Текст книги "Ворон и медведь (СИ)"
Автор книги: Андрей Каминский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)
Он еще несколько раз плеснул кровью на застывших в молчании тюрингов, после чего подал знак и жрецы принялись сноровисто разделывать свиную тушу. Наспех поджарив мясо на полыхавших кострах, они раздавали капающие жиром, аппетитно пахнувшие куски, всем воинам. Первым получил свою долю Хеден, вторую Фреймунд, потом уже все остальные.
Внезапно от стены раздался звон колокольчиков и тюринги, обернувшись, увидели, как кошки беспокойно мечутся по частоколу, оглашая воздух громким мяуканьем. Одна за другой они соскакивали на землю, сбегаясь к святилищу. В следующий миг послышался рев рогов, а следом за ними – воинственные крики.
-За Христа и короля Хлодомира! Смерть язычникам!
Хеден, с измазанным кровью лицом посмотрел на Фреймунд и скупо усмехнулся.
– Кажется, Близнецам настало время проявить себя снова.
-На все воля богов, – пожал плечами жрец.
На склонах священной горы
Под покровом ночи, переправившись через Майн, трое союзных владык атаковали Фрейберг. Сигизмунд командовал воинами, нападавших на Фрейберг с северного склона, густо засаженными виноградниками и садами, – строго говоря, герцог Бургундии не сколько нападал, сколько закрывал защитникам укрепления пути для отхода. Король Хлодомир выбрал южный и западный склоны – второй, как наиболее пологий, был самым легким для атаки, но в то же время и самым укрепленным. Гибульду же достался восточный склон, поднимавшийся к Фрейбергу прямо от реки.
На восточный склон вышел и Хеден. Его ждали – едва шлем с вепрем поднялся над валом, как рядом свистнуло с десяток стрел. Некоторые пролетели мимо, другие ударили в подставленный щит. Хеден усмехнулся и коротко бросил.
-Утыкайте стрелами этих предателей!
Ответный смертоносный ливень пролился на алеманов. Многие из них падали, пронзенные стрелами, но остальные, подбадривая себя криками и проклятиями, упрямо лезли на вал. Сзади алеманов прикрывали собственные лучники, пускавшие стрелы в защитников Фрейберга – и многие тюринги падали с вала, также сражённые стрелами. Меж тем алеманы уже забрасывали наверх веревки с крюками, карабкаясь на вал. Сверху на них лился кипяток, сыпались камни и бревна, летели стрелы. Немало алеманов нашли смерть у подножия вала, но остальные, взобравшись, уже сцеплялись с тюрингами в жестокой рукопашной схватке.
Звон стали, свист стрел, воинственные вопли и стоны умирающих слились в один неумолкающий звук. У подножия вала быстро выросли груды трупов и алые ручьи стекали в Майн. Как не старались тюринги, но удержать вал им не удавалось – один за другим они бежали к распахнутым воротам между двумя башнями. Одним из последних отступил герцог Хеден – тремя ударами меча он убил трех кинувшихся на него воинов. Остальные на миг отшатнулись от свирепого герцога – и он успел проскочить в крепостные ворота, тут же закрывшиеся за ним. В следующий миг в частокол ударили мечи и палицы алеманов, вновь бросающих поверх кольев крюки и прислоняя к частоколу наспех сколоченные шаткие лестницы.
Одним из первых на вал поднялся герцог Гибульд – круша своим молотом черепа врагов, со своей всколоченной бородой и налитыми кровью глазами, он напоминал свирепого короля цвергов, внушая почти суеверный страх врагу. Рыча, словно рассерженный медведь он ринулся к частоколу, едва успев подставить щит от сыплющихся сверху камней и льющегося кипятка. Прикрываясь щитом, он подбежал к воротам и обрушил на них свой молот.
– Смелее, мужи алеманнов! – крикнул он, – сломайте эти чертовы ворота! И где этот проклятый Хлодомир?
Франки тоже не теряли времени даром: они уже поднялись по западному склону, выйдя почти к самому укреплению. С его стен на них тут же обрушился град стрел и копий, однако воины Хлодомира, пусть и неся потери, – не только от вражеских лучников, но и в выкопанных перед валом замаскированных ямах, утыканных кольями, – упрямо рвались вперед. Иные волокли за собой наспех сооруженные тараны из бревен – хоть им стоило немало трудов перетащить их за вал. На нем франки встретили самый ожесточенный отпор – вновь и вновь они шли на приступ, но всякий раз их отбрасывали назад. Однако Хлодомир, обладая огромным преимуществом в живой силе, мог себе позволить не считаться с потерями – и вскоре обескровленные тюринги отступили за частокол. В следующий миг он затрещал от ударов сразу нескольких таранов.
