Текст книги "Спираль"

Автор книги: Андрей Лазарчук

8

Отрыв начинался лет десять назад как белорусская «игорная зона», созданная по примеру российских, но в отличие от последних – в правильной точке, в междуречье Днепра и Припяти, на тех местах, откуда после восемьдесят шестого года всех выселили, но где уже к двухтысячному уровень радиации снизился практически до фоновых значений; то есть вполне пригодные земли пустовали. Но и с этим проектом долго раскачивались, пока в ноль шестом не произошла Вторая катастрофа – и Зона вдруг в одночасье стала местом модным, легендарным, таинственным, сакральным; для кого-то поездка туда была не более чем сафари, а для кого-то – паломничеством. Разумеется, девятьсот девяносто девять из тысячи туристов законопослушно не пересекали обозначенных границ, довольствуясь наблюдением и аттракционами; остальных водили в буферном коридоре, показывая кладбища техники, заброшенные деревья да кучи костей – чудовищных мутантов и больных коров вперемешку…

Понятно, что как грибы выросли отели: от скромных туристических до вполне себе пятизвёздных – тех, что при казино. Всё как-то цеплялось одно за другое: экзотика, ощущение опасности и тайны, близость настоящего преступного мира, почти безопасного для посторонних, причастность к нелегальному обороту предметов неизвестного происхождения – возможно, инопланетных? Всё это будоражило кровь. Если на витринах сувенирных лавочек лежали имитации найденных в Зоне редчайших артефактов, то за углом из-под полы можно было купить и настоящий, обладающий какими-нибудь сверхъестественными свойствами: например, приносить удачу в игре. Немало умельцев, располагая всего лишь газовой горелкой, доставшимся от родителей советским копеечным хрустальным сервизом, набором солей и минеральных пигментов, книжкой «Цветное стекло – своими руками» или подшивкой журнала «Химия и жизнь» за семьдесят шестой, кажется, год – сделали себе состояния, и немалые состояния. Особенно ценились «чёрные глаза» с голубоватым отливом, переливающиеся «нити» и алая «аура». Впрочем, и настоящий артефакт тоже можно было купить – зная, понятное дело, явки и пароли…

Сейчас Отрыв принимал за раз где-то шестьдесят-восемьдесят тысяч туристов, к услугам которых были три десятка казино, более сотни залов игральных автоматов, два десятка варьете, сотни ресторанов и баров, всепогодный крытый парк для гуляний с тысячами певчих птиц на деревьях, ипподром, гоночная трасса, дельфинарий, пингвинарий, четыре парка аттракционов, причём один из них – крупнейший в Восточной Европе… Юра понимал, что всё он не обойдёт, не успеет, поэтому рассчитывал больше на чутьё и на удачу. Он прошёлся по парку с аттракционами, стоящему на самом берегу Днепра, справедливо полагая, что именно там должен бы базироваться маленький гидросамолётик для катания, но ничего не увидел. Потом он почувствовал голод и наконец сообразил, что последний раз перекусил утром в автомобиле, когда они с Александром Антоновичем покидали стройку. Тогда они съели по бутерброду с копчёной сомятиной и выпили по бутылке пива – благо, с недавних пор вышло водителям вновь такое послабление.

Он наугад сунулся в ближайший ресторанчик, на котором было написано «Квітка кохання». Уже давно в негласном соревновании национальных кухонь украинская была признанным лидером, а Киев постепенно приобретал славу кулинарной Мекки Восточной Европы – впрочем, надеясь в перспективе потягаться и с Парижем, и с Римом.

Этот ресторанчик был маленький, столиков на двенадцать в двух разнесённых зальчиках, и, хотя время было межуточное, не пустовал. Юра пробрался в зал для некурящих (там было свободнее) и сел в уголке. В центре зала под потолком, держась за невидимую нить, медленно кружилась мавка с рыбьим хвостом.

– Чего изволите?

Официантка была томная, большая, с косой вокруг головы.

– На ваше усмотрение, – сказал Юра. – Нужно восстановить силы, но не обжираться, потому что ещё бегать и бегать.

