Текст книги "Легенды российских тамплиеров"

Автор книги: Андрей Никитин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 53 страниц)

25 Феникс

Завтра великий день – Феникс вновь возродится из пепла. Двенадцатый раз жрецы страны Кеми будут праздновать это событие, снова и снова стараясь угадать его истинный смысл.

Самый старый жрец из рода жреца, умершего тысячу лет тому назад, встал перед возродившимся Фениксом, охваченный безмолвной великой молитвой. Долго стоял он, изредка поднимая руки к Фениксу, и, наконец, почувствовал, что от него отделяется его физическое тело и тихо ложится у подножия трона Феникса, а тело эфирное вырастает до гигантских размеров и сливается с таким же эфирным телом Феникса, воспринимаемым им как невыразимо прекрасное сверкающее пламя.

И слышит жрец ответы на свои невысказанные словами вопросы.

…Сгорело мое земное тело, ибо я своим внутренним огнем сжег его. Легко и радостно взлетело мое эфирное тело над мирами земли и неба, и я поднялся в Царство Мудрых. Там блестели солнца несказанные, солнца мистические, а их мудрые обитатели легко разрешали мировые загадки, над которыми напрасно бьются мудрецы земли. Стал я перед одним из этих мощных духов и спросил его:

«К нашим ли космосам принадлежат те солнца, так отличные от солнц-звезд обычных, на которых вы, Мудрые, пребываете?»

И отвечали мне Рафаилы: «Да! Поскольку мы на них и около них есть, и – нет, не к нашим космосам принадлежат они, поскольку здесь остаются анимы Эонов, на земли и иные миры спускающихся».

И снова спросил я: «Ты сказал, что не к нашей только Плероме космосов принадлежат Эоны?»

И отвечает мощный Рафаил: «Ты прав, Эоны суть Эоны во всех космосах всех бесконечностей, которые сотворены Элоимами».

И побоялся я, бедный Феникс, больше спрашивать, так как с каждым словом Рафаила все грознее и величавее сверкал его суровый взор. И бросился я к центру солнца мистического, дабы сгорело мое тело эфирное и мог выше подняться мой дух, освобожденный от уз, тёмным и глубоким низам присущих. И как бы колеблясь, и как бы оставаясь на месте, я стал переходить в другие измерения, и Рафаилы с тоской и благоволением смотрели вслед за мной улетающим… Но вот небесным золотом блестящая пелена отделила меня от ясного царства Рафаилов, и исполины Михаилы окружили меня, безмолвно спрашивая, что мне надо от них, и хочу ли я всей силой и всем помышлением моим подняться еще выше, к Аранам?

Спрашиваю я ближайшего ко мне Михаила: «Скажи, что вы делаете здесь на этих страшных, непостижимых высотах?»

И отвечает мне Михаил: «Мы стоим здесь, чтобы не пропустить воинство тёмного Арлега, если оно снова пожелает сорвать Печати Оккультного Молчания ранее, чем это полезно будет для духов, в низах сущих».

«А когда это полезно будет Легам, людям и всем, ниже вас сущим духам?» – спросил я.

Отвечает мне Михаил: «Когда они перестанут бояться новых откровений и не побоятся отрешиться от старых, неточных и неверно понятых верований».

«А когда настанет это время?» – спросил я.

Гремит в ответ голос Михаила: «Для Легов уже настало оно, и только люди, запутавшиеся в тенетах тёмного Арлега, мешают им и нам сорвать вторую Печать, так как мистической силой своего несовершенства люди тянут Легов назад, а без помощи Легов мы недостаточно сильны. Союза же с Тёмными не хотим потому, что не верим им..».

Тут величавая фигура тёмного Арлега появилась рядом со мной, и загремел его голос: «Напрасно!»

И сразу несколько Михаилов встало возле меня и говорят тёмному Арлегу: «Откажитесь от всех царств земли, и тогда мы пойдем вместе, ибо и от низших царств вы откажетесь тогда!»

И ответил тёмный Арлег: «И без того пойдете со мной. Надоест ждать и вам, бесконечно ждущие! А от власти над царствами мириад земель и низших космосов нам нельзя отказаться, ибо неизменно существо наше, к власти стремящееся».

