Текст книги "И опять Пожарский. Тетралогия (СИ)"

Автор книги: Андрей Шопперт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 91 страниц) [доступный отрывок для чтения: 33 страниц]

Событие пятьдесят шестое

Бартос Каропа

Осталось сделать совсем немного, чтобы отплыть с лёгким сердцем. Нужно отправить подарки отцу и царю. С этого Пётр и начал следующий день. Сначала велел принести ему самую большую корзину и стал собирать подарки родне. Братьям Фёдору и Ивану Пётр выбрал валенки с рисунком богатырей, а сёстрам Ксении, Анастасии и Елене с красивыми птицами. Размер Пётр не знал, но помнил, сколько кому лет, по этому признаку выбрал пацанов на год старше и подобрал на них валенки. Затем выбрал самые красивые для матери и отца. Покончив с валенками, Пожарский сунул в корзину два горшочка с ореховым маслом и один экспериментальный сомовый горшок с маслом селёдочным. Дальше в корзину последовала пачка бумаги в двадцать листов, азбука на обычном местном языке и книга стихов на этом же языке. Даже эта большая корзина оказалась заполнена. Пришлось идти за второй. Сюда Пётр сначала положил тщательно завёрнутую икону богоматери Одигитрии, потом специально для матери сделанную Фомой шкатулку с утконосом и, наконец, несколько кружевных тарелок, особенно тщательно расписанных. Последней легла тщательно сделанная шкатулочка с ручкой для отца. Блин, сыр забыл, спохватился Пётр и послал за пикантным сыром. Ну, теперь точно всё.

Царю, посылка выглядела аналогично, только валенок было три пары, Михаилу, старице Марфе и бедующему пока у ляхов в плену будущему патриарху Филарету. На всех трёх парах был Собор Покрова́ Пресвятой Богородицы, что на Рву (Покровский собор), (Собор Василия Блаженного). Ручки тоже пришлось положить две: царю и патриарху.

Собрав гостинцы, Пётр приказал погрузить всё в сани и поехал к государеву дьяку Фёдору Фёдоровичу Пронину. Тот закончил двухгодичный срок пребывания в Нижегородской губернии и собирался в Москву за новым назначением. С ним Пётр и собирался послать подарки родне и Государю.

Фёдор Фёдорович уже паковал вещи, и отбывать собирался прямо в этот день, нужно было успеть до распутицы добраться до Москвы. Выслушав напутствия Петра, он поблагодарил того и пообещал подарки доставить в лучшем виде. Дела в губернии он уже передал новому государеву дьяку Трофиму Силычу Акинфиеву. Петру не хотелось перед дорогой встречаться с новым руководством губернии, и он решил незаметно улизнуть. Почти удалось, только на пороге он столкнулся лбами с каким-то просителем и когда тот извинился, Петру акцент товарища показался странный.

– Кто ты и как тебя звать? – строго зыркнул он на чернявого иностранца.

Оказалось, что зовут этого "немца" Бартос Каропа и он венгр. Петра вдруг осенило. Ведь венгры и вогулы, к которым он собирается, пусть дальние, но родственники и могут, пусть с трудом, но понимать друг друга.

Бартос был владельцем небольшого кабачка, сам же готовил еду и подавал на стол, одним словом в деньгах не купался.

– Сколько ты денег зарабатываешь за месяц? – спросил его княжич.

– Зачем это тебе Пётр Дмитриевич? – удивился венгр.

– Ответь сначала.

– Бывает, что и пять рублей за месяц набегает, – явно прихвастнул кабатчик.

– Давай так, я даю тебе пятьдесят рублей, прямо сейчас и ты оставляешь их семье, а сам едешь со мной на Урал камень. Осенью мы вернёмся. Если поход будет удачный, то и ещё деньжат подкину. Мы едем на родину твоих предков, на Урал и мне нужен переводчик, толмач, – Пётр достал кошель и звякнул монетами.

– На родину предков. Мы поедем на лошадях?

– Нет, мы поплывём сначала на кораблях, а потом, как получится, скорее всего, пешком.

– Пятьдесят рублей и горшок масла сладкого, – чуть набил цену венгр.

Пётр протянул ему руку:

– Договорились! Завтра с вещами приезжай в Вершилово. Получишь деньги и масло, и мерку с тебя мастерицы снимут, чтобы одежду дорожную пошить. Отправляемся через несколько дней, как корабли по Клязьме спустятся.

Расстались довольные друг другом.

