Текст книги "Ксанкина бригантинка"

Автор книги: Андрей Дугинец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

4. Есть ли на Марсе шпионы?

Резкими, частыми рывками шаркая рубанком, Атнер строгал сосновый брусок. Виктор Семенович, заметив, как он работает, подошел и остановился возле верстака, покручивая седой ус.

Атнер виновато глянул на него: уж коли Висеныч покручивает ус, дело плохо. И правда, учитель тут же сделал замечание:

– Ты, Атнер, у нас торопыга. Все хочешь взять рывком, с налета, – заметил Виктор Семенович. Отстранив мальчишку, он встал на его место и начал строгать.

Атнер стоял рядом, ловил каждое движение учителя и то и дело протягивал руки: «Понял, Висеныч, понял. Давайте я сам!»

– Ничего ты не понял – ты смыкаешь рубанок, выхватываешь клочья из дерева. А рубанок должен плавать по брусу, как лебедь по воде. Планка станет ровной только тогда, когда стружка пойдет тонкая, сквозная. – И, подмигнув, учитель показал Атнеру на соседний верстак: – Глянь, у твоего дружка, Валерки, что за рубанком вьется. Не стружка, а ленты в косы нашим девчатам!

– Так он и дома умел строгать.

– Таким родился?

Виктора Семеновича вызвали из мастерской, и Атнер начал строгать так, как его только что учили. Когда учитель вернулся, у Атнера получилась первая красивая стружка. Она была во всю длину бруска, но еще не везде одинаковой ширины и толщины. Атнер старался так, что пот выступил на лбу.

Висеныч подошел к нему, полюбовался работой и, ласково положив руку на плечо Атнера, подозвал остальных ребят и заговорщическим шепотом сказал:

– Приходила Евгения Карповна, просила отремонтировать дверь ее кабинета. Плохо запирается. Евгения Карповна боится, как бы марсианские шпионы не выкрали дневники, тетрадки с двойками и прочую секретную документацию. – Последние слова Висеныч произнес с таким серьезным выражением лица, что ребятам стоило огромного труда не расхохотаться.

– А на Марсе шпионы есть? – серьезно спросил Атнер, отложив фуганок.

– Кристаллы! – сурово насупив брови, ответил Висеныч. – Там и люди кристаллы и шпионы кристаллы. Обычные люди – светлые, розовые, голубые кристаллы. А злые – черно-зеленые! – Он покрутил ус, щелкнул языком: мол, так-то! И продолжал уже другим тоном: – Ну так вот, Евгения Карповна просила, чтобы я все сделал лично сам. Но я доверяю вам. Пока она на уроке, все обследуйте, установите объем строительных работ на этих заветных вратах и доложите мне.

– Кому бы другому, а то Евке… – почесывая в затылке, вяло сказал Атнер.

– А вы сделайте ей доброе, и она будет милее, – посоветовал Висеныч. – Возьмите линейку, бумагу, карандаш.

Ребята ушли, а Висеныч, оставшись один, задумался. Почему они так не любят Евгению Карповну? Есть в ней, конечно, много лишнего, нудного. Но ведь она так старается. Только для них и живет. Ничего у нее, кроме этих ребят, нету.

Говорил он с нею не раз, чтоб меньше их опекала, больше верила. Но разве ж она послушается! Он столяр, неуч. Она педагог. С образованием.

А что, если самих ребят повернуть к ней, настроить?..

Обследование двери в кабинете Евгении Карповны заняло времени гораздо меньше, чем его требуется, чтобы открыть замок. Валерка только глянул, сразу определил: нужна стамеска, топорик и отвертка.

Но когда дверь с разрешения Висеныча была отремонтирована, мастера усомнились: об этой ли двери шла речь – уж очень мало тут оказалось дела. И когда они так стояли в задумчивости, откуда ни возьмись появилась Ксанка. Атнер рассказал ей, над чем они ломают голову.

– Ну, конечно же Евка имела в виду свою квартирную дверь, а не эту! Эта новая, тут и делать-то нечего, – резонно заметила девочка. – Вот у нее дома дверь, так там есть над чем поработать.

