Текст книги "Москва на перекрестках судеб. Путеводитель от знаменитостей, которые были провинциалами"

Автор книги: Андрей Шляхов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

Представили? Кто такой Гениалиссимус неважно – можно представить на его месте любого человека, хоть самого себя.

Продолжим. «Когда я подошел к бывшей Советской площади, я был удивлен еще больше. Знакомого мне по старым временам памятника Юрию Долгорукому на лошади там не было. То есть сама лошадь была, но на ней сидел не Юрий Долгорукий, а Гениалиссимус. В одной руке он держал свою книгу, а в другой меч».

Книгу о Москве будущего – «Москва 2042», отрывки из которой вы только что прочли, написал Владимир Войнович.

Написал давно – более двадцати лет назад, еще во времена существования Советского Союза.

В те времена написание подобной книги, книги, в которой идея построения коммунистического общества была филигранно препарирована и мастерски высмеяна, могло грозить писателю большими неприятностями. Даже если писатель уже жил за пределами Советского Союза. Пресловутый соратник Ленина Лев Троцкий аж в Мексике скрывался от своих товарищей. Думаете, это ему помогло? Нисколько.

Владимир Войнович не только писал о Москве – он в ней жил и работал. Четверть века – а это, согласитесь, немалый срок. Покинуть Москву его вынудили. Вот что пишет он сам:

«В январе 1980 года ко мне в московскую квартиру явился человек из КГБ и сказал, что Советская власть и советский народ слишком долго меня терпели, а теперь их терпение кончилось, и посему мне предлагается покинуть Советский Союз, и как можно скорее. Я подумал и согласился. Потому что мое терпение тоже было исчерпано. 21 декабря 1980 года, практически в канун неправославного Рождества, я, моя жена и семилетняя дочь оказались в Мюнхене».

Вдогонку Владимира Николаевича лишили советского гражданства.

УКАЗ ПРЕЗИДИУМА ВЕРХОВНОГО СОВЕТА СССР

О лишении гражданства СССР Войновича В. Н.

Учитывая, что Войнович В. Н. систематически занимается враждебной Союзу ССР деятельностью, наносит своим поведением ущерб престижу СССР, Президиум Верховного Совета СССР постановляет:

На основании статьи 18 Закона СССР от 1 декабря 1978 года «О гражданстве СССР» за действия, порочащие высокое звание гражданина СССР, лишить гражданства СССР Войновича Владимира Николаевича, 1932 года рождения, уроженца гор. Душанбе, временно проживающего в ФРГ.

Председатель Президиума Верховного Совета СССР

Л. БРЕЖНЕВ

Секретарь Президиума Верховного Совета СССР

М. ГЕОРГАДЗЕ

Москва, Кремль, 16 июня 1981 г. 5075-Х

Владимир Войнович тогда жил в Федеративной Республике Германии, в городе Мюнхене. Я не могу написать просто «в Германии», потому что Германий тогда было две. Передовая, самая-самая лучшая Германская Демократическая Республика, сокращенно – ГДР, оплот немецких коммунистов, и «загнивающая», «раздираемая противоречиями» Федеративная Республика Германия, сокращенно – ФРГ.

Он не мог не откликнуться на проявленное к нему внимание, что выглядело бы очень невежливо, и написал Леониду Брежневу, который тогда правил не только Советским Союзом, но и всем социалистическим миром, письмо.

Оно короткое и, в отличие от Указа, очень хорошо написано, поэтому я приведу его полностью. Вот оно:

«Господин Брежнев!

Вы мою деятельность оценили незаслуженно высоко. Я не подрывал престиж советского государства. У советского государства, благодаря усилиям его руководителей и Вашему личному вкладу, никакого престижа нет. Поэтому по справедливости Вам следовало бы лишить гражданства себя самого.

Я Вашего указа не признаю и считаю его не более чем филькиной грамотой. Юридически он противозаконен, а фактически я как был русским писателем и гражданином, так им и останусь до самой смерти и даже после нее.