Отвечают ему Михаилы: «Смотрите, прогадаете. Тянет к себе вас бездна Низа, и потому вы к власти над душами низов стремитесь».

Но зная, что ничего не жду я от тёмного Арлега и не хочу быть с ним, зная, что непонятен для меня спор высших духов, Михаил поднял меня и поставил перед Стражами Порога и духами, охраняющими врата в обитель мощных и непреклонных Аранов.

«Сними последнюю свою оболочку, – говорят мне Араны, – и тогда пропустим тебя мы, а с нами пропустят тебя и Стражи Порога».

Говорит мне Михаил: «Отдай мне твой покров, на обратном пути ты наденешь его опять».

Отдал я свое последнее одеяние, и дух мой вошел в космос Аранов.

Я думал увидеть Аранов, вооруженных страшными мечами, собиравшихся на бой или возвращавшихся с него, или же стоящих на страже в ожидании нападения, но не увидел и тени воинственного стана. Тихо беседовали они о мирах, страшно далеких, о мирах, не имеющих никакого отношения к нашим космосам…

И я, солнца земного дух, понял, как чужды мы этим духам. Изредка я почти что понимал некоторых из них, когда они говорили о тех страннообразных духах, которые пребывают вне нашей бесконечности, и эманации которых только в виде редкого исключения доходят до наших земель через царство тёмного Арлега. Тогда Араны снимаются с места и летят навстречу этим эманациям, чтобы рассеять их. И все же, некоторые из них ускользают от Аранов и долетают до Земли под покровительством тёмного Арлега.

А так как для тёмного Арлега и для этих духов нет разницы между правдой и неправдой, то они нагоняют на людей тоску, уныние и сомнения там, где сияющая истина дала бы радость, веселье, твердую уверенность. И говорят они Аранам, что должны быть сорваны Печати Оккультного Молчания, и что хорошо было бы, если бы поскорее были сняты они, а то как в непроглядной тьме не видят люди даже ближайшей цели своего шествия.

Понял я тогда, что духи Тоски и Уныния – злые духи, и что надо бороться с ними, не допускать их до себя. И еще говорили Араны, что из далеких чуждых Космосов вызвали для земель тёмные Арлеги эманации злых духов, и слышал я, что бессильными являются эти начала в других космосах, получая страшную силу в космосе духов земли, только в виде редкого исключения прозревающих будущее и видящих прошлое.

И ласково пытается близ меня сущий Аран что-то объяснить мне, но выше моего разумения было его мышление. Хотел я узнать – есть ли что-либо постижимое для меня в высшей сфере? И это мое желание исполнилось. Великий вождь Аранов, Элора, вдохнул в меня новое Начало, и передо мной разверзся новый дивный мир, в котором отражалось и то, что я уже познал, и то, о чем не знал я ранее.

Что-то розовое и тут же рядом голубое, то, чему нет подобия на земле, было вместилищем блеска, и близкие к духам Света существа то в голубой, то в розовой сфере жили своей, невероятно сложной для меня постоянно меняющейся жизнью. Один из них как бы приблизился ко мне, беседуя с другим, но очень немногое понял из их слов, понял так, как мог бы понять, прожив на земле два десятка тысячелетий и обладая знаниями ваших отдаленных потомков.

«Конечно, – говорил Отблеск другому, – понятие души люди попытаются подменить понятием иона, потому что чудесной кажется душа. Но ион, дающий возможность поверить в то, что без души может быть живое существо земель, – чудеснее души, непонятнее её, несмотря на самовольное упрощение этого понятия. Ион – это чудо из чудес, и перед его чудом меркнет чудо души и её бессмертие. И все-таки настолько сильно на землях влияние тёмного Арлега, что люди охотнее верят в непостижимое и невероятное чудо иона, чем в понятное явление жизни духа вне его тела и вместе с телом. Представляя ион невероятно малым, стараются сделать его понятным, но он все-таки неизмеримо сложен, и совокупность бесчисленных ионов плохим символом души является. Также все проникают ионы, как и душа, так же их жизнь неотделима от жизни тела, так же, как и душа, ион непостижим. И только потому, что ион назван частью материи и кажется легко представить его смертным, тёмный Арлег подменяет верой в него веру в душу бессмертную, так как на неверии в бессмертие стоит вся власть тёмного Арлега…»

Оставаясь таким же, переместился я совсем в другую сферу. Исчезли Отблески и их космос. И совсем иные, неподвижные и спокойные сидели светлые сущие, которых Элора назвал Нирванами. Я долго ждал, не подойдет ли ко мне кто-либо из этих неподвижных сущих, не заговорит ли со мной. Но они не двигались, как бы прислушиваясь к чему-то, стараясь уловить что-то всей сущностью сил своих.

