Текст книги "След менестреля (СИ)"

Автор книги: Андрей Астахов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

Глава шестая

Будь я проклят, но только теперь я кое-что начинаю понимать.

Правильно говорится, что у правды много обличий. После встречи с Валленхорстом я понимаю, что это так. Великий гроссмейстер встретился со мной и раскрыл карты – и тем еще больше смутил меня.

В самом деле, до меня только сейчас дошла незамысловатая истина – я с самого начала находился на виду. И впрямь, на что я рассчитывал? Что орденцы настолько глупы, чтобы не увидеть в человеке с эльфийским посохом того, кого они повсюду и без устали ищут? Один раз меня спасли эльфы Холавида. Второй раз я ушел сам, чудом одолев Вечного. Но третьего раза не будет – Тейо был прав, я стал слишком приметной личностью в этом мире. Только слепой идиот не узнает в странствующем лекаре, сопровождаемом красивой и таинственной девушкой, того, за чью голову обещана баснословная награда. И тут на сцену выходит Валленхорст – и дает мне отпущение грехов по всем правилам. Вручает орденский перстень, которым я могу ткнуть в рожу самого ретивого фанатика и посмотреть, как он тут же сменит гнев на милость и превратится в моего союзника и благодетеля.

Забавно. И непонятно. Чему я обязан такой странной перемене? Что такого случилось в этом мире, если мой злейший враг внезапно предлагает мне союз? Хотя, если подумать, это может быть хитрая, искусно расставленная ловушка. Получив перстень, я могу вообразить, что сам черт мне не брат, и потерять осторожность. Впрочем, если бы Валленхорст хотел моей смерти, что ему мешало покончить со мной на заброшенной ферме?

Но главное в другом. Я, наконец-то, начал понимать, что произошло в этом мире, и что может произойти в ближайшем будущем.

Итак, некогда ши, великие маги и ценители красоты, создали в Элодриане что-то вроде огромного райского сада с четвероногими и двуногими зверушками, но этого им показалось мало. Любознательный маг Тейо сконструировал нечто вроде пространственно-временного портала, чтобы побывать в других мирах. Может, для того, чтобы сравнить их с Элодрианом, а может и с более утилитарными целями – найти для магии ши новые области применения. Портал привел Тейо в нашу действительность, которая, по его словам, его ужаснула. Ничего удивительного. И вот тут на сцене появляется Вильям де Клерк. Пес его знает, каким образом ему удалось втереться к Тейо в доверие, но эльф организовал ему турне в Элодриан. Позволил, так сказать, побывать в раю при жизни. Но вот одно не учел – де Клерк был человеком своего времени. Бардом, менестрелем, трубадуром, трувером, как не назови. И пел он песни соответствующего содержания. Песни о доблестных воителях, военных походах, кровавых битвах и радости победы. О том, что никак не вписывалось в золотой век, царивший в Элодриане. Поняв это, Сестры Ши решили с помощью Тейо просветить глупого англичанина, перенаправить его незаурядный талант в некое полезное направление – и дали ему прочитать книги Азарра, а потом устроили так, что де Клерк был возвращен в свое время и в свой мир. Уготовили де Клерку роль Мессии (прости, Господи, за богохульство!). В нашем мире просвещенный де Клерк оказался никем не понят и заработал славу опасного смутьяна и колдуна, поэтому бежал обратно в Элодриан. Но дело было сделано по обе стороны портала – Слово из Элодриана начало менять человеческую цивилизацию, а вот воинственные песни де Клерка были услышаны дикарями в Драганхейме и стали для них чем-то вроде руководства к действию. Орды из Драганхейма двинулись на юг, и золотому веку Ши пришел конец. Вот почему Тейо говорит о Духе разрушения, и считает, что именно де Клерк виноват в том, что случилось. Естественно, мои друзья ши решили, что если избавиться от де Клерка, ситуация изменится. Они раз за разом отправляли его обратно, и он всегда возвращался – почему?

