Текст книги "Спаситель Отечества (Другая Цусима) (СИ)"
Автор книги: Андрей Матвеенко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)
7. Ага, и миноносцам своим подмогнем, и заодно от скандала, связанного с успешной охотой означенных ВКР на британских купцов, как это было в нашей истории, избавимся... ;)
Глава 4.
Дурные вести – новые хлопоты
Июль и начало августа 1904 года принесли в Санкт-Петербург с Дальнего Востока очередные недобрые известия по флотской части.
11 июля в бухте Тахэ были торпедированы миноносцы "Боевой" и "Лейтенант Бураков", причем последний пришлось взорвать. На реке Ляохэ 20 июля перед наступлением японских войск была затоплена экипажем канонерская лодка "Сивуч". Так и не состоялся прорыв эскадры из Порт-Артура – когда в бою 28 июля после гибели Витгефта с русской стороны было утрачено руководство сражением, большая ее часть вернулась в крепость. Семь кораблей были интернированы – броненосец "Цесаревич" (в Циндао), крейсера "Аскольд" (в Шанхае) и "Диана" (в Сайгоне), миноносцы "Бесстрашный", "Беспощадный", "Бесшумный" (все в Циндао) и "Грозовой" (в Шанхае).
В ходе прорыва имелись и потери – сел на камни у Шантунга и был уничтожен экипажем миноносец "Бурный", в Чифу захвачен японцами "Решительный", а крейсер "Новик" затоплен после перестрелки с японским крейсером "Цусима" у острова Сахалин. 1 августа после многочасового боя с отрядом крейсеров Камимуры в Корейском проливе ушел на дно крейсер "Рюрик". "Россия" и "Громобой" в том же сражении были тяжело повреждены. И до окончания ремонта и их, и напоровшегося еще в мае на скалы у мыса Брюса "Богатыря" угроза воинским перевозкам японцев со стороны Владивостокского отряда фактически отсутствовала. А 5 и 11 августа подрывы на минах лишили русских сразу трех кораблей – канонерки "Гремящий" и миноносцев "Разящий" и "Выносливый".
Таким образом, русские силы на Тихом океане стремительно таяли и необходимость высылки подкреплений становилась все более насущной.
Не радовали и приходившие с театра военных действий рапорты об итогах боев, вскрывавшие различные недостатки в техническом оснащении российских кораблей. К примеру, особенно плохо было с конструкцией боевых рубок – они с их грибовидными крышами оказались знатными "осколко-уловителями", буквально сами способствуя "выкашиванию" находящегося в них командного состава. Остро не хватало оптических прицелов и современных дальномеров, чтобы на равных тягаться с японцами на навязываемых ими дистанциях огневого контакта – а тем, что имелись, как показывала практика, очень не помешала бы защита хотя бы от осколков вражеских снарядов. Миноносники как один твердили о слабости вооружения своих кораблей – единственная 75-мм пушка против двух 76-мм на японских дестройерах действительно "не играла". И это была лишь малая часть выявленных огрехов в подготовке флота к войне...
C учетом всех этих факторов и складывающейся обстановки с имеющимися в строю кораблями в Порт-Артуре и Владивостоке встал вопрос об очередном расширении состава эскадры, планируемой к отправке на Дальний Восток. И теперь к походу готовили почти все остатки более-менее боеспособных единиц Балтийского флота – несмотря на негативное отношение Рожественского к устаревшим кораблям, у А.А.Бирилева, назначенного главным ответственным за подготовку подкреплений со стороны Морского министерства, имелась в отношении них совершенно иная точка зрения.
Откровенно говоря, Алексей Алексеевич был в своем мнении не так уж и неправ. Ведь деятельность по перевооружению и дооснащению целого ряда кораблей, развернутая ГУКиС и МТК, а с подачи Великого князя Александра Михайловича поддержанная также ресурсами Комитета в общих интересах усиления отправляемой эскадры, обещала ощутимо повысить боеспособность старых броненосцев и крейсеров.