Будучи умеренным оптимистом, я не сомневаюсь, что в недолгом времени все Ваши указы, лишающие нашу бедную Родину ее культурного достояния, будут отменены. Моего оптимизма, однако, недостаточно для веры в столь же скорую ликвидацию бумажного дефицита. И моим читателям придется сдавать в макулатуру по двадцать килограммов Ваших сочинений, чтобы получить талон на одну книгу о солдате Чонкине.

Владимир Войнович. Июнь 1981 года, Мюнхен»

Поясню насчет двадцати килограмм макулатуры. В Советском Союзе хорошую книгу купить было трудно. Вся полиграфическая мощь социализма уходила на печатание всякой идеологической и идейно выдержанной белиберды. Но существовала одна лазейка. Тех же «Трех мушкетеров» Дюма или «Повести о Ходже Насреддине» Соловьева можно было купить по специальному талону, для получения которого надо было сдать в пункт приема вторичного сырья двадцать килограмм макулатуры. Короче говоря, сберег дерево – получи книгу! Разумеется, кроме талона за книгу надо было отдавать еще и деньги.

Родился Владимир Николаевич Войнович в городе Сталинабаде – нынешней столице Таджикистана Душанбе.

Отец Владимира Войновича, Николай Павлович Войнович, был журналистом. Работал ответственным секретарем газеты «Коммунист Таджикистана». В 1936 году его арестовали и отправили в лагеря как «врага народа». Преступление Николая Павловича заключалось в том, что он не верил в построение полного коммунизма в одной отдельно взятой стране, считая, что это может случиться только во всех странах одновременно после мировой революции. Этого хватило, чтобы провести за решеткой пять лет.

Должно быть, из далекого тридцать шестого года и идут корни неприятия Владимиром Войновичем Советской власти и любого тоталитаризма вообще.

Сталина он, по собственному признанию, ненавидел лет с четырнадцати. И к тому же в Ленине сомневался.

В Москву Владимир Войнович приехал в 1956 году, отслужив в армии (тогда служба длилась четыре года). В течение пяти лет он работал плотником на стройке, полтора года проучился в Московском областном педагогическом институте имени Н. К. Крупской, а в конце концов устроился на работу в редакцию сатиры и юмора Всесоюзного радио в должности младшего редактора. (И все это время Войнович писал. «Одно время я все бросил, – напишет он позднее. – Только писал. Деньги не зарабатывал. Я был нищий, у меня были одни штаны, стоптанные ботинки, а я писал, писал, писал… Приехал в Москву в 56-м, а начали меня печатать в 61-м. Голодный. Одни брюки, которые я смотрел на просвет: нет ли дырок? Я мог бы чем-нибудь заняться, чтобы жить более или менее сносно и иметь вторые брюки. Но я этого не делал, потому что был весь поглощен работой».

Однажды к концу рабочего дня Войнович заметил, что одна из сотрудниц редакции обзванивает подряд всех известных поэтов-песенников с просьбой написать за две недели песню на космическую тему.

Поэты возмущались – срок в две недели казался им неоправданно коротким.

Войнович набрался смелости и предложил свои услуги.

«– Ты? – она посмотрела на меня с недоверием. – А ты что, пишешь стихи?

– Пописываю, – признался я.

– Но ведь песни ты никогда не писал?

– Не писал, – согласился я, – но могу попробовать.

Она смотрела на меня, долго молчала, думала.

– Ну, хорошо, – произнесла наконец. – А сколько времени тебе нужно?

– Завтра принесу, – сказал я».

Написал и принес.

Известный композитор Оскар Борисович Фельцман, автор многих шлягеров, написал музыку.

Певец Владимир Трошин спел песню.

Песню запустили в эфир.

Песня сразу стала знаменитой.

Заправлены в планшеты космические карты,

И штурман уточняет в последний раз маршрут.

Давайте-ка, ребята, закурим перед стартом,

У нас еще в запасе четырнадцать минут.

