Текст книги "Волшебная трубка (СИ)"

Автор книги: Андрей Лапин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Зато в мемуарах соратников содержались многочисленные указания на то, что генсек никогда не выпускал трубку из рук во время накладывания судьбоносных резолюций, переговоров с другими вождями, партийных совещаний и общения с выдающимися людьми своего времени. Как трезвомыслящий человек, Семен Борисович понимал, что что-то во всем этом есть, но выводы делать было пока рано. Единственной зацепкой оставалась книга Землянички "Огненными верстами Революции". Конечно, можно было бы попросить бесценный фолиант у Гросс-адмирала Деришкурки, но тот наверняка потребовал бы уступок во внутренней политике яхт-клуба. В конце концов, Семен Борисович решил подключить группу Биндюги к разработке вопроса о трубке.

Он прошел в раздевалку разведчиков, когда те готовились к очередному выходу на сушу. Зайчонко приматывал широким поясом метательные ножи, а Биндюга аккуратно просовывал в правый карман штанов снайперскую винтовку со сложенным прикладом.

– Адам, у меня будет к тебе просьба личного характера,– сказал он.

– Весь внимание,– ответил Биндюга, пряча в левом кармане блоки с осколочными гранатами.

– Мне нужна книга "Огненными верстами Революции", автор – старая большевичка Земляничка. Уж не знаю, настоящая это фамилия или партийный псевдоним. Ты не мог бы поискать ее по барахолкам и книжным развалам?

– Да какие там книжные развалы! В такой-то сытой стране? Всю бумагу здесь уже давно использовали по ее второму основному назначению. Я там ни разу не видел не то что книги, а даже клочка газеты,– Биндюга вдруг побледнел,– Единственная бумага в причерноморских землях – это наши шустригори ...

– Не единственная,– вмешался в разговор Зайчонко,– В центральном архиве Одессы сейчас находится зерновой склад, так там мешки с пшеном книгами прокладывают – от сырости.

– Ну вот!– воскликнул Горь,– Вот видишь! Ну, так как?

– А на этот склад можно проникнуть?– поинтересовался Биндюга,– Только тихо?

– Не вопрос,– отозвался Зайчонко,– Сделаем. Заодно и запасы пшена пополним. Кулеша хочется – сил нет!

– Хорошо,– подытожил Биндюга,– Посмотрим, что можно сделать. С кем у нас сегодня сессия?

– С конокрадами,– ответил Зайчонко,– из Сальских степей.

– А-а, ну тогда быстро управимся, а на обратном пути заглянем в этот пшенный архив.

Все время до прибытия группы контр-адмирал Горь провел в томительном ожидании. Он нервно пыхтел кубинской сигарой и прихлебывал французский коньяк. Когда вечером на палубу сел вертолет с разведчиками, Семен Борисович не удержался и лично выбежал их встречать. По-видимому, рейд прошел не совсем удачно – одного разведчика вели под руки, а Зайчонко сбрасывал на палубу пробитые копьями и саблями полупустые мешки с пшеном.

– Ну как?!– спросил Семен Борисович у Биндюги, подбежав к вертолету.

– Напоролись на засаду,– ответил Биндюга,– Сделка с коневодами отменяется!

– Да я не про то! Что с книгой?

– Обнаружить не удалось,– сказал Биндюга,– Но у меня есть новости получше – Земляничка жива и проживает в Одессе.

– Как?!– воскликнул Семен Борисович,– Не может быть! Сколько же это ей?

– 142 года,– сказал Биндюга спокойно.– Ничего удивительного. Здоровый морской воздух, усиленное питание, большевистская воля к жизни. Просто счастливое стечение многих факторов. К тому же большевики живут долго – они всячески стараются оттянуть встречу с тем, что ожидает их там...

– Где – там?– поинтересовался Горь.

– Там, где, по их мнению, ничего не должно было бы быть. Если обладать несгибаемой волей, то в таких условиях можно протянуть и все 200...

– Бог с ними!– воскликнул Семен Борисович.– Адам, мне нужно с ней встретиться!

– Я бы не рекомендовал. В метрике написано, что за свою долгую жизнь, старая фурия революции прикончила больше народу, чем ты видел на палубе "Деньгивроста". Всех отправила к адмиралу Духонину.

