Текст книги "Врата Хаоса"

Автор книги: Андрей Шляхов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Легенда о Драконах: Врата Хаоса

прими вызов судьбы

Пролог

Спокойствие не могло быть вечным.

Хрупкое равновесие, баланс Добра и Зла на весах времени, было нарушено в тот миг, когда Хаос, терзаемый жаждой новых побед, обратил свой взор на мир Фэо, много лет

пребывавший в мире и покое.

И хотя покой был относителен, ибо в мире Фэо существовали две вечно

противоборствующие расы – люди и магмары, он все же был. Благодаря мудрой Шеаре, Повелительнице Драконов, обе расы воспряли духом и встали на путь развития и

процветания.

Никто из жителей мира Фэо ни на миг не забывал о Хаосе, но казалось, что сам Хаос

забыл о Фэо.

Но день настал.

Тот самый день, когда Хаос, омерзительный в сущности своей и смертоносный в своих

устремлениях, обратил разрушительный взор на мир Фэо, благостный и процветающий...

Верховный Бог, воплощавший собой Хаос, удостоил Фэо своим вниманием.

Сочтя, что этот мир слишком мал, чтобы заняться им лично, но слишком велик, чтобы

пренебречь, отдал он его на растерзание своему детищу, алчному и гнусному полубогу.

Знали магмары и люди – самые страшные битвы, самые грандиозные сражения еще

впереди. Знали магмары и люди – когда-нибудь снова обрушится Хаос на мир Фэо. Знали

магмары и люди – следует всегда быть наготове... Но не был бы Хаос самим собой, лишись

он великого коварства, присущего ему. Умела рука Хаоса наносить удары внезапно, бить

первой и исподтишка – так верней и надежней. Поэтому, несмотря на бдительность свою, обе расы мира Фэо позволили Хаосу нанести первый удар.

И был тот удар коварен, внезапен, а потому и успешен.

Возрадовался Хаос, ликуя в предвкушении легкой победы.

Возрадовался Хаос, ликуя в предвкушении богатой добычи.

Возрадовался Хаос, ликуя в предвкушении приумножения своего могущества.

Казалось слугам и приспешникам Хаоса, что конец мира Фэо близок, неминуем и

неотвратим.

Но у жителей мира Фэо было иное мнение. Совершенно иное...

Глава 1

Нелюдимого Гестейна, посвятившего свою жизнь удивительной науке геологии, все

интересовало лишь с одной точки зрения – возможно с помощью этого обнаружить новые

залежи полезных ископаемых или нет. В первом случае человек, явление, событие или

предмет признавались достойными внимания и дотошно изучались. Все же, что не помогало

в поиске полезных ископаемых, Гестейн игнорировал.

Простодушный геолог был с малых лет пленен миром Фэо, в котором он родился, миром, в чьих недрах так много полезных ископаемых.

Сегодняшний день начался неудачно – с перепалки, вернее, с научного спора, в котором

обе стороны сгоряча наговорили друг другу много лишнего. Гестейну было особенно обидно

из-за того, что его оппонентом оказалась Ферци, девушка образованная, толковая и весьма

сведущая в геологии. Переночевав в Ратном стане, Гестейн рано поутру заглянул проведать

подземных рыцарей и, сам того не желая, ввязался в спор с Ферци, которая утверждала, что

на кряже Кайар, возможно, есть месторождение лунного камня. Ферци нравилась Гестейну

не только своими познаниями в геологии, но и доброжелательностью, вежливостью и

терпением. Кроме того, она была хороша собой.

– О, мастер Гестейн! – Ферци искренне обрадовалась гостю. – Как славно, что ты

заглянул к нам. Я только вчера вспоминала о тебе. Неплохо было, думаю, посоветоваться с

Гестейном, кто лучше его знает наши недра?

– Посоветоваться можно, – ответил донельзя польщенный Гестейн. – Я всегда к

твоим услугам.

– Пойдем. – Ферци взяла гостя за руку и потащила в лабораторию. Там она усадила

Гестейна на скамью и протянула ему хрустальный флакон, до половины заполненный

землей. – Взгляни-ка, это образец почвы с восточной стороны кряжа Кайар. Видишь

мельчайшие желтые крупинки? Как по-твоему, что это такое?