Осмелившись, я приблизился к одному из Нирван и тихо спросил его: «Скажи, к чему вы прислушиваетесь?»

И спокойный голос сверх-духа прозвучал в ответ: «Все испытали мы: и жажду нового в этих космосах, и уверенность в бесконечности бытия, и многое множество другого. Только одного ждем, только к одному прислушиваемся: не близится ли час всеобщего подъема, перехода в Царство Силы и Славы?»

«Как познать людям приближение этого часа?» – спросил я.

«Для того, чтобы приблизился этот час, да станут люди мудры, как Рафаилы, и незлобивы, как Параклет, тогда не будет времени, и миры найдут свою Плерому».

Опять я спрашиваю: «Как приблизить этот час?»

Тихо и спокойно ответил мне Нирван: «Пусть все люди и духи жертвуют тем, что только каждому из них и ему одному полезным и желанным кажется, и жертвуют этим для блага всех».

Понял я, что спрашивать больше не надо, и все сменилось передо мной.

В область духов Познания вступил я, вступил один, без Элора, меня оставившего. Замерло сердце мое от ужаса мистического, когда Познание осенило меня, не успев еще просветить. И понял я, бедный Феникс, что осознавшие себя в низах, в веках и мирах будут сознающими себя существами, и что как бы ни менялась форма наша в веках и мирах, одно Божественное Начало горит и сверкает в ней, и что жизнь есть жизнь и для ребенка, и для старца, и для высшего существа, и для высочайшего Духа, почему все мы, живущие, равны по сущности, и только каждый из нас по-своему проходит свой долгий путь в веках и мирах.

И смирился я, поняв, что духов Познания мне не о чем спрашивать, что все познаю я, когда созрею для понимания, как зреет дитя для понимания жизни Земли. Но мне все же хотелось войти в обитель духов Силы, способных мощью своей остановить три потока солнц, видимых с Земли нашей. И почудилось мне, что новая смена произошла в области высочайших над-духов. Что чем-то и кем-то насыщено то, что назвал бы я «пространством», и что грозная сила около меня сущая настолько мощна, что даже я, бедный Феникс, и то понял, что нет пределов могуществу сверх-духов Силы, и что если было бы необходимо и полезно людям, то одним своим мановением подняли бы они их на неизмеримые высоты. Но я понял также, что людям лучше своими усилиями подняться к ним, не ища помощи со стороны.

И в тихий, мирный, спокойный, величавый мир перенесся мой дух, и, созерцая странно-прекрасные существа гармонические, я почувствовал успокоение, но великая скорбь проникла все существо мое, когда вспомнил я бедных знанием жителей Земли, на которой я существовал, так как сам захотел быть там.

И спросил мой внутренний голос, искра огня высокого, во мне горящего, спросила: «Почему не дано высшее знание людям земли? Почему не знают они, как прекрасны, как чудесны высшие миры? Легка была бы ныне нередко тяжелая жизнь людей, если бы светом знания была бы озарена она, если бы знали люди, как прекрасны миры высокие?»

И тихо прозвучал ответ: «Знай они это – никто бы из них ни минуты не остался бы жить на Земле. Все бы добровольно умерли и неподготовленными вошли в высшие обители».

«Но ведь неверие в жизнь будущую охватывает души людей, в которых не живет дух Легов, и это неверие заставляет их страдать», – думаю я и в ответ слышу спокойные слова: «Что из того, что не подозревают о новой жизни или не верят люди в жизнь будущую? Ведь многие люди не подозревают даже, что несколько отличные от них люди живут в таких же, как и у них, странах, на их же земле! Что из того, что инфузория не подозревает о том, что живут недалеко от нее люди? Она все-таки живет, и маленькая искра этой инфузории разгорится в веках и мирах в ослепительно блестящее, не сжигающее, а согревающее пламя, и не потеряет она своей индивидуальности, ни одной йоты её не потеряет, если сама не пожелает порвать с прошлым путем забвения».

