355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Андрей Мартьянов » Отречение от благоразумья » Текст книги (страница 22)
Отречение от благоразумья
  • Текст добавлен: 15 октября 2016, 00:52

Текст книги "Отречение от благоразумья"


Автор книги: Андрей Мартьянов


Соавторы: Мария Кижина
сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

КАНЦОНА ТРЕТЬЯ
Владеющие секретами

Добившись своего, Голем ввалился во внутренний двор крепости, где, судя по звукам, мгновенно вспыхнула нешуточная заварушка. Усугубили ее козлоголовые, с разлихим улюлюканьем выскочившие из засады и рванувшие вверх по склону, торопясь захватить незащищенный проход. Большая часть отряда последовала за созданием рабби, двое или трое остались охранять колдуна, успевшего развести прямо на дороге крохотный костерок и хлопотавшего над ним – явно не в попытках согреться. Поднимавшийся над пламенем сизоватый дымок начал закручиваться в воронку, внутри которой переливались красноватые и серебристые искры.

В деревне заметили, что в расположенной по соседству крепости творится неладное. На улицах и в окнах домов замельтешили поспешно зажигаемые факелы и свечи, с десяток трепещущих огоньков сгрудился возле начала моста: люди пытались разглядеть, что творится возле замка.

– Не боитесь, что здешние вилланы решат сохранить верность своему сюзерену и ударят вам в спину? – любезно осведомился я.

Штекельберг, только что с изрядными трудностями вернувший свою шляпу, злорадно фыркнул:

– Не посмеют. Кроме того, приготовлена пара вещиц, способных заставить любых незваных помощничков разбежаться по домам и отсиживаться в подвалах. Мэтр Никс...

Он осекся, упомянув имя, но вылетевшее слово, как известно, не поймаешь. Вдобавок мне здорово поднадоели местные тайные игрища. Нынешний случай – самый подходящий, чтобы вытянуть из господина имперского секретаря побольше сведений.

– Ах, значит, в вашем невинном развлечении принимает участие магистр Филипп Никс?

Вместо ответа мой собеседник сделал вид, будто внимательно изучает свалку подле крепостных ворот. Обладателей козлиных личин вытесняли наружу, в темноте ослепительно-короткими всполохами сверкало пламя, вылетавшее из дул пистолетов. Трудно сказать, чем занимался Голем, но я порой слышал испускаемое им глухое ворчание, похожее на отдаленный гром.

– Кстати, я тут побывал в поместье под названием Янковицы, – беспечно продолжал я. – Редкостная глухомань, подходящее местечко для страждущих мизантропией и упрятывания подозрительных концов в воду. Насчет могилки Клая не волнуйтесь, за ней приглядывают. И виноградник у мэтра Никса хорош, красота неописуемая. Не знаете, где можно разжиться бутылочкой тамошнего вина?

Пан Станислав издал неразборчиво-яростный звук и судорожным движением потянулся за шпагой. На мгновение я ощутил нечто вроде отчаянной радости: неужели он все-таки решится и попытается прикончить человека, завладевшего слишком большим количеством чужих секретов? Однако мало кто в силах одолеть собственную природу – вспышка миновала, мсье Штекельберг безнадежно махнул рукой и тоскливо вопросил:

– Откуда вы узнали?

– Таково мое ремесло, – с заслуженной гордостью ответил я. – Вдобавок вы сами проболтались. Ладно, не посыпайте голову пеплом. Тайное, как известно, рано или поздно становится явным, а кое-чего я еще не знаю, у вас остается преимущество... Между прочим, ваши козломордые друзья вас не хватятся? Что вообще происходит? Это чей замок? Стоило отлучиться на пару недель, все сразу пошло наперекосяк. С какой радости вас угораздило примкнуть к этакому мрачному сообществу?

– Послали присмотреть, чтобы все прошло гладко, – неохотно заговорил сгорбившийся в седле любимчик пана Мартиница. – Чем и занимаюсь по мере сил. А они, – он махнул в сторону атакующих, – не обращают на меня внимания. Держусь где-то неподалеку – и ладно.

– «Они» это кто? – тоном дотошного инквизитора уточнил я. – Валяйте, ясновельможный пан, признавайтесь. Нам, канцелярским крысам и записным прихвостням, сам Господь заповедовал делиться тайнами хозяев. Не тряситесь, как осиновый лист, я же не сказал, что помчусь рассказывать о ваших подвигах герру Мюллеру... Кстати, как поживает мой многоуважаемый патрон?