Соответственно, после всех потерь в июле и августе планировалось, что в поход выступят эскадренные броненосцы "Князь Суворов", "Император Александр III", "Бородино", "Орел", "Слава", "Сисой Великий", "Синоп", "Ростислав", "Ослябя", "Двенадцать Апостолов", броненосные крейсера "Дмитрий Донской", "Владимир Мономах", бронепалубные "Олег", "Аврора", "Светлана", "Жемчуг", "Изумруд", безбронный крейсер "Алмаз", три вспомогательных крейсера (они же транспорты) и одиннадцать миноносцев-"невок".
Однако очередные коррективы, вызванные событиями сентября 1904 года, о которых будет сказано ниже, привели к тому, что к числу уходящих на Дальний Восток прибавились эскадренные броненосцы "Император Николай I" и "Наварин", броненосцы береговой обороны "Адмирал Ушаков" и "Адмирал Сенявин", броненосные крейсера "Адмирал Нахимов" и "Память Азова", минный крейсер "Абрек" и миноносец "Громящий" [примечание 1]. Еще одна «невка» – так и не дождавшийся моторов Луцкого «Видный» – к моменту отправления эскадры в свой ставший впоследствии знаменитым поход, увы, все еще пребывал в состоянии замены силовой установки. Балтийские миноносцы-"соколы" решено было в состав отправляемых на войну сил не включать – даже в отношении более крупных «невок» после довоенных мытарств «Бурного» и «Бойкого» имелись обоснованные опасения о том, как они перенесут дальнее плавание.
Из-за последовательно проводимой Александром Михайловичем в жизнь идеи о необходимости обеспечить русским силам максимальную эскадренную скорость на Балтике из броненосцев оставляли лишь "Император Александр II" и "Генерал-адмирал Апраксин". Ни первый, ни второй из них особой резвостью похвастаться не могли, а "электрические" башни "Апраксина", помимо того, остро требовались для обучения комендоров на современных типах орудийных установок [примечание 2]. Кроме того, для перевооружения «Императора Александра II» и другого остающегося корабля – крейсера «Адмирал Корнилов» – уже неоткуда было взять новые скорострельные орудия.
А.М.Романов стал автором еще одного вполне здравого и принятого к реализации предложения, по сути позаимствованного у противника – максимально унифицировать вооружение кораблей в формируемых боевых отрядах для облегчения управления огнем артиллерии.
При этом 1-й броненосный отряд ("Князь Суворов", "Император Александр III", "Орел", "Слава", "Бородино", "Синоп" и "Сисой Великий") должен был иметь 305-мм, 152-мм и 75-мм орудия, а 2-й ("Ростислав", "Ослябя", "Двенадцать Апостолов", "Адмирал Ушаков" и "Адмирал Сенявин") – 254-мм, 152-мм и 75-мм. Лишь 3-й отряд ("Император Николай I", "Наварин", "Адмирал Нахимов" и "Память Азова") сохранял свою разнообразную и сплошь устаревшую артиллерию ГК (30– и 35-калиберные 12-дюймовки, 229-мм и 203-мм 35-калиберные пушки). Но в том тоже была логика. Даже "пожилые" главные орудия кораблей этого отряда на деле не слишком уступали новым крупнокалиберным артсистемам по темпу стрельбы – в отличие от их старых 6-дюймовок, вместо которых планировалась установка единого скорострельного среднего калибра в 120 мм.
Крейсерский же отряд ("Дмитрий Донской", "Владимир Мономах", "Олег", "Аврора", "Светлана", "Жемчуг", "Изумруд", "Алмаз", "Абрек") уже обладал современными орудиями трех основных калибров – 152, 120 и 75 мм. Но сентябрьские события внесли и в состав этого отряда, и в его вооружение некоторые изменения...
Примечания к главе 4:
1. В нашем мире «Наварин» и «Адмирал Нахимов» изначально были включены в состав 2-й Тихоокеанской эскадры. Однако в этой истории три черноморских броненосца до определенного времени были им вполне адекватной заменой, тем более в свете переоснащения двух из них современной артиллерией.