Припев:

Я верю, друзья, караваны ракет

Помчат нас вперед от звезды до звезды.

На пыльных тропинках далеких планет

Останутся наши следы.

На пыльных тропинках далеких планет

Останутся наши следы!

Когда-нибудь с годами припомним мы с друзьями,

Как по дорогам звездным вели мы первый путь,

Как первыми сумели достичь заветной цели

И на родную Землю со стороны взглянуть.

Припев.

Давно нас ожидают далекие планеты,

Холодные планеты, безмолвные поля.

Но ни одна планета не ждет нас так, как эта,

Планета голубая по имени Земля.

Припев.

Один из редакторов сделал «планету голубую» «планетой дорогой».

«Пыльные тропинки» в музыкальной редакции хотели заменить на «новые» или «первые» – Войнович отстоял.

Правда, «закурим» в итоге поменяли на «споемте» – космонавты пропагандировали здоровый образ жизни.

За полгода Войнович сочиняет еще четыре десятка песен, но самой известной так и останется первая.

«Когда меня начали наказывать за плохое поведение, – вспоминает Войнович, – то мои книги, пьесы и киносценарии сразу запретили. А песни разные, но эту дольше других, продолжали исполнять. Правда, без упоминания имени автора текста. А потом и вовсе убрали слова, оставили только музыку. Лет через двадцать, когда я стал опять разрешенным писателем, на песню эту тоже опала окончилась. Но уже наступили новые времена. И народ запел новые песни».

Осень 1960 года оказалась для Владимира Войновича удачной. И песню его распевала вся страна, и журнал «Новый мир», которым тогда руководил А. Т. Твардовский, принял для публикации его первую повесть «Мы здесь живем».

С 1962 г. Войновича приняли в Союз писателей СССР.

Одной повестью сотрудничество с «Новым миром» не закончилось.

Во втором номере журнала «Новый мир» за 1963 год опубликуют повесть «Хочу быть честным», однако Войновичу не пришлось долго радоваться этому приятному событию – повесть была признана политически вредной, ибо автор дерзнул утверждать, что в Советской стране честному человеку труднее жить, чем нечестному.

В центральных газетах стали появляться гневные статьи, написанные от имени «простых советских людей». Названия этих статей говорят сами за себя: «Точка и кочка зрения», «Литератор с квачом», «Это фальшь!».

Войнович продолжает писать. Пишет он хорошо. Реалистично, проникновенно и с юмором. Официальная критика продолжает поругивать Войновича, но до поры до времени его печатают.

И дернул же черт перспективного талантливого молодого советского писателя! И нашептал этот самый черт советскому писателю на ушко всякую ересь! И ведь самое интересное то, что советский писатель, у которого было все – слава, деньги, писательское звание (а точнее – членство в Союзе писателей СССР, без которого советский писатель превращался в тунеядца), к советам черта прислушался!

Советские писатели вообще-то были людьми умными. Битыми, тертыми, пугаными и поэтому очень сообразительными. Они твердо знали – если писателя ругают, но из заветного Союза писателей не исключают и в тюрьму не сажают, то, значит, – писателю дают шанс.

Шанс осознать свои прегрешения перед Советской властью и исправиться. Предварительно покаявшись в своих грехах публично – на одном из заседаний Союза.

Слова следовало подкрепить делом – в срочном порядке написать что-то идеологически правильное и полезное.

Не обязательно о Ленине, тем более, что писать об отце-основателе разрешалось только доверенным и не раз проверенным кадрам, достаточно написать о передовом рабочем…

Или – о сознательной доярке, болеющей душой за повышение надоев…

Или – о военных подвигах Генерального секретаря (глубочайшая, неисчерпаемая тема).

Владимир Войнович написал о солдате. Тоже, знаете ли, неплохая тема. Произведения о правильных солдатах власти нравились. За такую книгу могли разом списать все грехи, было дело.

Только вот упрямый Войнович написал о плохом солдате. О разгильдяе, недотепе и, можно сказать, дезертире.