– Ты бывала у нее дома? – спросил Атнер.

– Еще бы! Сколько раз ходила песок менять кошкам! Она на хоздворе живет, – ответила Ксанка и повела «мастеров» на хоздвор.

Старые, много лет пролежавшие в сырости почерневшие дрова. Обломки бричек, саней, колес. Разбитый кузов довоенного грузовика. Кучи тряпья. Бурьян и чертополох. Все это и называлось хоздвором. По тропинке, с трудом пробиравшейся среди всех этих завалов, Ксанка вела своих товарищей.

– Понимаете, Евгения Карповна забралась в эту «хижину дяди Тома», чтоб кошкам было спокойнее, – пояснила Ксанка, чувствуя неловкость за то, что ее воспитательница живет в таком неприглядном месте. – Ей несколько раз предлагали комнату в новом доме, а она все новым воспитателям уступает. У них, говорит, семьи. А мне с моими кошками тут хорошо. Вот он ее дом.

Валерка, попавший на хоздвор впервые, никакого дома тут не видел и спросил ее, где же тут дом.

– Ну вот же два оконца! – показала Ксанка на два серых стекла, которые, словно глаза вконец загнанного зверька, выглядывали из-под нагромождения почерневших от времени бревен и досок.

И, только внимательно приглядевшись, Валерка понял, что сложенные одно на другое черные с прозеленью бревна – это стенка, а покоробившиеся, серые, как дорожная пыль, – доски – это крыша жилища.

– Да! – воскликнул Атнер. – Хижина дяди Тома в сравнении с этим – королевский дворец!

И все же самым примечательным в этом жилище оказалась дверь. Когда-то это была нормальная дверь, сбитая из толстых досок. Но время ее так высушило, что в щели между досками можно было вставить палец. Ну, а так как в холод щели пальцем не заткнешь, то хозяйка затыкала их ватой или тряпками. В некоторых местах щели оказались настолько большими, что уже никакие затычки не держались. На эти щели набивались куски фанеры, жести, обрывки дерматина. А в самом низу была набита широкая полоса из серого валенка. Под этот валенок, когда ребята подошли к двери, шмыгнула пушистая, как лиса, холеная дымчатая кошка.

– Куда она нырнула? – удивился Валерка.

Ксанка молча подняла край серого валенка, и открылся специально вырезанный в двери лаз.

– Зимой и летом кошки входят и выходят свободно, – с гордостью, будто бы все это сделала она сама, пояснила Ксанка.

Особое внимание ребят привлекли запоры на этой двери. Их было столько, что трудно было разобраться, каким сейчас пользуется хозяйка. Вот снизу, против серой отполированной руками железной ручки болтается погнутая, покореженная накладка с небольшим, но очень надежным старинным замком. Когда-то хозяйка, видно, потеряла ключ. Пришлось вместе с шурупами и куском древесины выворотить накладку. Вторую часть накладки срывать не стали, видимо, надеялись еще найти ключ и открыть замок. Чуть повыше чернел самодельный засов с огромными кольцами для замка. Но гнездо, в котором держалась петля для засова, было разворочено. Видно, ключ и от этого замка был утерян. А еще выше висел огромный вороненый замок, каким запирают хлебные амбары. Ребята решили, что этот замок и есть главный, действующий ныне, и спросили Ксанку, как же они будут обследовать дверь, если она так накрепко заперта.

Ксанка пояснила, что вот уж второй год эта дверь запирается на внутренний замок. Но сама дверь так перекосилась, что закрывается с большим трудом.

– Евгения Карповна уже замучилась с этой дверью! – с сочувствием сказала девочка. – Тут надо подтесать. Хотите, я сбегаю попрошу ключ? Открою, а вы подстрогаете.

– Только если скажешь, что ремонтировать будем мы, ни за что не даст, – заметил Атнер.

А все время молчавший Валерка сказал, что ключа здесь совсем не нужно и что подстругивание этой двери – все равно что мертвому горчичники.

– А чего же ты хочешь? – недоуменно спросил Атнер.