2. В отличие от формально однотипного «Императора Николая I» замена котлов на «Императоре Александре II», завершившаяся в реальности в 1905 году, мало помогла последнему. Котлы оказались с дефектами, и даже после их дополнительного ремонта в 1911 году скорость броненосца составляла всего 12,7 узла (В.В.Арбузов, Броненосец «Император Александр II»). А «Генерал-адмирал Апраксин» действительно был самым тихоходным из тройки кораблей соответствующего типа. Его средняя скорость на официальной 7-часовой пробе 20 октября 1898 года составила всего 15,07 узла при 5763 л.с. Тогда как «Адмирал Ушаков», к примеру, при той же мощности в течение 12 часов держал ход свыше 16 узлов (В.Ю.Грибовский, "Броненосец «Генерал-адмирал Апраксин», сборник "Гангут N 18).
Глава 5.
«Сентябрьский прорыв»
Сентябрь 1904 года тоже начинался не слишком радостно – в Сан-Франциско была интернирована «Лена», оставив Владивостокский отряд без быстроходного угольного транспорта. А вот в очередных новостях, на этот раз для разнообразия сравнительно позитивных для русских, оказался «виноват» неугомонный Эссен...
К моменту возвращения 1-й Тихоокеанской эскадры из неудачной попытки прорыва во Владивосток до Порт-Артура уже дошли известия об увенчавшейся полным успехом операции с проводкой через проливы трех черноморских броненосцев. И деятельная натура командира "Севастополя" никак не могла принять тот факт, что пока эскадре всеми правдами и неправдами готовят подмогу, сама она по воле ее предводителей готовится превратиться не более чем в поставщика артиллерии, боевых припасов и людей для нужд крепости.
Посему Эссен с идеей выхода в очередной прорыв начал буквально осаждать своих непосредственных начальников, сначала Ухтомского, а после его смещения Алексеевым 18 августа – Вирена [примечание 1]. И его напор дал свои плоды, хотя и немного не те, на которые рассчитывал изначально Николай Оттович.
После очередного разговора, происходившего на изрядно повышенных тонах, Вирен вспылил и пообещал законопатить строптивого подчиненного в такой глухой угол на берегу, что оттуда тот будет видеть море только по очень большим праздникам. После чего прыгнул в пролетку и отправился, фонтанируя эмоциями, в штаб "сухопутчиков", где должен был договариваться о снятии с кораблей в пользу крепости орудий, боезапаса и личного состава команд. Из-за расстроенных чувств свежеиспеченный контр-адмирал не сразу услышал окрик кучера о начавшемся обстреле и не успел вовремя убраться в безопасное место. Этим и воспользовался один из осколков рванувшего рядом с экипажем японского снаряда. Полученное ранение в голову оказалось крайне серьезным и вывело Вирена из строя до конца осады крепости [примечание 2].
Едва прознав о случившемся, Эссен понял – вот он, шанс! И, упреждая все официальные донесения, сварганил довольно-таки патриотичную эпистолу в адрес наместника, отправив мичмана потолковее с этой бумагой на катере в Чифу.
Если вкратце, то в своем письме Николай Оттович выражал готовность костьми лечь, но вывести хотя бы часть кораблей эскадры из Порт-Артура и добраться с ними до Владивостока, если ему на то будут даны соответствующие полномочия, ибо:
"... порукой тому, милостивый государь Евгений Иванович, моя дворянская честь и честь морского офицера России..." [примечание 3].
Выражаясь метафорически, это "зерно раздора" упало на благодатную почву. Алексеев уже откровенно осатанел от постоянной необходимости проталкивать свои решения о выходе эскадры в море через желание сразу трех ее последних командиров отсидеться на рейде Порт-Артура. И слова Эссена, транслированные из Чифу по телеграфу, оказались Евгению Ивановичу как бальзам на душу. Поэтому в крепость после недолгих консультаций наместника с Санкт-Петербургом с самой ближайшей оказией полетела ответная депеша и прилагаемый к ней приказ.