А еще – о несознательных колхозниках.

А также – о плохих сотрудниках НКВД.

И даже о партийных работниках написал не так, как полагается.

Что уж там говорить – даже названия подходящего выдумать не мог, а еще писатель! Правильные книги как называются? «Поднятая целина», «Железный поток», «Как закалялась сталь». А Войнович назвал свою книгу «Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина». Чувствуете разницу? Да и какая у солдата может быть жизнь, я вас спрашиваю? У солдат вместо жизни – служба. А вместо приключений – подвиги, иногда с летальным исходом. Ведь уже по названию чувствуется, что перед нами роман-анекдот, глумливая пародия на все то, что дорого сердцу советского человека!

В 1970 году первая часть романа была закончена. Рукопись подпольно перепечатывается и распространяется в Советском Союзе.

Войнович прекрасно понимал, что в Советском Союзе такое произведение не напечатают. Разве что в двух-трех экземплярах «для служебного пользования».

В конце концов рукопись первой части «Жизни и необычайных приключений солдата Ивана Чонкина» попала за границу, где роман печатают. Впервые «Чонкин» печатается в издающемся во Франкфурте-на-Майне «антисоветском» журнале «Грани» в 1969 году.

В Москве сразу же «принимают меры».

Войновича вызывают (а точнее – заманивают) на заседание Секретариата Правления Московской писательской организации Союза писателей РСФСР, где он слышит такие слова: «Если бы я даже знал, что эта повесть нигде не напечатана, а просто лежит в столе у автора или даже только задумана, я и тогда считал бы, что автором должны заниматься не мы, а те, кто профессионально борется с врагами нашего строя. И я сам буду ходатайствовать перед компетентными органами, чтобы автор понес заслуженное наказание». Эти слова произнес некий Виктор Тельпугов, писавший только «правильные» книги.

Заседание приходит к следующему решению:

«Секретариат считает необходимым поставить вопрос о невозможности пребывания т. Войновича В. Н. в рядах членов Союза писателей на первом же расширенном заседании Секретариата Правления Московской писательской организации».

Войнович получает строгий выговор с занесением в личное дело и остается в рядах советских писателей.

Войновича исключат из Союза писателей в 1974 году. Поводом станет написание и публикация в очередном «антисоветском» журнале «Посев» открытого письма в защиту Солженицына. На заседание Секретариата Московского отделения Союза писателей, где будет разбираться его вопрос, он не явился. Пошлет открытое письмо, в котором напишет:

«Я не приду на ваше заседание, потому что оно будет происходить при закрытых дверях, втайне от общественности, то есть нелегально, а я ни в какой нелегальной деятельности принимать участия не желаю.

Нам не о чем говорить, не о чем спорить, потому что я выражаю свое мнение, а вы – какое прикажут.

Секретариат в нынешнем его составе не является демократически избранным органом, а навязан Союзу писателей посторонними организациями. Ни весь секретариат в целом, ни каждый из его членов в отдельности не могут быть для меня авторитетами ни в творческом, ни тем более в нравственном отношении. Два-три бывших писателя, а кто остальные? Посмотрите друг на друга – вы же сами не знаете, что пишет сидящий с вами или напротив вас.

Впрочем, про некоторых известно, что они ничего не пишут.

Я готов покинуть организацию, которая при вашем активном содействии превратилась из Союза писателей в союз чиновников, где циркуляры, написанные в виде романов, пьес и поэм, выдаются за литературные образцы, а о качестве их судят по должности, занимаемой автором.

Защитники Отечества и патриоты! Не слишком ли дорого обходится Отечеству ваш патриотизм? Ведь иные из вас за свои серые и скучные сочинения получают столько, сколько воспеваемые вами хлеборобы не всегда могут заработать целым колхозом.

Вы – союз единомышленников… Один ограбил партийную кассу, другой продал казенную дачу, третий положил кооперативные деньги на личную сберкнижку… За двенадцать лет своего пребывания в Союзе я не помню, чтобы хоть один такой был исключен…»

Войновича оставят на свободе, но попытаются «предать полному забвению».

