Текст книги "Ворон и медведь (СИ)"
Автор книги: Андрей Каминский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)
Сила и право
Королевский покой в Скитинге снова был полон народу. На резном троне, перед идолом Тюра-Ругевита, восседал король Крут, тогда как за столом перед королевским троном, рассаживались лучшие люди Тюрингии – князья, герцоги и жрецы. Справа от короля восседал волхв Ярогост, чей взор ни на йоту не утратил былой силы, заставляя ежиться даже самых отчаянных вояк. Слева же разместилась молодая светловолосая женщина, в роскошном синем платье, отороченном золотом по рукавам и воротнику. Стройную шею украшало золотое ожерелье с синим сапфиром, подобные же камни блестели и в золотых серьгах в ушах женщины – у Герды, вдовы покойного Родериха, не было причин жаловаться на скупость нового мужа. С тех пор как Крут взял ее своей старшей женой, баварская знать заметно укрепила свое положение в Тюрингии – старший сын Родериха, названным отцом которого стал сам король, был объявлен герцогом Алемании, а его дед, герцог Тассилон стал королевским майордомом. Сейчас он сидел рядом с дочерью, донельзя довольный своим положением и готовый преданно ловить каждое слово короля. Тень на его лицо набегала лишь когда он смотрел на вторую женщину, допущенную на этот совет – невысокую, широкую в кости, с черными волосами, завитыми во множество кос, и раскосыми зелеными глазами. Ее одеяние сильно выделяло ее не только на Совете, но и во всем Скитинге: черный халат, расшитый золотыми грифонами, терзающими серебряных оленей. Диковинные обереги, не похожие на те, чем обычно увешивались тюринги, только подчеркивали чуждость Алагай, второй жены Крута. Впрочем, ту это вовсе не смущало – тетка самого кагана Эрнака и по слухам, – одна из его любовниц, – Алагай неофициально считалась кем-то вроде аварского посла в Тюрингии и в этом качестве осмеливалась порой перечить не только первой жене, но и самому королю. Поговаривали, что еще в Аварии, Алагай сильносблизилась с новой женой кагана – и здесь она была глазами и ушами Ярославы, которая даже из далекой степи пыталась влиять на королевство. Сама же Ярослава также, в скором времени собиралась навестить сына, хотя мало кто из участников Совета был бы рад такому визиту.
Несмотря на то, что все члены Совета, явились в покой, собрание напряженно молчало, словно ожидая чего-то. Чего именно – стало ясно, когда распахнулись дубовые двери и в зал вошел король франков Хлодомир – исхудавший, заросший всколоченной бородой и со скованными впереди руками. Его сопровождали два рослых воина, вооруженных мечами и короткими палицами.
-Мой коронованный собрат, – Крут выдавил что-то похожее на улыбку, – рад тебя видеть снова.
– Я тоже рад тебя видеть, Крут – голос короля франков напоминал рычание медведя-шатуна, вырванного из зимней спячки, – не представляешь, как долго я мечтал о нашей встрече – с тех самых пор, как ты отправил меня в эту проклятую темницу.
-Ты недоволен нашим гостеприимством, – кивнул король, – что же, новые покои чуть похуже тех, что я предоставил тебе в самом начале. Но ты и сам виноват – зачем ты обманул нас? Ты заверял, что Сигизмунд не пожалеет золота на твой выкуп, а он и не думает вызволять своего брата. Совсем недавно я снова пытался воззвать к его чести – но твой брат просто казнил наших послов.
-Ему понравилось носить корону франков, – угрюмо проворчал Хлодомир, – такой же вероломный подонок, как и…
Он не договорил, но брошенный им взгляд на Крута яснее ясного показывал какое было бы продолжение. Это не осталось незамеченным – по залу пронеслось глухое ворчание, раздались возгласы, сообщающие о том, что нужно сделать с пленным королем. Крут одним движением руки заставил Совет замолчать – несмотря на молодость, король Тюрингии сумел поставить себя так, что желающих спорить с ним находилось все меньше.
-Твой бог оставил тебя, Хлодомир, – покривил губы Крут, – как и твой брат. И что мне теперь с тобой делать.
