Текст книги "Эпоха бедствий"

Автор книги: Андрей Мартьянов

Соавторы: Марина Кижина
сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 25 страниц)

"Ага, наш одиночка все-таки решил драться в паре со мной, – подумал нардарец, принимая на щит очередной сабельный удар, и, подавшись вперед, отразил атаку узкоглазого степняка в меховой шапке. – Хотя это может быть кто угодно..."

После полудня, когда равнину накрыла облачная тень и над головами сражающихся гулко взревели раскаты приближающегося грома, ни одна из сторон не могла похвалиться особым успехом. Саккаремцам казалось, что еще немного – и они наконец одержат первую победу в войне со Степью, а мергейты чувствовали неослабевающую поддержку со стороны некоей неведомой силы, стоявшей за их плечами.

Сейчас решить исход Аласорской битвы могла любая случайность.

К вящему неудовольствию Даманхура, он полностью потерял возможность управлять ходом сражения. Пехота, не нарушая построения, отступила к горам приблизительно на половину арбалетного перестрела и ушла в глухую оборону, став неуязвимой, – тяжелые щитники со своими пиками прикрывали остальных, атаки мергейтов захлебывались, а запас лучных стрел у степняков начал истощаться. Саккаремская кавалерия увлеченно рубилась с окруженными ею туменами, однако никто не знал, что у Гурцата в запасе остается самое малое пятнадцать тысяч конных, придерживаемых для решительного удара.

"Нынешнему сражению не суждено закончиться полной победой, но поражения ожидать тоже не приходится", – рассудил шад, когда стало ясно, что пешие когорты неприступны и легкие всадники Вечной Степи не сумеют рассеять пехоту. Однако "тактика дикобраза" не приносила никакой пользы: ощетинившиеся пиками и кольями когорты стояли на месте, и только. Вскоре мергейты вообще перестали обращать внимание на пеших и полностью сосредоточили свои силы на кавалерии.

Всадникам приходилось туго. Боевой порядок давно нарушился, отряды смешались, на окраинах поля боя отдельные отряды саккаремцев и мергейтов носились друг за другом, стараясь либо прижать противника к горам, либо взять в кольцо и уничтожить. В самом центре сражения образовалась невероятная давка, и было невозможно определить, кто именно держит верх, но вскорости наблюдатели, засевшие на скалах, просигналили шаду и его тысячникам, что мергейты медленно, но неуклонно теснят саккаремцев и наемников. Пришло время вводить в битву запасной полк под командованием Энарека.

Степняки опередили. Для никогда не обучавшегося военному искусству Гурцата слова "стратегия" и "тактика" ровным счетом ничего не значили. Он доверял только своей интуиции да неслышимым советам Хозяина. Именно Подарок, воплощенная Мысль Владыки Самоцветных гор, сейчас настоятельно приказал хагану отправлять в бой все резервы. Один тумен и еще пять тысяч.

Темная лава степняков, стоявших в полулиге от Аласорских оазисов, снялась с места и быстрой рысью пошла в сторону поднятого копытами многих сотен лошадей облака пыли, висевшего над местом сражения. Приказ был прост: убивать всех. Задавить числом, отсекая саккаремские отряды друг от друга и истребляя поодиночке. Больше никаких фальшивых отступлений, наскоков и столь же быстрых отходов. Врубиться в ряды противника и... Дальше на все воля Заоблачных.

Стало очень темно – над равниной нависла плотная и тяжелая туча, она ворочалась в небесах, словно боров в луже. Гурцат поглядывал на необычное явление природы с тревогой, ибо Подарок тоже забеспокоился, – крылатая тварь, оседлавшая белого коня, еще больше расцветилась огоньками, из розовых превратившихся в малиновые. По долгому опыту общения с Подарком хаган понял: Хозяин встревожен. Почему – непонятно. Облако как облако – только форма необычная, надвигается гроза, собравшаяся над возвышенностью. Но если бы Гурцат умел чувствовать близкое присутствие волшебства, он не раздумывая отдал бы своим нукерам приказ развернуться и как можно быстрее уйти обратно в пустыню, на восход или полдень. Его армия сумела изрядно потрепать саккаремцев, остальных можно будет добить потом, но ставить под угрозу, исходящую от неизвестного колдовства, свои лучшие тумены хаган не стал бы.