Наверное, на этот вопрос мне сможет ответить только сам де Клерк. Точно так же, как и на другой вопрос – как ему удавалось прожить так долго. Отметиться в нашем мире не раз и не два, да еще и в таких ипостасях – Вийон, Шекспир.

И мой отец. Да уж, чудны дела твои, Господи!

Так или иначе, главное случилось – мир Элодриана стал меняться по образу и подобию нашего мира. А сейчас что-то пошло не так. Что-то случилось. А может, это связано с моим появлением?

Когда-то в юности я очень любил читать фантастику. Помню, прочел я как-то один рассказ, где группа охотников отправляется во времена динозавров, чтобы поохотиться на какого-нибудь тираннозавра, и один из этих ребят случайно так в мезозойском лесу наступил на бабочку. А потом, по возвращении выяснилось, что их собственный мир изменился неузнаваемо. Временной парадокс – кажется, так эта фишка называется.

Может, и я наступил на бабочку и сам того не заметил?

Знать бы еще когда, и что это была за бабочка…

Чувствую, искать ответы мне придется еще долго. А раз так, еще раз попробуем положиться на русский «авось». Сейчас у меня есть цель, мне нужен Джарли. И значит, надо идти в Айи, как я и собирался с самого начала. Наверняка новый герцог Роэн-Блайн знает что-то такое, чего не знаю я.

* * *

В Айи я пришел, когда уже сильно стемнело. Начался сильный снегопад, и улицы городка были пусты. Одинаковые срубные дома с высокими двускатными крышами казались вымершими, даже лая собак я не слышал. После недолгих поисков я нашел таверну «Веселый менестрель» – единственное строение, в окошках которого горел свет.

Я уже привык к тому, что мое появление везде и всегда привлекает внимание. Это понятно – в подобных городках все друг друга знают, и любой чужак немедленно оказывается на перекрестье взглядов, как инфузория под микроскопом. Едва я зашел в таверну, как все сидевшие там люди повернулись в мою сторону.

– Мир вам, добрые господа! – сказал я, стряхивая с плаща снег.

Мне ответили вопросительным молчанием, а после из-за столов одновременно поднялись несколько человек. Крепкие рослые бородачи, одетые в вареную кожу и меха. У всех на поясах висели большие охотничьи ножи, а старший в этой компании держал в руке тяжелую окованную железом дубинку.

– Мир и тебе, чужак! – сказал человек с дубинкой, однако радушия в его голосе я не услышал. – Кто таков?

– Кириэль, целитель, – ответил я. – Путешествую с компаньонкой по здешним местам.

– Целитель? – Старший вздохнул, сверкнул глазами и оглядел меня подозрительно с головы до ног. – Ого! И кому служишь?

– Никому. Сам себе господин.

– Разве такое возможно? – Старшой не сводил с меня изучающего взгляда. – Кто нынче может сказать о себе, что железный сапог не стоит у него на груди?

– Верно говоришь, отец, времена нынче лихие, – сказал я. – Но стоит ли говорить о печальном? После долгой дороги мне больше всего хочется выпить горячего пунша, а потом лечь в постель и проспать до полудня.

– Погоди, и до пунша время дойдет, – сказал старшой, знаком предложив мне сесть на лавку. – Но сперва хочу поговорить с тобой. Я Аллейн, здешний олдермен и управляющий высокого лорда Риссена. А потому должен я задать тебе несколько вопросов, а ты, если не желаешь неприятностей, должен отвечать мне честно и правдиво.

– Хорошо, хорошо, – сказал я примирительно, – я ведь человек мирный. Чего хочешь узнать, старче?

– Зачем пришел в Айи?

– Просто шел по дороге, вот и пришел.

– А куда направляешь и откуда?

– Шел с Вокланских пустошей, а как узнал о войне, решил добраться до города побольше. Сначала думал в Набискум идти, а вот теперь не знаю, как быть. Говорят, в Набискуме вся королевская армия стоит.

