Текст книги "След менестреля (СИ)"

Автор книги: Андрей Астахов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

– А зверь этот? – Вероника покосилась на улегшуюся на пороге камеры Уитанни.

– Это друг. Лучший друг, твой и мой.

– Что с вами случилось?

– Как-нибудь объясню на досуге, – я показал на де Клерка. – Что с ним?

– Он… он…, – тут Вероника заплакала, размазывая слезы кулачком по грязной щеке. – Умирает он.

– Ничего, все будет хорошо. Орденцев больше нет, мы свободны. Надо уходить отсюда.

– Как вам удалось найти нас, Кирилл Сергеевич?

– Я же детектив, верно? А если детектив ищет, он находит.

– Да? – Лицо Вероники просветлело, и она улыбнулась. – Вот теперь вижу, точно вы. Господи, а я уже думала…

– Идти сможешь? – спросил я, примериваясь, как мне лучше ухватить де Клерка.

Вероника кивнула.

– Я люблю его, – сказала она. – Понимаете, Кирилл Сергеевич, он меня выхаживал после того, что со мной… с нами случилось у художника. Такой заботливый был, добрый. А когда он решил в Набискум идти, я за ним пошла. А потом нас схватили.

– Знаю.

Я не без труда поднял де Клерка с его одра («Ох и тяжелый ты, папочка!»), жалея между делом, что засранец Лёц погубил мой целительный посох. Может статься, мне удалось бы вылечить де Клерка прямо сейчас, и потопал бы он своими ногами. Теперь вся надежда на Сестер Ши: я надеялся, что они смогут исцелить барда, и у истории будет хороший конец. Правда, надо еще попасть в Нильгерд, к этим Сестрам, но…

Не все сразу, Кирилл Сергеевич, не все сразу. У тебя сегодня был отличный день. Может быть, один из лучших в жизни. Не требуй от высших сил слишком многого. Просто делай свое дело, и все будет отлично.

– Посвети нам, – я глазами показал Уитанни на фонарь, и гаттьена, ухватив его зубами, вышла из камеры. Мы с Вероникой двинулись следом за ней.

* * *

Во дворе замка нас ждали ранние зимние сумерки, мороз, свежий воздух, заставивший закашляться после душной спертой вони подземелья – и тишина, которую нарушали только карканье ворон, кружившихся над площадью. По площади расхаживали солдаты Джарли, собирая трофеи. Увидев нас, они все повернулись в нашу сторону, забыв о разбросанных по площади мертвецах.

– Носилки! – крикнул я. – Устройте нам носилки!

После недолгих поисков нам удалось найти две оглобли, связать их вместе веревками и покрыть сверху плащом. Мы положили де Клерка на эти импровизированные носилки, завернув его в другой плащ, и пара крепких стрелков с готовностью потащили бесчувственного барда к выходу из цитадели. Я. Вероника и Уитанни шли следом, переступая через убитых.

Джарли и эльфы ждали нас за мостом. Герцог сидел на поваленном дереве с кубком в руках: завидев меня, он помахал рукой.

– Вижу, ты все-таки отыскал их, – сказал он.

– Да. Теперь мне срочно нужно в Нильгерд.

– Я потерял больше половины своих людей, – заявил герцог, и глаза у него стали злыми. – Многие ранены и обморожены. Дорого нам обошелся твой гребаный бард.

– Лёц мертв, – сказал я и направился к группке эльфов, стоявших в стороне, под большими соснами. Я вошел в их круг и увидел на снегу лежавшие рядом тела. Много тел. Две трети ши, пришедших к Волчьему Логову, пали в сражении. В строю осталось не более полутора десятков воинов. И еще я увидел Зендру, которая стояла над мертвым дедом.

– Мне очень жаль, – шепнул я ей.

– Это хорошая смерть, – ответила Зендра. – Дедушка ушел достойно.

– Я рад, что ты жива, Зендра.

– Не надо, Ллэйрдганатх, – произнесла она с горечью, которая кольнула меня в сердце. – Не давай мне надежду.

– Я выжил благодаря ему, – я показал на Даэга. – И вам всем.

Зендра ничего не сказала, только коснулась пальцами моей груди. Я взял ее руку, поцеловал и, повернувшись, встретился взглядом с Холавидом. Он отвел глаза, и я понял, что нам нечего сказать друг другу.

