Текст книги "Легенды российских тамплиеров"

Автор книги: Андрей Никитин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 53 страниц)

59 Мария из Магдалы

Мария держала в руке чашу, когда в нее лилась кровь и вода из тела Распятого. Какое-то непонятное, неизъяснимое чувство охватило её в эти минуты. Ей показалось, что она все поняла из вечёрних бесед Учителя, о которых ей рассказал Фома, когда-то посетивший Индию, но что новая страшная тайна встала перед ней. Ведь в муках умирали за свою идею, за свое учение и те, кто ошибались, но безошибочны слова Учителя. Тем не менее, и тогда и позднее казалось ей, что какая-то неисповедимая тайна скрывает прошлую и будущую жизнь Учителя, что Он принес в жертву что-то гораздо большее, чем земная жизнь.

И когда римский воин вырвал из её рук чашу, она решилась узнать, что скрывается в неисповедимой тайне. А так как Учитель пришел из Египта, откуда приходили к Нему никому неведомые люди, знавшие, по слухам, чрезвычайно много, – она решила отправиться в Египет.

Все свое имущество обратила Мария в золото, наняла охрану, и с одним из караванов прибыла в страну Кеми. Там нашли для нее не очень большое имение, которое она и купила. Поселившись в маленьком доме, она ничего не требовала от земледельцев, обрабатывавших её землю, и принимала от них только небольшое количество пищи. С раннего утра уходила она по направлению к границе пустыни, брала с собой немного фиников и рукопись, переданную ей Фомой, и в одиночестве думала о словах и делах Учителя.

Но где бы ни находилась Мария, читавшая составленное Фомой изложение учения Христа, не проходило и трех дней без того, чтобы мимо нее не проезжали на верблюдах два человека. Однажды они остановили своих верблюдов, сошли с них около ручья, где сидела Мария, и один из них, старый египтянин, после обычного приветствия спросил её, почему она так усердно читает рукопись, по внешнему виду похожую на рукопись его друга Фомы, и почему так печальна Мария? Мария почувствовала полное доверие к заговорившему с ней старику и рассказала ему, что она хотела бы знать, где находится теперь Учитель, поскольку она хочет спросить Его о многом, ей малопонятном. И на вопрос старика, которого звали Орсен, она ответила, что на все готова, лишь бы увидеть Учителя.

После ряда таких свиданий, Мария раздала все свое имущество и уехала с Орсеном. Спустя несколько дней, Мария очутилась вместе с Орсеном у входа в Лабиринт и вошла в это странное помещение, где жрецы неизвестного культа отвели ей комнату, единственным украшением которой было изображение Учителя.

И в беседах со жрецами Мария настойчиво твердила, что ей во что бы то ни стало надо увидеть Учителя. Главный жрец ответил, что её желание может быть удовлетворено только в том случае, если она решится принести великую жертву, если она сама найдет и принесет её.

Через полгода сказала Мария жрецам: «Я хочу умереть на земле за учение Христа, но и после смерти хочу жить, как простой человек живет. Хочу вечно проповедовать учение Христа и страдать за Него. Я отказываюсь от счастливой и прекрасной жизни в мирах высоких, так как, будучи осияна светом, должна всех, кого можно, светом озарять. И не буду стремиться увидеть и услышать Его, Великого».

И признали жрецы её жертву громадной, и благословили её учить человечество в мирах и веках.

Мария прибыла в Рим и, вступив в христианскую общину, была назначена раздавать при входе в катакомбы светильники. Римские солдаты со шпионами во главе вошли как-то в катакомбы, чтобы арестовать христиан и предать их претору, который должен был отдать их палачам. Они потребовали от Марии, чтобы она привела их в ту подземную залу, где собрались христиане, и Мария, не сказав ни слова, пошла впереди них. Долгое время шли они по подземным переходам, и в конце концов она вывела их в пустынное поле за несколько верст от Рима. Христиане были спасены, а претор приказал бросить Марию на растерзание диким зверям в цирке.

Умерла Мария и тотчас же увидела себя на улице громадного города, наполненного людьми. Увидя её, смущенную, некто подошел к ней и сказал:

«Ты, очевидно, прибыла из отдаленной страны и у тебя нет здесь знакомых?»

«Да, господин», – ответила Мария.

«Тогда иди за мной, я отведу тебя в дом для чужеземцев».

«Мне нечем будет заплатить за помещение и пищу».

«Никто ничего не возьмет у тебя: у нас все общее. Если имеешь что лишнее – отдашь в общую кассу».