– Не дверь перекосилась, а сам домишко, – печально пояснил Валерий. – Развалить его – самый лучший способ ремонта. Или надо сменить дверь вместе со всей коробкой.

– Всю дверь! – испуганно воскликнула Ксанка. – Кто же нам позволит всю дверь ломать?

– А мы ее и ломать не будем, – все так же спокойно и уверенно ответил Валерка. – Снимем дверь, потом выбьем косяки. И положим вон на дрова – кому надо пользуйся! А все новое вставим.

– Это здорово! – обрадовалась Ксанка. – Только ж это целая история! Кто будет делать?

– Ты и мы, – ответил Валерка, глядя не на Ксанку, а на дверь.

После происшествия с бригантиной Валерка избегал Ксанкиного взгляда.

– «Ты и мы!» – передразнила Ксанка. – Я и рубанка в руках держать не умею! Только шершебкой научилась верхушку счищать.

– Твое дело добыть ключ в тот день, когда будет готова дверь. А все остальное сделаем мы сами, с Висенычем, – пояснил Валерка.

– Разве только, чтоб Евка не знала, – сомневаясь в успехе затеи, проворчал Атнер.

– Если ты не проболтаешься, – сверкнула на него глазами Ксанка, – то откуда же она узнает!

– Значит, все сделаем втайне? – сразу засиял Атнер, который всю жизнь готов был превратить в тайну.

– Конечно же не будем звонить на весь интернат! – ответила Ксанка и махнула: – Замеряйте, и уходим, а то сейчас кончится урок, и она придет домой.

Пока замеряли дверь и косяки, прозвенел звонок, и пришлось уходить не по тропинке, а по дровяным завалам. Но это еще лучше, интереснее. Ребята чувствовали себя партизанами, возвращающимися с боевого задания…

– Да, здесь кошкам раздолье: есть где прятаться, – заметил Атнер, когда выбрались с хоздвора.

* * *

Было время обеда, поэтому в столярной мастерской, кроме Висеныча, никого не оказалось. И это было на руку вбежавшим сюда «мастерам», проверявшим дверь Евгении Карповны.

– Висеныч, за несколько часов можно сделать дверь? – громко, еще с порога спросил Атнер.

– Это смотря какую дверь, – пожав плечами, ответил учитель. – К тому же зависит и от мастеров.

– Мы с Валеркой сделаем!

– А что, дом новый, а дверь уже старая? – удивленно спросил Виктор Семенович.

– Вик Сёныч, не в кабинете, в квартире, – скороговоркой начала Ксанка и быстро объяснила, в чем дело.

– Только, Вик Сёныч, об этом… – и Ксанка приложила палец к губам.

– Значит, тайна? – тихо спросил Виктор Семенович, и озорная улыбка разгладила морщины на его черном от загара лице. – Клятву давать словами аль землю есть?

Ксанка, счастливо улыбнувшись, ответила, что землю можно не есть, что верят ему даже на слово.

– Если делать эту дверь открыто, при всех, то недельку надо, – пояснил учитель. – Ну, а втайне, так за вечерок и смастерим.

– А разве тайно быстрей получается? – удивленно спросил Атнер.

– Всякая тайна удесятеряет силу и сноровку, – серьезно ответил Висеныч. – Мы, помню, в гражданскую патроны подносили партизанам. По полному рюкзачку нагружали. Это все равно, что сразу поднять три ведра воды. А дома одно ведро с трудом носили, особенно если матери надо поскорее.

– Виктор Семеныч, а сегодня можно начать? – несмело спросил Валерка.

– Сегодня? – Виктор Семенович посмотрел на часы и очень серьезно сказал: – Сбор в четырнадцать ноль-ноль.

– А мертвый час? – испуганно спросила Ксанка, зная, что значит уйти куда-то в мертвый час.

– Живым лучше, чем мертвым! – сердито ответил Висеныч.

Ребята знали, что Виктор Семенович мертвый час признает только для дошколят и дряхлых стариков. А школьникам и взрослым вместо мертвого часа он всегда рекомендует прогулку в лес или рубанок.

Атнер и Валерка удивились, когда ровно в назначенное время в мастерскую пришла и Ксанка.