– Мастер, вас лорд Джарли зовет, – сообщил мне подошедший латник.

Джарли все так же сидел на дереве.

– Что дальше, Кириэль? – спросил он, протягивая мне наполненный вином кубок. Я взял чашу, пригубил, протянул обратно герцогу. Джарли допил остатки и вопросительно посмотрел на меня – он ждал ответа.

– Я же сказал, нам нужно в Нильгерд, – сказал я.

– Твой батюшка едва дышит, – произнес герцог. – Он не доживет до завтрашнего утра.

– Возможно. Однако выбора у нас нет. – Я посмотрел Джарли в глаза. – Но это не твои хлопоты, ваша светлость. Я сам разберусь.

– Я должен радоваться победе? – Джарли потянулся за бурдюком, чтобы наполнить кубок. – Пожалуй, да. Проклятые Псари и маги мертвы, все их отродье уничтожено. Орден повержен. Осталось выпустить кишки из короля Готлиха.

– Если де Клерк исцелится и покинет этот мир, Готлих и его полчища исчезнут как дурной сон.

– Победа без битвы, так? – Джарли засмеялся: он был пьян. – Это хорошо. И я верну себе Роэн-Блайн, верно?

– Именно так, ваша светлость.

– Знаешь, Кириэль, ты блаженный. Ты не понимаешь одной простой вещи. Есть сила, есть слабость. Сегодня я… мы сломили мощь Ордена. Завтра об этом узнает весь Элодриан. И Готлих узнает. Он не рискнет сражаться на два фронта, со мной и с ши. А я вернусь в свой лагерь, пополню армию и начну бить вальгардцев.

– Да помогут тебе боги, – сказал я и шагнул было к телегам, где солдаты оставили носилки с де Клерком под охраной Вероники и Уитанни, но герцог остановил меня.

– Я принял решение, Ллэйрдганатх, – сказал он. – Глупо останавливаться на полпути к победе, не так ли?

– Не понимаю тебя, – я понял, что Джарли задумал что-то нехорошее.

– Все просто. Однажды ты сказал, что де Клерк залог к победе Вальгарда, и если он останется у северян, всем нам крышка, – Джарли упер руки в бока. – Но теперь де Клерк у меня, и я могу диктовать условия Вальгарду.

– Бард умрет, если ему не помочь.

– Да, но Готлих об этом не знает, ха-ха-ха! Я пошлю ему письмецо, в котором сообщу, что его псарня разорена, Лёц и его маги кормят червей, а бард, которым он так дорожил, у меня. И Ллэйрдганатх на моей стороне, – Джарли сделал большой глоток из кубка. – Как тебе мысль?

– Джарли, я понимаю, что ты хочешь вернуть себе престол и отомстить за отца. Но ты выбираешь не тот путь.

– Почему же? Сегодня мы разбили Орден, завтра разобьем войско короля Готлиха. Все вместе, – Джарли положил мне руку в латной перчатке на плечо, сжал до боли. – У бастарда Джарли есть возможность стать не просто герцогом Роэн-Блайн: теперь он вправе претендовать на всю Брутхайму, на Виссинг, Лоннорн, Саратхан, на вальгардскую корону!

– Ты бредишь, Джарли.

– Нет! Сам подумай – мы на пути к исполнению мечты! И ты можешь помочь мне, Кириэль. Ну, поможешь, или нет?

Ну вот, кажется, случилось то, чего я опасался. Джарли раскрыл карты. Этот ублюдок все это время искал своей выгоды. Он считает, что победил. И что пришло время избавиться от меня.

– Вы пьяны, ваша светлость, – сказал я, глядя ему в глаза.

– Каттлер! – заорал Джарли, выхватывая из-за пояса кавалерийский пистоль.

Все, приехали. Эти твари только ждали приказа. Уитанни, почуяв опасность, бросилась ко мне, но поздно – нас взяли в кольцо всадники герцога, и мы оказались на прицеле полусотни пистолей и карабинов, часть из которых наверняка заряжены серебряными пулями. И ши не помогут, их слишком мало, и вокруг них тоже люди Джарли.

Попали…

– Ну, что медлишь? – спросил я, сжимая загривок тихо рычащей Уитанни и стараясь сохранить спокойствие. – Стреляйте, свиньи. Убьете меня, убьете де Клерка, всех нас убьете – и что дальше? Ты, Джарли, даже не понимаешь, чем все это закончится. Дух Разрушения вошел в тебя, и ты закончишь так же, как король Готлих. Найдется новый бастард, который сыграет в футбол твоей отрезанной башкой. И случится это очень скоро.