Событие пятьдесят седьмое

Шли на трёх больших лодьях. Пётр был совершенно не знаком с парусными судами, да ещё и речными. Поэтому он прислушался к советам бывалых купцов и набрал для своих корабликов три лучшие команды, что можно было достать в Нижнем Новгороде. На лодье было две мачты и можно было поднять два прямых паруса. Одна мачта, побольше, находилась практически в центре судна. Вторая, поменьше, ближе к носу. Про всякие баки и юты Афанасий Иванович помнил, но здесь так нос и корму никто не называл. Позади средней мачты по обеим сторонам лодьи были устроены места для гребцов, по шесть с каждой стороны. Кормило, или рулевое весло находилось на носу. Итого команда состояла из двенадцати гребцов, одного кормщика и четырёх человек, что занимались парусами. Всего семнадцать человек. Главным был кормщик.

Ещё на первых двух корабликах находилось по пятнадцать стрельцов. На последней лодье стрельцов было десять, плюс двое рудознатцев, подьячий, сотник стрелецкий и княжич с венгром. Собираясь в поход, Пётр думал, что можно будет гребцов ночью поменять на стрельцов и плыть круглосуточно. Действительность разбила эти надежды. На корабликах было очень тесно. Просто не повернуться. Плыть можно было только днём и только с опытным кормщиком, Волга изобиловала мелями. Как начинало вечереть приставали к берегу и устраивали лагерь. А утром этот лагерь сворачивать. Медлительность всего этого движения серьёзно раздражала княжича. Он предложил старшему кормщику хотя бы менять гребцов на вёслах, чтобы идти быстрее, но здоровущий, заросший волосом как медведь, мужик, их лоцман, сказал густым басом, что так будет не быстрее, а медленнее, и Пётр сразу поверил ему.

На третий день добрались до Чебоксар. Показали воеводе царёву грамоту о разведке Урал камня и, пополнив запас воды и провизии тронулись дальше. Ничем интересным Чебоксары Пожарского не заинтересовали, маленький деревянный городишко. Разве, что на правом берегу выделялась деревянная Покровская церковь с певучими колоколами. Кормщик Андрей Пряхин, сказал, что колокола льют местные мастера и покупают у них эти колокола многие церкви и монастыри со всей Руси. Пётр это дело в блокнотик записал. На обратном пути, нужно будет поинтересоваться, может и к себе мастеров переманить. Про литьё колоколов Пётр имел самое общее представление. Но знал он одну вещь, которую теперешние колокольные мастера не знали точно. Сейчас считается, что чем больше серебра и золота добавить в бронзу, тем лучше (серебряней) будет звучание. А Афанасий Иванович помнил передачу по телевизору, что это было заблуждение и чем меньше примесей в бронзе, тем чище звук. И пузырьки воздуха нужно, чтобы в отливку не попали. Может с его помощью мастера и вовсе хорошие колокола отольют.

Казань показалась в полдень на пятый день плавания.

Событие пятьдесят восьмое

Ещё собираясь в плавание, Пётр Пожарский расспросил у купцов и государева дьяка Фёдора Пронина, всё, что те знали о Казани. Ему рассказали про «Татарскую войну», что закончилась буквально год назад. Это местные служилые татары под руководством Еналея Еммаметева подняли восстание, сопротивляясь резкому увеличению налогов. Восстание шло с переменным успехом, и только вмешательство «некоронованного короля» Урала купца Строгонова со своими казаками позволило раздавить восстание, утопив его в крови. В Казань для учинения разборок прибыла из Москвы комиссия во главе с соратником Пожарского Кузьмой Мининым. Тот поступил по традиции, пленных пытали и казнили прилюдно. Казнили и Еналея Еммаметева, а детей его сослали в Великий Новгород. Часть татар сослали в сибирские городки. Выборный человек всея земли Русской Кузьма Минин поехал назад в Москву, но по дороге скончался. Погребли спасителя земли Русской на простом погосте приходской Похвалинской церкви.

Сейчас в бывшей столице Казанского ханства было вполне спокойно. Воеводы боярин князь Владимир Тимофеевич Долгоруков и его "товарищ" князь Семён Никитич Гагарин навели жёсткой рукой порядок. Из истории Афанасий Иванович помнил, что патриарх Филарет выберет в жены царю именно дочь Владимира Долгорукого. А вот когда это произойдёт и как дочь звать, тут хоть убей. Встречаться с этим "наипервейшим" князем на Руси у Петра не было ни малейшего желания, как и задерживаться в Казани. Поэтому, показав грамотку царя, мытникам на причале и дав тем осмотреть лодьи, сошли на берег прогуляться по рынку, пополнить запасы провизии и отбыть по добру по здорову. Солдатский лозунг "подальше от начальства, поближе к кухне", должен и в 17 веке действовать.