Приветливо встретили Марию в том доме, куда привел её незнакомец, отвели ей три комнаты, принесли всякой одежды, предложили ей питаться за общим столом или отдельно, и ни словом не заикнулись о том, что она должна платить за все это или что-нибудь делать. Присмотревшись к жизни страны той, увидела Мария, что жители её не имели собственности и никто ничего из имения не называл своим, но все у них было общее. Не было никого между ними нуждающихся, поскольку каждому давалось то, в чем он имел нужду. Они разделяли всякое именье и всякую собственность, смотря по нужде каждого, и поэтому среди них не было ни богатых, ни бедных, но каждый удовлетворял свои потребности по мере возможности, для всех одинаковой. Не было бедняков, и среднее довольство материальными благами было очень высоко, так что мало эти люди зависели от материальных условий и жили красивой, чистой жизнью.

Много интересного и неожиданного узнала и услышала Мария, но всего более её поразило то, что никто из жителей города не слыхал о загробной жизни, никто не подозревал, что после смерти жизнь продолжается в мирах других. Были в числе жителей такие, которые боялись и не хотели смерти и старались отсрочить час её; были и такие, которые почти безразлично относились к тому, жить им или навсегда потерять сознание.

Мария встретила прекрасного, смелого, умного человека, который горячо полюбил её, но она, не поддавшись чарам любви, попыталась убедить его в бессмертии, в том, что смерть не прекращает жизни, а только переносит её в другие миры. Но он не воспринял её учения. Гордясь справедливостью, как она у них понималась, говоря о милосердии, он не понимал идеи всепрощения, понятие необходимости любви к ближнему было ему чуждо, и с печалью в душе он оставил Марию. А Мария нашла двенадцать учениц, принявших учение Христа, и проповедовала Его учение о жизни вечной. Небольшая часть населения приняла её учение, а другие говорили, что она безумна, и, в конце концов, взяли Марию и посадили её в дом умалишенных. Духи Фантазии прилетели к ней, приносили ей вести издалека, и Мария жила, непрестанно моля ангела Смерти прийти за ней. Прилетел ангел Смерти и шептал ей, что, благодаря ей, будет жить на новой земле учение Христа, что она стала Его предтечей, что её учение было легким, но благотворным веянием ветерка перед грядущим порывом могучего вихря. И умерла Мария, радуясь, что не прибегала она к насилию и не учила ему, всем говоря, что ни при каких обстоятельствах не надо прибегать к насилию.

Умерла Мария и тотчас же увидела себя на море в маленькой лодочке, которую несло ветерком к берегу. Прибило её лодку, и когда она вышла на берег, её окружили суровые, хмурые люди в грубых одеждах. Она видала, что суров был и климат страны, что людям приходится вести тяжелую борьбу за существование, но приветливо и гостеприимно встретили её эти хмурые люди. Они жили вместе, делясь тем, что имели, сообща пользуясь жилищами, по сто семейств проживая под одной кровлей, и, хотя элементарное понятие о собственности потребительной у них было, все же общность имущества преобладала. Они сообща пользовались инструментами, делились пищей, так что не было у них голодных или таких, которые бы лучше других питались или одевались более роскошно, чем другие. У них не было начальников, которые мучили бы их, и они жили тихой трудовой жизнью. Среди них никогда не было убийств, почти не было ссор, их дети с малых лет никогда не слышали брани, не знали ни одного обидного слова, никогда не подвергались грубому обращению. Но все же было нечто, что возмущало Марию: не нравилось ей отношение к старикам, которых покидали жители, уходя в другие места и оставляя старикам съестных припасов только на месяц.

Мария говорила, что это нехорошо, но они не понимали её. Мария говорила им о загробной жизни, и они отвечали ей, что знают о том, что жизнь не оканчивается смертью, и спрашивали: «А на том свете буду ли я голодать за то, что здесь не дал пищи этим бездельникам-старикам?» Мария не хотела говорить неправду и отвечала, что этот совершенный по неведению грех простится им, и они, очень довольные, не подумали изменить свое отношение к старикам.

Спрашивали Марию – надо ли сказать матери, что её сын утонул в море, или можно солгать, уверив её, что сын её уехал в далекую страну и что трудно ждать вестей от него? И ответила Мария, что лгать не надо – и страшно была огорчена мать. И другие такие же вопросы задавали Марии, и она всегда отвечала, что ни в каком случае нельзя лгать, как нельзя убить даже сумасшедшего, грозящего убить ребенка, и не позволяющего, благодаря громадной силе, отнять последнего от потерявшего разум.