Этим приказом окончательно утверждалось "полевое" звание капитана 1-го ранга, присвоенное Эссену еще в марте 1904 года, а сам Николай Оттович назначался командующим Отдельным отрядом броненосцев и крейсеров, как теперь именовались остатки Первой Тихоокеанской эскадры в Порт-Артуре. Более того, в сопроводительных документах к приказу наместником были недвусмысленно обещаны Эссену контр-адмиральские эполеты, буде тот сможет выполнить свое обещание. А также всякоразные кары в случае, если затея строптивого каперанга обернется не более чем очередным конфузом и новыми бессмысленными потерями [примечание 4].
Кипучая энергия одного из лучших учеников Макарова все же смогла переломить заданное прежними командующими похоронное настроение, заново вдохнув в экипажи кораблей тот самый макаровский дух, который, казалось, совсем было иссяк в людях после гибели Степана Осиповича. И все силы были брошены на приготовление отряда к очередному выходу в море. На броненосцы и крейсера возвращались с сухопутного фронта орудия и люди – те, кто еще не был ранен или не погиб в боях с японцами на крепостных укреплениях.
Мнения армейцев по поводу начавшейся подготовки к походу разнились – Стессель и Смирнов, конечно, не радовались уменьшению боевых возможностей крепостного гарнизона и препирались с Эссеном чуть ли не за каждого человека и каждую пушку. Но такие руководители, как Горбатовский, Белый и особенно Кондратенко, все же лучше понимали значение флота и порой даже в обход прямых приказов старались уважить просьбы Николая Оттовича. В порядке ответной любезности со стороны моряков заявки крепости на работу по береговым целям в этот период выполнялись со всем тщанием. Чаще всего это делали "Ретвизан", "Полтава" или "Севастополь" – для их 12-дюймовок снарядов еще хватало, в отличие от 10-дюймовых для "Победы" и "Пересвета", которые берегли для прорыва, равно как и боезапас 6-дюймовок Канэ. Впрочем, для флота в том была и своя корысть – проще было подавить очередную японскую батарею, чем потом перед самым выходом в море спешно латать полученные от ее снарядов повреждения, как уже однажды было с "Ретвизаном". Особенно это стало очевидным после захвата японцами в начале сентября горы Длинной – броненосцы теперь регулярно отстреливались по ее вершине, чтобы сбивать корректировочные посты врага [примечание 5].
Что касается моряков в более высоких, чем у Эссена, чинах, то мнения отстраненного наместником от дел Ухтомского никто особо и не спрашивал. А у Лощинского, поставленного заведовать всей прибрежной и минной обороной Порт-Артура, было чересчур много забот по своей непосредственной должности – тем более с учетом планируемого увода Николаем Оттовичем во Владивосток части миноносцев, до сей поры выполнявших роль тральщиков. Тут уж было не до каких-то козней...
Григоровичу же чисто по-человечески стало весьма любопытно, выгорит ли затеянное дело или нет. Да и, как командир порта, он просто обязан был всемерно содействовать успеху очередного похода остатков эскадры. Причем помощь с его стороны не ограничилась лишь отпуском со складов угля и прочих запасов. Видя, как идея с прорывом обретает все более зримые очертания, он, тщательно все обдумав, заявил Эссену:
– Ну что, Николай Оттович, начальником штаба к себе возьмете?
На это Эссен ответствовал, что-де не только возьмет, но и кое-что из наработок Ивана Константиновича планирует использовать в своих целях.
План прорыва в исполнении Эссена и в самом деле по сути был лишь слегка модифицированным под изменившиеся условия планом, который еще перед боем 28 июля озвучили Григорович и Лощинский. Тогда оба упомянутых контр-адмирала предложили Витгефту взять в прорыв только самые быстроходные броненосцы, оставив в Артуре "ветеранов" "Севастополь" и "Полтаву". Это, по их мнению, давало эскадре шанс прорваться во Владивосток, избежав решительного боя, поскольку в данном случае ее скорость могла составить около 17 узлов. Помимо того, Лощинский предлагал свести оставшиеся корабли в один отряд (два броненосца, 4 канонерских лодки и 10 миноносцев), во главе которого он должен был одновременно с выходом эскадры направиться к главной базе японцев в Дальнем с целью отвлечения основных сил адмирала Того. Если бы это не удалось, то отряд Лощинского, появившись на рейде Дальнего, смог бы нанести японцам серьезный урон, подвергнув базу ожесточенному обстрелу [примечание 6].