Гестейн высыпал щепотку земли на широкую ладонь, внимательно рассмотрел, понюхал, лизнул и честно ответил:

– Ратнар, в просторечии именуемый «око огня» за желтый цвет.

– Какой ратнар? – воскликнула Ферци. – Обрати внимание: края у крупинок

сглаженные, словно обточенные – это «застывшие брызги» лунного камня!

– Это – ратнар, – упрямо повторил Гестейн. – Края осколков сгладились от времени.

Ни один из них не желал уступать. На смену доводам быстро пришли взаимные упреки и

обвинения в невежестве. Слово за слово, Гестейн и Ферци наговорили друг другу столько

колкостей, что Гестейн ушел не попрощавшись и даже громко хлопнул дверью.

По мере того как Гестейн удалялся от Ратного стана, гнев его остывал. Вскоре ему стало

стыдно – считает себя великим знатоком недр и лучшим из геологов, а не сумел доказать

свою правоту научными методами, сорвался и первым нагрубил хорошей девушке, которая

годится ему в дочери. Девушка, конечно, не осталась в долгу, но что с того – виновной

стороной считается тот, кто начал ссору первым.

Гестейн уже собирался повернуть обратно и извиниться перед Ферци, как в голову ему

пришла блестящая мысль: «Тут недалеко есть известные всем и каждому залежи ратнара.

Надо взять оттуда несколько образцов почвы и показать Ферци. Пусть она убедится, что

ошибалась. Ну а извиниться – это уж обязательно. С извинений я и начну».

Отыскав по памяти, которая никогда его не подводила, нужную тропинку, Гестейн

быстрым легким шагом путешественника направился в сторону океана.

Вскоре он достиг нужного места и только собрался взять первый образец, как услышал

приглушенный разговор на незнакомом языке. Почуяв недоброе, Гестейн спрятался в

зарослях диких ягод и стал наблюдать.

Гунглов в набедренных повязках он увидел почти сразу – негромко переговариваясь, они шли вперед, за ними следовал высокий, худой мужчина, закутанный в красную мантию.

Голову его

скрывал капюшон. Гунгл, идущий вторым, тащил на плече длинный мягкий сверток

белого цвета. Тащил без натуги, играючи.

Зеленых, мускулистых гунглов, с голыми безносыми головами и когтями, похожими на

искривленные кинжалы, невозможно спутать ни с кем из обитателей мира Фэо. Зловещие

порождения мрачного Хаоса и его преданные солдаты, они были пришельцами, а точнее, незваными гостями, несущими смерть и разрушение.

Первым порывом Гестейна было тихо отползти подальше и со всех ног бежать в Ратный

стан, чтобы предупредить подземных рыцарей о появлении в окрестностях гунглов, которых

вместе с мужчиной в красной мантии он насчитал четырнадцать. Гестейн так бы и поступил, но, на его беду, гунглы вдруг остановились и принялись рыть землю своими большими

руками с длинными широкими когтями. Все, кроме одного – того, что нес на плече сверток.

Он бережно опустил свою ношу на землю, уселся рядом с ней, обхватив мощными руками

бугристые колени, и замер. Человек в мантии остался стоять поодаль.

«Этот дылда в красном по всему видать – человек. Интересно, что его побудило

переметнуться к гунглам?» – подумал геолог.

Профессиональное любопытство одержало победу над страхом и осторожностью —

Гестейн решил задержаться, чтобы узнать, что хотят найти в земле незваные гости. Наконец

первый из гунглов отрыл какой-то бесформенный предмет, похожий на маленький бочонок, взял его в руки, подошел к человеку в красной мантии и положил свою находку перед ним.

Вернувшись на место, гунгл продолжил раскопки.

Вот следующий гунгл потащил человеку в красной мантии что-то продолговатое и

изогнутое.

За ним последовал третий... Свои находки они не сваливали в кучу, а аккуратно

раскладывали на земле.

Гестейн в укрытии сгорал от любопытства. При всем своем опыте, при всех своих

знаниях он никак не мог понять, что же выкапывают из земли гунглы, и поэтому продолжал

наблюдение, надеясь, что какая-нибудь из находок поможет ему разгадать загадку.