– Я прикончу твою кошкобабу, – Джарли направил пистоль на прижавшуюся к моей ноге Уитанни. – А потом тебя, Кириэль. И барда прикажу прикончить. Так что решай, или ты со мной, или все вы умрете.

– Насильно мил не будешь, – я плюнул в снег. – Жалко, что хорошее дело потерпело неудачу из-за властолюбивого кретина. Вы разочаровали меня, ваша светлость.

– И меня тоже!!!

Звучный мужской голос прозвучал громко и неожиданно. Я обернулся. В полусотне метров от нас, на большом камне у края дороги стоял человек, державший в каждой руке по пистолю с зажженными фитилями. Рядом с ним стояла женщина, одетая по-мужски, в наемничьем берете и с мушкетом в руках.

– Люстерхоф! – воскликнул я.

– Он самый, приятель, – вальгардец взмахнул рукой, и из-за деревьев вдоль дороги вышли его люди, держа на прицеле своих арбалетов, самопалов и пистолей солдат Джарли. – Мы ехали следом за вами и видим, что успели вовремя. Будем стрелять, или побеседуем?

– Сначала побеседуем, – раздался женский голос, и между мной и Джарли встала фигура в плаще и капюшоне. Женщина скинула капюшон, и я узнал Алиль.

– Убери оружие, герцог, – сказала она спокойно и властно. – Не то…

Со всех сторон раздался тягучий тоскливый многоголосый вой. Лошади кавалеристов Джарли испуганно заржали, заволновались так, что всадники с трудом удерживали их. Миг спустя и люди испугались не меньше лошадей – не меньше двух дюжин гаттьен, возникших из вечернего сумрака, медленно приближались со всех сторон к отряду Джарли, беря его в кольцо.

– Убери оружие, – повторила Алиль.

Я видел, как у Джарли задергалось правое веко. Он тяжело вздохнул, покачал головой и сунул пистоль за пояс. Я почувствовал огромное облегчение.

– И что дальше? – с вызовом спросил герцог.

– Убирайся отсюда, – ответил я.

– Мы еще… – Бастард сжал кулаки, выругался и быстрым шагом подошел к своему коню, которого держал оруженосец. Вскочил на него, бросил на меня последний прощальный взгляд, полный смертельной ненависти и крикнул:

– За мной!

Мы смотрели, как колонна всадников уходит по дороге на юго-запад, в ту сторону, откуда мы шли к Волчьему Логову. Смотрели долго, настороженно, пока замыкающие колонну всадники не исчезли в морозных сумерках. А потом Алиль заговорила со мной.

– Ты нашел барда, – сказала она. – Я открою для вас портал, и ты сможешь сразу попасть в Нильгерд. Сестры Ши ждут вас.

– Спасибо, – я поклонился богине. – Ты спасла меня… нас всех.

– Поторопись, Ллэйрдганатх, барду нужна помощь. Если он умрет, мы лишимся последней надежды.

– Эх, как славно, что мы с тобой еще раз встретились! – Подошедший Люстерхоф облапил меня с силой и бесцеремонностью медведя. – Жалко только, что пострелять по этим крысам не удалось.

– Ты что, ехал за нами?

– Все время. Как узнал, что ты оказался в этой компании, так и решил присмотреть за тобой. Не доверяю я брутхаймцам, эти ублюдки известны своим вероломством. А бастард Джарли ублюдок вдвойне, и по рождению, и по свойствам своей душонки. И знаешь, мне напоследок хотелось повидать твою кошку, – Люстерхоф присел на корточку, с опаской протянул руку к Уитанни. Гаттьена прижала уши, но дала себя погладить. – Она напоминает мне о Маргрет, храни Вечный свет ее добрую душу! Смотрю на нее, а самому кажется, что Маргрет рядом.

– Спасибо, друг, – ответил я.

– Не благодари меня. Это я твой должник. Ты спас мне жизнь и… Ладно, не будем разводить нюни. Словом, я рад, что так вышло.

– Ллэйрдганатх, надо идти, – напомнила Алиль, коснувшись пальцами моей руки.

– Да. Прощай, Ромбранд!