То, на что в свое время не согласился Вильгельм Карлович, теперь заново пришлось ко двору, и к походу и бою готовились сразу два отряда кораблей.
Первым из крепости должен был выйти отвлекающий отряд под началом Григоровича (Лощинский на сей раз уже не рвался в бой). В него вошли броненосцы "Полтава", "Севастополь", канлодки "Отважный", "Бобр" и миноносцы "Стройный", "Скорый", "Сердитый", "Статный", "Расторопный". Основной же отряд, возглавляемый Эссеном (на мостике "Севастополя" его сменил Ф.Н.Иванов, до того командовавший минным транспортом "Амур"), включал в себя броненосцы "Ретвизан", "Пересвет", "Победа", крейсера "Баян", "Паллада", минные крейсера "Всадник", "Гайдамак" и миноносцы "Бдительный", "Властный", "Бойкий", "Смелый", "Сильный", "Сторожевой".
Кроме того, в поход с основным отрядом готовилось и госпитальное судно "Москва". Вернее, вспомогательный крейсер "Ангара" – кораблю вернули прежнее название, два 120-мм и четыре 75-мм орудия, больше взять уже было просто неоткуда. Впрочем, его главная сила была отнюдь не в пушках – на "Ангаре" должны были отправиться к месту назначения отряда мастеровые Балтийского завода во главе с корабельным инженером Н.Н.Кутейниковым, а также часть материалов и оборудования, имевшихся в мастерских Порт-Артура. То была уже инициатива Григоровича, наслышанного о слабых ремонтных возможностях владивостокского порта. Кроме того, несла "Ангара" и некоторый запас угля для боевых кораблей, которые она должна была сопровождать.
Условный день "Д" настал 14 сентября, когда утром, протралив безопасный фарватер в минных полях на ближних подступах к крепости, отправился к Дальнему отряд Ивана Константиновича. А спустя примерно три часа, понадобившихся отвлекающему отряду, чтобы выйти к заливу Талиенван, на Дальний упали первые русские снаряды.
Этот прорыв дался русским нелегко. Имевший место с самого утра туман выгнал из мест, по которым двигались корабли Григоровича, обычно располагавшийся там отряд из "Ниссина" и "Касуги" с их миноносной свитой – памятуя о судьбе "Иосино", адмирал Мису решил не искушать судьбу и отвел свои крейсера к мысу Энкаунтер-Рок. Данный факт, а также движение отвлекающего отряда практически по самой кромке доступных для броненосцев глубин у береговой черты позволили скрыть от врага почти две трети его пути [примечание 7]. Но обнаружение такого количества кораблей было лишь вопросом времени. И когда оно, наконец, состоялось, было уже не до скрытности.
Тралящий караван из портовых судов и паровых катеров Григорович отправил обратно почти сразу по выходу из порта, и всю минную оборону на остатке пути пришлось взять на себя идущим с отрядом миноносцам. Японцы успели превратить эти места в тот еще "суп с клецками" и, невзирая на тралы, выставленные неприятелем "гостинцы" стали роковыми для "Стройного" и "Скорого", когда потребовалось после вскрытия врагом диспозиции отряда в форсированном темпе прорываться к цели. Еще одна мина взорвалась в трале рядом с едва успевшим починиться после августовского подрыва "Севастополем", вызвав подводную течь в корпусе, которую пришлось спешно устранять аварийным партиям.