Гунглы оказались поистине неутомимыми землекопами – до самого заката они без

отдыха рылись в земле. У неподвижно лежащего Гестейна затекло и начало ныть все тело.

От жажды язык прилип к иссохшей глотке, а пыль вызвала нещадную резь в глазах, но

Гестейн терпел и ждал. Добрый геолог не сомневался, что рано или поздно он все узнает.

Его стоическое терпение было вознаграждено – уже в сумерках гунглы сообща

выкопали сразу три самые большие из сегодняшних находок.

Повозившись немного, они собрали из найденных предметов нечто вроде ворот, а точнее, проем конической формы. Фигура в красной мантии взмахнула рукой, и проем засветился

зеленым светом.

Сидевший на земле гунгл вскочил на ноги, поднял с земли свой груз и первым скрылся в

зеленом свечении проема. Не вышел с обратной стороны, а словно растворился бесследно.

Остальные гунглы выстроились гуськом и незамедлительно последовали за своим

товарищем. Возле светящегося проема остался только человек в красной мантии.

Изумление доброго геолога было столь велико, что он на миг утратил самообладание и

приглушенно вскрикнул. Тихо, почти неслышно, но человек в красной мантии услышал

непонятный звук, обернулся и увидел в зарослях прячущегося Гестейна. Их взгляды на

мгновение встретились, и Гестейн оцепенел от ужаса. Облаченный в мантию не имел ничего

общего с людьми.

Взмахнув рукой, которая показалась Гестейну неестественно белой, существо в красной

мантии метнуло длинный трехгранный клинок, который вонзился несчастному геологу

точно в левый глаз и, пробив затылок, вышел наружу.

Последней мыслью Гестейна было сожаление о том, что он так и не помирился с Ферци.

Подойдя к своей жертве, убийца легко выдернул окровавленный клинок из глазницы, аккуратно вытер его травой и спрятал под мантией. Затем он прошептал заклинание, и тело

Гестейна, вспыхнув белым пламенем, в считанные мгновения сгорело дотла. Превратились

в серый пепел даже железные инструменты геолога, его нож, пряжка от пояса и подковки

на каблуках сапог.

Металлическим носком сапога убийца разворошил пепел и поспешно вернулся на то

место, где простоял весь день. Взмахом руки заставил бесследно исчезнуть светящийся

проем и следом за ним немедленно исчез сам. Так же бесследно.

Глава 2

Загадочное исчезновение дочери воеводы Дамируса разделило жителей столицы на два

лагеря. В первом преобладали мужчины. Они сурово сверкали глазами, хмурили брови и

говорили о происках недругов. Женщины загадочно улыбались и стояли на том, что

красотка Орлуфия сбежала с возлюбленным.

– Посудите сами, почтенный Гасстерт, – горячилась наша кухарка Фелидия, пылкая и

скорая в суждениях, как все старые девы, – наш воевода никогда не согласится отдать дочь

за человека ниже его рангом. А среди достойных дочери Первого Воина О'Дельвайса

холостяков – раз-два и обчелся. И что же оставалось делать бедной малютке? Как, скажите

мне вы, устраивать ей свою жизнь?

Зная Фелидию, мой отец не спешил с ответом, ибо добрая женщина всегда успевала

ответить на свой вопрос сама.

– Ей пришлось выбирать: или бежать с кавалером из отчего дома, или всю жизнь

провести в одиночестве, всеми забытой и никому не нужной. Совсем как я...

Фелидия горестно вздохнула, извлекла из бездонного кармана фартука вкусно пахнущий

стряпней платок, столь же необъятный, как и его хозяйка, и принялась усиленно тереть

сухие глаза. Отец воспользовался паузой, чтобы высказать собственное мнение.

– Я знаю Орлуфию с пеленок, – откашлявшись, начал он, – и никогда не поверю, что

она могла бы сбежать с любовником, опозорив своего отца...

– Да полно вам, хозяин, – отмахнулась Фелидия, – разве вы забыли, что начертано на

гербе нашего славного воеводы? «Обращаю в бегство!» – вот что!

– Да, но имеются в виду враги... – возразил отец.

– Имеются в виду все, кто осмелится пойти наперекор его крутому нраву. Я не возьмусь

утверждать, что суровый характер – плохое качество для воеводы, скорее наоборот. Но не

для отца, запомните это!