Подарок, не соизволив поделиться с Гурцатом своими соображениями, внезапно обратился густым искрящимся облачком, поднялся со спины лошади и, словно клуб пыли, быстро поплыл в сторону Аласора.

– Куда? – Тут уж хаган испугался всерьез. Он слишком привык к своему покровителю, и на какое-то мгновение ему показалось, что Хозяин оставил своих верных слуг, почувствовав некую призрачную угрозу. Безусловно, Гурцат боялся Повелителя, но еще больше боялся того, что однажды тот, заскучав или разочаровавшись, бросит мергейтов на произвол судьбы.

"Я должен вмешаться. – Перед глазами хагана запрыгали красноватые светящиеся пятна, и он понял, что Подарок обращается к нему с помощью мысли. Не предполагал, что здесь стрясется нечто подобное. Быстрее завершай сражение, добей кавалерию Даманхура и уводи своих в пустыню, на полуночный восход. Я постараюсь сдержать то, что идет с гор".

– С гор? Что идет с гор? – прорычал Гурцат, но ответа не получил. Мысль Хозяина ушла в сгустившуюся тьму, канув в тучах пыли и нагретом сухом воздухе.

– Менгу!

Тысячник появился по первому зову, подогнав свою косматую лошадку на вершину бархана, с которого Гурцат обозревал сражение.

– Отходим. Поднимайте черные бунчуки! Дай сигнал всем туменам уходить от гор.

Молодой тысячник чуть удивленно нахмурился – как так? Бой почти выигран, а хаган вдруг отдает приказ к отступлению? Но Гурцат знал, что делал. Если нечто сумело напугать даже Подарок Хозяина, то людям лучше уйти. Хаган хотел сохранить армию.

– Иди! – рявкнул владыка Степи на Менгу, и тот исчез. Конечно, гонцы доберутся до всех туменчи с изрядным опозданием, но Гурцат понимал, что отдал распоряжение не зря. Облако, надвигавшееся с гор, постепенно приняло вид гигантской птицы, у которой почему-то росла голова собаки. Может быть, такие очертания возникли из-за игры ветров и воздушных потоков, но в черном волнующемся покрове таилось зло, способное запросто сокрушить вся и всех. Недаром проводники-саккаремцы только под угрозой смерти согласились показать войску Гурцата дорогу к Аласору и шепотом рассказывали страшные предания о некоем чудовище, избравшем пустынные взгорья местом своего обитания.

В нескольких лигах на полдень, за грядой холмов, стоял засадный полк Даманхура. Дозорные заметили сигнал, призывавший дейвани Энарека отправлять свои кавалерийские тысячи в битву, но государственный управитель Саккарема как-то странно переглянулся с конисом Борживоем, командовавшим большим отрядом тяжеловооруженных нарлаков и воинов из Вольных конисатов, кивнул и приказал своим гонцам:

– Передать всем сотникам и тысячникам – битва проиграна. Шад приказывает нам отступать в сторону Дангары.

* * *

Драйбен увидел Асверуса случайно. Арранты из "Сизого беркута" наголову разгромили крупный отряд мергейтов, уступавших островитянам в боевой выучке настолько, что казалось. Великолепные рубят детей, а не наводящих ужас на весь континент степняков. Конная центурия получила изрядную передышку: саккаремцы оттеснили мергейтов к полуночи, и воители из Аэтоса оказались в тылу Даманхуровых гвардейцев, продолжавших отгонять варваров от скал и опустевшего военного лагеря.

Потомок Юстиния, как это ни странно, выглядел свежим и бодрым или, по крайней мере, старался таковым казаться. На его кирасе и наплечниках доспеха красовались изрядные вмятины, кольчужный рукав справа оказался порван, а на кованом металлическом украшении шлема развевался драный лисий хвост.

– Трофей! – весело пояснил Лаур-младший. – Случайно сорвал с какого-то дикаря и прихватил себе. Вы еще живы, Драйбен? О, да, как я погляжу, вы не один?