Другие франки меж тем атаковали с юга, тоже почти овладев валом. И лишь на севере, атаки шли довольно вяло, позволяя тюрингам все еще держать вал – Сигизмунд берег своих воинов, не торопясь тратить их жизни под стрелами врага.
Все же не франкам, а алеманам удалось первыми прорваться за частокол, когда под ударами бревен-таранов, ворота Фрейберга, наконец, рухнули. На ворвавшихся внутрь захватчиков со всех сторон кинулись тюринги и алеманы даже попятились под их натиском. Тогда Гибульд, размахивая молотом, сам повел воинов в бой. Чуть ли не в одиночку он прорвал строй тюрингов и, пройдя по их трупам, лицом к лицу столкнулся с Хеденом.
-Проклятый предатель! – выплюнул герцог, – клянусь Воданом, я сам принесу твою голову Круту.
– Клятвы твоим божком ничего не стоят, – расхохотался Гибульд, – есть только один Бог, что дарует нам победу.
Хеден с проклятием ударил мечом – но Гибульд успел подставить щит, одновременно обрушив на врага молот. Удар пришелся прямо в грудь Хедену – его спас только прочный панцирь. И все же герцог пошатнулся, ошеломленный пронзивший его грудь болью. Он еще успел занести меч, но Гибульд опять ударил молотом и клинок со звоном сломался. В следующий миг алеманский молот врезался в лицо Хедена, превратив его в кровавое месиво.
Алеманны разразились радостными криками при виде смерти вражеского предводителя и с удвоенной силой обрушились на дрогнувших тюрингов. Иные из них уже бросали мечи, сдаваясь на милость победителя, но другие продолжали отчаянно отбиваться. Однако, казалось, что надежды для тюрингов уже нет – когда над Фрейбергом вдруг пронесся громкий кошачий мяв. Он несся откуда-то сверху – и все участники сражения, на миг прервав бойню, невольно подняли глаза на этот звук.
На одной из башен, уже объятой пламенем, сидел кот или кошка – с золотисто-рыжей шерстью и огромными зелеными глазами. Никто раньше не видел этого большого, словно рысь, зверя, среди священных животных Фрейберга – однако сейчас его душераздирающий вой оказался настолько громким, что странным образом заглушал все звуки жестокого побоища. Зверь неотрывно смотрел на восток – и те, кто мог, также бросили взгляд туда. И в следующий миг защитники святилище разразились радостными криками, а Гибульд зарычал от бессильной злобы.
Со стороны Виртебурга, на берег Майна выходили все новые и новые воины – конные и пешие, вооруженные мечами и луками, копьями и топорами. Над всем этим, казавшимся неисчислимым воинством реяли стяги – с черным медведем Тюрингии, синей рысью Баварии и золотым грифоном , развевавшимся над головами чернокосых смуглых всадников, обильно поливавших стрелами восточный склон Фрейберга.
Золотой кот, издав еще один мяукающий вой, спрыгнул с башни и, словно растворился во тьме, исчезнув из вида. Впрочем, всем уже было не до странного зверя, когда у подножия Фрейберга разворачивался последний эпизод битвы за Виртебург.
Кошачья сыть
Герцог Баварии, на самом деле, колебался гораздо меньше, чем думал король франков: едва под стенами Регенсбурга появилось объединенное войско короля Крута и его союзника – аварского кагана Эрнака, как Тассилон тут же выбрал сторону. Крут взял в заложники всех жен и детей герцога, отправив их под конвоем в Скитинг. Одновременно он обещал поддержать притязания внуков Тассилона – сыновей покойного Родериха, – на Алеманское герцогство. После этого баварскому герцогу ничего не оставалось как присоединиться к походу Крута и Эрнака.
Союзники весьма удачно подгадали время – Хлодомир и Гибульд вывели из города большую часть войск, чтобы взять Фрейберг. Так что Виртебург Крут вернул буквально «с наскоку». Местные жители, изрядно разозленные на христиан за осквернение языческих святынь, горячо приветствовали короля и кагана. Перебив оставленный в городе франкский гарнизон, Крут не медля начал переправу через Майн, пока весть о потере города не достигла Гибульда и Хлодомира.
Аварская конница первой пересекла реку и сходу, проламываясь сквозь сады и виноградники, устремилась вдоль склонов холма, огибая его с севера и юга. Вместе с ними скакала и баварская конница, во главе с самим Тассилоном. Франки на южном склоне, уже почти овладевшие валом, не ожидали удара с тылу и были сметены почти мгновенно. На северном же склоне, где стояла армия Сигизмунда Бургундского, сопротивления оказалось еще меньше —брат короля, не приняв боя, попросту отошел, дав баваро-аварам беспрепятственно выйти в тыл Хлодомиру. Союзники подоспели вовремя – западные ворота уже рухнули и франкское войско было готово ворваться во Фрейберг, когда позади них послышались воинственные крики.
– Водан и Фрейр! За герцога и Баварию!
– Эрлик-хан, Сварги-каган, даруйте нам победу!
Тучи стрел обрушились на франков, оставляя множество убитых и раненных. В тот же миг аварская конница вошла во вражеское войско, словно раскаленный нож в кусок мягкого сыра. Ряды франков смешались: кто-то кинулся в бегство и был тут же застрелен аварскими лучниками, однако большинство перестроилось, чтобы дать отпор новому врагу.
– Убивайте их во имя Христа! – проревел Хлодомир, вскидывая над головой боевой топор. Вокруг короля сплотились воины-франки, заняв позиции между валом и частоколом. Авары, после нескольких попыток проломить вражескую оборону, расступились, давая дорогу спешившимся баварам – обилие всадников на относительно узком пятачке только мешало нападавшим. Воздух вновь наполнили воинственные крики и стоны умиравших, когда бавары сошлись в ожесточенной схватке с франками, пытаясь прорваться за вал. В бой своих воинов вел герцог Тассилон – рубя направо и налево, рыча, словно зверь с собственного герба, он стремился кровью искупить свои недавние колебания, доказать союзникам собственную преданность и занять достойное место среди победителей. Снеся несколько голов и отрубив чью-то руку, уже занесшую над ним меч, он почти прорвался за вал, когда перед ним встал сам Хлодомир. Доспехи короля франков были помяты, из множества мелких ран на руках сочилась кровь, но взор его был полон шального безумия.
– Вот ты где, предатель! – рявкнул он, – умри, пес!
Он обрушил топор на баварца, едва успевшего прикрыться щитом. Хлодомир, не давая противнику опомниться, молотил топором, заставляя Тиссилона пятиться назад, прикрываясь щитом. Вот герцог ступил в лужу крови и, поскользнувшись, растянулся на земле. Король франков с торжествующим криком метнулся вперед, занося меч, но опустить его не успел —тугая петля внезапно охватила горло Хлодомира. Послышался гортанный хохот – и тщедушная фигурка в нелепом наряде, пришпорила пятками черного жеребца, волоча по земле короля франков. Хлодомир, бросив топор, сорвал с пояса кинжал, пытаясь перерезать удушающую его веревку. Наконец, ему это удалось, но вскочить на ноги король не успел – к его горлу было приставлено сразу несколько аварских копий. Над его головой послышался конский топот, кто-то спрыгнул на землю и над королем нависло молодое скуластое лицо, скалившее зубы в издевательской усмешке.
– Сдавайся король, – рассмеялся незнакомец, – нет бесчестия в том, чтобы склониться перед каганом аваров.
Остальные франки, пав духом при виде поверженного короля, устремились в бегство, преследуемые прорвавшимися за вал аварами. Улюлюкая и выкрикивая оскорбления, кочевники топтали франков копытами коней, пускали в них стрелы, на плечах врагов врываясь во Фрейберг.
Фреймунд долго не вступал в битву – собрав жрецов и жриц, он молился перед идолами, прося их даровать победу тюрингам. Никогда еще его вера не подвергалась столь суровым испытаниям – особенно когда раздались крики о смерти герцога Хедена. В отчаянии Фреймунд поднял глаза к идолам Близнецов.
– Боги, о боги мои, неужели я служил вам напрасно. Неужели, Распятый победил вновь?!
Воздух над его головой вдруг заколебался, в лицо ударил сильный порыв ветра и в ночном небе проступила некая фигура. Фреймуд задохнулся от благоговения, когда над изваяниями воспарила высокая женщина поразительной красоты. Она носила лишь накидку из серебристо-серого меха и янтарное ожерелье, будто бы светившееся изнутри золотистым светом. Золотыми были и длинные волосы, выбивавшиеся из-под крылатого шлема с соколиными перьями. Вот соколиные крылья взметнулись за женской спиной и незнакомка превратилась в огромную хищную птицу. Ярко-синий глаз пристально глянул на Фреймунда и воздух наполнился громким клекотом. В следующий миг и это видение исчезло, но оно успело наполнить жреца небывалым воодушевлением. Одновременно он услышал кошачий мяв и громкие крики.
– Помощь идет! Король Крут! Боги с нами!
– Близнецы с нами!– крикнул Фреймунд, подхватывая с земли выпавший из чьей-то руки меч, – боги с нами! За Фрейра и Фрейю!
Его крик подхватили и все остальные – и потрепанное, почти павшее духом воинство Хедена, сплотилось вокруг жреца, ринувшись на алеманов. Те уже разворачивались навстречу более серьезному противнику – за вал прорвались тюринги и славяне, во главе с королем Крутом. Его удар смешал все порядки алеманов, глубоко вломившись в их войско. Гибульд, изрыгая проклятия, отражал сыпавшиеся со всех сторон удары и сам крушил молотом всех подряд – и вдруг встретился лицом к лицу с Крутом. Лицо герцога алеманов исказилось от злобы.
– Вот мы и встретились, щенок славянской суки, – выплюнул он, – может, я и умру сегодня здесь, но и тебе не быть королем!
Крут не стал тратить время на слова – быстрее молнии ударил меч, целя в сердце Гибульда. Тот прикрылся щитом и в следующий миг обрушил град ударов на Крута. Натиск герцога был столь неистов, что Крут попятился с трудом отражая удары боевого молота. Никто не вмешивался в схватку вождей – да и не смог бы, если бы даже захотел: алеманы и тюринги безнадежно перемешались, разбившись на множество одиночных поединков. Воинский опыт Гибульда превозмогал молодой задор Крута – умелым ударом герцог алеманов выбил из его рук меч. Король отшатнулся и тут же ощутил, что его спина уткнулась в частокол – тесня Крута, герцог загнал его в угол, лишив возможности даже спастись бегством.
– Вот и все, – оскалился Гибульд, – передавай привет папочке!
Он вскинул молот над головой Крута, но тут с частокола послышался душераздирающий вой. Герцог поднял глаза и невольно отшатнулся, увидев летящего на него золотисто-рыжего зверя, целившего острыми когтями прямо в лицо алемана.
– Сгинь, отродье Сатаны! – заорал Гибульд отмахиваясь молотом. Огромный кот, прямо в воздухе, скакнул в сторону, а в следующий миг Крут, сорвав с пояса кинжал, вогнал его под подбородок Гибульда. Герцог, покачнулся и рухнул замертво. Крут подобрал в земли его молот и, издав воинственный крик, ринулся в бой.
К утру все было кончено – тюринги, бавары и авары окружили своих врагов и перебили их – кроме тех, кому хватило ума сдаться. Среди пленных оказался и король Хлодомир, тогда как его брат, герцог Сигизмунд, отступил со своим войском на запад, так и не приняв боя. Третий же участник мятежного союза, герцог Гибульд лежал в кровавой грязи, а священные кошки Фрейи, собравшись вокруг мертвеца, жадно лакали вытекавшую из глубокой раны алую влагу. Один из котов, с лоснящейся иссиня-черной шерстью, запрыгнул на грудь герцога и с довольным урчанием начал глодать его лицо.
Интриги после боя
– Боги не оставляют тебя, король Крут! Сегодняшняя победа вновь доказала, что лишь ты – истинный владыка Тюрингии.
Одобрительный гул раздался со всех сторон, послышался звон кубков и хвалебные возгласы. Крут бросил быстрый взгляд на снисходительно усмехнувшегося Эрнака и тоже поднял кубок.
– Я отдаю должное и нашим друзьям – без них мы могли бы и проиграть сегодня. Сегодня мы восстанавливаем старинную дружбу между Тюрингией и Аварией: отныне мы вместе будем противостоять любому, кто осмелится посягнуть на наши владения.
Вновь послышались ликующие возгласы, хотя на сей раз они звучали заметно тише, а иные из пирующих и вовсе досадливо морщились, поднимая кубки. Однако это не нарушало общего настроя среди победителей, собравшихся в резиденции герцога Виртеберга. Праздничный стол ломился от блюд с жареной свининой, говядиной и кониной, кувшинов с вином и пивом. Помимо вождей союзных армий здесь пировали герцог Тассилон, жрец Фреймунд, жена кагана Ярослава и прочая знать Тюрингии и Аварии. На почетном месте восседал и франкский король Хлодомир – из уважения к родовитости знатного пленника, Крут пригласил и его на свой пир. Однако рядом с ним, словно в насмешку, каган Эрнак распорядился усадить свою сестру Оуюн – как ненавязчивое напоминание о том, что именно шаманка своим арканом повергла наземь Хлодомира. Неудивительно, что при одном только взгляде на покрытое белилами лицо король франков морщился, как от зубной боли. Впрочем, он уже знал, как обратить эту неприкрытую насмешку против своих врагов.
– Король франков умеет проигрывать, – громко сказал Хлодомир, вставая из-за стола и поднимая свой кубок, – и никто не скажет, что я не отдаю должное достойному врагу. Я пью за мужей Тюрингии и Аварии – а еще за их хитромудрых жен, что так много сделали для сегодняшней победы.
Крут криво усмехнувшись, поднял кубок, давая понять, что принимает этот тост. Эрнак же, поморщившись, лишь пригубил из поданного ему кубка, зато Оуюн, хрипло расхохотавшись, залпом осушила большую чашу с кумысом.
– Как скоро твой брат пришлет выкуп? – спросил Крут у Хлодомира, что сейчас сосредоточенно разрезал большой окорок, – если он не пришел к тебе на помощь в бою, так, может, он хоть здесь проявит расторопность.
– Сигизмунд все сделает, – сказал Хлодомир с набитым мясом ртом, – считать деньги у него получается лучше, чем воевать.
– Рад это слышать, – рассмеялся Крут, – значит я стану не просто победителем, но еще и очень богатым победителем. Фреймунд, не иначе и впрямь Фрейр благоволит мне.
– Тебе благоволят все боги, мой король, – кивнул жрец.
– Я тоже так думаю, – кивнул Крут, – ну, а пока золото еще в пути, ты будешь моим гостем. Я лично сопровожу тебя в Скитинг и сделаю все, чтобы ты чувствовал себя там как подобает королю.
Хлодомир пожал плечами, давая понять, что у него нет выбора, и накинулся на аппетитную свинину, запивая ее красным вином.
– Твоего пленника может сопроводить и князь Годлав, – вмешалась в разговор Ярослава, – ведь война еще не закончена. Еще остается Алемания, где Гибульд провозгласил королем Тюрингии твоего племянника Бедариха.
– Он совсем еще младенец, – поморщился Крут, – что он стоит без своего деда? Думаю, его мать сама придет к нам на поклон, когда узнает, что войско Гибульда разбито.
– А может и не придет, – не сдавалась Ярослава, – кто знает, у кого еще она захочет попросить помощи? Ты должен идти в Алеманию и окончательно закрыть вопрос с этим семейством.
– Кому и что должен король, матушка, я решу сам, – Крут в упор глянул на бывшую королеву и та невольно отвела глаза под рассерженным взором сына.
– Но твоя мать права, – пришел на помощь супруге Эрнак, – пока весть о разгроме Гибульда не долетела до Турикума, мы должны поспеть туда сами. К тому же – в Алемании можно взять ту добычу, что ты мне обещал в этом походе.
– Мои внуки еще в руках Брунгильды, – напомнил Тассилон, – нужно поспеть туда раньше, чем она захочет причинить им какое-то зло —тебе ведь все еще нужны верные люди во главе Алемании?
Крут, раздосадованный такой слаженной атакой, обвел всех троих недовольным взглядом и неохотно кивнул.
– Я думал поначалу заняться своим братцем-бастардом, – сказал он, – но он может и подождать. Утром идем на Турикум!
Уже позже Эрнак пришел в большой шатер, разбитый средь окруживших город виноградников: как истинный владыка степи, каган не признавал городской жизни, всякий раз предпочитая каменным крышам открытое небо. Кивнув охранявшим его воинам, молодой каган нырнул под полог. Изнутри, в вырытой в земле яме, горел костер, дым от которого уходил в отверстие наверху. Позади же огня раскинулось огромное ложе из шкур, где в вольготной позе разлеглась Ярослава. Рядом, с кувшином вина в руках, стояла и Неда – младшая жена кагана и дочь Ярославы. Обе женщины были совершенно голые, нося лишь аварские золотые и серебряные украшения.
– Дай мне вина, – Эрнак взял кувшин из рук княжны и, развернув ее спиной к себе, подтолкнул ее на ложе, – и ступай к матери. Покажи мне свою дочернюю любовь.
Сам Эрнак, небрежно развалившись на ложе, прихлебывал из кувшина, наблюдая, как Неда робко опускается рядом с матерью. Ярослава, уже привыкшая к мужниным причудам, тут же прильнула к ней, целуя ее грудь и живот, постепенно опускаясь ниже. Руки ее бесстыдно шарили по телу негромко стонавшей дочери, не избегая самых нескромных ее уголков.
– Довольно, – распаленный представшим перед ним зрелищем, каган приподнялся и, ухватив Ярославу за талию, притянул ее к себе, – иди ко мне. А ты, – он сунул пустой кувшин в руки Неде, – пойди, принеси еще вина.
Сгорая от стыда и с трудом сдерживая слезы, Неда, набросила первое, что попалось под руку и, бросив на мать ненавидящий взгляд, выскочила из шатра. Ярослава же, казалось, и вовсе не обращая внимания на страдания дочери, лаская супруга столь же изощренно, как и собственную дочь. Эрнак терпел недолго: он резко развернул жену спиной к себе, ставя ее на четвереньки и Ярослава протяжно застонала, когда каган, намотав ее волосы на руку, вошел в истекавшую влагой расщелину. Звуки их соития разносились далеко за пределы шатра, когда Эрнак неутомимо имел Ярославу, словно скачущий во весь опор всадник, нахлестывающий загнанную кобылу. Королева двигалась в едином ритме с терзавшим ее клинком из плоти, оглашая шатер стонами удовольствия. Былой испуг, когда Ярослава вынужденно стала женой кагана, давно исчез – с молодым, полным сил животным, вроде Эрнака, ей было хорошо – куда лучше, чем с покойным Германфредом. И отдавалась бывшая королева со всем возможным пылом: она дважды кончила, прежде чем каган, с животным рыком стиснув ее бедра, излился в ее лоно. В следующий момент он отпихнул жену и расслабленно развалился на ложе. Ярослава, уже выучившаяся причудливым обычаям тех далеких восточных краев, откуда пришли предки авар, послушно склонилась над его бедрами, вылизывая обмякший член.
– Ты быстро учишься, – самодовольно сказал Эрнак, наблюдая как ритмично движется на его бедрах голова королевы, – все же я был прав, что взял в жены тебя, а не Неду.
– Неда еще девчонка, – на миг прервавшись, подняла голову Ярослава, – прежде чем я научу ее всему, мне нужно и самой узнать как ублажать великого кагана. Когда она сменит меня на этом ложе, то станет куда опытнее, чем я сейчас.
– Может и станет, – усмехнулся Эрнак, – вот только куда она запропастилась?
– Оно и к лучшему, что ее нет, – сказала Ярослава, приподнимаясь на локтях, – мне нужно с тобой поговорить.
– О чем? – с интересом спросил Эрнак.
– Об Алемании, – сказала Ярослава, – когда вы придете туда – мой сын не должен добраться до Бедариха первым. Щенка Атаульфа нужно взять живым – и отдать мне.
– Зачем тебе мальчишка? – лениво поинтересовался Эрнак.
– Из-за его матери, – сказала Ярослава, – я ненавидела эту суку, когда она была старшей женой. И сейчас я хочу быть уверена, что все ее проклятое отродье никогда не взойдет на трон.
– А ты, злопамятна женщина, – усмехнулся Эрнак, – что же, я не против сделать любимой жене этот подарок. Но тебе придется как следует постараться, чтобы уговорить меня.
– Все что захочет мой муж, – сказала Ярослава, вновь склоняя голову над чреслами кагана и Эрнак застонал от удовольствия, когда его детородный орган обхватил ненасытный влажный рот.