Отец покосился в мою сторону, видимо думая о том, что полное отсутствие суровости у

отца тоже не идет на пользу детям. Из них вырастают бездельники вроде меня, способные

променять положение уважаемого столичного лекаря и аптекаря на незавидную долю

бродячего искателя приключений, не забывающего, впрочем, иногда наведываться в отчий

дом, пусть даже это происходит, когда в очередной раз заканчиваются эликсиры, врачующие

раны и ушибы. Сокрушенно покачав седой головой, отец не смог удержаться от упрека в

мой адрес:

– Ты уже давно шляешься по миру в поисках богатства и славы, но везет тебе только на

порезы и шишки, мой мальчик.

Мне не хотелось возобновлять старый спор, поэтому я промолчал. Отцу ответила

Фелидия.

– Как ваш язык повернулся сказать такое, хозяин?! – возопила она. – Пусть ваш сын

пока еще не купается в золоте, но славы ему не занимать! На счету этого мальчика, которого

я помню еще вот таким крошкой, – Фелидия свела свои большие ладони почти вплотную,

– больше побед в поединках, чем у всех наших

рыцарей, вместе взятых! Кстати, мастер Гасстерт, вы никогда не задумывались, почему

ваши пациенты в последние годы перестали рассчитываться с вами обещаниями вместо

золотых монет? Хоть один из этих богатых бездельников осмеливается задолжать вам за

лечение или за снадобья?

– Мои пациенты – достойные, благородные люди! – возразил отец. – Их понятия о...

– Их понятия не мешают им подолгу не платить портным, парикмахерам, ювелирам.

Послушали бы вы, что говорят на рынке об этих достойных, благородных людях! А с вами

рассчитываются вовремя благодаря вашему сыну!

– Что ты говоришь, Фелидия? – Отец недоуменно развел руками. – Уж тебе-то

должно быть известно, что Эвальд никогда не вмешивался в мои отношения с пациентами!

– Ему и не надо вмешиваться. Вполне достаточно, чтобы те, кто хочет обвести вас

вокруг пальца, представили себе, как однажды поутру на пороге их дома появится

разгневанный мастер Эвальд, небрежно поигрывающий своим мечом! О-о-о, этот визит

чреват таким расстройством здоровья, которое может оказаться не под силу даже вам, мастер Гасстерт!

Есть хороший, безотказный способ вывести моего кроткого отца из себя. Стоит только

затронуть его профессиональное самолюбие, как седобородый лекарь превращается в

яростного монстра.

– Укороти свой язык, Фелидия! – вскричал он, вскочив на ноги и потрясая сжатыми

кулаками. – Или я сделаю это своим ножом для ампутаций! Не берись судить о том, чего не

в силах постичь твой куцый умишко!

Во дворе, словно желая поддержать отца в его праведном гневе, властно зарычал Хьюгго.

Хьюгго ценит искренность и яркие эмоции.

Фелидия сложила свои мощные длани в молитвенный жест и голосом, полным лживого

смирения, сказала:

Не гневайтесь на меня, неотесанную деревенскую дуру, о мудрейший из лекарей всех

времен! Покорнейше прошу прощения за то, что не ведала о вашем умении пришивать на

место отрубленные головы.

Я не сумел сдержать смех, отец рухнул в кресло, закрыл лицо ладонями и самозабвенно

предался тому же занятию. Очередная попытка вразумить меня потерпела сокрушительный

крах. Хорошо зная своего отца, я понимал, что на этом он не остановится. При расставании, заботливо упаковав бутылочки со снадобьями в мою дорожную сумку, он обязательно

спросит:

«Не надоело еще?»

«Еще не надоело», – улыбнусь я, и вот на этом «воспитание» закончится. До

следующего возвращения домой.

– А что скажете вы, мастер Эвальд? – спросила меня Фелидия, когда мы с отцом

насмеялись вдоволь.

Сейчас и впрямь выдался подходящий случай разбогатеть. Нашедший Орлуфию – в

логове злодеев или в убежище влюбленных – получит хорошую награду как от отца

девушки, так и от правителя Багурона, донельзя огорченного происшествием. Пятьсот да

пятьсот – вместе будет тысяча. Славное число с тремя круглыми пузатыми нулями.

