Текст книги "Дело о давно забытой пощечине"

Автор книги: Андрей Легостаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

Свидетель взял у помощника окружного прокурора бумажник, долго и внимательно рассматривал его, чуть ли не каждую бумажку обнюхал и, наконец, удовлетворенно кивнул.

– Да, сэр. Это именно тот бумажник именно с теми предметами, что я нашел возле грузовика. Ничего не изъято и ничего не добавлено.

– Прошу Высокий Суд принять этот бумажник со всеми находящимися в нем предметами как вещественное доказательство со стороны обвинения под номером три.

– У защиты есть какие-либо возражения? – спросил судья Чивородис Мейсона.

– Нет, Ваша Честь, – ответил Мейсон, – при тех же условиях, которые я заявил относительно предыдущих вещественных доказательств.

– Хорошо. Господин прокурор, у вас есть еще вопросы к этому свидетелю?

– Да, Ваша Честь, – ответил Болдуин Маршалл и снова повернулся к свидетелю. – Мистер Кейтч, я показываю вам карту местности. Вы могли бы указать места, где обнаружили "форд" и, впоследствии, сгоревший грузовик?

– Конечно могу, – ответил полицейский. – Это моя работа знать окрестности.

Свидетель прошел к карте, которую помощник прокурора повесил на специальную подставку, и отметил на ней два места.

– А где вы нашли бумажник? – спросил обвинитель.

– Ну... Карта слишком мелкая, чтобы я точно отметил место. Ярдах в пятидесяти от грузовика в сторону шоссе.

– Хорошо, – удовлетворенно кивнул Маршалл. – Прошу принять карту с отметками свидетеля, как вещественное доказательство со стороны обвинения номер четыре.

– Возражений нет, – кивнул Мейсон.

– Вещественное доказательство номер четыре со стороны обвинения принято, – объявил судья Чивородис.

– Вы знаете, кому принадлежит "форд", номерной знак АКМ триста сорок два? – задал следующий вопрос свидетелю Маршалл.

– Да, сэр, знаю. Я наводил справки. Автомобиль принадлежит обвиняемому, мистеру Дункану Краудеру-младшему.

– У обвинения вопросов к этому свидетелю больше нет, – объявил окружной прокурор и с ироническим поклоном повернулся к Мейсону: – Вы будете проводить перекрестный допрос, господин защитник?

– Конечно. Вы же не думаете, господин окружной прокурор, что ваша версия будет принята Судом в том виде, как вы захотите ее повернуть?

Мейсон встал со своего места, подошел к свидетелю, минуту молча смотрел на него, потом вернулся к столу защиты.

– Скажите, мистер Кейтч, – наконец обратился он к дорожному полицейскому, – вы всегда угоняете с шоссе в участок оставленные автомобили? А вдруг владелец отлучился на несколько минут полюбоваться на окрестности?

– Нет, сэр, не всегда. Хотя по инструкции мы обязаны это делать, у нас даже имеются специальные ключи, чтобы открывать дверцы автомобилей. На этом шоссе есть масса оборудованных стоянок, к тому же можно свернуть на боковую дорогу. Но здесь дело обстояло иначе.

Во-первых, обе стороны дороги хорошо просматривались на несколько сот ярдов. А во-вторых, замок был сломан и я просто опасался, что машину обчистят, а претензии хозяин предъявит нам, дорожной полиции. Ну и, чтобы наказать непутевого владельца автомобиля, мы с напарником решили отогнать машину в участок. К тому же, существовала вероятность, что автомобиль был угнан и просто брошен угонщиками.

– А сейчас такой вероятности, по-вашему, не существует? – кротким голосом спросил Мейсон свидетеля.

– Вношу протест, – закричал со своего места Болдуин Маршалл. – Вопрос требует от свидетеля сделать выводы. Он должен отвечать только о том, что видел лично.

– Протест принят, – решил судья Чивородис. – Господин адвокат, прошу задавать вопросы в рамках процессуального кодекса.

– Хорошо, Ваша Честь, – поклонился Мейсон. – Только хочу заметить, что свидетель сам спровоцировал меня на этот вопрос.

Судья Чивородис улыбнулся.

