Текст книги "Морская ведьма(СИ)"

Автор книги: Андрей Каминский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

Келья Дезидерия не поражала роскошью, как остальной монастырь: небольшая кровать в углу, распятие на стене, со скромным алтарем, на котором еще дымился ладан, да большая икона с изображением Златорогого повергавшего ниц змеевидного Локиэля. Резким контрастом к этой показной скромности выглядел огромный стол ломившийся от яств – даже в императорском дворце, не говоря уже о замках герцогов или баронов Рейха, не видел Вальтеоф ничего подобного. Привыкший к аскетическим порядкам Ордена святой Вальберги, фриз с некоторым ошеломлением наблюдал, как пыхтящие от натуги служки один за другим мечут на стол все новые блюда: колбасы, начиненные мясом каплуна, рагу из оленьего мяса, жареную форель с травами, бараньи ноги, приправленные шафраном, кабанье мясо с изюмом и сливами, жареных павлинов и лебедей , пироги с мясной начинкой. Вершиной всего этого кулинарного апофеоза стала жареная косуля, разрезанная на куски и сильно приправленная горячим перцовым соусом.

И сам Вальтеоф и его спутники, оголодавшие с дороги отдавали должное богатому столу, но Понтифик превзошел аппетитом их вместе взятых– вгрызаясь в сочные ломти мяса, разгрызая кости и высасывая из них мозг, запихивая в рот огромные куски пирога. Зрелище было неприятным, даже при том, что несмотря на свою прожорливость, Дезидерий старался не заляпаться жиром и соусом, то и дело промокая пальцы в пиале с лимонной водой. Также он почти не пил вина– хотя рядом со столом стоял виночерпий, услужливо наполнявший кубки из кованного золота.

Наконец, когда стол опустел, оставив лишь груду обгрызенных костей и пустые блюда, а служки быстро прибравшись, покинули келью, зашел разговор о делах приведших в монастырь трех вельмож.

– Значит ты просишь у слуг Златорогого,– Дезидерий пристально взглянул в глаза фриза,– чтобы они помогли тебе овладеть Фризией?

-Он просил помощи у меня,– сказал Атаульф,– и я обещал, что вся империя поднимется против Мерсии. Вся, понтифик, – и твой орден тоже, как велит ему клятва вассала.

-Орден не присягал защищать мерсийцев и их прихвостней,– небрежно произнес Дезидерий, качнувшись вперед всем телом. Огромный нарост колыхнулся и Вальтеофа накрыла такая волна отвращения, что он с трудом удержался, чтобы не отвернуться.

-Вальтеоф отверг мерсийских демонов,– сказал Атаульф,– а вместе с ними – и власть бретвальды. Хватит терпеть на севере нож, направленный в сердце Империи, пора вырвать сорняк с корнем, чтобы засеять это поле добрыми хлебами.

-В первый раз слышу, чтобы на морском берегу колосились хлеба,– произнес понтифик, переводя взгляд на фриза,– а местные знают, что они отвергают мерсийцев? Сейчас корону Фризии носит Вульфрам и, насколько мне известно, он предан Люнденбургу.

-Вульфрам мой младший брат,– с ненавистью произнес Вальтеоф,– прознав о моих планах восстановить древнее королевство Фризов, он донес об этом мерсийцам и вскоре у Утрехта и Дорестада высадились армии Эдгара, короля Кента и Альфреда, короля Сассекса. Мне пришлось бежать в Рейх, а Вульфрам взошел на трон. Помоги мне взойти на престол, Понтифик и я клянусь, что разорву цепи, приковавшие нас к Мерсии и присягну Рейху, а храмы Златорогого и Солнцеликого будут стоять по всей Фризии.

-Как щедро, -желчно усмехнулся Дезидерий.

-Это удачный момент, понтифик,– добавил Атаульф,– Мерсия сейчас слаба, как никогда. Бретвальда Канульф – стар и немощен, а его жена– блудница, чуть ли не на глазах у всего двора предающаяся похоти с оферэлдорменом Сигвардом. Короли саксов и англов ропщут и этот ропот доносится и до вассалов Мерсии. В Трир уже тайно приезжали посланцы Свейна, Ярла Дании, неспокойно и в Сконе. Мы обрушимся на Мерсию всей своей мощью, возьмем Дорестад и Утрехт, разрушим проклятый Иггенсбург и наконец-то твердо встанем на берегу Северного моря!

-Дания, Фризия, – поморщился Дезидерий,– все это уже принадлежало Рейху, ты забыл? Даже если мы обретем их вновь– что помешает Мерсии, когда она окрепнет, а мы ослабеем или будем заняты с другим врагом, вновь ударить нам в спину? Так как это было когда с востока пришли меркиты? Нет, если и вступать в войну, только до тех пор пока вековечный Враг не будет сокрушен окончательно!

Атаульф переглянулся с Людвигом и Вальтеофом, на лице которых читался все тот же невысказанный вопрос: «Он обезумел?»

– Мерсия слишком сильна,– неуверенно сказал Вальтеоф.

-От Биармии и до дальних берегов в Море Мрака простерлись владения бретвальды и его союзницы в Люти,– произнес Атаульф,– земли, населенные омерзительными дикарями и поклонниками темных богов, обитель Боли, Крови и Ужаса. Можно вышвырнуть их из Фризии или Дании, но как можно окончательно разгромить тех, кто может обрушить на наши головы бесчисленные орды, что злобой своей и нравами подобны демонам.

-Орден поклялся воевать против врагов Христа, где бы они не находились,– прогремел Дезидерий,– и не к лицу императору вести столь малодушные разговоры. Сердце и голова Дракона– в Люнденбурге, обруби ее и все чудовища, демоны и вампиры, что заселяют морозный Север, покрытый ядовитым туманом Восток и заокеанский Запад– все падут перед Солнцем Правды и мечом Златорогого. Ты спрашиваешь, пойдут ли братья Ордена в бой за этого фриза, Атаульф? Вот тебе мое слово– мы огнем и мечом пройдем через Фризию, но только если ты пообещаешь, что война не закончится до тех пор, пока армии Рейха не ворвутся в Люнденбург, а вместо капищ Одноглазого по всей Британии воздвигнутся храмы Солнечного Овна!

Глаза Дезидерия горели фанатичным блеском, сильные пальцы сжались, будто хватая что-то, лицо исказилось. Он привстал за столом и огромный нарост на его теле вновь заколыхался, будто под ним билось что-то живое. В сочетании с яростной и страстной речью понтифика, это выглядело настолько жутко, что Атаульф невольно кивнул, соглашаясь – правда Вальтефон заметил как в глазах кайзера блеснул злой огонек.

-Ты станешь великим правителем, Атаульф,– торжественно провозгласил Понтифик, размашисто перекрестив всех троих,– тебя запомнят как императора, окончательно сокрушившего Зло Севера. Сегодня, мы вместе выедем из Санкт-Галлена объявляя всем твою волю – и в замке Ивердон я возвещу о начале Великого Похода!

Последующие несколько дней они провели с Понтификом, взявшимся самолично объезжать замки Ордена. Последним стал Ивердон– главный оплот Ордена, возникший на месте римского укрепления. Именно там, когда меркиты обрушились на Германию, Лиутпранд Седьмой, предок нынешнего понтифика собирал воинов для отпора поклонникам Кровавого Бога. Здесь горел вечный огонь, поддерживавшийся святыми сестрами замка-монастыря, а недалеко от озера Нешатель дышали паром горячие источники, которым молва приписывала целебную силу. И хотя полвека назад резиденцией понтифика стал монастырь Святого Галла, все же главной святыней Ордена остался исполинский замок у отрогов Юрских гор.

Горячие пары, раздуваемые кузнечными мехами, устремились вверх внутри полой статуи Хеймдалля-Михаила. Трубный глас, вырвавшийся из огромного золотого рога, потряс древние горы. В тот же миг ему эхом отозвались трубы от близлежащих замков, подавая знак дальним, а те – далеким, разнося по всем владениям Ордена весть о начале Крестового Похода во имя Непобедимого Солнца.

А потом был пир, собравший в парадном зале Ивердона, как братьев Ордена, так и соседних баронов, вассалов герцога Людвига Баварского и Бернарда Ломбардского. Сами властительные герцоги тоже пребывали здесь: рыжебородый пузатый здоровяк Бернард и черноволосый поджарый Людвиг, иронично посматривавший вокруг раскосыми зелеными глазами. Одна за другой поднимались здравицы во имя «светлейшего кайзера», «святейшего понтифика», «доблестного герцога» и, конечно же, за «законного короля Фризии», сидевшего на почетном месте рядом с Атаульфом. Сидевший неподалеку понтифик, как и раньше, почти не пил вина – зато налегал на мясо, рыбу, пироги и прочие яства, метавшиеся на стол запыхавшимися служками. Гости же вином не брезговали, как, впрочем, и многие хозяева. Сновавшие меж столов и скамей девушки, будто и не замечая собственных монашеских ряс, вовсю строили глазки захмелевшим воинам, все больше распускавшим руки. Девушки, похоже, вовсе не возражали против их грубых ухаживаний и сальных шуток, только взвизгивая когда иной из подвыпивших баронов слишком сильно хлопал по упругому заду. Вальтеоф понял, что многочисленные слухи о нравах в женских монастырях Рейха ничуть не сгущали краски, однако это его только воодушевляло. На его глазах то один, то другой воин сграбастав в охапку хихикающую девушку стремился укрыться в одной из келий. Сам Вальтеоф, с пьяным вожделением смотрел на наливающую ему вино голубоглазую красавицу, с губами, алыми словно спелые вишни. Заметив, как смотрит на нее фриз, она рассмеялась, сверкнув жемчужно-белыми зубами, и, приложив палец к губам, поманила его за собой.

Валтеоф сам не помнил, как вышел из зала и, пропетляв по петлящим коридорам, оказался за стенами Ивердона, выйдя к сырой, заволоченной душными испарениями низине, простиравшейся до самого озера. Неверным шагом он следовал за девушкой, спускавшейся к курящимся паром ямам, наполненным горячей водой. Остановившись возле одной из них, девушка, лукаво улыбнувшись, ухватила подол рясы и одним движением задрала ее, показывая, что под монашеским облачением у нее ничего нет. Полными, влажными от пота грудями и бедрами, она прижалась к Валтеофу и, смеясь, заставила его разоблачиться. Скинула платок, расплескав по плечам роскошные русые волосы. Сграбастав девушку в объятья, Вальтеоф впился в алые губы жадным поцелуем, в то время как его рука коснулась влажных завитков внизу живота. Протяжный стон вырвался из губ девушки, когда палец фриза проник в ее текущую расщелину и монашка опустилась в ближайшую «ванну», увлекая за собой рыцаря. Горячие, будоражащие кровь пары обжигающе-ласково касались вспотевшей кожи, пока хмельной от похоти и вина фриз резкими толчками входил в разгоряченное лоно извивавшейся под ним девушки.

Вальтеоф проснулся словно от толчка, от слишком громкого удара сердца. Фриз приподнялся на локтях и осторожно огляделся: он лежал почти по шею в исходящей парами горячей ванне, обволакивающей его тело приятным теплом. Несмотря на это хмель почти выветрился из его головы – возможно, таковы были целебные свойства горячих источников. Девушка-монашка куда-то исчезла.

Затем он услышал. Неподалеку послышался плеск и следом – негромкий голос, что-то ласково выговаривавший неведомому собеседнику – столь тихо, что Вальтеоф не мог разобрать ни слова. Тем не менее, это был явно знакомый голос – только со столь непривычными интонациями, что фриз не смог опознать говорившего. Напрягая глаза, он вглядывался в клубы пара, но мог различить лишь смутные силуэты в тумане. Было в них что-то странное и в то же время пугающее, невольно заставившее фриза опустится в яму, чтобы не привлекать излишнего внимания.

Неожиданный порыв ветра всколыхнул и развеял пары, открыв на мгновение низину с горячими источниками. Возле одной из ям Вальтеоф увидел высокого, отлично сложенного человека с наголо бритой головой. Стоя спиной к Вальтеофу, он бережно удерживал за талию щуплое обнаженное тело, осторожно омывая его теплой водой. Тонкие руки и ноги цепко обхватывали могучий торс, смыкаясь чуть ниже ребер.

Вальтеоф, смутившись, решил, что прервал чье-то интимное уединение, когда, приглядевшись, понял свою ошибку. Тонкие руки и щуплые лодыжки сковывали небольшие, можно сказать изящные кандалы, отливавшие чистым золотом. Сейчас обнаженный гигант осторожно размыкал оковы, разминая покрасневшие суставы и бормоча что-то успокаивающе-ласковое. Ярко-красные полосы тянулись по белой коже, обхватывая грудь и талию – Вальтеоф понял, что это следы от веревок совсем недавно привязывавших оба тела друг к другу. Сами веревки валялись тут же на земле. Едва освободившись, прикованный человечек судорожно задергал руками и ногами, словно собираясь бежать, но воин (Вальтеоф как-то сразу решил, что гигант был воином) бережно поглаживая дрожащее тело, заставил его успокоиться.

Головы спутника гиганта Вальтеоф не видел – складывалось впечатление, что прикованный засунул ее под мышку воина, прижавшись к его груди. Но тут великан повернулся– и Вальтеоф не удержался от изумленного вздоха. К счастью, ветер дул в его сторону и готовившийся погрузиться в ванну воин так и не услышал его.

Головы не было – тонкая шея, будто врастала под широкую грудь, образуя уродливый нарост на мускулистом торсе.

Ошеломленный Вальтеоф не в силах пошевелиться смотрел, как ему казалось, прямо в лицо гиганта. На какой-то страшный миг фризу показалось, что воин его узнает, но нет – продолжая бережно поддерживать хрупкое тельце, великан медленно погрузился в горячую воду. Сдавленный стон вырвался из его губ, могучие руки бережно гладили дрожащее тощее тело, порывисто прильнувшее к гиганту. Эту сцену, одновременно трогательную и омерзительную, скрыли сгустившиеся вновь пары, затянув уродливое и причудливое существо, наслаждавшееся горячей ванной. Стараясь не шуметь, Вальтеоф осторожно, чуть ли не ползком вылез из ямы и, на ощупь собрав разбросанную по земле одежду, ретировался в сторону замка.

Несколько дней молодой фриз ходил сам не свой, постоянно думая о случайно увиденной им постыдной и пугающей сцене. Все в замке теперь внушало ему гадливое отвращение, а необходимость встречаться с понтификом превратилась почти в пытку. Как никогда искренне и пылко вознес Вальтеоф хвалу Нахеллении, Солнечному Христу, Михаилу и даже Одину, когда узнал, что кайзер покидает орденский замок, чтобы подоспеть в Трир, когда туда съедутся его вассалы. Следом выехал и Людвиг – герцог спешил в Регенсбург, чтобы собрать свое воинство, прежде чем присоединиться к Атаульфу.

Отъехав от замка на несколько миль, фриз не выдержал и рассказал своим спутникам, об увиденом той ночью. Втайне он опасался и в то же время надеялся, что его поднимут на смех, однако лица кайзера и герцога неожиданно помрачнели, а Людвиг даже сделал жест, отвращающий зло.

-Ты узнал его?– хмуро спросил Атаульф.

-Да,– кивнул Вальтеоф,– это был...

-Мы все знаем, кто это был,– хмыкнул Людвиг,– это не настолько страшная тайна, как делают вид в Ирендоне.

-Но...что это с ним?– тихо спросил Вальтеоф.

-Говорят, проклятие,– пожал плечами герцог,– сорок лет назад Ратхис, прежний понтифик, уличил семью из восточного Гарца в поклонении Цернобоку. Отца семейства и двух его сыновей разорвали лошадьми, дочь насиловали до смерти, а мать заставили на все это смотреть. Ее убивали последней, поскольку она и была главной ведьмой в этой семье, отвратившей мужа от Солнцеликого и посвятившей детей Врагу. Ее закопали в землю по шею, а потом накидали сверху веток и развели над головой костер. В предсмертных судорогах она выкрикнула страшное проклятие, а через несколько лет супруга Ратхиса родила двух сросшихся близнецов, один из которых оказался ацефалом..

-Так говорят,– хмыкнул Атаульф, – только сдается мне, это байка, которую пустил сам Ратхис,– он ведь понимал, что совсем скрыть правду не удастся. Тогда ведь умерла и его дочь – и многие говорили, что не случайно понтифик взял в жены дурнушку из захудалого швабского рода, которая тоже быстро скончалась – как и повитуха, якобы принимавшая роды. Еще со времен Империи, лангобардские короли считали себя избранными, а с тех пор как Удальрих, отнял у них светскую власть, оставив лишь сан понтификов, они замкнулись в прошлом, цепляясь за чистоту угасавшего рода. Об этом не говорят вслух, но многие знают, что они веками предавались кровосмешению – братья с сестрами, отцы с дочерьми. Подставные жены из худородных замухрышек, незнатные мужья, закрывавшие на все глаза ради возможности породниться со столь славным родом. Сам Ратхис был шестипалым, его дед Ариперт родился с белыми, как у старика волосами и красными глазами. Стоит ли удивляться, что этот род закончился, – ведь у Дезидерия нет наследника,– таким позором? Ратхис оставил отпрыскам жизнь – ведь других детей он вряд ли успел бы зачать, да и не от кого – со смертью дочери больше не осталось женщины, с которой он смог продолжить династию. Дезидерий воспитывался в Ивердоне только самыми доверенными людьми, а когда настала пора выйти к людям, он всячески скрывал свое уродство. Но разве такое спрячешь? Он носит столь просторные одежды, сколь это вообще возможно, он ест за двоих – потому что ему и вправду надо кормить два тела. Его мозг сжигает мысль, что он последний в своем роду – поэтому он и настаивает на войне с Мерсией, потому что хочет уйти к Златорогогому со знанием, что сокрушил самого страшного врага христианства.

-И все же он держится,– заметил Людвиг,– думаю, он считает, что это крест, посланный в испытание Солнцеликим и старается нести его достойно. Наверное только вера помогает ему не сойти с ума– я бы давно свихнулся, вынужденный день и ночь заботиться о том, чтобы скрывать от всех своего безголового брата.

-Это не брат,– тихо сказал Вальтеоф и зачем-то опасливо огляделся. В голове разом всплыли сцены той ночи – худенькое тело, дрожащее в руках Дезидерия, огромные ладони оглаживавшие белую кожу, ритмичные движения смутно различимые за завесой пара.

-Это не брат,– повторил фриз,– это его сестра.

Рисса

Венды не стали оставаться в замке врага – вынеся из Ангрсборга все мало-мальски ценное, они подожгли величественное строение. Богумил вместе при этом стоял у кромки воды и, торжественно воздев руки, читал молитвы Витту Четырехликому и Михаилу Златорогому, призывая их раз и навсегда изгнать демонов владеющих этим местом. Рисса скрипела зубами, на ее глазах блестели слезы, при виде полыхающего замка. Но в то же время про себя она злорадно думала, что сердце замка – глубокие подземелья останутся недоступны огню. А значит, глупые варвары напрасно радуются своей победе – придет день и Ангсрборг восстанет из пепла во всем своем пугающем величии.

Пока же варвары, не догадываясь о реваншистских мечтах Риссы, чувствовали себя полными хозяевами на острове. Обложив данью жителей Ви и отобрав скот у бондов – говоря при этом о том, что они освободили их от иноземного гнета – венды проводили время в разгульных празднествах. Братья Святого Витта от них в этом не отставали– их покровитель не требовал от них столь строгого воздержания, как в других орденах Рейха. А князь и вовсе не был связан обетами– он считался светским владыкой, покровительствующим Ордену, но сам не состоял в нем. Свиные туши жарились на вертелах, в луженые глотки неиссякаемым потоком лилось вино из погребов Нектоны, а постели воинов грели гутские девки, уведенные из окрестных деревень. Пьяные гимны Бальдру-Христу и Свентовиту оглашали округу, совместно с поношениями языческих богов, заставляя Риссу скрипеть зубами в бессильной злобе. Она надеялась, что Богумил упьется вместе с остальными и не успеет приготовить проклятое зелье либо ошибется в его составе. Но волхв не пьянствовал, да и князь не давал ему забыть о долге. Поэтому, едва закончив обряд «очищения» Богумил, взяв посох и походную сумку, ушел в лес. Его не было несколько часов, когда он наконец вернулся держа в одной руке целый сноп различных трав, а в другой– слабо шевелящуюся кожаную сумку. Сев у костра он начал отмерять части отобранных им растений, кидая в небольшой котелок стебли, листья, ягоды, корешки. Затем волхв развязал сумку и ловко вытащил оттуда извивающуюся змею, которой тут же отрезал голову. Сцедив кровь в зелье, он высыпал туда же пригоршню серебряной пыли, шепча над ней молитву. Все это время Рисса стояла рядом и князь держал у ее горла кинжал с широким лезвием. По его лицу тек холодный пот– похоже Рогволод сумел осознать, что будет если волхв не успеет приготовить снадобье. Но вот Богумил в очередной раз посмотрел на закипающий отвар, на его цвет и густоту и, удовлетворенно кивнув головой, снял котелок с огня и поднес к Риссе.

-Пей – требовательно произнес он, а князь еще сильнее прижал лезвие к ее горлу. Рискуя жизнью, Рисса еще раз попыталась пробудить в себе хоть часть силы – нет, все глухо.

-Пей, кому говорят! – распаляясь, рыкнул князь и Рисса, обжигаясь, принялась глотать жидкость. Когда котелок опустел, волхв удовлетворенно кивнул и князь убрал руку с кинжалом от ее горла. Весь последующий день волхв только и занимался тем, что искал нужные травы и готовил отвар, который он сливал в бутыль из под вина.

Несмотря на то, что Рогволод смотрел на Риссу с неослабевающим вожделением, он пока не делал попыток овладеть ее телом. Судя по паре фраз, которыми он обменялся с Богумилом, он не хотел рисковать, вступая в связь даже с такой, обессиленной ведьмой. Князь был готов еще помучиться неудовлетворенным желанием, развлекаясь с деревенскими девками, в ожидании того, как Риссу привезут в его владения, где волхв сумеет связать ее более надежно. Девушку подобные разговоры сильно беспокоили, но она прекрасно понимала, что ничего не может сделать. Сбежать она тоже не могла – лежа связанной в одной из лодок, где ее попеременно сторожили волхв и князь. Оставалось только ждать когда ее враги все-таки потеряют бдительность.

На третьи сутки после взятия замка и разграбления Ангрсборга прибыли первые корабли от Годлейва. Они принесли с собой безрадостные вести: не всем братьям Ордена выпала удача захватить один из замков владык Люти, от Упсалы, Аландов, Эйсюслы венды отступили с большими потерями. Богумил рассказывал еще более тревожные известия – каким-то образом он узнал, что король Этельред на реке Гёта-Эльв разбил датчан и вальбержцев, а Ягморт совместно с норвежцами пустил на дно датский флот и сжег Еллинге, укрепив свою власть в проливах. Сейчас бьярмиец шел на восток со всеми своим флотом, чтобы соединиться с местными князьями и уничтожить захватчиков. Сам Годлейв принял решение уходить на юг, что и советовал делать остальным князьям, даже не находившихся в под его непосредственным командованием. Рогволод последовал его совету и приказал покинуть Готланд.

Ладьи грузились захваченной добычей и одна за другой отчаливали из Ви, на радость прячущимся по домам и лесам горожанам. Риссу – по прежнему связанную и беспомощную швырнули в фреккогг самого князя. Туда же перебрался и Богумил. Зазвучали отрывистые команды и парус с крестом Четырехликого взвился над водой. Флот князя Рогволода уходил на юг, увозя в неизвестность последнюю наследницу Готланда, к чьим честолюбивым мечтаниям теперь добавились и планы мести.

Последующие дни оказались унылыми и однообразными. Серое свинцовое небо над головой, серые волны плещущие за бортом, светлобородые венды и саксы возящиеся с корабельными снастями или сидящие на веслах в ладьях. Она лежала связанной на тюке дорогих тканей, взятых во время грабежа Ангрсборга , там же где лежала доля князя Рогволода. Хорошо еще, что он все таки позаботился о том чтобы одеть ее в платье, согревавшее девушку по ночам. Несколько раз в день князь снимал с нее путы, позволяя размять затекшие руки-ноги, но при это не сводил с нее глаз, особенно зорко следя за тем чтобы поблизости от нее не оказалось оружия или чтобы пленница не вздумала сигануть за борт. Последнее представлялось вполне возможны – Рисса отлично плавала и ее поступок вовсе не был бы жестом отчаяния. Ей бы только продержаться на воде, дожидаясь когда вернутся ее силы, а там уже призвать на помощь какую-нибудь морскую тварь с которыми она давно научилась управляться. Но князь не сводил с нее глаз и всегда был рядом. В тот момент когда его грубые руки соприкасались с гладкой кожей пленницы Рисса чувствовала как Рогволода трясет от похоти. Может быть девушке и удалось бы соблазнить князя, если бы не бородатый волхв не сводящий с нее глаз и постоянно напоминающий князю КТО эта светловолосая красавица. Утром и вечером он подносил ко рту Риссы полную чашу и она, морщась глотала зелье, делающее ее беспомощной.

Меж тем флотилия Рогволода прошла вдоль западного берега Готланда и вошла в Элландсунд. Длинный узкий остров пока оставался в стороне от войны– его правитель, хитрый старый ярл Освин выжидал, не торопясь ни выступить на стороне Мерсии, ни примыкать к Рейху и Дании. Именно поэтому Рогволод устроил стоянку на Элланде, выбрав совершенно пустынный берег. На острове князь следил за Риссой в два глаза, с особой тщательностью проверяя ее путы. Богумил тем временем пополнял в лесу запасы нужных растений для зелья, в то время как один из его учеников присматривал за мешком в котором шевелились ядовитые змеи.

К берегам Смоланда Рогволод причаливать опасался– даже с моря были видны огромные клубы дыма подымавшиеся от разоренных сел и городов. В отличие от Сконе, быстро признавшего власть датского короля, Смоланд раскололся– одни правители встали на сторону Рейха, другие начали ожесточенную войну с захватчиками. Никто бы не взялся предугадать как бы встретили на побережье братьев Святого Витта.

Наконец Эланд и Смоланд остались за бортом, а вскоре на горизонте появился остров Борнхольм – уже вполне союзный имперцам. Через некоторое время глазам Риссы открылась Земля Вендов, к которой и направились корабли Рогволода.

Полвека назад, после изгнания Мерсии из Саксонии, кайзер Рудольф отдал во владение Ордену Святого Витта земли от устья Вислы до устья Травена. Почти в центре владений ордена находилась крепость Винета, на острове Юмна. Построенную во времена Первого Рейха крепость, меркиты взяли после полугодовой осады почти два века назад. Семьдесят лет Юмна была главным меркитским оплотом на Балтике и лишь после распада империи Кровавого Бога, вновь перешла Рейху. Ныне, когда братство вендских витязей превратилось в Орден Святого Витта, а центром его стал святой остров Рюген, Винета стала наследственным княжеством, подчинявшимся князю-епископу Ордена. Остров Юмна словно массивный замок запирал вход в устье Одры, прикрывая богатый торговый город Волин и всю Померанию от набегов с севера

Часть города находилась на мысу и окружена была морем, в гавани Юмны могло разместиться свыше трехсот ладей и коггов. Вход в Волинский залив, соединивший Волинскую бухту с морем перекрывала большая каменная арка, где были установлены железные ворота, запиравшиеся изнутри. По бокам арки стояли массивные башни, где стояли бомбарды и катапульты, у которых все время дежурило несколько воинов. За аркой, уже на самом острове виднелся и княжеский замок, огороженный массивной каменной стеной. Над всеми строениями возвышалась каменная башни сложенная из каменных плит. В башне содержались порой пленники, но главное ее предназначение было не в этом. Когда дозорные на башнях арки видели в море корабли Люти, норвежцев или датчан они зажигали костры, чтобы их видели волхвы, попеременно дежурившие на вершине замковой башни. Они же зажигали новое пламя – большое яркое, топившееся смолистыми дровами, дававшими густой жирный дым. Этот дым был хорошо виден в Волине, мигом собиравшим ополчение в помощь витязям Юмны. Если же враг был особенно силен из города уже мчались гонцы за помощью к герцогам Померании и Мекленбурга, в вольные города Росток и Любек, к первосвященнику Рюгена, а порой – и к соседнему Ордену Святой Вальберги, а то и в Трир к самому кайзеру.

Ладьи Рогволода одна за другой входили под арку в распахнутые ворота. Здесь пути воинов расходились – часть их, забрав свою долю добычи, отправлялись в Волин . Князь же вместе со своей дружиной сходил на берег Юмны где его уже ждали княжеские кони – ладьи Рогволода вплывавшие в Волинский залив были давно замечены со стен крепости. Перед тем как вскочить на лошадь князь о чем-то пошептался с Богумилом и тот кивнул, сохраняя недовольное выражение лица. Он подошел к Риссе которая стояла на берегу со связанными за спиной руками, с презрением осматривая глазевших на нее вендов. Свободный конец веревки держал дюжий воин – из личной охраны волхва.

-Пойдем, – буркнул волхв девушке и, не дожидаясь ответа, зашагал вдоль берега. Подталкиваемая в спину своим стражем и скалясь в ответ Рисса последовала за ним.

Позади насыпного холма на котором возвышалась крепость виднелся храм – красивое деревянное здание с небольшими башенками и остроконечной крышей украшенной замысловатыми узорами. У входа Богумила ожидало несколько мужчин, одетых в причудливо разукрашенные одежды. По обилию священных крестов и прочих амулетов, Рисса поняла, что это младшие волхвы. Обменявшись приветственными словами и коротко объяснив, кто такая Рисса и зачем он ее ведет за собой, Богумил подошел к храму и, распахнув тяжелые двери, втолкнул туда девушку. Рисса с любопытством оглядывала убранство вендского храма: стены и потолок покрывали изумительной красоте резные узоры, изображавшие сцены из жизни богов и людей, обрамленные растительным орнаментом. Вдоль стен в специальных нишах стояли статуи местных святых, облаченных атрибутами языческих богов: Златорогий Михаил с мечом, Святая Вальберга с копьем, Дева Мария, держащая сноп хлебных колосьев и другие божества. Особо выделялся безголовый идол, раскинувший руки, в каждой из которых он держал по две одинаковых бородатых головы, окруженных крыльями. Риссе доводилось слышать легенду о римском священномученике, которому жестокий император отрубал голову, но на ее месте всякий раз появлялась сияющая ангельская голова. Когда голов стало четыре, исходящий от них свет стал столь нестерпимым, что ослепил и правителя и всех, кто был во дворце, тогда как сам Витт исчез из дворца, чтобы возродиться на берегах Балтики в обличье Четырехликого Бога– Свентовита.

Перед статуями богов-святых стояли алтари, где прихожане оставляли подношения.

Но Богумил не дал Риссе насладится красотами храма – сильно толкнув ее в спину, он заставил ее упасть на колени перед изображением Распятого Бога в короне из солнечных лучей . Перед ним на полу стояла массивная каменная кладка в которой горело жаркое пламя. Рисса вывернулась на полу и ощерила белые зубы, с ее губ сорвалось крепкое словцо и тут же ее плечи ожег страшный удар, разом рассекший обветшавшее платье. Она обернулась – позади поигрывал плеткой здоровенный верзила, со зверски-похотливым выражением лица рассматривавший скорчившуюся у его ног Риссу. Волхв по-прежнему не обращал внимания на девушку: воздев руки он произносил страстную молитву, поворачиваясь то к Солнцеликому, то к Златорогому, то к Четырехликому. Текст Рисса понимала с пятого на десятое, но было ясно, что Богумил просит своих покровителей изгнать из тела плененной девушки «бесов чернобожьих». Вслушиваться в речь жреца девушке мешала плеть то и дело обрушивающаяся на ее спину – видимо это входило в обряд экзорцизма. Рисса, сжав зубы, молча терпела, но в душе клялась Ранн, Эгиру, Одноглазому и всем богам, что выморит это святилище столь лютой казнью, что и многие поколения спустя рабское племя будет со страхом вспоминать об этом.