какой-то мере радужным – так, требовавшиеся для перевооружения "Двенадцати Апостолов" и замены одного поврежденного орудия на "Пересвете" пять 254-мм пушек, по счастью, отыскались на складах. А в процессе изготовления башен для бывшего "черноморца" Путиловскому заводу удалось еще и устранить такие выявившиеся на "Победе" недостатки установок этого типа, как конструктивная слабость крепления накатников и ненадежность средств предотвращения протечек жидкости компрессоров [примечание 3].
А вот с 12-дюймовками для "Синопа" было хуже – лишних стволов этого калибра не было и не имелось никакой возможности их оперативно изготовить. Поэтому пришлось запускать руку в портфель заказов для "Потемкина", в том числе возвращая обратно в Петербург два только-только доставленных в Севастополь орудия [примечание 4].
Но наиболее активно, пожалуй, "кочевали" с корабля на корабль шестидюймовки Канэ. И самому существенному "разворовыванию" здесь вновь подверглись заказы для строящихся кораблей Черноморского флота. От них ранее уже успели "откусить" восемь пушек, которыми изначально планировали оснастить "Император Александр II". Но эти стволы в "комбинации" Великого князя по согласованию с МТК и ГУКиС нашли другого хозяина – им стал "Синоп". Суммарно же "Очаков", "Кагул" и "Князь Потемкин-Таврический" недосчитались 32 орудий – по сути, все, что было, кроме башенных пушек крейсеров с их особыми станками. Причем с броненосца сняли даже частью уже установленную артиллерию, о чем Александру Михайловичу пришлось особо просить командующего Черноморским флотом Г.П.Чухнина [примечание 5].
По слухам, на великокняжеский запрос Григорий Павлович ответствовал не без юмора:
– А, Господь с Вами, Ваше сиятельство, начали грабить – так уж грабьте до порток...
Присутствовавший при этом разговоре строитель "Потемкина" А.Э.Шотт только горестно вздохнул. Его надеждам сдать корабль в казну хотя бы к началу кампании 1905 года, увы, не суждено было сбыться. Ждать, когда ОСЗ сможет изготовить недостающие орудия, и броненосцу, и крейсерам пришлось до конца 1905 – начала 1906 года, пребывая у достроечных стенок [примечание 6].
Оставшиеся же за вычетом "синопских" 24 пушки распределили между "Авророй" (4 орудия, заменившие собой дюжину 75-миллиметровок на верхней палубе – под шпицем наконец-то осознали ущербность изначальной батареи "богинь"), "Адмиралом Ушаковым", "Адмиралом Сенявиным", а также остающимся на Балтике в качестве учебного "Генерал-адмиралом Апраксиным" (еще по 4 на каждый), и "Баяном", пришедшим во Владивосток всего с половинным комплектом среднекалиберной артиллерии. На "Баян" ушло сразу 8 орудий, при этом дополнительные четыре шестидюймовки опытные мастера Балтийского завода умудрились воткнуть в центральный каземат, на место прежней батареи 75-мм пушек. С заделыванием старых и прорезанием новых орудийных портов и подгонкой к ним броневых плит пришлось, конечно, повозиться, но обеспечение устанавливаемых орудий нормальной защитой определенно того стоило.
А еще как-то так получилось, что почти все "богатыри" поневоле оказались "донорами" артиллерии для своих более удачливых коллег – включая и родоначальника серии, в начале войны крепко поврежденного на камнях у мыса Брюса и до сих пор пребывающего в ремонте. Его 8 палубных и казематных шестидюймовок были переданы для усиления вооружения на "Россию" и "Громобой".
И, наконец, снятая с "Осляби" погонная пушка (по сути бесполезная, как показал бой 1 августа) и три носовых орудия с "Владимира Мономаха" образовали новую среднекалиберную батарею на "Двенадцати Апостолах" [примечание 7].
Пересмотрели и вооружение всех шести собравшихся в Либаве вспомогательных крейсеров. Особенно сильно обобрали "Смоленск" и "Петербург", выкупленные Морским министерством у Доброфлота и переименованные в "Днепр" и "Рион" соответственно – у них осталось лишь по паре 120-мм пушек на брата (высвободившиеся 11 таких орудий пошли на оснащение кораблей 3-го броненосного отряда). Восполнить уменьшившуюся огневую мощь решено было за счет установки минных аппаратов – благо их, снимаемых с различных кораблей, скопилось в портовых арсеналах немало. А топить с их помощью встреченных купцов было даже сподручнее, чем артиллерией.
При этом с учетом разделения вспомогательных крейсеров на два отряда – собственно "крейсерский" ("Терек", "Кубань", "Дон") и тот, что в планах построения ордера эскадры становился "транспортно-боевым" ("Днепр", "Рион" и "Урал") – состав их вооружения тоже постарались более-менее стандартизировать, отдав все нештатные для русского флота 76-мм и 57-мм орудия как раз "крейсерскому" отряду.
Однако одиннадцати снятых со вспомогательных крейсеров 120-мм пушек для перекрытия всех потребностей эскадры было маловато. Ведь их требовалось куда больше – по десятку для крейсеров "Адмирал Нахимов" и "Память Азова", восемь для "Наварина" и шесть для "Императора Николая I". Кроме того, неплохо было бы хотя бы пару таких орудий установить на "Алмаз", текущий состав вооружения которого никак не соответствовал его крейсерскому рангу.
Посему пришлось в очередной раз перетряхивать все наличные закрома и "грабить" не идущие в поход корабли Балтийского и Черноморского флотов. В итоге из 12 таких пушек, снятых со всех трех броненосцев береговой обороны типа "Адмирал Сенявин", удалось, перебрав установки, собрать 5 относительно малоизношенных. На складах в Кронштадте и Севастополе нашлось еще соответственно 4 и 2 орудия – все благодаря изрядным пертурбациям с вооружением и разоружением в довоенный период пароходов Доброфлота и других кораблей, пушки которых то оседали в арсеналах различных портов империи, то вновь оттуда изымались. Четыре 120-миллиметровки позаимствовали у броненосца "Три Святителя", еще столько же – у переоборудуемого в учебно-артиллерийский корабль "Императора Александра II". Ну и, наконец, шесть новых орудий по наряду от 12 октября 1904 года все-таки взялся изготовить изрядно перегруженный заказами Военного и Морского ведомств Обуховский сталелитейный завод [примечание 8].
Кстати, у "Императора Александра II" отняли не только 120-миллиметровые пушки. Пять изготовленных для него 8-дюймовок со стволами длиной в 45 калибров отправились во Владивосток – для довооружения "Громобоя" и "России" и замены одного уничтоженного в бою 1 августа орудия на последней [примечание 9].
Не обошла вся эта лихорадка замен и перестановок также и более старые артсистемы. Так, с обираемого как липка Черноморского флота в Санкт-Петербург укатили две 35-калиберных 8-дюймовки, снятые со списанной канонерской лодки "Запорожец". Их установили в носовых спонсонах на батарейной палубе "Владимира Мономаха" вместо снятых шестидюймовок Канэ. Еще два таких орудия, имевшихся в запасниках в Кронштадте, получил "Память Азова", что довело его главный калибр до четырех 203-мм пушек (все за щитами на верхней палубе) – в компании с десятком 120-миллиметровок в крытой батарее вместо старых шестидюймовок это выглядело уже вполне прилично [примечание 10].
Нужно сказать, что в целом к вопросу перевооружения сведенных в один боевой отряд "Императора Николая I", "Наварина", "Адмирала Нахимова" и "Памяти Азова" подошли предельно практично. Главную артиллерию, пусть и не самую современную, но на первых трех кораблях размещающуюся в башнях или башнеподобных установках с нормальной защитой, трогать не стали. Разве что заменили заряды в боекомплекте на новые, с бездымным порохом (и для восьмидюймовок "Мономаха" тоже). На "Император Николай I", кроме того, вместо четверки центральных шестидюймовок на батарейной палубе поставили снятые с "Императора Александра II" 229-мм 35-калиберные пушки. Теперь с каждого борта старый броненосец мог встретить врага сразу шестью тяжелыми орудиями, а возглавляемый им отряд в целом – 18-ю 203-305-мм и 17-ю 120-мм. При этом 120-миллиметровки на "Николае" ставились на батарейной палубе на позициях концевых 152-мм пушек (четыре) и на месте срезанного полуюта (две палубные установки побортно за щитами). На "Нахимове" и "Наварине" новые скорострелки просто заменили собой прежние 152-мм орудия – в батарейной палубе и броневом каземате соответственно. А еще оснащение старых кораблей именно 120-мм артиллерией, а не шестидюймовками Канэ, обычно позволяло обойтись без дополнительного подкрепления палуб в местах ее расположения, упрощая тем самым производство работ [примечание 11].