– Прощай, Повелитель кошек, – вальгардец пожал мне руку и еще раз погладил Уитанни. – Берегите друг друга. Может, однажды еще встретимся.

– Может быть.

Портал, о котором говорила Алиль, светился в десяти метрах от меня, между стволами двух огромных сосен. Сначала в него вошли четверо воинов Холавида – разбившись по парам, они внесли в портал носилки с де Клерком и тело старого Даэга. Следом в портал прыгнула Уитанни.

– Кирилл Сергеевич, можно я вас за руку возьму? – шепнула мне в ухо Вероника. Я заметил, что она испуганно косится на расхаживающих вокруг гаттьен.

– Держись крепко, – я не удержался и поцеловал Веронику в щеку, повернулся к Алиль. – Как я могу тебя отблагодарить?

– Оставайся самим собой, – богиня сверкнула глазами, накинула на голову капюшон и пошла в сторону леса. Гаттьены последовали за ней.

– Какая красивая! – вздохнула Вероника.

– Ты не хуже, – ответил я, и мы вместе шагнули в светящийся портал богини Алиль.

Глава шестнадцатая

Свет. Он лился из стрельчатых узких окон справа и слева от меня, но в силу какой-то необычной оптической иллюзии казалось, что вся комната наполнена светом – тем удивительным, золотым, легким радостным светом, какой можно увидеть только в детстве, солнечным ранним майским утром в момент пробуждения. Полным тепла и безмятежности.

Я лежал на спине, на неширокой деревянной кровати, укрытый до половины алым шелковым одеялом. Странно, но я ничего не помнил. Как прошел портал, почему встречаю утро здесь, в этой просто убранной, но изысканной комнате неизвестного мне чертога, в этой постели. В моей умиротворенной светом и приятной истомой тела душе шевельнулось беспокойство.

Кто-то заботливо приготовил для меня простую и чистую одежду, причем такую, какую носят мои друзья ши. От нее пахло чистотой, лавандой и корицей. Я встал, оделся, прикрыл одеялом смятую постель и вышел из комнаты в длинную галерею с такими же готическими окнами в стенах справа и слева. Я шел по галерее, и мысли мои постепенно обретали логичность и стройность.

Скорее всего, я в Нильгерде. Да-да, именно в Нильгерде, легендарном убежище Сестер Ши. Месте, куда так стремился де Клерк. И мои спутники – Уитанни, бард, Вероника, – тоже здесь. Надо найти их.

Галерея вывела меня на огромную круглую площадку, обнесенную ажурной колоннадой – похоже, верхушку высокой башни, поскольку внизу, насколько хватал глаз, был бескрайний лес, выглядевший совсем не по-зимнему: зеленеющие кроны казались с такой высоты сплошным ковром. Было по-весеннему тепло. Как странно – на всей территории Элодриана разгар зимы, а тут поздняя весна! Может, снова иллюзия? И еще, меня буквально накрыла волна цветочных запахов. Вся площадка по окружности была уставлена ящиками и большими керамическими горшками с цветами. Тут были розы – самые разные, белоснежные, кремовые, розовые, алые, пурпурные и даже черные, – ирисы, хризантемы, лилии, еще какие-то неизвестные мне цветы, похожие на пестрые кулечки из тончайшей вощеной бумаги и на разноцветные птичьи перья. Возле одного из ящиков стояла маленькая хрупкая женщина в тунике из табачного шелка и секатором обрезала розовый куст. Она обернулась, и мы встретились взглядами.

Несомненно, ши. Когда-то, при первой встрече, меня поразил облик Даэг-ан-Граха, но у неизвестной садовницы внешность была еще экзотичнее. Удивительная хрупкость тела, треугольное маленькое личико с острым подбородком и огромные, лишенные белков глаза вызвали у меня ассоциацию с богомолом – или с инопланетными пришельцами, как их изображают в фильмах. Волосы женщины, тонкие, как золотая паутина, были убраны в сложную прическу, заколотую несколькими гребнями из серебристого металла: кожа лица была идеально свежей и гладкой, как у юной девушки, крошечный нос казался непропорционально маленьким в сравнении с глазами – как и рот с бледными пухлыми губами. Самоцветы в остроконечных ушах и плоский зеленый камень в золотом медальоне на груди сверкали под солнцем. Я поклонился: незнакомка ответила мне кивком, а потом пристально посмотрела на меня, склонив голову набок.

