Текст книги ""Мерседес" на тротуаре"

Автор книги: Андрей Глущук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

– Да ну вас! Какой смешной. Я про Мерседесы.

– А вы почем знаете, сколько таких Мерседесов в городе? У вас муж в ГАИ работает? – Тоже непроизвольно начинаю играть глазами. Сколько, все же, во мне от обезьяны…

– Какой вы, в натуре, забавный, мужчина. – Продавщица быстро отправляет растрепавшуюся прядку за ушко. – Я же вам еще в тот раз рассказывала.

– О чем? – Делаю вид, что вовсе забыл содержание нашего прошлого разговора.

– Ну, как же. Я, такая, стояла здесь. А вы, такой, подкатили и про «крышу» расспрашивали.

– Я? Такой? Подкатил? Про крышу? У вас что-то с крышей? Потолок протекает?

– Какой вы шутник, мужчина. Крыша – это бандиты, охрана наша. – Вот ведь страна: бандиты и охрана слова синонимы! – Кусок хвастал, мол, в городе такая тачка только у него и губернатора! – Ура! Все сходится. Я прозорлив как Ванга.

– А, вспомнил! Это те типы, которые обещали покатать и обманули. – Наконец, побеждаю склероз. Но восстановление функций памяти, продавщицу не радует. Наоборот, она мрачнеет.

– Все вы, мужики, трепачи. Только бы девушек обманывать. – Ах, бедненькая, как тебе от нашего брата досталось.

– Лиля, почему опять болтаете на работе? – Оглядываюсь на голос и вижу перед собой Геннадия Георгиевича Волобуева собственной персоной. Стоит, этакий вальяжный барин и недовольно грозит пальчиком своей подчиненной. А пальчики – тема отдельного разговора. На них содержимое небольшого ювелирного магазина. Перстенечки и колечки с камешками и без. Бронированные пальчики, на позолоченной ручке. Серый костюм-тройка, белая рубашка, строгий галстук, поверх галстука золотая цепь грамм на четыреста. Неплохо живут бывшие продавцы пива.

– Она не болтает. – Вступаюсь за неоднократно обманутую мужчинами, несчастную продавщицу. – Девушка содействует написанию объективной статьи об успешной деятельности, руководимой вами, фирмы. – Не перестаю себе удивляться. Неужели нельзя сказать тоже самое, но человеческим языком?

– Какой еще статьи? – Судя по всему, интерес прессы к его фирме, у господина Волобуева энтузиазма не вызывает.

– Я журналист из «Городской торговой газеты». – В этот момент принято подавать визитку, но мне светить свою фамилию в «ТетраТехе» не хочется. Поэтому вместо визитки подаю руку. – Андрей Перовский. Вы наверняка читали мои материалы.

– Да, как же. – Мямлит Волобуев. Еще не приходилось встречать человека, который бы честно сказал: «Впервые слышу. А газет вовсе не читаю». В самой читающей стране в мире, не принято казаться неграмотным. – Припоминаю, припоминаю…

– А вы, как я понимаю, известный всему городу бизнесмен Волобуев Геннадий Георгиевич? – признаться к разговору со специалистом по недоливу пива я вовсе не готов. Не к нему я шел. Но деваться некуда. Придется импровизировать.

– Да, в общем, это я. – Утешает, что и Волобуев не готов к интервью. Предстоит абсолютно чистый эксперимент: кто профессиональнее решит свои проблемы. Я как журналист, или он как представитель легального подразделения криминальной группировки. – Может быть, пройдем ко мне в кабинет?

– С удовольствием.

Мы проходим мимо витрин и стеллажей, заваленных всяким металлическим хламом, да не обидятся на меня автолюбители за мое непочтительное отношение к их ненаглядным железякам. В служебном помещении первые двери – бухгалтерия, за ними кабинет директора. Вернее президента. Потому, что директор магазина ютится в приемной вместе с секретаршей.

Волобуев устроился неплохо: теплые, цвета кофе с молоком, стеновые панели, потолок отливает адриатической голубизной, элегантная черная мебель. Пара абстрактных картинок в белых рамках, как окна в неведомый мир.

– Присаживайтесь. – Хозяин кабинета указывает на низкий пышный диванчик. – Чай, кофе, коньяк, виски?