– Поняла. – Официантка улыбнулась и скрылась с поразительной для её габаритов лёгкостью. Может, на ней надувные накладки, неуверенно подумал Юра, а сама она гимнастка?..

Юра восстановил силы маленьким стаканчиком самогона, полумиской подлинного киевского борща и бараниной с черносливом. Стоило это по среднерусским меркам сущие копейки; впрочем, Юра знал, что это особенность Отрыва, здесь всё продаётся едва ли не ниже себестоимости – разницу доплачивают игорные заведения; а, скажем, крупно проигравшиеся могут по специальной «чёрной карточке» один день жить бесплатно и бесплатно питаться два дня.

Расплачиваясь, Юра поинтересовался у официантки, не знает ли она, где здесь катают по воздуху, и оказалось, что да, знает – надо пройти через крытый парк, потом немного вперёд и налево – там ипподром, а сразу за ипподромом – лётное поле.

Оставив добрые чаевые, Юра понёсся в указанном направлении. Шаблонно мыслишь, ругал он себя на бегу, с какой стати – вода? Здесь летать над сушей, здесь поплавки не нужны…

Хотя погода была не такая уж и лётная, у полосатого павильончика толпился народ. Слышны были моторы – на стоянке техники возились с ярко-жёлтой «моравой», а на полосу заходил незнакомый Юре самолёт, похожий на микроавтобус с прилепленным сверху крылом. Под навесами стояли ещё несколько машин, пёстрых, как тропические бабочки.

Сунувшись в несколько дверей, Юра наконец нашёл незанятого человека. Это был, понятное дело, охранник. Он пил чай.

– Здравствуйте, – сказал Юра. – Скажите, пожалуйста, у вас тут работает Алёна Кутур? Лётчица?

– Я их по именам не помню, – честно сказал охранник. – Новенькая, что ли?

– Да.

– А сейчас спрошу. Подождите здесь.

Он накрыл кружку сложенной газетой и вышел.

Через минуту вернулся.

– Сейчас начальник подойдёт, он всё знает. А вам до неё какое дело есть?

– Просто… Нет, дел нет. А увидеть надо. Плохо попрощались.

– А-а… Тогда конечно. Да вот и он, начальник.

Юра повернулся. Перед ним стоял совсем низенький мужичок лет пятидесяти.

– Здравствуйте…

– Здорово, коль не шутишь. Кутур, говоришь? Есть такая. И что?

– Меня Юра зовут, – сказал Юра. – Я… в общем, нам с ней нужно увидеться. Хотя бы пару слов…

– Это от тебя она сбежала?

– Сбежала? Когда?

– Не когда, а куда. Сюда. Из Дубны своей.

– Да она не сбегала. Работу предложили… я наоборот, я её ни за что бы не отпустил…

Мужичок пристально смотрел на него с полминуты, потом кивнул:

– Верю. Так кто ты ей?

– Хочу на ней жениться, – рубанул Юра.

– Тут уже тоже многие хотят, – сказал начальник. – Ой, да ладно, не бледней. Алёнка девка правильная, хоть и оторва.

– Я не бледнею, – сказал Юра.

Он хотел сказать, что бледнеет только от гнева, а не от страха там или от неожиданностей, но понял, что запутается в объяснениях.

– Так вы её позовёте?

– Выходной у неё сегодня, – сказал мужичок. – Завтра к одиннадцати приходи.

– Чёрт, – сказал Юра. – Завтра к семи мне надо быть в Гомеле. Убываю к месту службы. А позвонить ей можно?

– Можно.

Начальник достал телефон, полистал меню. Подождал.

– Не отвечает, – сказал он. – Спит, может быть.

– А я её могу найти?

– Не знаю. Она где-то комнату снимает, на пару с этой… дочкой Андановича… Дмитро, как её?..

– Альбина, – сказал охранник.

– Нет, не Альбина, ты путаешь.

– Тогда Алевтина.

– Вот это точно. Алевтина. Гимнастка, выступает в «Мистрале». Если её найдёшь – и всё объяснишь – и она тебе поверит…

– Может, вы мне Алёнкин телефон дадите?