– Ллэйрдганатх, – сказала она, и в ее голосе была теплота. – Ты проснулся.

– У вас красивые цветы, – сказал я. – Что это за место?

– Это мой сад, – ответила садовница, обрезав секатором еще один побег. Ручки у нее были маленькие, как у пятилетнего ребенка. – У моей Сестры свой сад, там она выращивает лекарственные травы. Купину ши тоже. А я люблю цветы.

– Так вы одна из Сестер? – Я почувствовал волнение.

– Да, Сестра-День, как меня называют мои соплеменники. – Волшебница улыбнулась мне. – Добро пожаловать в Нильгерд, друг мой.

– Значит, я все-таки дошел до конца пути, – вздохнул я. – Что ж, это радует. Особенно то, что только вы можете помочь де Клерку.

– Ты прав, – Сестра-День отошла от ящика с розами, положила секатор на низкий мраморный столик. – Должна сказать тебе, Ллэйрдганатх, что ты успел вовремя. Опоздай ты на несколько дней, и де Клерка бы не спасла никакая магия. Его болезнь очень необычна. Она связана с его предназначением.

– Наверное, вы можете мне многое рассказать, Сестра.

– О болезни де Клерка мы не будем говорить, – она вновь улыбнулась. – Это вопрос высокой магии, а ты в ней не силен. К тому же, – тут ши сделала паузу, – рядом с ним женщина, которая любит его, и которую он обожает.

– Так Вероника с ним? – Странно, но я почувствовал что-то похожее на ревность. – А Уитанни?

– Она тоже здесь. Недалеко. Но пока вам не стоит видеться. Так нужно, Ллэйрдганатх.

– Все же позвольте спросить – почему?

– Ты очень хочешь это знать?

– Просто желанием горю.

– Хорошо. Ты слишком многое сделал для нашего народа и для всего Элодриана, чтобы я могла тебе в чем-то отказать. Такова воля Алиль, с которой считаемся даже мы, Сестры. Вам с Уитанни нужно испытать свои чувства, и сделать выбор. От этого выбора зависит ее жизнь и твое счастье.

– Я люблю ее.

– И она любит тебя, – эльфийка кивнула. – Искренне, преданно, всей душой. Гаттьены существа свободные и своенравные и я, признаться, немало удивлена тем, как Уитанни привязалась к своему спасителю. Это настоящая любовь, и мы с Сестрой одобряем ее, но… Уитанни создание нашего мира. Она сотворена магией Элодриана и без нее неминуемо погибнет, как птица, лишенная возможности летать. Она не сможет пойти за тобой в твой мир, если ты пожелаешь в него вернуться.

– Алиль уже говорила мне об этом.

– Хочешь сказать, ты решил уже тогда? Но время идет, а сердца людей непостоянны. Любовь может не только давать жизнь, но и убивать.

– И все же повторю – я люблю ее.

– Значит, ты принял решение?

– Да, – мне вдруг показалось, что я совершаю самый решительный поступок в своей жизни. – Я… я говорил с Алиль. Это было в тот день, когда я едва не потерял Уитанни.

– И это мне известно. Но Алиль не сказала нам, что ты в ту минуту принял окончательное решение. Ты не ответил ей, останешься ли ты в нашем мире, или все же возвратишься в свой.

– Это очень трудное решение для меня, Сестра. Я не мог принимать его тогда, слишком сильные чувства мной владели.

– Понимаю. Присядь, Ллэйрдганатх, – эльфийка красивым жестом показала мне на мраморную скамью в середине площадки, – разговор у нас будет долгий, как мне кажется. Твоя история удивительна, и я бы хотела получше узнать тебя.

– Я всего лишь пришелец в вашем мире. Но так получилось, что он стал мне родным.

– Вильям тоже так считал, – глаза ши потемнели, а в голосе появился лед. – И едва не погубил нас всех.

– Вот поэтому мне надо знать наверняка: не повторю ли я судьбу отца, оставшись в Элодриане?

– Алиль рассказала нам с Сестрой о твоей идее. Действительно, это единственный способ, который позволит избежать возвращения де Клерка в наш мир. И возможность для тебя остаться – ведь если де Клерк вернется в свою вселенную до момента встречи с Тейо, он не напишет копии Книг Азарра, и Дух Разрушения уже не сможет вторгнуться из вашего мира в Элодриан…

– Сестра?