Не забудут о нем только «соответствующие органы», даже наоборот – начнут прямо-таки досаждать своим вниманием. Все закономерно – пишет Войнович «неправильные» книги, да вдобавок активно занимается правозащитной деятельностью.

Тоже неправильной, с точки зрения властей.

Правильные правозащитники выступают в защиту прав коренного населения Африки, североамериканских индейцев, английских шахтеров. Хотя я лично не могу представить, чтобы английские шахтеры нуждались в чьей-то защите. Этих простых парней боятся даже английские футбольные фанаты.

Как вы уже поняли, из Войновича получился неправильный, вредный для общества правозащитник. Он выступал в защиту тех, кого «гневно осудил весь советский народ» – писателей Синявского и Даниэля, поэта-диссидента Галанскова, писателя Солженицына, академика Сахарова. Защищал «антисоветское отребье» и «капитолийских прихвостней».

Войновичу многое сходило с рук, но публикация открытого письма в «Посеве» оказалась последней каплей, переполнившей чашу терпения властей. Собственно говоря, снисходительное отношение к мелким грешкам отдельных, находящихся у всех на виду, граждан было обусловлено стремлением тогдашнего руководства создать Советскому Союзу имидж демократического государства в глазах мировой общественности.

Вот что пишет он о своей жизни в Советском Союзе: «Мое положение резко изменилось. Из самого нижнего социального слоя я передвинулся не в самый высший, но все же довольно высокий: стал членом привилегированной касты советских писателей. Постепенно стало меняться мое мироощущение. Я начал осознавать, что у меня как у личности и члена общества есть какие-то обязанности и какие-то права. Я уже больше разбирался в советских законах и прибегал к их помощи в практической жизни. Но чем скрупулезнее я соблюдал эти законы, тем большими становились мои неприятности. В конце концов я из писательской касты был изгнан и лишился даже тех мизерных возможностей (например, возможности устройства хотя бы на самую низкооплачиваемую работу), которые у меня были, когда я был плотником или студентом. Меня сначала практически, а затем и официальным указом, лишили звания советского человека и объявили врагом советской системы. И совершенно справедливо. Потому что, дойдя умом до того, что законы в Советском Союзе все-таки существуют, я забыл то, что раньше знал инстинктивно: никаких законов в Советском Союзе нет. Важны, как я уже говорил, вовсе не писаные законы, а неписаные правила поведения».

В декабре 1980 года Владимир Войнович с семьей уезжает из Москвы в Мюнхен.

Уезжать не хочется, но писателю недвусмысленно намекнули на то, что в противном случае ему на Родине придется совсем плохо. Правда, в 2004 году Владимир Николаевич скажет: «Когда меня выгоняли, я очень не хотел уезжать, но когда я пожил за границей, то я понял, что мне как писателю этого опыта очень не хватало. Он многое дает, и не только писателю – вообще человеку. Здесь писатель всегда был лицом избалованным, и даже писатель преследуемый, как я. Я был тоже избалован – общественным вниманием, любовью, иногда даже чрезмерной. Даже вниманием власти и КГБ, даже тем, что за мной ездили. Я чувствовал, что я такой важный человек! А туда попал и через некоторое время понял, что я – никто… Человеку это важно для корректировки, чтобы он не думал, что он – пуп земли».

За границей помимо «Чонкина» выйдут другие произведения Владимира Войновича – «Путем взаимной переписки», «Иванькиада», «Шапка», «Москва 2042», «Антисоветский Советский Союз», пьесы «Трибунал» и «Фиктивный брак», и это еще не полный перечень.

На Родине голос писателя будут слушать в буквальном смысле этого слова – в передачах радиостанции «Свобода».

В 1988 году запрет на печатание произведений Владимира Войновича на Родине будет снят. «Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина» напечатает журнал «Юность». Публикация вызовет огромный резонанс. «Чонкиным» восхищались, «Чонкина» ругали, но, кажется, никто из читателей не воспринял эту публикацию равнодушно.