– Ты-то зачем? – вызывающе спросил Атнер, боявшийся критики своей работы. – Твое дело ключ.

– Я буду строгать доски шершебкой, – ответила Ксанка. – Самую черновую работу отдавайте мне.

– Девчонкам это ни к чему! – резко ответил Атнер.

– Ну, это как сказать, – возразил Виктор Семенович. – В жизни все может пригодиться, да еще как… – Он задумался и, подбирая доски для двери, долго молчал.

Когда он задумывался, на черном лице его сильнее выделялись белесые мешочки, свисавшие под глазами. Сейчас эти мешочки казались сизыми, и учитель втайне от ребят, которые, однако, все замечали, посасывал валидол.

Ксанке жалко было Виктора Семеновича, когда он так задумывался. Молча состругивая шершебкой верхний лохматый слой доски, она время от времени посматривала на учителя.

Валерка и Атнер тоже молча шаркали рубанками.

А Висеныч сложил на свободный верстак подобранный для работы материал и тихо, как бы продолжая начатый разговор, сказал:

– А насчет того, что в жизни может, а что не может пригодиться, так я вам кое-что могу рассказать. – Он приладил доску, чтобы строгать ее, но присел на краешек верстака и, чуть прищурив глаза, словно вспоминая нечто давно забытое, продолжал: – Вот вы все Евка да Евка. А знаете, какой подвиг она совершила в войну как раз потому, что была у нее лишняя профессия.

– Подвиг? – переспросил Атнер, широко раскрыв глаза.

– Да! Героический подвиг.

Ребята ошарашенно переглянулись и разом закричали:

– Расскажите!

– Да уж начал, так слушайте. Все это я доподлинно узнал от ее бывшего партизанского командира. Пришла она в отряд, это еще в начале войны, и просится в разведку или на диверсию. Тогда все так просились. Ну, а командир, конечно, спрашивает, кто она, откуда и какой у нее стаж диверсионной или разведывательной работы.

– Никакого у меня стажа в военном деле нет, – ответила она. – Я просто хочу бить фашистов.

– А кто вы по профессии?

– Учительница, – ответила она так тихо, будто виновата была, что профессия у нее не военная.

– Да-а, – огорчился командир. – Школу открывать мы пока что в лесу не собираемся. Живите в отряде. Может, что когда потребуется переписать или еще что…

А когда разговорились, командир узнал, что она во время учебы в институте кончила и курсы электромонтеров. Командир ухватился за это.

– Чего ж вы, говорит, сразу не сказали? Если так, то вы получите очень серьезное задание.

Сделали ей документы, и пошла она в областной город наниматься к немцам электромонтером.

– Ну и взяли? – не выдержал Атнер.

– Женщин фашисты охотнее брали на работы, связанные с доступом в их жилища и рабочие места. Взяли и ее, да не просто так, а специальным электромонтером при гестапо и прочем начальстве.

– Ох, страшно ей было! – чуть слышно проговорила Ксанка.

– Вернулась она через полгода, после взрыва в театре. Там фашисты устроили именины своему генералу. Ну, она их и угостила – подговорила истопника, и с углем загрузили подвал взрывчаткой, а потом все это ухнуло. Вот вам и не девичье дело…

– Ну вот, а она про себя ничего не рассказывает, – огорченно заметила Ксанка. – Знали бы ребята, какой она была, не изводили бы. А то думают, что она трусиха.

– Глупенькие! – качнул головой Висеныч. – Да она ведь только за вас всегда дрожит. А сама-то за себя никогда не боится. Видели, где живет? Там и мужчина побоялся бы.

– А верно, ребята, – согласился Атнер. – Ночью на хоздворе страшно, как на старом кладбище.

А Ванько, почесывая в затылке, спросил, ни к кому не обращаясь:

– Неужели Евка могла и по столбам лазить?

– Но почему же не могла? – развел руками Висеныч. – В молодости она была, пожалуй, такая же шустрая, как вот Ксанка.

– Ну, а почему ж сейчас за нас так дрожит? – все еще с неудовольствием спросил Атнер.