-Принеси его в жертву нашим богам, – кровожадно оскалилась Алагай, – если нужно, я сама вырву ему сердце на алтаре. Пусть франки узнают, что по эту сторону Рейна их ждет только смерть.
Некоторые участники Совета встретили это предложение одобрительными возгласами, однако таких оказалось немного –мало кто решился открыто поддержать нелюбимую многими аварку. Тассилон, перегнувшись через стол, быстро обменялся парой негромких фраз с Ярогостом, а тот, склонившись, что-то шепнул на ухо Круту. Тот кивнул и, повернувшись к Хлодомиру, усмехнулся пленному королю прямо в лицо.
-Кажется, из твоего братца тоже не получилось хорошего короля,– сказал он, -граф Луп Аквитанский, как говорят, почти отложился от франков и открыто якшается с сарацинами. А Вильгельм, твой бывший майордом, как говорят, стакнулся с бретонцами и от имени королевства решил вмешаться в свары Британии.
-Предатели и ничтожества, – выругался Хлодомир, – без меня там все пошло в разнос.
-Ну и ты, не так чтобы сильно отличился как правитель, – ехидно произнес Тассилон, – ваше Величество, мне кажется, франк еще может быть полезен. Смута в их королевстве на руку Тюрингии, а значит – в нужный момент мы сможем и вмешаться. И тогда законный король нам не будет лишним.
-Ты думаешь, я позволю себя использовать в ваших замыслах? – зло бросил Хлодомир, – да я…
-Тебя никто и не спросит, – издевательски ощерился Крут, – может, ты и законный король, но чего стоит твое право без силы. А сила сейчас у меня. Мне нравится твой план, Тассилон: посмотрим, как далеко зайдет нынешняя грызня у франков. Да и для тебя, Хлодомир, это чуть ли не последний шанс вернуть корону. Подумай над этим. Уведите его и сторожите хорошо – он мне еще понадобится.
Стражники увели вырывающегося и ругающегося короля, после чего Крут повернулся к жрецу.
-Что слышно у саксов?– спросил он.
-Ничего, – пожал плечами Ярогност, – с тех пор как Редвальд сбежал из Гарца, там все тихо.
-Постарайся все же разузнать, что с ним, – сказал Крут, – насколько я знаю своего единокровного братца, он еще напомнит о себе. Теперь насчет лангобардов…
-Прости, муж мой, – вдруг подала голос Алагай, – мой племянник будет сильно недоволен этим Советом. Он много раз говорил, что Тюрингия так и не отдала ему обещанные города, что вы уклоняетесь от помощи в войне против болгар. А то, что вы до сих пор оставили в живых этого франка…как бы каган не подумал, что вы решили сговориться с ним за его спиной.
-Что и как сказать моему другу и брату Эрнаку я решу и сам…женщина, – сказал Крут в упор глянув на свою жену, – и, кстати, это точно его мысли, а не моей матери, все еще думающей, что мне нужны ее советы, как править королевством?
-Ваша мать мудрая женщина, – сказала аварка,– нет ничего постыдного в том, чтобы прислушаться к ее словам.
– До сих пор я как-то обходился, – сказал король, – но если мне и понадобится ее совет – я спрошу его сам.
Под злым взглядом короля Алагай потупила взор и хотела было уже сказать что-то примирительное, когда из распахнутого окна вдруг послышался конский топор и гортанные крики. Крут изменился в лице, а его жена позволила себе слабую улыбку, когда услышала знакомый голос.
-Кажется, советы они будут давать вдвоем, – негромко сказала она.
Мать и жена, сестра и дочь
– Нет, не надо, пожалуйста! Я все сделаю!
Ярослава, босая и голая, стояла посреди огромного болота, наполненного вместо воды кровью, гноем и всякими нечистотами. Вперемешку с ними в вязком месиве виднелись и осколки грязного льда, от которого у женщины страшно мерзли ноги. Вокруг нее клубился туман, в котором мелькали пугающие тени, мерцали алые глаза и гневный голос монотонно повторял одно и то же.
– Думаешь, тебя простили? Ты что же, шлендра, совсем страх потеряла, забыла с кем связалась? Так я тебе напомню!