– Спасибо, на работе не пью. – Вообще-то я могу и на работе. Меру знаю. Но, находясь в тылу врага, не стоит расслабляться. Я начинаю плавно погружать свои больные мощи в обволакивающую бездну диванных складок. Посадка происходит на удивление, мягко. Умеют проклятые капиталисты делать мебель. Пока мы размещали по сто пятьдесят боеголовок на одном ракетоносителе, они конструировали диваны, специально для таких как я, ожоговых больных.

– Значит, кофе. – Решает Волобуев и отдает распоряжения секретарше. – И так? Почему вы решили написать именно о «ТетраТехе»?

– Понимаете. – Я доверительно, как великий секрет сообщаю собеседнику банальную истину. – Когда мне предложили написать этот материал, я, предварительно, навел справки о автобизнесе в нашем городе, и получил однозначную характеристику: торговля автомобилями, запчастями и горюче-смазочными материалами на 90 % контролируется криминальными структурами. – Физиономия Геннадия Георгиевича полна благодушия и спокойствия. Железный человек. Настоящий чекист. – «ТетраТех»– мне порекомендовали как, чуть ли не единственную фирму, не связанную с криминалом.

– Ясно. Чушь, белиберда, обывательские байки! – Президент «ТетраТеха» от избытка чувств даже припрыгивает в своем президентском кресле. – Сами подумайте: какие у бандитов могут быть интересы в нашем бизнесе? Им нужны динамичные отрасли экономики. Чтобы сегодня вложить рубль, а через месяц снять десять! А у нас? Какие у нас обороты. Тем более в условиях кризиса? Соучредители и поставщики плачут: не могут вернуть вложенное. Товар почти не раскупается! Это же не хлеб и не водка. Из масляного фильтра сливочного масла не добудешь! – Господи, как же господин Волобуев переживает за своих поставщиков и учредителей. Вот в ком погиб великий актер. Где уж мне с моим самодеятельным уровнем. Если бы я не знал, что Геннадий Георгиевич фильтрами себе зарабатывает не только на масло, но и отдых во Флориде, я бы всенепременно разрыдался и отдал ему последний червонец.

– Что, действительно так тяжело? – Мое сочувствие заставляет Волобуева напрячь извилины и продолжить восхождение на Эверест проблем сибирского автобизнеса.

– Еще как. Вы же видели: приходится торговать всякой дрянью, только бы расширить ассортимент. Бабочки в магазине автозапчастей?! А какие кадры? Разве это люди? Нет, это не люди. Это бездельники и воры. Вот он где криминал. От своих же продавцов приходится прятать товар. Недоглядел – недостача. А потом мне разбираться с поставщиками. Попробуйте объяснить человеку, куда делся его товар, если он не продан и на складе отсутствует! – Нет, положительно, я сейчас затоплю слезами шикарный кабинет президента и подарю несчастному страдальцу, всю, имеющуюся у меня наличность. Однако Волобуеву везет. В тот момент, когда влага уже потекла по слезным каналам, кто-то открыл дверь.

– Геннадий Георгиевич, можно?

– Подожди. Не видишь, я занят. – Волобуева сердит бесцеремонное вторжение. И я с ним солидарен. Нельзя прерывать великого артиста на середине монолога. Искусство требует не только жертв. Но и деликатного к себе отношения. – Зайди через пол часа.

– Так, это. Мне срочно. – Нудит невидимый посетитель от дверей. Мне становится любопытно, что за наглец срывает спектакль. Я оглядываюсь. Мои глаза встречаются с глазами «джипика». Того самого, который тормозил дверь моего подъезда своим героическим носом. Принесла же его нелегкая! «Джипик» поворачивает свое заштопанное и перепачканное зеленкой личико, собираясь покинуть помещение, но вдруг до него доходит: кто сидит в кабинете босса.

– Эта сука Валерку шлепнул. – Только человек очень низкого интеллекта может так вольно обращаться со словами. Сука – женского рода, шлепнул – мужской род. Может быть, он не сибирский бандит, а американский шпион? Я, забыв о своих болячках, пружиной вылетаю из мягких объятий диванчика и встаю в боксерскую стойку. Или, скорее, пытаюсь повторить ту позу, которую не раз видел по телевизору в репортажах с соревнований по боксу.