Нардарец машинально оглянулся. И точно: чуть позади и справа за ним ехал все тот же аррант из "беркутов". Они бились в паре, и теперь Безымянный не желал покидать Драйбена, который тоже прикрывал его спину. Тем более что битва еще не закончилась.

– Не один, – согласился эрл. – А куда вы подевались?

– Закон военного искусства полуночных земель гласит: в сражении действуй сам, по своему разумению и возможностям, – прогудело из-под шлема Асверуса. Признаться, теперь жалею, что принимал эту догму буквально, ибо ходить под единым командованием гораздо проще и выгоднее. Вообразите, я внезапно оказался по уши в мергейтах, а вокруг – никого своих! И ничего, выкарабкался...

– Повезло, – хмыкнул нардарец. – Кто вас вытащил, саккаремцы?

– Ну уж точно не арранты... Смотрите! Опять атакуют! Очень надеюсь, что рано или поздно в действие вступит подготовленный шадом резерв.

Аррант, сгорбившийся в своем седле, даже не посмотрел в сторону пустыни, откуда накатывалась новая волна степняков. Их удар примет на себя конница Мельсины. Если же мергейты прорвутся, "беркутам" снова придется вступать в дело.

Центурион и десятники аррантских всадников быстро восстановили строй, Драйбен занял свое место в паре с Безымянным, а Асверус остановил свою лошадь позади. Мальчишка явно намеревался снова погеройствовать в одиночестве.

"Почему так темно? – отдышавшись, соображал Драйбен. – Если я не потерял ощущения времени, то солнце недавно ушло из зенита и начало склоняться к закату. Самый разгар дня, а мрачно, как во время сумерек на Сегванских островах. Что такое происходит?"

Над головой оглушительно бухнуло, лошади устало забеспокоились, а Драйбен с удивлением отметил, что по металлу шлема и кольчуге забили тяжеленные капли ливня. Нардарец, во время сражения и думать забывший о своих чувствах посредственного мага, призвал все свое умение и попытался проникнуть мыслью через завесу этого удивительного дождя. Когда же он понял, в чем дело, едва не вывалился из седла.

– Асверус! – Его голос с трудом прорвался сквозь шум льющих с небес струй воды, однако Лаур-младший подъехал ближе и наклонил голову. В глубине смотровых щелей его тяжелого шлема поблескивали глаза. – Асверус, нужно убираться отсюда как можно быстрее! Куда угодно! К мергейтам, в пустыню, в горы!..

– Да что случилось? – не понял младший сын кониса. – Что вы паникуете? Мне дождь, наоборот, приятен. Это все-таки лучше, чем жариться весь день на солнце.

– Аласор проснулся! – выкрикнул Драйбен. – Такого средоточия колдовской силы я вообще никогда не видел и даже не думал, что подобное возможно! За нашими спинами – мощь сотни армий! И она движется сюда!

– Но мы же не можем так просто взять и уехать! – возмущенно заорал в ответ Асверус, пытаясь перекричать рев внезапно начавшейся бури. – Вы же дворянин, эрл!

– Я не против того, чтобы меня убили в честном поединке или в сражении, однако не хочется погибать из-за причуд давно забытых колдунов! Сила Аласора не станет разбирать правых и виноватых! Она просто будет защищать свои владения...

Последние слова нардарца заглушил громовой раскат, зеленовато-синяя ветвистая молния ударила совсем рядом, шагах в сорока справа, испепелив нескольких всадников. Донесся невнятный рев мергейтов, отбросивших саккаремцев назад. Бежать не было никакой возможности.

– Смотри левее! – услышал Драйбен голос арранта, которого прозвал Безымянным, и резко повернулся, едва успев отвести узким и длинным мечом саблю степняка. Варвары все-таки сумели обойти саккаремцев. "Беркуты" и прибившиеся к ним нардарцы снова вступили в безнадежный для обеих сторон бой.