До того, как настала пора всерьез отбиваться от подошедших главных японских сил, "Полтава" успела дать по городу и порту Дальнего три полных залпа главным калибром, "Севастополь" – четыре. И именно после одного из выстрелов "Севастополя" в порту, как говорили те из моряков, кто выжил в этой самоубийственной атаке, что-то рвануло "ну просто дюже приятственно". Во всяком случае, замеченный даже с русских наблюдательных постов в Порт-Артуре огромный дымный столб, выросший над Дальним, и донесшийся до крепости через все имевшееся расстояние соответствующий ему звук внушали в том полную уверенность. Причем эти признаки сообщили о начале боевой фазы операции даже вернее, чем посланное Григоровичем сообщение по радио [примечание 8].
Эссен, несмотря на нетерпение всех собравшихся на мостике "Баяна", который он избрал своим флагманом, выжидал еще примерно час после всей этой светозвуковой феерии – нужно было, чтобы противник как следует втянулся в сражение с кораблями отвлекающего отряда. И лишь по истечении этого времени он отдал команду:
– Ну-с, господа, вот теперь и наш черед. Выступаем!
Как оказалось, Николай Оттович, сам того не зная, подгадал, пожалуй, наилучший момент для прорыва сквозь боевые порядки японцев. Именно в это время противник взялся основательно чинить на оперативной базе в Бицзыво свою главную "посудину" – броненосец "Микаса". Помимо того, в Дальнем и Бицзыво ремонтировались пострадавшие от мин крейсера "Чиода", "Цусима" и "Ицукусима". И очевидно, что присутствие как минимум первого из этих кораблей в бою 14 сентября вполне могло бы сказаться на его результатах куда более печальным для русских образом [примечание 9].
Но и "остатков" японского флота вполне хватало для того, чтобы с гарантией смести русские корабли с морской глади. К тому моменту японцы действительно бросили против отряда Григоровича все, что могли. Из Дальнего вышел отряд "стариков" в составе броненосца "Чин-Иен", крейсеров "Мацусима", "Хасидате", "Идзуми" и канонерской лодки "Сайен" с приданным им броненосным крейсером "Якумо". Со стороны моря поспешали им на помощь основные силы из броненосцев "Асахи", "Сикисима", "Фудзи", броненосных крейсеров "Касуга", "Ниссин", трех "собачек" ("Касаги", "Читосе", "Такасаго") и авизо "Тацута". Из обретавшихся в окрестностях Порт-Артура крупных японских кораблей в этом действе не участвовали лишь крейсера "Сума", "Акаси" и "Акицусима", прикрывавшие зону высадки у Бицзыво, "Нийтака" и "Отова", проворонившие выход отвлекающего отряда и теперь пытающиеся реабилитироваться в наблюдении за проходом на внешний рейд, а также отряд из "Асамы" и временно отобранного у Камимуры "Ивате", находившийся в тот день в 16 милях от южной оконечности Ляодунского полуострова.
Позже многие историки осуждали решение Того, бросившего большую часть своего флота на защиту Дальнего и тем самым упустившего шанс перехватить отряд Эссена. Но лучшего адмирала Страны Восходящего солнца тоже можно было понять. В Дальнем на тот момент скопилось изрядное число транспортов, ремонтируемых боевых кораблей и военных запасов, критически важных для армии Ноги и самого Объединенного флота. И их защита была в чем-то даже поважнее пары-тройки вырвавшихся из порт-артурской гавани русских кораблей. Тем более что последние вполне могли быть перехвачены дозорными бронепалубниками и южным отрядом броненосных крейсеров, а затем еще и эскадрой Камимуры [примечание 10]. Да и изрядный хаос, который воцарился в Дальнем после даже кратковременного огневого налета «Севастополя» и «Полтавы», наверное, не мог не повлиять на действия японского командующего. И его желание как можно быстрее и с наименьшими потерями разобраться с «зарвавшимся» противником, который фактически сам завел в ловушку далеко не самые большие свои силы, было в принципе вполне естественным.