– Он?! – Кричит за моей спиной Волобуев. С детства помню название фильма «Бей первым, Фреди». Фильм не помню. Но главное не сценарий, а принцип. Я бью. Либо в моем ударе был какой-то дефект, либо поза, не совсем соответствовала классическим образцам, только вместо того, что бы сломать челюсть «джипику», я сам натыкаюсь на его кулак…

– Лей, я держу. – Сказать, что я пришел в сознание, значит сильно преувеличить. Просто сквозь вату, заткнувшую уши и залепившую глаза, стали прорываться отдельные звуки и тени. Кто-то оттягивает мою челюсть. Ощущаю во рту обжигающее тепло коньяка. Я против того, что бы пить божественный напиток из горла. Мотаю головой, выплевываю пол стакана ароматной жидкости на пол.

– Козел. Это же натуральный французский коньяк. – Мне, конечно льстит, что анастетиком выбран именно французский коньяк, но я в принципе против насилия над личностью. А над собой – особенно.

– Сейчас я его. – Меня хватают за горло. Пытаюсь сделать вдох. Ничего не получается. Еще раз – результат тот же. На третьей попытке пальцы, сжимающие мою глотку, ослабляют хватку. Делаю глубокий вдох. Вместо воздуха в горло, трахею, легкие врывается коньяк. Много коньяка. Кто сказал, что халява сладка? Этого бы идиота и на мое место.

– Куда его?

– Вези к Лиде. У нее огород большой. На этом дерьме картошка хорошо родить станет. – Вот урод. Это он меня дерьмом обозвал. А сам-то, жирный лицемер. Автобизнес-никакого криминала! Мне снова открывают рот и вливают что-то жгучее и терпкое. Кажется ром. Так я ни разу не накачивался. Тем более на работе. Попробуй удержись в пределах нормы, при таком радушном приеме…

Меня поднимают и куда-то тащат.

– Гляди, Лиля. Как твой протеже назюзюкался.

– А говорил: журналист. – Разочарованно тянет продавщица. – Статью напишу. Все мужики вруны и уроды.

Меня забрасывают в машину. Задом чувствую, что это не диван из кабинета.

– Сразу не кончай. Попридержи до вечера. Я подъеду, разберемся, что он знает. Свяжи покрепче и глаз с него не спускай.

* * *

Связали меня действительно от души. Потихоньку прихожу в себя и первое, что ощущаю, что мне неудобно и плохо. Точнее не плохо, а дурно. Дурно – от неумеренной дозы спиртного, а неудобно из-за связанных за спиной рук. Пробую перевернуться и понимаю: еще одно движение и весь бар господина Волобуева покинет мой желудок, прихватив за компанию утренние картофельные котлеты. Есть же люди, годами не выходящие из запоя. Что они в этом находят?

Медленно, с усилием раздвигая головную боль, открываю глаза. Прохладный полумрак, это как раз то, что мне нужно. Не припомню, что-то у Лиды такой комнаты. Не поворачивая головы, одними глазами исследую помещение. Где-то далеко маячит кирпичная стена. Рядом стол. Нет не стол, верстак. На нем закреплены тиски и дрель. Куда меня везли, я знаю, а вот где оказался – еще не очень понятно. Утешает одно: это точно не огород а, значит, я пока не удобрение.

Скребу носом бетонный пол, поворачиваю голову вправо. Сначала вижу лужу, а потом источник воды, ее образовавший. В полуметре от меня стоит машина. Снег, набившийся в крылья и налипший на днище понемногу тает, и падает каплями на бетон. Все становится ясно. Это гараж. Собственно, Лидкин гараж числился в маршрутах моих экскурсий под номером два. Под номером один – «ТетраТех». Но там я уже побывал… Так что все идет по плану. Это же надо, какие у нас бандиты заботливые. Теперь на автобус не придется тратиться. О таком раскладе можно только мечтать: напоили, в машину усадили и повезли на экскурсию по местам боевой славы. Главное, все за счет заведения. «Безвозмездно. То есть даром.» – Как говорила Сова в мультике о Винни Пухе.