– Извини. Всё-таки я тебя первый раз вижу.

– Да-да, я понимаю. Ну тогда, если я её вдруг не найду – предайте ей, что я номер не менял и что очень жду её звонка. Передадите? Юра. Рука и сердце. И полмира в придачу.

– Передам.

– Ой. Вы, пожалуйста, номер этот запишите, вдруг она аппарат потеряла… или потёрла…

Он продиктовал номер.

– Так я пойду. Алевтина, «Мистраль». Гимнастка. Буду искать.

– Или завтра в одиннадцать, – сказал начальник.

Юра развёл руками.

Отчего это она вдруг днём спит? – пришла к нему по дороге тревожная мысль. Но тут же и ушла.

«Мистраль» он нашёл быстро, по указателям. Это был большой лёгкий павильон, весь из огней, формой напоминающий (Юра посмеялся про себя) градирню. Впрочем, здесь, в Отрыве, довольно много построек были выполнены с намёком на злосчастную ЧАЭС. Эти бутафорские трубы над казино «Монолит», по которым в небо скользят кольца мертвенно-зелёного пламени…

Сквозь ворота можно было видеть кусочек представления. Юра постоял пару минут и понял, что «Мистраль» – это цирк наподобие «Дю Солей», где нет номеров, разделённых клоунами, а всё действие течёт непрерывно. И как тут искать отдельно взятую гимнастку?..

Он обошёл павильон сзади. Дверь служебного входа была закрыта. Юра увидел звонок и позвонил. Замок тут же щёлкнул. За дверью было полутемно. Двое в одинаковых костюмах – униформисты? – стояли и курили.

– Добрый вечер, – сказал Юра. – Как бы мне увидеть Алевтину, гимнастку?

– А! – сказал один. – Налево и ещё раз налево – вторая дверь.

– Спасибо, – кивнул Юра.

Его, конечно, приняли за кого-то другого, и этим следовало пользоваться.

Итак, налево. Коридорчик загромождали какие-то ящики и коробки – местами оставляя такой проход, что протиснуться можно было только боком. И ещё раз налево, какой-то отнорочек, в торце его огородное пугало на велосипедном колесе, а по сторонам две двери – одна напротив другой.

Какая из них? Будем считать, что левая.

Юра постучал, потом вошёл. Это была голая комнатка с зеркалом на стене и фиолетовой ширмой в углу. Из-за ширмы выглядывала кушетка, а на кушетке виднелись девичьи ноги в полосатых чулках.

– Алевтина? – негромко спросил Юра, не желая испугать – а вдруг спит?

– Нет, – сказали из-за ширмы. – Настоящее имя – Варфоломея. Названа в честь знаменательного события – поднятия шпаги над мостом бракосочетаний. А ты кто?

– Уже и не знаю, – сказал Юра.

– Мозги вскипели. Знакомо. Заходи, наливай, пей. Ах, да. Садись.

Ноги подтянулись, освобождая Юре кусочек кушетки. Он осторожно подошёл, заглянул за ширму. Неестественно чёрная растрёпанная девушка в фиолетовом трико полулежала-полусидела, закинув голову и показывая на что-то вверху указательным пальцем вытянутой левой руки. Юра сел.

– Вообще-то я ищу Алёну, – сообщил он.

– Благородное дело, – не отрываясь от созерцания чего-то невидимого, сказала чёрная. – Обязательно зачтётся.

– Ты ведь с нею живёшь?

– Смотря в каком смысле. Мы делим время, но не ложе. Я днём, она ночью.

– А где она сейчас?

– Кто?

– Алёнка.

– Алёнка? Ах, эта… У неё секреты. У неё тайные встречи. Свечи и плащи. А ты кто?

– Юра.

– О, Юра… Это всё объясняет. Юрский период обязательно проходит, когда кончаются динозавры. У тебя ещё остались динозавры?

– Да, только очень маленькие.

– Большие мешают… – Девушка наконец посмотрела на Юру. – Большие – они самодовольные. А ты нет. Почему?