Пётр отправил всех стрельцов и дьяка на рынок, сам же с двумя только стрельцами зашёл в кремле в бывшую ханскую мечеть. По всей территории кремля шли строительные работы. Белокаменными стены казанского кремля были едва на треть, основная же стена была выполнена из дуба. Вот сейчас строители и разбирали часть деревянной стены, чтобы заменить её на каменную. В ханской мечети он, постоял, сокрушаясь запустению, такой памятник архитектуры угробили. Переходя от одной мозаики к другой, Пётр вдруг заметил, что за ним следят. Он подозвал стрельцов и велел привезти к нему горе сыщика.

– Ты, кто и зачем за мною ходишь? – Пётр оглядел невысокого татарина в замызганном халате.

– Не гневайся, боярин, – повысил его статус татарин, – я мастер Аким Юнусов, просто я увидел, что ты интересуешься мозаикой. Ты первый русский, что рассматривает эти фрески за последние двадцать лет.

– Красиво сделано, – Пётр обвёл рукой затейливые узоры, – А ты мастер чего?

– Давным-давно я тоже делал мозаики, но теперь это мастерство никому не нужно, – горестно вздохнул пожилой татарин.

– Сейчас, ты чем на жизнь зарабатываешь? – заинтересовался княжич.

– Я один из мастеров, что делают каменную стену, – с достоинством поклонился Юнусов.

– Послушай, Аким, – загорелся Пожарский, – Я сейчас начинаю строить каменный храм в селе Вершилово недалеко от Нижнего Новгорода. Там мне нужны будут мозаичники, – Пётр вспомнил иконы Исаакиевского собора в Санкт Петербурге.

– Разве в русских храмах используют мозаику? – удивился мастер.

– Не знаю, если нет, то ты можешь стать первым, – улыбнулся княжич.

– Но у меня тут есть работа. А кто строит твой храм? – а видно было, что предложение Акиму понравилось.

– Трофим Шарутин, должен со дня на день приехать и начать строить, – вспомнил фамилию зодчего Пожарский. Ему это имя ни чего не говорило.

– О, это лучший мастер на Руси. Как же он согласился строить храм в селе, – татарин был удивлён, даже глаза стали шире.

– Не знаю, с ним договаривался мой управляющий. Может, его заинтересовало то, что я хочу построить храм по образу Успенского собора в Москве.

– И сколько же ты готов платить мне, боярин?

– А сколько ты хочешь? – Пётр ликовал, такого интересного специалиста нежданно-негаданно получил.

– Пять рублей в месяц, – княжич по глазам видел, что сейчас Аким получает гораздо меньше.

– По рукам. Сейчас я иду на рынок, посмотреть, чем торгуют в Казани, а потом пойдём ко мне на лодью, я выдам тебе денег на переезд и записку управляющему. В Вершилово тебе сразу предоставят дом и корову с козами, лошадь. Стоп, а семья у тебя есть?

– Жена умерла при родах полгода назад, а старшие сыновья погибли шесть лет назад под Москвой, – посмурнел татарин.

– Лучше найди жену до переезда, кто будет заниматься хозяйством? Смотри, может вдова, какая подвернётся, – предложил княжич.

– Я подумаю. Что же за мозаики ты хочешь, чтобы я сделал на строящемся храме?

– Надо будет на наружных стенах изобразить лики святых. В Вершилово есть хорошие иконописцы, они нарисуют эти иконы, а тебе их нужно будет превратить в мозаику.

– Понятно. Я крещёный татарин, так что проблем здесь не будет. Я сейчас свободен, пойдём, боярин, я провожу тебя до рынка и поработаю толмачом, не все хорошо владеют русским.

– Я не боярин, зовут меня Пётр Дмитриевич Пожарский, и я сын князя Дмитрия Михайловича Пожарского.

– Князя Пожарского, – хмыкнул Аким, – А говоришь, не боярин!

Событие пятьдесят девятое

Рынок был огромен и шумен. В Нижнем было гораздо спокойнее. Восточный колорит. Прямо у входа торговали животными. И взгляд Петра сразу упёрся в верблюдов. Надо их купить. Верблюжья шерсть всяко лучше овечьей, решил княжич, и в сопровождении татарина и двоих стрельцов, направился к торговцу. Продавец был ногай. Он с большим трудом понимал по-русски и вмешательство Акима дело спасло.