В 1990 году Михаил Горбачев возвращает Войновичу советское гражданство. И с тех пор Владимир Николаевич живет и работает как в Мюнхене, так и в Москве.

Книги Владимира Войновича пользуются огромной популярностью. Они переведены более чем на тридцать языков. Владимир Войнович – лауреат ряда российских и международных литературных премий, член Союза писателей Москвы и Российского Пен-клуба, член Сербской академии наук и искусств, член-корреспондент Баварской академии изящных искусств, почетный член американского Общества имени Марка Твена, почетный доктор Ноттингемского университета (Англия) и колледжа Миддлбери (США).

А еще Владимир Николаевич увлекается живописью. В России и за рубежом проходят его персональные выставки. Но это уже совсем другая история…

Евгений Евстигнеев

Мне к людям хочется, в толпу,

В их утреннее оживленье.

Я все готов разнестъ в щепу…

Б. Пастернак. «Рассвет»

Горьковское (теперь уже – Нижегородское) театральное училище явило миру много талантов. Екатерину Вилкову, Александра Дедюшко, Андрея Ильина, Александра Панкратова-Чёрного, Людмилу Хитяеву…

С 2003 года Нижегородское театральное училище носит имя Евгения Александровича Евстигнеева.

Актера, снявшегося более чем в ста фильмах…

И столь же плодотворно игравшего на театральной сцене…

Актера, у которого могли быть маленькие, эпизодические роли, но не могло быть незначительных, сыгранных тяп-ляп, на скорую руку.

Они такие разные, его роли.

И все-таки они все сыграны им.

Между Петлюрой в фильме «Старая крепость», режиссером в картине «Берегись автомобиля», звездочетом в «Красной шапочке» и Дорном из спектакля «Чайка» не может быть ничего общего, не так ли? Так же, как между подпольным миллионером Корейко в «Золотом теленке» и профессором Плейшнером в «Семнадцати мгновениях весны».

Да, не может, кроме того, что все эти роли воплотил в жизнь один человек – Евгений Евстигнеев.

Его повсюду узнавали дети – бежали следом и восхищенно орали:

– Товарищ Дынин! Товарищ Дынин!

Ну, совсем как за Фаиной Раневской с ее «Муля, не нервируй меня!».

Товарищ Дынин – это уже не образ, это сама жизнь. В каждой школе, в каждом училище, в каждом пионерском лагере был такой вот товарищ Дынин.

Вам кажется, что легко узнаваемого, «типичного» персонажа легко сыграть? Попробуйте сами. Да посмелее – Кустурица, Спилберг, Тарантино и Бессон уже готовят вам предложения, от которых вы просто не сможете отказаться.

Евгений Евстигнеев родился девятого октября 1926 года в Нижнем Новгороде. В обычной рабочей семье, далекой от искусства. Рос, как все – окончил семилетку и в сорок первом году начал работать электромонтёром. Один год Евгений учится в дизелестроительном техникуме, но обстоятельства вынуждают его бросить учебу и снова пойти работать. Слесарем на завод «Красная Этна». Предприятие с коммунистически-вулканическим именем выпускает болты, гайки, пружины и все такое прочее. Предприятие старое, основанное еще в конце девятнадцатого века (тогда оно называлось просто «Этной»).

Однажды Евгений Евстигнеев соберется было поступать в Горьковское театральное училище, но этому воспрепятствует его мать, Мария Ивановна. Сын ее мужа от первого брака, бывший актером, быстро спился и умер, не дожив до тридцати лет. Кто обжегся на молоке, тот, как известно, дует и на воду – поэтому Мария Ивановна решила, что она не отпустит родного сына в актеры на верную и скорую погибель.

Недолго думая, Мария Ивановна придет на прием к начальнику отдела кадров завода «Красная Этна» и уговорит его не разрешать ее сыну уволиться с завода и не отдавать ему документов. Шла война, каждый слесарь был на счету, поэтому долго уговаривать начальника отдела кадров не пришлось.