– В войну очень много на ее глазах погибало таких, как вы. Насмотрелась она на страдания детей, вот и болеет за каждый ваш ушиб. Все ей кажется смертельным, все непоправимым.

– Чего ж вы нам раньше этого не рассказали?! – тяжело, не по-детски вздохнула Ксанка. – Разве мы ее так изводили бы…

– Ребята, – угрюмо заговорил Валерка. – А может, давайте не будем тайно делать дверь. А то опять испугаем.

– Добрым делом не испугаешь! – уверенно ответил Атнер, которому жалко было расставаться с заманчивым делом, увлекательным, как игра в разведчиков.

Валерка согласился с его доводом, но на душе не стало спокойнее…

– Ребята! – строго окликнула Ксанка. – Но больше не называть ее Евкой. Ни-ни!

5. Что произошло ночью

Было уже поздно. Огни в окнах спален погасли. Дети, да и воспитатели, давно спали. Только Евгения Карповна сидела в учительской над своей загадкой. Перебрала списки всех классов, начиная от старших до малышей, хотя совершенно невероятным было бы найти это проклятое «С. 3.» в списке первоклассников и даже третьеклассников. На отдельном листке бумаги Евгения Карповна старательно выписала все инициалы, которые совпадали с надписью на дверях.

В школе этих «С. 3.» оказалось восемь. Света Золотова, ученица восьмого класса, комсорг школы. Но эта вне подозрения.

Слава Зуев из пятого класса – болезненный мальчишка, не способный на такую выдумку. Да и малярничать, как подтвердил Виктор Семенович, он не умеет.

Ну, а остальные – все малыши из первого и второго классов. Предполагать, что «С. 3.» – это не имя и фамилия, а имя и отчество – нелепо: дети никогда не называют себя по имени и отчеству. И все же Евгения Карповна заглянула в личные дела некоторых, самых подозрительных.

В окно постучали раз и другой.

– Что еще за фокусы! – вслух воскликнула воспитательница и подошла к окну как раз в тот момент, когда по стеклу снова хлестнуло большой веткой растущей за окном березы.

Приоткрыв окно, Евгения Карповна тут же его захлопнула, охваченная сыростью и холодом. На дворе разыгралась по-настоящему осенняя непогода. Лил дождь с сильным порывистом ветром. Подумав о том, как она будет добираться домой в одной кофточке, Евгения Карповна зябко вздрогнула.

В надежде, что дождь перестанет, она просидела в неуютном, холодном кабинете еще часа полтора. Березовая ветка все так же хлестала по окну. И каждый раз Евгении Карповне казалось, что вылетят стекла. Видя, что непогода рассвирепела не на шутку, Евгения Карповна достала старую географическую карту, наклеенную на марлю, и, накрывшись ею, отправилась домой. Но только вышла за порог, ветер, насыщенный густым дождем, подхватил ее импровизированный плащ, поднял высоко над головой, промочил его насквозь, словно в речку окунул, и бросил опять на спину – теперь прикрывайся. Мокрая карта прилипла к спине, к плечам и холодила до костей.

Евгения Карповна, покашливая, шла все быстрей и быстрей.

Еще на полпути она вынула из кармана ключи и, привычно нащупав толстенький, пузатый ключик, приготовилась сразу, с разгону воткнуть его в замок. На хоздворе было так темно, что Евгения Карповна даже не смотрела на дорожку, все равно ничего не видно. Ноги сами несли ее по привычным извилинам тропинки, пробирающейся среди хозяйственного хлама. И все же даже в этой кромешной тьме она увидела какой-то просвет там, где была ее дверь. В тревоге последние метры уже не прошла, а пробежала. И, только ухватившись за дверную ручку, поняла, что это белела сама дверь.

– Неужели и ее покрасили?! – воскликнула она в сердцах.

В мыслях мелькнул розовый значок со злополучным вензелем.

Но Евгения Карповна тут же отогнала это видение: не могут же на двери ее собственной квартиры навешивать какие-то нелепые знаки!