Кто не пытался подниматься с завязанными за спиной руками – попробуйте. Прекрасно разминает позвоночник. Лучше заниматься этим в присутствии зрителей. Поднимитесь ли вы сами – не факт. Но наверняка сможете поднять настроение окружающих.

Упираюсь головой в холодный металлический бок белой Toyota Sprinter, ногами – в такой же холодный бетонный пол и так, бодая машину, постепенно выпрямляюсь.

Вертикальное положение ром и коньяк не устроило. Меня выворачивает прямо на капот Toyota. После этого начинаю себя чувствовать значительно лучше. Во-первых, испорченный экстерьер бандитской машины, какая никакая, а месть. Во-вторых, лучший способ избавления от абстинентного синдрома – уменьшение дозы алкоголя. Дозу, судя по луже на капоте, я уменьшил минимум на пару бутылок. Ну, и запах у меня в желудке. Природа сконструировала человека очень мудро. Представляю себе: чем бы я дышал, будь у меня нос не снаружи, а внутри.

Пошатываясь, обхожу Лидин гараж. Здесь я еще ни разу не был. В огороде был, а здесь-нет. Гараж чуть меньше огорода. В нем мог бы разместиться автоцех небольшого заводика. Во всяком случае, пара КАМАЗов могут вальсировать в нем, не выключая первой передачи, с удовольствием и без проблем. Но белого Mercedes G500 я не нахожу. Нет здесь драгоценного джипа, сбившего Алешку на тротуаре у перекрестка Гвардейская – Новогодняя. После избиения в кабинете Волобуева, это самое большое мое разочарование. Такая прелестная версия рассыпается в прах. Стоило ли терпеть унижения и пинки? Вынужден признаться – не стоило.

На всяки случай произвожу повторный обход, вверенной мне территории. Заглядываю в каждый угол, но это спьяну. Mercedes' не мышка, его в норку не спрячешь. Нет даже намека на пребывание родовитого арийца в Лидином танковом ангаре.

Тщательно осматриваю стеллажи, прикрывающие торцовую стену гаража. На полках аккуратно разложены и рассортированы запчасти. Рядом со стеллажом две стопки автомобильных крыльев, поленница капотов. Но ничего похожего на кубистику G500 найти не удается.

Все. Мне надоело бесполезное движение по кругу. Герои известной рекламы Nescafe на моем месте отправились бы пить кофе. Я не могу. Нет ни кофе, ни места, где бы мне его предложили. Да и пить кофе с завязанными руками, все равно, что переходить пропасть по канату с завязанными глазами. Нестрашно, но очень неудобно.

Глаза привыкли к темноте. Устраиваюсь у бокового зеркала Toyota и пытаюсь разобраться: как и чем скручены мои запястья. Отражение в зеркале наводит на мысль, что меня связывал не «джипик». Слишком неординарное решение. Кисти стянуты стальной проволокой. Кончики проволоки закручены кокетливым хвостиком. Металл вошел глубоко в мясо. По сути, скручены кости кистей. На рентгеновском снимке мои оковы должны выглядеть весьма оригинально – в виде опухоли на скелете. Проволочку не растянешь, не раскачаешь, не развяжешь. Крепко я влип… Зубами открываю ящички-ячейки в верстаке. Нахожу треугольный напильник. Минут сорок как последний идиот, пытаюсь вставить инструмент в тиски и зажать его там. Со стороны может показаться, что я занимаюсь утренней гимнастикой. Сначала, наклонившись, задираю за спиной руки с напильником и стараюсь угадать: где именно располагаются челюсти тисков. Когда эта, чрезвычайно сексуальная процедура завершается успешно, я резко подпрыгиваю в надежде закрутить челюсти до того, как из них вывалится напильник. Естественно, мне за силой тяжести не поспеть. Приходится приседать, подбирать напильник с пола и начинать разминочный комплекс сызнова.

В конце концов, зарядка надоедает. Плюю на осторожность, врубаю электрическую дрель с вставленным в нее наждачным диском и кладу на подвывающее устройство свои наручники. Спустя секунду воем уже вдвоем. Дрель от усердия, я от боли. Проволока, нагревшись, с удовольствием делится своим теплом с моим телом. Теперь у меня появилась прекрасная возможность изнутри изучить теорию и практику теплообмена, а так же весь спектр ощущений, испытываемых рабочим телом при нагревании.