Но судьба – она и на печке найдет, а уж на заводе «Красная Этна» тем более.

Евгений Евстигнеев не оставляет мыслей о искусстве – он не только работает на заводе, но и активно участвует в заводской самодеятельности. А кроме того, он играет в джазовом коллективе. Ударником.

По воспоминаниям современников, Евстигнеев был очень музыкальным человеком, способным играть не только на различных музыкальных инструментах: от балалайки до рояля, но вообще на всем, что способно издавать звуки.

Джаз-оркестр, в котором Евстигнеев «задает ритм», выступает в клубах, дворцах культуры и в… кинотеатрах. Тогда это было распространено – перед началом фильма, пока зрители собираются, устраивались мини-концерты, этакие увертюры, добавлявшие просмотру фильма праздничности. Хотя в те времена, когда телевидение уже вроде бы было, а телевизоров еще ни у кого не было, поход в кино и сам по себе был праздником.

В одном из кинотеатров, где выступал джаз-оркестр, оказался человек, которому предстояло сыграть большую роль в судьбе Евгения. Этим человеком оказался директор Горьковского театрального училища Виталий Александрович Лебский. Рассказывают даже, что Лебский оказался в том самом кинотеатре в то самое время не случайно, а намеренно. Пришел посмотреть на одаренного ударника-виртуоза, о котором уже был наслышан.

Виталий Александрович Лебский сам был человеком талантливым и в других ценил талант. И не просто ценил, а старался помочь всем, в ком углядел «искру божью». Он нашел игру Евгения превосходной, но сумел с первого взгляда разглядеть в парнишке-ударнике нечто большее, видимое только опытному взору Мастера.

Дождавшись перерыва в игре музыкантов, Виталий Александрович подошел к Евстигнееву и, как говорят, «сразу взял быка за рога», озадачив Евгения неожиданным вопросом:

– Молодой человек, а не хотите ли вы стать драматическим актером?

Евгений опешил, в первый миг он подумал, что стал объектом шутки, но тут же отогнал от себя эту мысль, настолько солидно выглядел стоящий перед ним человек. Подумал несколько секунд и честно признался:

– Я не знаю.

– Тогда вот вам мои координаты, и я жду вас у себя, – сказал Лебский, передавая Евстигнееву бумажку с адресом училища и своим именем.

Два дня спустя Евгений Евстигнеев явился в училище и был встречен очень радушно.

Мать больше не возражала – то ли смирилась, то ли одумалась.

Так Евгений и стал актером. С 1946 года по 1951 год он проучился в Горьковском театральном училище, по окончании которого был распределен…

В Москву?

Нет, во Владимирский областной драматический театр имени А. Луначарского – театр, который незадолго до этого отметил свой столетний юбилей. Театр этот мог считаться подлинно народным – он был основан в 1848 году на средства, собранные «по подписке». На его сцене играла великая Ермолова, и не только она одна.

Художественным консультантом театра в то время был народный артист СССР Б. Е. Захава. В послевоенные годы на сцене театра выступали А. Л. Абрикосов, В. В. Белокуров, А. Н. Грибов, А. П. Георгиевская, В. П. Марецкая, И. В. Ильинский, А. К. Тарасова, Г. П. Менглет…

Театр не отставал от времени – на его сцене шли как пьесы классической драматургии, так и произведения современных авторов – пьесы Лациса, Погодина, местных авторов Липкинда и Толубаева.

Кстати, уезжать из родного города Евгению не хотелось. Он даже попытался подыскать себе место в одном из горьковских театров, в драматическом или в Театре юного зрителя, но руководство обоих театров дало молодому актеру «от ворот поворот». Как позже с долей иронии вспоминал сам Евгений Александрович, «из-за отсутствия таланта».