– Скажите, мистер Кейтч, а какие действия были предприняты вами для сохранения отпечатков пальцев в машине?

– Какие действия? – удивился свидетель. – Да никаких. Я сел в машину и поехал, мой напарник отправился за мной. Я думал, что просто хозяин машины сел в попутку и хотел наказать его за беспечность – пусть бы побегал. Я же ведь не знал, что это машина убийцы.

– А откуда вы знаете сейчас, что это машина убийцы? – быстро спросил Мейсон.

– Как откуда? Мы же нашли пистолет!

– А разве найденный вами человек в обгоревшей машине был застрелен из этого пистолета? – искренне удивился Мейсон.

– Ваша Честь, – вмешался Болдуин Маршалл, – следующий свидетель покажет, что в голове трупа найдена пуля, выпущенная именно из этого оружия.

– Одна пуля? – быстро повернулся к нему Мейсон.

– Я не собираюсь отвечать на ваши вопросы, господин адвокат, напыжился Маршалл. – Продолжайте перекрестный допрос свидетеля, если, конечно, у вас есть вопросы по существу дела, а не просто желание протянуть время.

– Я не собираюсь тянуть время, – пожал плечами Мейсон. – Я просто хочу выяснить истину. – Он снова повернулся к свидетелю: – Насколько я понял из ваших показаний, отпечатки пальцев в машине не снимались?

– Ну... Честно говоря, я не знаю. Машину отогнали в Управление полиции и ею занимались эксперты из другого отдела.

– Но вы лично ничего не предприняли для сохранения отпечатков пальцев?

– Нет, я же говорил, что не знал тогда, что это машина убийцы! закричал свидетель. – Если бы знал, то конечно...

– Прошу прощения, – остановил его Мейсон. – В таком случае, я снова задаю вам тот же вопрос: откуда вы сейчас знаете, что это машина убийцы.

– Ну... Я... Я не знаю. Но ведь найденный пистолет свидетельствует...

– Это в компетенции присяжных решать о чем свидетельствует тот или иной факт, – жестко сказал Мейсон и повернулся к присяжным заседателям. – Ваша Честь, дамы и господа, прошу отметить предвзятость и откровенно враждебное отношение свидетеля к обвиняемому, которого лично он никогда не видел до сегодняшнего дня.

– Но ведь... – попытался оправдаться свидетель и замолчал, заметив рассерженный взгляд Болдуина Маршалла.

– Ладно, – сказал Мейсон, – продолжим. Я правильно понял, что дверной замок машины был сломан и дверца была незапертой?

– Да, сэр, – ответил полностью растерявшийся свидетель.

– Как вы думаете, сколь долго машина стояла на автостраде незапертой?

– Ну, откуда ж мне знать! – воскликнул полицейский.

– Пять минут?

– Ну... Возможно.

– Час?

– Вношу протест, – вмешался Болдуин Маршалл, – на основании того, что вопрос требует выводов свидетеля.

– Прошу прощения, – удивился Мейсон, – но ведь свидетель квалифицировал себя, как офицера дорожной полиции, хорошо знающего свое дело. Я спрашиваю его профессиональное мнение – сколь долго могла простоять именно на этом шоссе машина с незапертой дверцей.

– Протест отклоняется, – решил судья Чивородис, – свидетель, отвечайте на вопрос.

– Ну... я не знаю. Она могла там простоять и сутки. А могло случиться и так, что пять минут. Хотя нет, когда мы утром ехали в Калексико, ее не было, это я точно помню. Значит, не более трех часов. Но могла и пять минут.

– Двигатель был еще теплым, когда вы сели за руль этого автомобиля?

– спросил Мейсон.

– Ну... Нет. Тогда вы правы. Полчаса как минимум она стояла на шоссе.

– С незапертой дверцей?

– Ну... Конечно.

– И любой мог забраться в машину и подложить орудие убийства в отделение для перчаток?

– Ну... Я не знаю...

– Мог или нет? – настаивал Мейсон.

– Да, мог, – сдался свидетель.

Мейсон подумал, не закончить на этой эффектной ноте допрос свидетеля, но решил, что еще не выжал из его показаний все возможное.

– Скажите, когда вы с напарником осматривали "форд", вы осматривали все?

– Ну... конечно, все.