Пушки меньших калибров тоже находили себе новое применение. Так, дюжина 75-миллиметровок, снятых с "Авроры", пошла на довооружение снаряжаемых в поход миноносцев-"невок" – призывы с их воюющих "коллег" были услышаны Скрыдловым и Александром Михайловичем и пролоббированы через МТК и ГМШ. На всех этих корабликах ими замещалась ютовая 47-мм пушка, а еще одну пару орудий этого калибра, стоявших ближе к корме, на их огневых позициях сменяли два пулемета. При этом двенадцатым кораблем, перевооружаемым по новому стандарту, оказался "Громящий". Ускорению его ввода в строй и включению в эскадренный отряд миноносцев в очередной раз помогли деньги, собранные Особым комитетом.
Еще двадцать четыре 75-мм пушки, предназначавшихся для "Очакова" и "Кагула", поровну поделили между собой "Ростислав", "Синоп", "Двенадцать Апостолов", "Адмирал Ушаков", "Адмирал Сенявин" и "Генерал-адмирал Апраксин". Почти все орудия этого калибра, планировавшиеся к установке на "Потемкин", ушли на экстренную достройку "Славы".
Во Владивостоке на удивление с трехдюймовками оказалось даже полегче, чем в Кронштадте и Либаве – там нашлись и два орудия для "Бдительного" и "Властного", перевооружаемых по образцу балтийских "невок", и четыре таких пушки для "Всадника" с "Гайдамаком".
За их наличие нужно было сказать "спасибо" тем метаморфозам, которые претерпело вооружение "Громобоя" и "России". После боя 1 августа их обширные малокалиберные батареи были основательно прорежены, уступив место дополнительным шести– и восьмидюймовках, число которых достигло соответственно 20 и 6 орудий. Причем на каждый борт теперь могли работать четыре восьмидюймовых пушки и десять шестидюймовых – лучший показатель для всех российских кораблей. Снимаемая противоминная артиллерия при этом не осталась без дела – трехдюймовки, как уже было сказано, пошли на дестройеры и минные крейсера, а орудия меньших калибров на номерные миноносцы.
Более того, была существенно улучшена защита главного и среднего калибра – за счет устройства броневых траверзов толщиной 50,8 мм на "России" и 76,2 мм на "Громобое" для защиты кормовой пары и двух вновь установленных на полубаке и юте восьмидюймовок, а также казематов на верхней палубе для шести 152-мм пушек с круговой защитой из 25,4-12,7-мм стали на обоих крейсерах. Аналогичные казематы получили и четыре палубных шестидюймовки на "Богатыре" в ходе его ремонта. Тогда же этот крейсер лишился окончательно устаревших десантных пушек [примечание 12].
Пожалуй, меньше всего изменений было в конструкции крейсеров, отправляющихся в составе 2-й Тихоокеанской эскадры. Так, на "Жемчуге" и "Изумруде" ограничились лишь снятием десантных пушек Барановского – как и на "Олеге", который вдобавок получил казематы для палубных шестидюймовок по образцу "Богатыря". Вооружение "Светланы" пополнили четыре 75-мм и столько же 47-мм орудий, также на ней смонтировали радиотелеграф – как и на минном крейсере "Абрек", на котором, помимо того, перебрали машины и установили два пулемета. Несколько выбились из общего ряда разве что "Аврора" и "Алмаз", оснащенные дополнительными среднекалиберными скорострелками.
Что касается прочих переделок, не связанных с минно-артиллерийским вооружением, то многое, конечно, за отведенное время сделать просто не успели. Но еще несколько крайне значимых новшеств в конструкции кораблей все-таки реализовали.
Во-первых, по итогам обобщения боевого опыта усовершенствовали конструкцию боевых рубок кораблей. МТК для защиты от осколков предлагал просто установить на нижней кромке толстой вертикальной брони одно-двухдюймовой толщины козырьки-отражатели. Но Александр Михайлович вместе с Д.В.Скворцовым и инженерами Балтийского завода предложили более совершенный вариант – не только с козырьком, но и с установкой от края козырька до кромки грибовидной крыши полосы брони с проделанными в ней смотровыми щелями уменьшенной до четырех дюймов ширины, а также с подпирающими всю эту конструкцию мощными кронштейнами. Правда, если козырьки русские заводы еще брались изготовить из броневой стали, то гнутые листы с прорезями в них они в отведенное время уже не смогли осилить. Поэтому в конечном итоге для данного элемента защиты пришлось довольствоваться одним или двумя (в зависимости от конкретного корабля) дюймовыми слоями кораблестроительной стали.
Из такой же стали изготовили и прикрытия дальномеров, на приобретение которых Комитет по усилению флота тоже отжалел известное количество средств. В результате к январю 1905 года каждый корабль 1-го ранга и на Балтике, и во Владивостоке был обеспечен четырьмя, а 2-го ранга – двумя этими несомненно полезными приборами. Что же до их защиты, то она имела вид рубок высотой в сажень и диаметром в пять футов с прорезанными по периметру визирными отверстиями. Стенки этих рубок, опять же смотря на каком корабле, выполнялись толщиной от 12,7 до 25,4 мм, а крыши – от 6,35 до 12,7 мм.
В-третьих, не забыли про оптические прицелы к орудиям, которые, как показала практика, тоже весьма положительно влияют на меткость огня. Таковые получили все пушки калибром от 75 до 305 мм на 1-й и 2-й Тихоокеанских эскадрах – и опять же в значительной мере благодаря финансам Комитета. Увы, но кредиты, выданные самому Морскому министерству, были к тому моменту практически исчерпаны [примечание 13].
Ну и, наконец, были устроены дополнительные посты управления в прикрытых броней помещениях на тех кораблях, которые их еще не имели. Во многом здесь сказался опыт "Цесаревича" в бою 28 июля 1904 года, успевший дойти и до уполномоченных лиц в ГМШ и МТК, и до Великого князя, который в свое время сам принимал участие в устройстве такого поста на "Ростиславе" [примечание 14].
Кроме того, после отставки Рожественского по инициативе Скрыдлова и Фелькерзама на 2-й Тихоокеанской эскадре, как и на остатках 1-й, был введены достаточно прогрессивные правила артиллерийской стрельбы образца 1903 года за авторством А.К.Мякишева. Помимо чисто практических вопросов организации стрельб, они устраняли еще и такие явные анахронизмы, как ношение артиллерийскими офицерами палашей, определенно бессмысленное в эпоху парового броненосного флота [примечание 15].
В начале весны 1905 года к этим правилам было сделано одно, но весьма существенное дополнение – пристрелку предлагалось вести не одиночными выстрелами, а залпами. Это диктовалось тем, что на возросших по опыту боев дистанциях стрельбы падение группы снарядов наблюдалось значительно лучше. Впервые новый метод был опробован 11 апреля 1905 года при практической стрельбе с крейсера "Громобой" по острову Циволько и в сочетании с применением оптических прицелов и дальномеров дал прекрасные результаты [примечание 16].
Еще одним сомнительным решением времен начальствования Зиновия Петровича, от которого удалось избавиться, была нарочито демаскирующая окраска кораблей – черных с желтыми трубами. С приходом Небогатова основным цветом эскадры стал "боевой" серовато-оливковый.
Смогли поправить и кое-какие наиболее нетерпимые технические неполадки и конструктивные недочеты на отдельных кораблях, большей частью из числа "ветеранов". Так, значительный объем работ пришлось реализовать на "Сисое Великом". Помимо довооружения, определения остойчивости и замены проржавевших переборок, серьезного исправления на нем потребовали котлы и холодильники машин, а также рулевое устройство. После всех доработок по машинно-котельной части броненосец смог уверенно и практически безаварийно держать максимальный эскадренный ход в 15 узлов. Еще сильнее помогла замена котлов "Императору Николаю I", который по ее завершении развил скорость в 16,85 узла – почти на два узла больше, чем при вводе в строй.
На "Ушакове" и "Сенявине" Путиловский завод отремонтировал изношенную гидравлику в башенных установках, также на них починили динамо-машины. На "Нахимове" заделали обнаружившиеся течи в подводной части корпуса и заменили металлическими изрядно "постаревшие" в долгих плаваниях деревянные световые люки и щиты в каютах. Ремонта по машинам и корпусу, наряду с состоявшейся заменой котлов, потребовал и "Память Азова". А на "Наварине" вкупе с исправлением главных механизмов и устройством полноценной фок-мачты стальную ходовую рубку заменили медной – прежняя мешала работе главного магнитного компаса, причем об этой проблеме знали (но ничего с ней не делали) уже девять лет [примечание 17].
На "Славе" еще в процессе достройки, а на прочих "бородинцах" в порядке подготовки к походу устроили продольные переборки позади орудий в центральной батарее трехдюймовок – "для увеличения боевой непотопляемости" при попадании воды в орудийные порты. Таковое на броненосцах данного типа, увы, было весьма вероятным, как показал печальный опыт происшествия с "Императором Александром III" во время его сдаточных испытаний. Также по примеру "Орла", на котором соответствующую инициативу проявили с подачи инженера Балтийского завода В.П.Костенко, на всех пяти "бородинцах" систему перепуска воды между отсеками приспособили для оперативного парирования контрзатоплениями возникающих кренов от боевых повреждений. Кроме того, на "Бородино" систематически ломавшиеся чугунные эксцентрики золотниковых приводов цилиндров высокого давления паровых машин удалось заменить стальными, изготовленными Франко-Русским заводом по отдельному заказу [примечание 18].
Уделили, наконец, необходимое внимание и вопросам тактики. Так, в случае успешного соединения с кораблями из Владивостока планировалось, что основную силу эскадры составят разделенные на два равных отряда восемь броненосцев с современными 305-мм орудиями. А поддержку им будут оказывать отряд броненосцев с 254-мм главным калибром и отряд устаревших броненосцев и броненосных крейсеров. "Баяну" предстояло вместе с "Россией" и "Громобоем" образовать самостоятельное мощное и быстроходное крейсерское соединение – этакую "пожарную команду", действующую по обстановке. "Богатырь", когда его удастся ввести в строй, должен был присоединиться к "Олегу", "Авроре" и "Светлане" в качестве флагмана отряда, призванного противостоять вражеским бронепалубным крейсерам. А "Изумруд" и "Жемчуг" предполагалось определить "лидерами" двух миноносных отрядов, занимающихся уничтожением вражеских минных сил.
Одновременно учли и опыт боя 28 июля, когда эскадра утратила управление в том числе из-за невозможности разобрать сигналы Ухтомского с "Пересвета" с его полностью сбитыми стеньгами. Посему "Алмазу" и трем минным крейсерам была уготована роль репетичных судов, держащихся при флагманах броненосных отрядов. При этом помимо повторения сигналов флагманских кораблей им вменялось в задачи также спасение людей при выходе из строя кого-либо из "подопечных".
Кроме того, и сами сигналы Небогатов (как и Скрыдлов во Владивостоке), пользуясь еще наработками Макарова, применял в основном простейшие – "боевые" однофлажные. Они были, может, и не столь информативны, как многофлажные, зато позволили быстрее привить навыки совместного судовождения всей огромной массе практически не "сплаванных" кораблей, включаемых во 2-ю эскадру [примечание 19].
Примечания к главе 7:
1. Вот как Д.Б.Павлов в своей книге «На пути к Цусиме» описывает типичный рабочий день З.П.Рожественского в качестве командующего эскадрой, ссылаясь на сборник статей генерала флота В.А.Штенгера о подготовке 2-й Тихоокеанской эскадры к плаванию:
«Вставал он в 7 часов утра и в 8 часов уже сидел за бумагами в кабинете; при этом резолюции его [...] почти никогда не ограничивались краткой подписью: „справку“, „к распоряжению“ и т.п., а почти всегда составляли подробное и определенное решение, так редактированное, что можно было его целиком переписывать как ответные бумаги; нередко эти резолюции были очень резки, иногда в них проглядывала ирония, но всегда были определенны. Почерк у адмирала был редко хороший, и все свои заметки и резолюции он всегда писал чернилами и всегда без поправок. Бесчисленное количество [...] просителей он принимал обычно утром до 10 час.; с 10 же часов начинались доклады по делам Штаба и шли без перерыва до 1 часа дня. При этом телефон из других министерств действовал беспрерывно, телеграммы в это тревожное время сыпались как из рога изобилия и решения по ним следовали немедленно. Тут же наряду бывали сношения по вопросам, касающимся формирующейся эскадры и разных предложений изобретателей, самых разнообразных и подчас несуразных. Далее наступало время завтрака, но уже в 2 часа адмирала не было дома – он делал многочисленные визиты, участвовал в заседаниях и пр. В 4 часа он снова был дома, где его уже ждала полная приемная народу. Тут были и заводчики, и всякие иностранцы, и чины флота и Штаба, и опять это колесо вертелось до 7 часов вечера, когда адмирал обедал. В 8 часов обычно я снова бывал у него с последними бумагами и телеграммами и уходил не раньше 11 часов, притом нагруженный бесконечными приказаниями, экстренными поручениями и пр., и пр. – адмирал продолжал один работать и ежедневно около 2 часов ночи предупреждал меня по телефону, что посылает мне еще партию бумаг, давая по некоторым указания. Тут кончался его рабочий день.».