– Хочу спросить тебя, Ллэйрдганатх – как он умер?

– Тейо? Как воин. Пал на поле битвы.

– Жаль. Его звезда погасла для нас навсегда.

– Все мы смертны, Сестра.

– Да. Но мы сейчас говорим о тебе. И я буду откровенна с тобой. Когда де Клерк отправится обратно в свой мир, портал будет разрушен. Восстановить его мог только Тейо. Если ты выберешь Элодриан, ты проживешь здесь остаток жизни. Ты навсегда останешься здесь.

– В своем мире я как бы умер, – я пожал плечами. – Если я вернусь, мне будет трудно доказать, что я и есть Кирилл Сергеевич Москвитин.

– Значит ли это, что ты принял решение?

– Вы торопите меня, Сестра?

– На то есть две причины. Первая – это армия вальгардцев, которая вот-вот перейдет пограничную реку и вторгнется в Саратхан.

– А вторая?

– Де Клерк. Если он умрет, все будет напрасно. Он должен отправиться обратно, и чем быстрее, тем лучше. Хотя мне нелегко так поступить с ним.

– Тейо говорил мне о путях де Клерка. О его видении.

– Моя душа болит, Ллэйрдганатх. Твой отец обречен. Все его пути ведут к финалу. Его болезнь в нашем мире неизлечима – мы с Сестрой можем лишь замедлить ее развитие. Но и в той, своей эпохе, судьба де Клерка определена. Он не успеет написать копии Книг Азарра, но его Дар Слова никуда не исчезнет, и зло варварских времен увидит это. Оно настигнет барда. Нельзя уйти от предначертания.

– Значит, выбора нет?

– Выбор всегда есть, – Сестра-День покачала головой. – Важна цена, которую платишь за него. Если де Клерк умрет в Элодриане, мы обречены, Дух Разрушения уничтожит нас, и даже уничтожение ворот Омайн-Голлатар ничего не изменит. Если же он закончит свои дни в родной для себя реальности, он оставит свое Слово, и это Слово сыграет свою роль. Оно навсегда изменит ваш мир. Сбудется мечта Тейо, и будет исправлена его ошибка.

– А Вечные?

– Исчезнут, как наваждение. Когда-то я написала Книгу Горящих башен, в которой предсказала падение вальгардской тирании. Я считала, что исход битвы за Элодриан решит сила оружия и человеческого духа. Тогда мне казалось, что я вижу истинное будущее. Но появился ты, и все изменилось. Ты нашел решение задачи, и мы с Сестрой тебе за это благодарны.

– А я? – Я понял, что обязательно должен спросить об этом вне зависимости от последствий. – Разве я не могу стать для вас новым де Клерком? Мое время в чем-то пострашнее рыцарской Англии будет. И оружие разрушительнее, и технологии. Да и люди, честно говоря, не особо сильно изменились с тех пор. Если я останусь, не повторится ли история снова?

– Хорошо, что ты задал мне этот вопрос. Такая озабоченность говорит о твоей мудрости и ответственности, Ллэйрдганатх. Но пожалуй, тебе не о чем волноваться. Прежде мы не знали причину появления Духа Разрушения в нашем мире, теперь знаем. Если Уильям не напишет по памяти Книг Азарра, в вашем мире просто не узнают о существовании Элодриана. Он не вернется сюда вновь и не станет тем пророком славы, песни которого северные дикари сделают своим боевым кличем. Страхи барда не станут Вечными богами разрушителей и рабовладельцев. Дракон Айтунг не раскинет своих ледяных крыльев над нашими землями. И не появится в твоей вселенной сильный темный маг с душой чернее Неназываемой Бездны, который сумеет использовать оплошность барда в своих целях. Копии книг Азарра были тем ключом, который все время поддерживал для Духа Разрушения ворота в Элодриан. Теперь у нас есть возможность изменить прошлое, и все в нашем мире вернется к изначальной гармонии.

– Да, маг был, – я вспомнил Маргулиса. – Но теперь он мертв.

– Не могу радоваться чужой смерти, но он заслужил такой конец.

– Это точно, – я покашлял в кулак, посмотрел на ши. – Еще один вопрос: Алиль говорила мне, что освободит Уитанни от служения и… словом, она изменится, перестанет быть оборотнем.

