Текст книги "В путь за косым дождём"
Автор книги: Андрей Меркулов
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)
Сотни самолетов для меня как для летчика представляли особое приятное разнообразие, и первые дни мы не успокоились, пока сами не осмотрели все. Здесь были французские истребители «мираж» и «бальзак В-001» – этот «прославленный романист» интересовал меня тем, что взлетал вертикально. Здесь были английские «хандлей-педж», «хаукер» и «де хэвил-ленд» – самолет фабриканта, сын которого когда-то разбился при испытании одной из машин фирмы, штурмуя звуковой барьер. Здесь были итальянские «фиаты» и самолеты многих других стран, которые мы у себя в гостях видим не так уж часто. Американцы показали 60 типов, но из двух министерств, готовивших их к выставке, – военного и торговли, – последнего совсем почти не было видно. Длинными рядами стояли истребители, многоцелевые самолеты, военно-транспортные, палубные, разведчики и противолодочные, в окружении бомб, снарядов, ракет и баков с напалмом. Многие были из тех, что сбивают сейчас во Вьетнаме во время бомбежек сел и госпиталей. Конструктор Андрей Николаевич Туполев заметил, что трудно что-либо сказать об американских достижениях, – в салоне в основном военная техника США, да и то не самая последняя... Мне понравился вертолет «ирокез», к вертолетам я, естественно, питаю особую склонность, поскольку много ими занимался. Я привез на память из Парижа фото французского вертолета «алуэтт»: действительно легкий, как жаворонок, он парит над силуэтом Эйфелевой башни и виднеющимися в таинственной дымке мостами через Сену...
Чтобы хоть немного посмотреть Париж, мне пришлось напрячь всю многолетнюю выдержку испытателя: днем было слишком много работы на выставке, мы ежедневно показывали вертолеты в воздухе, и оставался только вечер до предела выносливости, потому что Париж совсем не спит: утром он не просыпается, а просто начинает новые сутки. Я бывал в Париже проездом, но в этот раз, составив список на две недели – с Лувром, букинистами на набережной Сены и ночным Монмартром, – купил заранее новые башмаки; улетая, я их выбросил, они сносились.
Выставка крутилась безостановочно, как огромная карусель, и с каждым днем людей прибывало все больше. Билеты все повышались в цене, особенно после каждой из двух катастроф, отзвук которых подхватила пресса. В первый же день, задев при посадке за огни аэропорта, разбился огромный американский «хастлер», бомбардировщик с четырьмя двигателями, – этот Б-58 уже снискал во Франции довольно стойкую мрачную славу, ибо такая же машина погибла на прошлой авиационной выставке в Париже. Мы видели каждый день много великолепных образцов пилотажа, который смело и точно демонстрировали над аэродромом иностранные летчики. Но когда поднимался итальянец Донати, меня охватило обостренное, как у всех старых летунов, роковое предчувствие, – вы знаете, сколько раз я сталкивался с оправданным риском в воздухе, на войне и после, на испытательной работе; не так давно еще мне самому приходилось, приземляясь с парашютом после аварии, рвать грудью телеграфные провода, – но слишком рекламный риск итальянца нам всем казался ненужным. 19 июня сразу после пилотажа у земли, заходя на посадку через неудачно расположенную на подходе к полосе стоянку автомашин, Донати потерял высоту и упал, – он унес с собой еще восемь жизней неповинных зрителей и сжег 60 автомобилей.
Хотя после этой катастрофы цена на билеты поднялась уже до 26 новых франков, вовсе не больной интерес к летным происшествиям прежде всего привлекал на выставку парижан, а их природная любознательность и любовь к технике. Французы хорошо помнят, что в их стране в одной из самых первых занималась заря авиации в начале века. Они чтят славную память Блерио. В знаменитой серии издания классиков всех времен и народов, роскошно оформленного крупнейшим издательством Галлимар, наибольший тираж собрал Сент-Экзюпери – летчик, взлетавший с этого же аэродрома, национальный герой и популярнейший писатель Франции, ярче всех воплотивший в своей поэтической прозе романтику нашего летного дела... И не случайно за две недели выставку в Ле-Бурже посетило около миллиона зрителей. Франция всегда была сильна технически и инженерно, и одной из самых лучших машин на пассажирских линиях мира справедливо считается «каравелла».