Где-то наверху, в сотнях локтей от земли, Мысль Хозяина ударилась о незримую стену незнакомого для нее могущества, откатилась, превратившись в беспорядочный клубок набухавших краснотой огоньков, а затем снова повторила атаку на неизвестное чудовище, явившееся из глубин Аласорского хребта. Небо расцветилось многоцветными полосами огня, сквозь гигантское облако мелькнули солнечные блики. Дождь и ветер слегка ослабели.

Повелитель Самоцветных гор, чей разум незримо присутствовал на месте поединка двух великих армий, растерялся. В этом новом для него мире он впервые столкнулся с силой, достойной его и способной оказать активное сопротивление. Это были не жалкие двуногие, чей разум так легко и просто подчинить. На сей раз перед Повелителем встала незнакомая ему мощь, справиться с которой походя было невозможно.

Хозяин, впитав в себя чувства тысяч смертных, дравшихся и умиравших на равнине, понял: до поры до времени, пока он тщательно не изучит природу Аласора и слабые стороны неожиданного врага, бороться с ним не следует. Рано или поздно тварь, тысячелетиями покоившаяся в скалах, отступится. Куда важнее сохранить войско Гурцата – залог дальнейшего существования и постоянный источник страха, силы, без которой Хозяин терял свой облик и смысл существования.

Хаган мергейтов, сбрасывая ладонью с лица капли воды, увидел, что Подарок вернулся. Крылатое бестелесное существо вновь беззвучно возникло над холкой белого коня.

"Уходим немедленно, – сообщил Повелитель Гурцату. – Бой выигран. Едем".

На равнине оставались еще два или три туме-на, сцепившиеся в яростной драке с саккаремца-ми, но хаган махнул рукой своим приближенным, хлестнул лошадь поводьями, и та вначале медленно, а потом все быстрее и быстрее зарысила к полуночному восходу.

По древней дороге, змеящейся между красноватыми скалами Аласора, безостановочно струился блестящий черный поток. Наконец пожирающая плоть чернота выплеснулась на пустынную пыль и, подобно разливающемуся в половодье озеру, устремилась к оазисам.

Глава пятнадцатая. Хрустальный мыс и морские звезды

Варварские удовольствия сразили изнеженную аррантку не хуже выпущенного из тяжелой катапульты булыжника. Лоллия, как откоммен-тировал поведение своей царственной подружки вельх, «не устояла перед ароматом неизведанного» кесариссу пришлось на руках перетащить в «Три дельфина», ибо медноволосая красотка никогда доселе не сталкивалась с коварством темного солодового оля. Напиток вкусный, сладковатый, пахнет и вином и квасом, но после третьей кружки непривычный человек может запросто свалиться под стол и остаться там весьма надолго.

Степенная госпожа Элиада только глаза вытаращила, когда во двор ее дома ввалился Кэрис, с плеча которого свисала пьянющая девка, в чьем облике отдаленно угадывались черты супруги божественного басилевса Тибериса. Лоллия ничего не соображала, пыталась распевать матросские песни, коим научилась в сомнительных кварталах Нижнего Арра, а невнятные куплеты перемежала болезненной икотой.

– Что ты с ней сделал? – Толстуха Эля, переваливаясь, сошла со ступеней украшавшей сад открытой беседки и недоуменно осмотрела близкую к состоянию полной бесчувственности Лоллию. Затем снова набросилась на вельха: Немедленно объясни, почему...

– Прости, – чуть улыбаясь, перебил хозяйку Кэрис. – Мы ходили в "Плот басилевса". Валериде захотелось попробовать пищи варваров...

– Тверда как камень наша плоть, – хрипло пропела Лоллия, не раскрывая глаз, – девицам на усладу. И нашу плоть перебороть не смогут все преграды...

– Очаровательно... – Эля ахнула, покачала головой и возмущенно поджала губы. – Убирайся отсюда, легионер. Я сама займусь госпожой. Боги, только бы этот старый болван Атраний не вышел!

– В Стабонии живет одна девица, – с наслаждением вставила кесарисса, чьи познания в поэзии казались неисчерпаемыми. – Она и "беркутов" заставит шевелиться...