– То есть осмотрели автомобиль очень тщательно?

– Ну... да.

– Скажите, мистер Кейтч, а вы случайно не заметили в салоне пули, застрявшей где-нибудь в обшивке?

– Нет, сэр, не заметил, иначе я бы сообщил об этом.

– А вы с напарником не могли пропустить входного отверстия где-нибудь в салоне?

– Стопроцентно я ручаться не могу, поскольку не исследовал каждый дюйм под микроскопом, но вряд ли мы пропустили бы след от пули, сэр.

– Хорошо, перейдем к грузовику, – сказал Мейсон. – Как давно до вашего прибытия на место происшествия погасло пламя?

– Не знаю, сэр, – с опаской ответил полицейский.

– Но железные части грузовика были горячими? Может, теплыми? Или полностью остывшими?

– Не горячими, нет, – ответил свидетель. – Честно говоря, я не дотрагивался до грузовика, сэр.

– Но перстень на трупе вы рассмотрели до такой степени, чтобы с уверенностью опознать его в зале суда?

– Ну... те же буквы и вообще...

– Ваша Честь, – вмешался Болдуин Маршалл, – если адвокат защиты будет настаивать, то мы готовы в любой момент пригласить свидетеля, который под присягой подтвердит, что это именно перстень, снятый с трупа. Собственно, этого свидетеля я намерен пригласить следующим.

– А каким образом, мистер Кейтч, вы с такой уверенностью опознали бумажник, найденный вами у грузовика? – не унимался Мейсон.

– О, тут я уверен, – ответил свидетель, вновь обретший веру в себя.

– Когда я его нашел, то решил не трогать. Но после приехали парни из отдела убийств и я показал им бумажник. Один из них попросил меня осмотреть содержимое и аккуратно пометить бумажник в любом месте, чтобы я потом смог опознать его в суде.

– И вы сделали это?

– Да, сэр.

– И снова не предприняли ничего для сохранения на столь важной улике отпечатков пальцев?

– Полицейский, просивший меня пометить бумажник для последующей идентификации, предупредил меня, чтобы я обращался с ним осторожно.

Так что я брал его только за края.

– Отпечатки пальцев с бумажника снимались? – повернулся Мейсон к окружному прокурору.

Болдуин Маршалл хотел было уже ответить, но неожиданно передумал и буркнул:

– Я не обязан отвечать здесь на ваши вопросы.

– Но Суду вы обязаны отвечать, – вмешался заинтригованный судья Чивородис. – С бумажника снимались отпечатки пальцев?

– Ваша Честь, я предпочел бы представлять доказательства в той последовательности, в какой сочту необходимым, а не так, как возжелает господин адвокат, стремящийся просто-напросто затянуть время. По-моему, цель его вопросов совершенно очевидна.

– Я просил не переходить на личности, господин обвинитель, – вновь предостерег судья. – Господин адвокат, у вас есть еще вопросы к этому свидетелю?

– Нет, Ваша Честь, – ответил Мейсон с улыбкой, – к этому свидетелю у меня больше вопросов нет.

– Прекрасно. Господин окружной прокурор, вызывайте вашего следующего свидетеля.

– Следующим свидетелем со стороны обвинения, – произнес Болдуин Маршалл, перебирая какие-то бумаги, – вызывается Джон Густафсон.

В свидетельскую ложу поднялся сухощавый, совершенно лысый мужчина с мрачным выражением лица. После того, как он принял присягу, Болдуин Маршалл спросил:

– Вы работаете патологоанатомом в конторе окружного коронера?

– Да.

– Доктор Густафсон, подтвердите, пожалуйста, что имеете квалификацию хирурга и патологоанатома.

– Прошу прощения, – вмешался Мейсон. – Ваша Честь, я готов принять квалификацию доктора, как данность, но оговариваю за собой право, в случае необходимости, проверить ее во время перекрестного допроса.

– Прекрасно, – согласился судья Чивородис. – Господин обвинитель, продолжайте допрос свидетеля.

– Вы производили вскрытие тела вечером семнадцатого июня текущего года? – задал следующий вопрос Маршалл.

– Да.

– Мистер Густафсон, в каком состоянии к вам поступило тело?