Не понял я дальнейших слов духа Гармонии, однако не оставил своего намерения подняться до самого далекого из достижимых для меня, бедного Феникса, миров. Неведомой мне силой я был восхищен в миры духов Света и увидел там блеск несказанный, от которого хотелось мне закрыться крыльями. И услышал я голоса: «Несравненно более совершенный Свет, чем нам присущ, прольется на вашу Землю. И Земля затёмнит его, отразив в учении тёмного Арлега, и слова великие перемешаются со словами простыми. Мы придем, когда наступит час, но и мы бессильны отделить слово Света сияющего от слов, обитателями Земли употребляемых…»

Ничего я, бедный Феникс, не понял из того, что говорили духи Света, кроме того, что положен предел пониманию моему в их космосе. И не стал больше спрашивать.

Внезапно страшная чёрная молния прорезала сферу духов Света от края и до края бесконечности. И я, поняв, что Высший Свет затёмнен будет учением тёмного Арлега, упал вниз, в Тёмное Царство. Пытались Тёмные внушить мне, что во сне видел я все, тебе рассказанное. Но не удался обман их, ибо я – Феникс, светом мистического солнца озаренный, от него исшедший, и не поддался обману. И вот я снова здесь. Говорю через тебя тем, кто может понять: не познает инфузория мира людей – но этот мир существует! И чувства тела нашего так ограничены, что мы и миллионной доли сущих миров не постигаем. Только те из нас, в ком заложены уже начала Легов, во век не усумнятся в бесконечности восхождений в жизни. А ввергнутые во тьму неразумения тёмным Арлегом будут прозревать в веках и мирах. Встань, и да вольется мир в твою душу, и пусть выйдет из нее все тёмное, тебя смущающее… Жди спокойно!

Встал старый жрец и, радости полный, отправился к ожидающим его собратьям.

Первый жрец: «Страшные соблазны входят в мир. Многие из нас слышали учение тёмного Арлега о том, что миры падающих солнц – это атомы в теле гигантского существа, и что около них вращающиеся тела – это ионы».

Второй жрец: «Разве интересно мистически знать, чем являются те небесные светила, которые называются в твоем рассказе атомами? Важно знать, кто мы и какова будет в веках и мирах наша судьба. И что мне за дело, частью чего я являюсь? Еще меньше мне дела до того, какую нелепость сплетает в области недоказуемых аналогий тёмный Арлег».

Третий жрец: «Важно то, что все попытки свести дух или душу к материи кончаются неудачей. Возьмите хотя бы ионы. Это частица материи, и таковой она и останется. А колебание или неподвижность материи нельзя не омраченному сознанию свести даже к простейшему проявлению Духа – к мышлению, которое совпадает во времени с колебаниями материи мозга, но которое для не умеющего мыслить совпадает и отождествляется с этими колебаниями материальных частиц. Ибо ясно: один порядок явлений – колебания вещества, и совсем другой порядок – мышление и результат мысли, сознание. Конечно, мозг отражает и преломляет внешний мир, но ведь и глаз делает то же самое. Тем не менее, не глаз создает то дерево, которое он видит, и не мозг создает тот духовный мир, который он постигает».

Четвертый жрец: «Существуют физические, химические и другие проявления материи, но только при грубейшем смешении их можно отождествлять с тем простым проявлением души, которое именуется мыслью – то есть, с проявлением в теле духовного начала».

Пятый жрец: «Тёмный Арлег старается внушить нам, что человек – простая Машина. Но ведь не мыслит, не радуется и не отчаивается машина, не надеется, не разочаровывается, не познает и не стремится она к познанию!»

Шестой жрец: «Надо ли нам сегодня говорить о том, как убеждать опутанных Тёмными, что Душа существует как нечто отделимое от тела, в то время когда каждому ясно, что частицы тела отделимы одна от другой? Вопрос в другом: покинув тело, на Земле остается душа или покидает её, не ища нового земного воплощения?»

Седьмой жрец: «Даже ион, оторвавшись от тела, перелетает мириады верст. Почему же душу или дух следует мыслить слабее материи?»

Восьмой жрец: «Неисповедимы пути душ, но их восхождение несомненно!»