Лоллию Кэрис и Фарр не видели до ночи. Они погуляли по городу, осмотрели храм Молниемечущего, а когда начало смеркаться и они засоби-рались домой, в городе случилось что-то необычное. Главная улица внезапно опустела, появились одетые в золото и пурпур вооруженные люди, вставшие у стен домов в частую цепь, на фасадах зажгли факелы. Кэриса, пожелавшего перейти дорогу по направлению к арке "Трех дельфинов", вежливо, но непреклонно остановили военные. Оказалось, что это ликторы личной стражи Божественного.

– Да нам только перебежать! – попытался объяснить вельх. – Двадцать шагов! Во-он тот дом!

– Нельзя, – с безразличной строгостью ответил ликтор, – правил не знаешь, легионер? Сейчас пройдут колесницы – и шагай куда вздумается!

"Сейчас" растянулось на полтора оборота клепсидры. Вельх ругался под нос, пытался обойти охраняемую стражей дорогу и провести Фарра через другую часть города, но Геспериум оказался будто рассеченным надвое несговорчивыми вояками, коим была доверена охрана кесаря. Стремительно темнело, плащи ликторов из красных становились черно-багровыми. Тиберис задерживался. Лишь когда на безлунное небо ладони богов просыпали горошины звезд, в отдалении взревели рога. Значит, басилевс миновал границу Геспериума.

Сумерки почти не коснулись городских улиц – охрана не поскупилась на факелы, а горожане, следуя приказу, украсили фасады своих жилищ лампами из цветной слюды. Вельх вместе с молчаливым атт-Кадиром стоял на пересечении широкого проезда, ведущего далее к Хрустальному мысу, и проулка, спускающегося к морю. Из-за широких спин ликторов все было отлично видно.

Процессию возглавляли конники, передний из которых торжественно вез украшенный кистями из конского волоса штандарт Божественного, далее следовала пешая охрана – высокорослые бугаи в доспехах и белоснежных плащах, потом две или три колесницы... Двигались они довольно медленно, так как Тиберис не пожелал отягощать свой царственный зад жестким лошадиным седлом и путешествовал в носилках. Сие чудовищное сооружение, более напоминавшее переносной дворец, волокли десятка три невольников. Следует отдать должное щедрости басилевса – носильщики щеголяли не в железных ошейниках, а в серебряных, с красивым чернением.

– На колени, быстро, – прошипел Кэрис разинувшему рот Фарру. – Не смотри на него! Ни в коем случае! Не хватало только лишнего внимания к нашим персонам, да еще со стороны этого увальня.

Лунообразное, заплывшее лицо повелителя Аррантиады покачивалось за отдернутыми занавесями носилок. Нижняя губа выпячена, щеки слегка, по последней моде, нарумянены, редкие волосы старательно завиты и уложены надо лбом изящными кудряшками. Пурпурная тога смята и выглядит подобно обыкновенному покрывалу. В ногах расположилась некая весьма скупо одетая смуглая девица, обвешанная украшениями из цветного бисера и с небольшой свирелью в руках. Басилевс то поглаживал пухлой дланью спящего рядом с ним маленького котенка черной пантеры, то с тоскливым видом рассматривал проплывавшие мимо стены домов, иногда зевал, громко и с привизгом, показывая рот с темными неровными зубами.

Внезапно рука Тибериса поднялась, и тотчас последовавшая команда центуриона стражи остановила рабов. Божественный углядел что-то интересное. Улицы Геспериума пустовали, если не считать ликторов охраны, и внимание Царя-Солнце привлекли два силуэта, простершиеся ниц на углу.

Центурион был отлично осведомлен о системе жестов кесаря, которыми он частенько заменял устные приказы, не снисходя до общения с телохранителями. Потому аррант подбежал к двум неизвестным, быстро и тихо проговорив:

– Вы! Встать! Вас зовет Божественный. Руки держать сложенными на груди. Лишнее движение – смерть. Идите.

"Влипли!" – только эту мысль успел прочитать в глазах вельха Фарр, обменявшись с ним взглядом. Конечно влипли. Неизвестно, что взбредет в голову Тиберису, привыкшему считать других людей пылинками под подошвами своих сандалий.