– Тело, поступившее мне на вскрытие, находилось в сильно обгоревшем состоянии. Причиной смерти послужило пулевое ранение в голову.

Доктор Густафсон говорил уверенно, четко и кратко, словно вбивал словами гвозди и не хотел тратить понапрасну лишние удары.

– Как быстро могла наступить смерть от подобного ранения?

– Смерть произошла практически мгновенно. Позднее тело было облито какой-то легко воспламенимой жидкостью и подожжено. По состоянию тканей я смог определить, что смерть произошла не позднее, чем за шесть часов до моего осмотра, то есть от одиннадцати утра до двух часов дня семнадцатого июня.

– Вы извлекли пулю из тела?

– Да.

– Посмотрите, пожалуйста, доктор, эту ли пулю вы извлекли? – спросил Болдуин Маршалл, протягивая свидетелю пробирку.

Доктор Густафсон не спеша взял пробирку, открыл ее, вытряс пулю на ладонь и осмотрел.

– Да, именно эту пулю я извлек из тела, – сообщил он. – На ней имеется моя отметка.

– Прошу приобщить эту пулю в качестве вещественного доказательства со стороны обвинения под номером пять, – обратился окружной прокурор к судье.

– Защита не возражает, – сразу же ответил Мейсон.

– Вещественное доказательство со стороны обвинения за номером пять принято, – постановил судья Чивородис.

– Доктор, что-нибудь странное на трупе вы заметили? – продолжил допрос Маршалл.

– На среднем пальце левой руки покойного был надет массивный серебряный перстень с выгравированными на нем буквами "Б.К.Д.".

– Я попрошу секретаря суда продемонстрировать доктору Густафсону вещественное доказательство под номером два. Доктор, это тот самый перстень, что вы сняли с покойного?

После того, как свидетель осмотрел перстень, он ответил:

– Да, это тот самый перстень, который я снял с покойного во время осмотра.

– Спасибо, доктор, у меня больше вопросов нет. Проводите, пожалуйста, перекрестный допрос, господин адвокат.

Мейсон улыбнулся свидетелю.

– Скажите, доктор, в теле вы обнаружили только одну пулю?

– Да.

– Вы уверены, что выстрел в голову покойного произведен до того, как он сгорел?

– Безусловно.

– Что ж, спасибо, доктор, вопросов больше не имею, – улыбнулся свидетелю Мейсон.

– Господин адвокат, у вас больше нет вопросов к этому свидетелю? удивился судья Чивородис.

– Нет, Ваша Честь, я закончил перекрестный допрос доктора Густафсона.

– Хорошо, – сказал судья, бросив быстрый взгляд на часы. – Господин обвинитель, приглашайте вашего следующего свидетеля.

– Моим следующим свидетелем, – Маршалл попытался сделать эффектную паузу, но внезапно до него дошло, что Мейсон с делом и с газетными публикациями еще не знаком и вряд ли на него произведет какое-либо впечатление фамилия свидетеля. Он продолжил спокойным тоном: – Моим следующим свидетелем вызывается мистер Пол Райвен.

Пол Райвен, мужчина пятидесяти с небольшим лет, имел значительную проплешину, которую не могли скрыть тщательно зачесанные на ее место волосы, солидную комплекцию, заметно выпирающий животик и добродушный вид. Почти все его пальцы были унизаны перстнями, галстук украшала огромная заколка с бриллиантами, для полноты впечатления ему не хватало лишь толстой дорогой сигары.

Мейсон с полминуты пристально смотрел на мужчину в свидетельской ложе, затем что-то прошептал своей секретарше на ухо. Она тоже повнимательнее рассмотрела Пола Райвена и утвердительно кивнула.

После проведения необходимых формальностей, окружной прокурор обратился к свидетелю:

– Мистер Райвен, вы были знакомы с мистером Барри Кейтом Денненом?

– О, да! И даже очень хорошо знаком, – расплылся в доброжелательной улыбке свидетель. – Мы с ним дружили много лет, мы снимали один офис на двоих, хотя, признаться, никаких совместных дел не вели. Признаться честно, наши интересы лежали в разных областях, но это очень удобно – и дешево, и не надо секретарей держать, потому что когда он отсутствовал, по телефону отвечал я, и наоборот. Да, мы, можно сказать, сильно дружили. Когда нечего было делать мы частенько вместе пили кофе, а, признаться честно, и не только кофе, и обсуждали жизнь.