Кроме того, в какой-то мере Того подвела разведка с моря. Японские дозоры в сложившихся погодных условиях опасались подходить близко к берегу. И сквозь клочья расползающегося тумана видели лишь, что в проходе на внутренний рейд маячили крейсер "Паллада" и канонерская лодка "Гиляк", да еще сновали с тралами по рейду внешнему "Гайдамак" и "Всадник". Но это все было похоже не более чем на охрану проделанного пути в минных заграждениях от поползновений легких сил японцев перед возвращением ушедшего к Дальнему отряда. Каких-то же других опасных шевелений со стороны русских кораблей в крепости не наблюдалось, о чем Того и донесли с дозорных крейсеров и миноносцев. Ничего особенно подозрительного не заметили и наблюдатели армии Ноги с ненадолго поднимавшегося в этот день над Волчьими горами воздушного шара.
Накопившаяся практика частых уклонений кораблей Эссена от японских обстрелов внутреннего рейда Порт-Артура тоже сработала русским на руку. И когда примерно в 11.00 пришло время разводить полные пары (до того все котлы на кораблях уже прогрели, но очень аккуратно, на минимуме, имитируя повседневную подачу пара для общекорабельных нужд) и выходить на внешний рейд, это было сделано с похвальной скоростью [примечание 11]. Шедшая первой «Паллада» (ее Николай Оттович поставил так намеренно, жертвуя возможным подрывом на случайно не выловленной мине далеко не самого ценного в отряде корабля), «Баян» под флагом командира отряда, «Ангара», «Пересвет», «Победа» и «Ретвизан» буквально рванули вперед тем же фарватером, который уже успели протралить перед выходом Григоровича и дополнительно отшлифовать усилиями «Всадника» с «Гайдамаком». Вслед большим кораблям наладились из гавани и назначенные в основной отряд миноносцы и минные крейсера (правда, не все – «Смелый» из-за внезапной поломки в машине почти сразу был вынужден повернуть назад). И дарованной этому отряду форы в пару часов оказалось достаточно для того, чтобы задумка русских удалась.
За промах Объединенного флота, добравшегося до Григоровича, но проворонившего Эссена, частично удалось отыграться японской осадной артиллерии, успевшей обстрелять в проходе "хвост" ускользающей русской колонны. Но если два 150-миллиметровых снаряда, попавших в "Ретвизан", к счастью, никак не сказались на боеспособности броненосца, то единственный, угодивший в "Победу", натворил дел.
Этот снаряд разорвался у основания третьей дымовой трубы и проникшие через колосниковые решетки в дымоходе осколки сразу вывели из строя три котла. Паропроизводительности оставшихся вроде бы еще хватало для поддержания заданной для всего отряда скорости – но лишь при полном напряжении сил котельных команд. А в них, увы, как и в целом в экипаже броненосца после порт-артурской эпопеи, уже имела место значительная убыль. Командиру "Победы" Зацаренному пришлось отправить к котлам почти всю прислугу противоминных орудий, но этого хватило лишь на три часа. Затем выданный броненосцем полный ход и накопившиеся мелкие поломки привели к выходу из строя еще четырех котлов, и "Победа" начала отставать.
Эссен, видя это, с чувством выругался, но и такой вариант был оговорен русскими перед прорывом. И "Победа" по сигналу с "Баяна", приняв вправо, стала поворачивать к Вей-хай-вею – возвращаться в Порт-Артур приказом по отряду Николай Оттович запретил ("Смелый" с его особой ситуацией был не в счет), а в Чифу после того, что случилось с "Решительным" 30 июля, соваться как-то не хотелось.
Здесь Того совершил свою очередную непреднамеренную ошибку, отрядив за "Победой" мчавшийся на перехват со своей южной позиции отряд из "Асамы" с "Ивате" и присоединившихся к ним дозорных "Нийтаки" и "Отовы". Японский адмирал рассчитывал, что огневого превосходства этих четырех кораблей хватит для того, чтобы за оставшееся время хода до английской угольной станции уничтожить одинокий русский броненосец, а отряд Эссена он догонит и сам.
Но "Победа" в этот раз в полной мере оправдала свое название. Избитая в последовавшей ожесточенной перестрелке до полусмерти, с затапливаемыми оконечностями и молчащим к концу боя средним калибром – частью выбитым, частью полностью расстрелявшим снаряды, но продолжая отгонять настырного противника грозными залпами своих 10-дюймовок, она все же прорвалась к Вей-хай-вею. Если, конечно, слово "прорыв" было уместно по отношению к кораблю, ползущему в концовке боя не более чем на 9-10 узлах.