– Трудно сказать…

Дверь приоткрылась, заглянул человек, раскрашенный напополам: верх лица красный, низ чёрный, правая рука красная, левая чёрная. Трико на нём было зеркальным, как ртуть.

– Приехали?

– Да, но…

– Ну, вы её отвезёте?

– Я адреса не знаю.

– Как?

– Ну… так вышло.

– А вы вообще кто?

– Юра. Шихметов. Я друг её соседки по квартире.

– Алёнки?

– Да.

– А как же вы адреса не знаете?

– Я только что приехал.

– Понятно. Чёрт, я тоже не знаю, а Альку сейчас не раскачаешь…

– Что с ней?

– Мимо батута пришла. Копчик вдребезги, ну и не только, я так думаю.

– И не обратились в больницу?

– А зачем? Вкололи «зорьку»…

– Что вкололи?

– «Пионерскую зорьку»… А, вы же только приехали. Ну, это из Зоны выносят такую штуку – дум-мумиё называется. В смеси со «спиралью» получается «зорька». Человек ничего не соображает, но заодно ничего не чувствует. И за день-два все кости срастаются. Алька к утру уже будет в порядке… да, но как бы её домой-то отвезти? Вы точно адрес не знаете?

– Точно. А у вас здесь никаких данных нет, ничего не записано?

– Да есть, по идее, всё. Только в сейфе. Ключ у директора, директор в Минске, приедет завтра. И как назло, никто у девчонок в гостях не был – да они недавно эту хатку сняли, недели две всего… Слушайте, Юра. А попробуйте Алёну найти. Она часто играет на бильярде в «Катманду», это от главного входа прямо, прямо и прямо, никуда не сворачивая – ну, минут десять ходьбы. Попробуйте? Я с Алькой пока посижу…

– Хорошо, – сказал Юра. – Только если я Алёну не найду, мне и возвращаться не будет смысла.

– Ну, в общем, да. Холера… Ладно, мы тут Альку как-нибудь пристроим. Холодно будет ночью… эх, прорвёмся! Первый раз живём, что ли?

9

По дороге Юру затрясло. Он понял вдруг, что ни за что, ни под каким видом не встретит сегодня Алёнку, что обстоятельства всё время будут складываться так, что они с ней будут вращаться по разным орбитам, не пересекаясь и не сталкиваясь. Просто сегодня такая ночь. Нет смысла ломить наперекор судьбе. Может быть, наоборот: имеет смысл попытаться обмануть судьбу: сделать вид, что ты никого не ищешь, сесть под деревом и терпеливо ждать – или даже запустить приманку?.. Он шёл и думал над этим, потому что иначе было бы совсем невмоготу. Он зря приехал. Ничего не получится. Всё напрасно. Не сегодня. Надо ждать. Ты в засаде. Кто сколько ждёт в засаде, потом столько живёт в раю.

Бар-бильярдная «Катманду» располагалась в полуподземелье – под как бы приподнявшейся бетонной плитой. Найти его можно было только благодаря огромной переливающейся всеми цветами мандале.

Внизу было душновато и – очевидно, для антуража – накурено благовониями. На Юрин вкус, с этим они переборщили.

За всеми шестью столами шла игра, азартный треск шаров метался под потолком, публика иногда сдержанно аплодировала. Алёны видно не было. Юра подошёл к стойке, взял лимонной водки и тарталетки с ветчиной и сыром. Спросил бармена про Алёну. Да, она заходит сюда, играет, хорошо играет, её уже знают. Но сегодня ещё не появлялась. Может, позже.

Юра с полчаса смотрел, как играют. Сам он игру любил, но недавний опыт общения с Юсуфом намекал, что следует проявлять осторожность. Тем более что начинал учиться он неправильно: на базе в Дербенте имелся один стол, весь в горбах, шары набирались из разных комплектов, и надтреснутые не выбрасывали. Тут хорошему не научишься, тут только дурному научишься…

Времени было уже половина десятого. Юра положил себе выехать в четыре утра; маршрутки на Гомель уходили каждый час днём и каждые два часа – ночью.