– Ты жалеешь об этом?

– Я люблю ее любой. Просто Уитанни сказала однажды, что мы будем бездетны.

– Пусть это тебя не беспокоит, Ллэйрдганатх.

– Это утешает. Я могу повидать Уитанни?

– Не хочу быть жестокой, мой друг, но сначала прими окончательное решение. Уитанни примет любое, однако помни, как она относится к тебе, и не разбей ей сердце. Но прежде чем принять такое решение, ты должен поговорить с бардом и его спутницей.

– Понимаю. – Я встал и заглянул ши прямо в глаза. – Могу я увидеть прямо сейчас?

– Думаю, да. Они в этой башне, в гостевом чертоге. Позволь, я провожу тебя к ним.

* * *

Бард сидел у окна в кресле, в профиль ко мне, укутанный теплым плащом. Мы встретились взглядами, и я прочел в его глазах вопрос. А Вероника, завидев меня, сорвалась с места и бросилась мне навстречу.

– Ой, Ки…, – она осеклась, увидев, что я приложил палец к губам. – Ой, как же я рада вас видеть!

– И я очень рад, – я взял Веронику за руки и чмокнул в щечку, вполне целомудренно, чтобы не возбуждать в де Клерке ревность. – Как самочувствие?

– Я-то в порядке. А Вильям… – Тут Вероника всхлипнула. – Ничего он не ест, Кирилл Сергеевич.

– Я не голоден, – бард повернулся ко мне, и я едва сдержал крик изумления. Натурально, в кресле сидел мой отец, Сергей Москвитин. Теперь, когда барда побрили и постригли, сходство было абсолютным, еще большим, чем при первом впечатлении там, в замковой тюрьме. Лицо де Клерка было больным, землистого цвета, однако он улыбался, и глаза его блестели живым блеском.

– Вы, похоже, поправляетесь, добрый сэр, – сказал я, протянув барду руку.

– Не зовите меня «сэр», слишком много чести для меня, – де Клерк говорил по-английски, медленно, нерешительно, словно он подзабыл за годы, проведенные в Элодриане, родной язык и теперь старался говорить на нем без ошибок. Впрочем, это было хорошо, я понимал каждое его слово. – Я всего лишь сын бедного йомена из Станфорда-ле-Хоуп. Если бы не добрый отец Осборн, наш викарий, который выучил меня грамоте, я бы сейчас пахал землю, растил овец и капусту и никогда бы не оказался в стране фейри. А как мне величать моего спасителя? Ведь это вы вызволили меня из страшного узилища, не так ли?

– Не я один.

– Я бесконечно вам признателен, сэр. И хотел бы узнать ваше имя.

– Ллэйрдганатх.

– Странное имя. Признаться, ваше лицо кажется мне знакомым. Где-то я вас видел.

– Это вряд ли. – Я едва не завопил: «Батя, хрен тебя забери, разуй глаза, это же я, твой Кирюша, которого ты почти тридцать лет не видел!».

Де Клерк заметил мое смятение.

– Что с вами? – спросил он.

– Ничего, – я попытался взять себя в руки. – Все хорошо. Как вы себя чувствуете, мастер?

– Уже лучше. Жар прошел и боли в груди стихли, но я очень слаб. Мое сердце надорвано. – Де Клерк виновато улыбнулся. – Даже не могу встать на ноги, сильно кружится голова.

– И ничего не ешь, – Вероника села на подлокотник кресла рядом с англичанином, обняла его за шею. – Это плохо. Надо кушать.

– Да, любовь моя, – с самым блаженным видом ответил бард. – Но я не хочу!

– Вы должны слушать Веронику, – заметил я.

– Конечно. Миледи Вероника – ангел Божий, и я благодарю Господа, что Он послал мне ее в самые трудные дни моей жизни. Без ее любви и заботы я был бы уже мертв.

– Тем более не стоит ее гневить. Вероника девушка очень принципиальная.

– Так вы знакомы? – Де Клерк был явно растерян.

– Совсем недолго, – я сделал Веронике знак помолчать. – Чтобы определить характер человека, мне не нужно много времени.

– О! – просиял де Клерк. – Леди Вероника рассказала мне, что вы целитель.

– Верно. И еще у меня есть ручная гаттьена.

– Удивительно! – Бард закашлялся, потом уставился на меня умоляющим взглядом. – Как же так получилось, что вы сдружились с гаттьеной?