Славное, если, конечно, речь идет не о численности врагов, осадивших столицу, а о деньгах.

Тысяча золотых монет – это уже состояние, клянусь могуществом обоих Стражей! С таким

состоянием можно подумать об оседлой жизни. Хотя, если говорить начистоту, на поиски

меня вдохновляла наша детская дружба. Дружба, которая при иных обстоятельствах могла

бы перерасти в нечто большее, не будь между нами столь заметной сословной разницы, увы.

Несомненно, у спасителя Орлуфии появлялся шанс заполучить ее руку – вряд ли

Дамирус сможет отказать тому, кто вернет домой его единственную дочь. Точно, не

сможет... Но пока рано строить планы. Для начала надо спасти Орлуфию, а уж после

постараться разобраться в своих и ее чувствах. В том, что Орлуфию надо спасать, я

нисколько не сомневался: любой, кто хорошо знал эту рассудительную и послушную воле

отца девушку, никогда бы не смог представить, что она сбежит из отчего дома с

любовником. Так я и заявил Фелидии:

– Орлуфию похитили, в этом нет никаких сомнений, и чем скорее ты подашь завтрак, тем меньше времени ей придется провести в руках злодеев!

Во дворе негромко рыкнул Хьюгго, напоминая, что он тоже не склонен странствовать с

пустым желудком. Фелидия ойкнула, сняла с крюка копченую свиную ногу и поспешила к

двери. Я взял в каждую руку по свежеощипанному гусю и последовал за ней.

При нашем появлении лежащий под навесом Хьюгго бесшумно поднялся и радостно

оскалил зубы.

– Мой котик проголодался, ах, бедняжечка, – засюсюкала Фелидия, бесстрашно кладя

свою ношу прямо ему под нос.

– Моего тигра, Фелидия, зовут Хьюгго, а не Котик, и тем более уж не Бедняжечка, —

привычно поправил ее я.

– Ах, мастер Эвальд, он такой же бедняжечка, как и вы, – ответила Фелидия. —

Пробыли дома всего два дня и опять уезжаете на полгода. Как же вас не пожалеть...

После обильного завтрака я попрощался с домашними, навьючил на Хьюгго дорожные

сумки и с трудом взобрался на него сам. Хьюгго успокаивающе пошевелил ушами. Это

означало: «Не волнуйся, Эвальд, на третий день бродячей жизни к тебе вернется былая

ловкость!»

– Береги себя, сын! – У моего осторожного отца на все случаи жизни одно напутствие.

– Непременно! – заверил я.

– Вот, возьми. – Отец протянул мне две сумки с эликсирами, большую и поменьше.

– Спасибо, отец. – Я слегка шевельнул правой ногой, оповещая Хьюгго о том, что нам

пора.

Хьюгго чинно проследовал через открытые ворота, радостно помахивая хвостом. Мы оба

не любим гостить в О'Дельвайсе, окруженном со всех сторон высоченной каменной стеной.

Здесь чувствуешь себя словно в ловушке. Это не постоялый двор в какой-нибудь деревеньке, выходящий окнами в лес или степи, покрытые мягким, ласковым зеленым ковром.

Прибавьте к этому пряный, душистый воздух и тихий, умиротворяющий шепот воды в

реках, и вы сразу поймете, почему нам так нравится странствовать.

Хотя как город О'Дельвайс бесподобен. Он прекрасен в своем величии и величествен в

своей красоте. Высокие каменные дома, внушительные широкие

улицы, разбегающиеся от украшенных изящными статуями и роскошными фонтанами

площадей, изобилие всевозможных товаров в нескончаемых лавках. От рассвета до заката

столицу переполняет разномастная толпа людей, снующих туда-сюда с озабоченным видом, и несметное количество повозок всех мастей, груженных всем, что только может

потребоваться городу. Все вокруг заполнено светом, все радует глаз, а многие здания, особенно украшенные высокими, изящными, словно пронзающими небо, башнями, вызывают неподдельное восхищение. Лишь после заката Мирроу затихает О'Дельвайс, погружаясь в сон. Тогда до самого рассвета его улицы безраздельно принадлежат

влюбленным парочкам, склонным к романтическим прогулкам, и патрулям Ночной Стражи

О'Дельвайса, берегущим покой горожан и вразумляющим нарушителей спокойствия.