Войдя под навес и сбросив с плеч скользящую холодную тряпку, в которую превратилась карта, Евгения Карповна долго шарила по двери рукой, держащей ключ, но замка не находила. Наконец в отчаянии поняла, что и дверь у нее совсем другая. Слегка потянула, дверь охотно, без обычного нудного скрипа, открылась.

Войдя в комнату, полную непривычной лесной свежести, она включила свет и остолбенела.

Прежде всего бросились в глаза ее любимые цветы – огромные хризантемы в вазе на середине стола и белый, словно только что выстроганный пол. Сначала она так и подумала, что пол сострогали, но у порога, возле влажной еще тряпки, на которой стояла Евгения Карповна, увидела щетку со стальной щетиной и поняла, что пол старательно выскребли и вымыли. Глянула под кровать – там вместо ржавой продырявленной жестянки стоял большой, с высокими бортами самодельный добротный противень из белой жести. Противень был наполнен сухим белым песком. Это для кошек.

И тут, будто почувствовав, что хозяйка о них подумала, вокруг ног ее завертелись Киска, Ласка и любимец Уголек.

Подхватив на руки черненького котенка с белыми, словно измазанными в сметане лапками, она спрашивала его, что тут произошло, кто был в доме и наводил всякие порядки и беспорядки. Уголек мяукал, ластился, облизывал пальцы хозяйки и пытался устроиться на руках спать. Но хозяйка сегодня не была настроена его баюкать. Опустив Уголька на пол, погладила Киску и Ласку. И, оглянувшись, медленно, с удивлением и даже с радостью посмотрела на дверь. Оказывается, и дверь и даже косяки были новыми, только что выстроганными из добротного, еще пахнущего смолой дерева. Вот откуда шел такой сочный лесной дух!

Схватив на посудной полке карманный фонарик, Евгения Карповна выскочила за порог и осветила дверь снаружи. Да, замка вешать не на что. Но есть крючок, которым можно закрыть дверь, чтоб не отошла. И над крючком…

Евгения Карповна даже вздрогнула.

Над крючком была приколота двумя кнопками розовая бумажка, вырезанная в виде флажка, с аккуратно выведенными буквами: «С. 3.»!

Внизу, в правом углу двери заметила какую-то заплатку из фанеры, толкнула ногой, «заплатка» ушла внутрь, под дверь. Наклонившись, Евгения Карповна осмотрела фанерку, привешенную на двух маленьких петлях. И лишь когда из комнаты вышмыгнула Киска и полезла к хозяйке на плечо, поняла, что это лаз для кошек, сделанный более усовершенствованно, чем было в старой двери.

«И о кошках позаботились», – мелькнула благодарная мысль.

Сорвав бумажку, причинившую ей столько хлопот, Евгения Карповна вернулась в дом. Захлопнув дверь, внутри увидела крючок. Хотела запереться. Но махнула рукой, не стала этого делать. И, словно кого-то убеждая, подумала: «Ведь запираюсь я не от воров. У меня и воровать-то нечего. Просто не хочется, чтоб посторонний глаз видел, как я тут живу».

И, огорченно вздохнув, она подошла к столу, чтобы положить флажок, который, казалось, жег руку. Положила на краешек стола. Да так и застыла на месте: перед вазой с таинственно появившимися здесь хризантемами высокой башенкой, один на другом, лежали все ее замки, даже те, которыми она давно уже не пользовалась и не знала, где они валяются. Замков было восемь. Внизу лежал огромный и ржавый. Полупудовый – как назвал его завхоз, когда в первый день поселения Евгения Карповна попросила хоть какой-нибудь замочек. Тяжелый это был сторож, зато надежный. Правда, он так туго открывался и ключ от него был такой увесистый, что Евгении Карповне все это надоело, и она купила поменьше, дюралевый, тот, что лежит вторым. А потом, потеряв ключи, купила еще и еще. И даже не верилось, что их было уже восемь всего лишь за один год жизни в этой хибарке.

Осмотрев стопку замков, Евгения Карповна наклонилась над бумажкой, на которой лежали замки, и прочла написанное печатными буквами:

 
Запирать от нас не надо,
Мы ведь честная бригада.
«С. З.»
 