Мы частенько коротали вместе вечера и даже встречались в выходные, или у него, или у меня, или в ресторане... Мы были одного возраста и... Он был охоч до прекрасного пола и, признаться, я тоже. Мы вместе с ним...

– Я сам буду задавать вам вопросы, мистер Райвен, вы отвечайте лишь то, о чем вас спрашивают.

– О, хорошо, хорошо, господин прокурор. Вы спрашивайте, я буду отвечать. Признаться, мне нечего скрывать ни от вас, ни от кого-либо другого. Что было, то было, все грехи не замолишь, а замалчивать, не значит их искуплять...

– У него были какие-либо особенности во внешности? – перебил Маршалл.

– Особенности? – переспросил свидетель. – Какие особенности? Ну, лысина была, признаться честно, так и живот был немаленький... А, шрам на предплечье, вы об этом спрашиваете?

– Вы были на опознании трупа восемнадцатого числа текущего года? стараясь не выходить из себя, спросил прокурор.

– Да, был. Бедный Барри! Он обгорел так, что даже мама родная не узнала бы его! Я бы...

– Но вы опознали тело? – чуть не рявкнул прокурор.

– Да, сэр, опознал, – согласился свидетель. – Я, признаться...

– Каким же образом вы его опознали, если тело обгорело до неузнаваемости?

– Ах вы об этом спрашивали в первый раз! – хлопнул себя по лбу Райвен. – Сразу бы сказали. Признаться честно, я просто не сообразил. Сейчас я все объясню. Дело в том, что давным-давно, в пору безвозвратно ушедшей юности... Эх, какие, признаться, были времена...

– Не отвлекайтесь, пожалуйста, – не выдержал и судья Чивородис, отвечайте по существу.

– А я и отвечаю, – обиделся свидетель. – В пору далекой юности у Барри была девушка, которую он очень любил. Он про нее часто вспоминал, говорил "Лиззи была для меня..."

– Объясните, как вы опознали труп, – устало попросил Болдуин Маршалл. А то мы будет выслушивать вас ведь день.

– Вот если вы меня будете перебивать, сэр, то мы действительно проторчим здесь до поздней ночи. Я же объясняю: до войны у Барри была девушка, которая подарила ему серебряный перстень с гравировкой: три буквы – "Б. К. Д.", что означало: Барри Кейт Деннен. Это чтобы Барри не забывал о ней в армии и по возвращении женился на ней. Ах, признаться честно, какая это была любовь... Все-все, продолжаю. Барри служил где-то на Востоке, во флоте, и ходил в продолжительные рейсы.

Короче, когда он вернулся с войны, девушку он не нашел – куда-то уехала и сгинула. Может, умерла, может вышла замуж и сменила фамилию.

А перстень остался. Барри им очень дорожил и никогда не снимал.

Собственно, он его уже и не мог снять, поскольку за послевоенные годы, признаться честно, отъелся и уже не напоминал того стройного юношу, каким уходил в армию. Палец настолько растолстел, что перстень снять было абсолютно невозможно – только отрезать вместе с пальцем.

Впрочем, цены перстень не большой, так что вряд ли какой-либо грабитель позарился бы на него и...

– И именно по этому перстню вы опознали тело погибшего?

– Конечно. Я же объясняю вам, сэр, что этот перстень был частью Барри Деннена – они были единым и неделимым целым. Перстень невозможно было снять и подарить другому. И если на теле был перстень, а он был, и я клянусь в этом могилами своих предков, то это было тело бедного Барри.

– Сейчас вам предъявят перстень, проходящий по делу как вещественное доказательство номер два. Посмотрите внимательно, мистер Райвен, является ли этот перстень перстнем Барри К. Деннена, или просто очень похож на него. Помните, что вы находитесь под присягой.

– О, конечно, я помню об этом. Позвольте, пожалуйста, перстень.

Секретарь суда подал ему полиэтиленовый пакет с перстнем.