Мощные лапы Хьюгго мягко ступали по камням, которыми еще в незапамятные времена

вымостили все улицы города.

– Через Площадь Света, Хьюгго! – попросил я.

Краткое приглушенное рычание означало: «Можно и не напоминать!»

Покидая О'Дельвайс, я непременно должен убедиться в целости своего

неприкосновенного запаса – кошеля, туго набитого золотыми монетами. Я зарыл кошель

под старым, но могучим деревом, что растет в одиночестве в центре Площади Света. Зарыл

давно – еще на заре своей бродячей жизни.

Я невольно улыбнулся, вспомнив, как глубокой ночью я быстро и осторожно, чтобы не

повредить корни, копал землю, а верный Хьюгго прогуливался по площади в роли

дозорного. Все прошло благополучно, разве что только мой отец немного поворчал

следующим утром. Но тут уж виноват я сам – надо было вернуться домой через ворота, а не

подзуживать Хьюгго перепрыгнуть с разбегу через забор. Мой тигр так обрадовался этому

невинному развлечению, что повторил его несколько раз подряд. Все бы обошлось, ведь

Хьюгго, несмотря на его вес, всегда передвигается совершенно бесшумно – хоть шагом, хоть прыжками, но как раз в это время по улице проходил ночной патруль. Патруль состоял

из двух новобранцев, которые, увидев в свете факелов внезапно очутившегося перед ними

беронского тигра, тут же лишились чувств.

Мне пришлось разбудить отца и Фелидию. Стражников перенесли во двор и привели в

чувство. Отец испугался, что меня могут наказать за неподобающее добропорядочному

горожанину поведение, но страхи его были напрасными – стражники и не собирались

докладывать своему начальнику о происшествии. Напротив – они молили нас о молчании, ибо после такого конфуза им грозила позорная отставка...

На Площади Света все было как прежде. Под моим деревом никто не рылся, в чем-чем, а

в таких вещах я разбираюсь превосходно. Да и кому придет в голову искать клад в центре

О'Дельвайса, благословенного и единственного. Охотники за чужим добром, желающие

найти то, что не прятали, обычно рыщут в самых глухих уголках нашего материка, ведь

именно там принято прятать клады. Я не люблю поступать так, как поступают все, я не чту

вековых традиций и не придерживаюсь чужих правил, поэтому я зарыл клад здесь, в

столице. Так надежнее.

– На все девять не рассчитывай – один я оставлю себе! – отшутился я и поехал

дальше.

Западные Ворота были распахнуты настежь. Два стража в легких доспехах прямо на

земле увлеченно играли в кости. Завидев меня, они прервали игру и хором сказали:

– Удачи тебе, Эвальд, сын Гасстерта! «Кажется, я становлюсь популярным», —

мелькнуло у меня.

Я поблагодарил стражей вежливым кивком и с легким сердцем покинул О'Дельвайс, Благословенный и Могущественный. Сразу за городскими воротами Хьюгго изрядно

ускорил шаг, а я наконец-то получил возможность обдумать в уединении и тишине план

поисков Орлуфии.

За вчерашний день, утром которого Дамирус обнаружил, что его дочь не ночевала дома, весь О'Дельвайс был осмотрен и расспрошен, но – безуспешно. Орлуфии не было в городе, и никто в столице не мог или не хотел рассказать, что с ней случилось. Однако богатая

приключениями жизнь научила меня, что редко какое дело обходится без того, чтобы кто-то

чего-нибудь не увидел или не услышал. Надо только хорошо поискать. Ничего не нашли в

городе – поищем за его пределами.

После недолгих раздумий я решил начать поиски с визита к моей давней подружке

Арнике, занимавшейся в своем поместье разведением и обучением тигров. Это был

исконный промысел ее семейства, и, надо сказать, Арника одинаково превосходно

справлялась как с болезнями своих питомцев, так и с их упрямством. Ее большое, гостеприимное поместье ежедневно посещает куча самого разномастного народа – от

торговцев провизией до бродячих комедиантов. Там-то и стоит навести справки. К тому же

мы с Арникой всегда найдем о чем поговорить. Да и Хьюгго будет рад обществу своих

собратьев.