– Никак, – пренебрежительно хмыкнул начавший оживать Штекельберг. – Нынче всеми церковными делами заправляет новоявленный кардинал. С конца декабря по середину января – пять процессов, три закончились аутодафе, два – повешением. В Праге начинают поговаривать, что покойный Маласпина по сравнению с отцом Мак-Даффом вполне заслуживает звания святого.

Я оторопел и только собрался переспросить, как события начали принимать неожиданный оборот.

Количество огоньков и людских силуэтов на мосту увеличилось до двух или трех десятков, и сперва нерешительно, а затем все смелее двинулось к противоположному берегу. Отряд в козлиных масках почти полностью оттеснили за стену, неразборчивое бурчание Голема стихло, заглушенное обрадованными воплями защитников неведомого замка. Предводитель нападавших светящимся вихрем крутился в темном проеме бывших ворот, не обращая внимания на выстрелы и яростно отражая все попытки скинуть его со спины лошади.

Дымок над костром магистра Никса – теперь я точно знал, что это он – стремительно ринулся вверх, разрастаясь и приобретая очертания гигантской человеческой фигуры. Пан Станислав мог считать себя полностью отомщенным: я еле успел прикусить язык, чтобы не взвыть в голос. Опять, как на Винограднике, в воздухе колебался жуткий призрак, и ему потребовалось не так уж много времени, чтобы в полный рост подняться над лесом, окружающим замок.

На сей раз это оказалась женщина, выглядевшая почти осязаемой и реальной... Если не считать того обстоятельства, что острые макушки высоченных елей качались возле ее колен, задевая подол невзрачного платья, какое носят крестьянки. По серовато-зеленой ткани расплывались бурые пятна, весьма напоминавшие засохшую кровь. Ее лицо... Даже не знаю, как сказать. Иногда оно является ко мне во снах, и я вскакиваю, давясь собственным воплем. Для этого создания человеческая жизнь имела такое же значение, как для нас важны комья грязи, разлетающиеся из-под конских копыт.

Великанша устало и равнодушно глянула на нашу возню, а затем начала медленно поднимать правую руку, в которой что-то блестело – ярче луны и зимних звезд. Серп. Отточенный до бритвенной остроты серп. Она взмахнула им в направлении моста, и собравшихся на берегу людей словно метлой повымело. Бегство происходило в полнейшем беспорядке и, что меня озадачило гораздо больше – в молчании. Штекельберг еле слышно захихикал, смех отдавал явственным привкусом безумия.

– Кто это? – с трудом выговорил я. – Вернее, что это?

– Уж точно не Белая Панна, – прозвучал едкий ответ. – Фантом, ожившая легенда, выдумка суеверных крестьян и невежественной солдатни. Образованные и скептически настроенные личности вроде вас в подобные глупости не верят.

– Мой скепсис приказал долго жить, – вполголоса буркнул я.

– Иногда ее зовут Жницей, иногда – Моровой Девой, – Станислав, не отрываясь, смотрел на обороняющуюся крепость, удостоившуюся внимания колдовского творения, и говорил слегка подрагивающим голосом: – Вместе с ней приходят беда и смерть. Нет ничего хуже, чем встретить Деву, собирающую урожай жизней, но эта – не настоящая. Ее сотворил Никс с помощью своего проклятого сада...

Призрачная Дева совершила несколько огромных беззвучных шагов, оказавшись рядом со стенами замка и снова замахнулась пронзительно сияющей дугой серпа. Кто-то – видимо, от отчаяния – выпалил в нее из кулеврины. Раскаленное чугунное ядро навылет прошило неподвижную фигуру, засветившуюся бледным голубоватым светом, и упало в лесу, с далеко разнесшимся хряском переломав несколько деревьев.

 Из глубин замка донесся ликующий – как мне показалось – рев Голема. Воспрявшие духом носители козлиных личин сбились в плотный клин с предводителем в роли острия и вновь рванулись к воротам. Теперь они миновали их беспрепятственно, как игла протыкает тонкую ткань, и оказались во внутреннем дворе.

– Все, – обманчиво спокойно изрек имперский секретарь и дернул поводья, трогая лошадь с места. – Дело закончено. Хотите глянуть, как выглядит высокая политика по-чешски?