Руки за спиной разлетаются в стороны. Обезумевший от боли, но свободный, втыкаю кулаки в ведро со слитым машинным маслом. Из ведра доносится змеиное шипение. За воротами гаража в две глотки завыли Лидкины московские сторожевые. Отработал инстинкт стаи. Все воют, значит и им нельзя остаться в стороне.

Выключаю дрель. Собаки замолкают. Прислушиваюсь к тому, что происходит за пределами гаража. Открылась дверь дома. Кто-то вышел на крыльцо.

– Булат, Гита, чего развылись? – Лидочкин голос узнаю даже в хоре. Представляю, как она стоит в халатике и босиком. Мне становится зябко. Как хорошо, что гараж отапливается. Я существо тепличное, даже пьяный долго в холоде не выдержал бы. Примерз бы к бетонному полу. Тогда бы и убивать не потребовалось – Что там? – Судя по всему и «джипик» следом за Лидой выкатился во двор выяснить обстановку.

– Не знаю. Вроде все спокойно. Сейчас на улицу выгляну. Может, коты за воротами устроились. Мои звери кошек на дух не переносят.

– Осторожнее. А то какая сволочь за забором поджидает. Если этот козел что-нибудь понял и трепанул Куску, на всем п…

– Расслабься, ни черта он не понял, а Куска, скорее всего, просто не знает. – Скрипнула калитка. – Никого.

– Может с журналистом побазарим? – Вот и «джипиков» тянет к интеллигенции. Пары часов без меня прожить не может. Велика все таки в народе тяга к культуре. Оглядываюсь по сторонам в поисках оружия. С чем, с чем, а с железками у Лидочки в гараже полный порядок. Остается только выбрать такую, которая о черепушку «джипика» не погнется.

– Брось, Валик. В него бочку спирта влили. Бедняга до завтра не очухается.

– И хорошо, на х…, сдохнет без боли. – Ба, да он не бандит, а великий гуманист. Томас Манн какой-то.

– Пошли в дом. Что-то я замерзла. – Интересно, каким способом они там согреваются. Лидочка обожает экспериментировать, изучая Кама Сутру.

– Пошли. – С неохотой соглашается Валечка. Либо хозяйка дома его укатала, либо прокатила. Иначе, с чего бы ему быть не в духе.

Настало время знакомства с дверями и запорами. Не могу я здесь торчать вечно. Даже до вечера не могу. Не хочется встречаться с великим трагиком Волобуевым и, к тому же, после дежурства обещала зайти Екатерина Владимировна. «Катя» – поправляю сам себя. Вспомнил о предстоящем свидании, и сразу на сердце стало тепло и уютно. Губы сами расплываются в улыбке.

Странно устроен человек. Сколько ни говори «Лида», никаких эмоций кроме воспоминаний об искусном сексе. Сказал «Катя» и как на летнем пляже очутился. А, казалось, всего-то имя, набор звуков расставленных в определенной последовательности. Звуки исчезли в полутьме гаража, а ощущение счастья осталось.

Ладно. Все это беспредметная болтовня. Приедет дядя-президент «ТетраТеха», и все имена станут одинаковыми. И те, что очаровывают и те, к которым равнодушен.

Ворота в гараже что надо. На совесть сделанны. Впрочем, как и все в Лидочкином хозяйстве. Батя у нее – мужик основательный. Сразу видно. В городе бывает только наездами, но петли, на тяжелых стальных воротинах, тщательно смазаны, замков – три штуки только внутренних. Два из них с вертикальными ригелями. А ведь, как мне помнится, есть еще и пара навесных. С воротами мне не справиться.

Крыша – бетонными плитами выложена. Ее только направленным взрывом взять можно.

Стены – из шлакоблоков. С хорошим ломом пробиться можно. Но на организацию пролома пол дня уйдет. Да и шума много.

В надежную клетку меня упрятали. Не хотят бандиты с Андреем Петровым расставаться. Ценят, любят, уважают. Именно это чувство и называется «любовь до гроба». Жаль, что я не испытываю к ним взаимности. Не справедливо как-то.

На разборку внутренних замков уходит минут тридцать. С каждым отвернутым винтом мне становится лучше. Курочу механизмы, как раньше писали в прессе, с чувством глубокого удовлетворения. С удовольствием курочу. Весь необходимый инструмент под рукой и в идеальном состоянии. Все винты и гайки подаются с полуоборота. Складываю шестерни и ригеля у стеночки. Осталось расправиться только с навесными замками. Но это уже фокус для Гуддини. Вообще, ворота можно попробовать с петель снять с помощью домкрата. Если домкрат достаточно мощный. Упереть в ребро жесткости на воротине и попробовать приподнять. А почему, собственно, нет? Что я теряю?

Лезу в багажник Toyota. Вытаскиваю домкрат. Больно хлипок импортный приборчик. Не внушает доверия. Не рискнул бы я им БелАЗ поднимать. Однако я не в магазине. Привередничать не перед кем. Устанавливаю домкрат и начинаю крутить ручку. Занятие не слишком интеллектуальное, зато позволяет попутно решать несложные логические задачи.

Зря я так разочаровался, не найдя здесь Mercedes. Какой дурак покатил бы через весь город на угнанной машине. Вряд ли Валера стал так рисковать. Покойный не производил впечатления дегенерата. Mercedes перегоняли куда-то не далеко. Квартал, два, максимум три от офиса «СтарКуса». Завели, пять минут езды и легли на дно. Гараж в обществе «Роща» в этом плане вариант почти идеальный. Но в том гараже я побывал, только джипа там не видел.

Воротина, на удивление, подалась. Точнее поддался низ. Металл под напором самурайского домкрата стал прогибаться по центру. У правой створки, над которой я колдую, обозначился небольшой животик. Не дать, не взять, восьмой месяц беременности.

Еще одна неувязка. Когда ребята успели номер запорожцевский поставить. Одно дело влезть за руль, завести машину и укатить. Другое дело устроиться на виду у хозяина и начать переставлять номера.

Зачем я связался с домкратом? С его помощью я слегка погнул дверь, но и полностью развалил свою, совершенно замечательную версию. Было прекрасное, логическое объяснение. Теперь нет. Слишком много думать вредно.

Стоп. Как там сказал «джипик» по имени Валентин? Если я трепанул Куску им всем… И хорошо бы. Это мысль: трепануть Куску. Это решение. Только что трепануть?

Воротина начала потрескивать. Снова открылась дверь дома.

– Эй, Лидка, глянь, что с твоим гаражом! – Вынесла «джипика» нелегкая! У меня створка перешла на девятый месяц. Вот-вот родит. И надо же, такая незадача…

– Что случилось? Е-е-понский городовой. Этот предурок мне гараж испортит. А батя с меня шкуру спустит. – Интересная цепочка получается. Как в сказке: бабка за внучку и т. д. – Я за ключами. – Кричит Лидочка в панике. Хлопает входная дверь. Кажется «джипик» упирается в воротину, пытаясь предотвратить «роды».

– Ты, х…, оставь ворота! А то в лоб дам. – Как с такими людьми общаться? Чуть что, сразу в лоб. Можно подумать я сам в гараж залез. Просил – умолял меня на все запоры закрыть.

Лида гремит связкой ключей. Не думаю, что это ключи от ворот от Рая. Жил я грешником, им и умру. Причем очень скоро. Все, чего я добился за последние пол часа жизни – перекосил двери Лидкиного гаража.

Снаружи торопливо срывают с дверей замки. Им не терпится меня успокоить.

«Джипик» перестает подпирать створку и начинает тянуть ее на себя. Воротина подается плохо: ее заклинило домкратом. Буквально по сантиметру конструкция из напыжевшегося домкрата и вставшей на дыбы двери выползает во двор. В происходящем я уже ничего изменить не могу. Сажусь на корточки и гадаю, какой способ лишения меня жизни предпочтут приятели Лиды.

Вдруг створка ворот дергается вверх. Сначала неуверенно, буквально на несколько миллиметров. Потом взлетает как китайская ракета для фейерверка. Металл с грохотом разгибается и, подлетевшая на пол метра махина мягко ложиться на заснеженный двор.

Окно в мир свободы распахнулось, и я вижу картину, прямо скажу, замечательную. У левой, закрытой створки стоит Лида. Глаза ее широко раскрыты, взгляд бессмысленнен. Он направлен не на меня, а торчащую из-под упавшей створки, красную от натуги морду «джипика»– Валентина. В проеме конуры заклинило два короткохвостых зада. Булат и Гита зажали друг друга, пытаясь найти в своем дощатом убежище спасение от верной смерти.

Я понимаю, что лучшего шанса для побега у меня не будет. Пробегаю по воротине, едва ни наступаю на, глупо моргающую, физиономию Валентина. Но церемонится некогда. Впервые в жизни сразу открываю чужие запоры. И не мудрено. Задвижки на калитке устроены не слишком сложно даже для моего, технически не развитого ума.

Несусь по улице, обдавая встречных прохожих ядреным запахом коньячного перегара и одаривая счастливыми улыбками. Вперед к свободе. Вперед, к Кате!

* * *

Черную полосу жизни сменила белая. Я выскакиваю на остановку и успеваю запрыгнуть в коммерческий автобус. На пятьдесят копеек дороже и никакой толкотни и дно не отваливается. Салон на половину пустой, но я упорно стою. Молодая кондукторша не упускает случая прицепиться:

– Садись, дядя. У нас, что стоя два рубля, что сидя, опять два рубля. Так что ничего не сэкономишь. – Глупенькая. Откуда ей знать: я не деньги, я здоровье оберегаю.

– Я не экономлю. Я протестую. Мне зарплату не платят, так я стоячую забастовку объявил. Третьи сутки на ногах. Понятно, деточка? – Деточка улыбается. С чувством юмора у нее все в порядке.

Стою напротив кондукторши у передних дверей и радуюсь солнечному миру за ветровым стеклом. Навстречу солидно и осторожно, сверкая темно-синими, откормленными боками, катит здоровенная иномарка. Идентифицировать ее не могу по причине своей автомобильной необразованности. Но ничего: журналы я еще Лидке не вернул и, наверное, теперь удобного случая вернуть не представиться, так что устроюсь вечерком на диване и разберусь во всем многообразии мира четырехколесных. А может, не разберусь. Дома только один журнал остался. Второй застрял где-то в кабинете Волобуева. Не успеваю вспомнить о Геннадии Георгиевиче, как обнаруживаю его холеную физиономию. Он небрежно, одной рукой придерживая руль, восседает в том самом темно-синем, сверкающем монстре, который проплывает по ухабам навстречу нам.

Опоздал дорогуша. Ни расспросить меня не сможешь, ни на тот свет проводить. Довольная улыбка расплывается по моему лицу.

– Чему радуешься, дядя? – Любопытствует неугомонная кондукторша.

– Скажу – смеяться будешь.

– А я не согласная. В смысле – посмеяться…

– Радуюсь пользе опозданий. – Девчонка начинает смеяться, но вдруг задумывается над моими словами и озадаченно спрашивает:

– Это как?

– Очень просто. Главное, что бы опоздал тот, кто нужно и туда, куда нужно.

– Понятно. – По лицу вижу, что ничего она не поняла, да и не важно это. В ее возрасте вообще ничего не нужно понимать. Достаточно уметь чувствовать и радоваться жизни. Быстро темнеет. Зима. День короток, зато ночь длинна. И я жду сегодняшнюю ночь. Она обещает быть необыкновенной. Выскакиваю из автобуса в центре. Очень мило прощаемся с кондукторшей. Машем друг другу руками и улыбаемся. Она исчезает вместе с теплым автобусом, вполне уверенная, что целый час каталась с сумасшедшим. А я поскрипываю ботинками по подмороженному снегу и счастлив, что не жалею об исчезнувшей в ночи юной кондукторше. И тысяче других женщин, с которыми я не буду никогда, потому, что как бы они не были прекрасны, они мне не нужны. Меня ждет встреча с Катей.

Пробегаю по магазинам. Бандиты, оказывается, очень порядочные люди. По крайней мере, мои скромный финансы их не заинтересовали. Они, конечно, неприлично на мне поиздержались, но кошелек не тронули. Вот он: не толстый, но и не пустой. На прежнем месте во внутреннем кармане куртки. И не полегчал ни на копейку. Слава Российской преступности, самой порядочной и бескорыстной в мире!

Всю свою наличность – три сотни вкладываю в очень выгодное предприятие. Называется оно «Вечер с любимой женщиной». Хорошо организовать его тем более важно, что это вечер в ночь перед Рождеством. С сожалением вспоминаю, что не запасся подарком. Был бы умнее, купил бы у Геннадия Георгиевича бабочку. Самую большую и самую бразильскую. Кате, наверное, такой подарок понравился бы.

Руки заняты пакетами, голова мечтами. Захожу в свой двор. Вера Игнатьевна выгуливает своего барбоса. Заметив меня, она демонстративно отворачивается и направляется к подъезду. Кавказец сначала упирается. У него острая необходимость донюхать сугроб и смыть метки предшественников своей горячей мочой. Он с неохотой отрывает нос от сугроба на пол секунды и, увидев меня, стремглав несется к дому. Никогда не думал, что стану грозой собак. Я, вообще-то, к ним отношусь с большой симпатией.

– Вера Игнатьевна! – Кричу вдогон соседке. Я хочу всеобщего мира, благоденствия и покоя. Я хочу пожелать соседке счастливого Рождества. Мне срочно требуется наладить прежние, теплые отношения и с хозяйкой кавказца и с самим барбосом. Но моим стремлениям не суждено осуществиться. Кавказец не рискует встречаться со мной в темном подъезде. Он втаскивает Веру Игнатьевну в дом и, поскуливая, помогает пенсионерке со скоростью чемпиона мира в спринте преодолеть расстояние от крыльца, до безопасной тишины квартиры.

С Катей сталкиваюсь в дверях подъезда. Я вхожу, она выходит.

– Ты обещал весь день сидеть дома. – Говорит она укоризненно.

– Я подумал, что нужно сходить в магазин. – Предъявляю как оправдательный документ сумки с продуктами и двумя бутылками шампанского. Она загадочно улыбается своими чудесными серыми глазами и тоже поднимает руки. Черт. Я нанес смертельный удар по бюджету бюджетницы. Наши сумки, как сиамские близнецы. С той небольшой разницей, что в одной из моих, исполняют стойку на голове три белых розы. Их колючие ноги бесстрашно выглядывают из газетной шубки и покачиваются под легким морозным ветерком.

– По крайней мере, мы не умрем с голоду. – Катя поворачивается и исчезает в темноте подъезда. Опять какая-то сволочь выкрутила лампочку на первом этаже. Я спешу за ней. Я не вижу ее. Только ощущаю тонкий аромат духов и запах больницы, сопровождающий любого медика до самой пенсии. Я не о духах, а о больнице. Меня этот запах не раздражает. Он мне нравится. Как и все, что несет в мою жизнь это удивительное существо с прекрасными серыми глазами, прохладными пальцами, горячим телом и тонкой душой.

На третьем этаже нас поджидает ослепительная иллюминация. От тьмы к свету – философская концепция мировой культуры. Мысли мои высокопарны и глупы, но ничего с собой поделать не могу. Еще пара дней такой жизни и я выкину компьютер и гусиным пером начну писать статьи в стихах.

Открываю дверь. От волнения руки дрожат, а ключ вытанцовывает лезгинку вокруг замочной скважины. Я, наверное, выгляжу страшным недотепой и полным идиотом. Оглядываюсь на Катю. Она все так же загадочно улыбается и молчит.

Наконец замок дважды отщелкивает обороты ключа и дверь подается.

– А говорили: не транспортабелен. – Это не голос Кати. Неужели после всех моих сегодняшних приключений со мной случился нервный срыв? Только галлюцинаций мне и не хватало. Холодок пробегает по спине и странным образом застревает в животе. Становится пусто и неприятно. Чертовщина какая-то. Я оборачиваюсь. Вижу Катин затылок, а за ним участкового.

– Собирайтесь, гражданин Петров. Хватит симулировать. – Вот тебе и вечер любви. Вот тебе и ночь страсти. Кажется, свидание придется отложить лет на десять. Как жаль. Верно подметил Александр Сергеевич: «А счастье было так близко, так возможно…»