Задумавшись, я не заметил, как мы въехали в темную чащу, и если бы не Хьюгго, то

проглядел бы и старуху, прятавшуюся в склонившихся к самой земле ветвях старого дуба.

Мой тигр замедлил шаг и повел ушами, я положил руку на рукоять меча. Старухи мне

встречались самые разные, от безобидных «фиалок Эгоса», как их называет Фелидия, до

свирепых оборотней в скромной личине.

– Куда держит путь наш славный и доблестный Эвальд? – явно издеваясь, проскрипела

старуха, сверкнув единственным, но зато огромным зубом. Ее седые патлы двигались в такт

каждому слову.

– Ищу Орлуфию, дочь воеводы Дамируса, – ответил я, тоже обойдясь без

приветственных слов, – на глухих дорогах вежливость не в почете. – Не видела ли ты, красавица, девушку?

– С каких это пор я красавица? – Взгляд старухи был не по возрасту чист и ясен.

– С тех самых, с каких я славный и доблестный, – ответил я. – Терпеть не могу

ехидные подначки, тем более от незнакомых людей.

Хьюгго почувствовал мое недовольство и негромко зарычал, но старуха не обратила на

него никакого внимания. Она протянула ко мне костлявую руку со скрюченными временем

пальцами и сказала:

– Сияние сменится мраком, на смену Тишине явится жуткий грохот, что перейдет в

гулкий протяжный вой. Там, где стояли соперники, переплетутся два огненных столба —

белый и багряный. Качаясь из стороны в сторону, они будут пытаться одержать верх друг

над другом, но ни один из них не сможет добиться победы...

– Ты отвечаешь на мой вопрос? – решил уточнить я, но ответа не получил.

– Руки скует холодом, когда ты возьмешься за черный меч, но сердце твое будет биться

ровно. Недаром в миг твоего рождения Звезда Небосвода поменяла цвет! Слава твоя велика, ибо нет человека удачливее тебя, о Эвальд!

– Спасибо тебе за приятные слова, тетушка. Но ты не ответила на мой вопрос о

девушке.

– Я не видела никакой девушки. – Старуха быстро-быстро затрясла седой головой. —

Но это всегда плохо, когда пропадают девушки. Очень плохо! Прощай, Эвальд. И помни, что

сказала тебе Гредея, которую уже триста лет никто не называл красавицей.

С удивительным проворством старуха Гредея повернулась и скрылась в густых зарослях.

Имя было мне знакомо: Гредею знали как могущественную ведьму, по каким-

то причинам избегавшую общества людей. Странно, что ей вдруг вздумалось поболтать

со мной, очень странно.

– Ты слышал, Хьюгго, – обратился я к тигру, – сама Гредея предсказала мне славу! Да

еще сказала, что я самый удачливый из людей!

Хьюгго, как и положено верному другу, молча порадовался за меня. Довольно скоро мы

выехали из чащи и попали на дорогу, которая должна была привести нас к поместью

Арники. Хьюгго решил порезвиться и понесся вперед огромными прыжками. Мне пришлось

обеими руками крепко ухватиться за шипы на его ошейнике, чтобы не упасть.

На закате мы уже стояли у ворот поместья Уирголд и извещали добрую хозяйку о своем

появлении: я что есть силы стучал кулаком в массивные окованные ворота, а Хьюгго рычал

во всю глотку.

Глава 3

Я вижу, что ты хочешь меня о чем-то спросить, – сказала наблюдательная Арника, когда

мы вышли прогуляться после ужина, во время которого я в очередной раз удивился, как

Арнике с ее аппетитом удается всегда оставаться стройной. Уже совсем стемнело, и задул

прохладный ветерок. В голове у меня приятно шумело после двух кувшинов великолепного

грушевого вина, выпитых за ужином. Арника понимает толк во всем, в том числе и в

напитках. Грушевое вино она не покупает – его готовят в самом Уирголде под бдительным

присмотром хозяйки. Разумеется, из груш, выросших здесь же.

– Как ты догадалась?

– Это написано на твоем лице во-о-т такими буквами. – Арника развела руки в стороны

и рассмеялась, глядя на меня в упор своими большими голубыми глазами.