– Аким, если я куплю верблюдов и найму корабль до Вершилово, согласишься ли ты сопроводить верблюдов?

– Плыть на корабле с верблюдами или без верблюдов, какая разница, – философски заметил мастер.

– Скажи хозяин, сколько у тебя всего верблюдов и почём ты их продаёшь, – обратился Пётр к ногаю.

После перевода и длительного торга удалось купить шестерых верблюдов, двух самцов и четырёх самок за пятьдесят рублей. Договорились, что через пару часов продавец пригонит животных на пристань и найдёт там три корабля с Андреевскими флагами. Княжич решил на центральной мачте каждой лодьи укрепить флагшток и вывесить Андреевский флаг. Пусть страна привыкает.

Раз купил верблюдов, решил Пожарский, нужно и арабских скакунов посмотреть. Пётр рассказал Акиму про желание развести арабских лошадей.

– Пойдём, посмотрим, Пётр Дмитриевич, лошади чуть дальше, – татарин уверенно повлёк их по торгу.

Арабские скакуны были. Два жеребца игреневой масти и серая кобылка. Просил, скорее всего, туркмен, за них огромные деньги по тридцать рублей. Один раз живём, решил Пётр.

– Приводи через два часа на пристань к кораблям, что с белым флагом, на котором нарисован синий косой крест. Это все твои лошади, больше арабских скакунов нет?

– Есть ещё один жеребец, но он не продаётся, я купил его для себя. На рубли получилось сотня, – похвастал простодушный скотовод. Наивный.

– Двести рублей, если приведёшь всех четверых, – предложил княжич.

– Я же сказал, что он для меня. Себе покупал, – решил упереться товарищ.

– А ещё я куплю пять кобыл, если ты привезёшь их до зимы в Вершилово. Это село рядом с Нижним Новгородом. Всех пятерых за двести рублей.

– Но ведь я покупал этого жеребца для себя, он мне как друг, – почти плакал торговец.

– И ты в подарок получишь горшок волшебного масла, которое я продаю за десять рублей, – дожал его княжич.

– Хорошо, я приведу коней через два часа, – сдался лошадник.

– Ты – богатый человек, княжич, откуда у тебя столько денег? – полюбопытствовал Аким, когда они пошли дальше по рядам.

– Приедешь в Вершилово, сам узнаешь, у меня много чего в Вершилово производят, чего нет нигде. И всё это я продаю очень дорого. Увидишь.

Дальше был рынок рабов. Пётр даже опешил. Он-то думал, что это где-то там, в Стамбуле творится, а вот нате вам.

Ближайший к нему торговец людьми был казаком и торговал он молодыми турчанками. Казак заставлял девушек раскрывать халаты и всем приценивающимся показывал их прелести. Для Петра это было слишком.

– Сколько ты хочешь за всех четверых? – поинтересовался Пожарский у казака.

– Двадцать рублей, – подмигнул княжичу донец, – Это девки из гарема турецкого купца, мы его на Каспии побили. За зипунами ходили. Ещё есть охранники его и гребцы, не интересуешься?

– Нет, спасибо, – остановил рабовладельца Пётр, – придёшь через два часа на пристань, там будут три корабля под белым флагом с синим косым крестом.

– Зачем ты купил этих женщин? – поинтересовался Аким, когда они отошли от казака, – ты хочешь завести гарем?

– Да нет, что ты, – смутился Пожарский, – просто жалко девушек стало. Возьми себе в жёны одну, ту, что справа стояла, она постарше и подороднее остальных, – вдруг предложил он Акиму.

– Но у меня нет таких денег, – развёл руками татарин.

– Это подарок. Остальных пусть староста поселит пока в моём тереме. Ну, да я ему грамотку напишу.

– Благодарствую, Пётр Дмитриевич. Только эта женщина вряд ли умеет ухаживать за коровами.

– Ну, на первое время наймёшь служанку в Нижнем Новгороде, пусть она её всему обучит. Так берёшь?

– Девка красивая, спасибо княжич, – Аким низко поклонился.

Ещё они купили одного пленного ногая. Продавец уверял, что он лучший стрелок из лука на свете. Купили и десять замечательных составных луков.