– Верно, стоит, – олдермен испытующе посмотрел на меня. – Сам его величество король Готлих нынче в Набискуме. Большая война будет. Вот мы и ждем, чем это все закончится.

– А чем войны заканчиваются? – Я пожал плечами. – Кому слава, кому крест могильный. Тех, кому крест, всегда больше почему-то. Так могу я выпить, или нет?

Аллейн кивнул. Ощущая спиной внимательные взгляды, я подошел к барной стойке и спросил пуншу. Трактирщик тут же повернулся к Аллейну – тот едва заметно кивнул, и я получил свой пунш. Я едва поднес кружку к губам, как олдермен положил мне руку на плечо.

– Целитель, говоришь? – спросил он.

– Целитель, – я понял, что сейчас начнется настоящий разговор. – Что, помощь нужна?

– Видишь ли, какое дело, парень – тут у нас соседи завелись беспокойные. То ли наемники, то ли дезертиры, шут их пойми. Пару раз уже наведывались к нам в Айи и спрашивали, есть ли у нас тут в городе знахарь или травник опытный.

– Ну и что?

– Вроде как главарь их болен, – продолжал Аллейн, – а вылечить его некому. Мы-то люди темные, наше дело землю пахать да скот пасти, целительству никто не обучен.

– Неужто у вас ни одного знахаря на весь город?

– Как же, есть одна баба, Сидрун ее зовут, она у нас и за травницу, и за повитуху.

– И что же? Пусть бы и полечила их главаря.

– Это легко сказать. Коли вылечит она его, так ганза ее с собой заберет, чтобы постоянно она их там пользовала. А коли нет – убьют. А нам как быть потом?

– И ты хочешь, чтобы я этим занялся? – Я усмехнулся. Вот за что люблю я этих простолюдинов, так это за прямоту. – Мол, если моя голова полетит, вам ни убытку, ни прибытку, так?

– Ты прости, конечно, мил человек, но деваться нам некуда, – Аллейн сразу перешел с властного тона на просительный. – Мы люди мирные, с разбойниками нам не сдюжить. И без того в страхе живем, с оружием под подушкой спим. И бежать нам некуда – хозяйство у нас, семьи, дети. А ты человек вольный, как изволишь говорить – сам себе хозяин. Вот и помог бы нам, бедолагам. А мы заплатим тебе. Сколько скажешь, столько и заплатим.

– А коли сто золотых риэлей попрошу?

– Сто золотых у нас нет. Но по-божески расплатимся, хочешь деньгами, хочешь товаром.

– Не надо мне от вас платы, – помолчав, сказал я. – Где эта ганза остановилась?

– Так ты…

– Я тебе вопрос задал, отец. Потрудись дать ответ.

– У Медвежьего ручья они стоят, на старой охотничьей заимке, – ответил Аллейн. – Десятка два их там, не меньше. Неужто по своей воле пойдешь?

– А пойду, – сказал я не без куража. – Утром.

– Храбрый ты человек, сударь, впервые такого вижу.

– Храбрый не храбрый, а дело свое делаю. Как до этой заимки добраться?

– Просто. Как выйдешь из таверны, направо по дороге и до развилки, а потом налево, мимо леса. Потом ручей этот самый Медвежий увидишь, так по течению и иди. Заимка через полмили будет.

– Понял. Теперь дай мне спокойно пуншу выпить.

– За мой счет господину лекарю еще нальешь, – сказал Аллейн трактирщику, кивнул мне и присоединился к своим товарищам.

Я сделал хороший глоток пунша и закрыл глаза, прислушиваясь к приятным ощущениям в желудке. Итак, я снова, совершенно добровольно и сознательно, лезу в пасть к волку. Зачем? На кой леший мне эти крестьяне и их проблемы?

Горбатого, говорят, могила исправит…

– Еще пуншу, милостивец? – поинтересовался трактирщик, с собачьей преданностью глядя мне в глаза.

– Пожалуй. А скажи мне, любезный, не оставлял ли тебе кто письма для герцогского лекаря?