– Бригада? – недоуменно повторила Евгения Карповна. – Так, значит, «С. 3.» – это не один человек, а целая бригада? Еще чище!

И Евгения Карповна тут же тяжело опустилась на стул. Надо было накинуть на плечи теплую безрукавку, включить рефлектор, чтобы скорее согреться. Однако сейчас она ни о чем не могла думать, кроме этой стопки замков, этих стихов и всего, что произошло в ее жилище.

Но вскоре и замки, и стихи, и розовая бумажка с непонятными «С. 3.» отошли куда-то в сторону, забылись. На первом месте стояла эта добротно сработанная дверь, порядок в доме и кто-то невидимый, но добрый, заботливый и даже родной.

«С. 3.»!

Кто же это такой? Ну хотя бы узнать, мальчишки или девчонки? Или и те и другие, судя по умелым рукам, которые здесь потрудились?..

Кошки, как только хозяйка села, устроились у нее на коленях и замурлыкали. Поглаживая то одну, то другую, Евгения Карповна глубоко задумалась, не замечая, что все сильнее и протяжнее кашляет.

Раздумья Евгении Карповны прервал особенно сильный приступ кашля, который кончился болью в груди. Прижимая руку к груди, она прошла к вешалке, надела телогрейку, но кашель уже не оставлял ее в покое ни на минуту.

Выпив кодеину, Евгения Карповна легла в постель. Долго не могла согреться. Ворочалась с боку на бок, пытаясь избавиться от кашля.

К рассвету ей стало жарко, словно в горячо натопленной комнате. Посмотрела даже, не включен ли, случайно, рефлектор.

Заснула только под утро, да и то некрепко. Перед глазами все время, то увеличиваясь, то уменьшаясь, белела свежевыстроганная дверь из душистых сосновых досок.

Утром, проснувшись, она сразу глянула на дверь и тотчас почувствовала, что с этой таинственной заменой двери в ее жизни, в ее взаимоотношениях с ребятами произошло что-то новое, согревающее душу. Теперь она уже не сомневалась, что «С. 3.» – это ребячья добрая затея. И ей хотелось улыбнуться этой проказе. Но тут она закашлялась тяжело, надрывно. И опять потянулась за лекарством.

Однако лекарство ей в это утро больше не помогло…

* * *

Нахохлившись, как воробьи в непогоду, Атнер, Ванько и Ксанка сидели на куче дров и смотрели на дверь одинокого жилища Евгении Карповны. Утром ее увезли в больницу. И уже вся школа говорила, что ей грозит туберкулез.

– Это все из-за нас, – вздохнул Ванько. – Она дни и ночи думала про нашу затею, переживала.

– Туберкулез всегда начинается от переживаний. Это правда, – согласилась Ксанка. – Не надо было трогать ее дверь. Пусть плотник сделал бы, а если мы сами, то без всяких «С. 3.». Ее эта тайна совсем доконала.

– Понимаете вы! – насупившись, возразил Атнер. – Раз у нее такое плохое здоровье, ей нельзя было жить в этой сырой «хижине дяди Тома». Вот что!

– Ей сто раз предлагали переселиться в новую квартиру! – ответила Ксанка, сердясь на Евгению Карповну.

– Так чего же она?

– Не знаешь – чего! В новом доме кошкам будет плохо!

– Так и там можно было сделать для них лаз под домом, – ответил Ванько.

Атнер посмотрел на друга, в душе завидуя умной мысли. И вдруг тоже придумал не худшее:

– Ребята, а давайте директора просить, чтоб он переселил Евгению Карповну, пока она в больнице!

– Правильно! – обрадовалась Ксанка, и на глазах у нее даже слезы проступили. В оправдание она тихо добавила, глотая слова: – Мне ее жалко. Ведь больная… – И вдруг спросила: – А где Валерка?