А через два часа всё это доставили к кораблям. Пётр только успел отправить подьячего нанять корабль, что перевезёт все покупки до Вершилово. Торговец лошадьми оценил масло нестле. Он забрал после пятиминутной торговли все оставшиеся восемь горшков за пятьдесят рублей. Так что четыре арабские лошадки обошлись всего в сто пятьдесят рублей. Ерунда, наторгуем. Ещё через час отчалили. Нужно было убираться, чтобы до темноты отплыть подальше от города.

Жеребец был и вправду красавец, вороной, гораздо массивнее остальных.

– Эта порода называется "кохейлан", – сообщил туркмен.

Событие шестидесятое

На них напали под утро, на второй ночёвке после Казани. Маленькая флотилия уже вошла в Каму и даже продвинулась по ней на несколько вёрст. Кама в устье своём была река величественная. Без компаса или опытного кормчего и заблудиться можно. Не видно противоположного берега. И сразу стало понятно, что спускаться вниз по Волге и подниматься вверх по Каме это две большие разницы. Пристали к левому берегу Камы, там, где в неё впадает речка Актай. Ну, это так кормчий сказал, ни одного указателя Пётр не заметил. Вот, кстати, идея. Нужно будет, как вернёмся, указатели на дорогах поставить, эта на Нижний Новгород, эта на Балахну. Пусть народ читать учится. Место Петру сразу не понравилось. На опушке леса. С того леса можно по кустам почти к самому лагерю подойти. Пётр поделился своими опасениями с сотником Малининым. И был услышан. Среди кустов выставили два дополнительных поста. Повечеряли и народ начал укладываться. Весна ещё была не настоящая, ночью подмораживало. Наломали лапника, свалили несколько сухостоев, запалили костры. Пётр заснул быстро, но после полуночи замёрз и встал, чтоб поближе к костру перебраться. Попытался снова улечься, но сон не шёл. Плюнув на него, княжич пошёл проверить посты в кустах. Неспокойно что-то было на сердце.

В одном дозоре сидел его знакомец Иван Пырьев и нижегородский стрелец Фома Гужев. Обменялись приветствиями шёпотом, и княжич спросил, что, птицы не встревожены. И оказалось, что сороки трещат. Неспроста.

– Иди-ка, Иван подними Малинина и пусть он сюда десяток с арбалетами пришлёт. Если тревога ложная, то на лодье выспимся, и княжич стал пробираться к следующему дозору.

Эти стрельцы были из старожилов и тоже не зря восемь месяцев учились у княжича передовой воинской науке.

– Сороки стрекочут, – сообщил десятник Борода, – или волки, или двуногие волки.

– Я Пырьева уже послал десяток с арбалетами к тому дозору на помощь звать, – успокоил стрельца княжич, – Вот что, пошёл я всех подниму. Вы тут тихо, если что отходите.

Пожарский юркнул сквозь кусты, и перебежками, вернувшись в лагерь, стал поднимать стрельцов. Вооружались только арбалетами, огонёк фитиля у мушкета может спугнуть жданных гостей. А проверка боем его отряду не помешает. Собрались, вооружились, подползли к кустам, заняли позиции, а противника всё нет.

– Зря всполошились, – решил попенять ему Малинин, формально всё же старший в отряде.

И в это время началось. Ночь была пасмурной, светать ещё не начинало, так, что видимость была от силы сажень пять. Стрельбу открыли сразу оба дозора. Нападающих было много, даже очень много. Если бы было светлее и не попадись им выученный генерал-лейтенантом десантных войск отряд, успех без сомнения был бы на стороне разбойников. Только сложилось, как сложилось.

Первый залп из сорока двух арбалетов изрядно проредил нападавших. Вот и сейчас, на свету, разбойники поняли бы, что добыча им не по зубам, но темно, первые несколько секунд никто ничего понять не мог, потом долго решали бежать вперёд или назад. И в это время нападавших накрыл второй залп. Ещё сорок два болта по остановившимся татям. Тетивы вжикнули и опять несколько секунд на перезарядку. Теперь нападающие просто в панике, кругом валятся их товарищи, а кто и откуда ведёт огонь не слышно, не слышно и выстрелов. И темно. Зарядили.

– Не стрелять! – крикнул Пожарский, – Я князь Пожарский, сдавайтесь! Подняли руки и выбросили оружие.

Подействовало. Почти. Несколько человек ломанулись к лесу и были остановлены арбалетными болтами. Остальные подняли руки.