– Мне не до смеха, Арника. В О'Дельвайсе переполох, исчезла дочь Дамируса, Орлуфия, и я собираюсь найти ее и наказать похитителей.

– Надо же... – ахнула моя собеседница, тряхнув роскошной гривой черных волос. —

Орлуфия исчезла. Именно сейчас, когда...

– Что «когда»? Говори же! Тебе известно что-то касающееся ее исчезновения?

– О пропавшей дочери Дамируса я впервые услышала от тебя, Рыжий, – ответила

Арника. – Меня удивило совпадение...

– Какое? – Я остановился у столба, на котором был закреплен факел, горевший всю

ночь, и схватил Арнику за руку.

– Сначала невесть откуда появляется нежить, которая не смела ходить спокойно в

наших краях с незапамятных времен. Мой отец за всю жизнь видел меньше зомби и прочей

мрази, чем довелось увидеть мне за последние дни. Потом исчезает девушка. Эти события

могут быть связаны между собой, не находишь?

– Дюжина зомби в окрестностях О'Дельвайса? О Эгос преблагой! – не поверил я. —

Ты, часом, не стала злоупотреблять грушевым вином, подруга? Может быть, ты сподобилась

увидеть и гунглов?

Арника резким движением выдернула свою руку из моей. Красивое лицо ее побагровело, а длинные черные волосы, казалось, зашевелились, словно змеи.

– Я не напиваюсь до галлюцинаций, Рыжий! Я вообще предпочитаю пить воду. Вино в

Уирголде держат для гостей. Для прекрасно воспитанных, благородных странников, которые

накачиваются им, а после называют хозяйку дома пьянчужкой. Сколько, скажи мне, Эвальд, сколько вина должна я выпить, чтобы счесть тебя приличным человеком? Боюсь только, что

в моих погребах нет такого количества!

– Арника...

– Я действительно видела много зомби. Мерзких, зловонных зомби, которые медленно

брели в ту сторону, откуда ты приехал. Около полудня, и заметь себе – совершенно

открыто! Если бы ты не был моим гостем, то я бы поколотила тебя!

Угроза была не пустой: в свое время Арника брала уроки рукопашного боя у самого

Аввердока и оказалась весьма способной ученицей, успешно противопоставляющей грубой

силе ловкость и холодный расчет.

– Извини, Арника, меня так удивили твои слова, что я сказал глупость. Давай пройдемся

еще, прогулка пойдет тебе на пользу, ведь недаром говорят: движение умеряет гнев.

Арника не стала возражать. Она решительно одернула свою короткую охотничью куртку

из шкуры кодрага и зашагала вперед. Скоро мы дошли до огромного огороженного вольера

под открытым небом, в котором резвились многочисленные питомцы Арники. Сегодня

вечером к ним добавился Хьюгго, значит, полгода спустя у Арники снова появятся тигрята, у которых черные полосы на лапах будут вдвое шире обычных.

– Удивили мои слова, – проворчала Арника, успокаиваясь. – А крэтсы, сбивающиеся

в стаи, тебя не удивляют? А упырь, поселившийся почти у самой Опушки Света? Поезжай и

посмотри собственными глазами. Это ведь недалеко, можно сказать, почти рядом.

Мы пошли вдоль бесконечной ограды, сопровождаемые приветственным ревом трех

десятков беронских тигров. На фоне темной травы они, покрытые светло-голубой шерстью, были хорошо различимы и при свете звезд.

– Происходит что-то недоброе, силы зла вновь пытаются подчинить нас себе, и в этот

момент ты, кого я считаю другом, пытаешься уличить меня в пьянстве...

– Я сожалею о сказанном, давай забудем это. Да прямо не знаю, чьи новости хуже —

твои или мои.

– И те и эти одинаково плохи. Может быть, эта нечисть и похитила девчонку. Сколько

ей было лет?

– На год меньше, чем мне, – ответил я.

– Такую уже не выманишь из дома сладкими посулами, тут надо приманку посерьезнее.

– А почему ты подумала о приманке, Арника?

– Во-первых, вряд ли зомби с крэтсами рискнут расхаживать по О'Дельвайсу, да еще с

девушкой в руках. Во-вторых, никто из горожан, насколько мне известно, не имеет