Японцы в горячке преследования попытались было достать ее снарядами чуть ли не самом рейде. Но англичане, хоть и благоволившие в этой войне Японии, свое реноме великой морской державы, воле которой не смеют перечить всякие там "второстепенные", тоже старались поддерживать. Посему после того, как между враждующими сторонами бесстрашно встрял английский крейсер-стационер, огонь врагу пришлось прекратить. В итоге "Победа", конечно, вынуждена была интернироваться до конца войны – но это было всяко лучше, чем гибель в порт-артурской гавани под снарядами осадных орудий.
Не улыбнулась удача и гнавшимся за отрядом Эссена основным силам японцев из броненосцев "Асахи", "Сикисима", броненосных крейсеров "Касуга", "Ниссин", бронепалубных "Касаги", "Читосе", "Такасаго" и авизо "Тацута". Верный выбор Эссеном времени начала выдвижения привел к тому, что его отряд к 13.00 опережал данную группу кораблей примерно на 8 с половиной миль – и, как показали следующие несколько часов, это расстояние, к неприятному удивлению Того, и не думало сокращаться.
Разумеется, японский командующий всеми силами пытался задержать уходящих русских. Однако стрельба на предельных углах возвышения из носовых башен "Ниссина" и "Касуги" (главный калибр обоих японских броненосцев с их 82 кабельтовыми по паспорту после нескольких залпов с явными недолетами задробил стрельбу) была не слишком удачной. Эссен при близких разрывах сразу сбивал японцам пристрелку небольшими отворотами, не уходя при этом с генерального курса и всеми силами стараясь держать уже отыгранную дистанцию. В результате единственный восьмидюймовый снаряд, все-таки попавший в "Ретвизан", был надежно остановлен кормовым броневым траверзом. "Пересвет" же и вовсе "отделался легким испугом", когда бронебойный десятидюймовый "гостинец" с "Касуги", угодив в грот-мачту, снес ее стеньгу и слегка попятнал осколками третью дымовую трубу – но лишь этим и ограничился.
Отчаявшись достать корабли Эссена артиллерийским огнем, Того бросил на них свои миноносные отряды, поддержанные тремя "собачками" Дэвы. Но дневная (а скорее уже вечерняя) атака привела лишь к тому, что два дестройера и три миноносца были повреждены, и близко не дойдя до рубежа пуска торпед – на огонь по ним остатков шестидюймовых снарядов русские не пожалели. А "Касаги" и "Читосе" получили одиночные, но крупнокалиберные "подарки" – соответственно десятидюймовый с "Пересвета" и двенадцатидюймовый с "Ретвизана". На "Читосе" все ограничилось частично выбитой артиллерией и иными не слишком значительными повреждениями преимущественно посреди верхней палубы. Зато заклиненный в положении на борт руль на "Касаги" бросил крейсер в циркуляцию, на которой он едва не протаранил "Такасаго". Повторно лезть под главный калибр двух русских броненосцев и броненосного крейсера после восстановления управления на своем флагмане Дэва уже не рискнул.
В результате до наступления темноты Того так и не смог задержать рвущийся к Владивостоку русский отряд. Не принесли ему удачу и ночные действия миноносцев. В темноте отряд Эссена пошел без огней, но этот вынужденный шаг – прожектора к тому времени были либо разбиты в боях, либо переданы на крепостные укрепления в Порт-Артуре – оказался как нельзя к месту. К тому же после окончательного отрыва от главных сил японцев приказом по отряду скорость снизили для избегания появления факелов огня из дымовых труб, а также уклонились несколько в сторону от прежнего направления движения. Этих мер оказалось достаточно для того, чтобы минимизировать число встреч с японскими миноносцами и попыток их атак. Попаданий в русские корабли в ходе последних не было. К рассвету обе стороны окончательно утратили контакт друг с другом.