– Ваши друзья могут заметить, что в их сплоченные ряды затесался некто, лишенный приглашения... Ой, а куда она подевалась?

Висевший над верхушками деревьев силуэт померк, рассыпаясь на множество крохотных снежинок. Налетевший ветер из чистого злорадства швырнул их именно на нашу полянку, засыпав нас мелкой холодной крупой.

«Идет дева по колено в лесных кронах, – невовремя припомнил я сентенцию иного призрака, раввина Холодной Синагоги. – Мне уже удалось повидать почти все упомянутые части предсказания – цветущую среди зимы виноградную лозу, страховидных Козлов и карающую великаншу с серпом. Остается понять, что сие означает и при этом постараться не сойти с ума...»

– Если заметят новое лицо, соврем, что вы человек кардинала и ожидали нашего приезда в деревне, – после краткого размышления предложил Штекельберг. – Что до призрака, то Никс пока не наловчился надолго задерживать этих колдовских ублюдков в нашем мире.

– Какого кардинала? – кажется, вместе со скептицизмом меня покинула и способность быстро соображать. К счастью, Станислав этого то ли не заметил, то ли не придал значения:

– Его высокопреосвященства Алистера, разумеется. Другого-то у нас теперь нет. Слушайте, – он рывком повернулся ко мне, блестя тревожными глазами из-под полей низко надвинутой шляпы. – Скажите правду – вы меня не обманываете? Как вы могли отыскать захоронение Клая? Мы ведь не ставили там ни креста, ничего. Просто забросали наскоро землей и удрали. Я вам места не называл! Неужели вы сумели вытянуть хоть слово из Рамштейна? Или нас выследили? Или?..

– Второе ближе к истине, нежели первое, – туманно отозвался я. Станислав с досадой ударил кулаком по луке седла:

– Так и знал! Как чувствовал – за нами кто-то шел!

– Слово за слово, – я поспешил завладеть нитью разговора. – Поведайте-ка мне взамен о винограднике в Янковицах.

– А что виноградник? Цветет себе и цветет, есть не просит... – пан имперский секретарь вяло попытался изобразить непонимание.

– Мюллеру скажу, – пригрозил я. – Не прикидывайтесь деревенским дурачком. Что-то мне не доводилось слышать, будто в Европе вывели сорт винограда, способного плодоносить в середине зимы!

Наши лошади медленно топали вниз по склону, мимо темно-зеленых высоких елей, иногда ронявших с ветвей крохотные снежные лавины. В просветах между стволами иногда мелькал замок, над западной частью которого поднимался пока еще слабый дымок, окрашенный снизу дрожащим красноватым заревом рождающегося пожара. Магистр Филипп давно загасил свой костерок и вкупе с двумя охранявшими его людьми отбыл в захваченную крепость. Я не поленился выбраться из седла и аккуратно поворошить носком сапога сизоватые угольки еще не остывшего кострища. Нашлось ожидаемое – скрутившиеся от жара, почерневшие виноградные листья. Парочку наиболее хорошо сохранившихся я с величайшей осторожностью поднял и многозначительно предъявил уныло дожидавшемуся Станиславу. Тот безразлично пожал плечами:

– Я все равно ничего не знаю. Хоть режьте, хоть сдавайте инквизиции. Да, мне известно, что Виноградник существует, не более того. Никогда не разбирался во всей этой колдовской зауми.

– Никс сам его вырастил? – я решил прибегнуть к старым, надежным «Вопросам-и-ответам». Этот незамысловатый способ частенько помогает здорово оживить память рассказчика и заставить его вспомнить услышанные или увиденные мелочи, на основе которых можно строить дальнейшие умозаключения.

– Нет. Купил по дешевке, – желчно хмыкнул мой собеседник.

– У кого? – не отставал я.

– Будто сами не догадываетесь, где совершаются такие покупки... – пан Штекельберг оглянулся и понизил голос, хотя все живые души, способные нас подслушать, находились либо за каменными стенами замка, либо прятались в деревушке. – Сам я в Праге живу только третий год, потому не знаю, правда это или нет... Раньше возле Янковиц не росло никакого виноградника. Пока лет десять назад это поместье не приобрел Никс – он тогда пребывал в зените славы и считался едва ли не личным астрологом и советником Рудольфа. А где-то через год появился Виноградник. Просто появился.

– И это никого не удивило? – поразился я.