В тумане словно сам собою соткался голый череп, обрамленный седыми волосами, сливающимися с окружившим жуткую личину белесым маревом. В пустых глазницах извивались белые черви, а по волосам ползали крупные вши. Костлявая рука с длинными когтистыми пальцами протянулась к королеве и та, не сдержавшись, отчаянно закричала...
И проснулась в холодном поту, стуча зубами от пережитого ужаса. Ярослава находилась в гостевых покоях Скитинга, на огромном ложе, устланном тщательно выделанными звериными шкурами. Рядом с ней, задрав жидкую бороденку, безмятежно похрапывал Эрнак, совсем не разбуженный криком жены – или сам крик ей тоже приснился? Ярослава бросила взгляд на окно с распахнутыми ставнями – оттуда тянуло холодным ветром, от которого, судя по всему, у нее и мерзли ноги. Хотя молодому кагану холод, похоже, не мешал – во сне он сбросил легкое покрывало и теперь простирался на ложе совершенно голый. В иное время мускулистое мужское тело, покрытое причудливыми татуировками, обязательно бы вызвало интерес у старшей жены, но после пережитого кошмара Ярославе было уже не до плотских утех. Тем более, что они и так занимались этим весь вечер, с тех пор как вернулись в предоставленные им покои после разговора с Крутом.
При мысли о сыне Ярослава поморщилась, как от зубной боли: сегодняшние переговоры, столь же длительные, сколь и бесплодные, вызывали у нее настолько болезненные воспоминания, что на миг даже заставили отступить память о дурном сне. Жене кагана удалось уговорить сына не приглашать на переговоры своего майордома, сославшись на то, что это дело семейное. Строго говоря, Тассилон, став королевским тестем, тоже считался членом семьи, однако Крут не настаивал, согласившись на разговор с Эрнаком только в присутствии матери. Впрочем, даже вдвоем им не удалось переупрямить короля Тюрингии – ни угрозами, ни уговорами и увещеваниями. Главным камнем преткновения стала Вена – Крут сходу заявил, что не может отдать ее аварам.
– Тассилон мой хороший друг и помощник, его дочь – моя королева и я не могу оскорбить всю Баварию, заставив ее отдать Вену. В конце концов, бавары храбро сражались при Фрейберге и кто знает, как бы повернулась та битва, если бы Тассилон не выбрал правильной стороны.
– Он не выбрал бы ее, если бы не мои нукеры, – прошипел Эрнак, – или ты забыл, кто принес тебе победу?
– Конечно, я помню, мой дорогой отчим, – Крут позволил себе слабую улыбку, – но все меняется – и тебе теперь нужна моя поддержка, также как раньше я нуждался в твоей.
– Ты о болгарах? – вмешалась в разговор Ярослава, – мы давно просили о помощи и ждали, что ты...
– Просьба, – смакуя, произнес Крут, – мне нравится это слово. Да, я знаю, что тебе нужно войско Тюрингии – и я с радостью дал бы его...если бы не проблемы на западной границе. Но как только я разберусь с франками, то я сразу же приду на помощь моему брату Эрнаку. До тех же пор...ему придется довольствоваться тем, что я сохраняю мир на своих восточных границах и ему не приходится оглядываться на запад, воюя с болгарами.
– Хочешь сказать, я должен быть благодарен и тому, что ты не бьешь мне в спину, – чуть ли не прошипел Эрнак, злобно сощурив и без того узкие глаза.
– Ну что ты, брат? – деланно оскорбился Крут, – какие угрозы между старыми друзьями? Говорю же, я всегда готов прийти на помощь – а если ты вдруг захочешь уступить с Веной, так может я и оставлю франкские дела, чтобы помочь тебе еще быстрее.
Подобное предложение оскорбило Эрнака еще больше – король и каган расстались если и не врагами, то весьма недовольные друг другом. Ярослава же, как могла, пыталась примирить обоих молодых людей, с некоторых пор ставших почти одинаково близких ее сердцу. Хотя Крутом она была все более недовольна – зачем ему понадобилось так открыто противопоставлять себя аварам? Дерзкое поведение Крута было тем более неприятно, что он все меньше прислушивался к матери, ставя тем самым под сомнение ее влияние в Тюрингии. И это после всего, что она для него сделала! Вдовствующая королева все чаще чувствовала себя преданной и обманутой – и кем? Собственным сыном!
Внезапно Ярослава почувствовала сильную жажду – перед тем как лечь спать, супруги выпили немало вина. Ярослава подошла к небольшому столику, где стояла чаша с водой для омовения рук – и тут же с ужасом отпрянула.
Вместо воды чашу заполняли омерзительно воняющие седые волосы, лоснящиеся жиром и покрытые ползающими вшами.
– Что, не ожидала, светлая королева? – послышался за ее спиной ненавистный шамкающий голос, – когда должок отдашь?
Воздух в комнате резко похолодел и королева затравленно обернулась. На краю кровати сидела поросшая мхом нечисть, разжевывая нечто маленькое и шевелящееся. От спутанных косм омерзительно воняло, от чего у королевы сразу закружилась голова.
– Совсем запутались, – моховая старуха с сожалением запустила руки в кишащие вшами волосы и поворошила их, – а ну, подмогни!
Ярослава, обречено кивнув, подошла к столику где лежали ее женские принадлежности. Выбрав костяной гребень она вернулась к старухе и принялась расчесывать всколоченные волосы, с трудом продираясь сквозь жесткие заросли. При этом королева невольно посмотрела на так и не проснувшегося Эрнака.
– Живой твой муженек, живехонек, – хихикнула нечисть, поймав взгляд Ярославы, – только спит крепко, чтобы нам не мешать. Мне то он без надобности, у нас с тобой на другое уговор был.
– Я помню, – сдержанно кивнула королева.
– А что тянешь, раз знаешь? – прикрикнула моховая бабка, – или, думаешь, я вечно ждать буду, пока ты соизволишь со своими долгами расплатиться. Где ребенок, которого ты мне обещала?
– Я хотела его отдать, – в отчаянии сказала Ярослава, – правда.
Она вспомнила ту сумасшедшую ночь: черный дым над крышами Турикума, языки пламени, бросающие багровые отблески в озерную воду, аварских конников, с хохотом проносящихся меж горящих зданий, догоняя разбегавшихся во все стороны женщин и детей. На стенах замка еще продолжался бой, где алеманы давали совершенно безнадежное сопротивление союзному войску, а Ярослава, в сопровождении пары десятков воинов, уже металась по Турикуму в поисках бывшей королевы.
Она нашла Брунгильду в ее собственных покоях, вполголоса напевавшей себе что-то под нос и баюкавшей на коленях, маленькое тело, закутанное в какое-то грязное тряпье.
– Брунгильда, – сказала Ярослава, шагая вперед, – все кончено. Идем, со мной, вам не причинят вреда. Мой сын будет милостив к своему племяннику и...
Брунгильда подняла глаза и Ярослава осеклась при виде этого совершенно безумного взгляда. Брунгильда медленно встала на ноги, послышался глухой стук – это упало безжизненное тело двухлетнего короля. На горле Марка-Бедариха зияла глубокая рана. В следующий миг Брунгильда, дико расхохотавшись, вонзила нож и в свое горло.
Все это Ярослава рассказала моховой бабке, но та лишь равнодушно пожала плечами.
– Это не моя беда, – сказала она, подхватывая с пола сыплющихся с ее волос вшей и отправляя их в рот, – наш договор это не отменяет. Не смогла чужого достать – значит, отдашь своего.
– Но как же так...
– А вот так! – прикрикнула бабка, – в наказание за то, что пыталась меня за нос водить. Бездетной не останешься – у тебя их трое.
– Двое же, – растерянно пробормотала Ярослава.
– Скоро будет трое, – рассмеялась старуха, протянув грязную руку и похлопав по животу королевы, – что, думала, не замечу? Кагана твоего я, так и быть не трону, а вот сынок его, – сынок-сынок у тебя будет, я уже вижу, – мне вполне подойдет.
Новый сын? Ярослава не веря своим ушам, уставилась на моховую бабку. Та же, усмехнувшись, соскочила на пол и заковыляла к окну.