Ни разу не солгала Мария, не сделала и не посоветовала сделать того, что было запрещено заповедями любви, какие бы обстоятельства ни вызывали нарушение этих заповедей. И долго не прилетал к Марии ангел Смерти, а она видела, что её советы, обычно добро порождавшие, иногда зло порождали. А когда появился около нее ангел Смерти, ни слова одобрения или порицания не сказал он ей, и умерла Мария.

Мария увидела себя на громадной площади какого-то города. Площадь была переполнена волнующимся народом. Все горячо обсуждали вопрос – продолжать или нет восстание. Мария вмешалась в спор и говорила, что восстание связано с убийствами, а убивать себе подобных грешно. Но большинство не слушало её, говоря, что лучше убить того, кто хочет обратить человека в рабство, чем остаться рабом. И народные массы продолжали восстание. Победив, жители страны, в которую попала Мария, разделились на две части и поделили между собой землю. В одной части страны господствовал старый, в другой – новый общественный строй. Но скоро люди, жившие в той части страны, где восстановлен был старый строй, начали переходить в другую её часть, едва начинали сознавать как их эксплуатируют и угнетают. Наконец, в стране неравенства остались только богачи и эксплуататоры, которые тоже перешли в страну свободы и равенства. Территория, когда-то занятая ими, перешла во владение Свободных – так называли себя жители второй части страны.

Но богачи не хотели работать, и за все свое золото, за все свои прекрасные вещи не могли найти тех, кто согласился бы работать на них. Им грозила нищета и голод, но жители стали выдавать им умеренный паек, достаточный для жизни, но нероскошный, и вместе с тем прервали знакомство с теми из них, которые могли, но не хотели работать. Но Мария и её последователи нашли такое постановление жестоким и поддерживали знакомство с бывшими богачами и надолго отсрочили их слияние с остальной частью населения.

И снова ангел Смерти посетил Марию, и она очнулась в новом мире. Десятки раз переходила она из мира в мир и везде строго держалась заветов правды, жертвуя для них советами любви. Наконец, после одной из своих смертей, попала Мария в мир, смутно напомнивший ей почти забытую землю. Не успела она пройти по дороге и сотни шагов, как увидела вдали небольшую группу людей, медленно подвигавшуюся ей навстречу. Ближе, ближе эти люди, и Мария видит перед собой Христа с Его учениками. Мария протянула к Нему руки и от радости не знала, что сказать, не понимая, что Христос знает все, что она хотела сказать Ему, знает все, что она делала во имя Его в течение всех своих многочисленных жизней.

И Мария воскликнула: «Господи, что мне делать для того, чтобы быть Твоей верной ученицей?»

И ответил ей Учитель: «Иди и не бойся греха, когда любовь требует от тебя согрешить».

Прозрела Мария, и после трех новых жизней, когда она спасла матери сына, сказав неправду, спасла вождя, проповедовавшего светлое учение человечеству, и простого человека спасла для него самого, – она поднялась в высший космос, так как много было ей дано и много спросилось с нее.

60 Кровь и золото

По разным дорогам, то верхом, то пешком, спешат к разбросанным в разных местах обителям послушники монастыря Св. Бернарда Клервосского. В двенадцать обителей прибыли они и передали жившим там монахам приглашение прибыть в монастырь, расположенный в Плесси-о-Роз для переговоров с вернувшимся из дальнего странствования братом. И все обители получили по небольшому мешочку с землей, когда-то орошенной слезами молившегося в саду Гефсиманском Спасителя.

Ко дню Рождества Христова делегаты прибыли в обитель Плесси-о-Роз и узнали, что только в день Нового года они сойдутся на совещание с приехавшим из Палестины братом, с тремя епископами и настоятельницей монастыря Св. Анны. Скромно, в благочестивых размышлениях, воспоминаниях, и в попытках высоко поднять свои сердца провели прибывшие монахи Рождество, и в день Нового года собрались они выслушать то, что хотел им сказать прибывший из Палестины и дошедший до Гроба Господня монах.

Первым на собрании заговорил старейший годами епископ. Он указал, что гость из Палестины так давно уехал из Франции и Европы, что у него не осталось никого, кто бы знал его до отъезда, однако прибывший брат представил неопровержимые доказательства своей принадлежности к числу монахов монастыря Св. Бернарда Клервосского, и так как потребовал созыва старейших, то ему нельзя было отказать в созыве братии. Поэтому им прежде всего надо выслушать, что скажет прибывший.