– Те, кто служит людям навроде мэтра Никса, давно отвыкли задавать вопросы и лезть не в свои дела. Меньше знаешь – крепче спишь, – сухо отозвался Станислав и продолжил: – С тех пор, если верить слухам, Виноградник здорово разросся. Раза в два или три. Как мне пытались втолковать, Никс каким-то образом получает от своего хозяйства способность... – он пошевелил в воздухе пальцами, тщетно пытаясь найти подходящее слово, – способность делать всякие невозможные вещи.

Хм. Кажется, мы имеем дело со случаем, который в терминологии инквизиции именуется «получением дара от представителя потусторонних сил». Однако владение таким подарком всегда чревато угрожающими последствиями.

– За подобное умение всегда приходится расплачиваться, – вскользь заметил я. – Вряд ли мэтр Никс составляет исключение. Интересно, как он выкупает право на владение?

– Vice versa3, – бросил Штекельберг. – Это еще вопрос, кто кому принадлежит: Виноградник – Никсу или Никс Винограднику. Платить за него магистр будет ой как долго. Может, всю жизнь. Сегодняшнее представление ему точно обойдется недешево, не говоря уж о мести за похищенного Голема.

– Он его украл? – я поневоле фыркнул, оценив ситуацию: ученые мужи без зазрения совести таскают друг у друга магические артефакты. – У кого, Бен Бецалеля или Ди?

– Статую – у еврея, бумажку с заклинанием у Ди, – уточнил мой спутник, вновь извлекая из кармана черную маску и затягивая шнурки. – Сам Никс, разумеется, в этих злодеяниях не участвовал и даже близко не подходил. Все сделали за него. Рабби Лев отнесся к похищению в традициях своего племени, с философическим смирением, а вот Ди разозлился. У него в доме устроили изрядный бардак и, кажется, самому мэтру тоже досталось.

– Кто же взял на себя труд осуществить сие противозаконное деяние? – как бы невзначай осведомился я.

– Они, – Станислав кивнул в сторону замка и необычно серьезно попросил: – Сделайте одолжение, постарайтесь сейчас не упоминать имени Клая. Узнаете кого-нибудь – тоже молчите и постарайтесь забыть. Кстати, у вас отыщется шарф или какая тряпка, закрыть лицо?

– К чему такие предосторожности? – с невиннейшим видом спросил я. – Все-таки, откройте страшную тайну – за кем вы следите? И где, в конце концов, мы находимся?

– Разве вы здесь никогда не бывали? – настала очередь пана Штекельберга удивляться. – Это же Карлштейн.

– Императорская резиденция? – в моей голове ослепительно вспыхнул целый фейерверк противоречащих друг другу предположений и догадок. – Вы хотите сказать...

– Именно, – короткий ответ вдребезги разбил все надежды.

Поравнявшись с воротами крепости мы, не сговариваясь, остановились. Правая створка лежала на земле, левая раскачивалась на одной уцелевшей петле. В который раз за долгую нынешнюю ночь я не поверил увиденному – под ударами Голема огромные железные крепления, глубоко вбитые между каменными блоками и залитые там не одним ведром скрепляющего раствора, просто вывалились. Уцелевшие факела скупо освещали внутренность низкой въездной арки и расшвырянные повсюду последствия штурма – трупы как защитников, так и нападающих в козлиных масках. Бросались в глаза расплывающиеся по стенам и потолку грязно-белые полосы смерзшегося снега и льда: знак пребывания Голема, всегда сопровождаемого ореолом нездешнего холода.

 Мне совершенно не хотелось въезжать внутрь. Секретарь наместника, похоже, целиком и полностью разделял это незамысловатое желание. Но если у меня еще оставалась возможность смыться, то его отсутствие сразу вызовет подозрения. Вдобавок мне не хотелось бросать Штекельберга в одиночестве. Не каждый день предоставляется возможность самолично увидеть, как штурмуют – причем успешно – оплот королевской власти. Переворачивается страница истории, кто и что напишет на следующей?

– Поехали? – обреченно вздохнул Станислав. – Мне нужно быть там, убедиться, что Клай и его мальчики не прикончили больше народу, чем требуется. Старший Клай, – он угадал мой еще не прозвучавший вопрос. – Игнациус.

– Так это переворот? – как можно равнодушнее спросил я, шаря по мешкам и сумкам в поисках неизменно возимой с собой полумаски из черного фетра. Видимо, я переступил некий порог, за которым человек перестает испытывать любые чувства, включая страх и удивление, и просто созерцает происходящее.