– Малинин, сдавшихся вязать и к костру. Борода, со своим десятком добить раненых, – Пётр осмотрелся, – Пырьев, Гужев за мной, к лесу, зигзагом бегом.

Лагерь разбойников был разбит в полуверсте на большой лесной поляне. В нем было пять человек, троих сразу срезали из арбалетов, в остальных метнули ножи. Добили раненых. Ну, вроде и всё. На душе у Пожарского птички пели. Не потерял никого из своих, значит, не зря учил. Ещё несколько лет и десяток боёв и настоящий спецназ будет.

Разборки начались, когда полностью рассвело. К Петру подвели высокого по их меркам татарина в дорогих одеждах, халат так вообще шёлком крыт.

– Кто таков? – поинтересовался княжич у персонажа.

– Это ты кто такой и где князь Дмитрий Михайлович? – татарин зло водил глазами.

– Я Пётр Дмитриевич Пожарский, сын князя Дмитрия Михайловича, – спокойно выдержал его зырканье бывший генерал, – Теперь твоя очередь.

– Я князь Баюш Разгильдеев, – гордо выпятился татарин.

– Ты, православный? Кто тебе грамотку на княжий титул давал, самозванец какой?

– Я крещённый. А грамотку мне давал отец твой с князем Трубецким, когда отбил я нападение ногайских татар на Самару.

– Всё чудесатей и чудесатей, – вспомнил Пётр Алису, – Зачем же ты, князь, на царёвых стрельцов напал. Отец тебя князем сделал, а ты в благодарность решил его сына убить. Не хорошо.

– Мы за вами с утра следим. Флаг у вас на мачте басурманский. Я думал, что это персы в Каму вошли пошалить. В отместку казакам нашим. Вот и решил проучить неверных, – уже не зло, а подавленно сообщил "разгильдяй". С него, наверное, и пошло это словечко по Руси.

– Что за воины с тобой? – поинтересовался княжич.

– Это всё служилые татары из касимовских, – Баюш поёрзал на жёлтой прошлогодней траве, – Развяжи руки, княжич, не враги мы.

– И то верно, развяжите ему руки ребята, – Пётр сообразить не мог, что же теперь делать. Побили почти восемь десятков своих. Так Россия совсем обезлюдит.

– Борода, посчитали, сколько пленных? – спросил он у развязывающего татарскому князю руки десятника стрелецкого.

– Двадцать четыре, – ответил стрелец и чуть помедлив, добавил, – Вместе с князем этим.

– Что теперь делать будем, князь Баюш Разгильдеев? – поинтересовался Пожарский у татарина, растирающего запястья, – Придётся мне доложить Государю нашему Михаилу Фёдоровичу, что на посланный им на Урал камень отряд напал князь татарский по фамилии Разгильдеев.

– Не губи, княжич! Христом нашим прошу, – стал вытягивать из-за пазухи нательный крестик Баюш, – Что хочешь, для тебя сделаю. Хочешь, одну лодью тебе отдам?

– А сколько у тебя лодей? – заинтересовался Пожарский.

– Три большие лодьи, забирай одну, – обрадовался начинающемуся торгу Баюш.

– Давай, князь, мы сделаем так, – Пётр достал из мешка самодельную карту на пергаменте. Перед отъездом он долго мучился, вспоминая этот регион России, смотрел карты у воеводы Бутурлина и расспрашивал купцов. В результате у него получилась, скорее всего, не очень точная, но получше многих карта бассейна Камы до Урала, – Мне надо проплыть как можно дальше по реке Белая, на которой стоит Уфа. Там пройти вёрст сто пешком и потом построить плоты, и плыть вниз по течению реки Миасс, – княжич показал весь маршрут Баюшу по карте, – Ищем мы камень один. Не золото это и не самоцвет. Но мне и государю он нужен очень сильно. Татарского у нас никто не знает. Проводи нас на одной лодье до Уфы, я тебе пятьдесят рублей за это заплачу и царю потом, когда вернусь грамотку, напишу, что помог мне зело князь Баюш Разгильдеев и награды достоин, сей храбрый воин.

Татарин думал не долго.

– Очень не близкий путь ты выбрал, Пётр Дмитриевич, всё лето уйдёт. Хорошо пойду я с тобой до Уфы, чего для друга не сделаешь, – он протянул Пожарскому руку.

Через пару часов тронулись уже на четырёх судах. Бающ взял с собой семнадцать служилых татар. Остальные остались хоронить убитых и охранять две другие лодьи князя Разгильдеева.