Тот встал и сказал следующее: «Возвратясь из Палестины, с горечью узнал я, о братья, как малочислен, как невлиятелен и как беден наш, когда-то могучий Орден. И еще более огорчила меня его полная бездеятельность. Правда, я ждал этого, но действительность превзошла мои ожидания. Мы гордились тем, что хранили в своих недрах древнейшие сказания, но многие из них забыты, и кто может сказать, что без искажений передаются не забытые, что они ценнее разных сказок обычных житий святых и рассказов трубадуров. Не спорю, они более глубоки, чем то, что общим достоянием стало, но все они звучат по-человечески. Что в них нового? Обычное суеверие о разных, никем не виданных духах с указанием иногда на то, как получены рассказанные в легендах эпизоды. И, конечно, ничего общего не имеют с достоверной наукой сведения, из легенд почерпнутые. А если они учат о морали, – то не довольно ли для этого законов светских и духовных властей? К чему тут легенды, хотя бы и те, которые Евангелием называются?»

И долго говорил вновь прибывший, в конце концов посоветовав распустить Орден и жить обычной для всех обывателей жизнью.

Выслушали его монахи, своим молчанием смущавшие рассказчика и, встав, пошли к выходу, не дожидаясь, что скажут епископы и настоятельницы. Выходя, последний монах обернулся и благословил приехавшего, и что-то вроде гримасы мелькнуло на его лице. А епископ, не подав вида, что произошло что-то необычное, пригласил вновь прибывшего на собрание, которое назначил на другой день в тот же час.

А одиннадцать монахов-делегатов собрались в комнате самого младшего, двенадцатого, и говорили о вновь прибывшем.

1-й: «Он не знает наших обычаев, и невнимательно слушали его епископ и настоятельница».

2-й: «Никто из нас не был очевидцем событий, происходивших тысячу лет тому

назад, однако они были».

3-й: «Как неверны, каким далеким отражением истины являются научные открытия, но горе людям, если они от науки откажутся!»

4-й: «Всё, так называемое, реальное – ирреально. Ну, что реального, не говоря о повторяемости явления, что из маленького семечка вырастает прекрасный цветок или могучее дерево?»

5-й: «И все ирреальное реально, ибо нет предела тому, что мы называем временем и пространством. И раз бесконечно пространство и время, то все, нам переданное, когда-то реальным фактом было».

6-й: «Почему он ничего не сказал о наших попытках доброе делать?» 7-й: «Он не сказал, что у нас каждый может или верить сказаниям, как тому, что действительно было, или считать их поучениями древних мудрецов, любивших притчи и аллегории».

8-й: «Он ответил на знаки, но сам их не делал. Ни одного знака-вопроса не предложил нам».

9, 10, 11 и 12-й: «Все, что говорил он, – давно говорится, и не стоило приезжать для того, чтобы выслушать обычные полуребяческие сомнения».

Монахи разошлись по своим комнатам, а утром им подали три завтрака на четырех человек. И когда они кончили в трех комнатах свой завтрак, к каждому собранию из четырех монахов пришел епископ и настоятельница, и говорили с ними о появившемся монахе, спрашивая, заинтересовал ли он слушателей? Получив отрицательный ответ, они все-таки просили монахов прийти на вечёрнее собрание и не показывать внезапным уходом свое нерасположение приезжему. На другой же день было решено поговорить без приезжего о делах монашеского Ордена.

А один из послушников, приглашавших монахов на малый собор, прежде, чем возвратиться в монастырь, отправился к жившему неподалеку от дороги отшельнику, о котором говорили, как о святом человеке, и рассказал ему следующее. Он, послушник, был дежурным в монастыре Плесси-о-Роз и ему оставалось еще две ночи, когда в монастырь прибыл монах из Палестины. Он ночевал в комнатке, соседней с комнатой для гостей, которая была отведена приехавшему монаху. Послушник, утомленный дневной работой, заснул, как только прилег, но вдруг проснулся, как бы кем-то разбуженный.

В момент этот башенные часы пробили полночь, и едва раздался последний удар их, маленькое потайное окошечко, пробитое в соседнюю комнату и с той стороны замаскированное, вспыхнуло ярким кроваво-красным светом. Послушник, движимый любопытством, приставил к стене табурет, встал на него и заглянул через потайное окошко в соседнюю комнату. Он увидел там приехавшего монаха и какого-то другого, сидящего спиной к послушнику человека, о чем-то тихо беседовавших. Послушнику показалось, что лицо приехавшего монаха сильно изменилось. Оно казалось моложе и, вместе с тем, много суровее, грознее и несравненно злее, чем раньше. Над головой его виднелись два красные рожка, причем послушник не мог поручиться, что они не были огоньками какого-либо светильника, помещавшегося за его спиной. Какие-то тёмные тени пролетали по комнате, и послушнику ясно слышался запах серы.

Уверившись, что перед ним нечистая сила, послушник хотел перекреститься, но не мог. Он слез с табурета и снова лег на кровать, но не мог заснуть и только дремал. Потом снова встал и снова заглянул в окошко. Он увидел, что вся соседняя комната полна безобразными чудовищами, которых и во сне трудно увидеть. Потом он ничего не помнит. Утром его разбудили, велели идти к епископу, а тот послал его в замок к графу де Вонку, которому он отвез какие-то письма и письмо к капеллану.

Отшельник спросил послушника – не думает ли тот, что вторая половина рассказанного была сновидением, и получил ответ, что этот вопрос как раз и хотел задать ему послушник. Отшельник сумел успокоить послушника, благословил его и отпустил с миром в Плесси-о-Роз, дав письмо о том, что он, отшельник, задержал послушника по некоему делу. В ближайшую после ухода послушника ночь отшельник поднялся на соседнюю высокую гору и зажег на её вершине громадный, заранее сложенный, костер и ушел в свою келью. Вдали на трех горах, отстоящих друг от друга на несколько верст, тоже зажглись костры, и вскоре в гости к отшельнику пришли два старца. Один из них усыпил отшельника, позволив его духу отделиться от тела, которое остались охранять двое пришедших.

И вот Лег, от тела отшельника улетевший, предстал перед воинством Михаилов с просьбой прийти на помощь к монахам, говоря, что кто-то из тёмных Арлегов появился на земле в монастыре Плесси-о-Роз. И один из Михаилов бросился на землю, сопровождаемый Легом отшельника.

Проснулся отшельник, и тотчас в его келью, где находились два других отшельника, постучался монах, Михаилом назвавшийся. А через короткое время, на второй день Нового года он постучался у ворот обители Плесси-о-Роз и был принят одним из епископов, который тотчас же оповестил всех собравшихся в монастыре о прибытии гроссмейстера монашеского Ордена.

Вечером опять открылось собрание в присутствии приехавшего гроссмейстера. Опять, только короче, чем раньше, сказал свое слово приехавший брат из Палестины, настаивая на необходимости распустить Орден и в виде компромисса предлагая Ордену снова заменяться собиранием сокровищ, от чего давно уже отказались монахи. Нажить деньги он предлагал путем устройства мануфактур и погребов для приготовления сладких ликеров, а также давая деньги в рост. И тогда у монахов будут огромные средства и они, на что захотят, на то и потратят их.

Гроссмейстер Ордена спросил настоятеля монастыря: «Не приносили ли вам сегодня для пожертвований владельцы больших мануфактур?»

Тот ответил: «Да, нам принесли в дар золото один собственник и одна собственница мануфактур».

И сказал гроссмейстер: «Скажи, чтобы принесли сюда по монете, данной каждым из них».

Тотчас распорядился настоятель, и казначей принес две монеты.

«Положи одну монету перед нами на стол», – сказал гроссмейстер.

Положил казначей монету, принесенную владельцем мануфактуры, и тотчас четыре капли крови выступили из нее, и она стала совсем небольшой.

«Положи другую монету, принесенную владелицей мануфактуры, где работают женщины и которой владеет женщина», – сказал гроссмейстер. И побледневший, дрожащий от страха казначей положил другую монету – и четыре крупные слезы выступили из монеты, и она стала совсем небольшой.

С изумлением смотрели на все это монахи и поняли, что им не надо золота, кровью рабочих и слезами работниц добытого. Все молчали.

«Достань и принеси кубок, какого хочешь вина», – сказал гроссмейстер.

Испуганный казначей быстро вышел и тотчас же возвратился с кубком вина, который поставил на стол. Из кубка вылетело небольшое пламя и показался униженно кланяющийся приезжему монаху маленький безобразный чертенок-лярва.

Все монахи поняли знамения. Вскочил и вышел из комнаты приехавший, якобы из Палестины, монах. Тотчас же раздался топот увозивших его лошадей. Монахи обратились к гроссмейстеру, желая благодарить его, но никого не увидели на его месте – Михаил стал невидим.