– Все равно,– настаивал Горь.– Мне нужно с ней поговорить!

– На берегу довольно небезопасно, Семен. Мы не можем рисковать жизнью одного из основоположников всемирно известного яхт-клуба!

– В таком случае, я вынужден буду отдать вам прямой приказ, коммандер Биндюга!

– Ну, хорошо-хорошо,– сказал Биндюга примирительно.– Однако для этого придется спланировать и провести специальную десантную операцию. Постараюсь организовать ее как можно скорее.

***

Для разработки операции "Визит Памяти" понадобилось почти пять суток непрерывной работы.

– Не понимаю, зачем столько предосторожностей?– ворчал Семен Борисович.– Напялил бы маскировочный комплект и слетал по-тихому. Так нет – операция "Визит" мать ее, череда понтов, которые непрерывно следуют друг за другом, средневековье какое-то...

– Ты не понимаешь, Сеня,– спокойно парировал упреки адмирала Биндюга.– Сейчас конец сентября, а это самое опасное в Окраине время.

– Верно,– подтверждал Зайчонко, елозя циркулем по карте,– самое опасное и есть.

– В старые времена окраинцы всегда выходили выражать свое недовольство жизнью именно в это время.

– Почему это?

– А чтобы не портить сельскохозяйственный сезон. Сначала каждый уважающий себя окраинец, должен собрать урожай, спрятать его подальше от глаз других окраинцев, наварить самогону, вкусить от даров природы как следует, а затем, убедившись, что с запасами на зиму все в порядке, можно и выразить недовольство жизнью. Поэтому самый спокойный сезон в Окраине это весна и лето, а самый неспокойный – осень и зима, особенно если теплая.

– Ну и на здоровье,– возражал Семен Борисович.– Пусть себе выражают недовольство жизнью. Я с ними где-то даже согласен. А нам-то что?

– А то, что после завершения МФК, эти самые сельскохозяйственные окраинцы начали выражать свое неудовольствие в новой форме – они по осени сбиваются в огромные банды, напиваются самогону и весело смеясь, начинают грабить всех подряд. Себя они называют "петлюрами", а всех ограбляемых – "жидо-москалями". Впрочем, там шастают и другие банды, а "махновцы" и "бджол-оводы" тоже не подарок,– мрачно заметил Биндюга.

– Да,– подтвердил его слова Зайчонко.– Осенью без гранатометов на улице делать нечего, вот все мирные люди и сидят по хатам, а махновцы с петлюровцами пьют и бесчинствуют. Любой добрый путник или пилигрим может попасть в принеприятнейшую переделку. Гуляют они аж до снегов, а затем расходятся по хатах – коней запалить боятся перед посевной. А вы, адмирал, собрались к ним в гости в одной пуленепробиваемой рубашке?– Зайчонко с недоверием покачал головой.

– Ну, хорошо-хорошо,– сдался Семен Борисович.– Но все равно, я прошу вас всемерно ускорить подготовку – 142 года, это не шутка, и Неизвестное может в любой момент призвать мадам Земляничку к себе.

Зайчонко снова предложил изменить камуфляжный комплект. По его словам, в предстоящей операции лучше всего было гримироваться под бродячих художников и менестрелей. Они славились своей бедностью и ни у кого не вызывали интереса. По шляхам и дорогам Окраины передвигалось огромное количество такого люду. Они давали концерты по селам и барским усадьбам, а также выполняли в беспроводном мире роль средств массовой информации. Бандиты иногда ловили творческих людей, но после бесплатного благотворительного концерта или театрального представления обычно отпускали с миром. Одевались менестрели просто – в удлиненный приталенный сюртук, панталоны со штрипками и белую сорочку, перетянутую черной полосой шелкового галстука. В целом маскировочный комплект сильно напоминал костюм европейского барина средней руки середины XIX-ого века. На первой же примерке Семен Борисович обратил внимание на необычайное сходство своего и Биндюги отражения в зеркале с висящим на стене портретом основоположников марксизма.

– Ну, что Карл?– спросил он шутливо.– Покажем окраинцам филигранную красоту экономической мысли?

– Я понимаю ваш сарказм, товарищ Фридрих,– отвечал Биндюга, расчесывая специальной щеточкой пышную курчавую бороду,– но примите во внимание тот факт, что это совпадение может быть и не случайным. Ведь мы внесли значительный вклад в творческое переосмысление и расширение, так сказать. И потом – бороду сбрить, конечно, можно, но интеллект ведь все равно этим не скроешь!

– Это верно,– замечал Горь, поправляя галстук.– Однако я не совсем понимаю, как мы сможем сойти за бедных комедиантов, в окружении БМП "Брэдли", "Хаммеров" с тяжелыми пулеметами и прочей техники? Не будет ли наша десантная колонна выглядеть подозрительно?

– Та ерунда!– вмешался в разговор Зайчонко.– Сойдет за декорации для передвижной постановки, если что, а не сойдет, так ... (в этом месте он ласкового погладил рукоятку своего мачете)

– Ну-ну,– сказал Семен Борисович с сомнением в голосе.– Ну-ну...

В конце концов, Биндюга и Зайчонко решили высаживать десант на сушу в пригороде Констанцы. Известно, что войска уязвимы именно во время высадки, а в румынских землях было не так опасно. После формирования колонны, планировалось пересечь Окраинскую границу и ускоренным маршем идти на Одессу – адрес Землянички Биндюга записал во время посещения одесского зернового склада.

В день, предшествующий высадке, "Деньгиврост" подошел к берегу и встал на рейде Констанцы. Яхту тут же окружило плотное кольцо плоскодонок с бородачами и женщинами в цветастых юбках. Научные специалисты выбросили за борт несколько десятков тонн жареной крольчатины, обработанной сильнодействующим снотворным составом. В тот же момент на плоскодонках началось грандиозное пиршество. Бородачи, гремя золотыми серьгами, провозглашали тосты в честь адмирала Горя, уписывали крольчатину и играли на гитарах бравурные морские марши. Семен Борисович в черном мундире с золотым адмиральским зигзагом прогуливался по палубе, вежливо улыбался пирующим бородачам и периодически прикладывал два пальца к лакированному козырьку фуражки.

– А вы уверены, что снотворное подействует?– спрашивал он у руководителя научной группы, улыбаясь бородачам.

– О, в полной мере, господин адмирал!– отвечал ученый, поливая из десятилитровой канистры жареные куски мяса.– Это вещество экстрагировано нами из очень редкого вида бермудских водорослей. Мы всегда даем его "Семипалатинским Великанам", когда они начинают слишком уж сильно кричать и раскачивать клетки. Два дня минимум все будут спать без задних ног, можете мне поверить!

– Хорошо-хорошо,– говорил Семен Борисович и улыбался бородачам еще шире.– Продолжайте.

Средство и впрямь оказалось чудесным – высадка десантной группы была произведена очень организованно и в полной тишине. Семен Борисович впервые за долгие месяцы ступил на твердую землю. Он с наслаждением втянул в себя запах разгоряченной солнцем полыни и, ставя ноги циркулем, направился к черному бронированному адмиральскому джипу с тонированными стеклами. В голове колонны занимали свои места последние БМП и грузовики с морскими пехотинцами.

– А как все-таки хорошо на твердой земле! Я, признаться, уже начинаю думать, что планы Гросс-адмирала Деришкурки не такие уж и безумные,– сказал он Биндюге, усаживаясь в мягкое кожаное кресло джипа.– Все готовы?

– Так точно!– ответил с переднего сиденья Зайчонко, переговорив с кем-то по военной переносной рации.

– Начать операцию "Визит Памяти"! Вперед!– скомандовал Семен Борисович и откинулся на спинку сиденья.

Колонна заурчала моторами и двинулась по направлению к Окраинской границе.

***

Продвигаться к границе пришлось по разбитому широкополосному шоссе, поэтому поездка проходила не очень приятно – машины сильно подбрасывало на ухабах и рытвинах, заполненных к тому же грязной водой коричневого цвета. Но на границе с Окраиной ситуация резко изменилась – прямо перед головной БМП теперь расстилался прекрасно утрамбованный, ровный чумацкий шлях. Когда колеса джипа коснулись окраинской земли, тряска и прыжки закончились. Семен Борисович приказал остановить колонну, а сам вышел из джипа и подошел к огромному ржавому щиту, который стоял в самом начале чумацкого шляха. На щите, наискось пробитом пулями, прилетевшими когда-то с румынской стороны, еще была видна старая надпись:

Юроп – йа! Русланд – нихт!

Надцятый прэзидэнт Окраины Леон Взбучманс.

Семен Борисович остановился перед щитом, помолчал немного, а затем тихо произнес:

– Ну, здравствуй, благословенная Причерноморская Палестина! Бог с тобой!

Подумав немного, Семен Борисович перекрестился на щит и сотворил поясной поклон. На глаза адмирала помимо его воли навернулись две скупые слезинки. Семен Борисович смахнул их ладонью, поправил черную полоску галстука, одернул сюртук и пошел к колонне.

– Вот как свидеться довелось-то,– сказал он Биндюге, стараясь не смотреть ему в глаза.– Однако продолжим! Вперед! Форвертс!

Колонна выпустила струи белого дыма, взревела моторами и помчалась по чумацкому шляху вглубь украшенных васильками и дроком причерноморских степей. Ехать по шляху было одно удовольствие – все машины шли ровно, только изредка плавно покачивая бамперами и тихо шелестя шинами и гусеницами по укатанной твердой поверхности.

Вскоре показалась и цивилизация – дикие степи сменились ровными разноцветными квадратами ухоженных полей, которые расстилались по обеим сторонам от шляха. Иногда в отдалении можно было разглядеть возвышающиеся, окруженные толстыми каменными стенами и сторожевыми башнями, замки местных аристократов. По боковым проселочным дорогам двигались нарядные группы селян. Все селяне были одеты в просторные домотканые рубахи и несли на плечах вилы, косы, грабли и прочий сельскохозяйственный инвентарь. Семен Борисович с удовлетворением отметил, что они были одеты в точном соответствии с разработанным Зайчонкой камуфляжем. Селяне, а особенно селянки были достаточно упитанны, веселы и все как один пели приятные протяжные песни.

– Какая все-таки красота! Чисто Европа,– не удержался Семен Борисович.– А чей это прекрасный замок на холме?

– Это замок графа Пограбульского,– сказал Зайчонко.– Вассала барона Жмыкрутаса. А это его крепостные, с сельхозработ возвращаются.

Семен Борисович еще с советских времен хорошо запомнил образ окраинского крестьянина. На поселковом базаре промышленного поселка свиной расчлененкой торговал огромный дядька в окровавленном белом фартуке с двумя большими острыми ножами в руках. У дядьки была мощная, покрытая жировыми отложениями шея и практически круглая голова с мясистыми ушами. Один глаз головы был широко открыт и направлен на окружающую Вселенную, а второй сжат в узкую щель и направлен как бы вовнутрь себя. Маленький Сеня догадывался, что истинная сущность дядьки скрывается именно в том – втором глазу и всегда избегал в него смотреть. Даже сейчас адмиралу Горю стало немного не по себе от нахлынувших воспоминаний.

– Однако, господа, я не совсем понимаю, как всем этим панам удалось закрепостить окраинских селян?– сказал он, обращаясь как бы к окружающему воздуху.– Полагаю, что это оказалось непростым и хлопотным делом?

– А им и не удалось,– отозвался Зайчонко.– Крепостные – это испанцы и итальянцы. Они еще до начала МФК знали от своих хлопов о чудодейственных свойствах окраинской земли, вот сразу после обвала сюда и ринулись – морским путем. Не все конечно смогли пройти через янычаров, многие оказались на невольничьих рынках Передней Азии, но те, что прибыли сразу попросили себя закрепостить – в целях личной безопасности, так сказать.

– А как же окраинские селяне?– спросил Семен Борисович растерянно.

– Адмирал, дались вам эти селяне, в самом деле,– заметил Зайчонко,– Молите бога, чтобы нам не довелось с ними повсречаться. У них сейчас самый сезон начался. Живыми бы до Одессы добраться ...

Семен Борисович понял, что он сильно отстал от окраинских реалий, поэтому решил больше помалкивать, чтобы не оконфузиться окончательно.

Вскоре главный чумацкий шлях начало пересекать все больше и больше второстепенных проселочных шляхов, а обочина украсилась многочисленными дорожными указателями и рекламными щитами. Почему-то больше всего рекламы принадлежало различным учебным заведениям, которые все как одно были высшими – академиями и университетами.

– Однако, как окраинский народ тянется к свету знаний!– снова не удержался Семен Борисович.– Это же просто прекрасно! Так и до Окраинского Ренессанса недалеко! Может быть, посетим какое-нибудь заведение в целях ознакомления, так сказать?

– Можно,– отозвался Биндюга.– Нам все равно нужно у второй БМП воду в радиатор залить, экипаж сообщает – сильная течь. Я только хочу вас предупредить Семен, что местное образование не имеет никакого отношения, как вы изволили выразиться, к свету знаний, а уж тем более – к Окраинскому Ренессансу.

– Как это?– спросил Семен Борисович недоуменно.– А к чему же оно тогда имеет отношение?

– К сексуальным отношениям внутри окраинского социума,– сказал Биндюга невозмутимо.– Местные девки все как одна со справками, поэтому охотнее дают и выходят замуж за парубков с дипломами. Вот после сбора урожая в местные вузы и устремляются огромные толпы окраинской молодежи на подводах груженных салом, сахарной репой и морквой. Особого просветительского смысла во всем этом нет, но есть экономический – местная образовательная интеллигенция купается в сале как сыр в масле. Но по выражению вашего лица, я вижу, что вы мне не верите?

– Нет!– воскликнул Семен Борисович и скрестил руки на груди – прямо под бородой.

– Ну что же, я вам докажу!– сказал Биндюга, смеясь.– А вот, кстати, и подходящее заведение! Надеюсь, что у них есть колодец, вторая БМП уже просто плюется паром.

На обочине как раз показался щит с надписью:

"Выщу освиту маешь – толк у житти знаешь!"

Акадэмик ВСА Дедусько.

Завитай у нашу Акадэмию!

Колонна свернула на проселок, начинающийся сразу за щитом и, урча моторами, понеслась к белеющему на горизонте Академгородку. При приближении оказалось, что городок состоит из нескольких аккуратных, обсаженных чернобривцами, белых хаток. На въезде возвышались металлические ворота без забора, к которым была прикручена табличка с надписью: "Выща Сильгосп-Акадэмия имени Дедуськи". Колонна проехала в ворота и остановилась. Морские пехотинцы прыгали с брони, снимали шлемы и вытирали крупные капли пота. Механики-водители заспешили с ведрами к колодезному срубу. Семен Борисович, Биндюга и Зайчонко выбрались из джипа, размяли затекшие ноги и направились к хате, на которой краской было написано: "Рэкторат Акадэмии. З мертвыми свынямы нэ заходить. Картоплю и огиркы залышать на подвиръи!".

Внутри скучал окринец в круглом пенсне и вышитой просторной сорочке, очень похожий на молодого Льва Троцкого. Когда Горь с Биндюгой вошли в ректорат и направили на Троцкого свои бороды, он, по-видимому, растерялся:

– Вы ко мне, господа?– сказал он, заикаясь,– Министерская проверка? Я ни в чем не виноват! Две подводы с салом мы только вчера направили в Киев, а больше я не могу – в этом сезоне очень низкий конкурс!

– Успокойтесь,– сказал Биндюга,– Мы не из министерства. Мы – странствующие немецкие ученые-экономисты и нас интересует организация учебного процесса в вашем э-э ... заведении.

– Правда?!– воскликнул Троцкий с облегчением,– Очень рад! Нечасто у нас бывают гости из Европы, особенно в последнее время! Я с удовольствием устрою для вас экскурсию! Пройдемте, господа.

Горь, Биндюга, Зайчонко и ректор прошли в соседнюю хату, которая называлась "Свиноведческий факультет". По дороге Горь поинтересовался:

– Послушайте, господин ректор, а кто такой этот самый академик Дедуська?

– О, это поистине замечательный человек!– затараторил ректор,– Можно сказать – народный самородок! Он лично разработал траншейно-гнездовую методику выращивания квадратных свиней, что позволило повысить эффективность использования подвод с плоскими днищами ровно в два раза! Барон Жмыкрутас лично назначил его Академиком и наказал подготавливать как можно больше специалистов по траншейно-гнездовому свиноводству!

– Неужели Дедуська использовал для своих разработок генную инженерию?– спросил Семен Борисович с тревогой в голосе.

– Ну, что вы, право,– отозвался ректор,– Это все в прошлом! Академик Дедуська просто помещал молочных поросят в квадратную траншею, а затем выкармливал до промышленного размера. Этот метод на первый взгляд кажется бесхитростным, но имеет свои секреты и тонкости, так например: вырез для пятака должен соответствовать квадрату диаметра ...

– Я уже понял,– прервал его Семен Борисович, наморщившись.– Попрошу вас избавить меня от обсуждения научных подробностей. Продолжим экскурсию.

Внутри свиноведческого факультета стояло несколько парт с откидными крышками, за которыми сидела окраинская молодежь в вышитых рубахах и белых запасках. Пожилой доцент выводил на доске тему лекции: "Методика запаривания ячменных и кукурудзяных зерен, с целью получения максимального привеса у живой свиньи".

– Здравствуйте, ребята!– вежливо поздоровался Семен Борисович, но не услышал ответа.

– Яки мы тоби "рыбъята"?– недружелюбно сказал ломающимся баском быковатый парубок за первой партой,– Мы – хлопцы! Зрозумив, москалюга?!

– Сейчас, подсвинок, я тебе покажу – какие!– сказал Зайчонко и страшно улыбнулся, взявшись за ручку мачете.

Парубок достал из-под парты обрез винтовки и положил его ствол на исписанную матюгами поверхность. Обстановка на факультете явно накалилась и Семен Борисович решил вмешаться:

– Господа студенты, не нужно нервничать, ведь мы же европейцы!– он повернулся к побледневшему ректору и сказал.– Однако нам бы хотелось посетить экономический факультет. В натурфилософии мы с коллегой не очень-то сильны...

– Но в нашей академии нет экономического факультета,– растерянно сказал ректор,– У нас только археологически-трактороведческий и вот этот (в этом месте ректор указал рукой на доску с темой лекции).

– Тогда, может быть, мы осмотрим лаборатории?– нашелся Семен Борисович.

– Но у нас нет лабораторий. Финансирование, знаете ли, не поспевает за требованиями текущего момента,– продолжал тормозить ректор.– У нас только типография – где дипломы печатают.

– Так давайте осмотрим хоть ее!– воскликнул Семен Борисович в отчаянии.

Горь с Биндюгой бегло осмотрели хату, в которой два ухаря ловко печатали на примитивном ручном ротаторе какие-то серые бумаги, быстро попрощались с ректором Академии и направились к джипу. Морпехи уже закончили заправку и ремонт техники – можно было двигаться дальше.

– Черт меня побери,– тихо сказал Семен Борисович, когда колонна снова выбралась на чумацкий шлях.

– Вот видишь!– заметил только Биндюга.– Но вреда в этом особого нет, пока они до генной инженерии не добрались, во всяком случае, а до этого им еще ой как далеко.

– Я не хочу больше обсуждать эту тему!– воскликнул Семен Борисович.– И вообще – оставьте меня в покое!

Дальнейшее путешествие продолжалось в гнетущей тишине. Наконец, Зайчонко не выдержал и сделал предложение:

– Здесь недалеко есть молочная ферма. Хозяин – мой должник. Может, заедем – молочка парного попьем? На яхте-то молочка не увидишь...

– Я не против,– сказал Биндюга, записывая что-то в книжку обтянутую шкурой гавайского осьминога.

– А вы, адмирал?– спросил Зайчонка, поворачиваясь к Горю.

– Ну, не знаю, право,– Семен Борисович колебался, опасаясь снова попасть в переделку.– Разве что топленого? Есть там топленое молоко?

– Конечно! Сколько угодно!– воскликнул Зайчонка, а затем повернулся к водителю-морпеху и сказал.– На втором перекрестке направо! Ес?

– Ес!– ответил водитель и нажал на педаль газа.

Молочная ферма поразила Семена Борисовича своим аккуратным европейским видом и отсутствием каких-либо неприятных запахов. Хозяином фермы был приветливый окраинский селянин по имени Оппанас. После короткого дружеского разговора с Зайчонкой господин Оппанас охотно согласился угостить странствующих менестрелей молочком. Он снял с забора эмалированное ведро и повел их в длинное приземистое здание, располагавшееся в дальнем конце двора. Когда компания оказалась внутри, Семен Борисович понял, почему в хозяйстве господина Оппанаса отсутствуют не только неприятные запахи, но и характерные звуки. Все внутреннее пространство фермы было разделено на квадратные загоны, заполненные невысокими пальмами. Но пальмы эти были не совсем обычными – их стволы были покрыты короткой пятнистой шерстью, а на высоте одного метра от земли висели странные меховые мешочки, отдаленно напоминающие козье или коровье вымя. Господин Оппанас присел возле одной пальмы на низенький стульчик, расположил между ногами ведро и взялся обеими руками за вымя. В тот же момент пальма вздрогнула и затрепетала широкими листьями.

– Тпру, Зорька, стоять!– воскликнул господин Оппанас и хлопнул пальму ладонью по стволу.

Процесс дойки не занял много времени, и вскоре перед путешественниками уже стояло ведро, наполовину заполненное вязкой желтоватой жидкостью.

– Угощайтесь,– приветливо сказал господин Оппанас и протянул Зайчонке чистую эмалированную кружку.– Молочко парное, отличное! Холестерину – 0%!

Зайчонко зачерпнул полную кружку молока, и тут же влил ее в себя, быстро дергая кадыком.

– Эх, х-хорошо, п-парное,– сказал он, вытирая губы, и передал кружку Биндюге.– В Мировом Океане такого не найдешь!

– Это точно,– заметил Биндюга.– Ни капли!

Он зачерпнул жидкости и сделал несколько вежливых глотков. Семен Борисович от дегустации отказался, воспользовавшись тем, что Зайчонко с Оппанасом отошли о чем-то переговорить.

Перед выездом колонны за ворота фермы господин Оппанас прицепился к стальному катку одного из БМП.

– Эх, что за славное колесо!– говорил он, поглаживая стальную поверхность.– Какое замечательное крепкое колесо! Эх, мне бы такое колесо! Такое колесо доедет до самого Русланда, вернется обратно и даже не нагреется!

– Не переживайте, товарищ,– обратился к нему Биндюга.– Скоро в Одессе откроется подшипниковый завод, и все окраинцы будут обеспечены прекрасными стальными колесными парами по вполне приемлемым ценам! Не теряйте времени, товарищ, запасайтесь новой мировой валютой под названием "шустригорь"!

После того, как джип выехал с молочной фермы, Семен Борисович молчал довольно долго, рассматривая проплывающий за окном пейзаж. Наконец, Биндюга решил нарушить молчание:

– В целом сельское хозяйство Окраины хорошее, здоровое,– сказал он рассудительно.– Изменениям подверглись всего несколько сельскохозяйственных видов.

– Да ну?– отозвался Семен Борисович с иронией.– Всего несколько? Надо же, кто бы мог подумать?! И каких же это, интересно знать?!

– Ну, есть еще летающая клубника. Это свойство оказалось очень полезным, потому что ее теперь проще собирать – нужно только накрыть поляну сеткой и громко хлопнуть в ладоши. И еще я видел поля пасущейся сои, которые во время цветения издают острый чесночный запах – вот, пожалуй, и все.

– Это радует,– заметил Семен Борисович,– Изменения и впрямь невелики. И далеко еще до Одессы?

– Часа три,– сказал Зайчонко,– Это если на селян не нарвемся. Оппанас говорит, что в окрестностях Одессы шастает несколько крупных конных банд. Уже два обоза с гарбузами пограбили.

Через час колонна миновала прямоугольный щит с надписью "Шлемасловка" и въехала в село, которое тянулось по обеим сторонам от чумацкого шляха. По обочинам сидели дородные селянки и торговали разной нехитрой снедью – вареной кукурузой, солеными огурцами, вишнями и мочеными яблоками. Семену Борисовичу вдруг страшно захотелось вареной кукурузы, вкус которой он уже успел позабыть, скитаясь по разным монтекарлам и мировым океанам. "Где не крикнет ни зверь, не поет соловей", – подумал Семен Борисович про себя и обратился к Биндюге:

– Послушайте, Адам, а как здесь обстоят дела с кукурузой – она не лает, не кусается?

– Про кукурузу я ничего такого не слышал,– ответил Биндюга.

– Тогда остановимся, пожалуй,– решился, наконец, Семен Борисович.

Он выбрался из джипа и пошел вдоль торгового ряда, разминая ноги и осматривая лежащую на земле снедь. Селянки не обращали на него никакого внимания, увлеченные громким содержательным разговором со своими товарками и случайными прохожими людьми. Наконец, Семен Борисович, остановился возле тучной селянки, которая торговала вареной кукурузой.

– Сколько за кучку?– спросил он, указывая тонким пальцем на оранжевые початки.

– Мильен карбованцев,– ответила селянка и, сощурившись, бросила в покрытый железными зубами рот подсолнечное зерно.

– Что?– растерянно спросил Семен Борисович.

– Один миллион карбованцев,– медленно проговорила селянка и сплюнула лузгу прямо под ноги адмирала.

– Да это же чистый грабеж!

– А ты хоть знаешь, паныч, сколько раз над той кукурудзой нужно согнуться? Сколько раз ее нужно потом своим полить? А вам, городским, все дорого! Понаехали тут, понимаешь, и носы воротят!– во время этой тирады селянка как бы горестно покачивала головой из стороны в сторону, совершенно однозначно принимая торг близко к сердцу – в конце тирады она уже встала на крепкие ноги и уперла руки в бока. Мощные груди селянки тревожно колыхались под белой запаской.

– Та все в порядке, шеф,– вмешался в торги Зайчонко.– По курсу это два шустригоря будет.

– А-а, тогда понятно,– сказал Семен Борисович и полез в задний карман панталон за портмоне. Он вынул купюру с сеятелем, пощелкал ею в воздухе, растягивая за концы, и протянул селянке.– Вот, извольте.

– Ты, барин, видно совсем глупый дурак,– сказала селянка и снова бросила в рот подсолнечное зерно,– и нашего языка совсем не понимаешь. Вот скажи – что ты мне суешь?

– Как это – что?– возмутился Семен Борисович,– Это деньги! И смею вас заверить – очень хорошие деньги, можно сказать мировые! Вы только посмотрите – какой видный мужчина на них изображен!

– А ну пошел отсюдова!– закричала селянка и выхватила из-за спины огромную бейсбольную биту, утыканную гвоздями.– Щас горб сломаю!

Семен Борисович отскочил назад, едва не выронив из рук купюру, Зайчонко выхватил из ножен мачете, а морпехи вскинули к плечам автоматы.

– Та ну ее, в самом деле!– воскликнул Зайчонко, убирая мачете в ножны.– Экая вздорная баба!

– Но я хочу вареной кукурузы!– закричал Семен Борисович визгливым голосом и топнул ногой.

– Тогда нам лучше наменять местных денег,– вмешался в торги Биндюга.– Где у них тут обменный пункт?

– Обычно полицмейстер меняет,– сказал Зайчонко,– Слышь, ведьма, где у вас тут полицмейстер обитается?

– В амбаре за площадью,– сказала селянка и спрятала биту, а затем как ни в чем не бывало, продолжила щелкать подсолнечные зерна.

– Пойдемте, адмирал,– тихо сказал Зайчонко.– Делать нечего.

Петро уверенно направился к сельской площади, а Горь, Биндюга и охранники последовали за ним. Вскоре они увидели длинное белое здание, стоящее на толстых деревянных столбиках. Над входом висела табличка с надписью "Шлемасловская Городская Управа" и часами приема посетителей. Компания прошла вовнутрь и оказалась в просторном помещении, заставленном раскрытыми мешками с сероватыми бумажными пачками. В глубине помещения располагался деревянный стол со щетами и основательным пожилым человеком в очках с перемотанными изолентой дужками. Семен Борисович обратил внимание на прислоненный к стене мушкет с широким стволом.