– О, да, сэр! – воскликнул Пол Райвен. – Это именно тот перстень, подделка невозможна! Я убежден в этом, поскольку видите, вот здесь, внутренняя сторона кольца повреждена, чуть загнута наружу. Барри рассказывал мне, что как-то, очень давно, во время войны, зацепился перстнем спрыгивая с чего-то там на корабле и ему чуть палец не оторвало. Признаться, я не помню с чего он там спрыгивал, Барри рассказывал, да я запамятовал, но разговор был, я помню эту зацепку.

Это совершенно точно перстень Барри, клянусь в этом могилами своими предков.

– Это уже лишнее, вы и так под присягой, – сухо проговорил Маршалл, готовясь нанести важный удар по противнику. Он встал. – Высокий Суд, дамы и господа присяжные заседатели. – Я еще не закончил допрос этого свидетеля, но хочу обратить ваше внимание на то обстоятельство, что важнейшая часть следствия установлена, то есть доказан "Корпус Деликти""$F"%20"CORPUS DELICTI"%0" (лат.) – совокупность признаков, характеризующих преступление; вещественное доказательство преступления.". Мы имеем труп, идентифицированный как Барри Кейт Деннен, и имеем доказательства того, что этот человек погиб насильственной смертью и преступник пытался замести следы, подложив тело убитого в угнанный грузовик, облив бензином и воспламенив его.

Высокий Суд, дамы и господа присяжные, дальнейшие показания этого свидетеля и всех прочих свидетелей со стороны обвинения самым что ни на есть убедительным образом покажут связь обвиняемого с этим чудовищным преступлением. Мы докажем, что обвиняемый, и никто другой, имел причины убить Барри Деннена и убил его. Докажем так, дамы и господа присяжные, что ни у кого, даже у моего уважаемого оппонента не останется в этом никаких сомнений, хотя он, наверняка и будет отмахиваться от наших доказательств, приведя в ответ какую-нибудь безумную теорию, которыми так славится.

Мейсон, с чувством собственного достоинства встал со своего места, собираясь ответить на ничем необоснованный выпад.

– Минуточку, – судья Чивородис ударил по столу молотком. – Ваша последняя реплика неуместна, господин окружной прокурор. Суд не намерен выслушивать взаимные препирательства сторон на личные или посторонние, не связанные с делом, темы. Вам это ясно, мистер Маршалл?

– Да, Ваша Честь, – ответил Болдуин Маршалл, в голосе которого не было ни малейшего чувства вины.

– Вот и прекрасно. Продолжайте допрос вашего свидетеля, – приказал судья.

– Мистер Райвен, – повернулся прокурор к свидетеля, – говорил ли вам когда-нибудь Барри Деннен о том, что являлся свидетелем наезда на пешехода, происшедшего почти два года назад?

– Я возражаю против данного вопроса, – впервые за весь процесс вмешался в допрос прокурора Мейсон, – поскольку он задан в отношении разговора, происходившего не в присутствии обвиняемого.

– Ваша Честь, но другим способом мне не показать мотива происшедшего преступления.

– Возражение отклоняется, – после продолжительного раздумья решил судья Чивородис, – свидетель может ответить на заданный вопрос.

– Отвечайте на вопрос, мистер Райвен, – попросил Маршалл и повторил:

– Говорил ли вам Барри Деннен, что шантажировал водителя, насмерть сбившего пешехода два года назад?

– Ну, признаться, не в такой форме, – несколько смущенно ответил свидетель. – Что значит шантажировал? Нет, этого он мне не говорил.

Он говорил, что знает, что один адвокат в нашем городе напился и сбил человека. Вылез из машины, убедился что пешеход мертв и скрылся. А Барри случайно заметил все это. Время было позднее, а Барри, признаться, был не совсем адекватен...

– Поясните, пожалуйста, что вы имеете в виду, – попросил судья Чивородис.

– Чего уж тут скрывать, что было то было. Признаться, Барри был пьян, он возвращался от очередной красотки, с которой провел пол-ночи.

Но он записал номер машины, чтобы утром обо всем сообщить в полицию, он так сам мне говорил. Но утром был не совсем уверен, что правильно записал номер. Признаться честно, Барри иногда здорово напивался и мог все перепутать. И он решил сперва проверить сам. Он по номеру узнал, кто хозяин машины и отправился посмотреть на нее. Тогда и выяснил, что это адвокат. Адвокат как-то сумел убедить Барри ничего никому не сообщать, но каким образом, признаться, я не имею ни малейшего понятия.