Входит девятый жрец.

Первый жрец: «Что скажешь нам, Орсен?»

Девятый жрец: «В нашем Храме было явление Феникса… И я расскажу вам, что сам услышал от вещего Машара».

26 Агасфер

Он шел быстро, шел куда глаза глядят, не разбирая ни дня, ни ночи. Он часто сворачивал в сторону, не замечая этого. Когда усталость становилась безмерной, он падал там, где стоял, и засыпал. Проснувшись, вскакивал и снова быстро шел, стараясь отогнать от себя назойливые мысли. Он избегал встреч, боясь, что неизбежный в этом случае разговор коснется последних событий… Но вот не так далеко от него блеснуло море, и он пошел по его берегу.

Через несколько часов пути перед ним раскинулся громадный приморский город. Голод и жажда томили путника, и он, войдя в городские ворота, напился у первого фонтана. Зайдя в лавку, чтобы купить немного пищи, он услышал, как один из покупателей рассказывал лавочнику о событиях в Иерусалиме, и, уходя, услышал упоминание рассказчика о том, что некто Агасфер оттолкнул Иисуса, прислонившегося от усталости к стене его дома. И подивился Агасфер жестокосердию оттолкнувшего, но вспомнил, что это он сам оказался таким жестоким…

Он нанялся на корабельную верфь плотником, и в те дни, как устраивался на корабль, два раза слышал о том, что произошло в Иерусалиме и о себе самом. Он не захотел остаться на верфи, когда кончилась работа по устройству корабля, и нанялся на этот корабль плотником. Во время переезда в Афины он три раза слышал историю, как Агасфер оттолкнул усталого Иисуса, но едва сошел на землю, как небольшая толпа матросов, к которой он примкнул, остановилась перед рассказчиком, говорившим о том, за что и как был распят Иисус, и опять в его ушах звенели слова, что некто Агасфер оттолкнул усталого Иисуса, несшего на Голгофу свой крест.

И много раз в Афинах пришлось слушать ему от иудеев, греков и римлян рассказ о своей бессмысленной жестокости. Он бежал из-за этих рассказов из Афин, но на первом же привале при встрече с людьми услышал свою историю – Агасфер быстро шел к северу, но его везде догонял рассказ о его жестоких словах, об отказе дать возможность перевести дыхание изнемогавшему. И он ускорял свои шаги, останавливаясь только, чтобы купить немного хлеба и утолить им голод, когда последний сильно давал себя чувствовать. Наконец, он пришел в страну, языка которой не знал и, хотя чувствовал иной раз, что плотники, с которыми он работал, говорят о том, что произошло в Иерусалиме, не понимая сказанного, он чувствовал себя более спокойным, чем когда в его ушах звенела понятная ему речь, передававшая эти события.

Но не так много прошло времени, когда он стал понимать слова этого языка, и первое, о чем услышал, было все тем же рассказом о событиях в Иерусалиме и о том как Агасфер оттолкнул усталого Иисуса, прислонившегося к его дому. И так часто ему приходилось выслушивать этот рассказ в стране, где хотел поселиться, что однажды ночью, выйдя из таверны, не возвратился в приютивший его дом, а пошел, куда глаза глядят, отыскивая страну, где его бы не понимали, язык которой был бы ему неизвестным.

Дойдя до такой страны, он оставался в ней, пока не начинал понимать языка её обитателей, и тогда первой новостью услышанной от них становилась для него трагедия в Иерусалиме и его, Агасфера, жестокие слова. Каждый день преследовал его этот рассказ, и он снова бежал из страны, уже зная, что и в следующей повторится та же история.

Глубокой старости достиг Агасфер, но напрасно призывал он к себе смерть всякий раз, как слышал рассказ о своей встрече с Иисусом. Много раз покушался он наложить на себя руки, но всегда выздоравливал от нанесенных себе ран и от принятого яда. Его вынимали из петли, его выхватывали из огня, вытаскивали из воды, так как он бросался в пылающие здания, чтобы найти смерть под предлогом спасения погибавших или выноса имущества погорельцев…

Но вот ангел Смерти появился у его изголовья и радостно – первый и последний из людей – приветствовал его Агасфер.