Юра оставил бармену записку для Алёны и вышел наружу. Стало основательно прохладнее, сыпал мелкий дождик. Из-за этого миллионы огней Отрыва слились в единое световое тело, невероятно сложную объёмную и, кажется, четырёхмерную фигуру – для описания её нельзя было создать формулу, её нельзя было нарисовать на листе бумаги, и для неё не было придумано слов…

Людей, как ни странно, меньше не стало. На площади танцевали под маленький этнический оркестрик, ни одного инструмента Юра раньше и в глаза не видел. Рядом, распространяя тревожный запах керосина, четыре девушки в очень смелых нарядах устраивали огненное шоу, вращая вокруг себя множество клубков огня по сложным, невообразимым орбитам. А дальше – играли во что-то вроде хоккея, гоняя по асфальту яркий вспыхивающий от ударов мяч разноцветными флюоресцирующими клюшками…

Побродив около часа, Юра оказался перед огромной подковой – правда, открытым концом вниз, то есть обещающей быстрое разорение и полную утечку удачи. Однако оттуда доносились приятный музыка и голос, не сильно заглушаемые обычным в таких местах галдежом. Юра вошёл под подкову, здесь был полумрак, но столики и свободные места можно было рассмотреть. Юра присел, ему тут же подсунули меню. Он снова взял лимонной водки, чтобы не смешивать, и стал смотреть и слушать.

Пела девочка – под рояль, скрипку и флейту. Ансамбль располагался на освещённом возвышении, и Юре показалось, что там уместнее смотрелся бы ринг, нежели рояль. Однако вот же…

 
Дождями лет, дождинками минут
Сентябрь осыпает день рожденья.
За окнами мелькают чьи-то тени,
Всё ближе, всё быстрее… Не войдут.
 
 
Им суждено остаться за окном,
А я не в силах сквозь стекло прорваться,
Но я кричу, я должен докричаться,
А тени мне в ответ: – Потом… потом…
 
 
Живи сейчас, а нас не береди,
Тебе ещё не время, право слово,
Когда окликнешь – повторимся снова,
Но большее забвенье впереди…
 
 
Прости, спешим: у нас сегодня дождь.
У нас и у тебя сегодня праздник.
И за окном меня бестенье дразнит,
В котором ничего не разберёшь.
 
 
Я стряхиваю капли сентября
И снова окунаюсь в день рожденья
Из мира, где меня былые тени
За то, что я – «сейчас», благодарят…
 

Вокруг захлопали, кто-то даже встал. Девочка раскланивалась. Юра сообразил, что смутно её помнит. Господи, подумал он, она же приезжала в часть в прошлом году, и как раз после её приезда случился прорыв со стороны Шеки сразу по нескольким перевалам, и нас бросили на помощь горным стрелкам, которых отрезали, и именно тогда штабную машину подорвали направленным фугасом, и Юре просто посекло мелкими осколками плечо, шею и затылок, а водителя и Витьку Панфилова, который никогда не любил ездить на переднем сиденье, а сейчас почему-то поехал, изодрало, как картечью, причём Витька ещё два часа жил… Как же её зовут? Имя почему-то напоминало кошачье. Чара? Нет, Чана. Чанита.

 
За годом год – одно и то же:
Меняет даты календарь,
Морщины бороздя на коже;
И вновь с полуночи январь
Сменил декабрьскую слякоть,
Ледок на лужах подновив…
А мне – смеяться, пить и плакать.
И задыхаться от любви.
Ох, любо, братцы, как же любо
Смеяться было в эту ночь —
До синевы сжимая губы,
Которым говорить невмочь —
И, как в песок, в сухую глотку
Вгонять шампанского глотки
И не хмелеть. И ясно, чётко —
Чуть суше разве? – бьёт в виски.
Год начался таким паденьем,
Что ниже невозможно пасть,
И болью – до осатаненья,
И самоистязаньем – всласть.
Свеча тихонько оседает,
В блаженный погружаясь сон.
Благослови, зима седая,
Всех тех, кто не был освящён.
Бенгальским росчерком блестящим
Был перечёркнут старый год
И начался год настоящий…
О, скуки он не принесёт! [1]1
  Стихи Ирины Андронати.


[Закрыть]
 

Да уж. Скуки точно не было.

Понимая, что ещё немного, и его прорвёт, и никакой силы воли не хватит, чтобы остановить и удержать раскручивающуюся пружину, Юра тихонечко пошёл к выходу. Но, наверное, опоздал.

Началось что-то вроде тихой истерики, не видимой никому постороннему. Такое с ним довольно часто случалось в юности, в основном от застенчивости, и принесло ему славу беспощадного бойца и не знающего страха идиота – прыгал с крыши на крышу через переулок, ходил по тонкой трубе, перекинутой через глубокий овраг, и по гребню десятиметрового рассыпающегося брандмауэра, нарывался на поножовщину… Что-то внутри гнало его, и он не мог этому противостоять; о произошедшем потом помнил плохо, как о странных снах, и всегда вспоминал с мучительным стыдом, даже если ничего постыдного не совершал. Видимо, нехорошо было от самого факта утраты контроля. С возрастом это почти прошло и вот уже несколько лет не случалось…

Сейчас он обнаружил себя сидящим за деревянным столом, плотно окружённым людьми; было зверски накурено. Напротив сидела девица, вся в чёрном, с прямыми чёрными волосами, закрывающими пол-лица. Левая река его, как чужая, лежала ладонью вниз на столе, растопырив пальцы, а правая со скоростью швейной машинки вонзала в промежутки между пальцами нож. Рядом стояли шахматные часы. «Дзыннь!» – сказали они очень отчётливо; конёк упал. Юра высоко поднял нож. «Двести сорок, потом я сбился», – сказал кто-то за спиной. «Двести пятьдесят шесть», – сказал другой. Раздались аплодисменты. Юра сгрёб разбросанные по столу купюры.

– Спасибо, – сказал он девице. Та выглядела расстроенной. – Ну, извини. Долгие годы тренировок.

– Да ладно, – сказала та. – Рано или поздно – всегда проигрываешь.

– И не возразить, – согласился Юра. – Что будешь?

– «Шаровую молнию».

Юра подошёл к стойке.

– «Шаровую молнию» и пятьдесят лимонной, – сказал он.

– Никогда такого не видел, – сказал бармен.

– Это у меня от природы, – сказал Юра.

«Шаровая молния» здесь делалась с мескалем вместо водки, а ледяной шар в бокале в полутьме светился – наверное, там был какой-то съедобный флюоресцент.

Юра посмотрел на часы: два с минутами. Алёна пока не звонила.

– Не турбуйся, – сказала девица. – Обещала отвезти – отвезу.

– Звонка жду, – объяснил Юра.

– Не позвонит. Хотела бы – уже бы позвонила. Бабы – они простые.

– Разные бывают.

– Искусно притворяются.

– Это входит в меню.

– Убил. Смотри…

Она кивком подбородка указала направление. Юра скосил глаза. Через столик сидел офицер в форме межнациональных сил. Китель его был расстёгнут, галстук сполз набок, щека и подбородок багровели от помады. Девка, сидящая рядом с ним, одной рукой гладила его по ширинке, а другой что-то вытаскивала из внутреннего кармана кителя. Потом другая парочка хлопнулась за тот же столик, закрыв видимость.

– Так кто ты? – спросила соседка.

– Пока никто, – сказал Юра. – Завербовался в «Волкодава». Но что это – толком не знаю. Слушай, мне неловко, но я, кажется, забыл твоё имя.

– А я и не говорила. Тайва.

– Как?

– Тайва.

– Никогда не слышал такого имени.

– А больше таких и нету. Значит, ты подался в «синие», – сказала она. – Забавно. Ну, может, притащишь что-нибудь интересное.

– Говорят, нельзя.

– Конечно, нельзя. Поэтому все и тащат.

– А ты тут, вблизи Зоны, всё время?

– Нет. Просто бываю иногда. Всё время – тошно. А так, набегами – прикольно. Пошли, я тебе интересную вещь покажу.

Они прошли каким-то переулком, стены по обе стороны были совершенно глухие, потом оказались в густых зарослях, над которыми висели оранжевые и голубоватые светящиеся шары. Дальше была аллея, почти безлюдная. Тайва тащила Юру почти бегом. В тупике аллеи стояло то, что показалось Юре то ли неработающим фонтаном, то ли абстрактной скульптурой. Несколько тёмных плоскостей, вплетенных в сложную металлическую арматуру. Похоже было на то, что всё это сооружение висит над цилиндрическим постаментом, не касаясь его.

– Что это? – спросил Юра.

– Зеркало, – сказала Тайва. – Иногда оно показывает будущее. Не боишься?

– Нет, – сказал Юра.

– Тогда встань вот здесь и смотри вон туда, где три зеркала сходятся…

Юра встал, где показали, и пристально уставился в указанную точку.

– Подожди, когда они сольются, и тогда…

Голос Тайвы вдруг поплыл. А чёрные плоскости то ли завибрировали, то ли расплылись немного, то ли покрылись туманом. Заболел лоб – как бывает от ледяного ветра в лицо. Потом заболели глаза. Потом буквально на четверть секунды плоскости стали прозрачными – будто в темноте открылось неровное окно в другую темноту…

Юра увидел себя – кажется, в длинной старомодной шинели, такие носили белые офицеры в исторических фильмах, – с непокрытой головой и какой-то непонятной маленькой штучкой в поднесённой ко рту руке. Из-за его плеча выглядывало некрасивое женское лицо, обрамлённое дикой копной красных волос. Дальше за спиной угадывались другие люди, и Юре в первый момент показалось, что по большей части это дети. Нет, просто сжавшиеся от страха…

Виски сдавило с такой силой, что он отшатнулся. Окно пропало, теперь это снова была комбинация из плоскостей и рам.

– Что-то видел? – сквозь звон в голове донёсся голос Тайвы.

Юра помахал рукой, пошёл куда-то вбок, нашарил скамеечку, сел. Казалось, ещё чуть-чуть, и голова взорвётся.

– Что за… чёрт?.. – выдавил он из себя.

– Тебя так сильно отжало? – Пальцы девушки забегали по его вискам, темени, лбу, коснулись глаз. – Подожди, это очень быстро проходит… особенно если погладить…

– Не надо…

Он боялся, что станет хуже.

– Нет-нет, поверь, я знаю.

И правда – боль под прикосновениями исчезала тут же, таяла, как пена.

– Лучше?

– Вроде бы… – Юра сам дотронулся до лба, провёл руками по лицу. – Ничего себе шуточки. Что это было?

– Это значит, ты увидел, как исполнилось твоё самое сильное желание.

– Да? – Юра вспомнил картинку. Она с готовностью возникла перед глазами. – Ничего не понимаю. Никогда такого не желал.

– А что, можешь сказать?

– Ну… просто я сам, какая-то страшная тётка, кто-то ещё за моей спиной – гуськом. Всё. Что к чему…

– Значит, это твоё будущее заветное желание, – серьёзно сказала Тайва.

– А это что, на самом деле – или аттракцион такой?

– Это на самом деле. Дар сталкерского сообщества «Долг».

– То есть какой-то… э-э… артефакт?

– Ну, типа да.

– Но они же, говорят, дорогие, как сволочи. Что, никто не пытался украсть?

– Пытались. Он всё равно тут же сюда же и возвращается. А с теми, кто украл… ну, в общем, неприятности всякие… Удача уходит.

– А ты смотрела?

– А то как же.

– Ну и что?

– Ну… не знаю. Ищу вот теперь. Мне место одно показали… ладно, проехали. Идти можешь?

– Да вроде бы.

– Тогда пошли, а то время поджимает.

– А сколько же?..

Юра посмотрел на часы. Было четыре пятнадцать.

– Ничего себе! Это я…

– Тебя как приковало. Долго. И не смотри на меня так. Я пыталась тебя оттащить… Да всё путём, успеем мы в твой Гомель. Я короткую дорогу знаю.

– Какую короткую, там же…

– Увидишь.