Некоторое время басилевс, пожевывая губами, оценивающе рассматривал двоих незнакомцев, замерших, как было приказано, в трех шагах от носилок, ладони сложены крестом на груди. Фарр опустил глаза, но Кэрис, нарушив собственный приказ, осмелился исподтишка глянуть на владыку Аррантиады.

– Тебе нравятся звезды? – вдруг вопросил кесарь, обращаясь к вельху. Голос у Тибериса оказался неожиданно низким и глубоким, что никак не вязалось с его внешностью. Чернявая девица с флейтой наклонила голову и почему-то предвкушающе ухмыльнулась.

– Мне нравится все, что любит Божественный, – не задумываясь изрек Кэрис. В таких ситуациях он полагался только на импровизации, предчувствуя, что от него хотят услышать. На этот раз он ошибся.

– Да или нет? – ласково спросил басилевс.

– Ну... да, нравятся, – рискнул вельх.

– Отправишься со мной. – Тиберис опять зевнул. – И я угощу тебя на Хрустальном мысе морскими звездами в винном соусе. Раз уж они тебе нравятся.

– Моя благодарность не знает границ, о басилевс, – Кэрис от неожиданности закашлялся, – но я... я сыт.

– Легионер?.. – Тиберис будто не слышал его, разговаривая больше сам с собой. – Колонии... Агрикул, где сейчас стоит третий легион?

– Провинция Сикинос, Закатный материк, – быстро ответил не отходивший от носилок центурион.

– Хорошо-о... – Кесарь снова поглядел на вельха. – Завтра ты, колониальный десятник, проснешься воином моей личной стражи и оденешь белый плащ. После того, как мы отведаем морских звезд.

"Чтоб тебя переплющило! – бормоча невразумительно-благодарственный ответ, подумал Кэрис. – Впрочем, я сам хорош – нечего было попадаться на глаза этому дерьмовому полубогу! Хотел попасть на Хрустальный мыс – изволь. Как теперь выкручиваться? Воображаю, какими морскими звездами он меня попотчует".

– Но мой брат... – заикнулся вельх, пытаясь придать физиономии дурацкое преданно-восторженное выражение и кивая на атт-Кадира.

– Твой юный амант пусть идет домой, – медленно, как сомнамбула, шепнул Тиберис, глядя куда-то в сторону. – Ему морские звезды не понравятся. Забирайся сюда. В ноги. Меч отдай Агрикулу, он позаботится.

Басилевс отвернулся, считая разговор оконченным. Кэрис, указав глазами помертвевшему от страха Фарру на дом Элиады и пошевелив бровями, что долженствовало обозначать: "Сматывайся, пока и тебя не прихватили!", неловко залез в носилки, потеснив красотку с флейтой. На ее лице появилось выражение легкого недовольства. Тиберис снова принялся почесывать за ухом крупного смоляного котенка.

Едва процессия, осиянная факельным огнем, прошла мимо и ликторы освободили улицу, Фарр опрометью рванул к арке "Трех дельфинов", надеясь, что госпожа Валерида успела прийти в себя.

"...Это надо же! Попался, как медвежонок в яму с кольями! – мысленно ругался Кэрис, нахально облокотившись о спину смуглокожей флейтистки. – И ведь не сбежишь – этому борову я глаза отведу, ну еще нескольким... А охраны не меньше полутора сотен. Морские звезды! Да чтоб ты подавился своими морскими звездами, урод! Белый плащ охранной центурии! Почетно, нечего сказать. Интересно, как дорого Тиберис мне его продаст?"

Вероятнее всего, что очень дорого. Иногда басилевс, обуянный своеобразной жаждой благодеяний, выбирал человека с улицы и мог даровать ему все возможные под луной и солнцем блага. Однако объекту любви Тибериса к добрым делам приходилось отрабатывать милость Божественного. Это могло происходить как угодно – от вульгарных постельных утех до сражения с голодным леопардом в запертой клетке или ночи, проведенной в бассейне со скатами-хвостоколами, специально для таких целей отлавливаемыми на побережье.

Фантазия кесаря не имела границ и пределов. Хочешь получить собственный дом, должность, богатство? Пожалуйста. Но сперва посмотри, как твоего ребенка разорвут псы на арене, вытащи оброненную Тиберисом драгоценность из наполненной жидким дерьмом глубокой ямы, прыгни в воду со скалы высотой триста локтей, подерись с лучшим гладиатором Арра (правда, у тебя меч, а он невооружен, но такие бойцы способны разделаться с любым противником голыми руками) и так далее до бесконечности. Иногда басилевс изобретал более утонченные удовольствия: например, сумеет ли осчастливленный солнцезарной милостью плебей за два квадранса на потеху Тибериса и его присных ублажить нескольких рабынь, ослицу и двух обезьян или, допустим, перенести насилие со стороны десятка телохранителей Божественного? Самое интересное, что иногда такие люди отыскивались, а теми, кто не сумел доставить радость повелителю Великолепного Острова, кесарь оставался недоволен. Недовольство Тибериса означало только одно – смерть, иногда быструю, но чаще медленную и малоприятную.

"Если дело будет плохо, – решил Кэрис, уныло наблюдая за задремавшим Тиберисом, – придется эту шайку как следует пугнуть. Божественный может приготовить мне любой сюрприз, но не знает, что и у броллайханов есть свои причуды. Однако, если мы ограничимся какой-нибудь невинной забавой, я окажусь в фаворе у этого обрюзгшего гиппотавра и получу доступ во все помещения дворца. А если нет?.."

– Прочь с дороги, свиное отродье! – Размеренный шум поступи охраны и носильщиков нарушил чей-то голос. Женщина. Судя по всему, разгоняет излишне усердных телохранителей, а это может делать только одна-единственная в Аррантиаде особа. – Убери лапы, я сказала! Хочешь завтра оказаться на столбе и пожариться на солнышке?!

Далее последовал такой густой поток ругани, что гости любого вертепа Нижнего Арра пришли бы в восторг. Подобные милые словечки в основном входили в небогатый лексикон портовых "волчиц" и уж точно не могли произноситься в нескольких шагах от носилок Божественного. Звучало, однако, захватывающе.

Процессию догнала неоседланная лошадь со всадницей на спине. Как только стало ясно, кто прибыл, ликторы почтительно расступились.

– Ну и ночка! – Женщина буквально обрушилась в носилки с холки гнедого, упав прямо на проснувшегося Тибериса. – Подвинься!

– Дорогая? – Басилевс не на шутку удивился и часто-часто заморгал. Котенок пантеры пискнул. – Откуда?

– С неба, – отрезала Лоллия. Басилисса выглядела потрепанно, но решительно. Судя по морщинке, прорезавшей ее чело, последствия вельх-ского оля еще давали себя знать. – Та-ак, это еще что такое?

Кесарисса метнула ледяной взгляд на пристроившихся в противоположном конце носилок Кэрис а и флейтистку, после чего взревела ровно разъяренная буйволица:

– Опять эта курва здесь?! Наслаждаешься обществом Климестины? Что это за немытый солдафон? От него за перестрел разит перегаром!

На самом деле так пахло именно от Лоллии, но возражений супруга Тибериса не принимала.

– Пошли вон! – Валерида запустила в темноволосую красотку одной из подушек, и та мигом исчезла, будто растворившись в воздухе. Кэрис с сомнением глянул на басилевса, однако не получил никакого ответа. Похоже, власть сменилась. – Ты, морда, чего расселся? Не терпится сорвать побольше золота с моего мужа, а? Двигай пешочком! Как и положено вояке! Быстр-ро!

Едва не прыснув в кулак, вельх на ходу выпрыгнул из носилок и зашагал радом с центурионом Агрикулом, сохранявшим ледяное спокойствие. Он будто ничего не слышал и не видел.

Задернулись неплотные шторки, и, судя по звукам, сама невинность, оскорбленная жена Валерида Лоллия Тиберия устроила Божественному сцену яростной ревности.

К полуночи эскорт басилевса подошел к порталу дворца на Хрустальном мысе.

* * *

Огромным преимуществом Лоллии перед остальными придворными и родственниками Тибериса было то, что басилевс ее действительно любил.

В отличие от своих прежних супруг, две из которых внезапно и загадочно скончались. А последняя, заметив, что надоела мужу, не стала дожидаться, когда ей поднесут отравленных смокв в вишневом сиропе, и поспешила покинуть дворец по своей инициативе, дав Тиберису развод. Дело в том, что именно тогда, два года назад, басилевс увлекся очаровательной дочерью одного из провинциальных эпархов, некоей медноволосой и зеленоокой красавицей... Та отвечала сорокалетнему владыке взаимностью и наконец уселась на трон Аррантиады рядом с порфироносным. Неизвестно, что произошло на старости лет с Тиберисом, – Лоллии позволялось то, за что многие и многие давно лишились головы. Она имела право оспаривать решения Божественного (правда, такое случалось крайне редко, ибо Лоллия не интересовалась делами государства), устраивала басилевсу скандалы, когда тот подворачивался ей под горячую руку, изводила его невниманием... Однако несвойственная глубоко испорченному и жестокому Тиберису влюбленность почему-то не ослабевала. Поговаривали, будто Лоллия прибегла к любовному колдовству и опоила мужа привораживающим зельем, но это были лишь домыслы. Дело обстояло совсем по-другому.

Даже самому отталкивающему и бессердечному человеку иногда требуется чуточку тепла и внимания, домашнего уюта, нежности и спокойствия. Лоллия могла одарить этими несложными радостями басилевса, но, быстро сообразив, на каких именно цепях держится привязанность мужа, не усердствовала: хорошего должно быть немного, ибо даже бескорыстная доброта может наскучить. А Тиберис, не поняв, в какую сеть попался, глубоко вздыхал и в моменты душевных волнений и особенно мрачной меланхолии требовал позвать кесариссу. Даже ее ревность казалась ему восхитительной. Фаворитки и фавориты, развлечения и прочие частицы бытия Тибериса не могли подарить ему ни крохи тепла, а Лоллия изредка умудрялась показать мужу, что у него есть любящая семья, дом и верная спутница жизни.

Лоллия родилась невероятно артистичной лицемеркой, как, собственно, и большинство женщин высшего света Аррантиады. Она понимала, что, если Тиберис однажды сорвется с крючка – быть беде, но ее талант давал возможность твердо стоять по правую руку басилевса и не беспокоиться о ближайшем будущем. Тиберис, между прочим, прекрасно знал о похождениях своей благоверной в гавани или аррских лупанариях, но вбил себе в голову, что басилисса подобным образом забавляется, огорченная его невниманием. После чего снова осыпал жену подарками и драгоценностями, а иногда сам подыскивал ей необычных любовников только бы Валерида Лоллия не огорчалась и не тосковала. Кесарю нравилось таким образом заботиться о своей доброй супруге.

Лоллия же Тибериса не любила. Он оставался для нее лишь похотливым и непривлекательным боровом, полубогом с тремя подбородками и набухшими синими венами на ногах, Царем-Солнце, способным от скуки травить детей собаками или хищными зверями, и, уж разумеется, никаким не мужчиной. Долгие годы излишеств давали знать о себе все чаще, но... Но, забери нас всех самый злобный демон Нижней Сферы, быть басилиссой, которой позволено все, так чудесно!

Посему долгий и тщательно продуманный спектакль продолжался.

– Еще отнюдь не поздно, – гудел Тиберис, покинув носилки и шествуя по колоннаде, ведущей к одному из дворцов мыса. – Полночь только-только миновала, моя дорогая. Хочешь посмотреть новую комедию Горения Флора в розовом амфитеатре? Или... Ты, наверное, проголодалась? А может, спустимся вниз, прокатимся в лодке по ночному морю?

Лоллия, гордо задрав подбородок, шла рядом с державшим ее за руку басилевсом и соображала, каким образом побыстрей устроить так, чтобы Тиберис позабыл о варваре. Вельх вместе с несколькими ликторами личной стражи кесаря двигался позади царственной пары. Пока насчет новой игрушки Тибериса распоряжений не поступало.