Кончилась земная жизнь Агасфера, но в новом мире, в котором он воскрес, окружили Агасфера обитатели этого мира, прося рассказать о последних часах Иисуса и о том, почему он не позволил ему отдохнуть? И ужаснулся Агасфер, давно уже познавший всю бессмысленную жестокость своего поступка. Он рассказал все, как было, и к одному из существ мира нового, готовящемуся покинуть его для перехода в мир высший, обратился с просьбой сообщить из мира в мир его просьбу Иисусу, чтобы дано ему было забвение по невежеству и жестокосердию совершенного поступка.

И просьба эта, передаваемая из уст в уста, дошла до Великого, и Он повелел передать Агасферу, что давно было бы снято с него заклятие, если бы он попросил об этом или хоть что-либо сделал для того, чтобы доброй жизнью было искуплено его жестокосердие.

Забыл, наконец, Агасфер то, что так страстно забыть хотел. И когда случайно слышал об этом, не думал, что о нем рассказывается…

Прошло восемь земных столетий, еще выше поднялся Агасфер. И услышал рассказ одного небожителя, что вечно шел бы гонимый воспоминаниями Агасфер, если бы он не догадался обратиться с просьбой к Тому, чье милосердие безгранично. И услышал он о том, что не пришла бы ему мысль обратиться с просьбой к не отказывающему Иисусу, если бы на земле не бросался он в огонь и воду, спасая других в то время, как сам искал смерти. Одно хотение мало значит – надо мочь. Одно раскаяние мало значит – над сделать что-либо, зло уменьшающее…

Агасфер не спал – не было сна в космосе равтов, где он находился. Неутомимы были странные тела жителей этого нового для него космоса. Отдыхали они тогда, когда менялась их сознательная работа. Но перед смертью, наступавшей у них в разные моменты жизни, засыпали равты, и все не заснувшие завидовали им, зная, что они пробудятся в другом, более прекрасном мире. Знали и то, что уснувшие могли выбирать и идти в космосы, в которых раньше жили.

Пришла пора, и после долгой жизни заснул Агасфер. И видит он во время первого и последнего сна своего, что проходят перед ним духи космосов высоких. Вот дух Любви склоняется над его изголовьем и, нежно положив руки на грудь против успокоившегося сердца Агасфера, тихо говорит ему: «Люби во что бы то ни стало, при каких бы то ни было обстоятельствах, люби тебе подобных и с тобой не схожих, люби высших и низших, чем ты. В этой любви ты найдешь и счастье и спасение. Выше всего в твоем космосе любовь, и ей служи, пока не узнаешь в других космосах то, что выше любви, то, чему там служить надо».

И сменяет его дух Мудрости. Положил он руку свою на чело Агасфера и говорит ему: «Все исследуй, все пойми и потому все злое прости и всему доброму радуйся. Мешай, насколько сил хватит злу, помогай добру и спокойно гляди в далекое нездешнее будущее. Сам исследуй доброкачественность семян, бросаемых тобой на ниву космосов. Делай наилучшее из того, что от тебя зависит, и какие бы сомнения ни посещали тебя, не смущайся, изучай и помни, что не все может быть постигнуто тобой. Инфузория не постигает твоего существования и не верит, что живут люди, но ты все же существуешь; так существует и то, что непостижимо для тебя. И так как есть бесконечность, осуществлена в ней всякая мечта твоя, быть может только не вполне тобой постигнутая.»

Сменяет духа Мудрости дух Воли и, положив руку на глаза Агасфера, говорит ему: «Твоей целью всегда должно быть прекрасное не только по замыслу, но и по пути добра. Что бы то ни было, что бы ни думал ты, наперекор всему, если придется, иди к добру. Помни, что добро там, где свет, и делай все для того, чтобы помешать его погасить».

Прилетел к уснувшему дух Света и говорит ему: «Не легка жизнь в мирах не высоких. Но через нее к высотам несказанным ты поднимешься. И тем легче для тебя подъем, чем большему числу духов ты облегчишь его. А для этого надо ослепительным светом освещать им дорогу. Не смущайся тем, что иной раз думая, что светишь, ты путь тьме проложишь. Не ты один в веках и мирах. Исправят твои ошибки и изживут их те, кто познает их, и блестящая правда воссияет светом ярким».

И слышит Агасфер голос духа Познания: Везде, где имеется зло, оно к добру неотвязно липнет. Поддержи падающего, злом увлекаемого, зная даже, что он все равно зло творить будет, потому что искорка добра в самом злом, в самом плохом человеке имеется. Постарайся раздуть её в очистительное пламя, скажи человеку вещее слово о его будущем, и это слово сдерживающим началом послужит. Ты не должен зло творящих убивать, раз они такие же люди, как и ты. Смертью зло не уничтожается, а только в другую область переносится. Запри злого в тёмницу, он умрет в ней, но в новой жизни все равно злу служить будет, еще больше озлобившись на то, что заставили его страдать, в тюрьму бросив.

И новый дух склонился над Агасфером, и гармонично звучат его слова: «Старайся не сеять ненависти и страха. Старайся, чтобы солидарность была стимулом и активным началом твоей жизни».

Стоит перед Агасфером новый дух, и несказанной силой звучит его голос: «Поставь себе цель высокую, хотя бы счастье близких твоих, ни на минуту не забывай о ней, постоянно работай для её осуществления».

Показалось Агасферу, что совсем уже ничего он не чувствует, но звучит ему голос неведомый: «Не торопись жить и не бойся, что скоро прервется нить твоей жизни. Для Великого Бога миг и миллиарды веков равны. Но если ты отдыхаешь, то подумай – надо ли отдыхать тебе, и во всяком случае отдыхай только для того, чтобы с еще большей силой к Верхам ринуться».

И новый, слабо поблескивающий дух склоняется над Агасфером: «В тебе имеется недоброе начало, но есть и доброе – развивай второе и этим принеси пользу всем, кого встретишь на жизненном пути. Конечно, ты и со злом встретишься. Злому началу мешай, поскольку сил хватит. Интересуйся им постольку, поскольку это необходимо для того, чтобы бороться с ним».

Вдруг видит Агасфер, как отряды всадников в доспехах блестящих как белое пламя, мчатся с высот в низы. И последний из всадников кричит Агасферу: «Вставай, борись за наше дело!»

И видит Агасфер, что перед войском конницы, впереди её несется пехота. Быстро, быстро идут в блестящих, как солнце, доспехах Михаилы и гремит их победный рыцарский клич. Летят впереди них Сатанаилы, суровыми и спокойными кажутся их лица. А там, вдали, бьются Храмовники с тёмными, окружившими громадную хорею, в центре которой спокойно сияют Звезды Знания. И слышится клич этой хореи:

И проснулся Агасфер в новом Космосе. Видит он, как несутся громадные полчища драконов с семью головами и десятью рогами на них, а впереди них гигантский Дракон, вождь этого воинства. Видит Агасфер, что все больше и больше драконов возвращается откуда-то, и узнает, что не могли они проникнуть на Землю, на которой показался когда-то Христос. И слышит он голос гиганта-Дракона, говорящий ему: «Иди за мной!»

Пошел за ним Агасфер на землю, которую не посетил Христос.

Но не долго был Агасфер в полчище Дракона на новой для Агасфера земле. Покинул он войско его и поднял восстание против Зверя Бездны. Был он схвачен, взят силой и предательством слуг драконовых, брошен в тёмницу и приговорен к смерти. Но летели уже ангелы, чтобы сразиться с воинством Дракона. И было разбито оно, и был взят в плен Дракон, Агасфера к смерти приговоривший.

Агасфер стоял у двери своего дома. И вот вели мимо него Дракона-гиганта. Дракон оттолкнул его, но жалость вспыхнула в сердце Агасфера. Он поддержал Дракона, отер платком белоснежным пот с лица его, упросил стражу дать ему время отдохнуть. Напоил его чашей свежей воды с вином и дал ему плодов, чтобы не чувствовал Дракон голода… Пил, ел Дракон, отдохнул Дракон, а потом грозно сверкнул глазами и сказал: «О, если бы ты снова попался мне, узнал бы, что за добро, мне содеянное, я мщу хуже, чем за зло, мне причиненное…» И за это пожалел его Агасфер. И просил стражей Дракона давать ему еду, питье и отдых.

Громовой восторг Серафимов загремел в мирах несказанных… и грех Агасфера был искуплен, и Леги подняли его в царство свое.