– Он называл вам имя этого адвоката?

– Нет, признаться, нет. Я пытался тогда вытянуть имя этого водителя просто так ради любопытства. Но Барри лишь рассмеялся мне в лицо.

Конечно, это я сейчас понимаю, что, возможно вы правы и Барри не чист совестью, то есть, называя вещи своими именами, он шантажировал того водителя. А в таком случае, разумеется, кто ж скажет имя своего благодетеля. Нет, Барри, признаться, был пьяницей и любителем женщин, но он не был дураком. Нет, не был, это я вам со всей ответственностью заявляю.

– А при каких обстоятельствах он вам вообще рассказал об этом адвокате?

Свидетель как-то сразу изменился в лице, дружелюбность исчезла, как не бывало. Но почти мгновенно улыбка снова вернулась и он ответил:

– Да разве сейчас припомнишь все, господин прокурор? Сидели, беседовали, дел не было. Я ему что-то рассказал, он мне. Признаться, выпили немного, потянуло на откровенность. Сами, наверное, знаете, как это происходит...

– А чем вообще занимался мистер Деннен? – перевел допрос на другую тему Болдуин Маршалл.

– Я в его дела не влезал. Он торговал земельными участками. У него свой бизнес, у меня – свой.

– Хорошо, – Маршалл пролистал свои бумаги и спросил: – Вы видели когда-нибудь обвиняемого раньше, мистер Райвен?

– Видел, конечно видел. Я его сразу запомнил, поскольку он внешне напоминает адвоката, да и, кажись, его фотографии в газетах попадались, где о судебных хрониках пишут. Я тогда сразу же подумал, что это и есть тот самый адвокат, который...

– Нас не интересует то, о чем вы подумали, – поспешил прервать свидетеля Маршалл, пока этого не сделали Мейсон или судья. – Какого числа вы впервые увидели обвиняемого?

– Простите пожалуйста, я не понял, какого числа я впервые увидел или услышал обвиняемого? – уточнил свидетель, обидевшийся на грубый тон прокурора.

– Вы его сперва услышали?

– Да, по телефону. Накануне, то есть, простите, шестнадцатого июня.

– Откуда вы знаете, что это был обвиняемый?

– Во-первых, прошу прощения, я не полный кретин и голоса различить могу. А во-вторых, он представился как мистер Краудер-младший.

– О чем вы с ним разговаривали?

– Да ни о чем мы с ним, признаться честно, не разговаривали. Он спрашивал, может ли переговорить с мистером Денненом. А Барри не было в конторе. Я так и сказал и спросил: что передать? Признаться, мы с Барри всегда так делаем, когда одного из нас нет в конторе. Вот тогда он и представился. Спросил, где Барри и когда он будет в конторе. А откуда я мог знать когда Барри явится? Признаться честно, Барри мог снять...

простите, познакомиться с женщиной и провести с ней весь день, а то и, признаться, всю ночь.

– Это был единственный телефонный звонок обвиняемого в вашу контору?

– Нет, он потом позвонил еще раз и был очень рассержен. Но Барри в тот день в конторе, честно признаться, так и не появился.

– Больше обвиняемый не звонил?

– Нет, в следующий раз я уже увидел его лично.

– Когда это произошло?

– Семнадцатого числа.

– При каких обстоятельствах?

– Ну, я задержался по уважительным причинам... Признаться честно, чего уж скрывать, перебрал накануне кофе... То есть, не кофе, конечно, но вы все поняли. Вот и припозднился, почти к самому полудню приехал. Подхожу к нашей берлоге, то есть, прошу прощения, конторе, и уже находясь в коридоре слышу через дверь злые голоса. Я, естественно, приоткрываю дверь и слышу давешний голос, тот, что и по телефону. Он говорил: "Лучше договориться по-доброму, а не доводить дело..." Тут он увидел меня и замолчал. Признаться, Барри тоже не лыком шит, он бы ему ответил. Но, заметив меня, сказал что-то вроде: прости, Пол, мы выйдем с клиентом на улицу. Ну, и они ушли. В коридоре, правда, оба снова раскричались, но слов я, признаться, не разобрал. Да, честно признаться, мне не до того было, у меня в шкафу заначка, простите, имелась. А если бы я знал, что вижу Барри в последний раз, я бы этому господину всю морду, извиняюсь, тростью бы расквасил...