– Какой переворот? – в голосе Штекельберга прозвучало такое искреннее возмущение, что вряд ли кто усомнился бы в его верноподданности. – Господь с вами! Разве годиться восставать против законного правителя? Да сотня уважаемых и добропорядочных представителей почтенного крестьянского сословия клятвенно подтвердит, что из лесов примчались разъяренные демоны, ведомые Жницей, и уничтожили короля, погрязшего во грехах!

– Полагаете, гарнизон замка присоединится к этим уверениям? – я наконец отыскал смявшуюся маску.

– Те, кто останутся в живых – несомненно. И их свидетельства будут весьма убедительны, – Станислав поднял голову, глянул на возвышающийся над нами бастион, казавшийся в наступившей ночи непроницаемо-черным, и деловито осведомился: – Вы как, с мной или предпочтете бесследно исчезнуть?

– Еще парочка честных ответов, и моя жизнь в вашем распоряжении, – откликнулся я. – Можете объяснить, какая бешеная собака цапнула фон Клая, после чего он примчался сюда? И как Генрих фон Турн допустил подобное?

О крутом нраве старшего сыночка почтенного семейства Клаев знали все. Смысл его существования определялся двумя понятиями: ненавистью и стремлением нарушать любые запреты. Старый барон, не выдержав очередной эскапады наследника, официально лишил Игнациуса прав на имя, семейные владения и капиталы, передав их младшему, Франциску – более уравновешенному, но склонному к мотовству и легкой жизни. Игнациус в отместку порвал с Римской Церковью, перейдя на сторону протестантов и став в Праге вторым человеком после фон Турна – единственным, кто умел держать своего помощника в стальной узде и направлять его силы в необходимую сторону. Неужели за время моей поездки во Францию произошла смена власти и фон Турн больше не у дел или мертв?

– А он за решеткой, – охотно доложил господин секретарь. – Вторую неделю торчит в Далиборке, дожидаясь разбирательства своего крайне запутанного дела по обвинению в неуважении к законной власти, подстрекательстве к бунту и распространении слухов, порочащих королевское имя. Вдобавок господин кардинал тоже требует свой кусок протестантского мяса. Вот Игнациус и остался без надлежащего присмотра.

– Но нападение на королевский замок... – заикнулся я.

– Как ему намекнули, это лучший способ разрешить большинство тягостных вопросов, – под маской возникла кривоватая язвительная ухмылка, невидимая, но отчетливо различимая в интонациях.

– Понятненько... – ничего я не понимал, но нельзя же это выдавать? Следующий вопрос сам сорвался с языка: – Кто такая Белая Панна, вы недавно ее упомянули? Тоже местное предание?

– Она давно покинула нас, – глухо и чересчур поспешно проговорил пан Штекельберг. – Так в народе зовут княгиню Либуше, основательницу Праги. Ее дух сберегает Чехию от бед, да только непохоже, чтобы она уделяла нам в последнее время хоть капельку внимания...

В дальнем конце проема возник всадник с рогатой звериной головой, по которой пробегали язычки темно-фиолетового пламени, и свирепо махнул рукой, приказывая не торчать на виду, а войти в крепость. Нам ничего не оставалось, как подчиниться.

– Помните, – настойчиво шипел Станислав, пока мы проезжали под тяжелыми арочными сводами, покрытыми многолетней копотью и тающими морозными разводами: – Никаких имен, никаких расспросов. Если Клай хоть что-то заподозрит, нам не жить. Вас прикончат прямо здесь, а с меня в Праге пан Мартиниц шкуру снимет в прямом и переносном смыслах. Молчим, никуда не лезем, подчиняемся приказам.

– Не лязгайте так громко зубами, за лигу слышно, – довольно громко посоветовал я. Штекельберг немедля оскорбился, что и требовалось – пусть лучше злится на меня, чем отчаянно трусит.

Длинный арочный проезд завершился поднятой решеткой, и мы очутились в небольшом внутреннем дворе, наглухо замкнутом крепостными стенами. Посередине стоял возок, а неподалеку от него еле заметно раскачивалась уродливо-гигантская фигура высотой в полтора человеческих роста, замотанная в грязный холщовый балахон. Присутствовавшие во дворе люди и лошади непроизвольно старались держаться от нее подальше, и мы благоразумно последовали их примеру.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю