Текст книги "Полтавское сражение. И грянул бой"

Автор книги: Андрей Серба

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 38 страниц)

Отдавал должное русской артиллерии и король Карл. Ее огонь был страшен – сквозь него на помощь гибнувшим под русскими штыками передовым батальонам удавалось прорваться лишь отдельным ротам и небольшим группам солдат, которые не могли оказать влияния на результат близившегося к завершению встречного боя русской и шведской пехоты. Это было не все. Донесения, одно тревожнее другого, поступали и от командиров полков, не принимавших непосредственного участия в завязавшемся сражении.

– Ваше величество, Упландский, Кальмарский, Ниладский и Иончепингский полки потеряли от огня русской артиллерии половину своего состава...

– Ваше величество, в полках гвардии, пытавшихся войти в боевое соприкосновение с русскими, выбиты орудийным огнем почти все офицеры...

– Ваше величество, русская артиллерия бьет по нашим резервам, а вторая линия их пехоты готовится к атаке...

Последнее сообщение заставило Карла покрыться холодным потом. Если до этого он еще питал надежду, что отразившие шведское наступление русские сочтут это своим успехом и будут довольствоваться возвращением королевских войск на исходные позиции, сейчас она исчезла. Стало ясно, что царь Петр, сокрушив в штыковом бою и расстреляв из орудий передовые шведские батальоны, намерен сам перейти в решительное наступление, и если не разгромить противника, то нанести ему тяжелейшие невосполнимые потери, после чего тот будет вынужден снять осаду Полтавы и отступить с Украины, что при огромном превосходстве русских в силах равносильно гибели королевской армии. Но царь Петр переоценил свои силы и возможности – его атакующие солдаты истекут кровью на шведских штыках точно так, как перед этим шведские солдаты на русских штыках, а залпы королевских мушкетеров станут валить на землю русских шеренгу за шеренгой не хуже, чем это делала царская картечь. Но чтобы это случилось, Карл перед отражением атаки противника должен ободрить своих солдат, вселить в них непоколебимую уверенность в их победе, и тогда они свершат то, на что способен только шведский солдат, потомок легендарных викингов.

– Поднимите носилки выше и несите меня на линию огня, – приказал Карл драбантам. – Мои солдаты должны видеть своего короля!

Драбанты, подняв на плечи носилки с сидевшим в них королем, сделали всего десяток шагов, как русское ядро угодило в край носилок и сломало их. Упавший на землю на раненую ногу Карл на какое-то время потерял от боли сознание, а когда пришел в себя, вновь приказал нести его навстречу двинувшимся в атаку русским батальонам.

– Носилки разбиты? Дьявол с ними! Сажайте меня на скрещенные пики и несите к моим солдатам!

Драбанты исполнили его приказание и, не обращая внимания на вражеские пули, сменяя у импровизированных носилок убитых и раненых товарищей, понесли короля в гущу начавшегося сражения главных сил русской и шведской пехоты. Двадцать четыре драбанта-телохранителя пали мертвыми у королевских носилок, тысячи солдат видели своего короля, со шпагой в руке призывавшего их к победе, однако все было напрасно.

Шведская пехота, передние ряды которой пытались сдержать в штыковом бою яростно рвущуюся вперед русскую пехоту, а задние ряды обстреливались вражеской артиллерией, смогла удержаться на своих позициях всего несколько минут. Затем ее боевая линия прогнулась, разорвалась в одном, другом месте, и она начала отступать. Этим тотчас воспользовались русские, вклинившись в образовавшиеся промежутки между разрозненными частями некогда сплошной боевой линии противника, и среди поднятой тысячами ног пыли, клубов порохового дыма стало невозможно различить, где синие шведские, а где зеленые русские мундиры.

– Ваше величество, наша пехота погибла! – прокричал подскакавший к носилкам Карла Реншильд. – Молодцы, спасайте короля! – приказал он драбантам, и его тут же поглотил накатившийся вал отступавших солдат.

– Пехота погибла? – прошептал побелевшими губами Карл. – Не может быть... Такого никогда не может быть... – и он повел по сторонам глазами.

Увы, то, что творилось вокруг, свидетельствовало о правоте сказанного Реншильдом. От боевой линии шведской пехоты осталось лишь воспоминание, от нее на поле боя сейчас сохранились разобщенные друг с другом отдельные полки, батальоны, роты, отступавшие куда заблагорассудится их командирам: одни в сторону Полтавы, другие в направлении ближайшего леса, третьи пробивались к своей сохранившей боевой строй кавалерии. Создавалось впечатление, что шведской армией уже никто не командовал, а если и делал это, то солдаты и офицеры не исполняли приказов и были озабочены только спасением своих жизней.

Боже, сколько появилось одиночных солдат и небольших групп пехотинцев, которые, не помышляя о сопротивлении, попросту удирали с поля боя, стремясь укрыться в лесу или побыстрее прошмыгнуть мимо русских редутов, повторив в обратном направлении проделанный утром путь. Неужели его армии конец? Нет, она жива, покуда жив он, ее верховный вождь и король Швеции. А он будет жить, наплевав и на свистящие кругом пули, и на доносящиеся со всех сторон победные крики русских солдат.

Карл хранил молчание и когда его пересаживали со скрещенных пик на лошадь раненого драбанта Брадке, и когда небольшой отряд оставшихся в живых телохранителей и королевских гвардейцев, окруживших его, поскакал к русским редутам в направлении своего оставленного у Полтавы обоза. Здесь им повторно пришлось прорываться сквозь вражеский орудийный огонь и ливень мушкетных пуль, одна из которых угодила в лошадь под Карлом. Устраивая раненую ногу на шею новой лошади, которую отдал ему капрал Гиерта, Карл глянул на Пипера, неотлучно находившегося подле него:

– Граф, в лагере остались мои письма и документы государственной важности. Мне крайне не хотелось бы, чтобы они оказались в чужих руках. Прошу вас возвратиться в мою палатку и уничтожить их. Себе в помощь возьмите моего секретаря Седерьельма. Успеха вам...

Петр отнял от глаз подзорную трубу, с довольной улыбкой произнес, обращаясь к возглавившему вновь собравшуюся возле царя свиту Шереметеву:

– А шведы-то бегут, господин фельдмаршал. Ей-богу, бегут.

– Удирают, Государь, – подтвердил Шереметев. – Самым форменным образом удирают.

– Посмотри, который час.

– Половина десятого, Государь, – ответил Шереметев, взглянув на свой золотой брегет.

– Половина десятого? – удивился Петр. – Всего полчаса боя, и непобедимые хваленые шведы показали нам спину. Жидок в сражении оказался нынешний швед, весьма жидок [109]109
  Сражение под Полтавой длилось два часа – с 9 до 11 часов утра. Первые полчаса происходил встречный бой русской и шведской пехоты и переход русской армии в наступление, последующие полтора часа победители занимались преследованием разбитого противника


[Закрыть].

– Истинно так, жидок, – поддакнул Шереметев. – Ежели неприятель ищет спасения в бегстве, значит, скоро в большом числе появится пленные, в том числе знатные особы. Надобно быть готовыми к их встрече, Государь. Если о силе твоей армии Европа составит представление, узнав о поражении и множественности потерь королевского войска, то о твоей персоне будет судить по уважению и милосердию, которые ты проявишь к побежденным.

– Пожалуй, ты прав, господин фельдмаршал. Сражение мы выиграли, настала пора подумать о большей политике и вспомнить о Европе. Вели драгунам начать преследование неприятеля, а чтобы гетман не был на нас в обиде, пусть тоже отправит пару полков вдогонку за беглецами и к полудню будет с князем Волконским у меня...

Прискакав в свой лагерь под Полтавой, Пипер с Седерьельмом бросились в палатку короля, принялись собирать и сваливать в общую кучу все личные бумаги и служебные документы Карла. Поджечь их они не успели – раздавшийся поблизости конский топот, залихватский свист и гиканье заставили королевского секретаря выглянуть наружу.

– Казаки Скоропадского! – испуганно крикнул он, тут же задергивая полог палатки. – Уже ворвались в лагерь! Не сомневаюсь, что ограбить первым они захотят именно жилище короля, и мы окажемся в их руках!

– Вы правы, особенно учитывая, что им наверняка известно по слухам о находящейся при короле части саксонской контрибуции, – произнес Пипер, поспешно надевая шляпу и набрасывая на плечи плащ, снятый в душной палатке. – Не знаю, как вы, а я предпочитаю сдаться в плен царскому офицеру, чем полупьяному казачьему старшине, вряд ли способному отличить первого министра короля Швеции от простого солдата его армии.

– Разделяю вашу точку зрения, граф, – сказал Седерьельм. – Поэтому, покуда у нас есть время, нужно немедленно поспешить к воротам, ведущим из лагеря к Полтаве, и сдаться полковнику Келину.

– Тогда какого» черта мы здесь торчим! На лошадей!

Пиперу с Седерьельмом удалось ускользнуть от казаков и выбраться из шведского лагеря, и на пути к Полтаве они попали в руки русских драгун, отправленных Шереметевым для сообщения гарнизону Полтавы об одержанной победе.

– Поздравляю вас, господин поручик, вы принимаете шпагу у шведского графа и первого министра короля Карла, – торжественно заявил Пипер командиру драгун.

– Я не воюю с цивильными особами, кем бы они ни являлись, – ответил офицер. – Думаю, господин министр и шведский граф, вам будет сподручней объясниться с господином фельдмаршалом Шереметевым, к которому вас сейчас доставят мои солдаты.

В шатре Петра, куда были отконвоированы Пипер и Седерьельм, они оказались не первыми: там уже были фельдмаршал Реншильд, генералы Шлиппенбах, Росс, Гамильтон и даже придворный историк Карла Нордберг, что особенно обрадовало королевского секретаря. Вскоре в шатер привели генерала Стакельберга, королевского министра Гемерлина и принца Максимилиана Вюртембергского, которого царь, введенный в заблуждение его молодостью и светлыми волосами, принял за короля Карла. Узнав о своей ошибке, он был разочарован.

– Неужели-таки я не увижу сегодня брата Карла? – спросил Петр у Реншильда и получил ответ, что свидание царя с королем вполне возможно, ибо тот видел Карла живым за несколько минут до начала бегства королевской армии, и уверен, что таковым Карл пребывает и поныне.

Появления плененного шведского короля Петр ждал до полудня. За это время ему были показаны найденные разбитые носилки Карла, которые Петр велел сберечь и доставить в Москву, сообщено, что в неприятельском лагере захвачены не только личные бумаги короля и важные документы, но и два миллиона золотых саксонских ефимков, а о судьбе Карла не поступало никаких известий.

Ожидание наскучило царю, и он приказал Шереметеву строить войска для благодарственного молебна, после которого состоится пир по случаю победы над супостатом.

– А тот, кто доставит мне короля Карла либо отыщет его тело, получит, независимо от происхождения и нынешнего положения, чин генерала и награду, которую пожелает, – объявил Петр.

После полудня он выехал к выстроенным на поле отгремевшего сражения войскам. С непокрытой головой, в мундире гвардейского офицера он благодарил русское воинство за проявленную храбрость, велел проявить заботу о раненых, а в час дня пешком прибыл в походную церковь. Там был отслужен благодарственный молебен, а когда хор запел «Тебе Бога хвалим», прозвучали три орудийных залпа. По завершению молебна в царском шатре начался пир Петра с генералитетом и ближайшими сподвижниками, на который были приглашены пленные генералы и полковники шведской армии. Полы шатра были подняты, на карауле у него стояла гренадерская рота гвардейского Преображенского полка, звучала бравурная музыка.

Перед началом пира пленники официально должны были признать себя побежденными, и граф Пипер первым, став на колено, протянул свою шпагу царю. Однако тот приказал знатным: пленникам и генералам сдать шпаги князю Меншикову, а у полковников их принимал генерал Алларт. После завершения процедуры Петр поблагодарил фельдмаршала Реншильда за личную храбрость и честное исполнение долга и в знак своего к нему расположения вручил ему взамен отданной Меншикову шпаги русскую офицерскую.

– Теперь, господа, к столу, – пригласил Петр присутствующих в шатре, и когда все расселись, обратился уже только к пленникам: – Господа, брат мой Карл пригласил вас сегодня к обеду в шатрах моих, но не сдержал королевского слова; мы за него исполним и приглашаем вас с нами откушать.

Поднявшись за столом с кубком в руке, Петр провозгласил тост:

– Пью за здоровье моего брата Карла! – и после прогремевшего вслед за здравицей пушечного залпа добавил: – Пью также за здоровье моих учителей!

Реншильд с недоумением посмотрел на царя и, набравшись смелости, поинтересовался:

– Ваше величество, кто эти учителя?

– Вы, шведы, – ответил Петр, осушая кубок с вином.

– Хорошо же ваше величество отблагодарили своих учителей, – усмехнулся Реншильд.

Пир удался на славу, вино лилось рекой, чисто мужская, тем более офицерско-генеральская компания не требовала соблюдения чопорных условностей и особого пиетета, и через пару часов среди пирующих невозможно было отличить победителей от побежденных. А к вечеру все стали чуть ли не закадычными друзьями, и граф Пипер доверительно шептал на ухо канцлеру Головкину, что он несколько раз советовал королю заключить с Россией «вечный мир», однако тот не слушал его, а Реншильд признался Меншикову, что генерал Левенгаупт с глазу на глаз сказал ему после Лесной, что нынешняя русская армия в корне отличается от прежней, которую они били под Нарвой, и победа над ней маловероятна, а он не поверил ему, за что сегодня и расплатился.

– С графом Левенгауптом мы старые знакомцы, еще с прошлой осени, – заметил Меншиков. – Но отчего я не вижу его за столом? Неужто он ранен или, хуже того, убит?

– Ваше волнение напрасно, господин князь, – успокоил Меншикова Реншильд. – Думаю, генерал жив-здоров и в эти минуты уводит свои полки от Полтавы к Переволочне, чтобы спасти их за Днепром. Вполне возможно, с ним король Карл.

– Уводит от Полтавы свои полки? – встрепенулся Меншиков. – О каких полках говорите, господин фельдмаршал? Шведская армия разбита, и ее уцелевшие после побоища солдаты сейчас ищут спасения в окрестных лесах и болотах.

– Армия – да, разбита, но генерал Левенгаупт, заранее предвидя плачевный исход сражения, смог не допустить разгрома вверенных его командованию войск и в полном порядке отступил с ними с поля боя. Пытаясь пробиться к его колоннам, я и был пленен драгунами.

– Хорошенькое дельце, – пробурчал Меншиков. – Мы здесь празднуем победу, а Левенгаупт уводит к Днепру остатки шведской армии, причем, возможно, с королем Карлом. Ну нет, любезный граф, здесь тебе не Лесная, и удрать на сей раз тебе не удастся.

Быстро допив кубок с вином, который в продолжение всего пиршества Меншиков не выпускал из рук, он тронул за локоть Петра:

– Мин херц, дозволь напомнить тебе об одном нашем старом приятеле – графе Левенгаупте. Знаешь, чем он сейчас занят? Уводит полки, которые смог уберечь от разгрома, к Переволочне, а с ним, по всей видимости, и твой милый братец король Карл. Как-то не совсем хорошо получается – мы с тобой веселимся по случаю поражения непобедимых до сей поры шведов, а поражения, оказывается, не было. Попросту пощипали мы маленько шведа на Яковецком поле, он отступил спокойненько с него со своим королем – и всех делов. А завтра твой братец Карл с Левенгауптом присовокупят к остаткам своей армии оставленные под Полтавой полки, разбросанные гарнизонами в местечках южнее Полтавы батальоны и продолжат войну...

– Не порть настроение, Данилыч, – отмахнулся от Меншикова Петр. – Говоришь, не совсем хорошо получилось с Левенгауптом? Тогда для чего у меня ты, начальник кавалерии? Отправь за генералом несколько конных полков, и пускай добьют его воинство, покуда оно не ушло далеко, а заодно доставят на пир до его завершения брата моего Карла. Или по случаю победы твои драгуны на ногах не стоят, и посылать некого? В таком случае недобитым Левенгауптом и королем займется гетман с казаками.

– Обижаешь, мин херц. У меня на всякий случай в полной боевой готовности пребывают пять полков. А вот с командирами, которым можно было бы доверить столь деликатное дело, как пленение короля, действительно трудновато. Все господа генералы перед тобой, и, как видишь, ни один без посторонней помощи задницу от стула не поднимет.

– Для того они и приглашены на царский пир, чтобы пить до усыпу. Лучше скажи, кто тебе нужен, а я позабочусь, чтобы он стал пригож для дела.

– Перво-наперво драгунам необходим толковый командир, которому было бы по плечу померяться силами с таким опытным воякой, как генерал Левенгаупт. Во-вторых, это должна быть высокородная особа, которой граф без урону своей чести мог бы отдать шпагу, а король Карл иметь ее своим... попутчиком в дороге к твоему шатру на пир, мин херц.

– Тебя послушать, так за Левенгауптом надобно отправляться мне, тебе либо Шереметеву, – пошутил Петр. – Не слишком ли много чести? Твои помощники добрые рубаки? Добрые, иначе не ходили бы в генеральских чинах. Ренне ранен, поэтому драгун возглавит Боур. И знатную особу сыщем;, – Петр повел глазами по пирующим. – Чем Мишка Голицын плох: князь, генерал-лейтенант, гвардеец, рожа круглая, красная, усы рыжие, глаза наглые... и высокороден, и красавец. А что оба лыка не вяжут и ни бельмеса не соображают – дело поправимое: велю холодной водой окатить да и ветерок с болот при быстрой скачке не замедлит им мозги проветрить. Как, отправляем обоих соколиков за генералом и королем?

– Отправляем, мин херц...

Посланные вдогонку за Левенгауптом генерал-лейтенанты князь Михаил Голицын и Боур уже не застали в окрестностях Полтавы никаких шведских войск. Многоопытный полковник Келин, велевший казакам Левенца продолжать вести постоянное наблюдение за расположением шведских войск и их перемещениями даже после получения известия о разгроме королевской армии, сообщил им, что неприятельский обоз действительно стал прибежищем остатков королевской армии. Согласно показаниям захваченных казаками-разведчиками пленных, среди возвратившихся с поля сражения вражеских генералов был и Левенгаупт, приведший с собой несколько полков, к которым тут же примкнули оставшиеся под Полтавой и в шведском лагере неприятельские солдаты, и сам король Карл.

Шведы пребывали на месте весь день, готовя обоз к длительному пути и пополняя свои ряды новыми беглецами, которым удалось спастись от погони и добраться к своим. Ушли из-под Полтавы шведы вечером в походных колоннах, при артиллерии, с распущенными знаменами, со всем обозом. Намного раньше шведов расположение обоза покинул крупный отряд казаков-мазепинцев во главе с гетманом, которые во время сражения несли охрану обоза. И мазепинцы, и шведы двигались по правому берегу Ворсклы в направлении ее устья.

К полученному от Голицына и Боура сообщению Петр отнесся спокойно.

– Жив король, Данилыч, и значит, скоро мы с ним свидимся. Ну куда ему деться от нас с пехотой, ранеными, обозом, пушками? Да еще когда на хвосте неотрывно висят драгуны Голицына и Боура. Ложимся спать – завтра дел невпроворот, а новый день покажет, как дальше поступить с королем-беглецом...

[110]110
  Подавляющее большинство историков сходятся во мнении, что если бы царь Петр не прекратил в 11 часов преследование разбитого противника, преждевременно занявшись смотром своих войск и пиром, а продолжил преследование всеми силами регулярной кавалерии и казаками Скоропадского, вся шведская армия во главе с королем Карлом уже в этот день оказалась бы уничтоженной и плененной


[Закрыть]

На следующий день с четырех часов утра солдаты начали копать две братские могилы для своих погибших. К шести часам они были готовы, и в присутствии Петра со всем генералитетом состоялось погребение. В одну могилу клали убитых офицеров, в другую – солдат и сержантов. После молитвы, обращаясь к открытым могилам, Петр держал речь:

– Храбрые воины, за благочестие, отечество и род свой души свои положившие! Вем, яко страдальческими венцами вы увенчалися и у праведного подвигоположника Господа дерзновение имати: споспешествуйте мне в праведном оружии моем против врагов отечества и благочестия, молитвами вашими да возможем в мире прославлять Бога и ваши подвиги.

После речи, отвесив перед могилами три земных поклона, Петр первым стал засыпать их землей, его примеру последовали фельдмаршал Шереметев и генералы. Громыхали орудийные залпы, разносилась ружейная трескотня, полковые оркестры исполняли траурные марши – и под эти звуки вырос огромный курган, на вершине которого Петр укрепил крест с надписью: «Воины благочестивии за благочестие кровию венчавшиеся, лета от воплощения Бога Слова 1709 июня 27 дня».

Погребены были и погибшие шведы, погребальный обряд над ними был совершен пленными протестантскими священниками. На месте сражения и у редутов было обнаружено 9224 неприятельских тела, а вместе с собранными на расстоянии трех миль от места боя телами беглецов был захоронен 13281 труп. Общие потери русской армии убитыми и ранеными составили 4635 человек.

Отдав дань погибшим воинам, Петр в сопровождении генералитета отправился в Полтаву, где выразил свое восхищение героизмом гарнизона крепости и самоотверженностью всех ее жителей, в знак своей милости всенародно поцеловал в голову коменданта Келина. В беседе с ним Петр узнал, что во время осады погибли 1634 человека и ранены 1195, а шведов полегло при штурмах свыше пяти тысяч, что неприятель четырежды взбирался на вершину крепостного вала и столько же раз сбрасывался вниз, что на сей день в крепости осталось полторы бочки пороха и восемь ящиков патронов, однако гарнизон и жители не помышляли о сдаче.

Услышанное произвело на царя столь сильное впечатление, что после благодарственного молебна, проходившего под пушечные и мушкетные залпы, он посетил раненых защитников Полтавы, объявил многим об их награждении, а затем отправился обедать к коменданту Келину.

И здесь произошло то, чего он не мог никак ожидать. Под звуки трубы к нему прибыл шведский генерал Мейерфельд, сообщивший, что явился из Старых Санжар от короля Карла с предложением заключить с Россией мир на условиях, которые царь Петр предлагал Швеции минувшей зимой.

Переглянувшись с Меншиковым, Петр ответил:

– Поздно король принимается за мир; прежде предложенные нами кондиции уже не соответствуют настоящему положению дел. Впрочем, я не отрицаюсь от мира, но только на условиях приличных и сходных со справедливостью.

Выпроводив Мейерфельда, Петр глянул на Меншикова:

– Дождались, Данилыч? Верно ты сказал – это мы с тобой считаем, что разгромили короля под Полтавой, а он полагает, что просто снял с крепости осаду из-за неудачного боя и по-прежнему стоит во главе армии и может на равных вести с нами переговоры о войне и мире. Сколько у тебя после сражения осталось солдат в полках? Примерно по восемьсот душ? Бери шесть полков, прихватывай по пути Голицына с Боуром и поскорее выбей у моего брата Карла дурь, о которой я только что упомянул. А чтобы тебе легче было это сделать, я ближе к вечеру велю гетману отправить тебе на подмогу пару-тройку его полков. Пленив короля, возврати ему шпагу и прояви подобающие его особе почет и уважение, а изменника Мазепу прикажи заковать в кандалы, взять под строгий караул и не давать никаких поблажек. С Богом, Данилыч...

29 июня был день именин Петра, и он устроил новый пир, пригласив на него опять-таки пленных шведских генералов и полковников. Однако после пира их ждал не совсем приятный сюрприз – все они согласно знатности происхождения и чинам были распределены «для присмотру, надлежащего содержания и харчевания» между русскими военачальниками и вельможами. Князю Меншикову был поручен принц Вюртембергский, фельдмаршалу графу Шереметеву – фельдмаршал граф Реншильд, канцлеру Головкину – первый министр короля Карла Пипер.

Такая судьба ждала до отправки на поселение в губерниях центральной России и всех остальных пленных. Согласно традициям русской армии, она не содержала пленных в специально отведенных местах или лагерях, а до определения их участи отдавала под присмотр своим воинским чинам, которые несли за них ответственность: генералы попадали к генералам, штаб-офицеры к штаб-офицерам и так до сержантов и рядовых включительно.

В этот День пир состоялся не только в царском шатре, свое освобождение праздновали все жители Полтавы и ее бывший гарнизон – русские солдаты коменданта Келина веселились на всю Ивановскую, а казаки полковника Левенца гуляли от души и без удержу.

Король Карл прискакал к своему обозу в первом часу дня и был встречен прибывшими туда раньше него ранеными генералом Мейерфельдом и полковником Гиертом. Позже стали появляться другие беглецы: пешие и конные, одиночки и группы, раненые и невредимые, а генерал Левенгаупт привел с собой несколько полностью сохранивших боевой строй и воинскую дисциплину полков. Опасавшийся прежде захвата обоза русскими драгунами либо казаками Скоропадского и находившийся в подавленном настроении, Карл с прибытием войск Левенгаупта воспрянул духом и потребовал собраться у себя всем оказавшимся в обозе генералам, не забыв пригласить и гетмана Мазепу.

Вопрос решался один – что делать? То, что из-под Полтавы необходимо уходить, было ясно всем, кроме короля.

– Бегство постыдно! – напыщенно заявил он. – Лучше сражаться с врагом до последнего и погибнуть с честью, чем уронить славу потомков непобедимых викингов!

Но генералы хором настаивали на скорейшем отступлении от крепости, к их уговорам присоединился Мазепа, и Карл постепенно стал склоняться к общему мнению.

– А что посоветуете вы, генерал? – обратился король к Левенгаупту, единственному из всех присутствовавших хранившему молчание.

– По-моему, мы заняты бесплодным делом и попросту теряем драгоценное время, – раздраженно ответил тот. – Разве у нас нет опыта боя под Лесной, когда мне после поражения удалось спасти остатки корпуса? Точно так обстановка диктует поступить и сейчас: обоз и все лишнее сжечь, артиллерию вывести из строя, боевое имущество уничтожить, обозных лошадей распределить между пехотинцами и с запасом боеприпасов и провизии, которые можно взять с собой в походных вьюках, как можно скорее поспешить к Днепру.

– Генерал, вы только и умеете, что бегать от неприятеля! – взорвался Карл. – Если под Лесной вы потерпели постыдное поражение, то сегодня армия после не совсем удачного наступления возвратилась на исходные позиции и готова к продолжению боевых действий. А если вы намерены и дальше сеять панические настроения, лучше избавьте нас от своего присутствия.

Поклонившись королю, Левенгаупт молча вышел, но оставшиеся продолжали уговаривать Карла скорее уйти из-под Полтавы. Тот в конце концов пошел им навстречу, хотя поступил совсем иначе, чем советовал Левенгаупт.

– Моя армия не бежит, а временно отступает, – объявил он. – Поэтому мы выступим в поход со всем обозом и артиллерией, со всеми запасами снаряжения и амуниции, со знаменами впереди полков. Выход из сегодняшнего временного лагеря назначаю после захода солнца.

– Как тебе нравится этот генеральский балаган? – тихонько спросил Мазепа у Орлика.

– Не очень, – так же тихо ответил тот. – Скоморохи... Хотя понять их игру с королем можно – что им грозит, окажись они в русском плену? Ровным счетом ничего. А вот с меня и вашей ясновельможности у царя Петра спрос будет иной – перед плахой мы познакомимся и с дыбой, и с каленым железом, и с кнутом.

– Да, потешится он нашими муками вдоволь, – согласился Мазепа. – А потому пускай король разыгрывает из себя храбреца и дальше, а нам ребячество ни к чему. Я уже велел тысяче отборных казаченек из бывших сердюков и реестровиков оседлать коней и быть наготове, сейчас с ними поскачем к Днепру. А королю скажу, что отправился проверить, не перерезали ли русские драгуны или казаки Скоропадского дорогу на Переволочну и, ежели они сделали это, очистить ее от них...

Шведские войска выступили в путь вечером, и к утру следующего дня без всяких происшествий были в Новых Санжарах. Королю удалось поспать всего три часа, как его разбудил генерал Крейц.

– Ваше величество, русская конница преследует нас. Она почти рядом.

– Какова ее численность?

– Около пяти тысяч сабель, но она может быть лишь головным отрядом отправленной за нами в погоню кавалерии. Что прикажете делать – готовиться к бою или продолжать марш к Днепру?

– Делайте, что хотите, – равнодушно ответил Карл.

Генерал Крейц был близким другом Левенгаупта, находился в его подчинении в бою при Лесной и в сражении на Яковецком поле, поэтому, воспользовавшись ответом короля, поступил согласно совету Левенгаупта, который тот дал Карлу под Полтавой: приказал сжечь обоз, оставив повозки только для перевозки раненых, уничтожить всю поклажу за исключением той, что поместилась во вьюках, раздать обозных лошадей пехотинцам. В результате скорость движения намного увеличилась, и на рассвете 29 июня отступавшие добрались до Кобеляк.

Здесь от примкнувшего к шведам отряда запорожцев стало известно, что раньше беглецов преследовали царские генералы Голицын и Боур, а теперь их догнал князь Меншиков с несколькими полками драгун, который возглавил погоню. Сообщение было тревожным, и Карл приказал немедленно покинуть местечко. Поэтому, когда к Кобелякам в восьмом часу утра прибыла конница Меншикова, ее встретило лишь шведское прикрытие, завязавшее с драгунами бой за броды через речку Кобелячку с целью выиграть время для отрыва своих главных сил от противника.

Вечером того же дня шведы достигли Переволочны, где их поджидал находившийся здесь еще с 27 июня Мазепа со своим отрядом. С ним были запорожцы во главе с Гордиенко, которые решили до конца быть со своими союзниками, а не искать спасения в таборе нового кошевого Богуша в турецких Алешках.

Глазам Карла предстала мало радующая их картина: заболоченное пространство, сжатое с юга Днепром, с востока – впадающей в него Ворсклой, с северо-запада – речкой Пслом. С северо-востока пространство было окаймлено грядой холмов, с которых открытая, безлесая местность хорошо просматривалась и могла легко простреливаться. Местечко и замок посреди него были дотла сожжены экспедицией полковника Яковлева, и сейчас о них напоминали груды развалин. Однако хуже было другое – русские уничтожили все находившиеся в Переволочне и поблизости от нее переправочные средства, а преодолеть без них быстрый, достигающий здесь полумили в ширину Днепр было весьма непростым и рискованным делом.

Правда, казаки Мазепы и запорожцы в ожидании шведов не теряли зря времени и постарались собрать к месту будущей переправы все, что могло держаться на воде. Мазепинцы обшарили берега Днепра и Ворсклы, где не смогли побывать русские, и пригнали оттуда несколько десятков рыбацких челнов и паромов. Запорожцы, среди которых оказалось немало местных уроженцев, отыскали в близлежащих лесах штабели заготовленных селянами для своих нужд бревен и доставили их к Днепру.

Но этого было мало, ничтожно мало, чтобы в считанные часы перебросить на противоположный берег свыше двадцати тысяч шведов и казаков, не считая их лошадей, артиллерии, повозок с ранеными. А время шло буквально на часы – дозорцы Гордиенко сообщили, что не менее девяти тысяч драгун князя Меншикова с двадцатью орудиями на подходе к Переволочне, а за ними следует примерно столько же казаков гетмана Скоропадского. Необходимо было спешить, а генералам и Мазепе вновь, как в обозе под Полтавой, пришлось возиться с королем, который опять вспомнил о своей родословной и отказался переправляться на правый берег Днепра.