Я рассказал. Всю историю моих приключений от знакомства с инквизитором Хавелинком и Ромбрандом Люстерхофом в Норте до того момента, как Уитанни сломала хребет гадине Лёцу и мы нашли в тюрьме тех, кого искали все это время. Умолчал я только о том, каким образом оказался в Элодриане. Мне нужно было выговориться, и потому рассказ у меня получился подробный и обстоятельный. Де Клерк был в восторге.

– Боже, какая чудесная история! – воскликнул он, всплеснув руками. – В другой раз я бы переложил ее на стихи, и получилась бы баллада не хуже, чем те, что слагают лучшие придворные поэты! Жаль, что я не смогу поведать вашу историю миру, сэр Ллэйрдганатх!

– Почему вы так думаете?

– Не знаю. Может, это болезнь лишила меня радости бытия. Когда-то я с восторгом и ожиданием смотрел в грядущее, теперь же нет. Мое время на исходе.

– Время на хорошее дело всегда найдется.

– Время – возможно. Но вот талант…Я часто задумывался над этим раньше, но теперь эти мысли не дают мне покоя. Мысли о совершенстве, которое недостижимо.

– Интересно. Что вы имеете в виду?

– Я прихожу к выводу, что слова не могут выразить всего великолепия этого мира, его удивительной гармонии и необыкновенности всего, что сотворено Господом. Всего того, что каждое мгновение видят мои глаза, слышат мои уши, ощущают мои пальцы. Красота, переданная в словах – лишь бледная тень красоты реальной, окружающей меня в образах, которых так много, и которые так волнуют меня. Прелесть белоснежного цветка, смоченного утренней росой, великолепие вековых деревьев у дороги, грандиозность весенней грозы, божественная грация женской походки – можно ли вообще выразить свои ощущения от них в словах? Мне кажется, нет. Даже слова, упорядоченные в стихотворные строки и подкрепленные самой чарующей музыкой, не в состоянии этого сделать. Всякий раз, когда я пытаюсь вложить в свои песни свои впечатления и чувства, я вижу, что мне не удается передать их в полной мере другим людям, заставить их пережить то, что пережил я сам. Или это я настолько бездарен, что не могу передать словами увиденное, услышанное и испытанное мной? Или же дело не во мне, и я тщетно пытаюсь идти по стопам глупца из притчи, который силился объяснить слепым от рождения, какого цвета небо? – Де Клерк с мольбой посмотрел на меня, и я буквально физически почувствовал его отчаяние. – Все чаще и чаще у меня появляется мысль бросить мое занятие. Удалиться в глухой угол, где никто не знает меня, и никогда не слышал обо мне, спрятать мою лютню в сундук, написанные мной стихи сжечь или выбросить в пропасть – и жить так, как живут тысячи людей. Просто, непритязательно, без ненужных фантазий. Обрабатывать землю, выращивать овощи и скот, доить коров, по субботам танцевать с девушками на деревенском майдане, а по воскресеньям посещать Божий храм и молиться о самых простых вещах – о дожде для посевов, о здоровье для близких, о мире для моей души и для моей страны. Навсегда оставить странствия, найти счастье и покой в семье, растить детей и надеяться на светлую безмятежную старость, в которой мне не будет грозить одиночество вечного бродяги. Я думаю о такой жизни и всякий раз ловлю себя на мысли, что не смогу так жить. Что-то отравлено во мне, что-то не так с моей душой, ибо поиск абсолютной красоты заставляет ее лишать меня покоя и гонит по свету – куда, зачем? Я даю себе слово больше не брать в руки инструмент, и нарушаю его, я клянусь перестать писать стихи – и кощунственно нарушаю данную клятву. Я, подобно неразумному ребенку, восторгаюсь тем, чему множество людей не придают значения и равнодушен к вещам, за которые многие готовы платить самую дорогую цену. Люди смотрят на меня как на юродивого, и я понимаю их.

Сегодня многое меняется. Наш мир становится все хуже и хуже. В своих странствиях я слышал одно и то же – рассказы о великом страхе, который живет в душах людей. Им не до красоты и любви. Они ждут испытаний и больше не верят в лучшее будущее. Я почувствовал это, когда пел им свои песни. Я видел их глаза в этот момент. И я понимал, что не сумел их заставить забыть о плохом и поверить в хорошее.