– В столярке, – ответил Атнер. – Он, конечно, жалеет ее. Больных всегда жалко. Но и обида еще не прошла…

– Да мы, если что надо, так и сами справимся, – кивнула Ксанка. – Валерку не надо, конечно, трогать. Придет время, он все обиды забудет. По-моему, он, как и я, долго не обижается…

* * *

Учительская была полна народу, собрались все: и учителя, и воспитатели, и технический персонал школы-интерната. Вопрос был важный – надо срочно выяснить, что такое «С. 3.», из-за которого вот слегла в больницу воспитательница.

Не было здесь только Виктора Семеновича. А директор без него не хотел начинать собрания.

Некоторые уже начали нервничать, спрашивали, знает ли он вообще, что тут ждет его весь коллектив. Директор успокаивал, уверенный, что тот с минуты на минуту явится.

Наконец Виктор Семенович шумно вошел, раскрасневшийся, запыхавшийся, словно бежал.

– Что случилось? – удивленно спросил Сергей Георгиевич. – Почему задерживаешь?

Опоздавший виновато развел руками и ответил только одним словом:

– Дела!

Директор встал и, сообщив, зачем так экстренно все здесь собрались, попросил Виктора Семеновича рассказать о своих догадках насчет пресловутого «С. 3.».

Тревожно посмотрев в открытое окно, Виктор Семенович попросил дать ему немножко отдышаться.

Многие нетерпеливо зашаркали, зашевелились. У всех из-за этого внезапного собрания остановилась работа.

Понимая нетерпение товарищей, Виктор Семенович встал. Непривычно ему было выступать на собрании. Поэтому он долго молчал в установившейся тишине.

И вдруг в эту тишину ворвались резкие, заливистые звуки горна, барабанный бой и лязг железа.

Все всполошенно бросились к окну. На месте остался только Виктор Семенович. Он блаженно улыбался и поглаживал свои усы.

Мимо школы шел весь седьмой класс. Сгибаясь под тяжестью, ребята несли железный лом. Впереди всего отряда шли Валерий Рыбаков и Ксанка. Они высоко поднимали натянутое на древке красное полотнище, на котором, как эмблема, красивыми огромными буквами было написано: «С. 3.».

Следом за этими «знаменосцами» шли Атнер и Ванько. Эти несли длинную ржавую трубу, на которой один за другим были нанизаны замки самых разных форм и размеров.

– Валентина Андреевна, – обратился, директор к старшей воспитательнице, – что все это значит?

– Я ничего не понимаю, – бледнея, ответила та.

К окну неторопливо подошел Виктор Семенович и коротко пояснил:

– Вишь ты, Егорыч, «С. 3.»? Это сокращенное, значит: «Смерть замкам».

– Черт возьми! – воскликнул директор, шире распахнув окно. – Чего ж ты мне раньше этого не сказал? Это же здорово! А многие ведь думали об этом не очень хорошо…

– Я партизанил в отряде «Смерть фашизму!». А теперь с удовольствием вступил бы и в этот отряд, – добавил Висеныч, задумчиво покручивая ус.

– Я сам не прочь снять хотя бы один замок! – задорно заявил Сергей Георгиевич.

– На вашу долю еще один остался, – не глядя на директора, ответил Висеныч.

– Где?

– На вашей квартире. К нему невозможно подобрать ключи, фасон допотопный.

– Ну уж это я сам подберу! – засмеялся директор и повернулся к улыбавшимся сотрудникам: – Может, на этом наше собрание и закончим?

– Кто все это придумал? – как протест, раздался голос старшей пионервожатой.

– Ксанка, – ответил Виктор Семенович.

– Самая дисциплинированная девочка в классе! – с ужасом воскликнула вожатая.

– Плохому ученику такая идея в голову не придет, дорогая Вера Павловна, – заметил директор. – Одно неладно, что все это втихую, тайно.

– А какая жизнь ребятам без тайны! – удивленно посмотрела на него все время молчавшая Валентина Андреевна. – Я бы хотела, чтоб за этой у них появилась новая тайна, еще более интересная!

Этот разговор заглушила веселая, задорная песня, которую во всю силу голоса вдруг запели ребята, когда поравнялись с открытым окном:

 
Живем в комарином краю
И лучшей судьбы не хотим.
Мы любим палатку свою,
Родную, сестру бригантин.