– Было письмо, – кивнул трактирщик. – Приносил мальчонка какой-то. Сейчас гляну, милостивец.

Воодушевленный словами трактирщика, я допил кружку и почувствовал себя вполне комфортно. Сам корчмарь прибежал через минуту и вручил мне сложенный вчетверо грязный листок бумаги. Я дал ему монету, развернул листок и прочел:

«Чтобы твоя женушка ничего не заподозрила, милый, приходи ко мне только в среду и пятницу после заката к старой сыроварне и жди там. Люблю и жду встречи.»

Я усмехнулся. Трактирщик подобострастно сложил губы в улыбку: я почти не сомневался, что он читал эту записку.

– Может, милостивцу, поесть чего? – осведомился он.

– Комнату бы мне, – ответил я.

– Лучшая комната у нас свободна. Пять фельдов в сутки.

– Хорошо, только деньги завтра, когда разбойнички ваши заплатят.

Хозяин с готовностью закивал. Я понял, что в корчме Айи мне открыт кредит – пока открыт. Все будет зависеть от того, как пройдет мой поход к заимке на Медвежьем ручье. Ничего, не в таких переделках бывали. Все будет тип-топ.

– Тогда покажи мне мою комнату, – сказал я, допивая вторую кружку пунша. – Я спать хочу.

* * *

Ночлежная комната в деревенской корчме не отличалась комфортом, но выспался я неплохо – зимние путешествия очень утомляют, да и выпитый пунш меня согрел и расслабил. Трактирщик был уже на ногах. Я перекусил жареным хлебом с сыром, взял в дорогу бутылку вина (опять же в счет будущей платы) и вышел во двор, в утренний, свежий, пробирающий до костей мороз. Немедленно черная тень отделилась от примыкавшего к таверне амбара, и я с радостью узнал Уитанни.

– Ах ты, моя девочка! – прошептал я, прижимая гаттьену к груди. – Куда же ты от меня сбежала-то?

– Уиттани фиен ньярр а-лайн уин дханнаник вирр Ллэйрдганатх самраарр! – простонала гаттьена, посмотрела мне в лицо круглыми от ужаса глазами. – Дханнан Валльенхоррст нрар прраи Ллэйрдганатх йоста?

– Точно, кисуля. Сам Валленхорст со мной говорил. И предложил мне сотрудничество, представляешь? Видать, крепко его жареный петух в жопу клюнул.

– Най хенна! – испугалась Уитанни.

– Придется. Чую я, за такой внезапной милостью стоит что-то очень и очень скверное, киса. Надо во всем разобраться. Я ж как-никак детектив, пусть и хреновый.

– Най хенна!

– Вот только без капризов, хорошо? Пойдем, у нас дело есть. Прогуляемся немного.

Дорогу до заимки, о которой говорил старый Аллейн, я нашел без труда – тут и впрямь заблудиться было просто невозможно. Мы дошли до развилки, повернули налево, и очень скоро я увидел впереди группу домиков, почти утопавших в снегу, а возле них – людей и лошадей. Сердце у меня екнуло, но страха я не испытывал. В конце концов, я лекарь, а у военного врача даже на поле боя неприкосновенный статус. Хотя, черт его знает, вдруг этот раненный вожак уже ласты склеил – тогда мне ничего хорошего не светит.

Мне навстречу, проваливаясь в глубокий снег, шли двое. Метров за тридцать подали знак – стоять. Я остановился, опершись на посох. Уитанни за моей спиной недобро зафыркала.

– Спокойствие, киса! – велел я.

Бандиты подошли ближе. Мужчина с алебардой в руках и молодая женщина, оба в мехах и коже, на мужчине шапка с пером, на женщине бархатный берет. Я вздрогнул – лицо женщины от брови до подбородка пересекал страшный шрам, правого глаза не было, а левый, водянистый и холодный, смотрел на меня крайне недружелюбно.

– Стоять! – повторила дама, наставив на меня пистоль с дымящимся фитилем в замке. – Оружие на снег!

– У меня нет оружия, мадам, – ответил я самым любезным тоном. – Я лекарь. Крестьяне в Айи сказали, ваш командир болен и нуждается в помощи. Вот я и пришел.

– Ты не местный, – сказала с подозрением наемница. – Я тебя не знаю.

– Все верно, мадам. Я странствующий лекарь. Пришел в Айи и узнал о болезни вашего начальника.

– Если вылечишь командира, получишь награду, – произнесла женщина, сделав знак подойти ближе. – Если обманул, или причинишь ему вред, я тебя на костре заживо зажарю.

– Я не ради награды пришел, и не ради смерти на костре, – ответил я. – Веди к своему командиру.

* * *

Во дворе заимки нас встретили еще человек пять вооруженных бандитов. Следуя за женщиной с пистолем и под тяжелым взглядами прочих разбойников, мы с Уитанни прошествовали в дом. Внутри низкой темной продымленной избы стояла жуткая тошнотворная вонь. В самом углу, у натопленной печи, едва освещенный тусклой масляной коптилкой, лежал человек, накрытый одеялами из шкур. Я подошел ближе и удивленно воскликнул:

– Люстерхоф?

– Ты? – проскрипел бывший орденский охотник, силясь оторвать голову от грязной подушки. – Хвала Вечным! Теперь…кх-кх… я не умру!

– А ты собрался умирать? – Я опустился на табурет, который поднесла все та же одноглазая наемница, Уитанни осталась стоять рядом со мной. – Я запомнил тебя крепким парнем. Правда ты сильно отощал и осунулся.

– Ты еще жив, крейонская сволочь, ха-ха-ха! – Люстерхоф закашлялся. – Любят тебя боги, любят!

– Что с тобой?

– Нога. Знаешь, Кириэль, даже тебе ее не вылечить.

Я откинул одеяло и чуть сознание не потерял от вони. Правой ноги у Люстерхофа по сути не осталось. Было черное, сочащееся гноем, гнилое месиво, облепившее обнажившуюся кость.

– Господи помилуй! – Я закашлялся, с трудом удержав съеденный утром хлеб и сыр в желудке. – Ты что ногу, в землю закапывал?

– Антонов огонь это, знаю, – проскрипел Люстерхоф. – Бриш, идиот, решил атаковать вальгардскую хоругвь, что на границе его земель лагерем встала. Показать, кто хозяин. Ну, и пошли мы…

– И что дальше?

– Дальше каюк всем был. Ловушка это была. У них в сосновой роще неподалеку засадный эскадрон стоял, а холоп, что барону весть о вальгардском лагере принес, их лазутчиком оказался. Прямо под клинки и пули нас привел, паскуда!

– Крепко вас потрепали.

– Не то слово. Бришу ядром башку оторвало на моих глазах, Лабиш, собака, струсил, вильфингов из боя стал выводить, так они его самого порвали, а потом стали на всех без разбору нападать – с ними такое сплошь и рядом случается… – Люстерхоф замолчал, знаком показал одноглазой, что хочет пить. Я выждал, пока он напьется. – Короче, весь отряд Бриша там остался, хоть и вальгардцев мы порубили немало. Подо мной коня убили, две пули в ноге, одна в боку – я ее потом сам кинжалом вытащил. А ногу на второй день дергать начало, и понял я, что отбегался… Спасибо Биргит, притащила меня сюда, хоть не в чистом поле сдох…

– Рановато ты собрался помирать, Ромбранд, – я прекрасно понимал, что сейчас только магия ши может помочь охотнику и надеялся, что все получится. – Попробую тебя полечить.

– Погоди, – Люстерхоф положил мне на запястье раскаленную жаром ладонь. – Это она?

– Да, та самая гаттьена.

– Я могу поговорить с ней? – Люстерхоф все же попытался приподняться на локте, уставился на Уитанни. – Ты понимаешь меня?

– Йенн, – холодно ответила гаттьена.

– Хорошо. Я друг Маргет. Ты помнишь Маргет?

– Йенн, – произнесла женщина-кошка. – Уитанни ну-арр майн Маррргьет.

– Я не виноват в ее смерти, – лихорадочно сверкая глазами, зашептал Люстерхоф. – Не виноват! Я любил ее. Клянусь, любил, как свою жизнь. Ты мне веришь?

– Йенн, – в третий раз повторила Уитанни, сверкнув глазищами из-под капюшона.

– Хорошо, – Люстерхоф откинулся на подушку. – Биргит!

– Да, командир? – Одноглазая появилась в дверях.

– Сейчас этот человек попытается меня вылечить, – сказал охотник. – Если у него получится, отдашь ему все деньги, что у меня остались. Если не получится, ты отпустишь его с миром. Приказ ясен?

– Да, командир, – с военной четкостью ответила наемница.

– Тогда ступай… Вот, тебе ничего не грозит, Кириэль. Но я прошу тебя…умоляю… постарайся. Я боюсь уходить. Мне страшно. Я хочу пожить еще немного. Ради Маргет, ради мести. Ты постараешься?

– Да.

– Клянешься?

– Я клянусь.

– Что ты собираешься делать?

– Попробую почистить твою ногу. Будет больно.

– Биргит! – крикнул Люстерхоф. – Принеси спирт!

– Отличная мысль, – одобрил я. – И еще пусть устроит горячей воды и чистый холст на бинты.

Я встал с табурета, подошел к столу и начал раскладывать инструменты. Понятное дело, надежды на весь этот инструментарий никакой – ампутировать ногу у меня умения не хватит, Люстерхоф умрет от шока или кровопотери. Одноглазая, вооружившись ухватом, вытащила из печи горшок с кипятком, поставила на полку печи. Я кивнул ей – мол, то что надо. Люстерхоф лежал неподвижно, только кадык спастически ходил, будто он пытался что-то проглотить.

Я разложил инструмент и посмотрел на охотника.

– У меня все готово, – сказал я.

– Сейчас, – Люстерхоф взял жбан с выпивкой у подошедшей наемницы. – Прежде чем ты начнешь… Биргит, выйди, мне с лекарем поговорить надо!

– Да, командир, – отчеканила наемница и вышла в сени.

– Исполнительная дама, – сказал я.

– Она молодец. И любит меня, я знаю. – Люстерхоф сделал большой глоток из жбана, заперхал, закашлялся. Я похлопал его по спине. – Если останусь жив, женюсь на ней.

– Останешься и женишься. Ты мне что-то рассказать хотел?

– Да, – Люстерхоф сделал еще один глоток. – Новость я слышал. В Звездном Ордене новое начальство. Король отстранил Валленхорста, поставил на его место твоего приятеля Лёца, а за Лёцем стоит еще кто-то.

– Разве король может отстранить орденского гроссмейстера?

– Может. Король будто взбесился. Только и говорит, что о походе на Саратхан.

– Это точная информация?

– Перед этим несчастным походом на Пустоши у Бриша в замке побывал человек Валленхорста и привез грамоту от гроссмейстера. Валленхорст ищет союзников.

– Я сам с ним разговаривал.

– И что? – Люстерхоф был удивлен.

– Я еще не решил.

– Кириэль, не хочу накаркать, но грядет что-то страшное. Орден сорвался с цепи. Валленхорст был зверем, но маги еще хуже, особенно эта сволочь Лёц.

– Так и мы не пальцем деланы. Ты готов?

– Да, – Люстерхоф припал к жбану и начал глотать сивуху жадно, большими глотками. Слабость и алкоголь быстро вырубили его, жбан упал на пол и покатился мне под ноги.

Посмотрев на дверь, я приставил посох Алиль к кровати так, чтобы он золотым концом касался тела охотника и смоченной в горячей воде тряпкой начал стирать грязь, кровь и гной с его ноги.