В итоге Евстигнеев не прогадал – Владимирский областной драматический театр имени А. Луначарского стал для молодого актера хорошей школой. Неудивительно, что Евгений Александрович всегда вспоминал о нем с большой теплотой. В своем первом театре Евстигнеев сыграл более дюжины ролей – от матроса в лавренёвском «Разломе» до Меркуцио в «Ромео и Джульетте». Неплохо для начала.

Но Евстигнеев не собирается останавливаться на достигнутом. В 1954 году он увольняется из театра, отработав три положенные по распределению года, и приезжает в Москву.

Не киселя хлебать и не на ворон глазеть, а с четко определенной целью – продолжить учебу.

Евстигнеев вообще был человеком целеустремленным.

Он поступает в Школу-студию МХАТ. На прослушивании Евстигнеев читал монолог Брута из «Юлия Цезаря» Шекспира.

– Римляне, сограждане, друзья! – возвестил Евгений перед комиссией и, не меняя интонации, продолжил: – Извините, забыл!

Его принимают сразу на второй курс. Курс Павла Владимировича Массальского, одного из корифеев сцены.

При участии Евгения Евстигнеева создавалась студенческая «Студия молодых актеров», вскоре ставшая базой для нового столичного театра «Современник».

В 1956 году окончил Школу-студию МХАТ.

И начинает работать в созданном при его участии Московском театре «Современник». В первом театре той эпохи, не основанным по указанию властей или по просьбе трудящихся (что, впрочем, одно и то же), а созданным группой творчески настроенных единомышленников.

Основатели театра – Олег Ефремов, Галина Волчек, Игорь Кваша, Лилия Толмачева, Евгений Евстигнеев, Олег Табаков – смогли не только создать театр и отстоять его, но и очень быстро сделать его знаменитым!

Был ли нужен такой театр в то время?

Конечно был!

«Современник» был задуман как театр, призванный разрушить косность театральной системы, вдохнуть в паруса свежий ветер и идти в ногу со временем не на словах, а на деле.

Отсюда и название – «Современник».

У новорожденного театра не было славной истории и легендарной труппы, поэтому предметом его гордости стало актерское мастерство – умение на самом деле проникнуть во внутренний мир героев и передать его живыми убедительными естественными способами…

На столичную сцену вернулся живой человек. И заговорил живым языком, простым и ясным.

И великое множество других живых людей стало штурмовать кассы «Современника».

Я не оговорился, именно – штурмовать.

Людям свойственно быстро распознавать хорошее и столь же быстро привыкать к нему.

«Современник» стал любимым театром молодежи и интеллигенции.

«Современник» стал любимым театром москвичей.

«Современник» стал любимым театром чуть ли не всего Советского Союза.

На многие годы билет в этот театр станет одной из самых конвертируемых валют в СССР.

В первом спектакле «Современника» «Вечно живые», поставленном по пьесе В. Розова, Евгений Евстигнеев играет роль Чернова. Сама пьеса выдержала несколько атак со стороны цензоров.

– Перепишите свое творение, в нем нет линии партии! – хмурились цензоры.

– Я бы рад, – разводил руками Розов, – да не влезет в мою пьесу линия партии.

«Пьеса тогда привлекала главным – Розов писал о том, что есть в России истинная интеллигентность, порядочность. Он писал о том, что такое честный человек и как он сохраняет честь в самых трудных обстоятельствах. Пьеса давала возможность, как теперь видно, собрать коллектив, объединить студию на основе какой-то общей идеи, лежащей не только в области эстетики, хотя и эстетики тоже. Мы воспринимали пьесу как художественный манифест, если хотите», – вспоминал позднее Олег Ефремов.

В 1957 году в жизни Евгения Евстигнеева произошло два знаменательных события – он в первый раз снялся в кино, сыграв роль Петерсона в фильме «Поединок», и в первый раз женился. На своей однокурснице по Школе-студии МХАТ, дочери известного кинооператора и профессора ВГИКа Бориса Волчека, Галине Волчек. Вот что пишет о том времени сама Галина Борисовна: