Текст книги "И опять Пожарский. Тетралогия (СИ)"

Автор книги: Андрей Шопперт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 91 страниц) [доступный отрывок для чтения: 33 страниц]

Событие шестнадцатое

Колокол получился. Пётр Дмитриевич Пожарский стоял рядом с мастером колокольным Иваном Самсоновым и уже прикидывал, где брать огромное количество меди и олова. В фильме про Царь‑колокол, стоящий в Москве в Кремле, как экспонат музея под открытым небом, говорилось, что главная причина того, что колокол лопнул при пожаре ‑ это использование при литье бронзы от старых колоколов. Чтобы получить качественный колокол, нужно лить из свежих материалов и чтобы в олове и меди было меньше примесей. Процентное соотношение 80 на 20 Пётр запомнил. Он переговорил об этом с Самсоновым ещё при закладке барака, в котором мастера будут работать, не под открытым небом ведь зимой колокола лить. Решили попробовать сначала на меленьком 26 пудовом «колокольчике».

Пётр свёл Самсонова и иконописцем Иоакимом Прилукиным и резчиком по дереву Сидором Щеглом.

‑ С четырёх сторон колокола должны быть иконы, а по верхнему и по нижнему поясу надпись, слова из какой ни будь молитвы. Нарисуете, позовёте, ‑ дал задание мастерам тогда княжич и переключился на фарфор.

Через несколько дней рисунки были готовы, княжич посмотрел их и утвердил.

‑ Теперь делайте модель из дерева.

‑ Мы же всегда по лекалу льём, ‑ запротестовал Самсонов.

‑ А теперь будете по модели, ‑ обрадовал мастера Пожарский.

Соседом по даче у бывшего генерала Афанасия Ивановича был литейщик, Точнее мастер литейного цеха. Иногда летом, когда дождь работать не давал они с Олегом Петровичем "пробовали" настоечку, которую делала жена соседа, и разговаривали на разные темы. В конце концов, темы всегда съезжали на литьё, в том числе и на литьё колоколов. Вот Пётр и решил применить все накопленные таким образом знания.

‑ Модель должна быть очень гладкая и покрашенная, а буквы и иконы крепиться к ней на деревянных шпеньках и легко сниматься, чтобы они остались, когда будут извлекать модель, в земле.

Пётр объяснил мастерам, что такое опоки, как их сделать из досок и как сделать модель, чтобы её формовать в двух опоках. Понятно, теория теорией, а практика ‑ это практика. Приходилось постоянно изобретать велосипед, вспоминая, задушевные разговоры с соседом. Несколько раз Пожарскому хотелось плюнуть на это и сказать Самсонову, чтобы делал, как привык. Но теперь уже Иоаким Прилукин загорелся. Пришлось напрячь все извилины и княжичу. Модель сделали с пятой попытки. Она получилась небольшая. Если на метры переводить, то чуть меньше полуметра в диаметре и метр в высоту. Сделали опоки, установили модель на плац, засыпали формовочной землёй и утрамбовали. Попробовали расшатать модель и снять опоки. Верхняя снялась легко, было всего два срыва на буквах. Подняли на верёвках нижнюю опоку с половиной модели и тут приличный кусок земли выпал вместе с моделью. Пётр вспомнил, про непонятное слово "шпросы", любимое ругательство соседа. Планки это такие, не дающие земле выпасть и сам дошёл до обратного уклона опоки.

Заформовали повторно. Опять выпал кусок. На этот раз причина оказалось в слишком тугом креплении икон к модели, ослабили шпеньки и заформовали снова. Мастера ругались над дурацкой придумкой ничего в литье не смыслящего боярича. Но теперь уже Петра вело упрямство. С десятого раза или с одиннадцатого, но форма получилось. Изготовили стержень, на этот раз по лекалу. Но Пётр приказал модель тоже делать. Собрали опоки в форму. Генерал опять вспомнил, как сосед рассказывал про "закрытую ледниковую систему", чтобы воздух не попал в отливку и заставил Самсонова это попробовать. Расплавили олово и стали добавлять медь до 80 процентов. Заливали глубокой ночью. Пока металл расплавился. Да ещё Пожарский вспомнил, про "дразнение". Этот смешной термин тоже запомнился из рассказов соседа. Это когда в бронзу берёзовую палку суют. Бронза при этом булькает недовольная тем, что её "дразнят". При этом окисляется оловянная кислота и выгоняется из металла кислород.

Колоколу дали остыть до температуры помещения и вот через два дня после заливки аккуратно вытряхнули из остатков полусгоревших опок и спёкшейся земли.

Самсонов обошёл колокол и низко поклонился княжичу.

‑ Прости, Пётр Дмитриевич, неразумного. Не верил я в твои придумки. Даже когда заливал, не верил. Теперь ведь, что, получается? Нет этому колоколу равных на Руси. Все гладкие льют. А тут красота такая. Заказов можно на годы вперёд набрать.

‑ Это мы с маленьким колоколом справились. В игрушки, можно сказать, играли. Теперь нужно пятидесятипудовый отливать, ‑ остудил мастера Пожарский.

‑ Что ж, завтра и начнём, ‑ перекрестился Самсонов.

‑ Так иконы и буквицы вдвое больше будут? ‑ спросил Сидор Щегол, любовно оглаживая одну из икон, ‑ Не думал я, что моя забава с резьбой птичек вот в такую красоту выльется.

‑ Великое дело вы мастера совершили, ‑ троекратно перекрестил всех отец Матвей, пришедший посмотреть на рождение нового колокола, ‑ Господь ведь с небес красоту эту увидит и не забудет о тех, кто сотворил сие. Молебен сегодня отслужу о здравии вашем и благословляю на дальнейшие свершения.

Событие семнадцатое

Никанор Михайлович Шульгин, а теперь дворянин Никита Михайлович Шульга ехал из своей новой вотчины в глубокой задумчивости. Получалось, что жил он все свои немалые уже годы неправильно. Происходил он из рядовых детей боярских Луховского уезда Костромской губернии. И дослужившись до первого дьяка в Казани, считал, что достиг потолка своих возможностей. В смутное время ему удалось даже и воеводой стать. Только вот поставил не на того. Нужно было держаться вновь избранного царя Михаила Романова. Только цари и избранные и самозваные менялись с такой скоростью, что, поди, разберись. Кто ж знал, что Михаил Фёдорович усидит на троне.

Теперь сыновья в ссылке, а он непонятно где. Нет, село называлось Вершилово, и было оно всего в полутора десятках верстах от Нижнего Новгорода. Только всё в Вершилове было настолько непривычное, что Шульгин иногда не верил в реальность происходящего. Как будто в сон попал и всё проснуться не может. Главная странность была в людях. Они все спешили. Куда? Нет, они не бегали бегом. Хотя, и бегом бегали. Но спешили они сделать побольше, а не куда‑то конкретно.

Стрельцы весь день тренировались ‑ спешили стать хорошими воинами. Никанор Михайлович вспоминал своё войско из казанских стрельцов и служилых татар. По сравнению с этими стрельцами это были безногие слепые калеки. Но калеки те мнили себя войском, а эти, в сотни раз превосходящие их по воинским навыкам, всё тренировались и тренировались. Царь прислал новых стрельцов и теперь обученные стрельцы взяли себе десятки и тренируют их, но опять не сидят и покрикивают, а пример показывают. Эта сотня стрельцов остановит и тысячу того сброда, что все кроме вершиловцев считают войском.

Даже немецкие рейтары заразились этой болезнью. А местные пацаны, которым сейчас от пятнадцать до двадцати. Эти отрываются от хозяйства и бегают и тренируются в стрельбе хотя бы по паре часов. Сначала бывший воевода не мог без улыбки смотреть на утренние пробежки пожилых немцев и голландцев, затянутых в общую круговерть. И вдруг оказалось, что и ему надо бегать по утрам и ходить пить лекарственные отвары к травницам. И ведь это работает. Он сейчас чувствует себя не на свои сорок пять, а как бы и не вдвое моложе.

А управляющие и мастера Вершилова, эти как с самого утра впрягаются в работу, так дотемна с двухчасовым дневным перерывом и крутятся. Они словно присутствуют сразу в нескольких местах. То слышен голос Крчмара от строящегося храма, а вот уже он мелькает среди печей на берегу Волги, а ещё через пару минут он ругается со строителями, что возводят дома для евреев. Тоже загадка, зачем они княжичу Пожарскому.

Само Вершилово, словно город из сказки. Чистота порядок, нет татей, ходи себе всю ночь по улицам, никто тебя и пальцем не тронет, наоборот, поинтересуются, не случилось ли чего, может, помощь нужна. Нужна помощь, объясните, куда он попал! Дом, что выделили бывшему дьяку государеву, был не большой. Но в нём было две печки, топящиеся по белому. Только хозяйки и не хватает. Сначала Шульгин присматривался к местным девушкам в церкви, но сложилось иначе.

Княжич попросил его заниматься с купленной вогулкой русским языком, а у неё учиться вогульскому. Никанор Михайлович проникся, на самом деле, как управлять отрезанным от Руси городом среди вогулов и не знать их языка, хотя бы немного. Во время занятий он привязался к этой простой девчонке. Она была красива своей азиатской красотой и главное она была похожа на него. Девушка тоже всему удивлялась в Вершилово. Они могли бы на пару ходить по улице с раскрытым ртом.

Девушку звали Нены. Местные монашки, что взяли над ней шефство переименовали вогулку в Надю. Надя оказалась беременна, скорее всего, от одного из стрельцов, что оставался на перекатах, при разведке на Урал камне.

Никанора Михайловича, полюбившего девушку, это не остановило, и, окрестив её в православную веру, он в этот же день женился на ней.

Сейчас в конце января, получив дворянство и вотчину из шести дворов, Никита Михайлович Шульга стал задумываться, что он ведь ничего толком не умеет из того, что потребуется, чтобы создать город на новом месте. Он стал всё свободное время проводить с Крчмаром или с Зотовым. Раз в неделю обязательно встречался с Полуяровым и расспрашивал того о выведении новых сортов злаков. Крестьянам нового дворянина не стали строить дома по образу Вершиловских, Шульга уговорил их перебраться с ним в Миасс, там сразу всё и построят. Осталось потерпеть четыре месяца, даже поменьше. Как лёд вскроется, так и отплываем.

Никита Михайлович пришпорил коня, надо спешить. Сегодня ещё с печами по производству извести разбираться. Он заболел общей болезнью. Бывший государев дьяк теперь ничего не успевал.

Событие восемнадцать

Семён Силин, гончар из Арзамаса, что рассказал о белой глине и синей краске с берегов реки Гжелки, всё не мог понять, зачем с ним так носятся. Ему год назад выделили большой тёплый дом с двумя печками, привели на двор двух коров и лошадь. Потом чуть погодя ещё привели двух коз. Снабдили кормами животных, а им выдали несколько мешков муки и различных круп. Прямо какая‑то сказка получается. Только через месяц к нему в дом заглянул княжич Пожарский и спросил Семёна, грамотный ли он. Семён грамоты не знал. Пётр Дмитриевич, посмотрел на свистульки, которые лепил гончар, покачал головой и велел Силину ходить по вечерам в школу для взрослых.

К весне Семён обжился в Вершилово, завёл знакомых и осилил грамоту. Работы с него по‑прежнему никто не спрашивал. Семён продолжал лепить свистульки и обжигать их в печи для обжига кирпича, на берегу Волги. С мастерами по кирпичу свёл Семёна его благодетель, управляющий княжича, Онисим Петрович Зотов.

Следующий раз Пётр Дмитриевич Пожарский посетил Силина в марте. На этот раз с ним был местная достопримечательность, резчик по дереву Фома Андронов, больше известный как ‑ Фома Безухий. Княжич сказал, что бы Семён до осени учился у Фомы делать фигурки и вообще владеть резцом. Семён и сам пытался делать фигурки из дерева, но возиться с глиной ему нравилось больше. Тем не менее, он с того дня прилип к Фоме и перенимал у того все тонкости мастерства. Он даже помог ему сделать вторую пару медведей, взамен вывезенной князем Пожарским.

Когда начали делать фарфор, Семёна приставили к гончарам, и он вместе со всеми проводил опыты по выделке первых фарфоровых блюдец и чашечек. И вот вчера, наконец, Силин был вместе с Фомой и ещё одним резчиком Сидором Щеглом приглашён к княжичу в терем. Там уже были голландский художник Рубенс и иконописец Иоаким Прилукин.

‑ Хочу я кроме чашек и блюдец из фарфора фигурки разные делать, ‑ начал княжич, оглядев собравшихся.

‑ Так, а мы‑то тут зачем, князь батюшка? ‑ не понял Андронов.

‑ Сейчас всё расскажу. Нужно чтобы художники, ‑ он посмотрел на Рубенса и Прилукина, ‑ Нарисовали фигурки девушек. Скажем, царицу русскую и не просто, чтобы она стояла, а пусть она, скажем, в зеркальце смотрится. Потом боярышню. Эта пусть вышивает. Купчиху ещё. Эта девица, пусть со щенком играет. Ну и крестьянку. Эта девушка пусть сидит на травке и венок плетёт. Понятно ли? ‑ княжич обратился к Прилукину.

‑ Попытаемся, ‑ неуверенно ответил иконописец.

‑ Резчики из дерева должны этих девиц вырезать одинаковой высоты, скажем, вершок. А Семёну потом с их помощью нужно залить всё гипсом и сделать формы для отливки из фарфора. Тут главное, чтобы формы разнялись. Для этого острых краёв не должно быть на фигурках и сильно выступающих частей, Теперь понятно?

‑ Сделаем, князь батюшку, не сумлевайся ‑ теперь более уверенно кивнули резчики. Щегол про формовочные уклоны уже наслушался, он и икону для колоколов резал.

‑ Ну, а уважаемый Пётр Павлович Рубенс пусть сделает те же персонажи только европейские. Принцессу заморскую нарисует, только не с зеркальцем, а с розой, например. Дочь графа. Дочь аптекаря. Прачку молодую с бельём. Ну и крестьянку с серпом. Всё это в национальных голландских или немецких костюмах. Сможешь Пётр Павлович?

Рубенс ещё достаточно плохо говорил по‑русски, и переводчиком ему служила старшая дочь.

‑ Папа, а мне такую куколку дадут? ‑ захлопала в ладоши девочка.

‑ Сколько же такая куколка стоить будет, ‑ хмыкнул голландец, ‑ Поражаюсь я тобой маркиз, такая богатая фантазия, как ты это придумал?

‑ Да вот посмотрел на фигурки Семёна и придумал, ‑ кивнул на Силина княжич, так что мастера, сможем мы девочке таких куколок наделать. Только учтите, что красок у нас пока немного. Есть синяя, есть светло‑зелёная, сможем сделать серую и чёрную. Да, и ещё красная и коричневая. Вот из этих цветов и исходите.

Вот с этого дня Семён и почувствовал себя настоящим жителем Вершилова. Он сначала пропадал с голландцами. Их было больше и фигурки они нарисовали быстрее, буквально через два дня. Попробовали их вырезать. Кое‑где уклон не получался. Опять перерисовывали. Снова резали. Затем подошли и русские фигурки. И здесь с первого раза не удалось. Только через две седмицы заформовали первую девушку. Ею оказалась голландская прачка. Попробовали разнять полуформы. Нет, Все сломалось. Тогда позвали княжича.

Пожарский долго разглядывал фигурку и остатки отливки.

‑ Попробуйте голову заформовать отдельно, а потом склеить тем же шликером, ‑ вынес, наконец, решение Пётр Дмитриевич.

Попробовали. Срыв был в районе правой руки. Тогда и руку заформовали отдельно. Получилось! Собрали фигурку и поставили в печь вместе с чашками. Каково же было разочарование, когда печь открыли. Прачка потрескалась. Попробовали снова. И опять тот же результат.

‑ Нужно собирать фигурку как можно быстрее и сразу ставить в печь, ‑ предложил один из гончаров.

Попробовали, конечно, почти не веря в успех. И ведь получилось. Наделали десяток прачек. Из них вышло семь. Это был успех. К тому времени и ещё две фигурки подошли от резчиков. Эти сразу разделили на части. Так и пошло. Скоро девушек набралось на целую садку печи. Их отдали художникам на раскраску и, окунув в шликер, поставили в печь.

Когда пришло время доставать фигурки из печи, собрались все и художники, и резчики и гончары. Княжич пришёл с Зотовым и Крчмаром. Дверцу печи открыли, достали бережно одну за другой все фигурки. На этот раз потрескалась только одна.

Это было чудо. Эти девушки так отличались от свистулек Семёна, как золотой кубок отличается от комка грязи. Рубенс заплакал, держа в руках свою принцессу с тремя розами: синей, красной и белой. А Семёну больше всего понравилась русская купеческая девушка, играющая со щенком. Хотя прачка, с которой намучились больше всего, тоже была хороша. Перед ней была синяя вода и белое бельё, что она полоскала, прямо горело чистотой на фоне её красного платья.

‑ Господин маркиз, можно я подарю одну дочери? ‑ робко попросил плачущий Рубенс.

‑ Не так. Через пять дней у нас 8 марта. Я хочу сделать этот день женским праздником. Завтра я об этом объявлю в церкви после службы. В этот день все мужчины должны делать своим матерям, жёнам и дочерям подарки, а женщины надевать лучшие платья и прогуливаться по селу, демонстрируя красивую одежду, золотые украшения и свою красоту. Давайте напряжёмся и за эти пять дней наделаем девушек для большего числа женщин. Следующие пять дней Семён Силин потом и вспомнить не смог, он спал по несколько часов урывками, да и то не каждый день. Очнулся он от этого аврала только на службе в церкви 8 марта. Пожарский назвал этот праздник новый, днём

заботы Богородицы обо всех женщинах. Отец Матвей провёл молебен, и началось вручение подарков. Конечно, всем женщинам и девочкам фарфоровых фигурок не досталось. Население Вершилова далеко перевалило за две тысячи. Недавно ещё приехало сто стрельцов с семьями. Сейчас строители сразу несколько улиц продлевали. Но Семён был собой доволен, он выдал двести десять фигурок. Вот зачем он нужен в Вершилово. Он мастер.

Событие девятнадцатое

Петра Пожарского вызвал к себе через гонца Трофим Силыч Акинфиев новый Государев дьяк в Нижнем Новгороде. С ним за пять месяцев, пребывания в Вершилово после возвращения с Урала, Пожарский так и не удосужился встретиться. Финансовыми делами занимались Зотов и Крчмар. Ювелиры свои деньги тоже сами считали, так что вроде бы ничего плохого от этого вызова Пожарский не ждал. А оказалось.

Дьяк Трофим Акинфиев сидел в Новгородском Кремле в тех же покоях, что раньше занимал Фёдор Фёдорович Пронин. Пётра проводил в горницу подьячий и плотно запер за ним дверь.

‑ А, Пётр Дмитриевич, ‑ поклонился ему дьяк, ‑ Что‑то избегаешь ты меня. Не хорошо это.

‑ Да дел много, ‑ нейтрально ответил Пётр.

‑ Наверное, поэтому и пятину забыл заплатить? ‑ криво улыбнулся дьяк.

Был он невысок и ещё не стар, но при этом почти совершенно лыс, зато большая рыжая борода восполняла недостаток волос на голове. Глазки у дьяка были карие и хитрые.

‑ Мне управляющие докладывали, что за февраль полностью всю пятину выплатили, ‑ пожал плечами Пожарский. Акинфиев ему определённо не нравился.

‑ А как же пятина за подарки твоим людям? Они, конечно, не платили, но товар произведён и за него в казну пятина положена, ‑ прискорбно сообщил дьяк.

Пётр не разбирался в законах, но что‑то в голосе дьяка его насторожило, и он решил проверить.

‑ Хорошо. Я посчитаю, на какую сумму сделал подарков в феврале и управляющие внесут одну пятую от стоимости, ‑ дьяк улыбнулся, но Пожарский продолжал. ‑ Это с теми подарками, что подарены жителям Вершилово. А вот с остальными придётся немного подождать. Князь Владимир Тимофеевич Долгоруков сейчас в Москве. Мой отец в Великом Новгороде воеводой. Я им, конечно сегодня же письмецо напишу. Да, ещё ведь патриарх Филарет, Великий Государь Михаил Фёдорович и матушка его ‑ Государыня Марфа. Я им тоже сегодня же письма напишу и попеняю, что пятину они забыли заплатить. Ну, десять дней туда гонец будет мчаться. Да ещё десять дней назад, хотя, думаю, назад и быстрее царёв гонец долетит с посланием тебе. Государь, чай его подстегнёт. Негоже ему в должниках ходить, ‑ Пётр говорил и смотрел, как изменяется лицо у дьяка. Из довольного и хитрого оно по мере перечисления получателей подарков приобрело сначала встревоженный вид, потом на нём обильно выступил пот, затем отобразился ужас, и, наконец, лицо исчезло, так как начало целовать валенки у Пётра Дмитриевича.

‑ Пётр Дмитриевич, отец родной прости меня грешного. Лукавый попутал. Не надо никому письма писать. Это всё жена, зудит, достань ей фарфор вершиловский и всё тут. Вот я и придумал, дурак, с этой пятиной. Прости, Пётр Дмитриевич, рабом твоим вечным буду.

Ну, вот, оказывается, что чиновники в семнадцатом веке ничуть не лучше, чем в двадцать первом. Мало им заработка им ещё и с бизнеса откаты нужны.

‑ Встань, дьяк, не позорься, взрослый вроде человек. Давай мы с тобой так поступим, ‑ Пётр поднял сопротивляющегося Акинфиева и усадил на лавку напротив себя, ‑ Я скоро уезжаю на Урал, а здесь у меня есть дела, которые моим управляющим тяжело будет делать. Хочу я дорогу от Нижнего до Гороховца протянуть такую же, что и от Вершилово до Нижнего Новгорода. Денег сколько надо, тебе Крчмар будет выделять, а ты найми честного управляющего, да людей тех, что уже дорогу строили, чтобы она не хуже получилась. Камень уже сейчас нужно начинать дробить, чай кандальники уже пузо отъели. Кормить их нужно хорошо, на это тоже денег выделю. Когда вернусь, посчитаемся. Если дорога будет готова и деньги на неё не разворованы, а я купцов найму, чтоб проверили каждую копеечку, то забуду я Великому Государю письмецо отправить с требование пятину заплатить, ‑ Пётр перевёл дух и продолжил, ‑ Ещё совет тебе хочу дать, дьяк. Видел, ведь как предшественник твой поднялся? Ты с ним переговори об этом. Это первый совет, а второй такой. Денег у тебя теперь под рукой много, весь Владимирский тракт купцами, что в Вершилово за диковинами едут, забит. Так вот совет. Ты возьми, да от Гороховца дальше дорогу проложи такую же, на государственные деньги. Скажем до Вязников. Уверен, когда Государь узнает, кто строил, и дороги те увидит, а он обязательно вскоре захочет Вершилово посетить, то увидев дороги, непременно захочет наградить того, кто это сделал. А может и Приказ отдельный создаст по строительству таких дорог по всей Руси. Можешь и ты главой того Приказа оказаться, ну или товарищем главы. Подумай над этим, Трофим Силыч. Что же до фарфора. Хорошо. Привезут тебе завтра чайный набор, две чашки, два блюдца, вазочку для мёда и подносик.

‑ Всё в точности исполню, Пётр Дмитриевич, даже не беспокойся за дорогу, ‑ снова сиял лысиной Государев дьяк.