Но любовь к технике и ее рост в наше время сыграли шутку над добрым старым Парижем: он попал теперь в плен к автомобилям. Без реконструкции город не в состоянии пропустить их поток и каждый день судорожно дергается в заторах. Эта тема не сходит с газетных полос, и только природный юмор французов помогает им то и дело расцепляться с соседним или встречным авто без озлобления и с шуткой. Несмотря на эти трудности, мы в каждый проблеск свободного времени и неизменно по вечерам и ночью бродили и ездили до изнеможения по Парижу. Незабываемо обаяние его уличных сцен, ночные художники, рисующие на Монмартре, Булонский лес, ночной огромный рынок, где в это время оптовики продают горы сверкающих яркими красками овощей розничным торговцам и где в ночном кафе «Три поросенка», узнав, что среди нас Юрий Гагарин, хозяин немедленно вручил нам всем сувениры. Вообще популярность Гагарина в Париже почти не меньше, чем в России. В рабочей столовой, как только его узнал зашедший случайно бойкий репортер, нас окружили с готовыми фотокарточками, и невозможно было отказать в автографах. Больше того, американские космонавты несколько дней не могли пробиться на первые полосы парижских газет, пока не сфотографировались вместе с Гагариным. Участие Соединенных Штатов в авиационной выставке вряд ли повысило их популярность во Франции, поскольку под каждым самолетом и вертолетом, даже почтовым, выразительно лежала бомба. Это был открытый базар военной техники, без намека на возможность мирного применения. Конечно, в военное время любой тракторный завод можно при необходимости быстро перевести на танки, но мы ведь хорошо знаем, что может быть и наоборот. У американцев же их товар в виде спортивных самолетов могли покупать только миллионеры, а все остальное – генералы. И прилетела почти вся эта техника в Париж не через Атлантику, а из соседней ФРГ, как будто демонстрируя, что бундесверу недалеко до Франции, если лететь на чужих крыльях.
На обратном пути, когда быстро опустели широкие площадки Ле-Бурже и Париж скрылся в легкой дымке, мы совершили недолгую посадку для ремонта на травяном поле у деревушки. Нас быстро окружили французы. Это была Франция сельская, и девушки здесь уже не выглядели так модно, как в Париже, в них было меньше кукольного, зато они отличались здоровым румянцем. Нас спрашивали с тревогой: «Америкен?», а потом радостно и весело кричали: «Рюс, рюс!» И снова шли под нами, сменяя свои оттенки, благодатные, тщательно возделанные поля, искусственные пруды Бельгии с голубым кафельным дном; луга Голландии, где коровы почему-то смотрели на вертолеты бесстрашнее датских... И снова мы задержались в Варшаве, а потом полетели в Люблин. И здесь впервые в жизни я увидел своими глазами Майданек – почерневшие тоскливые бараки, газовые камеры и печи крематория, поглотившие сотни тысяч людей, фотографии расстрелов, вещественные улики образцового поточного производства матрацев и сувениров из человеческих волос и костей, и холм из пепла за крематорием, теперь поросший травой. Я вспомнил аллею березок в Трептов-парке нынешнего Берлина и вспомнил, как мне рассказывали, что в тюрьме Зоненбурга перед камерами приговоренных русских с утонченным садизмом тоже сажали березы... Мы только что прошли над Европой, над крышами тысяч домов, под которыми теплилось простое счастье простых людей, и нам не хотелось верить, что может настать время, когда рассыплются сразу все эти веселые черепичные кровли, рухнут искусные плотины Голландии, впуская морские волны, обуглятся сразу тихие пруды под Берлином... Мы шли на Восток, и перед нами, долгожданная, снова вставала наша земля, которую мы опять готовы от всех пожаров заслонить собой...
* * *
Полет на выставку не прошел бесследно. Вскоре экипаж Колошенко и Гарнаева опять пригласили в Европу – специально, чтобы показать большие вертолеты в работе, которая оказалась на редкость трудной: в Швейцарии, в Альпах, строили в малодоступных местах подвесные канатные дороги для туристов, американский вертолет, прилетевший из ФРГ, оказался не приспособленным для этой работы, а испытатель фирмы «Белл» сразу сказал, что нужен МИ-6. И вот опять большие наши вертолеты появились над Европой – во Франции их прозвали в этот раз «пожирателями огня» за успешное тушение лесных пожаров. В Швейцарии они подняли в горы и точно поставили в гнезда железобетонные опоры весом до 8,5 тонны, каждую из которых монтажники обычно ставят на ровном месте три недели, но летчики наши поставили 31 опору за три дня и подняли в горы кабину подвесного вагона вместимостью в сто человек.
Все эти дни, несмотря на суматоху встреч и усталость от напряженных полетов, Гарнаев неукоснительно вел дневник, лаконичный, как бортжурнал, скупые строки которого часто бывают выразительнее восторженного многословия корреспондентов...
12 марта, суббота. Голландия, Роттердам. Наутро должна была начаться демонстрация вертолетов. Голландцы привезли груз весом 27 тонн. Конечно, поднять мы его не можем. Тогда привезли груз весом в одну тонну. Мы его не стали поднимать – слишком маленький. Дует сильный ветер. Ограничились полетом над городом в течение 20 минут. Фотокорреспонденты берут интервью, делают снимки.
14 марта, понедельник. Тяжелый, но веселый день. С утра улетели в Амстердам. Целый день летали с каким-то коммерсантом. Приехал американский бульдозер «каттерпиллер» весом 12 тонн. Его погрузили на платформу МИ-10. Все с интересом наблюдали, что будет. Борис Земсков его поднял свободно. Принесли газеты. В них ехидные статьи насчет наших субботних неудач. Но успехи сегодняшних полетов затмили эту клевету.
19 марта. Взлетаем и берем курс на Париж. Быстро пересекли Бельгию, и на исходе второго часа мы уже снова в Ле-Бурже. Мы улетали отсюда в июне прошлого года. Снова мы в Париже. Нас хорошо встретили, за исключением представителя Аэрофлота. Зачем таких посылают за границу?.. Сегодня воскресенье, день чудесный. Солнечная погода. Из окна моей комнаты в отеле видно Эйфелеву башню. Целый день бродим по Парижу. Лувр, Елисейские поля, Нотр-Дам. Усталые, но довольные вернулись к вечеру в отель.
21 марта. Нас познакомили с представителями фирмы: господин Гобер хорошо изъясняется на русском, французском, немецком и английском языках, крупный капиталист. Узнаем, что после подготовки вертолета полетим в Ниццу и Марсель. Работа трудная. Все дни до отлета на юг будем готовиться к проведению испытаний.
22 марта. В ходе подготовки узнаем, что, несмотря на благожелательное отношение к нам правительства Франции во главе с де Голлем, многие влиятельные лица против нашего прилета. Идет борьба.
23 марта. Сегодня остался небритым. Рабочие электростанций бастуют, и Париж остался без электричества.
25 марта. С утра вдруг выпал снег, и похолодало. Улицы в Париже стали скользкими. Снег быстро растаял, но мы увидели много разбитых автомашин. Парижане ездят очень быстро и тесно. Приехал летчик из Швейцарии. Нас уже ждут там. Но раньше двадцатого апреля мы, очевидно, не сумеем вырваться из Франции.
30 марта. Весь день были полеты. Возили пассажиров, грузы на внешней подвеске, автомашины. Полеты прошли блестяще. Особенно когда после посадки из вертолета выехала огромная пожарная машина и трактор. Когда мы заходили на посадку с грузом на внешней подвеске, на автомагистрали остановилось все движение – все смотрели на нас.
1 апреля. Начало второго весеннего месяца. В 11 часов по московскому времени вылетели из Парижа и взяли курс на юг. На борту у нас 20 человек, из них четыре француза, а также легковой автомобиль господина Петеля. Погода чудесная. Пролетели Лион, город текстильщиков, и через три часа приземлились в Марселе. После взяли курс на Ниццу. Вот и жемчужина Франции на берегу Средиземного моря. Вечером был прием у мэра города.
2 апреля. Почти весь день ездили по горам и смотрели, где устанавливать мачты электропередач. Места в горах красивые, но страшные. Скалы, крутые обрывы, пропасти, ущелья. Работать будет очень трудно. Поселили нас рядом с Ниццей – город Канны. Отель «Мартинес» расположен на набережной. Красота невероятная. Кругом пальмы, тепло.
4 апреля. В 11 часов прилетел вертолет «алуэтт-2», и мы на нем полетели в Марсель по приглашению авиакомпании. Посетив завод «Сьюд-Ависьон», вечером возвратились домой. По дороге я пилотировал «алуэтт» – еще прибавился один известный мне тип. Вертолет мне очень понравился.
5 апреля. С утра готовили вертолет к испытанию по программе пожарников. На вертолете «алуэтт-3» прилетели французские летчики из Марселя. Колошенко летал на МИ-6 с летчиком-испытателем фирмы «Сьюд-Ависьон», а я летал на вертолете «алуэтт-3». Этот вертолет мне тоже очень понравился. Это был мой 120-й тип воздушного аппарата.
6 апреля. Ровно в 8.30 взлетели с аэропорта Ниццы и взяли курс на Сан-Рафаэль. Летели вдоль берега мимо бесчисленных пляжей и отелей, расположенных среди зеленых пальм. После прилета в Рафаэль целый день работали по программе пожарных – выливали воду, спускали десантников. Все эксперименты прошли хорошо. Французы остались довольны. Завтра продолжим испытания: будем тушить пожар с вертолета.
7 апреля. Сегодня ровно месяц, как мы вылетели из Шереметьева. Утром, приехав в Рафаэль, я полетел на «алуэтт-2» выбирать площадку для высадки десантов. Площадки были найдены. Затем мы возили десантников и баки с водой в горы. Французам понравилась наша работа. Такого эффективного обеспечения они не видели никогда.
8 апреля. С утра снова работали с десантниками. Высаживали сразу по 60 пожарных.
13 апреля. День оказался очень тяжелым, недаром сегодня 13-е число. Утром в долине реки Вар, взлетев с аэродрома Ниццы, мы поднимали 20-метровый пилон. Он оказался очень тяжелым, и сделать это было очень трудно. Мы его подняли на высоту 50 метров и перенесли на другое место вертикально. Как потом оказалось, он весил не 5 тонн, как было нам заявлено первоначально, а восемь. Об этом сообщили вечерние газеты. Завтра будем повторять эксперимент.
14 апреля. Сегодня снова возились с пилоном. Требование – установить его в точно назначенный квадрат – выполнить не удалось. Рабочие не в состоянии такую махину сдвинуть руками, а специального приспособления нет. Необходимо сделать временное приспособление – конус. Утром назначен генеральный смотр нашей работы. Компания «Сьюд-Электрон» устроила обед в честь нашей группы.
15 апреля. С шести часов утра мы были уже на аэродроме. Взлетели и пошли в горы, в долину реки Вар. Зацепили пилон и подняли его на высоту четыреста метров. Зрелище потрясающее. Затем снизились, но поставить пилон на конус не удалось. В 11 часов повторили попытку в присутствии сотен капиталистов, приехавших специально из Парижа, Рима и других городов. Нечеловеческими усилиями экипажа удалось поставить пилон точно на место. Мы победили. Завтра последнее испытание во Франции – тушение пожара в горах.
16 апреля. Целый день была работа с пожарными. Рано утром перелетели в горы вблизи Рафаэля и начали подготовку. К двум часам дня приехали зрители, крупное начальство. Пожарные зажгли лес, а мы зависли над пожаром и начали по канатам спускать людей. Спускались они довольно медленно – очень было страшно лезть в огонь и в пропасть. Целый день проработали в горах.
17 апреля. Работа во Франции окончена. Полетим в Швейцарию. Весь день готовили машину. Прощай, Средиземное море!
18 апреля. Рано утром взлетели и взяли курс на Берн. На борту у нас шеф-пилот фирмы и еще два представителя. Погода чудесная. Идем на высоте1500–2000 метров. Кончилось море, и начались горы. Через два часа полета показалось Женевское озеро и сама Женева. Через полчаса приземляемся в Берне.
19 апреля. Аэропорт Берна находится в долине, зажатой между гор. На нем базируется летная школа. Целый день ребята летают на планерах и самолетах спортивного типа. Невольно вспоминается аэроклуб, где я когда-то учился... Наш прилет всколыхнул весь Берн, о котором сами швейцарцы в шутку говорят, что он в два раза меньше чикагского кладбища, но вчетверо скучнее. С утра уехали в горы, где мы должны работать. По воздушно-канатной дороге поднялись на 2600 метров. Внизу было лето, а наверху бушевала метель. Зрелище грандиозное, но с непривычки страшное.
20 апреля. Весь день демонстрировали на аэродроме возможности вертолета. Народу понаехало ужасно много. Военные привезли пушки и снаряды, а коммерсанты – трактор, большие цистерны, катушки с кабелем. Все это мы поднимали на внешней подвеске. Эффект поразительный. Но это не главное. От нас требуют поднять кабину подвесной дороги на высоту 2670 метров и там установить. Работа для нас совершенно новая и непонятная. Но мы попробуем с ней справиться.
21 апреля. Живем в гостинице аэропорта на втором этаже. Рядом стоит наш вертолет. Из окна видно все летное доле, а дальше бесконечные горы – сначала зеленые и выше белые, покрытые снегом.
22 апреля. Сегодня необыкновенный день! С утра прояснилась погода, и мы вылетели в горы. Опустились в ущелье глубиной больше километра. Оно узкое, и лопасти нашего вертолета едва прошли между скал. Со дна ущелья мы должны взять кабину и на внешней подвеске поднять ее на вершину горы, а там опустить на маленькую площадку – пять метров на пять. На эту же гору идет фуникулер, но кабина нужна для дороги, которая пойдет еще выше. Когда мы подлетели с кабиной к вершине горы, там было много народу. Все обалдели. Мы благополучно закончили работу. Ура! Первая победа в Швейцарии!
24 апреля. После завтрака поехали в горы, чтобы осмотреть места, где нужно устанавливать пилоны. Работа исключительно опасная, все время на вершинах гор или в ущельях. Это места, где швейцарцам трудно сделать установку пилонов без нашего вертолета. Нагрузка будет большая, так как пилоны очень тяжелые. В горах нам очень понравились сытые швейцарские коровы.
25 апреля. Местечко Швеллбрунн. С утра идет дождь, но мы все равно поднялись в шесть утра и в семь уже взлетели для разведки погоды. Горы затянуты сплошной облачностью, но кое-где в долинах пролететь можно. Начали снова возить пилоны и устанавливать в горах. В 10 часов утра в Швеллбрунн съехались все капиталисты-электрики Швейцарии посмотреть нашу работу. Работа чистая, но дается она нам нечеловеческим напряжением. К вечеру мы перевезли и установили 19 пилонов. Эта работа без вертолета потребовала бы не меньше месяца. К вечеру погода совсем испортилась, и полеты мы прекратили.
26 апреля. Все вокруг затянуто сплошным туманом. Собственно говоря, это не туман, а облака, ведь мы находимся на высоте в 1000 метров. Приехали к вертолету. Он стоит на шпалах в мокрой от дождя лощине и ждет, что же из него будут выжимать дальше. А выжимать надо. Последние пилоны весят каждый по 8,5 тонны. Начинаем их поднимать. Машина напряжена до предела, нервы тоже напряжены до предела. Все же работу заканчиваем всю. Уже видим, как на поставленные нами пилоны монтируют изоляторы. Линия электропередачи скоро будет готова.
27 апреля. Тяжелый начался сегодня день. Нужно ставить огромный купол на высокую башню. Колошенко очень устал. Я понимаю его. Нервы его уже все измотаны предыдущей работой. Пытаюсь его успокоить. В 10.00 взлетели, слетали за куполом и поставили его на башню. Работа в Швейцарии закончена полностью. Завтра утром улетаем в Вену.
28 апреля. Погода утром нас не обрадовала. Было пасмурно, в горах шел дождь, но надо было лететь. Тепло попрощавшись с жителями Берна, мы взяли курс на Вену. Сначала шли долинами и ущельями, потом погода настолько испортилась, что пришлось набирать высоту 4000 метров, чтобы не зацепить за вершины, которые достигали трех тысяч двухсот. Шли в облаках. Вертолет стал обледеневать. Пройдя по расчету горы, начали снижаться и, наконец, вырвались из плена обледенения и облачности и вышли в солнечную долину Дуная. Через час приземлились в Вене...
29 апреля. В аэропорту Вены сегодня собралось много народу. Мы снова демонстрировали полет нашего гиганта. Всех поразил подъем восьмитонной автомашины на внешней подвеске. Но для нас это был пустяк после полетов в горах Швейцарии. Вечером был прием в советском торгпредстве, где познакомились с Иоганном Карловичем Добиасом. Интересная личность. Жил в Советском Союзе, дрался в Испании, женат на русской, теща живет в Москве.
3 мая. Последний день в Вене. Завтра улетаем в Белград. С утра был осмотр вертолета. Обнаружены металлические блестки в фильтрах одного из двигателей. Это сигнал тревожный, машине слишком пришлось напрягаться. Вертолет поработал на славу, сделал очень много, и хочется добрую машину исправной довести домой.
4 мая. С утра выполнили контрольный полет. Вроде все хорошо, фильтры чистые. Взлетели и взяли курс на Будапешт. Через полчаса уже пересекли границу Австрии. Мы над территорией Венгрии – восьмого государства на нашем пути. Слева видна Чехословакия. Вскоре приземлились в Будапеште.
5 мая. Осмотр фильтров опять не порадовал. Все-таки блестки есть. Надо лететь домой. Взлетаем и берем курс на Львов. Через сорок минут слева пограничный город Чоп. Здравствуй, Родина! Переваливаем Карпаты, и мы во Львове. Закончив таможенный и пограничный ритуал, через четыре часа вылетаем в Киев. Последняя ночевка перед Москвой.
6 мая. Утром встали рано. Все волнуются. Погода хорошая, но Москва не принимает – сильный ветер. Наконец получаем «добро». Ветер попутный, и нас быстро несет домой. Через три с половиной часа пошли леса Подмосковья. Вот и аэродром. Снижаемся по спирали, видим толпу встречающих – там наши родные и друзья. Ровно два месяца назад мы покинули их, и вот мы снова дома. Перелет вокруг Европы закончен. Пройдено 11 тысяч километров, выполнена очень трудная работа...
Весь этот дневник – только торопливый слепок с двух месяцев той насыщенной жизни, к которой так привык Гарнаев. Они прошли над Европой сквозь все ее дожди, как бы гонимые ветром, до сих пор не признающим границ, – тем ветром, что мы исстари привыкли благословлять, если он становится попутным и несет нам благоденствие долгого мира... Летчик-строитель – это новая профессия нашего тревожного века, но она из тех, которым прежде всего должно принадлежать нормальное будущее.
И сквозь скупые строки дневника можно было бы увидеть гораздо больше, чем успел записать Гарнаев. «Вертолет стал обледеневать». «Через час приземлились в Вене...» За этой короткой записью стоит очень многое: в горах, сквозь которые когда-то ценой жизни прорвался Гео Чавес, большой вертолет при очень плохой видимости, уже обледеневая, прошел дорогой, известной только местным летчикам. И два австрийских пилота, вдруг увидев над собой вертолет, все время ехали за ним на машине. К их удивлению, опыт экипажа и его уверенность в своем мастерстве благополучно провели машину над горами вслепую...
* * *
В свободное время Гарнаев любил со своего бетонного аэродрома зайти на небольшой соседний, где пахнет травой и живой землей и где молодые токари, служащие или студенты, как и он когда-то, обучаются летному делу в аэроклубе, часто мечтая втайне тоже стать когда-нибудь испытателями. Он любил потолковать здесь с учлетом, сказать ненавязчиво пару точных и теплых слов, которые пригодятся на будущее.
Мне кажется, что вас было бы трудно отличить друг от друга, если, конечно, не говорить о разнице в возрасте, а тем более о том, что вы уже не встретитесь никогда...
Однажды в обыкновенной московской бане к человеку, татуированному буквально с ног до головы, подошел мальчишка и сказал, что в другом углу моется точно такой же синий, – так после многих лет разлуки вдруг неожиданно увиделись два кочегара с броненосца «Потемкин»; когда корабль после восстания уходил интернироваться в Румынию, все в кочегарке с горя разрисовали себя, чтобы когда-нибудь узнать при встрече. Вы оба были схожи, как два потемкинца, – если бы все сложилось иначе, простое имя Коли Федорова могло бы стать таким же известным и веским, как и простое русское имя Юры Гарнаева. Выйдя из обычной рабочей семьи, вы оба привыкли с детства во всем рассчитывать прежде всего на себя.
Когда эта книга сдавалась в набор, в ней было написано: «Я говорю прежде всего о Гарнаеве потому, что в летной комнате он стал образцом для молодых не только как испытатель, но и как бесстрашный боец с судьбой, – недаром после самых трудных лет жизни он хранил подаренную другом зажигалку с надписью: «Не покоряйся судьбе, а выходи навстречу». Для молодых космонавтов он стал легендой – человек, который уходил из самых тяжких ситуаций, дважды выпрыгивал из-под вращающихся лопастей вертолета, рвал грудью провода при приземлении с парашютом. В минуты опасности он не терял воли к жизни, энергии, упрямого мужского оптимизма. Настоящий рабочий неба, он навсегда был слит с любимым своим делом, его никто не видел даже за таким безобидным, но пустым занятием, как игра в домино. Меня пленяет широта его таланта – он выступал на клубной сцене, писал стихи. Известный летчик и парашютист, он прошел через десятки городов и стран – побывал в Америке у конструктора Игоря Сикорского, обучал в Каире арабских пилотов, – он много учил других и всегда учился сам, не потеряв ни разу главного в жизни: преданного интереса к своей работе, острого сознания всего ее значения для расцвета техники нашего века».
Теперь, перечитав эти строки, невольно ставшие моим прощальным словом, я думаю, как мы еще часто бываем недостаточно щедры к живым, если приходится доказывать, как мало еще знаем мы тех, кто несет на себе небесный свод, как атланты в известной песне; кто своей ежедневной работой на опасном, переднем краю рвущейся в небо техники каждый день готов закрыть собой нашу землю от всех пожаров...
Я знаю, что даже писать мне теперь будет трудно – одному крылу без другого. Каждый, кто с чистой совестью пережил войну, не может не сказать перед теми, кто погиб, – в морской или в самой обычной пехоте: простите, что мы еще живы и судьба тогда пощадила нас. Но время проходит, и кто-то снова будет опять с детства стремиться вслед за своим косым дождем, куда-то за горизонт, и кто-то должен опять позвать их в этот путь, как звали нас в свое время те дорогие нам имена, что после себя оставляют огонь, а не пепел.