– Готова ждать пока ты не родишь, – обернулась нечисть, сверкнув зелеными глазами, – а там уже сама решай, кого отдать: этого младенца, среднего или старшего, молодого короля. А вздумаешь надуть еще раз – заберу всех троих, а с ними – и твоего муженька. Да и тебе самой мало не покажется.
С этими словами она заскочила на подоконник и, скорчившись, будто огромная лягушка, спрыгнула вниз. В последний раз разнесся в ночи глумливый смешок и все стихло. Ярослава, вдруг почувствовав сильную слабость в ногах, осела на кровать, обхватив голову руками. О том, чтобы подарить кагану наследника она мечтала давно, понимая, как возвысит это ее среди знати Аварии. К тому же, так она еще сильнее приблизит к себе Эрнака. С другой стороны...средний сын Ярополк, тринадцати лет от роду, сейчас воспитывается у своего дяди Годлава. Хороший мальчик, полный всяческого почтения к матери...не то, что Крут. Неблагодарный, она сделала для него все, а он платит ей таким пренебрежением! Может, из Ярополка получится лучший король?
Еще сегодня утром Ярослава бы плюнула в лицо любому, кто высказал бы ей то, что она обдумывала сейчас, но... с тех пор уже многое изменилось. Может, это решение действительно станет лучшим для всех?
– Что такое? – проснувшийся каган за ее спиной оторвал Ярославу от ее тяжких мыслей, – какого шулмуса тут так воняет?
– Я сейчас кликну рабыню, – очнувшись от своих раздумий, отозвалась Ярослава, – пусть приберет и проветрит все.
– Не спеши, – каган, резко встав, привлек женщину к себе, заваливая ее на ложе, – этот запах меня даже заводит.
Вскоре покой наполнился стонами, тяжелым дыханием и ударами плоти о плоть. Никто так и не заметил некое создание, притаившееся под ложем. Пока Ярослава, отгоняя от себя тяжкие думы, старательно выполняла супружеский долг, небольшое существо, передвигаясь короткими прыжками, незаметно выбралось из комнаты и зашлепало вниз по ступенькам.
– Шевелись, глупая девка!
Звонко щелкнула плеть и обнаженная Неда, потирая алый рубец на ягодице, метнулась к столику из слоновой кости. Взяв фаянсовую пиалу, она с поклоном подала ее Оуюн, разлегшейся словно большая кошка на выделанных шкурах лисиц и соболей. Сестра кагана носила немногим больше одежды, чем его жена – крепкое смуглое тело прикрывал лишь кожаный передник, на котором белым и черным жемчугом было вышито изображение огромной жабы. Самый дальний подвал Скитинга в котором поселилась черная шаманка освещали жутковатые светильники – человеческие черепа из глазниц которых мерцали раскаленные угли. Стены же украшали грубо намалеванные кровью и сажей изображения всевозможных чудовищ – страшных покровителей Оуюн.
– И почему ты понимаешь только кнут? – рассмеялась аварка. – Ну-ка пойди сюда.
Глаза Неды наполнились слезами, но, не смея ослушаться, она послушно опустилась на четвереньки и поползла к своей госпоже. Та, усмехнувшись, протянула стройную ножку в сафьяновом сапоге расшитом золотыми и серебряными нитями. Подползшая девушка прикоснулась губами к высокому каблуку и вопросительно посмотрела на Оуюн.
– Сапог сними, дура!– снисходительно сказала шаманка, отпивая кумыс из пиалы, – в жизни столько пешком не ходила, как в вашем проклятом Скитинге. Все ноги затекли!
Склонив голову в знак покорности, принцесса Неда, дочь короля Германфреда и жена аварского кагана начала осторожно стягивать обувь Оуюн. Испуганно поглядывая на аварку, Неда поставила сапог рядом с ложем, потом принялась за другой. Закончив с разуванием, она поднесла к ложу таз с водой омыв босые ноги Оуюн, вытирая их собственными волосами, после чего робко коснулась губами изящной ступни. Целуя ноги Оуюн, одновременно принцесса благоговейно рассматривала изящное женское тело, расписанное шаманскими татуировками. Три мира отражали они – жабы и змеи, символы преисподней, на руках и меж полных грудей дрались олень с барсом, символы земного мира, верхний же мир символизировали изображения птицы и знаки солнца. Однако древние символы мироздания Оуюн перетолковала в традиции черного шаманства. Мир подземный у нее оказался наверху – и змеи обвивали ее плечи и шею, в то время как солнечные знаки были где-то у ступней. И от бедер до шеи, через все тело тянулось изображение странного существа, напоминающего одновременно змею, жабу и уродливую толстую женщину со множеством грудей. К ним жадно присосались демоны-мангусы, изображенные в виде мерзких лягушат с небольшими рожками и острыми зубами. На животе, ниже пупка и чуть выше лона шаманки красовалось изображение огромной пасти, пожиравшей рыбу и птицу, скот и людей – символ всепожирающей утробы Земли, воплощенной в Черной Жабе – Хар-Мекле.
Оуюн без труда уговорила брата отдать Неду ей в ученицы: привыкший к причудам сестры и высоко ценивший ее колдовские таланты, Эрнак легко расстался с одной из своих младших жен. Ярослава пробовала возражать, но после того, как сама Неда неожиданно горячо заявила, что желает обучаться шаманскому искусству, старшей жене уже ничего не оставалось, как в очередной раз посетовать на неблагодарность своих детей.
Ярослава бы встревожилась еще больше, если бы узнала, о чем сговариваются ее дочь и сноха. Неда, после обряда у гнилой ивы, стала полной рабыней Оуюн, с готовностью участвуя во всех ее интригах. Колдунья же, по-прежнему видевшая соперницу в Ярославе, выжидала удобного случая, чтобы избавиться от нее. Она бы давно сгубила колдовством бывшую королеву, однако что-то мешало ей сделать это: чутье колдуньи подсказывало Оуюн, что и Ярослава пользуется покровительством некоей темной силы, схожей с той, которой оказывала почести сама аварка. Она пыталась расспросить Неду – и та подтвердила, что о матери ходят всякие темные слухи, но ничего больше принцесса не могла рассказать. Тогда Оуюн решила узнать правду иными способами.
Сейчас аварка лежала на шкурах, выгибаясь всем телом и издавая громкие стоны, больше напоминавшие рычание волчицы. Пальцы ее судорожно впились в растрепанную светлую шевелюру, ритмично двигавшуюся у нее между ног: Неда уже хорошо знавшая как нужно ублажать наставницу, сейчас старательно погружала язык в солоновато-влажные глубины. То, о чем раньше она не могла и помыслить, сейчас, спустя два месяца ученичества у колдуньи, стало для нее совершенной обыденностью – также как и поедание свежих трупов вместе с наставницей, и питье менструальной крови Оуюн и многое другое, что заставляла шаманка делать Неду. Одна Черная Жаба знала из каких темных восточных краев были принесены эти мерзкие обряды, однако они действовали – и Неда чувствовала, как в ней самой пробуждаются колдовские силы. Чтобы обрести реальную власть Неда была готова и не так угождать Оуюн – и сейчас она все с большим усердием зарывалась лицом меж стройных бедер, даря удовольствие своей госпоже.
Тело Оуюн выгнулось дугой, она с невероятной силой стиснула ногами голову Неды, изливаясь ей прямо в рот. В следующий миг Оуюн бессильно простерлась на ложе, тяжело дыша и закатив глаза от удовольствия. Одновременно она услышала влажные шлепки у входа в ее логово. Звуки становились все ближе: вот на ложе запрыгнуло что-то маленькое, подбираясь к голове шаманки. Та же, сильнее сжала ноги, закрывая уши Неды своими бедрами, а та послушно замерла, уткнувшись носом в треугольник черных волос, чуть не задыхаясь от терпкого женского запаха. Если шаманка не желала, чтобы кто-то видел и слышал о чем она беседует со своими посланниками – ученице остается только покориться.
Большая черная жаба замерла рядом с головой Оуюн, негромко квакая прямо в ухо шаманки. На лице аварки все шире расплывалась глумливая ухмылка, а под конец она и вовсе расхохоталась.
– Вот, значит, какой уговор у нашей королевы, – издевательски произнесла она, – что же, я помогу ей сделать правильный выбор.