– Нас не интересует ваше мнение, мистер Райвен. Вы хорошо рассмотрели посетителя и совершенно убеждены, что это был именно обвиняемый?

– Да что ж вы меня, совсем за малого ребенка держите? Думаете, если я был с неадекватного состояния, то кроме этикеток и рассмотреть ничего не мог?

– Свидетель, не забывайтесь, а то будете оштрафованы за неуважение к Суду, – постучал молоточком судья Чивородис.

– Прошу прощения, сэр. Признаться честно, раньше перед такой аудиторией мне выступать не приходилось. Волнуюсь, так сказать.

– Вы абсолютно уверены, что обвиняемый произнес именно те слова, что вы привели здесь? – продолжил допрос окружной прокурор.

– Да, клянусь вам в этом могилами своих предков! – воскликнул свидетель. – Так и сказал, я ясно слышал: "Лучше договориться по-доброму, а не доводить дело до...". До чего именно, признаться честно, он сказать не успел, поскольку увидел меня и сразу замолчал.

– Сколько было времени, когда мистер Деннен и обвиняемый вышли из вашей конторы?

– Признаться честно, я чисто случайно посмотрел на часы, размышляя когда Барри вернется – уж больно одному пить не хотелось. Вот я и хотел...

– Так сколько было времени?

– Ну, без двух или без трех минут полдень. Точнее вспомнить не могу.

– Точно полдень?

– Точно, уж в этом-то я могу ручаться, клянусь могилами своих предков.

– Больше вы мистера Деннена или обвиняемого не видели?

– Признаться честно, господин прокурор, я подождал Барри минут двадцать, взял бутылку домой, по пути заглянул к старине Пирсу, ну это хозяин кабачка "У Эридана", и больше в тот день никого не видел.

– У меня все, – с облегчение объявил Болдуин Маршалл и с победным видом посмотрел на Мейсона: – Приступайте к перекрестному допросу, господин адвокат.

– У меня нет вопросов к этому свидетелю, – неожиданно для всех произнес тот.

– Как нет вопросов? – не сдержался Маршалл.

– Вы не будете проводить перекрестного допроса? – удивился и судья Чивородис.

– Нет, – спокойно ответил Мейсон. – Хотя... Если вы так настаиваете, могу и провести.

– Прошу вас, – предложил судья Чивородис.

Мейсон вышел из-за стола и подошел к свидетелю, мягко ему улыбаясь.

– Насколько я понял, – произнес адвокат, – вы заявили, что были знакомы с погибшим много лет?

– Да, – осклабился в улыбке толстяк, – признаться честно, много лет.

– Как много?

– Признаться, сейчас и не вспомню.

– Десять лет?

– Может, и больше.

– Скажите, а не вы ли тот человек, которого двенадцать лет назад осудили в Лос-Анджелесе под именем Стефана П. Райвена за ловкий обман полудюжины лос-анджелеских банкиров и ювелиров, и попавшегося на мелкой краже. Ваши фотографии, помнится, были во всех газетах, а в совокупности вам присудили десять лет тюрьмы. Я не ошибся?

С Пола Райвена сползла добродушная улыбка, а брови сошлись над переносицей. Лицо свидетеля приобрело жестокое, хищное выражение.

– Я возражаю! – закричал Болдуин Маршалл. – Я возражаю против этого вопроса, поскольку он задан лишь для дискредитации свидетеля. К тому же вопрос несущественнен, не допустим в качестве доказательства и не относится к делу.

– Почему же? – удивился Мейсон. – Если выяснится, что я не ошибся, то выходит, что ваш свидетель только два года назад вышел из тюрьмы.

А ведь он заявил, что дружил с погибшим много лет. Вот я и хотел выяснить, не в тюрьме ли они познакомились?

– И этот аспект также несущественнен, не допустим в качестве доказательства и не относится к делу, – настаивал Маршалл.